Текст книги "Вдовы по четвергам"

Автор книги: Клаудиа Пиньейро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 22

Восьмого декабря каждого года, в Праздник непорочного зачатия Девы Марии, все дома в Лос-Альтосе уже украшались к Рождеству. Развешивали белые гирлянды из белых фонариков на деревьях, беседках и входных дверях. Сквозь окна с раздвинутыми шторами было видно, как в комнатах зажигаются и гаснут рождественские елки. Разного вида, но обязательно большие. Шары на елке всегда были одного цвета: или красные, или серебристые, или голубые. Некоторые вместо шаров вешают на елку красные бантики. Или яблоки. Администрация поселка брала на себя устройство рождественского вертепа с фигурами почти что в натуральную величину. И каждый год какой-нибудь садовник, кэдди или другой работник Ла-Каскады за деньги, которые мы собираем заранее, отказавшись от семейного ужина, наряжается Папой Ноэлем и объезжает на грузовичке техобслуживания наш поселок, раздавая подарки. Так что не хватает только снега.

В то Рождество, хоть оно и было последним в уходящем веке, украшения почти не изменились. Ведь если ты что-то делаешь постоянно, очень сложно что-то добавить или изменить. О приближении Нового года можно было судить не только по елкам и рождественским вертепам, но и по некоторым тревожным нотам, зазвучавшим в разговорах жителей Лос-Альтоса. Речь шла о разных компьютерных катастрофах, многие делали backup[28]28
  Здесь: сохранение данных (англ.).


[Закрыть] и копировали свои карточки, пароли, банковские счета, некоторые даже обналичивали все свои вклады, чтобы деньги полежали дома, опасаясь того, что после праздников, 1 января 2000 года, их сбережения превратятся в ноль.

Утром 24 числа Тереса проверяла, чтобы, как и все эти годы, в администрацию поселка доставили фейерверки. В полночь их будут запускать у девятой лунки. Тано каждый год покупал их и устраивал огненное шоу для своих друзей из Лос-Альто-са. Сам он не был особым фанатом пиротехники и не любил таких зрелищ, но, перфекционист во всем, он и в этой области стал настоящим мастером. Как-то на Рождество он захотел порадовать друзей, устроив в небе Ла-Каскады фейерверк, и с тех пор с каждым годом совершенствовал свое искусство. Он изучал, какие фейерверки стоит покупать, а какие нет, каких норм безопасности нужно придерживаться, где делают лучшие фейерверки в мире. Сам он предпочитал импортные, из Сиднея и Токио. Хотя пытался заменить их лучшими из местных, особенно после того, как однажды посылка из Майами застряла на таможне. Ее удалось вызволить, дав взятку одному знакомому Фернандеса Луэнго, «потому что люди уже откупоривают бутылки, а посылки все нет».

Тереса вернулась домой. Во дворе еще вчера был установлен шатер. После того как во время праздника по случаю первого причастия их младшей дочери вдруг пошел дождь и в итоге и паркетные полы, и ковры на первом этаже были заляпаны грязью, Скалья на любой праздник, где ожидалось больше тридцати человек, ставили шатер. Они брали напрокат посуду, белые столы и стулья с нарисованными цветками жасмина и специальный деревянный настил для защиты газона. Еду доставит кейтеринг, Тереса уже пользовалась их услугами раньше, на других праздниках и днях рождения. Вообще-то служанка могла быть свободна после пяти часов вечера. Но, прежде чем уйти, она должна навести окончательный блеск в ванной. Тереса еще не приняла душ и собиралась это сделать только после того, как упакует все подарки. Служанка ворчала, что по праздникам, начиная с какого-то времени, автобусы ходят очень редко и в прошлое Рождество она приехала домой, когда праздник уже был в самом разгаре. Кейтеринговая компания предоставляла своих поваров и официантов. И посуду они забирали грязную. На самом деле, кроме уборки ванной, которую все равно увидит только Тереса, в общем-то, заняться было уже и нечем.

Служанка поднялась наверх и уже переодевалась, собираясь уходить. Тереса заворачивала подарки в своей комнате.

