Текст книги "Смерть и побрякушки (СИ)"
Автор книги: Кирилл Кащеев
Соавторы: Илона Волынская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Она судорожно всхлипнула:
– Чего ты меня утешаешь, тебе упрекать положено.
– Делать мне больше нечего, – фыркнул он и повернул ключ зажигания. – Хотя, если очень хочешь, упрекну. Зачем мы с этим мафиозо контактировали, если ты с его женой лучшие подруги? Не могла с ней просто поболтать и все выяснить?
– Откуда я знала, что Дарья его жена? Она не рассказывала, а в досье ни слова.
– Как не слова, на первой странице написано – женат, жену Дарьей зовут.
– И я была обязана тут же догадаться, что его Дарья и моя Дарья – это одна и та же женщина! Между прочим, не такое уж редкое имя, не то что Симплигада Лавропупишна.
– Кто? – фыркнул Кирилл.
– У человека горе, а ты смеешься. Корректоршу нашу так зовут.
– Не может быть!
– Не веришь, кадровый листок покажу. А куда мы едем?
– К приятелю твоему, который Сашку унести пытался. Я тут пока вы беседовали, со стола у твоей Дарьи ее фотографию прихватил, хочу на всякий случай ему показать. Вдруг это она та самая женщина, что была вместе с Эдиком. По характеру подходит – командирша.
– Ты что, – возмутилась Марина, – Не вмешайся Дарья, ее муженек уже бы Сашку забрал, а нас в цемент закатал.
– Для стервы-журналистки, какой ты хочешь казаться, ты слишком доверяешь людям.
– У меня чутье.
– Так не показывать? – раздраженно поинтересовался Кирилл, тормозя у темного замызганного подъезда.
Марина неопределенно повела плечом.
– Ну-у… покажи. И пусть тебе потом будет стыдно!
– Пусть, – невозмутимо согласился Кирилл, выходя из машины.
Минут через пять он вернулся:
– Считай, что мне стыдно. Он ее никогда не видел.
– Что будем делать?
– Чемодан паковать. Самолет на Вену через три часа
Глава 23
– Как красиво! – ахнула Марина, выходя из такси.
– У них Рождество 25-го, главный праздник уже отгуляли, зато впереди Новый год, – Кирилл вынул из машины Сашку и потянулся за чемоданом. Пацан завертелся волчком, пытаясь сразу вобрать в себя краски витрин, многоцветное мельтешение огоньков, шастающих туда-сюда клоунов в цветном и Санта-Клаусов в красно-белом. Дама в пудренном парике и широком кринолине присела перед Мариной в глубоком реверансе и сунула ей в руку листочек рекламы. Марина запрокинула голову, подставляя лицо легким брызгам мельчайшего дождя и почувствовала как царящая вокруг незамутненная, детская радость вымывает из души груз забот и огорчений.
– Драгоценности заберем как можно скорее, – не обращая внимания на праздничную круговерть озабоченно проговорил Кирилл, – Я сейчас уйду: нужно восстановить связи со здешними ребятами…
Интересно, есть ли в мире место, где бы у него не было очередных «ребят»?
– …пусть выяснят все что можно про этого ювелира. Если опасности нет, завтра же наведаемся к нему. Я пошел, а вы в гостиницу…
– Нет! – вскричала Марина, усилием воли отрывая взгляд от панорамы старинных домов, фасады которых неуловимо напоминали добродушных дедушек, на радость внучкам нарядившихся Санта-Клаусами.
– Почему нет?
– Как ты не понимаешь, – она подняла на него сияющие глаза, – Здесь праздник! Все Нового года ждут, как я только в детстве ждала! Здесь спокойно, никто не достанет – ни любимые подчиненные, ни наемные киллеры. Словно этот город мне под елку положили! Ты иди куда хочешь, занимайся чем хочешь, а мы с Сашкой туда, – и она ткнула пальцем в сверкающую громаду универмага напротив, – Я подарки покупать хочу, я два года по праздникам ничего кроме протокольных эмейлов не отправляла и не получала! Мне осеннее пальто нужно, старое сумасшедший песик понадкусывал.
– Ребенок должен отдыхать.
– Прекрати нудить! Белый день на дворе, самое время гулять и веселиться.
– Большое веселье, за тобой по магазинам шататься!
Марина сунула ему под нос рекламу:
– Ты же у меня спецагент, должен английский понимать. Видишь, написано: присмотр и развлечение для детей, Рождественская елка.
– Спецагенты – это в американском кино, – буркнул Кирилл, – Ладно, идите. Но больше никуда, ровно через два часа жду вас у входа.
Он нырнул обратно в такси и укатил, а Марина взяла Сашку за руку и пошла через площадь к зазывно мерцающим витринам. Еще месяц назад она и посмотреть бы в сторону такого магазина не осмелилась. Двери на фотоэлементах плавно разъехались перед ней и она шагнула в громадный холл, посреди которого шумел фонтан. Мягко гудящие эскалаторы манили наверх, звали узнать, каково это – впервые в жизни быть богатой женщиной.
Когда Кирилл торопливо вошел в громадный холл, усталая Марина сидела на парапете фонтана. У ее ног возился совершенно счастливый Сашка.
Кирилл пригляделся к горке разноцветных пакетиков и хмыкнул:
– Ну и где? Я-то думал, здесь туфли батареями выстроились, косметикой можно полк солдат выкрасить… Женский полк.
– Мы старались. – покаянно пробубнила Марина, – Сперва в игрушечный отдел зашли…
– Заметно, – кивнул Кирилл, наблюдая как Сашка старательно пытается сцепить хвостами двух здоровенных плюшевых динозавров.
– Потом в детские шмотки отправились. Он же из всего вырос! – всплеснула руками Марина, – Брюки новые нужны, ботинки на весну тоже, курточка мала, пуховика, что на нем, только на этот сезон и хватит… А в наших магазинах никогда не знаешь, платишь дикие деньги за действительно фирменную вещь или за Китай с фирменной бирочкой.
– Так два часа и минуло, – улыбнулся Кирилл, оглядывая плотно набитые детскими вещичками пакеты.
– Мы еще в развлекательный центр зашли. Елка там – закачаешься! Я такую громадину в детстве по телевизору видела, когда кремлевскую елку показывали. А пирожные – язык проглотишь!
Услышав заветное слово, Сашка вскинул голову.
– Хватит на сегодня, – прикрикнула на него Марина, – Столько сладкого есть нельзя, попа слипнется.
Кирилл присел рядом с ней на парапет:
– Время есть, с ребятами я встретился, ювелир надежный, прекрасная репутация, завтра с утра к нему поедем, все вроде благополучно. Давай вернемся и я тебе к Новому году пальто подарю. Вот такое тебе нравиться? – Кирилл кивнул в сторону вошедшей в магазин высокой изящной австрийки в красивом и явно дорогом коротеньком пальто.
Пальто было прекрасно, а сама дама – еще лучше. В безукоризненных завитках ее длинных каштановых волос была та строгость и завершенность, которая достигается только усилиями хорошего парикмахера. Умело и неброско подкрашенное лицо, под пальтишком – деловой костюм в тон, единственное искристое кольцо на безымянном пальце – элегантная дорогая простота. И никой спешки. Эта женщина твердо знала – мир ее подождет. Неторопливое движение, которым она освободила руки от перчаток, неспешный взгляд, которым обвела холл – все излучало достоинство и покой.
– Хоть три пальто напяль, такой мне никогда не стать, – вздохнула Марина.
Кирилл пожал плечами:
– Думаю, ты даже богаче.
– Не в деньгах дело, – пояснила Марина, оборачиваясь к нему, – Наши женщины, даже самые состоятельные, всегда затравленные. Все что у нас есть, в любой момент могут отнять – пьяный муж, налоговый инспектор, коммунистический переворот. А от нее умиротворение исходит, абсолютная уверенность. Сразу видно – не наша баба.
Громкий певучий голос за ее спиной протянул:
– Дамочка, то ваш ребенок в фонтане мочиться?
Не глядя, Марина выхватила из пакета сменные штанишки и метнулась к Сашке. Недоуменно остановилась. Радостно улыбаясь, малыш перебирал пальчиками водную струю.
– Женщина, что вы мне голову морочите, он не мочиться, он водичкой играется! – Марина круто развернулась и оказалась нос к носу с высокой австрийкой.
– Катюха! С ума сойти, откуда, ты ж в Израиле!
– Маринка! Яка зустрич! – радостно взвизгнув, элегантная дама повисла у Марины на шее, – На фига мне Израиль, чего я там не бачила!
– Ты ж туда три года прорывалась!
– Так я думала, эти израильтяне евреи как евреи, а они таки жиди! Спасу нет! Перед Пасхой хлеб не ешь, только мацу, куру просто так не режь, шляются по улицам в черном, вырядились як придурки. Достали меня, – поддернув узкую юбку, она села рядом с Мариной на парапет.
– Пошли мы в синагогу. Службу отстояли, мужики понизу, бабы поверху, все по-людски. Так в праздник же и посидеть, перекусить. Вышли мы и сели в тенечке снидаты. Я куру взяла, горилочки израильской, сэндвичей наделала. Только разложились, соседка моя мимо идет. Как увидела она мои сэндвичи, как заверещить. Мени аж вуха позакладало! За раввином побежала, тот примчался и давай нас з-под синагоги гнать. Потом ведра похватали, после нас синагогу отмывать!
– Кать, с чем у тебя сэндивичи были? – содрогаясь от сдерживаемого хохота, поинтересовалась Марина.
– Та шо там! Ну трохи шинки…
Кирилл сдавленно хрюкнул, потом не выдержал и дико захохотал:
– В синагогу… С салом…
– Ну от я и подумала – шо то за життя, если даже съесть, что хочешь – и того нельзя! И поихала!
– Катюха, так ты израильская диссидентка. Покинула страну по кулинарно-идейным мотивам, – веселилась Марина.
– Та не в идеях дело! – с досадой отмахнулась Катя, – И не в сале теж. – она грустно вздохнула, – Прожила б и без сала – мало я его дома ела? Просто дистало меня все аж по самые не могу. Навищо ехать в ту заграницу, если все як дома – я на трех работах, муж с бутылкой, а у детей ботинок нема. А ще зима в Израиле вроде тепла, а в домах холодно, и не топят.
Я прием один обслуживала, ну там подай, убери. С австрийцем познакомилась, зустричалысь потим, у моря гуляли, – глаза ее стали мечтательными, – Он как уезжал, меня звал, а я все боялася, все случая ждала. От мне соседка его и подарувала. Детей похватала, и сюда.
– А муж?
Катька небрежно отмахнулась.
– А шо муж?. Столько лет еврея з него делала, человека делала, хватит з мене! – и тут же поинтересовались, – А вы тут чего?
– По делам приехали, на пару дней.
– Так пошли ко мне, – она вскочила, стремительно всовывая Кириллу в руки пакеты с покупками, – Тут у готелях страшные цены, з глузду съехать можно!
– Катюха, есть у меня деньги, я за последнее время разбогатела.
Катька на мгновение остановилась, оценивающе разглядывая Кирилла:
– Что, у твоего гроши водятся? То добре. От нехай он тебе и скажет, что разбазаривать их не треба. Где чемодан?
– Здесь, в камере хранения.
– Берить и пишлы. А ты, малый, клади зверят до сумки и давай маме ручку. Ох и красивый сынок у тебя, Маринка!
– Саша не мой сын.
– Ага, з дитем, значит, мужика взяла, – кивнула Катька.
– Я начинаю понимать Эдичкиного папу – «твой», «взяла» – скоро вы нас на поводках водить начнете, – хмыкнул Кирилл и отправился за чемоданом.
– У вас з ним щось не добре?
– Долгая история, Кать, – вздохнула Марина.
– Ничого, время будет, расскажешь. Ну пишлы, пишлы.
Огромная квартира в жилом комплексе в центре Вены состояла из одной, тянущейся в бесконечность комнаты, разделенной на секции роскошными меховыми занавесями и набитыми книгами шкафами, что делало ее похожей на пещеру продвинутого неандертальца. Марина присмотрелась: все книги посвящены компьютерной технике и Интернету. По квартире они насчитала штук пять тихо мерцающих мониторов. Не в силах оторваться, Кирилл притормозил у новехонького Макинтош, похожего на половинку баскетбольного мяча. Марина заглянула ему через плечо, кончиками пальцев коснулась гибкой шеи, на которой словно головка цветка, гордо возносился дисплей.
– Нравиться? – по-английски прозвучало из темноты.
– Да, – почти восторженно выдохнул Кирилл, – Такая машинка!
– Как драгоценность, – почтительно кивнула Марина и всмотрелась в полумрак. Невысокий бородатый мужчина смотрелся за компьютером столь органично, что казался его неотъемлемой частью.
– Руди у мене самый крутый компьютерщик, – горделиво пояснила Катька и доверительной скороговоркой добавила, – Не пьет, не дерется, меня любит, до дитей добрый и богатый – жуть. А шо целый день в той ящик пялиться – так мне оно и свободнее. Ну, пошли на кухню.
Кирилл приотстал, через минуту они услышали как мужчины что-то оживленно обсуждают по-немецки.
– О, твой моему понравился, то редко бывает. – Катька небрежным жестом откинула в сторону занавесь из серого каракуля. Марина окинула взглядом сшитое из мелких шкурок полотно. Такой занавески вполне бы хватило на пару шуб. – Тебе и твоему ось там постелю, а пацан хай идет у цей куточок, – Катька отбросила очередную завесу из неизвестного Марине, но явно натурального меха. Марина погладила нежный ворс неведомого зверя, невольно прикинула, сколько такой занавес может стоить и преисполнилась почтительности. – Тут моих дитей играшки, играйся, пока мы з твоею мамою на стол соберемо.
– А где дети?
– На ферме, у мужниных старых, – Катька на мгновение скрылась в необъятных книжно-меховых недрах квартиры и вернулась, одетая по домашнему: в строгую длинную темную юбку и светлую блузу с длинными рукавами и воротничком стоечкой. Волосы она забрала в узел и стала невероятно похожа на даму со старинного портрета. Катька сняла с вешалки белоснежный крахмальный передник, отороченный кружевами, старательно прикрыла свой наряд. На украшенные безукоризненным маникюром руки натянула высокие резиновые перчатки. И принялась потрошить холодильник. Вскоре из духовки ошеломляюще пахло мясом с чесноком. С краев кухонного стола свисала белоснежная скатерть, а поверх нее, словно вторая скатерть, не рвясь и не разлезаясь, свисало тончайшее тесто.
– Готують тут не погано, ось цей штрудель – дуже вкусный, – Катька еще чуть-чуть растянула тесто руками, потом бережно, почти не дыша, подхватила край скатерти и с его помощью принялась скатывать штрудель, – Але ж и мои стравы полюбили. Гости до нас толпами ходют – «экзотична кухня, экзотична кухня», – передразнила Катька, – А рецепта у меня ни одного взяты не можуть. Ми з цими австрийками одна одну не розумием. Я говорю, муки горстку, а вона мене питае – це скильки? Я кажу – соли по вкусу, а вона знов – скильки? А то я знаю, який в неи вкус?
Катька выкинула картофельную шелуху, аккуратно сняла фартук, стащила перчатки, переобулась из мягких домашних тапочек в туфли на каблуке и подновила помаду на губах:
– Пока готуэться, допоможи мне мусор вынести.
Господи, и здесь мусор! Марина поморщилась, но отказывать хозяйке показалось неудобным. Она подошла:
– Не поняла. Чего у тебя мешки вокруг мусорки стоят, да еще столько?
– Побачишь, – пообещала Катька, – Ты бери мешки, а я пакет з середини достану.
Мягкий бесшумный лифт спустил их в подвал под домом, больше похожий на самолетный ангар.
– Ось бачь, – Катька ткнула пальцем в нумерованные ниши, – У каждой квартиры своя. Соседи всякий мотлох хранят, а я бочку поставила, под капусту. Руди квашенную капусту за обе щеки трескает. О, а от и мусор. Дывы!
Вдоль стен аккуратными рядами выстроились металлические баки, закрытые плотными тяжелыми крышками. На каждом баке красовались надписи: «Glas», «Papier», «Nahrungs».
– Это чего? – подозрительно поинтересовалась Марина.
– Цивилизация, – Катька подняла крышку первого бака, – Не все до кучи выкидаты, а стекло в ось цей бак, бумагу – сюди, еда – здесь, играшки поломались – тут кидай. И дома у меня под каждое говно отдельный мешок! – она шарахнула очередной крышкой.
Это не цивилизация, это издевательство! Она дома от одного мусорного мешка угорает, а тут еще сортируй, рехнуться можно! Марина тяжелым взором окинула подвал.
Катька перехватила ее взгляд, отряхнула невидимую пылинку со своего безукоризненного наряда и вздохнула:
– Мени тут, конечно, добре. Да и звыкла вроде. Але ж все тут у такому порядку, иногда аж выть хочется. Нет чтоб по нашему, по-простому…
Через три часа накормленная до отвала, отчитавшаяся Катьке о родном городе в целом и каждом общем знакомом в отдельности, падающая от усталости Марина добралась до выделенного им закутка между затянутой тисненой кожей ширмой и высоченным, под потолок, шкафом, забитым инструкциями к Windows. Широкий двуспальный диван белел сугробами подушек. С блаженным стоном Марина рухнула на поскрипывающее от чистоты белье и зарылась в мягкую прохладу простынь. Кирилл присел с другой стороны кровати.
– Любопытный мужик этот Руди Хофмайер, – пробормотал он сквозь зевоту, – Очень серьезный специалист, на Макинтош работает. Твоя подруга, она кто?
– Стеклотару возле нашего дома принимала, пока в Израиль не подалась. У ее бывшего муж там, вроде, родственники.
– Странная пара.
– Чего странного? Он сдавал, она принимала. Да он так бухал, что Катька на нем одном могла план по бутылкам выполнить.
– Руди?
– А-а, ты про австрийца… Тоже ничего странного, – Марина с усилием приподнялась и заползла под одеяло, – Катька говорит, предыдущая фрау Хофмайер требовала, чтобы он и зарабатывал, и на компьютер все время не тратил, ее в свет выводил, детей возил в школу, и помогал с домашней работой. И еще она писала жуткие картины, которые Руди обязан был во что бы то ни стало продавать своим заказчикам. А Катька со своим бывшим привыкла, что она должна и заработать, и по хозяйству, и за детьми, и благоверного после пьянки из лужи выловить. Когда они с Руди сошлись и поделили обязанности пополам – ему работа, ей дом и дети – оба вздохнули с облегчением, – язык у Марины уже заплетался от усталости.
Сквозь наваливающуюся дремоту она услышала как заскрипел диван – Кирилл тоже забрался под одеяло. Общая кровать – это было здорово и слегка смущало. Зато Кирилл принял все как должное. Марина почувствовала, что он придвигается ближе. Его рука скользнула под пижаму, дразняще и словно бы вопросительно коснулась ее груди. Она улыбнулась, подалась навстречу и тут же ощутила, что неудержимо, безостановочно проваливается в сон.
Кончиками пальцев Кирилл потеребил ее сосок, подождал…
– Жаль, – разочарованно вздохнул, рука исчезла.
Марина почувствовала ответный укол разочарования, потянулась к нему и не дотянувшись, уснула.
Глава 24
Она лениво открыла глаза, мгновение полежала, прислушиваясь, потом блаженно вздохнула. Как мало нужно человеку для счастья! Чтобы убийцы не гонялись, чтобы на работу не мчаться, и самое главное… Самое главное! Чтобы кто-нибудь вместо тебя поднялся и накормил ребенка завтраком.
Марина уютно завозилась под одеялом, вслушиваясь как в отдалении Катька на своем бесподобном суржике убеждает капризничающего Сашку съесть еще ложечку. Марина блаженно зевнула и подобралась поближе к спящему рядом Кириллу. