Текст книги "Тысяча осколков тебя (ЛП)"
Автор книги: Клаудия Грэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава 8
Я вытянула руку, пытаясь предупредить Тео, но этого не потребовалось.
– Сукин сын, – шепчет Тео.
Он подается вперед, и я хватаю его за футболку.
– Нет, Тео. Нет.
– Что ты... – поначалу он зол от того, что я остановила его, так зол, что это меня шокирует, но потом Тео заметно расслабляется. – Правильно. Не очень хорошее место для встречи. Вероятно, камеры и копы на каждом углу.
Но я остановила Тео не поэтом. Это произошло потому, что, увидев Пола, я перенеслась в ту секунду, когда услышала, как полиция говорит его имя, называет его подозреваемым в папиной смерти. Как ни странно, меня не сразу охватил гнев, я была слишком оглушена, чтобы испытывать такое уместное чувство. Я продолжала думать, что это не могло быть правдой. Ужасные вещи, которые я слышала, не могли быть реальными.
Когда полицейские стояли в нашей гостиной, мама плакала в ладони, когда они говорили о "подозрительных действиях" Пола. Я думала, что должна позвонить ему, чтобы Пол мог объяснить, что на самом деле происходит.
И сейчас, глядя на него, я не видела убийцу моего отца. Я вижу Пола, которого знала.
Тот, который заставил меня чувствовать себя наконец-то влюблённой.
День благодарения у нас в доме всегда был немного странным. У нас нет родственников кроме тёти Сюзанны, которая, кажется, думает, что Благодарение – это какая-то варварская американская традиция, от которой у неё появятся блохи. Поэтому мои родители приглашали толпу студентов-физиков, других профессоров и соседей. Аспиранты всегда приносили какое-то блюдо, а они приезжали со всего мира, что значит, что у нас могли быть кимчи или эмпанадас вместе с индейкой. Однажды Луис, который приехал с Миссисипи, принес что-то под названием тардакен, лично я не думаю, что еда должна называться таким словом, но это оказалась индейка, фаршированная курицей, которая фарширована уткой. И, должна признать, это было очень вкусно. Тардакен был одним из лучших блюд. Иногда они были почти грустными, например, в тот год, когда Тео принес кексы и мы все притворились, что они не из магазина.
Пол попросил разрешения готовить у нас на кухне, потому что у него не было плиты. Поэтому я наблюдала за его готовкой.
– Лазанья? – я подпрыгнула и села на стол.
– Такая, как её готовили Пилигримы.
– Это единственная вещь, которую я умею готовить, – Пол нахмурился на томатный соус в кастрюле, как будто он сделал что-то оскорбительное. – Единственное, что можно принести, в любом случае.
Я сделала усилие и не сказала, что, если он готовит в нашем доме, он точно ничего не приносит. Мы наконец достигли точки, когда я начала уютно себя с ним чувствовать, когда я начала верить, что могу разглядеть за тихим и неловким фасадом настоящего Пола Маркова.
Мама и папа были в университете, Тео где-то праздновал, Джози не прилетит из Сан-Диего до завтрашнего утра, очевидно, потому что она провела день за серфингом с друзьями. Поэтому мы с Полом были одни. Он был одет в свои обычные выцветшие джинсы и футболку. Я клянусь, он не знает, что людям можно носить что-то кроме черного, серого, белого и джинсы. Я каким-то образов почувствовала себя слишком вырядившейся в тунике и леггинсах.
– Почему ты не поехал домой на День Благодарения? – я сделала усилие и не добавила "как нормальный человек". – Ты не хочешь увидеть своих родителей?
Губы Пола сжались в тонкую линию.
– Совсем нет.
– Ох, – если бы я могла взять слова назад, но я не могла. Я очень тихо добавила. – Извини.
– Все хорошо, – прошла еще одна секунда неловкой тишины между нами, и он добавил. – Мой отец, он нехороший человек. Мама не возражает ему. Они не понимают жизнь, которую я выбрал. Они рады, что у меня стипендия, поэтому я не стою им денег. Больше, особо нечего рассказать.
