Текст книги "В Помпеях был праздник"

Автор книги: Клара Моисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

XX
ГОСПОДИН ВЕРНУЛСЯ ИЗ РИМА

Только попав в Рим и очутившись на форуме, Потин Теренций понял, что он неумело и безрассудно тратил свое достояние. Почему он годами не появлялся в Риме? Только очутившись здесь, в прекраснейшем из городов мира, он пожалел о том, что долгие годы провел в своем поместье, забавляясь пустяками. То приезжали родственники из дальних поместий, то собирались соседи поиграть в кости. Бывало, что на пиршество зазывали мимов или танцовщиц. Мало было радостей рядом с больной и скупой Скантией…

В Риме все доставляло удовольствие Потину Теренцию. Когда он оказался на форуме, в толпе знатных и богатых римлян, он почувствовал себя более значительным и важным господином. Когда он обедал в харчевне и пил вино, сделанное безвестным виноградарем вблизи Рима, и обед и вино восхищали его, хотя были хуже того, что он имел дома. Римские мимы и актеры, которые разыгрывали на площадях свои простенькие пантомимы, показались Потину Теренцию великими актерами. А когда он оказался в Колизее, то восторг его был неописуем.

Дела, связанные с продажей вина, не заняли много времени, и если бы не желание поразвлечься, то Потин Теренций очень скоро вернулся бы домой. Однако удовольствия с каждым днем все больше затягивали его. И случилось так, что Потин Теренций пробыл в Риме около месяца.

Когда в Рим прибыли первые беглецы из Помпей, Потин Теренций, наслышавшись о несчастьях и страданиях многих тысяч жителей Помпей и Геркуланума, подумал о том, что и в его поместье могло случиться несчастье – ведь случилось же такое в цветущих, богатых городах, где люди жили без мысли о грозящей им опасности! Если на то воля богов, то любой кусок священной италийской земли может превратиться в ад.

Люди рассказывали о том, что многие погибли и что всех жителей Помпей, которые остались в домах, постигла участь похороненных заживо. А тех, кто ринулся из города, засыпал горячий пепел и камни, которые дождем сыпались с черного неба. В Риме все говорили о благородстве императора Тита, который создал сенатскую комиссию, чтобы оказать помощь несчастным жертвам извержения, оставшимся без крова.

Потин Теренций не раз видел писцов, которые ходили по улицам Рима и переписывали на свои вощеные дощечки имена несчастных, оказавшихся в Риме без крова, без денег, без родных. Среди богатых римлян стало модным оказывать помощь безвестным помпейцам, раненным в пути. Видя все это, Потин Теренций все больше тревожился о благополучии своего дома. И не получая уже удовольствия ни от зрелищ, ни от бань, ни от римских харчевен, он собрался в обратный путь…

В поместье никто не знал о гибели Помпей, и когда Потин Теренций, радостный и счастливый оттого, что поместье его в целости и сохранности и земля не дрожит, когда он созвал своих слуг и рабов, чтобы узнать, как выполнялись его распоряжения в течение целого месяца, он прежде всего обратился к Потину Меруле. Вилик как раз и ждал этого разговора. Он хотел поговорить о деньгах для выкупа Стефана. Он очень волновался, потому что должен был сделать предложение господину, и если тот согласится, продать Клеиду, чтобы получить сумму, необходимую для выкупа Стефана. Все эти мысли теснились в голове Потина Мерулы и вселяли тревогу и беспокойство. Когда господин узнал о том, как успешно был собран виноград, как были залиты амфоры молодым вином и какой обильный был собран урожай фруктов, он похвалил Мерулу. А потом спросил, почему он печален. Вилик наконец отважился сказать, что сын его Стефан попал в дурную историю, что не вернулся он из Помпей, потому что угодил в школу гладиаторов.

– И вот я должен его выкупить, – сказал Потин Мерула, не скрывая слез и волнения.

