Текст книги "Голос крови (СИ)"

Автор книги: Клаудия Грэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава тридцатая

Джоф всегда считал себя хозяйственным парнем, но в нынешних обстоятельствах совершенно не знал, что делать.

– И куда нам все это теперь девать?

Они с Грир стояли в трюме старого корабля, который купили для полета на Сибенско. Корабль, доверху набитый термическими детонаторами, они спрятали в арендованном за небольшую плату ангаре вдали от оживленных мест и военных баз Хосниан-Прайм.

– А что, если нас с этим поймают? – не унимался Джоф.

Грир наклонилась ближе к стопке контейнеров, с отвращением разглядывая детонаторы:

– Тогда мы сможем все объяснить. Наши действия на Сибенско уже не тайна. Но ты прав: у нас на руках тонна взрывчатки, оставшаяся от уничтоженных террористов… и непонятно, куда ее деть.

Сначала Джоф предполагал передать детонаторы какому-нибудь коммандеру или адмиралу Новой Республики. Но миссия-то была не военная, а значит под юрисдикцию военного командования не подпадала. Она была, пусть и с некоторой натяжкой, в юрисдикции Галактического сената, но штука в том, что регламенты и процедуры сената не предусматривали ситуации, чтобы кто-то вдруг захотел сдать сенату оружие. Джоф подумывал вручить детонаторы самой принцессе Лее, но что, если это неправильно поймут? Ее и так боятся и ненавидят с тех пор, как выяснилось, что ее папаша был Дарт Вейдер, а если еще окажется, что у нее имеется неплохой запас взрывчатки в личном пользовании, тут такое начнется…

– А может, продать их? – осторожно предложил он.

– Ага, ты прав, самое время начать карьеру торговцев нелегальным оружием, – хмыкнула Грир.

– Так, а что делать-то? – Джоф плюхнулся на одно из откидных сидений, имевшихся в трюме. – Сидеть и любоваться на них?

– Я думала отвезти их обратно на Сибенско и сбросить в море. – Грир прислонилась к стене, скрестив руки на груди. – Но они ведь могут и взорваться, навредить природе или подводным судам, которые отправят исследовать место катастрофы.

– А что, сенат правда собирается кого-то туда отправить? – удивился Джоф.

На его памяти власть никогда не действовала так быстро и решительно.

Грир вздохнула:

– Как же, размечтался! Но готова поспорить, преступные группировки, у которых был бизнес или интересы на Сибенско, явятся проверить. Никто, хатты, возможно, даже кто-то из сочувствующих амаксинам… Они перероют все морское дно в поисках информации и того, что можно прибрать к рукам.

«Ну так и пусть себе подорвутся на этих детонаторах, не жалко», – хотел было сказать Джоф, но одумался и прикусил язык. Уж конечно, сами преступные воротилы не станут опускаться на океанское дно в батискафах. Они отправят кабальных работников или тех, кто по бедности не может отказаться даже от опасной для жизни работы. Будет нечестно, если эти ребята погибнут просто потому, что Джоф и Грир не нашли лучшего места, чтобы сбросить детонаторы.

Грир вдруг потерла висок и передернулась, и Джоф тут же всполошился:

– С тобой все в порядке?

– Все нормально. Просто голова болит. – Она сердито зыркнула на него и строго сказала, погрозив пальцем: – И не смей так дергаться из-за моего здоровья, понял?

Джоф заставил себя успокоиться:

– Понял.

Грир задумчиво посмотрела на детонаторы:

– Знаешь, что мы сделаем? Арендуем под них склад. Где-нибудь, где их никто не найдет.

– И что? Просто спрячем их там навсегда?

– И будем ждать указаний от принцессы Леи.

Джоф хотел спросить, что еще тут могут быть за указания, но не стал – сам догадался. Им удалось разделаться с Риннривином Ди и амаксинами только потому, что они действовали на свой страх и риск, и принцесса Лея едва не превысила свои полномочия. Если верить ей, существуют и другие вооруженные группировки, которые втайне готовятся развязать в Галактике новую войну. Сенат, судя по всему, не может и не хочет ничего против них предпринимать.