Это очевидно было большой ложью, как это нечего больше рассказать? Но я не собиралась быть еще более грубой и начать выпытывать. Я просто подумала, что за родители это должны быть, чтобы им не нравилось, что их сын – блестящий физик. Или что могло скрываться за фразой "нехороший человек".
Я пыталась придумать, как перевести разговор на другую тему.
– Так, хм, что это за музыка?
– Рахманинов. Восемнадцатая вариация Рапсодии на тему Паганини, – его глаза взглянули на меня с беспокойством. – Не очень современно, я понимаю.
– Это Тео дразнит тебя насчет классической музыки, не я, – поскольку Тео не было рядом, я наконец призналась. – На самом деле, она мне нравится. Классическая музыка.
– Да?
– Я не специалист по композиторам, но я немного узнала на уроках фортепьяно, – я поспешила добавить. – Просто, когда я слышу её, я думаю, что она красивая.
Рахманинов был удивителен, на самом деле, ноты фортепьяно снова и снова кружились в бесконечном крещендо.
– Ты всегда извиняешься за то, что чего-то не знаешь, – Пол даже не поднял глаза от чаши, где он смешивал моцареллу и домашний сыр. – Тебе надо это прекратить.
Обидевшись, я выпалила:
– Извини за то, что не родилась всезнающей.
Он остановился, сделал глубокий вдох и посмотрел на меня.
– Я имел в виду, что тебе не должно быть стыдно от того, что ты чего-то не знаешь. Нельзя начать учиться до тех пор, пока не признаешь, сколько ты не знаешь. Нет ничего плохого в том, что ты не знакома с классической музыкой. Я не знаком с музыкой, которую слушаешь ты, например, Адель и Машина.
– Это "Флоранс и Машина". Адель выступает соло, – я хитро взглянула на него. – Но ты это знал, разве нет? Ты просто хотел, чтобы я себя почувствовала лучше.
– Хорошо, – сказал Пол, и я поняла, что он ошибся непреднамеренно.
Прежде, чем я смогла подразнить его, он нахмурился на свою лазанью, как будто это был научный эксперимент, который прошел не как запланировано. Листы теста, которые он положил вниз, начала скручиваться, словно пытаясь сбежать.
– Ты купил лазанью без варки, да? – сказала я, спрыгивая со стола. – Она иногда так себя ведет.
– Я думал, так будет быстрее!
– Ты мог бы положить туда и другие листы, не отваривая их предварительно, ой, подожди, -я схватила один из фартуков с крючка и быстро завязала его. – Я помогу.
В течение нескольких следующих минут мы работали бок о бок: Пол выкладывал слоями сыр, листы лазаньи и соус, и деревянными ложками мы пытались удержать тесто от скручивания до тех пор, пока не покроем их несколькими слоями начинки. От пара мои волосы растрепались, Пол ругался по-русски, и мы оба глупо смеялись. До того вечера я не знала, что Пол может так много смеяться.
Как только мы закончили, нам потребовалось прикрыть сковороду перед выпечкой, и мы оба одновременно протянули руки к фольге. Наши пальцы соприкоснулись всего на секунду. Большое дело.
Я видела его практически каждый день в течение года, но в то мгновение я увидела Пола новыми глазами. Словно я только что поняла чистоту его глаз, сильные линии его лица. Словно его тело перестало быть крупным и неуклюжим, и стало сильным. Мужественным.
Привлекательным.
Нет. Сексуальным.
И что он видел, гладя на меня? Чем бы это ни было, это заставило его слегка раскрыть губы, словно от удивления.
Мы оба сразу же отвели взгляд. Пол оторвал кусок фольги и когда лазанья оказалась в духовке, он сказал, что ему нужно поработать над формулами. Я пошла к себе в комнату рисовать, что значило, что я смотрела на свои тюбики с краской в течение нескольких минут, пытаясь восстановить дыхание.
Что только что случилось? Что это значит? Значит ли это что-нибудь?
Все время после смерти отца я желала, чтобы этого происшествия с Полом не было. Но я не могла отменить это.
Пол Марков опасен. Он убил твоего отца. Ты это знаешь. Если ты не можешь ненавидеть его за это, что ты за слабак? Не упусти еще одну возможность. В следующий раз, когда увидишь его, не сомневайся. Не думай ни о лазанье, ни о Рахманинове.
