Текст книги "Смерть и побрякушки (СИ)"
Автор книги: Кирилл Кащеев
Соавторы: Илона Волынская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Глава 28
Кирилл протянул билеты проводнику, подсадил свою спутницу в вагон, забросил следом багаж. Торчащий из-под плохо застегнутой молнии хвост динозавра проехался по полу. Некрасиво бросать даму с тяжеленным чемоданом, но лучше ему сейчас за ней не ходить, пусть побудет одна.
В окошке купе мелькнула Маринина светлая шубка. Шторки задернулись. Переодевается, наверное.
Что ж, до Будапешта проскочили. Даже если противник их уже выследил, никаких действий предпринимать не стал. Хотя так и предполагалось. Только полный псих рискнет напасть в маленькой законопослушной Австрии, в уютном, будто игрушечном поезде с сидячими местами, где пассажиры общительны, проводники заботливы, таможенники не придирчивы, зато полицейские цепки.
Опасность начнется сейчас, в стандартном отечественном купейном вагоне. Понимает ли это Марина? Марина – с ее засекреченным планом, о котором ничего не известно, и против которого ничего нельзя предпринять. Дилетантизм и идиотская фантазия непрофессионалов – убийственное оружие! Впрочем, не стоит нервничать. Ставки сделаны, игра началась и изменить уже ничего нельзя. Немного фатализма, сэр, немного спокойствия обреченности. В окошке поезда мелькнула детская мордочка, маленькая ручка приветливо помахала. Кирилл вымученно улыбнулся в ответ.
Следовало успокоиться, расслабиться, но получалось плохо. Совсем не получалось. Тревога старательно выедала душу, слышно было как чавкает, зараза!
Он внимательно оглядел перрон. Вокзал заполняла привычная толпа. Не слишком состоятельные бизнесмены, похожие на двуликих Янусов от раздирающих их противоположных чувств. С одной стороны, гордостью за собственную крутость (в Новый год по заграницам!), с другой, слезная жалостью к своему кошельку (однако же встало удовольствие в копеечку!). Мимо раздраженных бизнесменов шествовали утомленные, но довольные девицы. Для них последняя неделя выдалась тяжкой, зато финансовый результат выше всяких похвал.
Среди благополучно отдохнувших и отработавших мелькали деловитые фигуры челноков. Видать, ребята нацелились на после-праздничные распродажи. Кирилл засмотрелся на густо намакияженную блондинку в пуховике настолько алом, что хотелось зажмуриться. Из-под распахнутой куртки выглядывал свитер, от низа до ворота расшитый разноцветными блестящими камушками. Блондинка хлопотливо волокла по перрону здоровенные плексигласовые сумки и зорко поглядывала по сторонам, как бы кто не покусился на ее бесценный товар.
Кирилл заскочил в тамбур, прошел по коридору международного вагона, отличавшегося от самого обычного купейного, пожалуй, только чистотой. Вошел в купе. Она сидела у окна, внимательно и настороженно изучая перрон, смахивала с глаз мешающую русую челку.
– Будем только мы, я выкупил все места, – суховато сообщил он.
Она лишь молча кивнула. Кирилл вытащил из сумки книгу и прилег, невидящими глазами уставившись в страницу.
Разбитная проводница заскочила в купе, одним движением могучего бедра подвинула Маринину сумку:
– Билетики, пожалуйста! Вам белье какое, простое или альтернативное?
– Какое?
– Альтернативное, девушка! На две гривны дороже!
– А еще какие-нибудь различия есть?
– Ну как же! – проводница даже оскорбилась, – Видите, рисуночек тут. И во, глядите – пакетик шампуня. Одноразовый.
– У вас умывальники переоборудовали? – поинтересовалась Марина.
– Зачем? – искренне удивилась деваха.
– Плохо представляю, как под обычным поездным краном можно голову вымыть! – невольным движением Марина коснулась волос.
– Ну так с собой возьмете, – нимало не смутилась проводница.
– Давайте обычное, и без шампуня доеду.
Всем видом выражая презрение к не понимающей своего счастья пассажирке, проводница бросила на полку пакет постельного белья, и удалилась, бурча:
– Вон, в рекламе показывали, девка в самолете сполоснуться умудрилась. Захочешь, так и в автобусе вымоешься.
