Текст книги "Вдовы по четвергам"

Автор книги: Клаудиа Пиньейро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 47

Через неделю после похорон Рони и Вирхиния приглашают вдов к себе в гости. Эта неделя им потребовалась, чтобы подготовиться к встрече. Карла и Тереса пришли вовремя. Лала опоздала на двадцать минут. Взглянуть друг на друга в первый раз было очень тяжело, почти невозможно. Сказать первые слова, впервые промолчать. Вирхиния подала кофе. Женщины стали расспрашивать про ногу Рони. Тот рассказал им об операции, лечении, реабилитации. И о падении. Но не о том, почему он упал. Потом постепенно начал рассказывать о том, что случилось той ночью, до сломанной ноги, до того, как Вирхиния заталкивала его в джип и как на выезде они встретились с Тересой.

– Я не думал, что они на такое способны, – говорит он. – Не думал, что они сделают это.

Женщины не могут его понять. Рони рассказал им о плане Тано, о депрессии Мартина Уровича, о том, как Тано описал им ситуацию, историю своей собственной смерти, но Рони все-таки ему не верил. Он не упомянул о тех доводах, с помощью которых он убеждал Густаво. Этого и не потребовалось. Карла заплакала. Лала несколько раз сказала «вот сукин сын», не объясняя, относится ли это к ее мужу или к Тано. Или даже к Рони. Тереса все никак не могла понять сути дела:

– Так, значит, это был не несчастный случай?

– Думаю, нет.

– Это было самоубийство?

– Да, самоубийство.

– Не может такого быть, он никогда мне ничего не говорил.

– Вот сукин сын, – снова сказала Лала.

– Должно быть, он думал, что так будет лучше для тебя и для детей, – объяснила Вирхиния.

– Он вообще не думал, думать умеет только Тано. – Лала говорила о нем в настоящем времени, будто Тано был еще жив.

– Мне кажется, никто из нас не знал о том, как плохи были дела у Тано, – попробовал объяснить Рони.

– Но у него все шло неплохо, мы строили планы, собирались уехать путешествовать, – говорила Тереса, которая все еще не могла ничего понять.

– А я? – спросила Карла.

Никто ей не ответил.

– Как Тано уговорил Густаво? – снова спросила она.

– Не знаю, – ответил Рони. – Кажется, он его так и не уговорил.

– Боже мой! – воскликнула Карла и заплакала.

– Простите, я хотел бы избавить вас от еще одного печального момента, но вы должны об этом знать, – объяснил Рони.

– Кто сказал, что мы должны об этом знать? – спросила Лала.

Карла плакала и не могла остановиться, Вирхиния подошла к ней и взяла за руку. Они обнялись. Лала ушла, хлопнув дверью. У Тересы все никак не могли сложиться части головоломки:

– Дела шли неплохо, Тано говорил, что все хорошо.

Воцарилось долгое молчание, которое нарушают лишь всхлипывания Карлы.

– Ты уверен в том, что все случилось именно так, как ты говоришь? – спрашивает Тереса.

– Абсолютно уверен.

Снова повисло молчание, потом вдова Тано захотела узнать:

– Это что-то меняет?

– Это правда, – ответил Рони. – Изменилось лишь то, что теперь вы знаете правду.

Не прошло и двух часов после встречи, на которой Рони рассказал вдовам, что же на самом деле случилось той ночью, как в их доме появились Эрнесто Андраде и Альфредо Инсуа, которые хотели поговорить с Рони наедине. Они не сказали об этом прямо, но легко было догадаться, так что Вирхиния ушла на кухню готовить кофе и пробыла там гораздо дольше, чем требовалось. Для того чтобы не выслушивать просьбу: «Мы хотим поговорить по-мужски, без женщин». Разговор начался издалека:

– Кто-нибудь знает, какой сегодня у нас экономический индекс?

Никто этого не знал.

– Дела в стране идут все хуже, если у тебя есть деньги на счету в банке, сними их, Рони, мой тебе добрый совет.

– В банке у меня только кредит.

– Надеюсь, он в песо?

– Ты слышал о банковском страховании?

Наконец они перешли к тому, зачем явились:

– Кто-нибудь еще, кроме тебя и Вирхинии, знает о том, что это было самоубийство?

– До сих пор я сказал об этом лишь Лале, Карле и Тересе.

