Текст книги "Смерть и побрякушки (СИ)"
Автор книги: Кирилл Кащеев
Соавторы: Илона Волынская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Глава 26
– Я выбрал неправильный ресторан, – с досадливым смешком сказал Кирилл, глядя на нее поверх искрящегося бокала шампанского.
– Ну что ты, здесь просто здорово! Где бы еще я узнала, что выпивку можно потреблять не литрами и даже не килограммами, а метрами, – с энтузиазмом возразила Марина, любовно оглядывая стоящий перед ними длинный полированный брус длиною ровно в метр. Вдоль всего бруса тянулись ячейки, в каждой из которых стояли маленькие двадцатиграммовые рюмочки с удивительно вкусной настойкой. Подавали «метр» торжественно, в сопровождении оркестра и под приветственные возгласы остальных посетителей.
Впрочем, этой ночью гости маленького ресторанчика готовы были приветствовать любой, даже самый простой Маринин жест. Вот она подцепила очередную рюмку с настойкой, поднесла ее к губам и тут же весь зал заискрился хрусталем: ей салютовали бокалы полноватых добродушных австрийцев, с какой-то уютной, совсем не оскорбительной чувственностью пялившихся на ее обнаженные руки и плечи, и их столь же полных, но не столь добродушных жен, разглядывающих ее с забавным неодобрением.
– Тебе бы только быть в центре внимания, – солидаризируясь с австрийскими фрау, недовольно заявил Кирилл, – А мне бы сейчас не помешало что-нибудь вроде частного зала или закрытого кабинета.
– Зачем?
– Ужасно хочется вытащить тебя из платья…
– Дальше не продолжай, – строго прервала его Марина, – Я сюда пришла как раз платье демонстрировать, а у тебя одно на уме – увести женщину из центра внимания.
Медный трепет колокольного звона заставил Марину вскинуть голову.
– Колокола святого Стефана, – улыбнулся Кирилл, – Вызванивают старый год и призванивают новый.
Он потянул Марину за руку:
– Накинь шубку и пойдем на улицу. Раз нельзя быть вдвоем, отправимся в народ.
Они выбрались наружу и Марина ахнула, изумленная и слегка испуганная. Недавно гулкие и пустые улицы заполнила беснующаяся толпа молодежи.
Над непрерывным потоком приплясывающих, подпрыгивающих, целующихся парней и девиц то и дело взмывали брызжущие огнем петарды. Толпа на мгновение с визгом размыкалась и тут же соединялась вновь. Улицу заполнял неумолчный звон – об асфальт бились допитые бутылки пива. Одна такая бутылка – полная – полетела прямо Марине под ноги, пенная пивная волна лизнула ее туфельки. Дружно шарахнул десяток хлопушек, взметнулся вихрь пестрого конфетти. Лица – молодые, хмельные, радостные – появлялись, исчезали, кричали. Сцепленные руки вскидывались к небесам, посреди толпы зазмеилась подпрыгивающая цепочка хоровода, тут же разорвалась. Кучка девиц, вразнобой задирающих ноги, пыталась изобразить кордебалет, даже не замечая, что их приятели увлеклись стрельбой по движущимся мишеням, старательно, но пока безуспешно пытаясь пульнуть хлопушкой прямо под вскинутые ножки.
А на противоположной стороне улицы, прямо над безумной извивающейся толпой молодых австрийцев, плотно, словно в поисках защиты, прижавшись к стенам собора св. Стефана, стояли двое негров в офисных костюмах и со стаканами диетической кока-колы в руках. На их гладких черных лицах был испуг и презрительное недоумение, с каким цивилизованный человек смотрит на бешенные пляски дикарей.
Толпа рядом с Мариной подалась, из образовавшегося проема высунулась рыжая голова, увенчанная кожаной каскеткой. Потом показалась затянутая в черную кожу рука, сгребла подол Марининого платья, рывок, и бушующая людская река втянула ее в себя. Рыжий похититель сделал шаг и они очутились в центре веселящейся тусовки. Он притянул ее к себе за талию, но одновременно она чувствовала как другие, молодые, жадные, нетерпеливые мужские руки скользят по ее бедрам, шарят по груди. Рыжий, улыбаясь, заглянул Марине в глаза…
– Das sexuelle Medchen[5]5
Сексуальная девочка! (нем.)
