Текст книги "Тысяча осколков тебя (ЛП)"

Автор книги: Клаудия Грэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Этот человек готов рискнуть своей научной состоятельностью и состоятельностью своего руководителя, не важно, что он говорит, доказывая, что судьбы – реальны.

– Судьба? – это звучало странно... романтично из уст такого человека, как Пол.

– Есть сходства между измерениями, – настаивал Пол, не поднимая глаз. – Математические параллели. Можно предположить, что эти сходства отражаются в событиях и людях в каждом измерении. Что люди, встретившиеся в одной квантовой реальности, скорее всего встретятся в другой. Определенные вещи могут случаться снова и снова, разными способами, но чаще всего их можно объяснить только случайностью.

– Другими словами, – сказала я. – Ты пытаешься доказать существование судьбы.

Я шутила, но Пол медленно кивнул, как будто я сказала что-то умное.

– Да. Именно так.

– Ты должна поехать со мной на следующей неделе в Париж, – кричит Ромола сквозь музыку в клубе. Я думаю, этот тот же, снаружи которого я стояла прошлой ночью, прибыв в это измерение.

– Конечно!

Почему бы не согласиться? Она никогда на самом деле не возьмет меня, и я никогда на самом деле не поеду, и мы обе это знаем.

– Это будет потрясающе!

Я одета в платье, которое она мне одолжила: тусклая металлизированная кожа, сидящее в облипку даже на моей худой фигуре. Не может быть более очевидно, что у меня почти нет груди, но видно достаточное количество ног, и, по мнению парней в этом клубе, этого достаточно для компенсации. Они увлечены мной, покупают мне выпить, больше, чем мне нужно.

И я ненавижу то, как они смотрят на меня, восхищаются, но оценивают, таким же жадным и жестким образом, как оценивают дорогую спортивную машину. Никто из них меня не видит.

– Возможно, ты думаешь, что это, по меньшей мере непрактично, – сказала я Полу однажды вечером, когда он наблюдал за тем, как я рисую. – Искусство.

– Я не знаю, важна ли на самом деле практичность.

Это звучало почти как комплимент, на секунду, до тех пор, пока я не осознала, что что он фактически признал, что думал, что с моей стороны непрактично изучать искусство в колледже. Я собиралась брать уроки реставрации, чтобы мне не пришлось жить у мамы с папой в подвале в возрасте тридцати лет, но я не хотела защищаться перед ним. Я хотела атаковать.

Стоял поздний ноябрь, День Благодарения прошел всего полторы недели назад, но, казалось, прошла целая жизнь. Вечер был на удивление тёплым, последние крохи индийского лета, или бабьего лета, русская фраза, которую предпочитала моя мама. На мне была старая майка в пятнах тысячи оттенков краски после вечеров работы, и голубые джинсовые шорты, которые я сама обрезала. Пол стоял в дверях моей спальни, единственный раз, когда он был так близок к вторжению в мое пространство.

Я остро ощущала его присутствие. Он был массивнее, чем средний парень, и гораздо массивнее, чем средний аспирант-физик, высокий, широкоплечий, и очень мускулистый, из-за своего увлечения альпинизмом, я думаю. Фигура Пола, казалось, заполняла весь дверной проем. Хотя я продолжала работать, редко отводя взгляд от кисти и холста, я чувствовала его у себя за спиной. Это было подобно ощущению тепла от огня, даже когда не смотришь в пламя.

– Хорошо, может быть, портреты уже не правят миром искусства, – сказала я.

Другие студенты представляли коллажи и мобили с "найденными объектами", отредактированную рекламу из 1960-х, чтобы сделать постмодернистские замечания сегодняшнему обществу, и все такое. Иногда я чувствовала, что не иду в ногу со временем, потому что всё, что я могла предложить – это написанные маслом лица людей.

– Но многие художники зарабатывают хорошие деньги, рисуя портреты. Десять тысяч долларов за штуку, иногда, когда у тебя есть имя. Я могла бы это сделать.

– Нет, – сказал Пол. – Я так не думаю.

Тогда я повернулась к нему. Мои родители могли поклоняться этому парню, но это не значило, что он мог вламываться ко мне в комнату и оскорблять меня.