Действуй.
У нас получилось следовать за Полом по станции так, чтобы он нас не видел.
– То, что ты увидела, – бормочет Тео. – Это возможно напоминание. Он сейчас нас узнает. Оставайся сзади него.
Предчувствие Тео было верным. Пол направлялся на конференцию, где собирался появиться Ватт Конли. Для события, посвященного технологиям на пике человеческих возможностей, было странно, что оно проводится в старом строении – зданию должно было быть больше ста лет, с его Эдвардианскими карнизами и роскошью. Толпа, наполняющая его, была странно разнопёрой. Некоторые – прилизанные профессионалы в костюмах цвета вороненой стали или чернил, разговаривающие с несколькими голографическими экранами, поднимаясь по лестнице, в то время как другие выглядят как студенты-первокурсники, которые только что встали с постели, но на них еще больше устройств, чем на тех, что в костюмах.
– Я говорил тебе, что ты слишком нарядилась для такого места, – бормочет Тео, в то время как Пол пропадает в дверях.
– Как он зашел? – говорю я. – У него уже есть пропуск или он проник без билета?
– Нет смысла волноваться о том, как он зашел, пока мы сами не окажемся там. Оставь это мне, ладно, Мег?
Очевидно, все свое путешествие через Соединенное Королевство Тео провел, пытаясь понять, как работают эти продвинутые компьютеры. Пока мы неспешно продвигаемся по лестнице, притворяясь что собираемся войти, он умудряется взломать базу данных организаторов. Поэтому, когда мы оказываемся у стойки регистрации, и ведем себя так, словно мы шокированы (шокированы!) тем, что у них все еще нет для нас пропусков, чтобы мы смогли их забрать, как мы договаривались, они действительно находят наши имена в системе. Два поспешно напечатанных временных пропуска, и мы внутри.
Тео предлагает мне руку, и я беру его под локоть, и мы заходим в зал конференции. Это большое помещение, уже немного затемненное, чтобы лучше было видно огромный экран размером, как в кинотеатре, ожидающий на сцене.
– Должна признать, – шепчу я Тео. – Это было достаточно гладко.
– Гладко – моё второе имя. На самом деле моё второе имя Виллем, но расскажешь об этом кому-нибудь, и, я тебя предупреждаю, я буду мстить.
Мы садимся в конце, где больше возможностей осмотреть весь зал и увидеть, как Пол что-либо сделает, предполагая, что он что-то собирается сделать. Кажется, его нет среди зрителей.
Если Тео и заметил моё плохое настроение, то он не подал знака.
– Я рад, что ознакомился с этим измерением так хорошо, как смог, и настолько быстро, насколько смог, – здесь так же безопасно говорить, как и на станции, большинство людей окружены голографическими экранами, ведя беседу или две. – Нам нужно будет записать это в путеводителе по путешествиям между измерениями, который мы когда-нибудь с тобой напишем: "Автостопом по Мультивселенной."
Позволить ученым ощутить себя в шкуре Дугласа Адамса, кажется плохой идеей, поэтому я задаю вопрос, который крутится в моей голове с тех пор, как я прибыла сюда.
– Почему это соседнее с нами измерение?
– Что ты имеешь в виду? – хмурится Тео.
– Я думала, ну знаешь, что соседнее измерение будет намного ближе к нашему. Просто несколько отличий. Вместо этого оно совершенно другое.
– Прежде всего, это? Это не "совершенно другое". Государственные границы те же. Большинство торговых марок кажутся такими же, за исключением текущей компании, – он показывает на логотип КонТех, спроецированный на экран. В нашей вселенной, Ватт Конли означает Триаду. – Поверь мне, измерения могут отличаться более радикально, чем это.
– Хорошо, конечно, – я вижу в этом смысл. Здесь по крайней мере нет динозавров или чего-то подобного.
Тео, всегда пользующийся шансом похвастаться своими знаниями, продолжает.
– Во-вторых, ни одно измерение формально не ближе и не дальше от другого. Не в терминах расстояний, в любом случае. Некоторые измерения математически более похожи друг на друга, чем остальные, но это не обязательно коррелирует с тем, что измерения больше похожи друг на друга в любом другом смысле.