– Поздно! – воскликнул Потин Теренций. – Теперь тебе его не выкупить, Мерула. Разве до вас не дошло, что в Помпеях и Геркулануме случилось великое бедствие и нет больше этих прекрасных городов. Они погибли под толстым слоем горячего пепла и камней. Исчезли… Исчезли города и все люди, живущие в них. Лишь немногие бежали. И я их видел в Риме…

– О боги! – воскликнул несчастный вилик. – За что мне такое наказание?! Почему сын мой Стефан очутился в Помпеях в тот страшный час, когда свершилось такое… Скажи мне, господин, как Это случилось?.. Я знаю, что Помпеи стояли сотни лет. Пятнадцать лет назад, когда задрожала земля под Помпеями, рухнул храм Аполлона, но я видел, как его восстанавливают. Как же случилось, что исчез весь город?.. Этого не может быть!..

Вилик Мерула рыдал и причитал, а Потин Теренций стоял молча, опустив голову. Ему было жалко молодого, красивого Стефана, который вырос на его глазах и был ему предан и старателен в работе. Потин Теренций был так растерян, что даже не догадался спросить, как это случилось, что Стефан попал в помпейскую школу гладиаторов.

А Потин Мерула все причитал и причитал. Обливаясь слезами, он стал рассказывать о том, как сын его, глупый и доверчивый мальчик, выпивши чрезмерно много вина, согласился пойти в школу гладиаторов, чтобы добыть две тысячи сестерций для отца.

– Для чего же тебе понадобилось две тысячи сестерций? – спросил Потин Теренций. – Ведь я позволил тебе понемногу выплачивать мне долги, оставшиеся за тобой.

– Прости, господин. Я был неправ. Я задумал уйти от тебя и открыть маленькую пекарню. Вот для чего нужны были две тысячи сестерций. Я подумал, что мы с Клеидой состарились в твоем поместье и нам все труднее угождать госпоже. И вот мы задумали столь малое и недоступное нам. И чтобы выкупить сына, я хотел снова продать тебе Клеиду. А теперь уже незачем продавать Клеиду… Прости, господин. Я был неправ, и боги меня наказали…

Пока вилик шел к себе, все встречные рабы и слуги расспрашивали его о гибели Стефана. Заволновалась и Клеида, услышав плач и стоны рабынь. А потом дом огласился криками несчастной матери, и семья вилика вместе с рабами долго и горько оплакивала погибшего Стефана.

Больше всех убивался Евтих. Теперь, вспоминая все обстоятельства своего пребывания в Помпеях, он отчетливо видел допущенную им оплошность. Не надо было доверять Стефану!.. Он так еще молод и глуп… Евтих проливал слезы, но все же утешал Клеиду и Мерулу. Он рассказывал, как много ворот в Помпеях и как много было возможностей бежать. Он говорил, но и сам себе не верил, потому что знал, что школа гладиаторов была подобна темнице. И если землетрясение и дождь из горячего пепла обрушились внезапно, то несчастным затворникам в гладиаторской школе невозможно было бежать…

Впервые в своей жизни вилик Мерула уже не испытывал ни любви, ни интереса к той земле, которую он возделывал. Ему все было безразлично. Клеида была настолько больна и слаба, что с трудом выполняла свои обязанности. Она слишком часто выслушивала брань госпожи, которая была недовольна Клеидой. В доме вилика Мерулы воцарилась скорбь.

– Я все думаю, Мерула, как это пришла тебе в голову такая неразумная мысль – послать глупого мальчишку в Помпеи? – спрашивала Клеида.

– Ты сама знаешь, что я желал ему добра и хотел доставить сыну немножко радости. Как я мог предвидеть, что случится столько горя и несчастий? И кто мог думать, что погибнет целый город. О чем ты спрашиваешь, Клеида!..

XXI
ВСТРЕЧА

Антоний не помнил, что с ним было в ту страшную ночь и что было в последующие сутки. Его вел, бережно поддерживая, Стефан. Он заботился о том, чтобы прикрыть голову друга плотным ковром, подаренным им неизвестной женщиной. Этот ковер спас им жизни. Стефан своими глазами видел на дороге убитых и раненых, которые очутились в толпе бегущих из Помпей без единой вещи. Горячий пепел и камни сыпались им на головы.

Но вот настал третий день. Взошло солнце. И когда они обернулись в сторону Помпей – а шли они по дороге в Неаполь, – то взору их представилась страшная картина. Под толстым слоем пепла и камней совершенно исчезли два прекрасных города – Помпеи и Геркуланум.