– Извини?

– Я имел в виду, – он сомневался.

Очевидно, он знал, что сказал что-то не то, и так же очевидно не понимал, почему.

– Люди, которые хотят, чтобы написали их портрет, богатые люди, они хотят выглядеть хорошо.

– Если ты пытаешься выбраться из ямы, у тебя не очень получается, просто для информации.

Пол засунул руки в карманы своих потрепанных джинсов, но его серые глаза спокойно встретились с моими.

– Они хотят выглядеть идеально. Они хотят показывать только свою лучшую сторону. Они думают, что портрет должен быть как пластическая хирургия, картинка вместо лица. Слишком красивыми, чтобы быть настоящими. Твои картины – они иногда выглядят красивыми, но они всегда выглядят настоящими.

Я не могла больше смотреть в его лицо. Вместо этого я повернула голову к галерее картин, висевшей на стенах моей спальни, с которых моя семья и друзья смотрели на меня.

– Как твоя мать, – сказал Пол.

Его голос стал мягче. Я смотрела на её портрет, пока он говорил. Я пыталась, чтобы мама выглядела хорошо, потому что я любила её, но я не только воссоздала её тёмные миндалевидные глаза или её широкую улыбку, я так же показала, как её волосы всегда непослушно торчат в ста разных направлениях, и как остро её скулы выдаются на лице. Если бы я не нарисовала это, это была бы не она.

– Когда я смотрю на это, я вижу её, словно поздно ночью, когда она работала десять или четырнадцать часов. Я вижу её гений. Её утомление. Её доброту. И я вижу это даже если не знаю её.

– Правда? – тогда я взглянула на Пола, и он кивнул с облегчением от того, что я поняла.

– Посмотри на них всех. Джози не терпится отправиться на поиски новых приключений. Твой отец отвлечён, и нельзя сказать, просто он тратит время или сейчас придумает что-то гениальное. Тео... – он помедлил, когда я взяла портрет Тео, который заканчивала, с его волосами, замазанными гелем и торчащими вверх, карие глаза под изогнутыми бровями, полные губы, которые могли бы принадлежать Купидону эпохи Ренессанса. – Тео что-то задумал, как обычно.

Я начала смеяться. Пол улыбнулся.

– А теперь твой автопортрет.

Хотя я участвовала в нескольких выставках, у меня даже была своя выставка в маленькой галерее, я никогда не показывала автопортрет где-либо, кроме своей спальни. Он был настолько личным, каким не могла быть ни одна другая картина.

– Твои волосы... – сказал он, и его голос затих, потому что даже Пол достаточно тактичен, чтобы знать, что назвать волосы девушки "местом катастрофы", скорее всего не мудро. Но так и есть, они более волнистые и густые и более неконтролируемы, даже чем мамины, и я так их и нарисовала. – Я могу видеть всё, чем ты похожа на мать.

Конечно, подумала я. Костлявая, слишком высокая, слишком бледная.

– И то, чем ты не похожа на неё.

Я попыталась превратить это в шутку.

– Ты имеешь в виду, что не видишь того же невероятного гения?

– Нет.

Болезненно. Наверное, я сморщилась.

Пол быстро добавил.

– Возможно, в мире рождается пять людей за столетие с умом, как у твоей матери. Нет, ты не такая же умная, как она. И я тоже не такой. И никто из тех, кого мы скорее всего встретим за всю жизнь.

Это была правда. Это помогло, но мои щеки все еще пылали. Как я могла почувствовать, что он стоял рядом со мной?

У него был более мягкий голос, чем можно было подумать, глядя на массивную фигуру и жесткие глаза.

– Я вижу, что ты всегда ищешь. Как сильно ты ненавидишь фальшивки. Что ты старше своего возраста, но все равно, игривая, как маленькая девочка. Как ты всегда смотришь в глубь людей или гадаешь, что они видят, глядя на тебя. Твои глаза. Всё у тебя в глазах.

Как Пол мог всё это видеть? Как он мог узнать только по портрету?

Но это было не только по портрету. Я тоже это знала.

Хотя мне нужно было что-то сказать, я не могла произнести ни слова. У меня перехватило дыхание, горло крепко сжалось. Я ни разу не перевела взгляд с автопортрета на Пола.