– Почему ты говоришь «до сих пор»?

– Не знаю, потому что это правда: до сих пор я сказал только им…

– Рони, это не могло быть самоубийством.

– Я знаю, такое сложно понять.

– Дело не в понимании, Рони, дело в том, что не было, просто не было никакого самоубийства.

– Но я же был там, слышал, как они все планируют, просто не думал, что они решатся на это, так что…

– И сейчас тоже не думай, это самоубийство не нужно никому. Скажи, ты понимаешь, что если это будет признано самоубийством, их жены окажутся на улице? – спросил Инсуа.

Рони не ответил.

– Ты ведь знаешь, о чем я, да?

– Как же мне не знать, сам Тано это объяснил.

– Да, ты прав. Мы сейчас помогаем им со всеми хлопотами, что на них свалились. Эрнесто занимается юридическими вопросами, а я страховкой, – сказал Альфредо.

– Всем, кроме Карлы, она держится отчужденно и не принимает никакой помощи, – добавил он.

– Понял, Рони? Если они не получат страховки, то останутся совсем без денег, – объяснил Андраде.

– Если возникнет хоть малейшее подозрение, самое дурацкое, что это было самоубийство, то компания начнет расследование, устроит волокиту, и бедняжки еще долго не получат ни сентаво.

– Я не подумал о страховке.

– Это понятно, на тебя очень сильно подействовало все эта история, но и об этом нужно думать. К счастью, есть мы.

Вошла Вирхиния с кофе. Мужчины замолчали. Она подала каждому его чашку, переглянулась с мужем и вышла с пустым подносом.

– Ты понимаешь, Рони?

– Я лишь хотел, чтобы они знали правду.

– Да, мы понимаем, но благими намерениями вымощена… сам помнишь, какая дорога, кроме того, не важно, хорошо или плохо ты поступил, ведь в конечном итоге, наверное, для этих женщин лучше думать, что мужей убило током в результате несчастного случая… да? И кроме того… Не помню, о чем я еще хотел сказать… Сейчас…

– Сейчас важнее всего, чтобы они получили страховку, Рони.

– Да, именно это я и хотел сказать.

– Я думал, что они заслужили право знать правду.

– Возможно, не знаю… в психологии я не очень разбираюсь, возможно, следовало иначе преподнести правду этим убитым горем женщинам, объяснить, что их мужья были… почти героями, да?

– Что ты говоришь? – удивился Рони.

– Нужно иметь мужество, чтобы решиться на то, что сделали эти парни.

– Они умерли, чтобы обеспечить свои семьи, разве в этом нет своего рода героизма?

Рони слушал, как они по очереди говорят одно и то же. Он не отвечал. Помешивал сахар в чашке с кофе и думал. Думал: «Я не был героем, я был трусом, или это они были трусами, но тогда кто же я – трус другого сорта? Или неудачник, как меня назвал Тано, неудачник, слишком привязанный к жизни? Или все вместе, или ни то ни другое?»

– Мы должны рассчитывать на твое молчание, – сказал Андраде твердо.

Рони оторвал взгляд от своей чашки и увидел, что Хуани стоит на лестнице и смотрит на него. Гости взглянули в том же направлении и тоже увидели его.

– И на молчание всей твоей семьи.

– Это нужно вдовам, мы не можем оставить их без гроша.

– Хотя бы для того, чтобы эта жертва была не напрасной.

Рони встал, насколько ему позволяла загипсованная нога. Он смотрел на Хуани на лестнице и на двоих мужчин, сидевших напротив.

– Мне ясно, что вы хотели сообщить, а сейчас я хочу отдохнуть, – сказал он.

– Значит, мы можем на вас рассчитывать.

Рони не ответил. Хуани спустился еще на несколько ступенек.

– Так мы можем спокойно идти, да?

Хуани подошел к своему отцу. Рони попытался встать на свою загипсованную ногу, чтобы проводить гостей к выходу. Он споткнулся, Хуани подхватил его. Гости не трогались с места.

– Идите, вы же слышали, что сказал папа? – сказал Хуани.

Андраде и Инсуа взглянули на него, а потом – на Рони.

– Подумай об этом, Рони, лишней болтовней ты ничего для себя не добьешься.

– Я ничего не хочу добиться для себя, мне кажется, этого вы никак не можете понять.

– Подумай об этом.