Марина поправила прическу и легла. Нужно продержаться недолго, совсем недолго. День и ночь, сутки прочь. Читай, ешь, отдыхай. Поездная жизнь, безвременье. От одних забот уехали, к другим еще не приехали. Поезд – вне судьбы, вне вселенной.
Только это обман, иллюзия. Нельзя спать, нельзя расслабляться, потому что Марина знает – этот поезд особый, в нем едет смерть. У смерти есть билет, и полка, и багаж, она прихлебывает чай, быть может, болтает с попутчиками. И ждет своего часа. От смерти нельзя сбежать, с ней не удастся бороться, можно лишь попробовать ее переупрямить, переждать. Лишь бы не завизжать от наползающего ужаса, не дрогнуть, не показать страх, не выдать себя.
Ужас таился везде: за дверями купе, в тамбуре. В равнодушных физиономиях таможенников-пограничников. Что стоит сунуть взятку крепким паренькам в форме? Нет, что-то, конечно, стоит, но все же меньше австрийских драгоценностей. Вот обвинят сейчас в провозе контрабанды, выведут, а там уже ждут совсем другие люди. И тогда конец ей. И Сашке тоже…конец.
Не обвинили, не вывели. Равнодушно заглянули в паспорт, пара стандартных вопросов, легкое оживление при виде багажа, взгляд внутрь и снова скука на лицах.
Марина с опаской покосилась на своего спутника. Лежит, читает. Спокоен, расслаблен, прямо завидки берут. Что на самом деле у него на уме? Кто он? Враг? Друг? Она узнает, но – не сейчас. А пока предстоит самое страшное: ждать-терзаться, терзаться-ждать. Держать себя в руках. И надеяться, истово надеяться, что ее план достаточно дилетантский, чтобы обмануть опытных профессионалов.
Слабый, омерзительно желтый свет потолочной лампы делал подступающую ночь жуткой, угнетающей. Еще полчаса, максимум час и лампа погаснет, и надо будет ложиться в постель и дрожа, вслушиваться в шаги смерти, идущей длинным коридором. А может быть, смерти и не придется никуда идти, может быть, ей достаточно встать с соседней полки, и…
Марина покачала головой. Нет смысла себя накручивать. Ставки сделаны, игра начата и изменить уже ничего нельзя. Немного фатализма, мадам, немного спокойствия обреченности. Она попыталась успокоиться, расслабиться, но получалось плохо. Совсем не получалось.
Выключатель щелкнул, тьма заполонила купе. Марина тщательно распределила пряди волос по подушке и уставилась на тонкие полоски света, выбивающиеся из-под двери. Мерный стук колес убаюкивал. Марина позавидовала Кириллу: вот у кого сейчас никаких проблем. Кагебэшная выучка наверняка включает умение бороться со сном.
Кирилл. Как она разозлилась, когда обнаружила штамп в его паспорте. А теперь это кажется ничего не значащей ерундой. Мелкая неприятность на фоне подлинного кошмара. Эка невидаль, жена! Да пусть хоть по-моряцки, жена в каждом порту. Высокая белозубая англичанка где-нибудь в Брайтоне, горячая француженка в Марселе, шумная итальянка в Венеции и гарем из четырех негритянок по месту прохождения службы. Лишь бы не он был тем самым профессионалом, который стоит за жуткими событиями последних дней. Потому что если это он – у Сашки нет ни одного шанса. И у нее тоже.
Ладно, нечего раньше времени себя хоронить. Ее план обязательно сработает, они выкрутятся. Простые смертные (тьфу, что опять о смерти!), в смысле, гражданские лица, а также морды, тоже не лыком шиты, не пальцем деланы, не в капусте найдены, не курами загреблены… Загребаны? Да ну их, кур гребаных!
Она решила не тратить времени даром и сочинить статью «Новый год в Вене», пожалела, что не на чем записать, затем перед глазами вдруг замелькали газетные колонки, ряды черных букв превратились в крохотные поезда, разбегающиеся по белой бумаге, Марина словно бы поехала, покатилась… «Нельзя спать!» – напомнила себе она и веки ее опустились.
Полотно яркого белого света развернулось во всю ширь купе, накрывая собой Марину. Она завозилась, недовольно плямкая губами.
– Какого черта! – хмуро буркнули с соседней полки.
