Текст книги "Эдем xxi (СИ)"

Автор книги: Кирилл Манаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

X

Фома Синельников, нижегородский первой гильдии купец разбогател на продаже скобяных товаров. Дела его пошли в гору во время Крымской войны, когда Фома, вовремя подмазав кого надо, добился подрядов по военному ведомству. Получила ли русская армия гвозди и подбойки от предприимчивого купца или нет – история о том умалчивает, известно лишь, что, будучи привлеченным к суду, Синельников был оправдан, а два чиновника военного министерства отправились по этапу в Сибирь. В результате военной эпопеи нижегородского негоцианта образовалось у него две лесопилки с двумя сотнями десятин строевого леса в Тверской губернии да особняк в Москве, в Замоскворечье. Особняк он построил с волжским размахом – в два этажа, с подвалом, огромным двором и конюшней. Но недолго купец прожил в первопрестольной – хватил его удар сразу после окончания строительства. Дети его не имели склонности к торговому делу, дом продали, а сами подались на службу в Петербург.

После революции в особняке располагались конторы, труднопроизносимые названия которых менялись чуть ли не каждый месяц. В конце восьмидесятых половина дома стояла заколоченная, а в другой помещался архив районных коммунальщиков. В начале девяностых особняк выкупила крупная финансовая компания, здание отреставрировали, окружили высокой кирпичной оградой, а во дворе вместо строительного хлама зазеленела аккуратная английская лужайка.

Из приоткрывшихся ворот окружающей особняк ограды вышел охранник и осмотрелся по сторонам. Еще один появился на крыльце. Особняк стоял на отшибе, в конце тупиковой улицы, прохожих в это время не было – зайти сюда можно было только случайно. Уже начало темнеть, и ограждение ярко освещалось по всему периметру. Охранник, держа руку на расстегнутой кобуре, обошел вокруг ограды, оглядываясь по сторонам. Через несколько минут он вернулся, еще раз оглянулся и скрылся за закрывшимися воротами.

Сабир опустил бинокль "Орлан" с электронной насадкой "Сова".

– Неплохо.

– Да, оперативно, – согласился стоявший рядом Денис Куваев, оперативник из группы Тихорецкого.

Они находились на чердаке здания через дорогу от особняка. Оба – в примелькавшихся на московских стройках грязно-синих комбинезонах, на расстеленных газетах сиротливо стояло ведро с краской, в котором размокали две кисти. При оборудовании наблюдательного пункта дотошный Сабир даже сделал несколько мазков по стенам – мало ли кто появится. Но, испачкав краской ладони, больше о малярных работах не задумывался.

Сабир отошел от окна и сел на корточки, прислонившись спиной к стене.

– Очень неплохо, – сказал он, – мы только просканировали их камеры – а реакция пошла моментально.

– И парнишка вышел непростой, – добавил Денис, – очень грамотно проверялся. Я так думаю, а нет ли у них еще одного внешнего контура охраны. Уж больно профессионально окопались. Может, они уже нас пасут?

Сабир отрицательно покачал головой. Ощущения присутствия посторонних не было, а чувствам своим он привык доверять. И ничего, жив пока.

– Нет. Они работают внутри. Электронщики прощупали их системы, вроде никаких сюрпризов нет. Зато, только у них прошла рябь по экранам, сразу включилась проверка. Но по любому, рациями не пользоваться, носимой электроники минимум, возможны сканеры. Уходим.

И они бесшумно исчезли.

Через сорок минут на конспиративной квартире на Добрынинской Сабир докладывал о результатах рекогносцировки. Тихорецкий и Штильман стояли у стола с разложенными картами и схемами.

– Постоянная охрана на объекте – восемь человек. Один на воротах, двое – во дворе, пять человек – в здании. Из них, по крайней мере, один – на проходной. Оставшиеся – по всей вероятности начальник караула и тревожная группа. Наблюдение организовано по секторам без слепых зон, – Сабир докладывал четко, делая на схеме пометки красным фломастером.