Он сказал:

– Ты пишешь правда, Маргарет. Я не думаю, что ты сможешь по-другому.

И потом он ушел.

После этого я начала работу над портретом Пола. Его лицо было на удивление сложно поймать. Широкий лоб, сильные, прямые брови, жесткий подбородок, светло-русые волосы с оттенком красноватого золота заставляли меня смешивать краски часами в попытках добиться точного оттенка, то как он слегка опускал голову, как будто извиняясь за то, что он такой высокий и сильный, это его неуловимое выражение лица, как будто он знает, что никогда не будет своим и даже не видит смысла стараться, но его глаза были сложнее всего.

Глубоко посаженные, внимательные. Я знала, как выглядят глаза Пола. Но дело было в том... что, когда я рисовала кого-то, даже себя, я изображала их смотрящими немного в сторону от зрителя. Тогда выражения лица становились более естественными, также это придает человеку на портрете загадочность, ощущение того, что моя работа не может запечатлеть настоящего человека внутри. Это тоже часть того, что я рисовала правду.

Но Пол не мог этого сделать. Каждый раз, когда я пыталась нарисовать его взгляд, он не хотел отрывать глаза от зрителя. От художника.

Он смотрел на меня. Он всегда, всегда смотрел на меня.

На следующий день после смерти отца, в час, когда мы узнали, что Пол был виноват, я пошла в свою комнату, взяла нож для холста и разрезала его портрет на ленты.

Он заставил меня доверять ему.

Он заставил меня думать, что он видел меня.

И это была всего лишь часть его плана, один маленький кусочек его большого плана по уничтожению нас всех.

Это была еще одна причина того, что он должен заплатить.

Около полуночи у меня кружится голова, и я чувствую, что мне будет плохо, но я не прекращаю танцевать. Тяжелая пульсация музыки многократно отражается во мне и за ней не слышно даже стук моего сердца. Как будто я больше не жива. Как будто я марионетка на нитях, у которой внутри ничего нет.

Мужская рука сжимается у меня на плече, и мне интересно который это из них. Он купит мне еще один коктейль? Если да, я вырублюсь. Я думаю, я хочу вырубиться прямо сейчас.

Но когда я оборачиваюсь посмотреть кто это, я вскрикиваю, и вот так – я снова жива.

– Милое платье, Мег, – усмехается Тео о проводит взглядом по моему телу вниз и потом снова вверх. – А где остальная его часть?

– Тео! – я обхватываю его руками, и он обнимает меня в ответ.

Мы долго держимся друг за друга, прямо посреди танцпола.

– Ты напилась? – бормочет он в изгиб моей шеи. – Или теперь производят духи, которые пахнут текилой?

– Уведи меня отсюда, – почему так тяжело произносить слова?

Я только сейчас понимаю, что рыдаю.

Я держалась всё это время. Я держалась, потому что должна была, неся горе и страх даже когда чувствовала, что мир меня раздавит. Но теперь Тео здесь, и я наконец отпустила это.

Тео обнимает меня крепче, так крепко, что мои ноги отрываются от пола, и он несет меня с танцпола, подальше от огней. Он усаживает меня на длинный низкий диван в углу. Я не могу перестать плакать, поэтому он просто обнимает меня, его руки гладят мои волосы и спину. Он покачивает меня туда-сюда так нежно, как будто я ребенок. Вокруг нас пульсируют клубные огни, гремит музыка и танцуют люди.

Перевод выполнен для сайта https://vk-booksource.net

 

Глава 5

Лицо Тео и тепло его рук вокруг меня заставляют меня поверить, что все должно начать улучшаться с этой минуты.

Может быть, так и было бы, если бы я не напилась так сильно, что меня стошнило.

– Всё правильно, – говорит Тео, потирая мою спину, когда я перегибаюсь через перила моста Миллениум после того, как меня только что вырвало в Темзу. – Избавься от этой дряни.

Стыд окрасил моё лицо красным.

– Мне так стыдно.

– Потому что я видел, как тебя тошнит? Слушай, если бы ты видела меня в обычную субботнюю ночь, ты бы знала, что это ерунда. Когда дело касается таких вещей, я не бросаюсь камнями. Давай закончим об этом.