Когда слово "коррелирует" производит требуемое впечатление, я понимаю, что беседа переходит с английского на технический, и быстро перевожу тему.
– Ты говоришь, что Пол просто хотел сбежать "по соседству", это может быть соседним измерением, хотя оно сильно отличается от нашего.
– Именно, – свет гаснет и Тео выпрямляется в кресле. Бормотание толпы стихает и разнообразные голографические экраны гаснут. – Представление началось.
На экране вместо логотипа КонТех появляется рекламное видео, обычные сияющие люди разных возрастов, использующие высокотехнологичные продукты, чтобы сделать свою уже прекрасную жизнь, еще лучше. Только продукты другие – самодвижущиеся машины, как у Ромолы, голографические экраны, и другая ерунда, которой я еще не видела, например, медицинские сканеры, которые ставят диагноз прикосновением, и какая-то игра, похожая на лазертаг, только с настоящими лазерами. Женщина, к которой подходит грабитель, уверенно оборачивается и дотрагивается до своего браслета, грабитель дергается, как от электрошока и падает на землю, в то время как она неспешно уходит.
Я бросаю взгляд на полоску вокруг своего запястья, ту, на которой есть внутренняя надпись "Защитник". Теперь я понимаю.
Фоновая музыка становится громче и изображения угасают. Ведущий говорит:
– Леди и джентльмены, изобретатель века, основатель и руководитель КонТех, Ватт Конли.
Аплодисменты, прожектор и Ватт Конли выходит на сцену.
Несмотря на то, что он финансировал работу моих родителей больше года, я ни разу не встречалась с Конли. Но я знаю, как он выглядит, так же, как и все, кто смотрел телевизор или был в Интернете в последнее десятилетие.
Хотя ему около тридцати, Конли не кажется намного Старше Тео или Пола, в нём есть что-то мальчишеское, как будто его никогда не заставляли взрослеть, и он не собирается начинать. У него длинное худое лицо, однако эксцентрично-привлекательное, Джози даже сказала, что считает его сексуальным. Он одет в такие-обычные джинсы и футболку с длинным рукавом, о которых просто знаешь, что они стоят тысячи долларов. Его волосы такие же кудрявые и неуправляемые, как и мои, но светлее, почти рыжие, такого же цвета, как веснушки у него на носу и щеках. Из-за этого, и знаменитых розыгрышей, которые он проворачивал над другими знаменитостями, его описывали как "близнец Уизли, вырвавшийся на свободу в Силиконовой Долине".
– Мы в пути, – говорит Конли, слегка улыбаясь. – Вы, я, и все на планете Земля. И это путешествие становится всё быстрее, ускоряется каждую секунду. Я говорю о путешествии в будущее, будущее, которое мы создаем с помощью технологий.
Когда он пересекает сцену уверенной походкой, на экране позади него появляется график под названием "Скорости Изменения Технологий". На большей части истории человечества, он очень медленно движется вверх. Потом, в середине девятнадцатого века, он взмывает вверх и в последние три десятилетия идет почти вертикально.
Конли говорит:
– Не смотря на различия в эпохах, Юлий Цезарь в общем понял бы Наполеона Бонапарта, воина, который жил почти через две тысячи лет после него. Наполеон, мог бы понять Дуайта Эйзенхауэра, который воевал через сто пятьдесят лет после Ватерлоо. Но я не думаю, что Эйзенхауэр мог бы осознать, что такое оружие-роботы, спутники-шпионы, или любые технологии, которые сейчас обеспечивают безопасность в мире.
Это почти интересно в качестве урока истории. Может быть, это потому, что он говорит, жестикулируя, как возбужденный ребенок. Но как раз в ту секунду, когда меня начинает увлекать речь, я вижу, что Пол быстро поднимается по правому проходу к выходу.
Рука Тео смыкается у меня на предплечье, предупреждая. Он шепчет:
– Ты тоже его видишь?
Я киваю. Он поднимается со своего кресла, низко пригнувшись, чтобы не загораживать никому обзор и не создавать помех, и я делаю то же самое, когда мы выскользаем из аудитории.