– Перемещения по объекту? – коротко спросил Тихорецкий.

Сабир без слов протянул журнал, генерал быстро пробежал глазами записи. Штильман читал, привстав на корточки и глядя ему через плечо.

– Что скажешь, Иосиф?

– А что говорить? За две недели на объект заходит только обслуга и смены охраны. И все. Визуально активность внутри здания не наблюдается, свет не зажигается. Но мы обнаружили на окнах светонепроницаемые шторы. А зачем? То же самое с акустическими детекторами. У них установлены мощные виброподавители. И опять – зачем? Мы не фиксируем изменений внешнего энергопотребления, там внутри – мощный генератор. Но, по объему и температуре выхлопа мы видим, что бывают большие скачки потребления. Либо включается какое-то мощное оборудование, либо в здании появляются еще люди. И немало. А может и то и другое…

– А если подземные коммуникации? Подземный ход?

Штильман замахал руками и выудил из кипы бумаг на столе сложенную схему.

– Исключено. Проверил лично. Там, действительно, мощная подземная часть. Но! Но, товарищи, существующие проходы контролирует наше уважаемое ведомство. А прямо под зданием – целый куст городских коллекторов. Так что новый ход исключен, а старые – под контролем. На всякий случай ребятки, – он кивнул на Сабира, – установили детекторы на проходах.

Тихорецкий еще раз просмотрел схемы.

– Ну, что могу сказать… Что имеем – здание с серьезной охраной. Внутри здания – объект, который, возможно, является нашей целью. Возможно – это потому, что мы точно не знаем, кто наша цель. Предложения есть?

– Так точно, – немедленно ответил Штильман. – Разрешите?

– Валяй.

– Вы правы, мы не знаем, кто и когда появляется внутри здания. За исключением охраны. Мы проанализировали ротацию смен и выяснили, что два человека остаются в здании постоянно. Оба никогда не участвуют в наружной охране, выходят из здания регулярно, похоже, проверяют посты. Мы пробили охранное агентство. Контора называется "Орион плюс". Создана исключительно для работы с единственным объектом. Угадайте, с каким? Мы пробили всех охранников. Все профи, с лицензиями, послужной список – дай боже. Кроме этих двоих. Их нет. Их нет ни в одной базе. Их просто не существует.

– Та-а-ак. То есть у нас есть цель.

– Так точно.

– Что думаешь? – Тихорецкий обратился к Сабиру.

– Поддерживаю. Визуально два человека выделяются из коллектива. Походка, движения, режим работы, авторитет. Не готов подтвердить, что они из Ордена, но то, что они другие, это точно.

Тихорецкий явно пребывал в приподнятом состоянии духа. Для него закончился период неопределенности, он включился в привычную работу. Противник, оставаясь очень серьезным, становился, по крайней мере, понятным. Вступала в действие обычная философия спецслужб – сбор информации, поиск слабых мест, определение направлений главного удара. Генерал представил, как спецназ укладывает мордами в землю ребятишек из Ордена, и чуть не зажмурился от удовольствия… Но нет, рано. Они вычислили только одну базу в Москве, а сколько их всего? Надо разобраться с внутренней структурой Ордена, разобраться с их технологиями, с агентурными сетями.

Но это уже его обычная работа. Главное, у них есть возможность скрытного наблюдения. Пока Штильман не выкопал из Брюсовых заначек несколько интересных вещичек, Тихорецкий ощущал себя микробом на смотровом стекле микроскопа.

А теперь, впервые за все время контактов с Орденом, не было чувства угнетающего бессилия.

XI

Дракон взмыл в бирюзовое небо, и, расправив кожистые крылья, завис в воздухе. В раскрытой пасти с кинжальными зубами плясали языки синего пламени. Дракон изогнул покрытую роговыми наростами спину, взревел и изверг столб белого огня.