Гости вышли, никто их не провожал. Хуани остался рядом с отцом. Вирхиния смотрела на них из кухни.

Глава 48

Я посмотрела на мужа и сына, стоявших рядом. Спросила:

– Что мы будем делать?

– То, что мы должны были сделать, уже сделано, – ответил Рони.

– А если это была не вся правда? – спросил Хуани.

Мы его не поняли.

– Идемте наверх, я должен вам кое-что показать.

Мы помогли Рони подняться по лестнице. В комнате Хуани нас ждала Ромина, она сидела на подоконнике. Я не знала, что она здесь. В руках у нее была отцовская цифровая видеокамера. Хуани попросил нас сесть на кровать. Работал телевизор, в выпуске новостей сообщали о неизбежном нападении Соединенных Штатов на Афганистан, который считали ответственным за теракт во Всемирном торговом центре.

«Наши военные готовы к операции, и скоро мы снова почувствуем гордость за свою страну», – сказал их президент с экрана.

Хуани подошел с камерой к телевизору. За несколько секунд он отсоединил одни провода, присоединил другие, нажал на кнопки, и на экране вместо президента Соединенных Штатов возникло изображение, снятое камерой. Ромина помогала ему, подавала нужные провода. Я была так удивлена технической смекалкой собственного сына, что сначала не поняла, что они нам показывают. У меня бы такое переключение проводов заняло целый день, если бы я вообще с ними справилась. Рони уставился на экран телевизора и схватился за голову, и я тоже стала понимать, что вижу перед глазами. Было довольно темно, но не оставалось никаких сомнений – это бассейн у дома Скальи.

Снимали сверху, словно человек с камерой куда-то залез.

– Мы сидели на дереве, – объяснил Хуани, и тут я поняла, что прыгающие тени – это листья.

Мартин Урович уже был в воде, он лежал на спине, держась за поплавки. Одной рукой он держался за поплавки, а другой – за бортик бассейна. Тано устанавливал музыкальный центр на самом краю, у спуска в бассейн.

– Музыкальный центр, – сказал мне Рони, и мы оба поняли, что он имеет в виду.

По полу тянулся провод удлинителя, который присоединялся к розетке в коридоре. Тано убедился, что длины провода достаточно, чтобы дотянуться до бассейна, и оставил его лежать на полу, слишком близко к краю. Густаво сидел рядом с ним, опустив ноги в воду. С такого расстояния невозможно было утверждать, что он плачет, но сама поза, легкая дрожь, сотрясавшая его тело, почти незаметные судороги явно указывали на это. Когда Тано закончил устанавливать аппаратуру, он прыгнул в воду, а потом взял один из трех бокалов, стоявших на бортике бассейна, и выпил. Тут колыхнулась какая-то ветка и на миг заслонила объектив камеры. Затем снова появился Тано, он разговаривал с Густаво, не было слышно, что он говорит. Но Густаво отрицательно качал головой. Тано говорил все настойчивее, а так как собеседник по-прежнему отказывался, он грубо схватил его за плечо. Густаво вырвался. Тано снова попытался его схватить, и тот снова вырвался. Тано отчитывал его как мальчишку, не было слышно ни слова, но по выражению лица и по жестам все было понятно. Густаво согнулся и заплакал, закрыв лицо руками. Теперь его рыдания были отчетливо слышны. Он раскачивался вниз-вверх в такт всхлипам. Тогда Тано схватил его за шею и стянул вниз, в бассейн, и тут же воткнул вилку в розетку удлинителя. Урович по-прежнему лежал на воде. Густаво всплыл на поверхность, хотя Тано пытался свободной рукой удерживать его голову под водой. Но Густаво был моложе и сильнее, так что он в очередной раз вырвался и попытался добраться до бортика. Он до него даже дотянулся, но было слишком поздно, выбраться ему уже не удалось. Тано другой рукой, не той, которой он боролся с Густаво и пытался удержать его под водой, вытащил провод из удлинителя и опустил его в воду, рядом с собой. Три тела всплыли на поверхность, а затем опустились на дно. По воде разошлись круги. И наступила полная темнота. Отключились фонари у дома и оборвалась музыка. Камера начала показывать что-то невнятное, темные листья дерева, с которого спускались Хуани и Ромина, дорогу у них под ногами.

– Что нам делать? – послышался голос Ромины за кадром.

