Текст книги "Вдовы по четвергам"

Автор книги: Клаудиа Пиньейро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 13

Когда меня впервые вызвали в школу к Хуани, в Lakelands, я испытала настоящий шок. В красном конверте между приглашением на праздник, посвященный Дню флага, и табелем было вложено официальное уведомление на бланке. Герб Lakelands – щит и четыре английских слова вокруг него. Я никак не могла запомнить, какие именно это были слова. In God we Trust,[14]14
  «Мы верим в бога» (англ.) – надпись на долларах США.


[Закрыть] – говорил Рони и даже не смеялся над своей шуткой.

«Уважаемые родители, приглашаем вас в понедельник, 15 июня, в 9 часов в кабинет директора школы, для того чтобы поговорить о (пустая строка заполнена от руки) Хуане Игнасио Геваре». Хуани. Никогда раньше меня не вызывали так официально для разговора о моем сыне. Я заволновалась. Хуани учился в пятом классе. Уведомление подписали директор и детский психолог.

Вызов я получила в пятницу. И все выходные места себе не находила. Я не могла понять, о чем они собираются со мной говорить. Спросила у Хуани. Он тоже понятия не имел. Он не хулиганил на переменах, к директору его не вызывали, и записей о плохом поведении в дневнике тоже не было. Я гонялась за сыном по всему дому:

– А ты ни с кем не подрался? Не выражался неприличными словами?

Даже ворвалась в ванную, пока он принимал душ, и все продолжала задавать вопросы.

– Хватит, мама.

В конце концов я довела его до слез. Позвонила одной своей подруге узнать, не получила ли она такую же бумагу. Но нет, никто ее не вызывал. Позвонила второй подруге. Она тоже ничего не получала. Больше я решила никому не звонить, не хотела, чтобы все вокруг были в курсе сама толком не знаю чего. Но все равно остальные об этом узнали – за игрой в теннис, пока мы менялись сторонами корта, Мариана Андраде спросила:

– Значит, тебя вызвали в школу в понедельник? – И добавила: – Меня тоже не сегодня завтра вызовут поговорить о девочке.

Она имела в виду Ромину, с которой Хуани проводил много времени.

– А ты откуда знаешь?

– Мне сказала Летисия Липорачче, я ее встретила в супермаркете.

И пока я раздумывала над тем, кто же мог сообщить об этом Летисии Липорачче, Мариана влепила мне эйс в угол, точно под среднюю линию. Мяч был слабый, легкий, дурацкий, шел почти свечкой, но я даже не попыталась его принять.

В понедельник ровно в девять я была в школе. Lakelands находится через две развязки по шоссе от Лос-Альтоса. Когда-то у нас была мысль переместить ее в пределы нашего поселка, чтобы, как и в других загородных клубах, дети могли ездить в школу на велосипеде или на роликах.

– Как замечательно, если нам удастся возродить понятие своего района, какие были у нас в детстве! – сказала Тереса Скалья на родительском собрании, где обсуждался этот проект.

Но многие выступили против – в Lakelands учились дети из других закрытых поселков, и хотя доля наших школьников была самой большой, но все остальные вместе взятые тоже составляли внушительную цифру, и школа не могла позволить себе потерять столько учеников. В главном здании находились начальные классы и администрация. Рядом располагались старшие классы, позади – детский сад. Школа была совместной, для мальчиков и девочек, но не совсем. Потому что они не встречались друг с другом ни в классах, ни во дворе. Существовали отдельные классы для девочек и для мальчиков. Лишь в детском саду дети могли быть вместе. Внутренний двор разделен двойной желтой линией, похожей на дорожный знак «Не приближаться», на два сектора, и девочки гуляют с одной стороны, а мальчики – с другой. Хуани обычно садился у этой линии, Ромина – напротив него, и они начинали разговаривать жестами, как глухонемые. Одна учительница неправильно поняла какой-то жест Хуани, и ему запретили общаться с Роминой под угрозой наказания. Но и тогда меня не вызывали, просто сделали запись в дневнике по-английски, так что мне пришлось просить Дориту Льямбиас ее перевести. Когда мы впервые пришли записывать Хуани в школу, то спросили у директора, связано ли разделение с какой-то педагогической теорией о построении обучения с учетом пола ребенка.