Рыцарь, стоящий на вершине холма, опустившись на колено, прикрылся белым плащом с алым крестом, и огонь, окруженный маревом раскаленного воздуха, бессильно стек по плащу на землю. Рыцарь выпрямился, держа в руках рукоять тяжелого двуручного меча.

И кто только сочинил легенды о мудрых и могучих драконах? Силы у них не занимать, но вот мудростью они не превосходят болотную жабу. Рыцарь был для него просто добычей, такой же, как кабан или олень. И древний инстинкт говорил о том, что после огненного удара надо спускаться и быстро поглощать обгоревшие останки.

Дракон взмахнул крыльями, мягко опустился на землю и приблизил огромную голову к человеку, обдав его смрадным дыханием. Рыцарь поднял меч. Ударить нужно один раз, второй возможности не будет. Вот сюда, точно между глаз. Огромным прыжком он взлетел на вытянутую верхнюю челюсть и глубоко вогнал клинок в не прикрытый хитиновой броней слизистый нарост в середине черепа. Дракон взревел, распахнув пасть, и замотал головой, но рыцарь уже ловко соскочил и покатился вниз по склону холма. Дракон поднялся на задние лапы, широко расправил крылья, издал протяжный стон и рухнул на землю. От падения тяжелого тела с деревьев дождем посыпались листья. Рыцарь подошел к поверженному чудовищу и посмотрел на меч, наполовину вошедший в череп. Точный удар пробил кожистую пленку и поразил мозг. Говорят, эта единственная незащищенная точка – третий глаз, позволяющий читать мысли и видеть сквозь скалы.

Мертвый дракон лежал на земле, вытянув длинную шею, из пасти вытекала ядовитая горючая желчь, от соприкосновения с которой дымилась и жухла зеленая трава. Торчащий из головы меч казался тонкой булавкой. А это был тяжелый двуручный меч почти в человеческий рост. Немногие воины способны удержать его в руках…

На холм, где рядом с телом дракона стоял рыцарь, поднялись два всадника в таких же бело-алых плащах. Они слезли с коней и почтительно опустились перед победителем на одно колено.

– Прекрасно, Мессир. Это ваш тридцать шестой дракон.

Рыцарь медленно огляделся. Холм с изумрудной травой плавно переходил в долину, по которой струилась быстрая река, пенившаяся белыми бурунами. На горизонте скалистые горы вздымали снежные вершины к изумрудному небу. Вид был прекрасен и казался сошедшим с картины, сотворенной искусным живописцем.

– Эдем, – сказал он, – это наш Эдем. В нем нет места драконам…

Ганя проснулся и долго лежал на спине, глядя в потолок. Он нашел в себе силы подняться, пройти на кухню и подставить голову под струю холодной воды. Стало немного легче, последние обрывки навязчивого видения растворились в глубине сознания. Ганя достал из холодильника бутылку минералки и выпил залпом половину. Вернулся в комнату и лег на разложенный диван. Ночь для него – самое тяжелое время. Яркие картины сновидений мелькали в сознании со скоростью калейдоскопа, и утром он просыпался совершенно изможденным. Но что делать, это его крест.

Ганя закрыл глаза.

Когда он проснулся, было девять утра. Сергей уже сидел на кухне, уныло ковыряя вилкой подгоревшую яичницу. Вздохнул и посмотрел на Ганю печальными как у собаки глазами. "Попал парень, – подумал Ганя, – большая игра всегда такая. У участников вкус победы или горечь поражения и азарт игры. А невиновные и непричастные страдают всегда. Да только какие это страдания! Что ты понимаешь, парень, в страданиях? Так, холодный ветерок жарким днем…".

Ганя отправил яичницу в мусорку и приготовил дивный омлет. Приготовил, как положено, обжарил в сливочном масле лук, добавил помидоры, рубленую зелень и чеснок, взбил яйца со сливками и вылил густую массу в ароматную смесь. Накрыл крышкой – и в раскаленную духовку. Тут главное – точно выдержать время, чтобы омлет со всех сторон поджарился, но не подгорел. И, уже на тарелках, посыпал омлет сыром. Это, конечно, не нормандский козий сыр, но все же.