– Сеньора, вам нужно что-нибудь еще?

– Да, по дороге зайди к Пауле Лиморги и скажи Софии, чтобы пришла не позже шести, чтобы успеть переодеться.

– Хорошо, сеньора… и счастливого Рождества.

– Спасибо, Марта. И не забудь разрешение, я его оставила на столе в кухне, иначе охрана может отобрать у тебя рождественский кекс.

Едва упаковав подарки, Тереса позвонила в администрацию, чтобы оттуда приехали и забрали пакеты. Софии недавно исполнилось семь, и она все еще верила в Папу Ноэля. Матиасу было уже пятнадцать, он считал, что его сестра просто боится остаться без подарков, но Тереса была уверена, что это не так: она сама верила в Папу Ноэля и в этом возрасте, и даже когда стала постарше. Вскоре зазвенел колокольчик – приехал Луисито, парень, поливавший теннисные корты. В нынешнем году он был Папой Ноэлем. Не то чтобы он очень подходил на эту роль, но его жена настояла – им были нужны деньги, а шампанского можно выпить не ровно в полночь, а чуть позже. Тереса позвала его наверх, чтобы он помог отнести вниз дом для Барби – подарок Софии. Луисито попросил разрешения оставить свои ботинки у лестницы, они сильно испачкались в кирпичной крошке. Для Матиаса купили сэндборд, но вовсе не обязательно, чтобы доску дарил ему Папа Ноэль. Да Матиас просто убил бы ее за такое, особенно если учесть, в каком настроении он пребывал в последнее время, подумала Тереса.

Гости прибыли точно в девять. Кроме Тано – тот появился лишь в двадцать минут десятого, он задержался на площадке для гольфа, где проверял, правильно ли установлены фейерверки и все ли готово для полуночного салюта. Приехали отец Тано вместе со своей новой женой и сестра Тересы с мужем и детьми – единственные родственники. Остальные были соседями по Альтосу, которые тоже предпочитали отмечать праздники в кругу друзей. Густаво Масотта с женой, семья Инсуа и другие. Семью Гевара тоже приглашали, но они уехали к родителям Рони. Уровичи отмечали Рождество с той частью родственников, которые были католиками.

Официанты на подносах разносили закуски и шампанское. На столах лежало маленькое меню, где было указано каждое блюдо. Сначала – паштет из тунца. Основное блюдо: утка с апельсинами. Десерт: мороженое с черничным соусом. Кроме того: орехи, сухофрукты, джемы и кексы.

Когда закончили подавать закуски, Тереса сообразила, что Матиас до сих пор к ним не спустился. Взглянула на окно его комнаты, там горел свет. Тогда она попросила Софию сходить за братом. Девочка побежала исполнять поручение. Она подергала дверь комнаты Матиаса – заперто. Постучала.

– Мама говорит, чтобы ты спускался!

Матиас не ответил. Она снова постучала:

– Мама говорит, чтобы ты вышел, а не то…

Матиас распахнул дверь:

– Не ори, дура!

– Чем это пахнет? – спросила она.

– Пахнет? – удивился он, открывая окно.

Матиас вышел из комнаты, выталкивая сестру и приговаривая:

– Давай, девочка, иди отсюда.

Посреди ужина то и дело раздавались взрывы петард.

– Неужели люди не понимают, что фейерверки нужно зажигать в полночь? – спросил Тано.

– Люди не понимают многих простых вещей, Тано, не станешь же из-за этого всякий раз выходить из себя, – ответил ему Альфредо Инсуа, с презрением глядя на свою жену, которая разговаривала с Карлой, ухватившись за бутылку вина, и хохотала непонятно над чем.

В половине двенадцатого зазвонил колокольчик Луисито. Тереса вскочила и за кустами живой изгороди увидела его красный костюм. Все закричали:

– Приехал Санта!

София выбежала следом за матерью, но остальные дети, которые в большинстве своем были постарше, поднимались со своих мест без особого восторга. Матиас подошел одним из первых. Сказал:

– Как дела, старик? – и похлопал его по спине.