Вероятно, принцесса считает, что однажды у них не останется выбора, кроме как встать на защиту Республики самим. И когда этот день настанет, им понадобится оружие.

– Решено. Склад так склад, – сказал Джоф.

Рэнсольм Кастерфо собирался с духом, чтобы нанести этот визит, еще с вечера. И все равно, когда утром он шел по коридорам сената, сердце у него было не на месте. Остановившись перед нужной дверью, он помедлил. Одернул темно-зеленый костюм, поправил белоснежную рубашку, сделал несколько глубоких вдохов – и только после этого шагнул вперед. Двери автоматически открылись перед ним.

Грир на ее рабочем месте в приемной не было. Там вообще никого не было, кроме C-3PO, вид у которого при появлении Рэнсольма сделался совершенно обалделый, если, конечно, может быть обалделый вид у дроида.

– Сенатор Кастерфо?

– Я хотел бы поговорить с сенатором Органой, – ответил Кастерфо самым официальным тоном. – Если она согласится принять меня.

– Я немедленно сообщу ей о вашем приходе, сэр.

C-3PO двинулся к двери кабинета, но как-то боком, словно боялся поворачиваться к Рэнсольму спиной. Рэнсольм думал, что его заставят долго ждать или же сразу отправят восвояси, но, к его удивлению, C-3PO почти сразу же вышел из кабинета со словами:

– Похоже, ее высочество в самом деле желает говорить с вами. Хотя лично я не могу представить почему.

– Спасибо за откровенность.

Рэнсольм вошел в кабинет. Дроид, хвала звездам, остался снаружи. Лея сидела за столом в одежде, которую обычно носила в дороге, – светло-серых брюках и рубашке. Волосы ее были собраны в небрежный узел на затылке.

Все формальности и церемонии, сопутствующие работе в сенате, остались в прошлом. Всем своим видом она ясно давала понять: ее больше не волнует, кто что подумает.

Она не встала, чтобы поздороваться. И заговорила без злости, но сухо:

– Не могу поверить, что у вас хватило смелости прийти сюда.

– Я сам с трудом в это верю.

Хотя, по правде говоря, Рэнсольм считал, что ему не хватало не смелости, а понимания. В те недели, что тянулись после того, как всплыла правда об ее отце, он не мог заставить себя даже посмотреть на Лею. Для него она была только дочерью Дарта Вейдера, и более никем. Но вот он пришел и посмотрел ей в глаза – и увидел, что она все та же. Тот самый человек, которого он успел неплохо узнать и к которому проникся симпатией. И хотя своим поступком Рэнсольм навеки положил конец их дружбе, он мог хотя бы выразить Лее уважение, которого она заслуживала.

– Вы проделали прекрасную работу на Сибенско. Я изучил предоставленные вами данные, это просто удивительно. Думаю, я бы в жизни не смог совершить ничего подобного.

Она сложила руки на груди:

– Рада, что все-таки сумела заслужить ваше одобрение.

Рэнсольму больно было услышать такой ответ, но он знал, что сам виноват. Он пришел сюда не затем, чтобы просить прощения, а лишь для того, чтобы запоздало отдать Лее должное.

– Что ж, я со своей стороны рад, что вам удалось закончить эту работу и что вы не пострадали. Хочу, чтобы вы знали: я намерен всеми возможными средствами добиваться продолжения расследования.

Кивком попрощавшись, он направился к двери, но услышал:

– Рэнсольм! Постой.

– Да?

– Я не стану благодарить тебя за то, что поддержал мое вчерашнее выступление в сенате. Правду говорят не ради спасибо. Но признаюсь: тебе удалось удивить меня – на этот раз приятно. – На мгновение на ее лице показалась заговорщицкая улыбка, но тут же погасла. – Ты поставил общее благо выше собственных амбиций и целей своей фракции. Ты поддержал то, что считал правильным, и ты сказал правду, когда все вокруг хотели, чтобы ты солгал. Галактике нужны такие политики.

– Если сенатор поступает иначе, он зря занимает свое место. Как ты и сказала, такие поступки не стоят благодарности.