В воздухе еще носились вихри седого пепла, но было достаточно светло, чтобы увидеть картину страшного разрушения. Только кое-где были видны отдельные колонны и крыши самых высоких зданий. Если бы их не было, то никто бы не подумал, что два дня назад вблизи Везувия были цветущие города. Исчезли сады и виноградники на склонах Везувия. Вулкан был скрыт под завесой пыли и пепла. Огонь на вершине его исчез.

Опустившись на землю недалеко от дороги, заваленной пеплом, Антоний неутешно рыдал. А Стефан, пытаясь его успокоить, показывал на толпы людей, расположившихся повсюду – на холмах, на дорогах, – он говорил о том, что семья Тегета, несомненно, спаслась и находится здесь где-то, совсем близко…

– Подымись, Антоний! Соберись с силами, и мы пойдем искать твоих близких. Посмотри, как много людей сохранили свои жизни. А сколько их ушло в Рим и в другие города! Надо искать долго и упорно. Что толку в том, что ты будешь их оплакивать! Учти, что и они тревожатся о тебе. Надо скорей их найти!

Они пошли, едва передвигаясь. Они давно ничего не ели, руки и ноги были у них изранены. Страх и тревога, словно тяжкая болезнь, лишила их сил. И все же они шли. Стефан был настойчив и действовал энергично, боясь, что тоска и печаль совсем убьют его друга. Он не переставал думать о том, что он главный виновник в несчастьях Антония: ведь он невольно разлучил его с семьей.

Когда они очутились вблизи какой-то харчевни, Стефан пожалел о том, что у них нет ни единой монеты, чтобы купить какую-нибудь еду. Тогда Антоний снял перстень с пальца и даже оживился при мысли, что вот сейчас он превратит этот ненужный предмет в кувшин вина, в горячую похлебку, а может быть, и в кусочек жареного барашка.

Должно быть, перстень был очень дорогой, если владелец харчевни, помимо еды и питья, дал ему еще триста сестерций. Он был честным человеком. А кроме того, за дни этого чудовищного несчастья он нажился как никогда. Его харчевню осаждали сотни людей. Дни и ночи вся его семья неустанно трудилась, получая за продукты не только деньги, но и множество золотых и серебряных вещей, которые были случайно захвачены людьми, когда они покидали свой дом.

Много дней Антоний и Стефан бродили по дорогам среди бездомных и обездоленных людей. В каждой семье было несчастье. Люди потеряли близких, потому что, так же как и Антоний, не смогли соединиться со своими. В эту страшную ночь в кромешной тьме, среди грохота, под горячим пеплом, погибли тысячи людей. Одни оплакивали маленьких детей, другие – стариков. Повсюду слышны были плач и стоны. Но среди живых, которые покинули Помпеи вместе с Антонием и Стефаном, не было философа Тегета, не было его жены Паксеи. И как ни старался Антоний, он не увидел ни одного из многочисленных рабов. Было естественно, что рабы, спасшиеся во время катастрофы, убежали, чтобы начать свою жизнь в другом месте свободными людьми.

– Знаешь, Стефан, – говорил Антоний, – если мне не суждено найти моих бедных родителей, если они погибли под пеплом и камнями в то страшное утро, то я молю богов только об одном: пусть они помогут мне найти моего друга – нашего раба Элия Сира. Я точно знаю, что Элий Сир никуда не убежал. Если он жив, то он ищет меня и оплакивает меня точно так же, как я оплакиваю своих бедных родителей.

– Не отчаивайся, Антоний, – говорил Стефан. – Поверь мне, ты найдешь родителей, а с ними и Элия Сира.

И они искали. Искали долго. Из Неаполя они попали в Рим. Они бродили по улицам, останавливались на площадях, где были беглецы из Помпей и Геркуланума. Они увидели много горя и отчаяния, но семьи Тегета они не нашли. И настал день, когда Антоний сказал:

– Они ждали меня. Бедные, они не вышли за калитку своего дома и погибли там, засыпанные пеплом… Не знаю, что мне делать теперь, Стефан.