Тереса сердито взглянула на него:

– Отойди, Мати, София хочет увидеть Санта-Клауса.

Матиас отодвинулся, и София, которая все еще стояла позади него, оказалась перед Папой Ноэлем. И пристально смотрела на него. Луисито стало неловко, он вспомнил, что, наверное, должен воскликнуть «Хо-хо-хо!», как говорили ему люди из администрации, но в этом красном наряде он чувствовал себя полным дураком и не мог издать ни звука. Он посмотрел на девочку, которая не отрывала от него взгляда, и понял, что это провал. Но ему еще нужно было выполнить свое задание, поэтому он с трудом вытащил из грузовичка подарок для Софии и понес его к дому. Тересе хотелось, чтобы София тоже поучаствовала в спектакле, и она стала громко задавать вопросы:

– Ты приехал издалека, Санта? Устал?

Луисито не мог участвовать в этой комедии и не отвечал ни слова. Матиас притворился, будто хочет посмотреть остальные подарки, лежавшие в трейлере. Племянники Тересы вернулись за стол, а близнецы Инсуа играли в мяч, который кто-то забыл под кустом. Луисито еще раз взглянул на Софию, и ему захотелось попросить у нее прощения. Но она уже была слишком занята своим новым домиком для Барби и не обращала на него никакого внимания.

– А ты не поцелуешь Санту? – спросила Тереса у дочери, когда Луисито садился в машину.

София на минутку оставила в покое свой подарок и подошла к Папе Ноэлю. Она подождала, пока тот поправит шапку, пригладит усы и бороду, а потом поцеловала его. Когда Луисито уехал, София сказала Матиасу:

– А от Санты пахнет так же, как и в твоей комнате.

– Да ну? – удивился ее брат.

– Что это?

– Иди, девчонка, не лезь не в свое дело.

– Бенгальские огни?

– Не лезь не в свое дело.

В полночь выпили шампанского. Все, кроме Тано. Он ушел за десять минут до этого, чтобы проконтролировать запуск фейерверков. Он отвечал за то, чтобы все прошло как следует. В пять минут первого на поле для гольфа отправились все остальные. Тереса с детьми шли пешком, обратно они вернутся на лендровере Тано. По дороге они увидели, как в небе вспыхивают первые фейерверки. Тереса поняла, что они снова опоздали на торжественную речь мужа. Когда они оказались на месте, к ним стали подходить жители поселка, чтобы поздороваться. Все-таки Скалья были здесь своего рода хозяевами – это они заплатили за фейерверк. Они сели вместе с остальными и стали смотреть. Тереса устроилась в первом ряду вместе с Тано и его отцом. Матиас выбрал место с краю, под эвкалиптом, почти у дороги. Здесь он мог чувствовать себя почти в одиночестве, как в своей комнате: больше никто не станет смотреть фейерверк из-под густого дерева. Он опустил руку в карман и достал оттуда косячок. Лег на траву и закрыл глаза. Сквозь листву он видел, как на небе после каждого выстрела меняется цвет и форма огней. Зрители аплодировали. Сначала появился голубой цветок, почти во все небо. Потом три красных цветка поменьше, но зато очень красивые. Потом начался бесконечный золотистый звездопад, а что было дальше – никто уже не помнит.

Луисито успел переодеться и шел к себе домой, когда его внимание привлекли разноцветные огни. Он остановился на минутку посмотреть, все равно, когда он доберется к себе, его дети уже будут спать. И чуть было не наступил на Матиаса, сидевшего под эвкалиптом. На какое-то мгновение оба застыли: и тот, что сидел, и тот, что стоял.

– Хочешь? – спросил Матиас, протягивая ему косяк.

Луисито ничего не ответил, просто взял зажженную сигарету и глубоко затянулся.