Снова черный асфальт, шум дороги, прерывистое дыхание. Темный экран.

Мы с Рони молчали, не зная, что сказать. Хуани и Ромина ждали нашей реакции.

– Мы могли бы спасти их? – спросил Хуани.

– Его убили, – в шоке пробормотал Рони.

– Могли бы? – снова спросил мой сын.

Я взглянула на Рони. Я знала, о чем он спрашивает, и сумела выговорить:

– Никто бы не смог.

Рони взглянул на Ромину:

– Твой отец видел это?

– Зачем? – ответила она. – Он бы захотел скрыть это, как и самоубийство, ведь вдова убийцы тоже не сможет получить страховку.

Мы снова замолчали, никто из нас четверых не мог отважиться сказать то, что думает.

– Что теперь делать, папа? – спросил Хуани. – Идти в полицию?

– Нам такого никогда не простят, – выговорил Рони.

– Кто? – спросил Хуани.

– Все они.

– Кто это – все? – настаивал Хуани.

– Наши друзья, знакомые, – пояснила я.

– Это так важно? – спросил мой сын.

– Я боюсь того, что с нами может случиться, – ответил его отец.

– Все, что должно было с нами случиться, уже случилось, папа, – сказал Хуани, и на его глаза навернулись слезы.

Ромина сделала несколько шагов и встала рядом, прижавшись к нему всем телом.

– Итак, что мы будем делать? – снова спросил мой сын.

– Не знаю, – ответил Рони.

Хуани смотрел на меня, он ждал, что скажу я. Смотрел на меня своими темными, влажными глазами. Я опустила голову, почувствовала себя тоскливо и одиноко. Словно тоже была вдовой.

– Не знаю, – снова сказал Рони.

– Не знаешь? – ответил Хуани. – Бывают моменты, когда человек должен знать. Ты знаешь, хотя и не хочешь знать. Нужно выбрать одно из двух. Третьего не дано. Одно из двух.

Рони ничего не смог сказать. Тогда заговорила я. Попросила Хуани помочь отцу спуститься по лестнице. Ромина шла за нами. Мы помогли Рони сесть в машину. Втроем. Я осторожно вытянула его сломанную ногу и потом согнула ее, прежде чем закрыть дверь. Обошла кругом и села за руль. Взглянула на Рони – глаза его блуждали где-то впереди. Ни я, ни он не были убеждены, что собираемся поступить правильно, только Хуани ни в чем не сомневался. И если бы мы отказались, он поехал бы один. Я взглянула в зеркало заднего вида, камера висела у Хуани на шее, он держал Ромину за руку. Я повернула ключ в замке зажигания, переключила передачу, и мы поехали вперед, к шлагбауму. Глядя по сторонам, я чувствовала что-то странное: начинался октябрь, первый в новом столетии, и наступающая весна была необыкновенной. Не видно было белоснежных цветов таволги, которая обычно цветет весь ноябрь, только лилии и жасмин белели у некоторых домов. Странно, обычно они цветут позже, почти в начале лета. Но они распустились сейчас. Будто бы природа почувствовала в воздухе приближение декабря.

Когда я подъехала к шлагбауму, у меня взмокли ладони. Я чувствовала себя героиней кинофильма, контрабандистом, пересекающим границу. Рони побледнел. Охранник посоветовал нам:

– Езжайте прямо к шоссе, не заворачивайте в Санта-Мария-де-лос-Тигреситос, ради вашей безопасности.

– В чем дело? – спросила я.

– Там неладно.

– Перекрыли дорогу?

– Я точно сказать не могу, но даже сами жители Тигреситоса строят баррикады, они боятся, что и к ним придут.

– Кто придет?

– Наверное, из деревень, говорят, они устраивают погромы по ту сторону шоссе. Но не волнуйтесь, здесь мы ко всему готовы. Пусть приходят, мы их ждем.

И он кивнул в сторону от дороги, где у клумбы азалий стояли еще два охранника с автоматами в руках.

Я посмотрела вперед на дорогу, которая вела к шоссе. Там было пусто. Поднесла свою карточку к считывающему устройству, поднялся шлагбаум. В зеркале заднего вида я увидела глаза Хуани и Ромины, смотревших прямо в мои глаза. Рони пнул мою ногу, чтобы я обернулась к нему. Он выглядел подавленным.

Я спросила:

– Боишься выехать отсюда, да?