– Извините, ошибочка, – густо прогудели в ответ и громадная гориллообразная фигура исчезла из проема. Закрывающаяся дверь скатала световой ковер, оставив за собой лишь узкую полоску.
Проснувшаяся Марина резко села на кровати, судорожно схватилась за голову. Дверь ее квартиры! Гориллообразный силуэт в глазке! Гориллыч! Она вслушалась, стараясь сквозь стук колес различить долетающие из коридора звуки. Вроде бы шуршание дверей, недовольные возгласы. Похоже, взяли у проводницы ключ и сейчас открывают все двери. Интересно, проводнице заплатили или как соседку с первого этажа – ножом в сердце?
Интересно ей, видите ли! О другом думай, о другом! В коридор высовываться нельзя. Ни в коем случае. Надо ждать утра, только тогда она узнает, убедиться…
Было страшно, душа болела от нестерпимого, оглушающего ужаса. Пусть что угодно, пусть смерть, лишь бы прекратилась эта боль! Вдобавок, дико хочется в туалет. Нельзя. Терпи. Жди. Марина по детски зажала ладони между ног и скорчилась на полке в нескончаемом кошмаре ожидания.
Небо засерелось, обещая рассвет и все не держа обещание. Так садюга-тюремщик, явившись отпустить узника на волю, копошиться, гремит ключами, а отпирать не торопиться, продолжая пытку ожиданием. Наконец заспанный рассвет соизволил вползти в купе. Но в вагоне по-прежнему стояла тишина. Народ беззаботно дрых. Марина почувствовала, что сейчас рехнется, описается, и завоет – от того и другого сразу. Она решительно поднялась, оправила прическу, глянула на себя в зеркало – вроде порядок – и выскользнула в коридор.
Что ж, по крайней мере проводница жива. Вон стоит, титан, раскочегаривает, подняла голову, улыбнулась. В ответ Марина одарила ее недобрым взглядом. Гориллычу с компанией, небось, вчера и уговаривать особо не пришлось. Сунули девке баксов десять, навешали стандартную лапшу про сбежавшего должника или неверную жену, она им универсальный ключ и вручила. Диллерше одноразовых шампуней прибыток, а для кого-то – возможно, смерть. То-то дура попрыгает, если в вагоне окажется труп!
От злости на идиотские мысли Марина чуть не шарахнула головой об стену. А следовало бы: соображать надо, чего думаешь! Господи, сделай так, чтобы для дурищи проводницы все обошлось благополучно, потому что если труп в поезде есть, это труп… Нет, нет, она не будет такого думать, нет!
Мочевой пузырь напомнил о себе и на тревогу не осталось сил. Марина заторопилась в туалет, испуганно косясь на ряд плотно закрытых купейных дверей. Защелкнула замок. Краткий миг блаженного облегчения – все-таки самый большой кайф доставляют самые простые вещи. Нажала кран, бросила в лицо горсть ледяной воды. Содрогнулась, вспомнив вчерашний шампунь – помыть голову в такой водичке можно только в качестве пытки, но не добровольно. Ладно, надо эту самую голову хоть расчесать. Аккуратно придерживая каждую прядь, прошлась по волосам гребешком. Что ж, от физического беспокойства она избавилась. Лишь для того, чтобы освободившуюся в душе делянку оккупировали страх и тоскливое ожидание.
Она вернулась в купе. Тщательно накрасилась, затратив на макияж вдвое больше времени, чем обычно. Не торопясь сжевала бутерброд. Бесцельно уставилась в окно, вслушиваясь в звуки просыпающегося вагона. Марина никогда не любила утро – серую тоскливую паузу между пушистой теплой ночью и ярким хлопотливым днем, но сегодня она просто возненавидела и блеклый рассвет и неизбежные утренние хлопоты.
Наконец коридор наполнился жизнью. Вооружившись стандартной декларацией о намерениях – вафельным полотенцем и зубной щеткой – пассажиры выстроились в притуалетный хвост. Позвякивая парящими стаканами пронеслась проводница. Марина приподнялась и снова в нерешительности опустилась на полку. Она так ждала, так хотела узнать, убедиться… Но теперь, когда ее ожидание подходило к концу, испугалась. То, что она увидит сейчас, будет окончательным, бесповоротным. Может, лучше еще хоть недолго не знать и надеяться?