Глава 23

Он уложил все коробки с бумагами в багажник лендровера. Наконец-то это был действительно его лендровер. Иногда друзья в Лос-Альтосе говорили: «Какая замечательная у тебя машина, Тано». Он их не поправлял, хотя на самом деле машина ему не принадлежала. Джип Тересы – да, но не лендровер. Наконец-то он стал его собственностью – Тано получил его как часть компенсации при увольнении из Troost, голландской страховой компании, на которую он начал работать в январе 1991 года и закончил сегодня вечером, в конце лета 2000-го. А точнее – пять минут назад, когда вытащил все из ящиков своего письменного стола, который больше уже не был его письменным столом. Владельцы фирмы, голландские акционеры, на встречу с которыми он летал один-два раза в год, решили сократить свои инвестиции в Аргентину и увеличить их в Бразилии, где краткосрочное и среднесрочное страхование могло принести, на их взгляд, большие прибыли. С Тано это не обсуждалось, его даже не предупредили заранее, хотя он был генеральным директором аргентинского филиала. Он узнал обо всем только тогда, когда решение уже было принято, достаточно сказать, что адвокатам, призванным заняться его увольнением, об этом сообщили раньше, чем ему. Голландцы, те трое, что обладали большинством акций, сказали ему о своем решении на селекторном совещании. В Аргентине они оставляют лишь небольшой офис с персоналом нижнего и среднего звена, а все руководство будет осуществляться из Сан-Паулу. Им не в чем его упрекнуть, Тано всегда оправдывал их ожидания и ожидания акционеров, которых они представляют. Они благодарны ему за работу и за преданность делу, но в настоящий момент не могут предложить подходящей должности. Здесь будет действовать очень маленький офис. Они говорили про over skilled, down sizing, deserve more challenges.[29]29
  Слишком высокая квалификация, сокращение штатов, заслуживает большего (англ.).


[Закрыть] Говорили на английском с голландским акцентом, который Тано понимал превосходно. Да и как было не понять, если они использовали международную лексику. Сам Тано больше молчал. Когда им больше нечего было сказать, он ответил:

– Думаю, это своевременное решение, я бы сам так поступил на вашем месте.

И в тот же день он принялся улаживать разные вопросы, связанные с его увольнением, с адвокатами, которые ждали его звонка.

Прощальной вечеринки не было. Тано не захотел. Кроме того, он еще пару месяцев будет работать на фирму в качестве внештатного консультанта. Сможет пользоваться корпоративным телефоном, закажет новые визитные карточки, где вместо «генеральный директор» будет указано «консультант» или еще что-то, как ему больше понравится, будет давать небольшие поручения той, что раньше была его секретаршей, и сможет работать в офисе на part-time.[30]30
  Неполный рабочий день (англ.).


[Закрыть] Не в своем офисе, а в другом, поменьше, но вполне достойном, «чтобы сотрудники не получали указаний из двух источников», как ему объяснили. Сидя там, он заодно займется и поиском нового места для себя в этом секторе. Что тоже было предметом переговоров.

– Легче найти работу, когда у тебя есть работа, – сказал ему адвокат.

Тано знал, что так оно и есть, так было всегда. Он сам, когда подбирал себе сотрудников, не доверял тем, кто сидел без работы, потому что подозревал: настоящие причины их увольнения далеки от официальной версии. Его отец, иммигрант, сумевший стать владельцем достаточно крупного металлургического завода, всегда говорил:

– Устроиться не могут только те, кто не хочет или не способен работать.

А у Тано были способности, он серьезно учился, и ему нравилась его работа. Он был промышленным инженером. Отец в первый и единственный раз прослезился при сыне, когда тому вручали диплом. И вот сегодня он впервые в жизни остался без работы и еще не нашел другой. И впервые в жизни ему хотелось заплакать. Ему! Но он не заплакал.

Выехал на своем лендровере с парковки и двинулся вниз по склону, как делал это последние восемь лет. На выезде со стоянки с ним поздоровался сторож.

– Доброго вечера, инженер Скалья!

То же вежливое приветствие, что и всегда. Но Тано оно показалось не таким, как прежде. Наверное, что-то проскочило во взгляде сторожа. Или в голосе. А может, тот всего лишь случайно вздохнул. Тано так и не понял. Просто почувствовал: что-то изменилось. Ведь теперь у сторожа есть то, чего нет у него, у Тано. И они оба это знают.

Как обычно по вечерам, он проехал по улицам Лугонеса, Генерала Паса, выехал на Панамериканское шоссе и вскоре ощутил что-то новое в воздухе. Он прокрутил весь ФМ-диапазон, но ни одна мелодия его не привлекла. Переключился на АМ-диапазон. «Президент выразил свою озабоченность в связи с наводнениями в Сантьяго-дель-Эстеро и в Катамарке». Тано снова поменял волну и переключился на выступление какого-то аналитика, говорившего о грядущих выборах губернатора Буэнос-Айреса. Он вспомнил, что до голосования осталось всего два-три дня, и хотя он уже несколько лет жил в Лос-Альтосе, голосовать по-прежнему ездил в Кабальито. Потом прослушал обращение бывшего министра экономики, который теперь баллотировался в губернаторы. Тано подумал, что проголосовал бы за него. Он считал, что иностранные инвесторы тому доверяют, и Тано это давало надежду – а вдруг его компания, та, на которую он работал до нынешнего вечера, снова займет в стране свои прежние позиции. И даже если не принимать во внимание его фирму, важно, чтобы иностранные компании продолжали верить в страну и вкладывать в нее деньги. Он был уверен, что недолго останется без работы. Конечно, все не так просто, но у него есть много хороших знакомых, степень МВА, безупречное резюме, да и возраст вполне подходящий – сорок один год. Тано нажал на кнопку радиоприемника и снова попал на передачу о политике – теперь это было интервью со вторым кандидатом, который, согласно всем опросам, должен был проиграть выборы. Тано стал думать об этом кандидате. Он ведь и сам знает, что проиграет, но притворяется. Он представил его рядом с женой и детьми, хотя Тано и не знал, есть ли у того жена и дети, представил, как он пытается заснуть и не может, представил, как он идет голосовать, как выступает в какой-то программе, которой не удалось заполучить кандидата с большими шансами на успех и где он продолжает делать вид, будто не знает, что обречен на поражение.

Тано ничего не скажет Тересе. Незачем, ведь пока он все еще работает на свою компанию, как и раньше. А если немного подождать, то он сможет рассказать ей обо всем, когда получит новое предложение. Или даже новую работу. Тереса даже из-за пустяка начинает волноваться, думал он. На выходное пособие они смогут жить так же, как привыкли, не трогая сбережений. Детей тоже не следует в это вмешивать. К тому же Тереса не умеет держать язык за зубами. Он снова поменял радиостанцию. «Президент отметил, что ситуация в затопленных районах остается крайне тяжелой». Тогда он переключился на ФМ-диапазон в поисках любой музыки.

В ста метрах впереди он увидел главные ворота Лос-Альтоса. Опустил карточку в считывающее устройство, и шлагбаум поднялся, пропуская его машину. Он поздоровался с охранником, дежурившим на входе. И здесь, внутри, он впервые почувствовал себя спокойно. Впервые с того момента, когда услышал: I'm so sorry but… business are business.[31]31
  Мне очень жаль, но… бизнес есть бизнес (англ.).


[Закрыть]

Уже наступила осень, но листья на деревьях оставались зелеными. Через несколько дней та аллея, по которой сейчас не спеша ехал его лендровер, станет красно-желтой. Он опустил стекла и отстегнул ремень безопасности, наслаждаясь каждым метром дороги, отделявшим его от дома. Вечер был теплый и ясный. Перед ужином Тано, как и всегда, совершит пробежку. И ничего не скажет Тересе. Так лучше. Он двигался по главной улице вокруг площадки для гольфа, где уже сгущались сумерки. Какие-то подростки катались на велосипедах, а служанка спорила с маленьким мальчиком, которому не хотелось крутить педали своей трехколесной машинки. По дороге ему встретилась Карла Масотта – она выходила из клуба. Густаво он тоже пока ничего говорить не будет. Вообще никому. Возможно, через несколько дней он расскажет Густаво, тот знаком со многими хедхантерами, и, наверное, стоит дать ему пару резюме. Но не сейчас. Тано уставился на зеленую траву, растущую по сторонам дороги. Он знал, что здесь ничего не изменилось. Поселок оставался таким же, каким был сегодня утром, когда он в последний раз уехал отсюда генеральным директором компании Troost S. A.

Определенно он никому ничего не должен рассказывать.

Глава 24

Осенью трава на газонах желтеет. Не высыхает, не умирает, а просто тихо отдыхает в ожидании следующего лета, когда лужайки опять зазеленеют и цикл повторится заново. Тут есть два варианта. По крайней мере в Лос-Альтосе у нас есть два варианта. Можно смотреть туда, где цвет еще сохранился. На золотистые и красные ликвидамбары, коричневые дубы, желтые гингко билоба, огненные уксусные деретвья. Но это не всегда сработывает. А если взгляд постоянно упирается в выцветшую траву, что вас не устраивает или даже огорчает, значит, первого варианта недостаточно. Вторая возможность – ryegrass, лужайка на один сезон такого же неправдоподобно яркого цвета, как яблоки из холодильника или цыплята, откормленные при искусственном освещении. Но газон безупречен – не просто лужайка, а настоящий коврик.

В этом сезоне Уровичи не могли себе позволить ryegrass. Шел двухтысячный год, мы уже сменили президента. В декабре девяносто девятого он произнес свою инаугурационную речь, текст которой, по слухам, написал один из его сыновей. В речи он особое внимание уделил контролю за бюджетным дефицитом и пообещал, что, как только будут достигнуты успехи на этом пути, вырастут инвестиции и снизится безработица. Но уже настала осень, а не было ни инвестиций, ни новых рабочих мест, и Мартин Урович оставался не у дел. Лала чуть не плача рассказывала Тересе, как он вместе с рабочими пропалывает газон.

– Я так больше не выдержу, ты только представь: он целыми днями сидит дома!

Тереса ее понимала, и к тому же она знала, что все будет еще хуже, когда трава на газоне пожелтеет. Она отвела Лалу в сторонку, чтобы рабочий, который, стоя на коленях, вырывал сорняки, их не услышал, и сказала:

– Делай как знаешь, Лала, но недели через три трава все равно пожелтеет, и весь труд пойдет насмарку.

И снова обернулась к работнику:

– Нет… боже мой… Хосе, это не сорняк! Это penissetum!

Тереса подбежала и пригладила растение пальцами. Лала тоже подошла взглянуть на penissetum. Тереса улыбнулась и сказала вполголоса:

– Это вечный бой, объясняю им двадцать пятый раз, и все без толку.

Дамы осмотрели газон. Работник, все еще занимавшийся прополкой, отступил на несколько шагов. Тереса взялась за подсчеты:

– Смотри, у тебя должно быть полторы-две тысячи квадратных метров парка.

– Тысяча семьсот, – уточнила Лала.

– Таким образом, килограмм семян на каждые тридцать метров, а они стоят, насколько я знаю, доллар восемьдесят центов или два доллара за килограмм, на все про все сколько это будет?

– Не знаю… я же без калькулятора…

– Я тоже. Никогда не ладила с цифрами, но это стоит примерно… сто–сто пятьдесят долларов, столько мне в итоге заплатила Вирхиния, а у нее парк примерно как у тебя.

– Вирхиния заново засеяла газон?

– Да, она получила какие-то очень неплохие комиссионные.

Тереса наклонилась, взяла комок земли и повертела его в руках.

– Дорогая, этому бордюру не хватает влаги, – сказала она, показывая подруге сухую, крошащуюся в руках почву.

Тереса ушла за поливочным шлангом. Лала осталась ее подождать. Тереса уже несколько лет занималась ее садом, так что прекрасно знала, где лежат инструменты. После того как она закончила трехлетние курсы ландшафтного дизайна при питомнике Сан-Исидро, Уровичи стали одними из первых ее клиентов. До тех пор пока Тереса и другие женщины не начали понемногу изучать садоводство и интересоваться растениями, любой безработный поденщик из Санта-Мария-де-лос-Тигреситос с гордостью именовал себя «садовником» или «специалистом по паркам». «Газонокосильщики» – так их называли в Лос-Альтосе – приезжали на велосипедах, за которыми волочились газонокосилки, в лучшем случае электрические, а еще они тащили с собой триммер, садовые ножницы, хлорку для чистки бассейнов – за прозрачностью воды нужно следить круглый год, если не хочешь остаться без работы. Тереса же занималась другим. Она высаживала цветы с учетом времени года, следя за тем, чтобы они сочетались по цвету и размеру, чтобы росли на нужном расстоянии друг от друга, проверяла, чтобы нигде не было увядших или больных растений, выбирала для клумб у дома цветы с приятным ароматом, а те, с которых постоянно что-нибудь летело, удаляла подальше от бассейна.

– Для такой работы нужна художественная жилка, – любила говорить она о самой себе.

И расценки у нее были лишь ненамного выше, чем у «газонокосильщиков».

– Когда все парки вокруг выглядят безупречно – ты видишь кругом только яркую зелень ryegrass и вдруг нарываешься на непорядок, хочется рвать и метать, правда? Представь себе: едешь на машине, видишь зеленое… зеленое… зеленое… желтое! А, это же дом Уровичей! Вот ужас!

Тереса отложила в сторону шланг и занялась осокой, которая слишком тянулась к солнцу и нарушала симметрию бордюра. Лала наклонилась, чтобы помочь ей.

– Послушай, дорогая, я знаю, что твой бедолага сейчас без работы и все такое, но это же временно! Ты не должна покоряться обстоятельствам.

Тереса отпустила осоку и выпрямилась.

– Ее нужно подвязать, или она так и будет торчать в сторону. Она очень непослушная. А для чего еще нужны сбережения? Для таких вот чрезвычайных случаев.

Тереса вытащила из своей сумки моток желтой бечевки, и они вместе с Лалой подвязали куст.

– Это конопляная бечевка, никогда не позволяй использовать в саду материалы, которые не разлагаются естественным путем.

Лала помогла ей завязать веревку.

– Представляешь, пройдут века, нас с тобой уже не будет, а пластик так и останется здесь. Кстати о пластике, ты не будешь в этом году делать себе грудь?

– Буду, но я подожду немного, пока у Мартина закончится эта неразбериха с деньгами, а то он взбесится.

– Силикон подождет, а вот газон – нет. И через пару месяцев у Мартина будет новая работа, а у вас – совершенно испорченный участок.

Тереса вытянула шланг, перевела соответствующий рычаг в крайнее положение, чтобы напор был постоянным, но небольшим, сделала знак работнику открутить вентиль и, когда вода пошла, стала поливать клумбу.

– Я знаю, можно возразить: «Это мне каждый год стоит денег, и все равно к ноябрю ryegrass нужно снова менять», – да, это так, но… Тут уж надо выбирать… Мы вообще всю жизнь должны выбирать.

– Ты меня знаешь, я хочу заняться газоном, но мне нужно придумать, что сказать Мартину.

– А зачем ему что-то говорить?

– С тех пор как у него случилась эта история с работой, он стал очень подозрительным. Не говори никому, please, но он даже занимается планированием расходов на компьютере, я от этого просто с ума схожу.

– А почему ты не отправишь его к психоаналитику?

– Мартина? При таких-то ценах? Он ни за что не пойдет, он стал просто скрягой, клянусь. Даже запретил мне пить чай Twinings, можешь себе представить?

– В таком случае остается единственный выход – обмануть его. И пусть совесть тебя не мучает, ведь это для его же блага. Ему тоже понравится, если, выглянув в окно, он увидит вокруг зеленый газон!

Тереса передала шланг Лале.

– Держи, полей немного, а я схожу к джипу, возьму удобрение с железом для этого жасмина, он немного подвял, да?

Тереса ушла, а Лала осталась поливать. И пока ровный дождик падал на зеленые листья, Лала убедила себя, что, как ни крути, желтая высохшая трава конечно же не улучшит настроение ее мужу.