По мере насыщения печаль проходила, и, покончив со своей порцией, Сергей смотрел по сторонам уже вполне осмысленным взглядом. Да, надо сказать, отношения между людьми от эпохи к эпохе меняются. Прогресс, если здесь уместно это слово, налицо. Жена ему изменяет, а он, вместо того, чтобы проткнуть ее и любовника на ложе верным клинком, сидит и сопли распускает. Хотя, это еще во времена Возрождения нравы стали падать. А ведь он любит свою девчонку. Не просто ревнует, боится потерять собственность, а правда, любит. Ревновал бы – прибил, скандалы устраивал, а ведь молчит, смотрит собачьими глазами и страдает. И другая подвернулась, надо, кстати, к ней повнимательней присмотреться, вчера вон, как поздно приехал. А с утра вспомнил свою, и по новой…

– Я все решил, – неожиданно твердо, с серьезным выражением лица, объявил Сергей.

– И что? – с участием поинтересовался Ганя.

– Я ухожу. Оставляю Ленке квартиру и ухожу.

Ганя улыбался. А попробуйте понять по его улыбке, соглашается он или наоборот.

– Я решил уйти из конторы. Начинаю новую тему.

Ганя одобрительно кивнул.

– Серьезную?

– Очень. Ганька, – Сергей посмотрел на Ганю просительно, – оставайся, а? Что тебе киснуть в Приволжске?

Ганя вместо ответа засиял улыбкой. И опять не ясно, согласен он или нет.

– Кончай ржать. У тебя семьи нет, если девчонка есть, притащишь сюда. Квартиру тебе снимем. Гань, я серьезно, мне помощь нужна!

– Извини, Серый, только я в твоих финансах… Только в день зарплаты разве что. Вот если тебе систему опор для вибросепаратора посчитать – смело обращайся!

– Хватит прикалываться. А ты думаешь, я в Бауманке банковское дело изучал? Да любой технарь любому финансисту сто очков форы даст! Правда, Гань, давай ко мне помощником, поднаберешься, покрутишься… Главное – ладить с людьми. Ты только посмотри, – Сергей схватил со стола зеркальце и сунул его Гане под нос, – но кто тебе сможет отказать?!

Ганя посмотрел в зеркало и вполне серьезно сказал:

– Звучит убедительно.

– Ну как? – Сергей подпрыгивал от нетерпения.

– Ну что же…

– Так! – Сергей соскочил со стула.

Ганя прекрасно понимал, что Сергею необходима кипучая деятельность, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту.

Они отъехали от дома через пятнадцать минут.

Сергей чуть не насильно затащил Ганю в модный магазин. Тот упирался и наотрез отказывался расставаться со своим свитером и брюками. Пришлось применить все свои дипломатические способности, и Ганя все-таки облачился в элегантный темно-синий костюм, полосатую сорочку с запонками и стильный галстук. Все это великолепие довольно эпатажно смотрелось с Ганиными ботинками и очками на веревочке. Однако золотая кредитная карточка творила чудеса. Пока Ганя с недоверием разглядывал себя в зеркало, запыхавшаяся девушка-консультант принесла со склада ботинки сорок седьмого размера, неизвестно по каким причинам изготовленные итальянскими обувщиками. А находящиеся по соседству оптики, не разгибая спины, вставляли линзы Ганиных очков в новую оправу.

Наконец, перед Сергеем предстал элегантный джентльмен в идеально сидящем костюме и очках в тонкой золотой оправе. При этом даже его неповторимая улыбка и оттопыренные уши вносили в облик дополнительную пикантность. Что было невозможно заставить поменять – так это длинный плащ. Но Сергей решил, что на сегодняшний день преображений достаточно, а дальше будет видно.