Это больше, чем шутка. Живой ум Тео никогда не может скрыть того, каким он мог быть диким. Даже несмотря на то, что он никогда не приносил неприятностей в наш дом, я знала, что мама и папа слышали сплетни о том, что Тео напивается и пропадает на несколько часов, иногда на целый день. Они упоминали его "пьянство", хотя на самом деле они волновались о веществах гораздо менее законных, чем банка пива. Даже Пол иногда тихо предлагал Тео сбавить обороты.

К черту Пола. Сегодня Тео контролирует ситуацию, и он заботится обо мне. Его теплая рука лежит на моей обнаженной спине, и я смотрю в темную воду реки, пытаясь восстановить спокойствие.

Потом я краем глаза замечаю отражение в реке, разбитое на куски мелкой рябью.

– Как ты думаешь, это последнее, что видел отец? – шепчу я. У меня во рту ужасный вкус. Тело ослабло. Так выглядит падение. – Река, прямо перед ним, вот так?

Несколько долгих секунд Тео не отвечает. Когда он заговорил, его голос звучит даже напряженнее, чем мой.

– Не думай об этом.

– Я не могу об этом не думать.

– Я уверен, что не это. Ладно? Пойдем. Давай отведем тебя домой.

– Надеюсь, что так. Я надеюсь, что папа видел, как река обрушивается на него и потом – потом всё закончилось, – мой голос дрожит. – Потому что это значило бы, что он ударился головой при аварии или, когда машина упала в воду. Потом он потерял сознание или сразу умер. У него не было бы времени испугаться.

Сколько нужно времени, чтобы утонуть? Три минуты? Пять? Достаточно долго, чтобы прийти в ужас, я уверена. Достаточно долго для того, чтобы надеяться, что папе не пришлось этого пережить.

– Было бы лучше, если бы он не понял, как ты думаешь?

– Прекрати это, – сказал Тео хриплым голосом, его руки скользнули по моим предплечьям, и он схватил меня так, словно боится, что я брошусь через перила. – Не мучай себя. Это не поможет.

Тео неправ. Мне нужно думать о смерти отца. Я не могу прекратить горевать о нем, мне нужна боль, чтобы быть злой. Резкой. Сосредоточенной.

Когда мы найдем Пола, боль даст мне силы прикончить его.

Я выдернула одну руку из хватки Тео, чтобы вытереть рот.

– Ладно, – говорю я. – Пошли домой.

Мы проходим остаток пути до квартиры тёти Сюзанны. Когда лифт начинает подниматься наверх, у меня подгибаются колени, у меня в организме всё еще слишком много шампанского. Тео ловит меня за локоть, и я прислоняюсь головой к его плечу на остаток поездки.

Подойдя к двери, он шепчет:

– Я все еще могу снять комнату в отеле.

– Если мы будем вести себя тихо, то не разбудим тётю Сюзанну, – говорю я и прижимаю ладонь к электронному замку, он узнает меня и со щелчком открывается. – В любом случае, сомневаюсь, что она будет возражать.

И Тео мне нужен сейчас как никогда.

В темноте белая квартира отливает серебристо голубым, как будто она сделана из лунного света. Все кажется нереальным, когда я беззвучно провожу Тео по коридору в свою спальню и закрываю дверь, запирая нас вместе.

Спальня не очень большая, и кровать заполняет почти всё пространство. Тео больше негде спать, кроме пола, и больше некуда сесть. Я говорю себе, что глупо думать о том, как это неловко, представлять о том, что он сосредоточен на чем-то кроме безумного положения вещей, что вспышка притяжения между нами может иметь значение во время этого.

Потом наши глаза встретились, и я знаю, дело не только во мне.

– Ладно, – говорю я, указывая в сторону ванной. -Я пойду, гм, освежусь.

Тео кивает и подходит к окну.

– Конечно. Иди прими душ.

Я думала только о том, чтобы почистить зубы, но мысль о душе мне понравилась. Мои волосы и одежда пахли сигаретным дымом и кислым шампанским, как жизнь другой Маргарет. Прямо сейчас мне снова нужно было стать собой.