– А я говорю не о благодарности. Я говорю об ответственности, которая теперь лежит на тебе. – Лея вздохнула. – Я потеряла все влияние в сенате, и его уже не вернуть. Поэтому тебе придется найти других союзников как среди популистов, так и среди центристов. Тех, кто способен честно работать сообща, чтобы вытащить нас из этой переделки и, возможно, даже предотвратить войну.

– Ну, до этого уж точно не дойдет.

– Надеюсь, ты прав. Я все еще верю, что мы сумеем найти путь обратно к мирному сосуществованию. Но вывести нас на этот путь сможешь только ты и такие, как ты. Потребуется немалое время, чтобы основать движение, способное вытащить сенат из застоя. Тебе придется заявить о своей независимости, чтобы никто из политиков не мог больше сваливать на тебя грязную работу. Тебе придется научиться лучше различать, кому стоит доверять, а кому нет. Долгое время ты будешь один против всех. – Лея смотрела на него так, будто читала в его душе, но Рэнсольм не представлял, что она там видит. После долгого молчания она сказала: – Я верю: ты сильный и ты справишься.

Ее слова страшно смутили его, но в то же время придали отваги. Рэнсольм кивнул:

– Я всегда буду верен своему долгу.

– Да. Думаю, будешь.

Больше им нечего было сказать друг другу – возможно, и никогда не будет. Поэтому Рэнсольм молча поклонился и вышел.

На обратной дороге его одолевали печальные мысли – не о трудном будущем, предстоящем ему, но о Лее. Усталая, всеми покинутая, изгнанная из политики, она продолжала думать об общем благе.

Рэнсольм понимал, что она передала эстафету ему. Теперь ему предстоит взять на себя ее заботы. Он надеялся, что справится.

* * *

Десять дней спустя после выступления в сенате Лея впервые появилась на публике, с тех пор как стало известно ее происхождение. Ей не хотелось оказаться среди враждебно настроенной толпы, но она не собиралась и дрожать от страха до конца дней своих. Кроме того, Вариш Вицли справедливо заметила, что обстоятельства для первой попытки самые что ни на есть подходящие.

– Я тебе скажу грубо и прямо, – сказала Вариш. – Ты у нас – героиня войны и сенатор, безупречно служивший обществу много лет. Поэтому нельзя, чтобы избиратели думали, будто мы тебя чураемся. Даже если они сами все еще шарахаются от тебя, нам они этого не простят. Скажут, что все популисты – нервные дамочки. Но и представлять тебя на публике как одного из наших лидеров мы тоже не можем. Остается только одно: чтобы ты посещала мероприятия в честь других популистов. Улыбайся, маши, и пусть публика заново привыкает к тебе. А когда привыкнет, мы потихоньку начнем тебя продвигать, доверять дела, возвращать тебе былое влияние.

Сама Лея не верила, что сможет когда-нибудь вернуть доверие народа, но решила последовать совету Вариш просто из признательности. Кроме того, приятно будет увидеть, как чествуют Тай-Лина Гарра, ее старого друга.

Первый митинг в поддержку Тай-Лина был назначен в одном из самых обширных парков Хосниан-Прайм, излюбленном месте прогулок для гостей со всей Галактики. Тай-Лин выбрал площадку у огромного фонтана в форме веера – подарка Гаталенты к основанию Новой Республики. Место было красивое, но выбор его имел и символический смысл: Тай-Лин тем самым давал понять, что считает себя прежде всего гражданином Гаталенты.

Лея, в скромном оливково-зеленом платье, устроилась в заднем ряду на скамейках, расставленных для членов партии позади места выступления кандидата. Она надеялась, что никто не обратит на нее особого внимания. Пока что ее удостоили пристального взгляда только охранники, обеспечивавшие безопасность; один из них так и продолжал следить за ней. Это было бы оскорбительно, если бы не было так смешно. Лея аплодировала вместе со всеми и от души радовалась, когда огромная толпа сторонников поддерживала Тай-Лина криками и хлопками. Его алая мантия казалась знаменем будущей победы на выборах.

Про себя Лея понимала, что выставить кандидатом Тай-Лина было большой ошибкой. Да, самодисциплина и скромность защитят его от соблазнов единоличной власти. Однако то, как он собирался использовать эту власть, точнее, не использовать ее вообще… Это было все равно что вовсе похоронить идею объединенного галактического государства, более того, идею о том, что какое бы то ни было единое правительство способно служить мирам и защищать их.