В машине Сергей еще раз осмотрел Ганю, а тот спокойно перенес экзекуцию, развалился на пассажирском сиденье и вальяжно махнул рукой – поехали, мол. Сергей с восхищением цокнул языком, и "Тойота" рванула с места.

Офис компании, где предстояло трудиться, находился в Замоскворечье, недалеко от Космодамианской набережной. Особняк девятнадцатого века, отреставрированный не просто хорошо, а с особым искусством и вниманием к деталям. Автоматические ворота медленно раскрылись, и автомобиль въехал во двор. Сергей вышел и осмотрелся. Да, очень неплохо. Особняк и дворик привлекали, прежде всего, своей ухоженностью. Но Ганя не обращал на окружающую красоту никакого внимания. Со странной для него серьезностью он вертел головой по сторонам, глазея на обшарпанные соседние домики.

Кабинет Крохина располагался на втором этаже.

Ганя вальяжно развалился на диване в приемной, по-хозяйски вытянув ноги, и коротал время, любезничая со строгой секретаршей. Крохин встретил Сергея на пороге кабинета и усадил на низкий диванчик рядом со своим столом.

– Видите ли, Сергей, мы только разворачиваем нашу российскую компанию, поэтому в этом офисе вы фактически первый работник, не считая меня, разумеется. Это здание мы приобрели, что называется, впрок лет пятнадцать назад, и, как видите, не напрасно. Так что… Располагайтесь. И не волнуйтесь, мы выделяем очень серьезные средства на развитие, и проблем с набором штата у нас не будет.

– Непосредственно для меня большого штата не требуется. Секретарь на телефон, специалист-финансист… Помощник у меня есть.

– Помощник? – Брови Крохина поползли вверх, – мы очень требовательно подходим к вопросам подбора кадров, и мы учтем, конечно, ваши рекомендации…

Сергей отметил появление мимики на лице Крохина. Неужели известие о наличии помощника задело его настолько сильно?

– Евгений Евгеньевич, – проникновенно сказал Сергей, – прошу вас, поймите, для выполнения всего того, чего вы, собственно, от меня ожидаете, мне необходимо использовать все свои ресурсы. И один из основных ресурсов – это мой помощник, человек близкий мне в личном и профессиональном плане. Мне будет крайне трудно реализовать задуманное без его поддержки.

Сергей, конечно, не заявил буквально "или вместе, или никто", но эта дилемма явно прозвучала в его словах. Крохин впился взглядом в лицо Сергея, тот ответил безмятежной улыбкой. Крохин, опытный психолог, все понял, и, снимая возникшее напряжение, рассмеялся:

– Ну, если вы настаиваете и ручаетесь, то мне остается только согласиться. Представите мне вашего протеже?

В кабинет позвали Ганю.

Сергей с некоторым злорадством наблюдал, как брови Крохина снова поползли на лоб. Очевидно, он ожидал увидеть помощника другого рода, а перед ним, вместо сексапильной блондинки, предстал Ганя во всей красе. Хорошо еще, что тот оставил в приемной свой брезентовый плащ.

Крохин пробормотал что-то вроде "приятно познакомиться и добро пожаловать в команду", и Сергей с Ганей отправились выбирать в пустом здании подходящий кабинет.

Несмотря на то, что офис пустовал, на столах не было и следов бумаг, он казался обжитым, как будто из него только вчера ушли люди. Сергей выбрал угловую комнату с окнами на две стены, двумя столами и мягким диваном. К кабинету примыкала небольшая приемная, где он планировал разместить секретаря.

Сергей уселся за стол и разок прокрутился на вращающемся кресле.

– Ну что же, очень даже…

Еще раз осмотрел кабинет, остался доволен и заявил:

– Все, начинаем. Сегодня обживаемся, готовим материалы, а завтра… Завтра – полный вперед!

XII

Каждый раз, возвращаясь в Эдем, Виктор Александрович испытывал одинаковое чувство. Чувство, которое испытывает путник, возвращаясь домой после долгой и трудной дороги. Но, разумеется, он тщательно скрывал эмоции – Магистру Ордена не к лицу пустая сентиментальность.