Трусиха! Решение принимала сама, и не сметь бежать от последствий! Встать! В коридор! Она решительно перешагнула порог. Все двери стояли открытыми, позвякивали ложечки, шуршала оберточная бумага и целлофановые пакеты, попахивало съестным – слегка залежалым. Озабоченные мужики волокли к мусорке использованные чайные пакетики, яичную скорлупу и колбасные шкурки. И лишь соседнее купе было немым и безучастным к главному событию поездной жизни – жратве. Его дверь оставалась плотно закрытой и от нее несло глухой безнадежностью. Марина сильно, до боли закусила губу. Родной мой, хороший, неужели… Из глаз покатились слезы.
– Э, девушка, у вас что-то случилось? – незнакомый парняга в спортивном костюме заглянул ей в лицо.
Она покачала головой.
– Все в порядке. Все должно быть в полном порядке, – как молитву, как заклинание пробормотала она и вернулась в купе. С ненавистью глянула на соседнюю полку. Читает! И никакого беспокойства. А впрочем, что ему-то беспокоиться. Она села и принялась ждать. Ведь пока та дверь закрыта, остается и надежда.
Радостная суета приезда оставила ее равнодушной. Ее спутник захлопнул книгу, вежливо кивнул, подхватил чемодан и вышел. Марина проводила его глазами. И только когда последний чемодан горделиво проследовал к выходу, она осмелилась вернуться в коридор. Чтобы вновь упереться в закрытую дверь и вслушаться в тишину за ней. Этого Марина уже не могла вынести. Она толкнула дверь раз, другой, и уже понимая всю безнадежность своих действий, захлебываясь слезами отчаяния, забарабанила в нее кулаками:
– Открой, слышишь, открой!
Неожиданно раздался короткий щелчок и дверь откатилась в сторону.
Задыхающаяся Марина ввалилась внутрь, сшибая с вешалки свою собственную светлую шубку.
– Вот только не падай на меня, пожалуйста! – мучительно сморщившись, Кирилл отстранил ее, другой рукой продолжая держаться за голову, – Лучше вон там, в сумке, таблетку анальгина найди.
Марина сдавленно, истерически всхлипнула и кинулась ему на грудь:
– Я думала тебя… тебя…
– Я же тебе говорил, никто нас убивать не станет, – с некоторым сожалением отведя руки ото лба, Кирилл погладил Марину по плечам и тут же поспешил снова ухватиться за собственную голову, – У нас противник – профессионал, а профессионалы не допускают ненужной крови. Это дорого и опасно. Ты дашь мне таблетку, или так погибать?
– И мне тоже, – простонала восседающая на соседней полке девица, – Вообще, мы так не договаривались. Мало того, что волосы постригли, мне с длинными было лучше, так теперь еще и башка трещит. Бодун без выпивки. Доплатить бы надо.
– Вы, милочка, не заговаривайтесь, – Марина уже запомнила – головная боль делает Кирилла злобным и желчным. Как сейчас.
– В Будапеште вы за обратный билет готовы были работать, а сейчас расхрабрились. Пейте таблетку, забирайте гонорар и проваливайте.
– Ну и ладно, – передернула плечами девица. Она поднялась, оправила на себе Маринину юбку, натянула жакет от ее же костюма, перекинула через плечо Маринину сумку и ухватила ее светлую шубку, – Пальтишком я воспользуюсь, не голой же по морозу бежать. Пока, – и она исчезла в проеме.
– Надо полагать, шубы своей я больше не увижу, – вздохнула ей вслед Марина, и с облегчением стянула с головы белокурый парик.
– Новую купишь, – по-прежнему злобно процедил Кирилл.
– С такими расходами я и не замечу, что стала богатой женщиной, – буркнула Марина, – Они были здесь. Убийцы. Я Гориллыча видела. Купе проверял.
Кирилл попытался кивнуть и тут же со стоном схватился за голову.
– Обыскали наши вещи, ничего не нашли, может, поняли, что девчонка – не ты, и принялись шерстить поезд.
Только сейчас Марина обратила внимание на разбросанные по полу вещи и раскуроченные чемоданы. Она принялась заталкивать бебихи обратно.
– А вы где были, пока они обыскивали?
– В отрубе, – ответил Кирилл и еще разок ощупал голову. На сей раз вопросительно, – Кажется, стихает. Фух! Они наверняка проводнице заплатили и нам в чай что-то подсыпали. Отключились мгновенно и на всю ночь, только недавно очухались.