Но Тай-Лин доверял Лее. Он не усомнился в ней, когда раскрылась ее тайна, и он, один из немногих, понимал, как человек, владеющей Силой, пусть даже темной ее стороной, мог быть отцом таких людей, как Люк и Лея. И если Тай-Лин победит на выборах, наверное, он и тогда не отвернется от нее.

«Пусть мне уже никогда не вернуть политическое влияние, – думала Лея, – возможно, я смогу продолжать отстаивать и защищать то, что считаю правильным. Если Тай-Лин будет время от времени прислушиваться ко мне, мы, может быть, достигнем нового понимания того, чем должен заниматься Первый сенатор. Так, чтобы и Тай-Лин, и Новая Республика были довольны. Пусть я не могу быть лидером, я могу быть советчиком. И продолжать работать на благо мира…»

– Ваше высочество… – пискнул кто-то поблизости.

Обернувшись, Лея с удивлением узнала Корр Селлу. Девушка пробилась через толпу, чтобы поговорить с ней.

– Корр… – Лея едва успела прикусить язык, чтобы по привычке не сказать «Корри». – Не ожидала тебя тут увидеть.

– Конечно, ведь я ушла от вас, – сказала Корр. – Сразу после того, как мы все узнали про Вейдера. Я неправильно поступила тогда. Все это время я вспоминала, как работала на вас, как восхищалась вами… И поняла, что оттого, что выяснилось, вы не перестали быть хорошим человеком. Нельзя было отворачиваться от вас из-за того, что вы не выбирали.

Лея надеялась, что некоторые ее знакомые со временем поймут это, но ожидала, что первыми окажутся самые опытные, мудрые, те, кто знал ее много лет. А их всех опередила шестнадцатилетняя девчушка.

– Я понимаю, – сказала Лея, стараясь говорить как можно мягче, хоть и приходилось перекрикивать шум. – И всегда понимала.

Корр кивнула и часто-часто заморгала.

– Я знаю, что мне уже не быть стажером у вас в офисе, – проговорила она дрожащим голосом, – но, если я могу как-то помочь вам, сделать что-нибудь для вас, можете на меня рассчитывать. То есть я хочу сказать – для меня будет честью помогать вам.

– Спасибо, Корр. Я очень ценю это. – Лея пожала ей руку.

– И… если хотите, можете и дальше звать меня Корри.

– Нет, тут ты была права. Ты уже не ребенок. Думаю, ты даже более взрослая, чем большинство собравшихся на этот митинг. Так что лучше я буду звать тебя Корр.

Корр наконец улыбнулась, и Лея поняла, что, если ей однажды понадобится помощь, она сможет смело обращаться к этой девушке.

После речей, конечно, настало время пожимать руки, лапы, клешни и щупальца. Толпа окружила Тай-Лина, а Лея попыталась тихонько улизнуть. Но покрытая золотистым мехом лапа мягко обняла ее за плечи и удержала.

– Даже не думай! – ласково сказала Вариш. – Оставайся. Тай-Лин непременно захочет потом поговорить после митинга.

– По моему собственному опыту избирательных компаний, после митинга Тай-Лин захочет только одного – упасть где-нибудь в тихом месте.

Лея помолчала, глядя на сутолоку вокруг старого друга. Как он умудряется сохранять достоинство и невозмутимость посреди хохочущей толпы поклонников и гордых родителей, требующих, чтобы он поцеловал их ребенка?

– Как думаешь, у него хорошие шансы на победу?

– Неплохие. Результаты опросов обнадеживают, хотя сейчас, конечно, судить рано, ведь центристы пока не выдвинули своего кандидата. Но мы-то думали, что из-за всего этого тарарама с тобой наша партия потеряет популярность, а этого не произошло.

– Наверное, ты единственная в Галактике, кто может назвать это «тарарам».

– За это ты меня и любишь, верно? – Вариш чуть крепче обняла Лею за плечи и начала мягко подталкивать ее в сторону толпы. – Ну хоть попрощайся с Тай-Лином, прежде чем уходить.