[Закрыть]! – и впился в ее губы долгим, пахнущим зубной пастой и пивом, поцелуем. Она сдавленно вскрикнула.
– Не шуми, родная, зачем нам скандал, – прозвучал над ухом знакомый голос. Кирилл ткнул в рыжего указательным пальцем, словно хотел по-учительски усовестить того за неподобающее поведения. Довод оказался неожиданно действенным – рыжий закатил глаза и тихо опал им под ноги.
– Я паренька понимаю, поэтому строго наказывать не стану. Давай вперед, на ту сторону ближе, – подхватив Марину под руку, Кирилл почти понес ее через бурлящую толпу. Марина вцепилась ему в плечо и заторопилась следом, лишь тихонько охая, когда ее в очередной раз щипали за попу.
Задыхаясь, они выбрались на тротуар рядом с перепуганными неграми.
– Лучше нам убраться отсюда, – озабоченно пробормотал Кирилл, – Очнется рыжий, возжаждет мести, а у него, наверняка, дружки.
Марина огляделась. Улицу от края до края заполняла счастливая толпа и конца веселью не предвиделось.
– Не выберемся.
– Тогда по старинке, попросим убежища в церкви. Раз колокола звонили, значит, кто-то там есть. Эй, янки-бойз, – крикнул он неграм, – идем с нами, пока вас тут не затоптали, – и Кирилл потащил всех четверых к воротам св. Стефана.
– Откуда ты знаешь, что они американцы? – полюбопытствовала Марина.
– У них звездно-полосатость на лбах написана, – и Кирилл принялся гулко колотить в кованные двери собора.
– С ума сошел! Кто нас сюда пустит? Или в церкви у тебя тоже есть «свои ребята»?
– Попам по должности положено для всего мира быть «своими ребятами». Особенно для тех, кто нуждается в помощи.
Марина оглянулась и поняла, что они таки нуждаются в помощи. Очухавшийся рыжий возвышался над толпой, стоя на плечах двух здоровенных кожисто-черных жлобов, и целенаправленно, по секторам, оглядывал окрестности. Его ищущий взгляд уперся в крохотную группку людей под стенами громадного собора, лицо озарилось злобным торжеством и он что-то крикнул, указывая в их сторону. Марине стало жутко. Она раз и навсегда поняла свою бабушку, нервно ежившуюся, когда с экрана телевизора раздавалась лающая немецкая речь.
И в ту же секунду из-за тяжелых кованных дверей послышался недовольно-вопросительный голос. Кирилл прокричал в ответ несколько фраз на немецком, замок лязгнул и все четверо быстро нырнули внутрь.
– Проходите, проходите, – приветствовал их по-английски невысокий старичок в монашеском одеянии, – Что за страшные времена! Молодежь совершенно не умеет себя вести!
– Не думала, что у тебя получиться, – облегченно выдохнула Марина, – Что ты ему сказал?
Кирилл лукаво улыбнулся:
– Что со мной двое американцев. У европейцев комплекс старшего брата, они терпеть не могут штатовцев и одновременно заботятся о них, как о детях неразумных. Бросить американца в беде, все равно, что бросить ребенка.
– Никогда не была в пустой церкви, – шепнула Марина, вступая под стрельчатые своды.
Узкие проемы уходили вверх, словно бы в бесконечность, к самому престолу Господнему. Лица святых на древних витражах, освещенные огоньками маленьких круглых свечей, трепетали жизнью. Гулкий, словно орган, собор дробил, множил шорох их шагов, заставляя оглядываться и ожидать появления… Чьего появления? В этом Марина страшилась признаться даже самой себе. Но и пустующий, старинный храм был местом, где следовало верить, и надеяться, и слушать, и молчать.
Наверное, именно поэтому оба американца, опасливо поглядывая на темный, окутанный тайной алтарь, разом застрекотали, как сороки, живописуя снисходительно улыбающемуся монаху свои «horrible»[6]6
«ужасные» (англ.)
[Закрыть], ну просто «awful adventures»[7]7
«кошмарные приключения» (англ.)
[Закрыть].
– А еще говорят, что в готическом соборе любой человек чувствует себя ближе к Богу и думает о вечном, – фыркнула Марина.
– Все мы здесь грешники, – философски заметил Кирилл, – Я вот, как ни стараюсь, а думаю лишь об одном.
Марина вопросительно взглянула на него и он пояснил:
– Рыжему наглецу хоть поцелуй достался, а мне?
– Тоже хочешь поцелуй?
– Если я начну перечислять все, что хочу, могу и не выдержать, а здесь все таки святое место.
Устав кивать в такт жалобно-возмущенному рассказу американцев, старик в рясе заявил:
– Весьма сочувствую, господа, но оставить вас здесь надолго не имею права, – монах на мгновение задумался, потом усмехнулся, – Господь и инструкция по безопасности учат нас, что необычные обстоятельства требуют необычных решений. Пойдемте, я проведу вас через гробницы и выпущу на другую улицу.
Он приподнял тяжелую створку в полу и поманил их за собой по узкой, уходящей в темноту лестнице. Впрочем, во мраке они оставались не долго. Щелкнул выключатель и потоки яркого света залили небольшой подземный зал, за которым открывалась горловина узкого прохода.
– Что это? На шляпные картонки похоже, – спросила Марина, разглядывая круглые коробки, стоящие на полках вдоль стен.
– Это не шляпные картонки, мадам, – чуть обиженно буркнул монах, – Это императоры.
– Как императоры? – насела на монаха Марина.
Видя ее любопытство, старик несколько смягчился:
– Я не профессиональный экскурсовод, мадам, но если вам интересно… В династии Габсбургов долгие столетия существовал обычай хоронить почивших государей в трех разных местах: тело отдельно, сердце – отдельно, а здесь, у нас, изволите ли видеть, внутренности, – на лице монаха расцвела горделивая улыбка собственника.
Оба американца, ставшие из черных бледно-серыми, переглянулись. В глазах их стоял ужас пополам с брезгливостью. Впервые Марина была с ними солидарна.
– Надо же, оказывается, австрийские императоры вроде наших братков – тоже расчлененку уважали.
Монах нырнул вглубь вырезанного в мягкой породе подземного прохода, поманил их за собой.
– До 18 века венцы не возились с кладбищами, хоронили своих покойников прямо под городом. Вот, извольте взглянуть, – монах ткнул пальцем в маленькое окошко. Одно мгновение Марине видны были лишь два черных, жестко кучерявых затылка, потом американцы со сдавленными возгласами отпрянули от стекла. Марина шагнула по ближе.
Прямо от стекла, на десятки метров вниз и вширь, простиралась погребальная камера, наполненная тысячами тысяч старинных костяков.
– Дамы, рыцари, простолюдины, воры, торговцы. Все чего-то желали, к чему-то стремились, – монах задумчиво всматривался в смерть, настолько древнюю, что уже перестала быть ужасом, превратившись в развлечение для туристов, – Господь любит вас, дети мои, раз позволил в Новый год увидеть тщету всего земного.
Монах взмахнул рукой, зовя их за собой.
Кирилл придержал Марину за руку:
– А может, Он хотел, чтобы сегодня даже в подземелье была жизнь?
Старый монах дошел до маленькой дверцы, через которую в обычные дни на свет божий выбирались туристы:
– Где же молодая пара? Наверное, задержались возле погребальной камеры. Вы не позовете их, джентльмены?
Американцы вновь переглянулись. Возвращаться в глубины жуткого подземелья ради парочки каких-то белых? Но старик в рясе так просто и бесхитростно смотрел на них, что отказаться значило бы навеки опозорить звездно-полосатый флаг. Ощущая себя одновременно и бесстрашными техасскими рейнджерами и Мальчиками-с-Пальчик в лесу людоеда они зашагали назад.
Далеко идти не пришлось. Едва свернув за поворот, парочка американцев получила возможность окончательно удостовериться, что все белые дикари и извращенцы. Сперва сумасшедшая молодежь на улице, потом древние кровавые обычаи, перед которыми бледнеют ужасы пресловутого вуду, а теперь еще и это! Нет, целоваться над самым окошком погребальной камеры способны лишь представители вырождающейся белой расы!
Глава 27
Марина блаженно потянулась на хрустящих простынях. Ей всегда казалось вульгарной шуточка насчет «прочистки труб», но сейчас она была весьма к месту. Марина чувствовала себя именно так: отскребли, отчистили, отмыли изнутри и снаружи. Выгребли печаль, как золу из камина, перетряхнули мысли, словно половики, а тело надраили, будто хорошая хозяйка чайник. Она захихикала: чувствовать себя после ночи любви одновременно камином, половиком и чайником – это надо уметь.
Она вспомнила, как выбравшись из подземелья, они мчались по темным пустым переулкам, останавливаясь, чтобы полюбоваться взмывающими в небо огненными фонтанами фейерверков. И крохотный тупичок с огромной, во всю стену фреской, освещенной оплетенным омелой тусклым фонарем. Кирилл заявил, что обычаи, даже чужие, надо уважать и они долго целовались, встав под омелой. Пока не сообразили, что мешочек с драгоценностями так и остался в сейфе ресторана.
Но к тому времени у Марины уже нестерпимо болели ноги и острые каблуки подламывались при каждом шаге. Кириллу пришлось усадить ее на скамейку, а самому отправляться в ресторан. Вернулся он с драгоценностями, бутылкой шампанского и насмерть перепуганный – никак не мог найти бульвар, на котором ее оставил, и решил, что рыжий с сообщниками похитили ее уже окончательно.
А потом они ехали в такси, тесно прижавшись друг к другу, и машина шла слишком медленно и лифт тащился ужасно долго. Зато руки действовали быстро, когда прямо на пороге они принялись срывать друг с друга одежду.
Марина ласково погладила так и оставшееся на ее шее колье. Она знала, что в свете ночника удивительный камень продолжал озарять ее лицо своим мягким светом, заставляя Кирилла вновь и вновь хотеть ее и ласкать ее, доводя до изнеможения. И сон пришел как обморок, в разгар любовных игр.
Она села в подушках, выудила с прикроватного стола пульт, щелкнула. Напротив, на экране телевизора высветилась приятной полноты тетка в кухонном фартуке и еловой веткой в руках. Марина захихикала.
– Чего веселишься, ты ж ни слова по-немецки не понимаешь, – склочно заявил Кирилл, выкапываясь из взбаламученной постели.
– Зато ты у нас все языки превзошел, а сам тупой, будто дерево, – лениво огрызнулась Марина, продолжая наблюдать как телевизионная тетка очищает с еловой ветки иглы, заливает их водой и ставит на огонь, – Ее понять – и переводов не надо, у нас такие передачи после каждого Нового года по всем каналам. Общий смысл: не надо выбрасывать елку, прибавляя работы мусорщикам. Лучше съешьте ее. Рецепт прилагается.
Покряхтывая, Кирилл приподнял голову, затуманенным взглядом воззрился на выстроившиеся у постели пузатую бутылку шампанского, две вытянутые бутылки из-под сухого вины, и пустую коньячную фляжку, и поинтересовался:
– Слушай, а мы вчера что-нибудь пили?
– Пьяна была, не помню, – буркнула в ответ Марина.
Кирилл со стоном перевернулся на спину, сосредоточившись на телекулинарке, которая тем временем принялась процеживать еловый отвар.
– Знаешь, что она готовит? Средство от похмелья. Вот бы мне сейчас капельку. Сходить, что ли, хозяйскую елку погрызть?
Он сел на кровати, оглядывая пол в поисках брюк.
– Ага, вот они, родимые.
Из кармана штанов на одеяло вывалились два паспорта.
– Зачем ты внутренний с собой таскаешь? – полюбопытствовала Марина, подбирая обе книжицы.
– Привычка, – Кирилл попытался пожать плечами, но тут же болезненно сморщился и на всякий случай придержал гудящую голову обеими руками, – Мало ли как фишка ляжет, а в импортных посольствах убежище нашим гражданам предоставляют только по внутреннему паспорту.
С третьей попытки попав ногой в брюки, он удалился в сторону туалета. Загудела вода. Потом вдалеке зазвонил телефон. Марина приподнялась, услышала как Кирилл берет трубку, и рухнула обратно в кровати. Скучающе потянулась к его паспортам. Полюбовалась фотографией в заграничном, сравнила с фото во внутреннем, небрежно перелистнула одну страничку, вторую, вчиталась в полустертые буквы синего штампа: «Зарегистрирован брак…»
Брак! Зарегистрирован!
Она поднесла паспорт так близко к глазам, словно страдала близорукостью. «Год рождения – 19…» Почти ровесница. «Фамилия после брака – Валуева…» Конечно, он – Валуев, его жена – Валуева, а она – случайная любовь, мимолетное приключение женатого мужчины.
Мир стал огромным, пустым, оглушительным и где-то далеко-далеко смутно знакомый мужской голос сварливо поинтересовался:
– Тебе в детстве не говорили, что рыться в чужих документах некрасиво?
Она подняла глаза. Кирилл торопливо подошел к ней, наклонился:
– Мариш, ты что? После вчерашнего нехорошо?
Усилием воли преодолевая внезапную одеревенелость рук, она протянула ему раскрытый паспорт:
– А тебе не говорили, что женатому мужчине не положено морочить головы наивным дурам, даже если они достигли бальзаковского возраста?
– Ты о чем? – с искренним недоумением спросил он, принимая книжечку документа. Мельком глянул на штамп и рассмеялся, – Фу, ерунда какая, а я уж думал, что-то серьезное!
На миг Марину охватила сумасшедшая надежда, что все и впрямь ерунда, что ей показалась. Она выдернула у него паспорт, лихорадочно отыскивая «Семейное положение», истово молясь и желая, чтобы синий штамп оказался ее пьяным бредом, маревом, чтобы сейчас она увидела пустую страничку…
Страничка не была пустой, штамп никуда не делся.
– Ничего себе ерунда, – горько усмехнулась она.
– Ты истеришь, словно барышня 18 века, – холодно сообщил Кирилл, – Разведенных мужчин не видела?
– Ты не разведен! – взвизгнула Марина, тыча ему паспорт в нос.
– Да я и женат не был! – взорвался Кирилл и осекся, поняв, как глупо звучат его слова.
Он тяжко вздохнул, сел рядом с ней на кровать. Попытался обнять за плечи, но она отодвинулась, все также продолжая держать перед собой раскрытую синюю книжицу.
– Марина, поверь мне, этот штамп ничего не значит. Наш курс окончил учебу, нас в первый раз отправляли работать заграницу. У меня была партнерша, женщина. Начальство решило, что удобнее будет, если мы с ней поедем как муж и жена.
– Ты женился по заданию Центра, – торжественно заявила Марина.
– Что за невыносимая манера превращать в пародию самые обычные вещи!
– Я не знаю, может, жениться в первой поездке, да так и оставаться женатым, для КГБ вещь обычная, но в мире обычных людей выглядит несколько дико, – Марина медленно закрыла паспорт и положила его между собой и Кириллом.
– Я просто не думал об этом! Сдал в архив свидетельство о браке и забыл! Даже не вспомнил про штамп, – он перевел дух, – Она мне особенно и не нравилась.
– Ты с ней и не спал никогда, – иронически предположила Марина.
Кирилл оценивающе поглядел на нее, подумал, вздохнул:
– Спал. Общая постель, знаешь ли, да и внешне она была весьма и весьма. – и торопливо добавил, – Но по возвращении мы сразу расстались. Не видел ее бог знает сколько лет.
– Теперь ты и развестись не сможешь, жена-то неизвестно где.
– Почему не смогу? – обрадованный Кирилл радостно ринулся в приоткрывшуюся дверь примирения, – Я прекрасно знаю, где она живет…
– То много лет не виделись, то прекрасно знаю, где живет.
Кирилл сорвал с носа очки и принялся яростно протирать стекла.
– Чтобы я сейчас не сказал, ты воспримешь в штыки. В голове одни эмоции, ни грамма рассудка. До чего же вы, женщины, нелогичные создания, – он водрузил тщательно протертые очки на нос и гневно воззрился на Марину, – Глаза б мои вас не видели.
Выдернув из-под ширмы их чемоданы, он скомандовал:
– Собирайся. Твоя Катерина звонила, они уже подъезжают к городу. Едем поездом, не можем же мы вывозить драгоценности самолетом. Займемся делом, а потом, надеюсь, сможем поговорить. И ты меня выслушаешь. Спокойно.
Тоненько заверещала его мобилка.
– Да, – раздраженно рявкнул Кирилл. Марина увидела, как лицо его меняется, застывает. Он выслушал, потом медленным, выверенным движением, словно мину, положил телефон на кровать. И скрипучим, неживым голосом сказал:
– Твой приятель… Владимир…
– Владимир? А-а, Обстоятельство. Смылся? Вот козел! Не удивлюсь, если наши убийцы прихлопнут дурака.
– Уже.
– Что уже?
– Прихлопнули. Он убит, – Кирилл успокаивающе погладил ее ладонь, – Мне очень жаль.
– Подожди, подожди, – забормотала Марина, – Но ты ведь поселил его под охраной, запретил выходить. Обстоятельство что, прогуляться пошел и там его?.. – она не решилась закончить фразу.
Кирилл молча покачал головой.
– Его убили в доме, на глазах у моих ребят. Застрелили через окно. Скорее всего, убийца пользовался винтовкой с оптическим прицелом. Стреляли с чердака противоположного дома. Очень профессионально.
Она высвободила руку, поднялась и не глядя на него принялась одеваться.
Не обращая на нее внимания, он принялся рассуждать:
– Безопаснее всего было бы остаться тут. Но тогда нас начнет разыскивать Эдичкин папа. Черт, попали в вилку! – в досаде он стукнул кулаком по кровати, – Оставить здесь Сашку, а самим отвезти деньги? – он покачал головой, – Нет, я боюсь. Если его найдут, а его обязательно найдут, он окажется совершенно беззащитным. Не твоя же Катька за него сражаться станет. Противник слишком быстро узнает о любых наших действиях.
– Узнает, – таким же скрипучим, неживым голосом как у него ответила она, – Он у нас вообще шустрый. Местечко, где спрятался Обстоятельство, знал. Винтовочку припас. Если ночью, в поезде у нас отберут драгоценности и… – ее голос пресекся, – и убьют Сашку… Значит, узнал, что мы выручили пропавшие фонды. И везем их обратно.
За спиной воцарилось молчание. Изумленное. По настоящему испуганное.
– Марин… Ты что… думаешь, это…Я?
Она обернулась, всматриваясь в его лицо, мучительно ища ответа на терзавшие ее сомнения.
Не обращая внимания на ее взгляд, он забормотал, лихорадочно, словно в бреду:
– Конечно, все логично. Ты знаешь, что я профессионал, а этого… как ты там его зовешь… убил специалист. Я свидетеля прятал, я же ходил к нему перед нашим отлетом, и о его смерти ты узнаешь от меня.
Марина вздрогнула, так точно он озвучил ее мысли.
– Я все время рядом с тобой, мне известны все твои планы, вокруг тебя постоянно крутятся мои люди… Я дежурил у тебя под балконом, когда в дом ломились убийцы. – Кирилл покивал, словно сам соглашаясь с ее подозрениями. Вытащил из пиджака мешочек с драгоценностями, подал ей. Тщательно застегнул рубашку, натянул пиджак, – Мне уйти? – не сомневаясь в ее ответе, шагнул к выходу.
– Нет, – коротко бросила она.
Он остановился, глянул на нее через плечо, не веря своим ушам.
– Ты дважды спасал нам с Сашкой жизнь, – медленно, словно раздумывая, взвешивая его поступки на невидимых весах, начала Марина, – Ты использовал свои связи, лез вместе со мной к мафии в зубы, заботился о нас, трепал нервы и вообще был заботливой бабушкой. Если бы не ты… Я бы не справилась и Сашка бы уже давно погиб, – она на мгновение зажмурилась, испугавшись нарисованной воображением картины, – И еще… Хоть ты и поганый кагебэшный врун со штампом в паспорте, но ведь то, что у нас с тобой… Ведь не просто так, не случайное приключение?…
Она помолчала.
– Если бы я была одна… Если бы только ты и я… Я никогда, слышишь, никогда не стала бы подозревать тебя. Потому что, если ты все время притворялся, если ты предавал нас все время… За деньги… Ради какой-то сраной компании… – голос ее пресекся, – Это так больно… Так больно, что и умереть не страшно.
Кирилл протянул к ней руки.
– Мариш… Я… честно… нет…
Резко вскинув ладонь, она запретила ему приближаться.
– Но я не одна. Я отвечаю за Сашку. Я, конечно, ему не мать, а только тетка, но только я могу защитить его! Если я сглуплю, если я ошибусь, если я променяю свои чувства на его безопасность, с ним может случиться… страшное.
– Значит, мне все таки уходить? – безнадежно вздохнул Кирилл.
– Нет, – почти закричала она, – Ты не можешь уйти. Потому что какой бы крутой я себя не считала, я знаю – я слабее их! Этих… которые к ребенку подбираются. Мне нужна твоя помощь! Без тебя мне не справиться!
– Чего же ты хочешь, сумасшедшая ты женщина!?
– Я хочу… Я хочу, чтобы ты помог мне довезти ребенка и драгоценности до дома в целости и сохранности. Я слабая и глупая журналистка, а ты сильный и умный спецагент…
– Я тебе уже говорил, спецагенты – в американском кино…
– Не перебивай! Я хочу, чтобы ты делал все так, как я тебе скажу, а скажу я тебе очень мало! Хочу, чтобы ты слепо выполнил мой план, точнее, его часть! Не зная и не спрашивая, что я задумала! Чтобы если ты – гад, ты не мог сделать нам ничего плохого! И чтобы ты был все время настороже, потому что если ты – хороший, ты единственный, кто сможет спасти нас, если я все сделаю неправильно!
В ошеломлении он плюхнулся на кровать, долго смотрел на Марину, а потом раздельно произнес:
– Ты сама хоть поняла, что сказала? Сплошные «если».
– Все просто, – пояснила она, – У меня есть план. Как безопасно вывезти Сашку и драгоценности. Но тебе я его не расскажу.
– Потому что у меня документов нету, – Кирилл машинально процитировал почтальона Печкина.
– Документов у тебя, как раз, чересчур много. Я расскажу тебе только твою задачу, и ничего больше, а в остальном придется положиться на меня. Но ты должен все время быть настороже, на случай если я дура и выдумала несусветную глупость. Если все пойдет наперекосяк, ты вмешаешься и нас спасешь.
– Ну ты, барыня, и задачи ставишь, – покрутил головой Кирилл, – Поедь туда, не знаю куда, сделай то, не знаю, что.
– По другому не пойдет, – решительно заявила Марина, – Полностью доверять тебе я не имею права, у меня ребенок на руках. Я ему ма…, то есть, тетка.
В замке заскрежетал ключ и прихожая наполнилась веселым галдежем голосов. Громче всех раздавались Сашкины вопли: нечленораздельные, но счастливые.
Через два часа, нагруженный чемоданами, плотным обедом и кучей добрых пожеланий Кирилл отправился, оставляя Марину и Сашку трепетно прощаться с Катькой и ее семейством. Выходя, он недовольно буркнул:
– Все же твое решение нелогично. Если подозрения возникли, надо немедленно отрываться от сомнительного спутника. Аксиома.
– Мы люди простые, шпионских академий не кончали, – пожала плечами Марина, – Ты же сам сказал, что женщины создания нелогичные, в голове одни эмоции. Вот чем есть, тем и думаем.