Я захожу в ванную, выложенную белой плиткой и закрываю за собой дверь. Кожаное платье неохотно с меня снимается, моё тело горит, когда я его стягиваю. Я понимаю, что дизайнерское платье стоит тысячи фунтов, Ромола возможно хотела бы, чтобы я его вернула. Что ж, я отправлю его завтра ей по почте. Сейчас я позволяю ему упасть на пол, как сброшенная кожа. Мой кулак сжимается вокруг жар-птицы, и я приподнимаю кулон на шее.

Только когда я стою в душе, и горячая вода струится по мне, я осознаю, и очень отчетливо, что я совсем обнаженная и Тео всего в нескольких шагах от меня. Я говорю себе, что нет причины вести себя странно, Тео практически жил в моем доме в последние несколько лет, в конце концов. Я мылась и спала, и стригла ногти на ногах, когда Тео был в другой комнате.

Но сейчас всё кажется по-другому.

Вокруг меня клубится пар, и я ныряю под душ, чувствую, как кудри намокают от горячей воды, и она струится по лицу. Я пытаюсь думать только о том, что нужно смыть запах сигарет. Вместо этого мои мысли упорно возвращаются к тому, как Тео заключил меня в объятия в клубе или как я прижалась к нему в лифте и это казалось самой естественной вещью в мире.

Что-то всегда было, между мной и Тео. Не потому что он флиртовал со мной, он флиртует с каждой женщиной, которую встречает, и даже с несколькими парнями. Он даже флиртовал с Ромолой, отведя её на секунду в сторону в клубе, прежде чем увести меня оттуда. Флирт – это то, что Тео делает инстинктивно, не думая, так остальные люди дышат. Как бы то ни было, я поняла, что чувства Тео ко мне изменились, потому что он стал меньше флиртовать со мной. А когда он всё же это делал, слова приобретали вес, внимание, которое он мне уделял теперь имело значение, и мы оба это знали.

Я всегда говорила себе, что ничего никогда не случится. Тео старше меня. Тео вспыльчивый и эгоистичный и его высокомерие совершенно отпугивало бы людей, если бы не его блестящий ум. Временами, когда он не спал два дня подряд и ходил кругами по нашему дому, говоря больше формулами, чем словами, в нем было безрассудство, как будто он намерен расширить свои пределы вплоть до саморазрушения, и может быть еще дальше. Поэтому я говорила себе, что люблю Тео, как друга. Ладно, друга, который странным образом привлекателен, но, всё же, только друга.

Но за прошедшие два дня я увидела Тео с новой стороны. Может быть, я наконец-то увидела настоящего Тео. Почему я когда-либо сомневалась в нём? Возможно, по той же причине, что доверяла Полу. Очевидно, я совсем не разбиралась в людях.

Пол, где-то там. Прямо сейчас единственное, что я могу сделать, чтобы приготовиться ко встрече с ним, это поспать. Тео со мной и этого достаточно.

Я закрываю воду, вытираюсь и второй раз чищу зубы. Жар-птица возвращается ко мне на шею даже прежде, чем я вытерла волосы. Длинная футболка свисает с одного из крючков, и я надеваю её. Бледно-розовый цвет немного просвечивает, и я даже не подумала о том, чтобы взять чистое белье. Но в спальне темно, это не будет иметь значения.

Выйдя из ванной, я вижу, что Тео стоит у окна, руки на подоконнике. Лунный свет раскрасил его черные волосы, заставил их блестеть. Через секунду он поворачивается и смотрит на меня, и тогда то же самое электричество искрится между нами, и я чувствую себя так, словно футболка полностью прозрачная. Но я не двигаюсь. Я просто стою, глядя на него.

Тео первый нарушает тишину.

– На первый взгляд, я не вижу никого на улице, кто наблюдал бы за зданием. Никто не шел за нами из клуба, по крайней мере, насколько я мог видеть.

– Ох, да. Хорошо.

Почему я об этом не подумала? В эту секунду я понимаю, что у меня в крови больше алкоголя, чем должно быть. Я падаю на кровать, комната крутится передо мной.

– Думаешь, Пол знает, что мы здесь?

– Если он додумался проверить.