Несколько человек раздраженно смотрят на нас, но голос Конли остается единственным звуком в комнате.
– Несколько поколений люди боялись Третьей Мировой Войны. Но они делают огромную ошибку. Они ожидают, что война будет выглядеть как раньше.
Никто не ходит по коридорам, кроме нескольких спешащих ассистентов, пытающихся подготовиться к какому-то приёму. Поэтому мы с Тео остаемся незамеченными, пока пытаемся понять, куда именно мог пойти Пол. В таком старом здании коридоры выглядят совсем не так, как можно ожидать.
– Сюда, может быть? – Тео открывает дверь, которая ведет в темную комнату, в которой нет ни столов, ни стульев.
Я следую за ним внутрь, и дверь захлопывается за нами, мы оказываемся в темноте, за исключением призрачного свечения устройств, надетых на нас, голографических клипс и моего браслета. Мы снова слышим речь Конли, но сейчас она приглушенная.
– Следующие задачи человечества будут фундаментально отличаться от того, с чем мы сталкивались до этого. Новые опасности, да, но и новые возможности.
Теперь мы слышим еще что-то. Шаги.
Рука Тео хватает меня поперек живота, и он тянет нас назад, до тех пор, пока мы не оказываемся стоящими у стены, прячась в почти абсолютной темноте. Меня окатило волной адреналина, волосы на голове встали дыбом, и я едва ли могу дышать.
Шаги приближаются. Мы с Тео переглядываемся, стоя бок о бок в темноте, его рука твердо лежит у меня на талии. Здесь слишком темно, чтобы понять выражение его глаз.
Потом он шепчет:
– Дальний угол. Иди.
Мы разделяемся. Я спешу в угол, как он сказал, пока Тео идет прямо на звук шагов, которые, как оказалось, принадлежат высокому мужчине в униформе, у которого нет чувства юмора.
Я знала, что у такого человека как Ватт Конли будет охрана.
– Я только хотел взять автограф после речи, – говорит Тео и продолжает идти, уводя охранника от меня. – Как вы думаете, он распишется у меня на руке? Я смогу тогда вытатуировать автограф навсегда!
Возможно, Тео имел в виду, что мне нужно убраться оттуда, пока он отвлекает охранника. Вместо этого я ползу ближе к сцене и к Полу.
Со сцену Конли говорит:
– Опасности, которых мы должны бояться, отличаются от тех, к которым мы привыкли. Они приходят из таких мест, о которых мы никогда не думали.
Тео протестует, когда охранник выводит его из комнаты.
– Ну же, ладно, нет нужды так реагировать... – дверь снова захлопывается, и я больше не слышу его голоса. Я бросаю взгляд через плечо, словно одно это поможет ему снова оказаться здесь...
И тогда рука Пола Маркова зажимает мне рот.
Убийца моего отца шепчет:
– Не кричи.
Перевод выполнен для сайта https://vk-booksource.net
Глава 9
Пол тащит меня назад. Одна его рука обхватила меня за талию, другая закрывает мне рот. Мои ноги ослабли, и я приказываю себе не терять сознание.
Что делать? Я всегда представляла, что нападу на него, а не он на меня. Как с могла позволить ему напрыгнуть на меня? Как я могла быть такой глупой?
– Что ты здесь делаешь? – шепчет он. Мы прямо за занавесом. – Как ты вообще можешь здесь быть?
Я хватаю его за руку, хотя знаю, что недостаточно сильна, чтобы отвести его руку, и в эту секунду я замечаю браслет на своем запястье.
Защитник.
Я быстро дотрагиваюсь до браслета, как женщина на видео. В ту же секунду бело-голубой разряд проскакивает в ладонь Пола.
Пол кричит от боли, и я вырываюсь от него и спотыкаясь попадаю сквозь занавес на сцену. На секунду я стою в свете прожекторов, в состоянии шока, в нескольких футах от Ватта Конли. Пока мы смотрим друг на друга, и пораженный зрительный зал шепчет, я пытаюсь придумать, что могу сказать.
Рука Пола смыкается на моем локте, и я кричу.