«Что-то вроде этого, – ответили мне. – В восемьдесят девятом году мы вынуждены были начать прием мальчиков, потому что иначе для семей, в которых много детей, их доставка в школу превратилась бы в сложную проблему – ведь детей надо возить туда и обратно, плюс национальные праздники, кроме того, если братья и сестры учились в одном заведении, полагалась скидка. Так что мы стали брать девочек и мальчиков, но сразу же поняли: это ошибка, у нас все-таки слишком мало опыта. Девочки стали садиться, широко расставив ноги, показывали то, что не должны показывать, и ругались плохими словами, в общем, вели себя как мальчишки. Короче, через два месяца после начала занятий мы были вынуждены нарисовать желтую линию и разделить мальчиков и девочек. И теперь без ложной скромности можем сказать, что накопили большой опыт по решению подобных проблем».

Все три школьных здания кирпичные, с большими окнами, В каждой мелочи была видна забота о безопасности: дома одноэтажные, никаких лестниц и окон высоко от земли, округлые ручки на дверях, высокопрочные стекла, кондиционеры и центральное отопление. Три площадки для регби и две для хоккея, спортивный зал, терраса, полукруглый актовый зал с расположенными амфитеатром местами, видеосалон, лаборатории, кабинеты для занятий живописью и музыкой. Библиотека постепенно уменьшалась: по мере роста школы от нее отхватывались куски, которые отводили под классы. Но уже разработан проект расширения библиотеки, остается только найти средства.

Я сидела в приемной и ждала. Деревянные кресла, на мой вкус, были очень жесткими. Секретарша предложила мне кофе и извинилась за задержку. Рони не захотел пойти со мной.

– Это какая-то чушь, Вирхиния, не заставляй меня отменять дела ради встречи со школьным психологом!

«Дела» – это очередной миллионный проект, который все никак не выливался ни во что конкретное, в то время как я отменила две встречи, в результате которых вполне могла бы получить комиссионные, и этой суммы хватило бы для оплаты наших счетов за месяц. Я выпила кофе и посмотрела на часы. Как только стрелка часов показала пять минут десятого, открылась дверь кабинета директора. Две женщины с улыбкой пригласили меня войти, но, несмотря на улыбки, они не выглядели спокойными, скорее наоборот. Обмен любезностями был недолог, две-три фразы, и мы сразу же перешли к делу. После встречи со мной должен был состояться педсовет, и они не хотели опаздывать. На меня смотрели как-то сочувственно, я это сразу уловила.

– Вопрос очень деликатный, Вирхиния, – сказала директриса. – Пусть вам все объяснит Сильвия, у нее получится лучше, чем у меня.

И психолог стала мне рассказывать:

– Хуани придумывает очень странные истории. Мы обеспокоены.

Я не поняла.

– Истории… эротического характера, если так можно выразиться, – попробовала уточнить директриса.

Я окончательно растерялась.

– Возможно, это происходит из-за какого-то перевозбуждения, не соответствующего его возрасту, – снова стала объяснять психолог.

– Вы не могли бы выражаться конкретнее?

Они перешли к фактам. Открыли тетрадь Хуани и попросили меня саму прочитать. Это было его сочинение. Учительница задала тему «Мои соседи». И Хуани написал о семье Фернандес Луэнго. «Они живут рядом с теннисными кортами. У них есть черный Nissan Path Finder и синяя Alfa Romeo», – писал он в своем сочинении с кучей орфографических ошибок. Далее речь шла о том, что у них есть дети, которые ходят в ту же школу, но как их зовут, он не помнит. А вот кличку собаки он знает – ее зовут Кайзер. «Они кричат ему: „Кайзер, иди отсюда! Кайзер, брось это или получишь пинка по (бип)!“» Меня рассмешило, что он написал «бип» вместо «задница», но радовалась я недолго. О Монике, жене Фернандеса Луэнго, Хуани даже не упомянул. Он полностью сосредоточился на нем самом. «Лучше всего я знаю отца, потому что я чаще всего его вижу. По утрам я смотрю в окно, через которое виден его кабинет». Затем он рассказывал, что чаще всего видит его за работой, у компьютера, который включен всегда, и днем и ночью. И продолжал: «Иногда Фернандес Луэнго снимает одежду и садится перед компьютером без ничего. Бросает одежду на пол, в кучу». Хуани жаловался, что в том доме так делать можно, тогда как у нас его заставляют нести одежду в ванную, в корзину для белья. И в последнем абзаце он писал: «Когда он сидит голый, то уже не хватается за компьютерную мышь, он опускает руки вниз, между ног. Я вижу его сзади или чуть сбоку. Он все трогает себя. Двигается туда-сюда, словно на качелях, и в конце концов затихает. Однажды ночью, когда он занимался этим, в комнату вошел Кайзер и залаял, а он кинул в него тапком. В другой раз вместо тапка он попытался сам кинуться на него, на Кайзера, схватил и не отпускал. Конец». Под текстом была картинка: толстый голый сеньор оседлал собаку.