Он стоял на холме, покрытым изумрудной травой, а за спиной клубилось, растворяясь в прозрачном воздухе, облако белесого тумана. Его ожидали двое – оба в черной одежде, на плечах – длинные, до земли, белые с алыми крестами плащи, под уздцы они держали трех могучих коней – двух вороных и одного белого, как снег. Встречающие почтительным поклоном приветствовали Магистра. Белый конь всхрапывал и перебирал ногами, почувствовав появление хозяина. А тот ласково потрепал могучего жеребца по холке и одним движением влетел в седло. Его спутники также оседлали коней, и все трое поскакали по желтой утоптанной дороге к видневшемуся вдали темному замку.

Строители Замка не сделали его самым неприступным – несмотря на высоту стен, в Европе было немало цитаделей, куда более грозных. Они сделали его прекрасным, так, как понимали прекрасное сами. Замок стоял на скале, башни вырастали из темного гранита, ажурные переходы и мостики переплетались причудливой паутиной. И над всем этим возвышалась циклопическая башня Великого Магистра.

В Эдеме расстояния обманчивы. Три часа быстрой езды, но Замок все маячил на горизонте. Они остановились у постоялого двора – бревенчатого, как и все постоялые дворы Эдема, с красной черепичной кровлей и десятком флюгеров разных форм и размеров, прилепившихся на крыше рядом с высокой печной трубой. Постоялый двор так и назывался – "Кривой флюгер", о чем свидетельствовала вывеска над воротами.

Гостей встретил хозяин – толстый, в полосатом колпаке и фартуке. Встретил с достоинством – Рыцари Ордена, пусть даже среди них Магистр, шишки, конечно, важные, но свободный человек в Эдеме не обязан склонять голову ни перед кем, за исключением, разумеется, Великого Магистра. А Великий Магистр по постоялым дворам так просто не путешествует. А как они там, в Ордене, друг другу кланяются, руки целуют да на коленях ползают – так это их дело.

Магистр и его спутники сели за длинный деревянный стол, спросили вина. Хозяин принес кувшин и три тяжелые оловянные кружки – в Эдеме не признавали стекла, в стеклянных бокалах вино подавали лишь на орденских приемах, да и то, только два раза в году.

Виктор Александрович с удовольствием отпил пару глотков и бросил в рот шарик шехеля – самой популярной в Эдеме закуски – острых обжаренных в масле кусочков теста, перемешанного с рубленой зеленью и чесноком.

Был солнечный полдень, и на постоялом дворе было мало народу. Двое, наверное, торговцы, что-то оживленно обсуждали за угловым столом. Посыльные в зеленых накидках попивали пивко в ожидании заказчиков. И в центре зала приканчивал жареного на вертеле цыпленка человек в кожаном колете и ботфортах, с длинным и узким мечом на потертом поясе. Широкополая шляпа лежала рядом на столе. Совсем молодой, почти мальчишка, скорее всего – выпускник орденской Школы, не поступил в Университет, не прошел экзамен в Магистрат, вот и подался в Искатели. Ничего, побродит годик, дойдет до дальних Пределов, понаберется ума-разума, а там и до Мастера дорастет, а то и до Рыцаря… Если, конечно, не сгинет где-нибудь в пути.

Совсем в углу, старик в надвинутой на глаза широкополой шляпе, глубоко откинувшись на спинку стула, играл на гитаре и негромко напевал. Виктор Александрович прислушался:

 
Пусть сегодня для вас приготовлен сюрприз
Нет чудес – что же будут отныне.
И вот уже я благородный маркиз,
И вот уже вы – дорогая графиня
 

Это была старая баллада, которую они, еще совсем мальчишки, пели, собравшись в круг, в спальне Орденской Школы.