– Очень ему нужно мое «до свидания»! И я не хочу никому усложнять жизнь.

– Ты и не усложняешь. Чем скорее мы начнем вести себя так, будто все хорошо, тем скорее все снова станет хорошо. Кроме того, не думаю, что кто-то вообще тебя узнает. Тут такая толпа, что одни затылки видны.

Это было верно подмечено. Лея позволила Вариш затащить ее в гущу толпы. Главное было никого не толкнуть и ни с кем ни встречаться глазами. Если кто-то и узнал ее, они ничего не сказали. Или сказали, а она не расслышала в общем гаме.

Наконец они протолкались поближе к Тай-Лину.

– Тай-Лин! – окликнула Вариш из-за чьих-то спин. – А вот и мы!

Толпа чуть расступилась, и Лея увидела улыбающегося Тай-Лина в окружении избирателей…

…И одно лицо в первом ряду толпы оказалось знакомым. Высокие скулы, волосы с проседью, жгучие темные глаза. Хотя Лея видела эту женщину только в казино на Бастазе и на записях Рэнсольма, она узнала ее мгновенно. В толпе стояла Арлиз Хадрассиан.

И из-под длинного плаща Хадрассиан как раз достала бластер.

Лея не успела даже крикнуть – Хадрассиан выстрелила Тай-Лину прямо в грудь. Все закричали. Толпа бросилась врассыпную, но некоторые попытались пробиться к упавшему Тай-Лину. Лея бросилась к нему, рухнула на колени рядом – и только тогда поняла, что Хадрассиан не пыталась скрыться, а так и стоит на месте с бластером в руке. Стражи порядка бежали к ним, но что толку…

– Лея Органа, – прокаркала Хадрассиан. Уголки ее губ медленно приподнялись в зловещей улыбке. – Благодари судьбу, что я мыслю стратегически.

С этими словами она поднесла бластер к виску. Лея едва успела отвернуться, как раздался треск последнего выстрела и тело с тошнотворным глухим стуком повалилось на землю.

– Тай-Лин! – Лея перевернула друга на спину, чтобы осмотреть рану. – Тай-Лин, ты слышишь меня?

Но он, конечно, не слышал. Ему зарядили в грудь почти в упор из бластера в режиме поражения. Там, где билось его сердце, теперь чернела огромная дыра с запекшимися краями. Арлиз Хадрассиан отомстила за своих воинов.

Это великое несчастье для всей Галактики, поняла Лея. Но сейчас она не могла думать о политических последствиях, о грядущей катастрофе – ни о чем, кроме того, что ее друг лежит мертвый. Вариш горестно взвыла. Лея, стоя на коленях, коснулась лбом лба Тай-Лина. Она не могла придумать, как еще теперь попрощаться с ним.

Глава тридцать первая

Сенат единогласно объявил дни траура в связи с гибелью Тай-Лина Гарра. В минуты отчаяния Лея думала: возможно, центристы поддержали это предложение только из лицемерия. Но похоже, всеобщая скорбь была искренней. Никому не хотелось, чтобы исход выборов решали убийцы-фанатики.

Однако столь же единодушен, к ужасу Леи, сенат был и во мнении, что угрозу Новой Республике представляла одна лишь Арлиз Хадрассиан – террористка и преступница. Данные, добытые на Сибенско, позволили возложить на нее ответственность и за банкетный теракт, и за становление картеля Риннривина Ди, что и сделали как центристы, так и популисты. Теперь, когда убийца покончила с собой, опасность миновала.

– Нельзя делать таких поспешных выводов, – в отчаянии пыталась переубедить Лея своих коллег на небольшом собрании после торжественных похорон Тай-Линна Гарра. – Да, Риннривин Ди получил деньги от Хадрассиан, но откуда взяла их она сама? Она служила в имперской армии, потом некоторое время вела свой небольшой бизнес. Откуда у нее средства, чтобы собрать и вооружить целую армию?

– Лея, не надо, прошу тебя, – сказала Вариш. По ее пушистым щекам текли слезы. – В память о Тай-Лине, дай нам спокойно оплакать его.

Лея с досадой оставила свои попытки, по крайней мере на время. Если уж Вариш, одна из немногих оставшихся ее друзей в сенате, не желает слушать, другие и подавно не станут. Но она не хотела верить, что разрозненные комитеты навек забудут про расследование. У них есть вся необходимая информация. Лея добыла для них доказательства, а Рэнсольм подтвердил их подлинность. Рано или поздно сенаторы поймут: надо копать глубже, расследовать дальше…

Или не поймут?

На следующее утро, идя через коридоры и вестибюли сената, она заметила большую толпу у офиса сенатора с Мон-Калы. Из открытой двери доносился голос диктора, – видимо, кто-то в приемной включил новостной канал на максимальную громкость.

– Похоже, экстренные новости, – пробормотала Лея и подошла послушать.

Приблизившись к толпе, она смогла разобрать голоса:

– Давно известно: центристам нельзя доверять!

– Поверить трудно!

– Похоже, тут принцесса Лея ошиблась…

Автор последнего замечания осекся, заметив ее, залился густым зеленым румянцем и отошел в сторонку. Лее было все равно, главное – теперь она смогла подойти достаточно близко, чтобы разглядеть голографическую передачу, транслировавшуюся в приемной, и расслышать новости:

– …потрясены тем, что член Галактического сената мог поставлять информацию и поддерживать нелегальную вооруженную группировку…

Лея вздохнула с облегчением: наконец-то кто-то догадался копнуть глубже. Кто-то изучил собранные ею сведения и проследил, к кому они ведут.

И пусть она и не хотела винить во всем центристов, она не удивилась, услышав, что за всем заговором стоял кто-то из них.

Диктор заговорил снова:

– Сенатор Кастерфо в настоящее время взят под стражу и, согласно нормативным актам сената, будет заключен в тюрьму, а после судебного разбирательства отправлен на родную планету.

Рэнсольм?! Они арестовали Рэнсольма?

– Не может быть, – прошептала она, помертвев от ужаса.

– Я понимаю, для вас это, должно быть, большое потрясение, – сказал стажер из офиса чандриланского сенатора, единственный, кто проявил хоть какое-то сочувствие. – Похоже, он умел хорошо притворяться.

– Нет, вы не понимаете. Этого не может быть. Абсолютно невозможно, чтобы Рэнсольм Кастерфо стоял за всем этим.

Лея помнила наизусть каждый миг, каждый шаг расследования. Кастерфо нашел самые важные сведения, которые вывели их дальше. Он рисковал жизнью на Бастазе, чтобы спасти Лею. Он даже призывал сенат к дальнейшему расследованию. Неужели все правда думают, что он делал все это только ради прикрытия? Только полный идиот поверит в такое.

Но тут Лея поняла: те, кто выдвинул обвинение против Рэнсольма, не считают его виновным. Его подставили, чтобы убрать с дороги.

* * *

Грир сидела в приемной, погруженной в полумрак. День выдался облачным, и дневного света не хватало, но она не стала включать освещение. Она прокручивала на инфопланшете запись снова, и снова, и снова. Но от этого ничего не менялось.

Дверь открылась, и в приемную влетела запыхавшаяся принцесса Лея:

– Грир, они арестовали Рэнсольма…

– Знаю. – Голос девушки дрогнул. – Я прибежала сюда сразу, как услышала. Думала, мы сможем оправдать его запросто.

– Мы сможем! Как только все своими глазами увидят запись с камеры мотоспидера, они поймут, что он невиновен! – Лея села рядом с Грир, в нетерпении выхватила планшет у нее из рук… и уставилась на него, не веря своим глазам. – Но это же совсем не то, что было.

– Запись отредактировали. Очень тщательно. Сначала и до конца.

На экране Рэнсольм Кастерфо пожимал руку Арлиз Хадрассиан, указывая на ее истребители. Он правда пожимал ей руку и правда указывал на машины, но кто-то соединил два жеста, и получилось, что он хвалит террористку за проделанную работу.

Грир помнила, какую осторожную игру вел Рэнсольм с Хадрассиан. Он изображал дружелюбие, а энтузиазм ему изображать не пришлось. Теперь этот энтузиазм представал как одобрение покровителя, действовавшего, вот что самое главное, втайне от сената.

Лея покачала головой:

– Кто-то взломал код записи?

– Рэнсольм открыл доступ к оригиналу записи. После этого любой знающий хакер мог запросто отредактировать ее так, чтобы выдать подлинную запись за подделку.

Сердце Грир билось медленно и слабо, и на этот раз выгорание крови было, наверное, ни при чем. Ее мутило при мысли о том, какие же негодяи это подстроили. Что это за правительство, если оно допускает такие злодеяния?

Нет, не так: что это за правительство, если оно совершает такие злодеяния? Ведь это явно сделал кто-то из сенаторов или их помощников. И вероятно, он останется безнаказанным. Грир уже случалось испытывать разочарование по поводу сенаторов, но до сих пор она верила, что сенат стоит защищать, что за него стоит сражаться.

Теперь она видела, что сенат прогнил насквозь. Он стал как почерневший плод, обросший плесенью, – глупо пытаться отыскать в нем что-то, что стоит сохранить. Рэнсольм Кастерфо никогда особенно не нравился Грир, но за время расследования он проявил себя как талантливый, умный и принципиальный человек. А главное – он точно не имел отношения к тому, в чем его обвиняли. Никто не должен платить за преступление, которого не совершал. Но Грир ничего не могла поделать, только сидеть и смотреть, как творится страшная несправедливость.

«И это называется спокойная жизнь, которую я должна вести, если не хочу умереть от выгорания крови? Сидеть тихо и прислуживать коррумпированному сенату?»

Принцесса Лея, побледнев пуще прежнего, ахнула:

– Его отправят на Риосу уже сегодня. Ближайшим транспортным кораблем из главного ангара. Когда вылет?

Грир закрыла фальшивую запись и нашла нужные данные:

– Примерно через час.

Лея встала и быстро шагнула к двери:

– Мне нужно спешить.

В сердце Грир затеплилась надежда.

– Вы можете остановить их? Спасти его?

Лея обернулась через плечо, на лице ее были боль и чувство вины.

– Нет.

* * *

Лее повезло: движение в окрестностях главного ангара оказалось не слишком оживленным и она успела добраться до него на монорельсе вовремя. Почти вовремя. Когда она, задыхаясь, вбежала в ангар, двое солдат Новой Республики уже вели Рэнсольма Кастерфо к угловатому зловещему кораблю для перевозки заключенных.

– Стойте! – крикнула она. – Подождите!

Все трое повернулись к ней. Охранники, казалось, растерялись, а Рэнсольм даже не вздрогнул, – похоже, он уже полностью смирился с судьбой. Лея зашагала с ним, призвав на помощь то немногое, что осталось от ее авторитета.

– Мне нужно поговорить с сенатором Кастерфо.

Конвоиры переглянулись, надолго задумались, потом один из них сказал:

– У нас приказ доставить его на борт немедленно.

Лея напустила на себя невозмутимый и властный вид. Велела себе забыть, что она сенатор. Она, в конце концов, принцесса, и самое время напомнить об этом.

– Вы еще успеете исполнить свой долг. Дайте нам поговорить.

Они тут же отпустили Рэнсольма и отошли на несколько шагов назад. Хорошо. Лея взглянула Рэнсольму в глаза, и сердце у нее сжалось, когда он попытался улыбнуться.

– Первое дружеское лицо за сегодня, – сказал он, и голос его прозвучал спокойнее, чем она ожидала. – И вероятно, последнее, которое я увижу в жизни. Признаться, теперь я глубоко сожалею, что поддержал возвращение смертной казни на Риосе.

Лея обмерла от ужаса. На планетах, где самые тяжкие преступления карались смертной казнью, к таким преступлениям обычно относилась и государственная измена. Рэнсольму грозил не просто несправедливый приговор – ему грозила казнь за то, чего он не совершал.

– Я попробую помочь тебе, – обещала Лея. Она уже лихорадочно перебирала в голове возможности, но все пути были закрыты для нее. И все же она не оставляла надежды, что еще существует какой-то способ все исправить. – Напомню кое-кому о старых долгах, потребую независимого расследования…

– И ничего не добьешься. – В его улыбке была невыразимая печаль. – Подумать только, какая ирония. Я сам, своими руками, лишил тебя влияния и связей, которые могли бы спасти меня. Угодил в собственный капкан.

– Рэнсольм. – Лея закрыла глаза на мгновение, чтобы справиться с собой. Она только теперь осознала всю силу своего горя и гнева, и это потрясло ее. В эти минуты Рэнсольм снова стал ей тем близким другом, каким он был в тот вечер, когда они делились самыми страшными воспоминаниями. Словно он и не предавал ее. – Это случилось с тобой не потому, что ты напал на меня. А потому, что ты стал защищать меня.

– Потому что я понял: та, кого я считал врагом, на самом деле мой настоящий друг, а те, кого я считал друзьями, оказались врагами. – Самообладание все-таки изменило Рэнсольму. Он в отчаянии протянул к Лее скованные руки и до боли сдавил ее пальцы, но она лишь сжала его руки в ответ, чтобы поддержать. – Лея, прости меня. Что я натворил… Я предал нашу дружбу. Прости, что рассказал про Вейдера. Прости, что винил тебя в его преступлениях.

– Ты ненавидел его. Ты боялся его. Ты потерял способность мыслить здраво.

Это не оправдывало Рэнсольма в глазах Леи, но объясняло его поступок. И она могла понять и даже простить его.

– Меня утешает лишь то, – продолжал Рэнсольм, – что ты не оставишь попыток. Ты будешь и дальше бороться против затаившихся врагов в сенате. Пусть у тебя больше не осталось влияния и полномочий, но я знаю – ты умеешь находить кружные пути.

«Я не могу делать это вечно», – подумала Лея. Она так спешила, чтобы не опоздать сюда, так переживала за судьбу Рэнсольма, что совсем обессилела, словно все прожитые годы разом напомнили о себе. К тому же это были непростые годы. Ответственность за будущее должна перейти к молодым и сильным. Лея надеялась, что одним из них станет Рэнсольм. Но эту мечту, как и многие другие, их враги растоптали в пыль.

Один из конвоиров шагнул вперед:

– Транспорт отправляется. Мы не можем больше ждать.

– Но…

Лея не успела придумать, что сказать, как солдаты уже повели Рэнсольма прочь. Она бросилась за ними. Ей было все равно, насколько нелепо она при этом выглядит.

– Подождите, пожалуйста! Еще немного! Всего пару слов…

Конвоиры ничего не сказали, но остановились. Рэнсольм обернулся, и в этот миг он показался ей совсем юношей. Слишком молодым, чтобы умереть.

– Когда мы только познакомились, я подумала… я сказала, что, если бы ты был взрослым во время войны, ты был бы солдатом Империи. Что так и представляю тебя в имперской форме. – Лея покачала головой. – Я ошибалась. Ты никогда не стал бы служить Империи. Ты был бы одним из нас.

– Одним из вас, – эхом повторил Рэнсольм и снова улыбнулся ей, превозмогая боль. – Надеюсь, это правда.

Конвоиры двинулись дальше, и Рэнсольм позволил им увести себя. Он больше не обернулся.

И в эту минуту Лею охватила такая слепая первобытная ярость, что, будь у нее бластер, она застрелила бы солдат. В гневе она могла бы убить невинных людей, лишь бы не допустить такой нелепой и бессмысленной гибели Рэнсольма Кастерфо.

И тогда она поняла то, чего никогда в полной мере не понимала раньше. Она всю жизнь гадала, как ее отец перешел на темную сторону и превратился в Дарта Вейдера. Что подтолкнуло его на путь зла? Наверное, жадность, честолюбие или другие пороки, думала она. Ни разу Лее не приходило в голову, что это могли быть и благие побуждения: желание спасти кого-то или воздать злодеям по заслугам. На путь зла могут подтолкнуть самые благородные чувства: верность другу, жажда справедливости и даже любовь.

Неужели так произошло и с ее отцом? Теперь уже никто никогда не узнает. Но впервые за все эти годы она готова была признать, что в рассказах о том, каким был Энакин Скайуокер до перехода на темную сторону, в том, что долгие годы после этого в нем еще жило добро, может быть доля правды.