– Мы пойдем в наш дом, Антоний, и ты увидишь, с какой радостью примут тебя мои родители. Ты знаешь, что они вольноотпущенники. Они бедные люди, но поверь мне, они полюбят тебя, как родного. К тому же они узнают о том, что именно тебе удалось спасти меня. И не только из рабства, Антоний. Теперь всем нам ясно, что если бы мы не ушли с тобой в тот утренний час, то мне бы уже никогда не увидеть ни солнца, ни неба. Поистине ты спас мне жизнь! Все мы – твои великие должники, мой друг Антоний. Пойдем в поместье Потина Теренция, и ты увидишь, как тебя будут любить мой отец Потин Мерула и мать моя Клеида…

Через пять дней они подходили к поместью Потина Теренция. Стефан был оживлен и с нетерпением ждал встречи с родителями. Антоний был печален и с тревогой ждал этой встречи.

*

Неутешное горе воцарилось в маленькой надстройке вилика Мерулы. После возвращения Потина Теренция, когда Мерула и Клеида узнали о гибели Помпей, для них стало ясно, что Стефана ужа нет в живых. И теперь уже все было безразлично. Не нужна была пекарня, не хотелось покидать дом Потина Теренция, где они прожили долгую жизнь. Каждый из них, словно в тяжком сне, проводил свои дни за работой. И каждый проливал слезы о дорогом Стефане. Им сочувствовали и рабы, и вольноотпущенники, и сам Потин Теренций. Только Скантия молчала. Может быть, оттого, что ей было стыдно за свое дурное обращение с Клеидой. А может быть, оттого, что она была больна и ничто ей не шло в голову, кроме мыслей о недуге.

Антонию не хотелось войти в дом вместе со Стефаном и стать свидетелем трогательной встречи Стефана с родителями. Ему было тяжело, потому что он все время помнил о своем отце, который сейчас, когда Антоний уже считал его погибшим, выглядел еще благородней и прекрасней, чем он казался Антонию прежде. Антоний все эти дни не переставал вспоминать беседы и споры с отцом, которые научили его, Антония, мыслить и стремиться к чему-то возвышенному. Он вспоминал доброе и нежное лицо своей матери, и, хотя ему не верилось, что их уже нет на свете, слезы не просыхали и сердце сжималось от печали.

Антоний остался за воротами под купой акаций. А Стефан поднялся наверх и крикнул:

– Я здесь, вилик Мерула! Я здесь, Клеида!

Клеида как безумная бросилась к сыну, обняла его, прижала, поцеловала и вся в слезах кинулась к окну:

– Сын вернулся! Стефан вернулся! Люди! Великое счастье!.. Вернулся наш сын!.. Тебя отпустили, сынок? Или ты бежал?.. Значит, Помпеи не погибли?.. Люди склонны выдумывать и пугать друг друга…

Клеида гладила сына по плечу, ласково смотрела ему в глаза, щупала его руки. А Стефан, улыбаясь, счастливый, в первое мгновение даже забыл об Антонии, который был оставлен за воротами.

– Увы! Помпеи погибли… Исчез прекрасный город. Мы видели горы пепла и камней там, где высились храмы и виллы. А спас меня мой друг Антоний. Ты знаешь его. Я побегу за ним, он стоит у ворот. Великое несчастье случилось: он потерял своих любимых родителей… Он остался один на всем белом свете. Кроме меня, у него никого нет.

– Ты неправ, Стефан! Твои родители примут его. Мы примем его, как сына. Скорее веди его сюда! Сейчас придет отец, и пусть он увидит вас…

Когда Стефан почти насильно втащил в дом Антония, отец уже ждал их, стоя рядом с Клеидой и обливаясь слезами радости. Он бросился к сыну, а потом обернулся к Антонию, стоящему в стороне с опущенной головой. Вилик Мерула подошел к юноше, поднял его голову и отпрянул в испуге. Он поставил рядом Стефана и воскликнул:

– Поистине я вижу немыслимое!.. На далеком расстоянии родилось два одинаковых человека… Я понимаю тебя, Антоний. Твое желание увидеть своего двойника законно и вполне объяснимо, когда видишь вас рядом. Я низко кланяюсь тебе, Антоний, за твое доброе дело. Ты спас нам Стефана!..