– Охрана! – кричит Конли и Пол тащит меня со сцены. В это время люди в аудитории начинают кричать. Но охраны рядом нет, они слишком заняты тем, что выкидывают Тео вон. Это значит, что всё в моих руках.
Я отталкиваюсь от Пола так сильно, как могу, он, должно быть, ослаб от электрошока, потому что я могу освободиться. Потом я бегу как сумасшедшая.
Как я могла быть такой глупой? Как я могла даже на секунду усомниться, что Пол опасен? Он убил моего отца, и я все еще хотела дать ему преимущество, сомневаясь. Глупо, глупо, глупо. Я никогда не позволю парню снова сделать себя такой глупой.
Я выбежала из здания и направилась на станцию.
До меня доносятся звук шагов на асфальте и крики расталкиваемых людей, поэтому я знаю, что Пол наступает мне на пятки.
– Маргарет! – кричит он. – Остановись!
Как будто это может произойти.
Капли дождя разбиваются о мое лицо, тротуар темнеет от влаги. Светящиеся 3D знаки метро привлекают мое внимание и дают силу бежать быстрее.
Я несусь внутрь, с мокрых волос капает, и даже не сомневаясь перепрыгиваю через турникет. Если это привлечет внимание полицейских, отлично.
Но даже на бегу, я слышу, как Пол перепрыгивает через турникет сзади меня.
Мое кольцо начинает мигать. Только один человек может мне звонить. Я умудряюсь стукнуть по кольцу и лицо Тео появляется передо мной, подрагивающее и расплывчатое.
– Я слышал, подожди, что происходит?
– Пол! Он прямо позади! Мы в метро!
Экран сразу же исчезает. Тео идет так быстро, как может, я знаю, но я не уверена, что он придет вовремя.
Коридор разделяется на два, ведущие к разным направлениям. Я бегу в ближайший, не беспокоясь и не думая о том, что будет лучше, потом выругиваюсь, потому что слышу подходящий поезд. Толпа защищает меня от Пола, но она также защищает Пола от меня.
Но я продолжаю бежать. Я уже не могу повернуть назад.
Пассажиры текут в моем направлении, их голографические игры и звонки клубятся вокруг них как электронный туман. Почему здесь так много людей, когда час пик уже прошел? Я разворачиваю плечи, поворачивая туда-сюда, чтобы избежать столкновений, но в эту секунду руки Пола хватают меня за плечи.
Я сразу же поворачиваюсь и ударяю кулаком Пола в лицо.
Ой. Ох, черт. Никто не говорил, что наносить удар так же больно, как получать его. Пол отступает назад, и несколько пассажиров замирают, в первый раз обращая внимания на то, что видят.
Пол смотрит на меня, держа руку на покрасневшей челюсти, как будто, как будто он не понимает. Как он может не понимать?
Позади меня поезд скользит от станции, с ревом и ветром, которые почти поглощают его слова:
– Что тебя привело сюда?
У меня нет возможности ответить, потому что Тео протискивается через толпу, бросаясь на Пола и крича:
– Сукин сын!
Голова Пола отворачивается от меня за долю секунды до того, как они сталкиваются. Остатки от толпы сразу же рассеиваются, люди кричат и разбегаются сразу в стороны направлений. Массивный мужчина врезается в меня, и я ударяюсь о металлические разделители.
Со сбившимся дыханием, я уставилась сквозь сетку, чтобы увидеть Пола и Тео на земле. Сначала у Тео преимущество, он на коленях, в то время как Пол лежит на спине, и его кулак встречается с челюстью Пола так неистово, что я слышу треск.
Потом Тео снова пытается ударить его, и в ту секунду, когда он останавливает руку Тео своей, выражение лица Пола меняется с недоумевающего на злое.
Начинают пульсировать красные сигналы опасности. Сетки отбрасывают странные тени, которые, кажется, прорезают линии вокруг нас и через нас. Скоро здесь будет полиция. Дерьмо.
Однако, ничто из этого не имеет значения, когда я вижу, как Пол бросает Тео на спину. Тео отлетает так далеко, что падает через один из голографических знаков, что-то насчет туризма в Италии. Когда Тео наполовину растворился за полупрозрачной версией Колизея, Пол прыгает за ним, и приседает рядом со смятой фигурой Тео.