 
С гитарой и шпагой я ночью крадусь,
Я знаю, что ждет ваш приветливый дом,
Но на перекрестке случайно столкнусь
С графом, давнишним и злобным врагом.
 

Старик пел для себя, не думая, что его кто-то слушает, пел низким чистым голосом

 
И скрестятся шпаги, и встретится сталь,
Пусть шпага рассудит обычным судом,
И право, поверьте, что вам будет жаль,
Когда упаду я под вашим окном.
 

Виктор Александрович вспомнил, как дрожащее пламя свечи освещало серьезные и решительные лица мальчишек, ничего не понимавших в любви и смерти, но попавших под очарование музыки и рифмованных слов.

 
Я тихо внимаю сердечному стуку
И вашему плачу не верить не мог,
Когда мне разжали сведенную руку,
Сжимавшую крепко горячий клинок.
 

 
Верю вам, эта вера меня не покинет,
Встречу вас, если правда загробная жизнь,
До свиданья, моя дорогая графиня,
До свидания, мой, благородный маркиз.
 

Старик взял последний аккорд, налил из кувшина вина и медленно осушил кружку…

Когда лошади отдохнули, путешественники продолжили путь, теперь уже без остановки до самого Замка. Дубовые рощи и дикие ольховники сменились ровными рядами вишневых садов и зелеными стенами виноградников. К дороге жались крестьянские дома, огороженные плетеными заборами. Движение стало оживленнее, запряженные волами повозки тащили поклажу, у обочины неторопливо покачивались чинные крытые дилижансы, вдоль дороги рысью трусили посыльные с заплечными сумками. Домов становилось все больше, и, наконец, они въехали в город, вернее городок, прижавшийся к стенам Замка. Вымощенная известковыми блоками дорога переваливалась через откидной мост и упиралась в высокие ворота. Легендарные ворота Великого Магистра – каждая створка изготавливалась из одного огромного куска дерева, растущего только здесь, в Эдеме, у Северного предела. Каждый сантиметр покрывала тонкая резьба, сделанная древними мастерами-умельцами. По краям створки были окантованы позеленевшими от времени литыми бронзовыми пластинами.

Стражи отсалютовали алебардами, Магистр, уже накинувший поверх костюма алый плащ, гарцуя на скакуне, ответил церемонным поднятием руки. Они проследовали в покои Московского Магистрата, расположенные в восточном крыле замка. Виктор Александрович с наслаждением принял душ и переоделся в парадное облачение, тяжелое и жесткое, но более привычное и комфортное для него, чем костюм ручной работы от Бриони.

В Малой Ложе Совета уже начали собираться пригашенные, в основном Рыцари, хотя было и несколько белых плащей Магистров. Виктор Александрович увидел Дональда, оживленно беседующего с несколькими Рыцарями. Заметив Виктора Александровича, Дональд издалека дружески рукой поприветствовал его, но беседы не прервал.

Мастер Церемоний выходил из дверей покоев Великого Магистра и вызывал удостоившихся аудиенции. Наконец, он огласил, что для отеческого наставления приглашаются Магистр Московского Магистрата и Магистр Средиземноморского Магистрата.

Великий Магистр никогда не принимал Магистров, сидя на своем троне из черного дерева, покрытым пластинами из золота и слоновой кости. Эти церемонии он оставлял для простых Рыцарей. А Магистры все равны. Хотя кто может поставить знак равенства между Магистрами, пусть даже двух самых влиятельных Магистратов, и Великим Магистром, главой самого могущественного Ордена за всю историю человечества. В руках этого старика, которого, правда, трудно назвать стариком – шаг его тверд, рука крепка, а ум быстр – как и много лет назад, сосредоточена немыслимая власть. Одно его повеление – и могучие государства превратятся в руины, сильные мира сего – обращены в прах, войны прокатятся по континентам или наоборот воцарится мир. Только глупцы могут с пеной у рта доказывать, что решения принимает Конклав. Но глупец никогда бы не стал Магистром.