– И я низко кланяюсь тебе, Антоний, – сказала Клеида и склонила голову до земли.

Все это время она не переставала плакать. Слезы не давали ей даже рассмотреть Антония.

– Ты забыла о глазном, Клеида. Где же твое гостеприимство? – спросил Мерула. – Дай им воды умыться. Надо сытно накормить их. Ты видишь, как они измучены!.. Поторопись, Клеида!..

Когда Стефан и Антоний, умытые, причесанные и одетые в одинаковые туники, сшитые Клеидой для Стефана, уселись на деревянной скамье у очага, Клеида, взглянув на них, даже вздрогнула. Это были близнецы. II на одно мгновение она подумала: «Могло быть и так, если бы тогда не случилось несчастья… Но ведь я знаю, что это случилось, и Мерула собственными руками похоронил бедного младенца, второго из родившихся близнецов. Стефан первый вышел на свет и закричал. Должно быть, он был крепче. А второй, что шел вслед за ним, должно быть, задохнулся. Он посинел, и Мерула унес его… Ах, в такой час не нужно вспоминать… Но как не вспомнить, когда видишь рядом двух красавцев. Как велико могущество богов!»

Когда Мерула принес кувшин того вина, которое было поставлено в погреб много лет назад для самого примечательного случая их жизни, когда он сорвал печать и каждому налил большую глиняную чашу и когда они выпили в честь удивительного события, Мерула наконец обратился к Антонию с вопросом, который мучил его с тех пор, как он увидел юношу:

– Скажи мне, друг Антоний, имя своего отца и назови мне поместье, где ты родился.

– Если бы ты жил в Помпеях, благородный Потин Мерула, ты бы знал, что философ Манилий Тегет очень знатен, богат и известен своими учеными трудами. Я его сын. Когда я родился, моя мать Паксея и отец Манилий купили в честь меня богатое поместье вблизи Геркуланских ворот в Помпеях. А свое старое поместье они продали. Где оно было, я не знаю, да и не к чему было мне спрашивать о нем. Я только могу сказать, что прекраснее моего отца и добрее моей матери нет людей на свете! И мне очень прискорбно…

Антоний разрыдался и, прикрыв лицо руками, отошел в угол. Клеида, утирая слезы, захлебываясь, не знала, что ей делать и что сказать. Стефан бросился к другу, чтобы утешить его, и не увидел, как побледнел Мерула и как задрожал у него подбородок. Мерула был единственный среди всех собравшихся, кто знал подлинную тайну рождения Антония. Только он знал, кто такой Антоний. Только он знал, что Антоний – родной брат Стефана, потому что тайно от Клеиды он, Мерула, подбросил второго из близнецов в поместье богатого философа, который жил недалеко от Потина Теренция, – то был Манилий Тегет.

Потин Мерула унес второго сына не потому, что он задохнулся, а потому что хотел, чтобы один из его близнецов был свободным и счастливым. Мерула еще не знал, каким вырос его второй сын. Но одна фраза, сказанная Антонием – о благородстве и доброте его родителей, – уже многое сказала бедному вилику. Мерула понял, что Антоний вырос не только в богатстве и знатности, но он, видимо, рос в атмосфере любви и заботы. По всему видно, что юноша очень любит людей, которые его вырастили, и сейчас вилика мучила мысль о том, имеет ли он право раскрыть тайну. Может быть, лучше молчать? Но что даст молчание? А если он откроется Антонию, Клеиде и Стефану, то каждый из них обретет новое счастье. И как ни трудно будет Антонию, но он поймет, что у него есть семья. А разве этого мало – обрести родителей тогда, когда ты считаешь себя круглым сиротой?

Стефан что-то тихонько говорил Антонию. Антоний всхлипывал, Клеида по-прежнему роняла слезы. А Мерула, глядя на них, все думал и думал об этой тайне и не мог решиться раскрыть ее. Меруле очень хотелось спросить совета Клеиды. Но тогда он должен был ей все рассказать. Он сам все решил девятнадцать лет назад. Он сам решил оторвать новорожденного от материнской груди и бросить его в неизвестность в надежде на великое счастье. И сейчас он сам должен все решить. Разве боги не вознаградили его, прислав ему сейчас двух сыновей, тогда, когда он считал погибшим единственного?