Марина на мгновение задумалась.
– Получается, проводница теперь может их опознать.
Кирилл напрягся, выглянул в коридор.
– Что-то долго нас никто из вагона не гонит.
Они испуганно переглянулись. Взявшись за руки, как дети, подошли к купе проводника. Надев на руку перчатку, Кирилл тихонько потянул дверь. Та поддалась с легкостью.
Полка была застелена свежим хрустящим бельем. На столе стояла непочатая бутылка коньяка и два стандартных поездных стакана. Рядом нехитрая закуска: колбаса, кусочек сыра. Проводница сидела у окна, откинувшись к стене. Ее белые груди, похожие на маленьких поросят с коричневыми пятачками, вывалились из расстегнутой форменной рубашки. А под левой торчала обмотанная синей изолентой рукоять ножа.
Марина судорожно сглотнула. Быть может, их противник и профессионал, не признающий напрасной крови. Но сегодня в коридоре поезда она слышала шаги самой смерти, чувствовал ее неумолимое присутствие. Если уж смерть пришла, она не уйдет без жертвы.
– Кто-то из наших убийц девахе приглянулся, – тяжело обронил Кирилл, – Ждала она его. Дождалась.
Он плотно закрыл дверь.
– Быстро собирай вещи. Чтобы ничего не осталось. И уходим.
Они выскочили на перрон, заторопились к выходу в город.
– Куртку хоть застегни, – раздраженно буркнул Кирилл, – На твоем свитере драгоценностей на черт знает какую сумму.
– А выглядят полной дешевкой, – захихикала Марина, запахивая алый пуховик, – Я еще там, у ювелира поняла – когда драгоценностей до фига, они сразу принимают базарно-копеечный вид. Никто не поверит, что настоящие. Гориллыч ночью пялился на мой свитер в упор и ничегошеньки не заподозрил.
– Зато меня чуть инфаркт не хватил, когда ты на перроне появилась. Блондинка в красном и вся в камнях! Как ты их прицепила?
– Клеем. Самым обыкновенным клеем.
Они забрались в такси и Марина скомандовала:
– В аэропорт.
– Значит, Сашка летит самолетом, – сделал вывод Кирилл.
– Уже подлетает. Посадка через сорок минут.
– Он хоть не один?
– Инстинкт бабуси в тебе неистребим! Ты и впрямь думаешь, что полуторогодовалого малыша пустят одного в самолет? С ним Катька. Решила заодно проведать родину, говорит, стосковалась.
Глава 30
Они нетерпеливо топтались у выхода аэропортовской таможни, ожидая, пока неспешная очередь дойдет до дамы в строгом брючном костюме, отделанном мехом, и маленького мальчика.
Наконец отшуршали декларации и радостно визжащий Сашка через весь зал помчался в распахнутые объятия Марины.
– Маленький мой, – счастливо пробормотала она, подхватывая на руки вертлявый сгусток восторга и целуя его в необыкновенно вкусные морозные щечки.
– Отак, молодець, поцелуй маму, – умиленно загудела Катька.
– Я ему не мама, а тетя, – смущенно поправила Марина.
– То без разницы, – отмахнулась Катька, – Такий хлопчик хороший, як солнышко.
Марина согласно вздохнула. Конечно, солнышко. Шкодливое, непослушное и очень любимое.
– Як це добре, що вы меня до дому вытягли. По улицам погуляю, всех старых знайомых навещу. Ох, подывяться як я тепер живу! – Катька предвкушающе зажурилась. – Ну, поехали, скорише, скорише! – Катька аж подпрыгивала от нетерпения. Потом вдруг остановилась, неловко переступила, кинула опасливый взгляд на колготки, – Ни, почекайте, мне кое-куда наведаться надо.
Кирилл повернулся к выходу:
– Вы идите, а я машину подгоню.
– Где тут? – нетерпеливо оглядывалась Катька, – Чую, у мене стрилка поползла.
– Вон там, – кивнула Марина на дверь со стилизованной женской фигуркой.
Катька устремилась туда, Марина, держа за руку Сашку, неторопливо шла следом. И вдруг, у самой двери, Катька резко затормозила и подалась назад. Так отступают перед лезвием ножа или под дулом пистолета.
Марина коротко, приглушенно ахнула. Нашли! Выследили! Все их хитроумное путешествие было напрасным!
Катька сделала шаг назад, другой…
Из двери туалета показалась швабра.
А следом, грозно держа поломойной орудие наперевес, появилась тетка в синем халате.
– Дамочка, ну куда вы лезете! – рявкнула тетка, – Перерыв у меня, ясно!? Пе-ре-рыв.
– А як же… – пролепетала Катька, делая руками пояснительные жесты в сторону желанного туалета: мол, надо очень.
– А не знаю как. – безапелляционно заявила тетка и вытащила связку ключей, – Как хотите, – и ключ щелкнул в замке туалета со злорадной бесповоротностью.
Вскинув швабру на плечо, тетка удалилась, негодующе ворча:
– О народ, ну народ – только о себе думают, только о себе!
– С приездом тебя, Катюха, – усмехнулась Марина. – А давай во-он в тот закуточек забежим, мы с Сашкой тебя прикроем, а ты…
– Совсем зъихала? – возмутилась Катерина, – Непристойное поведение в общественном месте – это ж такой штраф!
– Какой еще штраф! Ты не в своей Вене!
– Нет уж, я краще потерплю! – твердо заявила Катя.
Марина пожала плечами:
– Тогда пошли.
Отмахиваясь от назойливых таксистов, они вышли из аэровокзала. Кириллов БМВ как раз выруливал с автостоянки.
– Смотри, Катька, как город изменился, – Марина с энтузиазмом тыкала пальцем в проносящиеся за окном новенькие фасады, витрины, вывески.
Катерина кивнула, не отрывая глаз от окна:
– Совсем инший стал. Скильки ж я тут не была!
– Ой, вон супермаркет! Кирилл, останови, дома же ни крошки! – Марина обернулась к Кате. – Пойдешь со мной?
Катька выбралась из машины и они заспешили к раздвижным дверям. В крохотном закутке между дверями и кассами Катька замешкалась:
– А туалет что, внутри?
– Нет тут туалета, пошли скорей!
– В супермаркете нет туалета?
– Ну-у, в некоторых есть.
– В некоторых, – повторила Катерина и на лице ее нарисовалась глубокая задумчивость.
– Зато, смотри, выбор какой! При тебе такого не было.
– Колбаса странная – «ливерно-растительная». – острый наманекюренный Катькин пальчик ткнулся в ценник, – Интересно, что за рослына?
– Проверять не будем, – заявила Марина, стремительно наполняя тележку продуктами. – Вон там йогурты возьми.
Наполнив тележку, они покатили к кассе. Аппарат застрекотал и выплюнул набитый деньгами черный ящик, купюры разлеглись по ячейкам, упал беленький листочек чека, Катька принялась укладывать йогурты обратно в тележку…
– Женщина! Вы, вы, в штанах! К вам обращаюсь! – на весь зал гаркнул торжествующий мужской голос, – Я все видел! У вас в кармане пачка масла! Неоплаченная! А ну показывайте, немедленно!
Крепкий бритоголовый охранник гневно тыкал в сторону Катьки антенной радиотелефона. И все: покупатели, продавцы, кассиры, любопытно выглядывающие из-за соседних касс, дружно уставились на нее. Катюха гневно вспыхнула, потом надменно вскинула голову и процедила:
– Молодой человек, вы всерьез полагаете, я стала бы заталкивать масло в костюм от Кардена? – колоритный Катькин суржик вдруг сменился безукоризненным русским языком с чуть старомодными изысканными оборотами.
– Вот только не надо, не надо, – презрительно протянул охранник, и схватил Катьку за запястье.
– Что вы себе позволяете! Я гражданка Австрии!
– Гражданка, не знаю, чего вы там гражданка – предъявите карманы!
Марина подскочила к охраннику и ткнула ему под нос развернутое журналистское удостоверение:
– Отпустил, быстро! – злобно прошипела она, – Завтра про тебя во всех газетах будет – то-то тебя хозяин похвалит.
– А чего она выдрючивается? – все еще агрессивно, но уже с оттенком неуверенности, – Если не брала ничего, пусть карманы покажет – и свободна.
– Мальчик, а ты в правила своей службы когда-нибудь заглядывал? – зловеще-ласково поинтересовалась Марина.
– Я имею право обыскивать! – взвился охранник, и чувствовалось, что это право он будет отстаивать даже ценой собственной жизни.
– Ага, только обыск ты обязан проводит в специальной комнате и приглашать туда тихо, не привлекая внимания.
– Нету у нас специальной комнаты!
– Твои проблемы! – отрезала Марина.
– Нет, ну сколько народу через мои руки прошло, – охранник сунул здоровенные ладони Марине под нос, наверное, чтобы она не перепутала – вот именно через эти руки, – И никто не выкобенивался! А эти… Понаехали тут! – он метнул на Катьку ненавидящий взгляд, – К менеджеру пошли, в кабинет!
– Пошли, – почти весело согласилась Марина, – Катька, да положи ты эти пакеты в корзинку, не держи их.
Вслед за широко шагающим охранником разгневанная Катерина и погромыхивающая тележкой Марина ввалились в пустой кабинет.
– Ну? – угрожающе потребовал охранник.
Багровая от сдерживаемого бешенства Катерина медленно вывернула карманы своего мехового жакета. Пусто. Дрожащими пальцами она расстегнула жакет, сбросила, оставшись в брючках и тонком облегающем свитерке. Вывернула карманы брюк. Ничего.
– Ну вот, – почти добродушно заявил охранник, – Сразу бы так, давно б уже были свободны.
– Зато вы не свободны! Вы прилюдно оскорбили меня, унизили, и думаете, вам это минется даром? Менеджера! Сейчас, немедленно! – язык Пушкина и Достоевского в устах Катерины начал окрашиваться металлическим гетевско-шиллеровским акцентом. В облике проступило нечто неумолимо арийское. Императрица Екатерина II, Фике Ангальст-Цербская при инспекции гвардейских казарм. Dame обер-штурмбанфюрер СС на расстреле белорусских партизан.
– Так нету, – в подтверждение охранник обвел рукой пустой кабинет.
– Извольте найти! Скажите ему, что его прямо тут, в кабинете, дожидаются больше неприятности! – Катерина уселась на стул.
Охранник передернул плечами и выкатился за дверь.
Прошло пять, десять минут.
– Что-то менеджера долго нет, – удивилась Катерина.
– А он и не придет, – тихо сказала Марина, – Старый фокус. Сидит сейчас мужик где-нибудь в подсобке, книгу жалоб подмышкой держит, ждет, когда тебе надоест его караулит.
– Но ведь это же… Это же… Он же… Abscheulich![8]8
Гнусно! (нем.)
[Закрыть] Frechheit![9]9
Наглость! (нем.)
[Закрыть]
– Кто спорит? – вздохнула Марина.
Катька вскочила, нервно забегала по кабинету.
– Такие вещи спускать нельзя!
Не произнося ни слова, Марина кивнула. Катька еще побегала туда-сюда.
– Но и ребенок не может до бесконечности сидеть в машине.
Марина снова кивнула.
– Хорошо, пусть так. – трагическим тоном сказала Катька, – Пусть сегодня им все сойдет с рук! Но когда они распугают всех клиентов, тогда…
Все еще переживая свою мучительную обиду Катька покатила тележку вон из кабинета. Марина все также молча последовала за ней. Выходя, она заметила, как в глубине коридора мелькнула мужская тень – невидимый менеджер следил, когда же оскорбленным посетительницам надоест добиваться справедливости.
Возмущенно пофыркивая и что-то бормоча себе под нос, Катька везла тележку мимо касс, прямо к машине.
– Женщина, стойте! – уже другой, незнакомый охранник, догнал ее уже за раздвижными дверями. Молча вытащил пакеты с покупками, сунул их Катьке в руки и повез пустую тележку обратно в магазин, хмуро бросив через плечо, – Во бабы наглые! Тащут, будто свое! Гоняйся тут за ними!
– Во всем мире! – отчаянно вскричала Катька, потрясая зажатыми в руках пакетами, – Во всем мире в супермаркетах!.. А тут!
– Ну и ехали бы во весь мир, – хмуро посоветовала бредущая мимо женщина, – Чего сюда таскаться?
Катька смолка, словно захлебнувшись. От машины к ней уже спешил Кирилл, из супермаркета бежала Марина. Катька молча вручила им пакеты, подбежала к машине и вытащила из багажника свою дорожную сумку.
– Катька! Катюха, ну ты чего! Ну нельзя же так близко к сердцу! Ну ты же знаешь, как у нас все…
– Забыла, – Катька на мгновение остановилась, перевела дух, – Знаешь, совсем забыла. А сейчас поняла – и вспоминать не хочу! И вообще, я за детей беспокоюсь, и Руди… Он такой рассеянный. Нет, я не могу позволить себе долгое отсутствие. Meine Zeit ist sehr begrenzt. Ich leider haben nach Hause zu gehen.[10]10
Мое время очень ограниченно. Мне, к сожалению, нужно домой. (нем.)
[Закрыть]. Провожать не надо. Рейс через два часа, пока я билет зарегистрирую, пока контроль пройду…
Она нырнула в машину, крепко расцеловала Сашку в обе щеки. На мгновение прижала к себе Марину, коротко тряхнула руку Кирилла, и отчаянно замахала рукой, подзывая такси. Машина оторвалась от катящего мимо транспортного потока, и Катька стремительно, словно выпрыгивала из горящего дома, метнулась внутрь.
– Auf Wiedersehen![11]11
До свидания (нем.)
[Закрыть] Приезжайте в отпуск, всегда рады, – фрау Хофмайер прощально взмахнула рукой, – Alles Gute![12]12
Всего хорошего! (нем.)
[Закрыть]
И такси отчалило.
Марина проводила его долгим прощальным взглядом.
– Не вернется. Аншлюс Австрии Катериной состоялся.
Возле парадного их поджидали. Мрачная промерзшая фигура злобно переминалась на пронзительном зимнем ветру.
– Приятно быть богатым, – прозвучал ехидный голос, – На Новый год в Вену – лихо.
– Завидовать, тем более детям, нехорошо, – отрезал Кирилл, – А вам и по должности не положено, господин следователь.
«В третий раз не узнала» – подосадовала Марина. Рядом с ними стоял подозрительный молодой следователь, которого так смущала ее манера слышать плач и видеть убийц сквозь двери.
– Да я не ребенку, упаси бог, я Марине Сергеевне завидую, – усмехнулся следователь.
– А кроме зависти, у вас ко мне еще что-нибудь есть? – осведомилась Марина.
– Ох, есть, даже удивительно, сколько есть, – подчеркивая всю безбрежность своего удивления, покрутил головой следователь. Он присел на корточки перед Сашкой, тот вжался в Маринину ногу, подозрительно позыркивая на незнакомого дядьку, – Вот, например, по полученным нами данным, в Вену вы улетали втроем, а обратно молодой человек летел один. Как вы в страну вернулись, Марина Сергеевна?
– А что, теперь вместо подписки о невыезде следственные органы берут подписку о невъезде? – поинтересовалась Марина.
– Никаких подписок у вас не брали, – буркнул следователь, – Жаль, следовало бы. А то прям беда. Как вы, Марина Сергеевна, Новый год по-крутому праздновать отбыли, у нас обвал трупов. Испортили нам, простым труженикам, наш простой праздничек – ни водочки тяпнуть не дали, ни оливьешкой закусить.
Марина подобралась. Сейчас он скажет о смерти Обстоятельства. Страх за Сашку, ужас перед возможным предательством Кирилла, драгоценности, все это заставило ее забыть о покойнике. Теперь она не знала как себя вести. Изобразить изумление? Она не слишком искусная актриса. Признаться, что ей известно о гибели Обстоятельства? Спрашивается, откуда?
– Сперва любовник ваш, – при этих словах следователь метнул взгляд на Кирилла и уточнил, – Бывший. Долго жить приказал. От снайперской винтовки. А теперь еще и компаньон.
Марина задохнулась от ужаса и неожиданности.
– Эдичка? Как? Когда?
– Вчера. Через день после вашего…друга. Как ждал кто, пока вы, Марина Сергеевна, отъехать изволите.
– Я и точно отъехать изволю, – пробормотала Марина, – Мозгами. Прямо сейчас.
– Я так понимаю, вы обвиняете Марину Сергеевну в организации двойного убийства, – деловито-невозмутимо сообщил Кирилл, вытаскивая мобилку, – Наверное, мне следует позвонить адвокату…
– Ничего вам не следует, – досадливо оборвал его следователь, – И никого я не обвиняю. Пока. Тем более, что господин Макаров вообще погиб в автокатастрофе. Типичный несчастный случай. Дороги сейчас скользкие, а он выпил…