– Ты, – рычит он, схватив Тео за футболку. Я никогда не думала, что Пол может так выглядеть – бездушный от гнева. – Как ты смог следовать за мной?
Тео пинает Пола в грудь двумя ногами, но это задерживает его всего лишь на мгновение. Пол восстанавливается через секунду и бьет Тео в челюсть. Потом снова. Потом снова. Не то, чтобы я не знала, что Пол больше Тео, но каким-то образом я не понимала, насколько он огромен. Насколько невозможно для Тео в одиночку победить его.
Но дыхание ко мне вернулось. Тео больше не один.
Я бегу к ним, прыгаю через голографический знак и приземляюсь на широкую спину Пола. Он ворчит от удивления, но я обхватываю одной рукой его шею, другую запускаю ему в волосы. Ну и что, что выдирать волосы – это по девчоночьи? Это больно и это работает.
– Что... – Пол пытается вывернуться из моей хватки, но, когда его рука смыкается вокруг моего предплечья, он внезапно затихает. – Маргарет, остановись.
Я едва слышу его слова из-за шума приближающегося поезда.
– Иди к дьяволу, – говорю я.
Моя рука с браслетом "Защитник" была свободна. Когда я ударила его ей в бок, он делает свою работу, снова пропуская через него разряд, и он кричит от боли.
Тео снова на ногах он тянется к кулону Жар-Птице Пола. Это всё, это всё, всё, что мне нужно сделать, это держать Пола, пока Тео его прикончит.
Тогда Пол выгибает спину и смотрит на меня. Его серые глаза смотрят снизу вверх, ищут мое лицо, за ними такая глубина боли и предательства, которую я узнаю, потому что она отражает мою собственную.
На секунду сомнения перевешивают всё остальное и моя хватка слабеет.
Секунда – это всё, что нужно Полу.
Он выворачивается от меня и бьет локтем Тео в лицо, отбрасывая его обратно на пол. Я пытаюсь снова схватить Пола, но это бесполезно, он теперь на ногах и использует каждый дюйм своего роста, каждый фунт веса, чтобы держать меня.
– Что ты делаешь? – кричит он. Огни сигнализации пульсируют над нами, превращая струйку крови, текущей у него изо рта из красной в черную и обратно.
– Останавливаю тебя! – я замахиваюсь на Пола, но его огромная рука легко блокирует мою.
Тео встает на ноги, и Пол это видит. Он сразу же хватает меня, в буквальном смысле поднимает меня, и протискивается к дверям поезда прямо перед тем, как они закрываются. Я вырываюсь от него как раз вовремя, чтобы увидеть, как Тео прижимает руки к стеклянной двери. Но уже слишком поздно. Поезд движется.
На секунду я прикладываю руку к руке Тео, нас разделяет только стекло, он выглядит пораженным, ничего не говорит. Что он может сказать? Ничто не может предотвратить ускорение поезда, отрывающего меня от него и оставляющего только отпечатки его пальцев.
Поезд заезжает в тоннель, в темноту. В вагоне больше никого нет. Мы с Полом стоим там, тяжело дышим, нас освещает только голографическая реклама над головой. На нем все еще есть Жар-птица. Мы одни.
– Как Тео привел тебя сюда? – говорит Пол низким голосом. – И зачем?
Я поднимаю подбородок.
– Тео собрал прототипы Жар-птицы сам. Ты не думала, что он сможет, не так ли?
– Прототипы. Конечно, – шепчет он, и он словно почти рад это слышать. – Но, почему он привел тебя с собой? Ты не видишь, как это опасно?
– Это не важно. Если ты думал, что сможешь убить моего отца и сбежать, ты...
– Что? – его лицо так быстро бледнеет, что на секунду я думаю, что он может упасть в обморок. – Что? Ты сказала, что Генри мёртв? Он мёртв?
Его удивление и боль настоящие. Некоторые люди достаточно хорошо могут сыграть шок, но застенчивый, неуверенный Пол Марков никогда не сможет. Ни за что он не смог бы сымитировать такой ужас или слёзы, которые я вижу в его глазах.
Тогда я понимаю, удар больше одурманивает, чем причиняет боль, Пол не убивал моего отца.
– О Боже, – Пол второпях вытирает глаза, он так старается сохранять сосредоточенность. – Как может Генри быть мёртв?
Все эти мгновения, которые мучили меня в последние дни – Пол, улыбающийся на свой день рождения, глядя на торт, слушающий Рахманинова, стоящий в дверях моей спальни. Это все было настоящим. Пол – настоящий.
Но что за черт тогда происходит? Если Пол не убивал папу, то кто?
– Подожди. Ты думала, я убил его? – Пол говорит это без злости, которую бы я чувствовала на его месте. Он просто совершенно смущен, как будто не понимает, как я могла поверить чему-то настолько странному. – Маргарет, что случилось?
– Его машина упала в реку. Кто-то перерезал его тормоза, – мой голос звучит тонко, как чужой.
– Ты должна мне поверить. Я не причинял вреда Генри. Я никогда бы так не сделал.
– Это действительно выглядело так, как будто это был ты, – как только я понимаю это, я понимаю кое-что гораздо худшее. – Я думаю, кто-то тебя подставил.
Пол ругается себе под нос.
– И почему Тео привел тебя с собой?
– Почему ты продолжаешь себя вести так, словно это всё зависело от Тео? Я сама выбрала прийти. Я должна была узнать, кто совершил это с папой.
Потом меня накрывает волна гнева. Я думала, что знаю, кого винить в смерти отца, я думала, что знаю, кого ненавидеть. Теперь нет. В последние несколько дней только ненависть заставляла меня двигаться. Я чувствую себя голой, безоружной.
Поезд летит сквозь тоннель и пол под нами покачивается из стороны в сторону. Реклама слегка моргает. Лицо Пола в полутени похоже на обложку альбома Rubber Soul.
– Я узнаю, кто убил Генри, – Пол делает шаг ко мне. – Я клянусь тебе.
– Если не всё зависит от Тео, то и не от тебя! Ладно, пусть ты не убивал папу и не стирал данные. Тогда кто? Почему ты сбежал?
Он снова пугает меня.
– Я не убивал Генри, но уничтожил данные в лаборатории.
– Что? Почему?
Пол кладет руки мне на плечи. Я вздрагиваю. Ничего не могу с собой поделать. Он отстраняется, словно боясь, что ранил меня.
– Скажи Тео, что я сожалею. Когда я увидел его раньше, я думал, я винил его за то, чего он не делал. Я теперь понимаю, что он только пытался сделать что-то для Генри... – его голос снова ломается. Наше общее горе одновременно пронзает нас, кажется, электрический шок идет от меня к нему и от него ко мне. – Но скажи Тео, чтобы он отправил тебя домой, сейчас же. Чем скорее, тем лучше. Это самая важная вещь, которую он может сделать.
– Нет. Ты должен объяснить.
Он говорит только:
– Иди домой, я все исправлю.
Поезд покачивается достаточно сильно для того, чтобы я пошатнулась. За секунду до того, как я могу восстановить равновесие, Пол сжимает Жар-птицу в ладони и...
Сложно точно объяснить произошедшее. Хотя ничто не сдвинулось, кажется, что ветерок всколыхнул воздух вокруг нас, изменив что-то неуловимое в образе Пола. Он поднимает голову, словно пораженный, поднимает ладонь в разбитой губе и вздрагивает. Потом он видит кровь на своих пальцах и, кажется, не может вспомнить, как она туда попала.
Потом я понимаю, что Жар-птицы на его шее больше нет. Не было ни вспышки света, ни неземных звуков, ничего такого, одно мгновение, и Жар-птица только что была там, а сейчас её нет.
Пол ушел. Он снова прыгнул, теперь в другое измерение.
Это значит, что парень, стоящий передо мной это... Пол Марков, но Пол, который принадлежит этому миру.
Поезд останавливается на следующей станции. Я хватаюсь за поручень, чтобы не упасть, Пол делает то же самое, но неуклюже, словно он едва понимает, что происходит. Потом я понимаю, что это так. Он стоит в поезде без воспоминаний о том, как он попал туда, и даже кто я такая.