Прислав ему двух сыновей, боги призывают его раскрыть тайну перед самыми дорогими и близкими людьми, снять с груди камень, который всю жизнь тяготил его. Ведь он, Мерула, нес этот груз в одиночестве, не смея никогда признаться своей подруге. Как это было трудно, знает только он. Сколько бессонных ночей думал он о маленьком сыне, который, может быть, счастлив, а может быть, уже и погиб. Когда он отнес его в корзинке и подбросил к воротам соседнего поместья, он был уверен, что сможет хотя бы из-за ограды видеть его и следить за тем, как сын растет и набирается сил. Бедному рабу Меруле не пришло тогда в голову, что владелец богатого поместья вдруг исчезнет, не оставив никаких следов. И даже господин его, Потин Теренций, не знал, куда уехала семья философа Тегета. Разумеется, что Потин Теренций не знал о том, что у раба Мерулы родилась двойня. Меруле удалось все скрыть и оградить Клеиду от тех несчастий, какие грозили ей, если бы тайна стала достоянием Потина Теренция. А еще хуже было бы, если бы Злобная Скантия узнала об этом. Но сейчас он должен на что-то решиться…

– Я прощу вас, дети мои, Стефан и Антоний, сядьте поближе ко мне… И ты, Клеида, наберись мужества и слушай меня внимательно.

Когда Стефан и Антоний подсели к Меруле и Клеида устроилась рядом с ним на скамье, Потин Мерула сказал:

– Я хочу рассказать вам удивительную историю. Эта история похожа на сказку. Если бы все мы, сидящие здесь рядом, не были участниками этой истории, то можно было бы подумать, что все Это произошло на Олимпе, среди богов. Но это произошло с нами. И я прошу каждого из вас набраться терпения и внимательно выслушать меня. И еще я прошу поверить мне, потому что все, что я сообщу вам, святая истина. Я ничего не придумал. Я просто долго молчал. Но вы поймете, что до сегодняшнего дня у меня не было оснований признаться вам…

Все слушали Мерулу с напряженным вниманием, не понимая, о чем он говорит. Ни один – ни Клеида, ни Стефан, ни Антоний ее поняли, что история, которую они услышат, имеет к ним прямое отношение.

И, глядя в испуганные глаза Клеиды, Мерула стал рассказывать о том, как появились на свет двое близнецов… И дальше – всю историю, которая произошла с ними и которая возникла в его памяти в тот момент, когда на пороге его дома появился Антоний. Мерула долго и подробно рассказывал, как печально ему было расставание с маленьким сыном, которого он даже никак не назвал, как он положил его в корзинку и поставил у ворот богатого дома. А потом прошло немного времени, и поместье философа Тегета опустело. Оно было продано и оказалось владением нового господина…

Клеида сопровождала рассказ рыданиями, Стефан прижался к Антонию и гладил его по плечу, глядя веселыми глазами на отца и на мать. Антоний, опустив голову, словно придавленный неведомой силой, думал о том, как все это невероятно и непохоже на правду. Когда Мерула умолк, Антоний, словно озаренный необыкновенной мыслью, подумал:

«Какой хороший человек вилик Мерула… И какой одаренный человек! Он так быстро и так интересно придумал эту историю, чтобы сделать меня близким семье, чтобы не дать мне остаться сиротой. Какой трогательный человек! Он сделал это в благодарность за спасение Стефана. Надо его понять! Я не покажу, что не верю этому… Бедный вилик Мерула не знал философа Тегета, и ему никогда не понять того, что его выдумка не оправданна. Он не знает, как любил меня отец и как была нежна ко мне мать. Она жили для меня. Они постоянно думали о моем благополучии. Всю жизнь я видел, как отец стремится сделать из меня ученого, философа, поэта, человека мыслящего и благородного. Разве так отдают душу чужому младенцу, подобранному у ворот? Вилик Мерула этого не знает, и он сочиняет историю, достойную бедного раба. Но, может быть, он в самом деле имел второго сына, которого он хотел сделать свободным такой ценой? Может быть… Но вряд ли все это имеет отношение к философу Тегету… Нет, нет… Антоний, будь верен памяти своего великого и благородного отца! Люби его и поклоняйся ему, как прежде. А бедного вилика пожалей и поблагодари…»

Антоний поднялся и низко поклонился Клеиде, а потом Потину Меруле.