Глава Ордена сердечно приветствовал Виктора Александровича и Дональда, ни словом, ни жестом не делая никаких различий между ними, хотя злые языки утверждали о его особой расположенности к Магистру Средиземноморскому Дональду Рауху.

– Прошу вас, братья, Магистры, – скрипучим голосом произнес Великий Магистр.

Они уселись за огромный круглый стол, где обычно проводятся заседания Конклава. По слухам, правда никем не подтвержденным, это и есть легендарный круглый стол короля Артура. Но Виктор Александрович в этом сильно сомневался, скорее у короля Артура был стол из английского дуба, а не из полированного черного дерева.

– Я попросил вас присоединиться ко мне в моих размышлениях, поскольку почувствовал я в своем сердце тревогу и беспокойство, – Великий Магистр пожевал губами и задумчиво посмотрел на стену покоев, увешанную в девять рядов головами драконов. Всего девяносто девять голов. Он продолжил: – Когда Конклав принял решение о проведении Очищения, наши сердца возрадовались, ибо понятно, что люди погрязли в грехе, и путь, выбранный ими, суть путь греха. А не наш ли святой долг искоренять грех? И можем ли мы допустить, чтобы грех торжествовал?

Великий магистр снова пожевал губами.

– Итак, дети мои, решение, принятое Конклавом, было ожидаемым и радостным. Но…

Он мастерски выдержал паузу, Виктор Александрович понял, что за этим "но" последуют неприятности. Не вызвали же его срочно к Великому Магистру для получения отеческой благодарности. И он не ошибся.

– Но только видим мы, что ревностное трудолюбие, с коим вы, дети мои, приступили к выполнению Очищения, не всегда оказывается соразмерным целям, поставленным Конклавом. И вспомнил я Святые Начальные Уложения, где сказано, что радение безуспешное хуже, чем нерадение, ибо исправлять ошибку куда сложнее, чем начинать дело заново.

На месте Виктора Александровича любой другой затрепетал бы, поскольку это было неприкрытое обвинение в нерадении. В уголках губ Дональда играла едва заметная усмешка. Но Магистр Московского Магистрата оставался невозмутимым, почтительно слушая главу Ордена. А тот говорил все тем же тихим скрипучим голосом.

– Сообщили мне, что были допущены ошибки, которые привели к тому, что детали наших стараний стали известны не кому бы то ни было, а специальным службам Московии. И это не один проект, не два, а, по крайней мере, десяток!

Вот Дональд, мерзавец, все-таки донес. А ведь времени не хватило совсем немного, Приорат Спокойствия идет по следам, вот-вот выйдет на источник утечки, но Дональд успел нанести удар. Обвинять его сейчас – поистине самоубийственно, значит, надо попытаться потянуть время, дать возможность оперативникам завершить работу.

– И, насколько я знаю, до сих пор Магистрат не разобрался с причинами такого провала? – обратился Великий Магистр к Виктору Александровичу.

Вопрос был опасен. Но в нем содержался ключ к спасению, который надлежало вычленить. Надо только показать, что ничего существенного не произошло и требуется совсем немного времени, чтобы все исправить.

Но Великий Магистр не дал ему договорить.

– Не следует, сын мой, тратить ненужные слова. Мне ведомо многое, а слова – это только слова.

Великий Магистр высоко поднял голову и каркающим голосом произнес:

– Я объявляю измену Ордену!

Виктор Александрович, вместо того, чтобы испугаться, изумился для глубины души. Нерадение, конечно, тяжелое преступление, но измена! Это все равно, что за неправильный переход улицы приговорить к смертной казни… "Бедная Ия", – успел подумать Магистр, заметив торжествующий блеск в глазах Дональда.

Виктор Александрович увидел Рыцаря-Экзекутора в последний момент. А Дональд почувствовал его появление по движению воздуха за спиной. Но было уже поздно. Свистящий змеиный звук – и голова Дональда скатилась на полированную поверхность стола.