Конечно, он проверяет, чтобы узнать, не преследует ли его кто-нибудь, хочу ответить я, но потом останавливаюсь. На моем лице расползается улыбка.

– Пол не знает о других Жар-птицах, – говорю я. – Ты держал это в секрете ото всех. Даже от него.

– Иногда выгодно быть скрытным ублюдком, – усмехается Тео в ответ. Однако, я догадываюсь, что он не совсем уверен. – Всё же мы не можем предполагать, что у Пола нет больше фокусов в рукаве. Мы однажды недооценили его. Давай больше не будем так делать.

– Ты прав, – моя злость на Пола снова угрожает вырваться наружу, но я заставляю себя оставить её Всё моё тело болит, голова как в тумане и словно не моя, мысли беспорядочны. Мне нужно поспать.

Голос Тео становится мягче.

– Эй. Брось мне подушку, ладно? Сделаю себе собачью постель на полу.

Я бросаю ему одну из подушек, он вытаскивает одеяло из изножья кровати. Так тихо, что я слышу шуршание ткани. Когда я засовываю ноги под покрывало, он выключает свет, и мы снова оказываемся в темноте.

Я медленно ложусь, но ощущаю его присутствие. Мой дыхание становится быстрее, сердце молотком стучит у меня в груди.

Волноваться глупо. Я доверяю Тео. Нет причин волноваться о том, что он что-нибудь сделает.

Потом я понимаю, что Тео – не человек, в котором я не уверена. Чего я не знаю, это того, что могу сделать я.

Это было бы так просто, так хорошо забыть все, кроме этой постели и своей кожи.

И это Тео. Единственный человек, на которого я могу положиться, которого я хочу держать ближе, чем любого другого...

Мой шепот, это единственный звук в комнате.

– Тебе не нужно спать на полу.

На секунду мне ответом была только тишина. Потом Тео встает со своего места в ногах моей кровати. Его силуэт очерчен лунным светом, и я понимаю, что он снял футболку перед сном.

Не говоря ни слова, он обходит кровать, садится рядом, прижимаясь бедром к моей ноге. Матрас прогибается под ним, и я немного скатываюсь к нему. Тео ставит руку рядом с моей подушкой. Другой рукой он отводит влажные кудри от моего лица. Я хочу сказать ему что-нибудь, но не могу придумать что. Всё, что я могу, это лежать, часто и прерывисто дышать, смотреть на него снизу-вверх, желая, чтобы он снова прикоснулся ко мне и ужасаясь от того, что он это сделает.

Тео медленно наклоняется ко мне. Моя футболка немного приоткрывает плечо, и его губы прикасаются ко мне там, вдоль линии ключицы, поцелуй длится всего секунду. Я лежу словно громом пораженная.

Он шепчет:

– Попроси меня снова, когда мы будем сами собой, – потом он поднимает голову с мягкой улыбкой. – В следующий раз я не остановлюсь на твоём плече.

С этим он поднимается с кровати и идет на свое место. Я уже знаю, что до утра он не скажет ни слова.

Должна ли я чувствовать себя униженной или польщенной? Но мое сердцебиение успокаивается, я чувствую себя в безопасности с Тео, в большей безопасности, чем я чувствовала себя после того, как мы узнали о папе. Потому мне легко закрыть глаза, расслабиться и заснуть.

Я просыпаюсь от звуков смеха.

На одну короткую секунду я думаю, что вернулась домой. Столько раз я просыпалась под звуки смеха моих родителей и сестры, и может быть их ассистентов. Голоса приплывали ко мне в комнату с запахом черничных вафель. Но нет. Я всё еще в спальне другой Маргарет, в её теле, в её мире.

Я ни за что не надену эту розовую футболку при свете дня, поэтому я копаюсь в тумбочке, надеясь найти что-нибудь, что можно надеть. Потом мои пальцы касаются шелка, и я поднимаю канареечно-желтый халат-кимоно с утонченной вышивкой. Это меня поражает, как ни странно, потому что это выглядит, как моя вещь. Маргарет из этого измерения увидела этот шелковый халат и отреагировала так же, как могла бы я, потому что мы – один и тот же человек, хотя я все еще не могу до конца осознать это.

Я оборачиваю халат вокруг себя и тороплюсь на кухню. Иллюзия моей прежней жизни не проходит, потому что я клянусь, что могу чувствовать запах черничных вафель...

– Ах ты непослушный мальчик, – воркует тётя Сюзанна, и она все еще смеется над своей шуткой, когда я захожу и вижу её сидящей за кухонным островком, когда Тео занят у плиты. Он одет в майку и боксеры, у него тяжелый случай щетины и ухмылка.

– Мы только познакомились, а у вас уже есть мой номер, – говорит Тео, наливая тесто на сковородку. Закончив, он поднимает глаза и видит меня. – Доброе утро, Мег!

– Гм, привет, – слабо говорю я. – Ты, готовишь завтрак?

– Черничные блинчики. Я узнал рецепт у мастера, – под этим Тео имеет в виду моего отца. – Они подразумевались, как вафли, но у Сюзанны шокирующий дефицит вафельниц.

– Виновна, каюсь, – руки тёти Сюзанны сложены под подбородком, жест, который выглядел бы детским даже у кого-то моего возраста, не то что её. Я помню из своих прошлых поездок в Лондон, что она так делает, когда хочет скрыть морщины на шее.

О боже, она с ним флиртует. Я могла бы приревновать, если бы это не было так смешно.

Тео, конечно, флиртует в ответ.

– Девочка, кто-то должен отвести тебя в магазин.

– Не думай, что я не искала папочку, – говорит она. – Конечно, все сложилось как надо. Может быть мне стоит стать мамочкой для разнообразия.

– Интригующее предложение, – он поднимает свою изогнутую бровь, потом переворачивает блинчик.

Я больше не могу на это смотреть.

– Я пойду оденусь, – сообщаю я и тороплюсь обратно в свою комнату.

Мой шкаф дома наполнен платьями, летящими юбками, цветочными рисунками, яркими цветами, вязаными и кружевными вещами. Этот шкаф больше похож на журнальную страницу, демонстрирующую самые дорогие и непрактичные дизайнерские вещи в мире. Но я нахожу простую серую футболку и серые слаксы, которые подойдут, и одну пару туфель, которая выглядит так, что не убьет мои ноги.

Выходя я встречаюсь с тётей Сюзанной, которая прогуливается обратно в свою комнату с тарелкой в одной руке и вилкой в другой, на тарелке лежит один последний кусочек блинчика. Она сияет и говорит мне театральным шепотом:

– Мне нравится этот. Он умнее, чем твои обычные.

Кого еще Маргарет приводила домой после клуба? Я не хочу об этом думать.

Меня ждет тарелка блинчиков на кухонном островке, и мой желудок благодарно урчит. Тео стоит у раковины, опираясь руками на стойку, и не поднимает головы, когда я вхожу.

– Спасибо, – говорю я и сажусь завтракать. – Хорошо, что мы рано начали. Но ты мог бы разбудить меня.

– Да, думаю, – он кажется отвлеченным, более усталым, чем раньше. Возможно, он плохо отдохнул на полу.

– Тесто для блинчиков такое же, как для вафель? -откусив кусочек, я понимаю, что на вкус они правильные. – Ты уже ел?

– Что?

Я поднимаю глаза от тарелки, чтобы увидеть, как Тео смотрит на меня. Он выглядит смущенным, даже нервным...

И тогда я понимаю. Вокруг его шеи не висит Жар-птица. Он должно быть снял её прошлой ночью перед сном, но сейчас память начала его подводить. В течение нескольких последних минут Тео начал терять контроль над телом, терять сознание.

Мама не совсем ошибалась насчет нашего сознания, ускользающего в альтернативном измерении, как выяснилось.

– Тебе нужно напоминание, – я роняю вилку, подхожу к нему и хватаю за руку. Осталось достаточно от моего Тео, чтобы он не сопротивлялся или не задавал вопросы, когда я тащу его обратно в свою спальню.

Я слегка толкаю его, и он тяжело садится на кровать. На секунду он снова становится сам собой и улыбается.

– Разве мы не проходили через это прошлой ночью?

– О боже, прекрати флиртовать хотя бы раз в жизни, – я копаюсь в его одежде, лежащей на полу и нахожу Жар-птицу. – Просто надень это, ладно?

– Надеть, что?

Он уже забыл о ней. Кажется, он не замечает такой же кулон у меня на шее. Мама объяснила это однажды. Поскольку Жар-птица принадлежит к нашему измерению, её будет очень сложно заметить жителю другого измерения. В ту секунду, когда я привлекаю его внимание к кулону, теоретически, Тео может увидеть его, но в обратном случае он окажется вне поля его зрения.

Хорошо, что это на самом деле работает. В другом случае, люди внезапно начинали бы сходить с ума из-за того, что на их шее появляется Жар-птица и снимали её, дестабилизируя путешественников, которые только что прибыли. Но люди могут носить её месяцами не замечая. Физика, странная штука.

– Держись, – говорю я ему, беру его Жар-птицу в руку, нахожу последовательность, которая инициирует напоминание, потом отпускаю его за мгновение до того, как вокруг него вспыхивает бело-голубой свет.

Они говорили мне, что это будет больно. Они не сказали, насколько. Тео сгибается почти в конвульсиях, потом шепотом выругивается и падает вперед, и на секунду мне я думаю, что он потеряет сознание.

– Шок? – спросила я маму, когда она рассказала мне об этом. – Напоминание – это только электрический разряд?

Она широко улыбнулась, как будто мы разговаривали о бабочках и радуге.

– Совсем нет. Напоминание – это достаточно тонкая резонансная вещь. Он просто ощущается, как электрический шок.

– Тео? – я наклонилась вперед, положив руки ему на плечи. – Ты снова в порядке?

– Да, – он смотрит на меня снизу вверх широкими глазами и тяжело дыша, потом повторяет. – Да.

Как будто я спорила с ним.

– Это было близко, – я положила руку себе на грудь, чтобы удостовериться, что жар-птица всё еще там. Изгиб твердого металла в моей ладони успокаивает меня и заставляет задуматься. Понадобится ли мне в итоге напоминание?

Тео побледнел и держится за кровать, словно ожидает землетрясения. Под моим вопросительным взглядом он говорит:

– Мне нужно несколько минут, ладно?

– Конечно, – это должно быть так же ужасающе, как и больно. Поэтому я мягко взъерошиваю его уже торчащие волосы и иду обратно на кухню, где приканчиваю свои блинчики и обдумываю планы.

Если Пол еще не на пути к нам, мы направимся к нему в течение часа. Должен быть монорельс, который быстро доставит нас в Кембридж, так? Или даже поезд. Мы найдем его прежде, чем он найдет нас. И потом, мы убьем его.

.

От моего внимания не ускользнуло, что Пол, которого мне нужно уничтожить, на самом деле пассажир в теле другого Пола Маркова. Хотя сейчас мне кажется, что такой злой человек, как Пол будет злым в любом измерении, я не знаю этого достоверно. Поэтому, все не так просто, как найти его и, я не знаю, пристрелить.

Потому что есть некоторые действия с Жар-птицей, которые могут быть опасны для путешественника внутри тела. Тео рассказал мне об этом.

Фактически, решаю я, мы должны обсудить это прежде, чем сделаем что-то еще, даже прежде, чем покинем дом.

Увидев цель, я ставлю тарелку в раковину и возвращаюсь в спальню, чтобы поговорить с Тео. Однако, войдя, я не вижу его. Его одежда всё еще лежит на полу, но я не вижу его тонкую черную куртку.

– Тео? – я захожу в ванную, и пройдя два шага, я понимаю, как грубо было это сделать, даже не постучав.

Увидев его, я сразу же понимаю, что он хотел остаться один. Я также понимаю почему.

Потому что Тео, мой проводник, распростерт на плиточном полу, у него в вене шприц.

Глава 6

– Тео? – я делаю шаг вперед и по какой-то дурацкой причине мне стыдно, что я вижу его таким.

Сразу после стыда приходит гнев. Почему я должна быть смущена? Не я под кайфом посреди чего-то настолько опасного, настолько важного...

Тогда Тео стонет и переворачивается на бок на полу ванной. Он совершенно, абсолютно невменяем.