– Я не знаю, что сказать вам, мои новые родители. Мне трудно назвать вас родителями, непривычно. Поймите меня и не сердитесь. Я благодарен вам, что вы приняли меня теперь, когда я осиротел и посчитал, что никого не имею на всем белом свете. Я мечтал о малом: я хотел лишь найти своего друга, моего раба Элия Сира. Я любил его, и он меня любил. И когда я понял, что никого уже нет из близких, я помышлял лишь об этой встрече. Но тщетны были наши попытки. И я и Стефан усердно искали моих близких. Мы никого не нашли. И вот мы здесь. И я узнал все, что сказал благородный человек Потин Мерула. И если это так, как повествует нам удивительная история, то примите мой низкий поклон за те страдания, которые вы приняли, чтобы сделать меня счастливым…

Ни Клеида, ни Мерула не отважились подойти к Антонию, чтобы прижать его к груди как собственного сына. Перед ними был настоящий патриций, очень благородный, может быть, добрый и щедрый, но столь же далекий от них, как далек был неведомый им философ Тегет. Клеида была счастлива узнать, что жив второй сын, о котором она никогда не вспоминала с тех пор, как он родился. Стефану было радостно узнать, что прекрасный, знатный и богатый юноша Антоний – его родной брат и что сходство их совсем не случайно. А Потину Меруле не стало легче на сердце. Как ни странно, раскрыв тайну, он не снял тяжелого камня. И когда Антоний так достойно ответил ему, Потин Мерула понял, что, рассказав свою правдивую, но слишком удивительную историю, он лишил Антония того, что юноше было дороже всего на свете, потому что, даже умершие, его родители, знатные и благородные, подарившие ему любовь и заботу, были ему дороже тех, кто его, может быть, родил, но кого он не знал.

«Должно быть, я неправ, – подумал Потин Мерула. – Но боги знают, что я никому не хотел причинить зла. И меньше всего я хотел опечалить осиротевшего юношу Антония, который приходится мне сыном, но которого я совсем не знаю. Будущее покажет, где истина».

Вся семья Мерулы пребывала еще в тишине и задумчивости. Никто не промолвил и слова после того, как Антоний ответил Меруле. Но вдруг ворвался Евтих, а за ним целая толпа рабов. Они бросились к Стефану с криком и смехом, стали его тискать, что-то кричали, о чем-то спрашивали… Антоний, зная, что возникнут неприятные разговоры об их сходстве, боясь, что придется снова выслушать немыслимую историю о его рождении, ушел в соседнюю комнату. Клеида тихонько последовала за ним. И хоть ей очень хотелось сказать: «Не унывай, сынок», она сказала:

– Ты устал, Антоний. Отдохни. Я никого не пущу сюда. И еще хочу сказать тебе, Антоний: история, которую рассказал Мерула, останется между нами. Никто не узнает о ней. Этого нельзя делать. Этого не следует делать пи для тебя, ни для нас. Ты понял меня, Антоний?..

– Понял, благородная Клеида. Прости… В моей памяти живет мать Паксея… Я не могу назвать тебя матерью. Не сердись. Прими мою благодарность. Не тревожься, все будет хорошо. Пройдет немного времени, уляжется боль… И, как говорил мой отец, живые будут жить. Я хочу сказать – не отец, а философ Тегет. Но ведь он вырастил меня, значит, он был мне отцом.

Когда Клеида рассталась с Антонием, комнаты уже опустели. Стефана и Мерулу вытащили на обширный двор, и, как в старое доброе время, Стефан вышел на середину зеленой лужайки и превратился в мима. Клеида, взявши за руку Мерулу, любовалась Стефаном. Отец смотрел на Стефана, а думал об Антонии.