Я изменилась в лице. Женщины смотрели на меня. Я просто не знала, что сказать.

– Хуани часто смотрит телевизор в одиночестве?

Да, он всегда, с самого детства, смотрел телевизор один.

– Может, он случайно увидел один из кабельных каналов для взрослых, а вы об этом не узнали?

– Мы не подписаны на эти каналы.

– Он часто выдумывает подобные вещи, или это в первый раз?

– Не знаю.

– Вы проверяли логи на его компьютере?

– А что такое логи?

Они тоже толком не знали, но учительница информатики настояла, чтобы меня спросили об этом.

– Мог ли он получить доступ к порносайтам?

– Не знаю, дома нет компьютера, только у меня в офисе.

– А в гостях у какого-нибудь приятеля?

– Он пьет много кока-колы перед сном?

– В вашей семье не случилось ничего такого, что могло бы так повлиять на него?

У меня закружилась голова. Низкое давление, шок, замешательство – что-то одно или все вместе, – но комната поплыла перед глазами, и я зашаталась.

– Принести воды?

– Нет, спасибо.

Мне посоветовали сходить на консультацию к психотерапевту. Но это был не совет, а почти приказ.

– Вопрос очень деликатный, нужно начать действовать как можно скорее. В таких вещах время – самый важный фактор, следует разобраться с этим побыстрее, раньше, чем люди начнут жаловаться.

– А кто будет жаловаться? Фернандес Луэнго?

– Нет, Фернандес Луэнго ничего не узнает. Как человеку расскажешь о таком! Ему или кому-нибудь еще. Но некоторые одноклассники Хуани видели его рисунок. И у нас нет никакой уверенности, что они не станут рассказывать о нем. Родители очень боятся таких вещей, они видят в этом опасность для своих детей, и мы должны гарантировать, что у нас в школе их детишкам ничто не угрожает.

– Детишкам, говорите? А что же может им угрожать?

– В настоящее время им ничто не угрожает, мы полностью контролируем ситуацию, в противном случае Хуани уже не учился бы у нас.

Это заявление было как пощечина.

– Сообщите нам, когда получите заключение психотерапевта. Будут еще вопросы?

Я поблагодарила их и вышла.

– Присматривайте за ним… получше, – посоветовала на прощание психолог.

У меня перед глазами все стояли детские каракули: Фернандес Луэнго верхом на своей собаке.

В тот день я не пошла на работу. Чувствовала то стыд, то собственную вину. А то и злость. Несколько раз доставала бумагу, на которой Хуани написал то, что написал, и не верила своим глазам. Мне посоветовали одного психотерапевта, но я все не решалась ей позвонить. Не знала, с чего начать разговор. И как рассказать Рони. Набирала номер и бросала трубку. Иногда я начинала сомневаться в том, нужна ли нам консультация психотерапевта или психопедагога. Ужинали мы вдвоем с Хуани, Рони возвращался позже. С сыном я тоже не могла об этом поговорить. Смотрела на него и все спрашивала себя, что я сделала неправильно. Или не я, а Рони. Или мы оба. Конечно, мы немало ошибались. Хуани пошел спать. «Присматривайте за ним». Да, в последнее время я почти не следила за Хуани, работала с утра до ночи, показывала дома, нахваливала участки, помогала оформить ипотеку, а сын тем временем рос, «как Бог даст», по выражению моей мамы. Разумеется, в Лос-Альтосе Бог давал куда щедрее, чем в других местах. Здесь мы могли оставлять детей одних, не опасаясь, что с ними что-нибудь случится, не то что матери в других районах. Здесь не случается похищений людей или ограблений домов. Мальчик возраста Хуани может уезжать из дома на велосипеде и возвращаться, когда ему заблагорассудится. В комнате для игр всегда есть воспитатель, который смотрит за детьми, а благодаря круглосуточной охране можно спокойно гулять по улицам. Дети привыкли входить в любой дом, даже к малознакомым людям, и садиться в любой автомобиль. Здесь все спокойны и уверенны. Никто не говорит детям: «Не разговаривай с незнакомцами». Потому что любой житель Лос-Альтоса – это никакой не незнакомец или в самом скором времени им быть перестанет. А если это гость, то он проехал через шлагбаум, что тоже является определенной гарантией безопасности. Или же иллюзией такой гарантии. В середине последнего десятилетия прошлого века мы принимали лихорадочные меры по усилению собственной внутренней безопасности. Все выше становились требования к тем, кто хотел заехать в поселок, все больше охранников ставили у ворот, все мощнее было у них оружие – для тех, кто хотел его увидеть. Пару месяцев назад даже ввели, негласно конечно, проверку всех садовников, строителей, маляров и других рабочих, которые регулярно здесь появляются, после того как вдруг выяснилось: десять лет назад одного из наших электриков осудили за изнасилование, а мы и знать о том не знали.

Кроме того, было принято решение сменить внешнюю сетчатую ограду на трехметровый забор. Сначала рассматривали вариант двойного проволочного ограждения: внешний слой – колючая проволока, с внутренней стороны – что-то поизящнее. Но большинству жителей этого показалось недостаточно. Глухой забор, через который невозможно не только перебраться, но даже подглядывать за нами, за нашими домами, за нашими машинами, – вот чего мы все хотели. И чтобы мы тоже не видели ничего из того, что происходит снаружи. Но замена забора до сих пор не была утверждена по эстетическим причинам. Дискуссия о том, делать забор из кирпича или из бетонных блоков, велась уже около пяти месяцев.

Ясно было одно: Хуани слишком много смотрит телевизор один и пьет слишком много кока-колы.

Когда пришел Рони, я рассказала ему обо всем. С самого начала. Он не дал мне закончить, я не успела упомянуть ни о сомнениях директрисы, ни о психотерапевте, к которому мне посоветовали обратиться, ни о кофеине в кока-коле, ни о собаке. Какая уж тут собака!

– Ну и ну, Фернандес Луэнго дрочит перед компьютером! – засмеялся Рони и принялся за еду.

Глава 14

Кармен Инсуа внесла в сетку соревнований имена участниц и взяла с каждой по десять песо в качестве вступительного взноса. Сделала над собой усилие и улыбнулась следующим игрокам. Ей не нравилось сидеть здесь часами, почти без движения. Хотелось погулять, выкурить сигарету, выпить кофе. Она уже решила было выдумать какое-нибудь оправдание и не прийти. Но не смогла. Никто не пропускает ежегодного турнира по бурако в Лос-Альтосе. Он проводится в пользу детской столовой, которую опекает их поселок. А Кармен была не только одним из организаторов турнира, но и основательницей фонда «Дамы из Лос-Альтоса».

Улучив момент между записью двух пар, она набрала номер мобильного Альфредо. Телефон был отключен. У нее затряслись колени. В какой-то момент она даже двинула ногой по столу, и Тереса Скалья едва успела удержать карандаши и листы с записями, иначе они оказались бы на полу.

– Прошу, не ставь меня играть с Ритой Мансильей, – подойдя к столу, сказала ей одна из участниц. – На последнем теннисном турнире мы вдрызг разругались.

Кармен почти не слушала, что ей говорят. Если бы она хотя бы сама участвовала в турнире, голова была бы занята другим. Играть она любила. И в бурако и в карты. Но сегодня ей не удастся сыграть ни одной партии. Кармен нравилось собирать последовательности. И, если возможно, красных мастей. Не так важно выиграть, сколько собрать самую длинную последовательность. Она снова набрала номер Альфредо. Телефон все еще был отключен. Кармен попросила сигарету. Курить она бросила несколько лет назад, но вдруг захотелось так остро, будто и не бросала никогда. Подумала о том, что хорошо бы сейчас выпить вина, только место для этого было совсем неподходящим. Пока еще одна пара заканчивала игру, Кармен достала из кошелька детализацию платежей по карте Альфредо и снова перечитала ее, надеясь, что все-таки она ошиблась. Отель «Шератон», триста долларов, пятнадцатое августа. Она снова ощутила ту же пустоту в желудке, как и сегодня утром, когда это обнаружилось. Бумага лежала на прикроватном столике Альфредо, где любой мог бы ее увидеть. Потом Кармен перечитала еще раз – десять, двадцать, тысячу раз. Результат был одним и тем же. Тогда она, помнится, уехала в Кордобу на турнир по бурако, хотя сейчас и трудно сказать, в чью пользу собирались деньги. Ночью она позвонила домой, но никто не взял трубку. Дети гостили в Пинамаре у своих школьных друзей, а служанка незадолго до того вдруг уволилась. Альфредо сказал, что лег спать пораньше, потому что у него ужасно разболелась голова. Но не сказал, где именно и с кем он спал. Она ему поверила. В те выходные проводился важный клубный турнир по гольфу, а уж его-то муж не пропустил бы даже ради самой соблазнительной женщины на свете. Значит, пропустил.

– Запишите нам тысячу пятьсот семьдесят очков. А с кем теперь мы должны играть?

Кармен уставилась на таблицу. Она не понимала, куда нужно смотреть. Фамилии участников турнира путались и плясали перед глазами. Наконец она записала.

– Будете играть с парой номер девять, после того как закончится игра за десятым столиком, – сказала она не очень уверенно.

Тереса взглянула на нее и взяла бумагу, на которой велся подсчет очков. Вычеркнула записанные триста.

– Тысяча пятьсот семьдесят, говорите? – спросила она у игроков, которые еще не ушли.

Кармен вдруг встала. Тереса смотрела на нее и не могла понять, что это значит.

– Пойду покурю на свежем воздухе. – И она вышла, прихватив с собой телефон и выписку из банка.

С террасы у девятой лунки она позвонила в отель. Представилась секретаршей сеньора Альфредо Инсуа.

– Сеньор Инсуа хочет сообщить, что не согласен со снятием трехсот долларов, и просит выслать детальный счет, – солгала она.

Ей сказали, что могут отправить счет по факсу. Кармен сообщила их домашний номер телефона, закончила разговор, вернулась и села рядом с Тересой.

– Все хорошо? – спросила у нее подруга.

– Прекрасно, – ответила она.

Женщина, игравшая за столом у окна, которое выходило на зимний сад, вдруг пожаловалась, что ее соперницы подают друг другу знаки. Те возмутились. Начался спор. Остальные смотрели на них, но не вмешивались. Кармен еще раз попыталась позвонить Альфредо. Одна из женщин встала и ушла. На этот раз в трубке пошли гудки вызова. Напарница обиженной женщины попыталась удержать ее. Альфредо сказал:

– Алло.

Кармен не знала, что ответить, и дала отбой. В конце концов ушли обе: и обиженная, и ее напарница. Альфредо поймет, что ему звонила она. Оставшиеся участницы подошли к столу. Кармен была одна, Тереса отошла, чтобы заняться организацией награждения.

– Что за наглые дамочки, вы видели? Говорят, мы выиграли walk over.[15]15
  Завоевать победу ввиду отсутствия других участников соревнования (англ.).


[Закрыть] А разве здесь бывают walk over, как в теннисе?

У Кармен зазвонил телефон, и она взяла трубку, не успев ответить этой женщине. Звонил Альфредо.

– Да, вызов оборвался, видишь ли, сотовый тут не очень хорошо ловит.

Альфредо сказал, что вернется поздно, чтобы она его не ждала, а ложилась спать. Кармен вычеркнула из таблицы ушедшую пару.

– Хорошо, мне все равно придется задержаться тут на какое-то время, у нас будет награждение… Да, все замечательно…

Паре победительниц вручили два серебряных ожерелья с цирконами, которые предоставил ювелирный магазин «Толедо». Все зааплодировали. Тереса и Кармен помогли дамам застегнуть украшения на шее. Победительницы сфотографировались – сначала одни, а потом вместе с организаторами. После чего бесконечно долго пили чай. Кармен позвонила домой и поговорила со служанкой, которая работала здесь всего несколько месяцев. С тех пор как Альфредо уволил Габину, прослужившую у них всю жизнь, остальные казались Кармен не заслуживающими доверия, поэтому в их доме никто не задерживался надолго.

– Тебе не звонили, чтобы передать факс? О'кей… Если позвонят и попросят принять факс, ты останешься стоять рядом с телефоном, а когда он закончит печатать, оторвешь лист, сложишь его и оставишь в ящике моего прикроватного столика. Понятно? Ладно, тогда повтори, пожалуйста.

Кармен не смогла дослушать ответ, потому что к ней подошла одна из участниц, которой при регистрации забыли дать сдачу. Она повесила трубку. Поискала мелочь. Не хватало двух песо.

– Ладно, оставьте их для столовой.

Через некоторое время в зале стало пусто, пахло сигаретами. Две уборщицы подметали пол и расставляли столы. Тереса и Кармен пересчитывали деньги. Тут у Кармен зазвонил сотовый. Это была служанка: пришел факс, она стояла рядом, пока выходила бумага… нет, дети еще не вернулись домой, она оторвала бумагу, свернула и убрала в ящик прикроватного столика. Кармен сложила деньги в металлический сейф и заперла его на ключ. Сумма оказалась больше, чем они рассчитывали. Даже чуть больше, чем потратил той ночью ее муж.

– Как прекрасно, что люди такие щедрые, да? – спросила Тереса.

– Да, – ответила она. – Есть много щедрых людей.

Они погасили свет и ушли. Уже у машины Кармен вдруг заколебалась. Подошла к Тересе:

– Не хочешь съездить куда-нибудь перекусить? Альфредо сегодня вернется поздно.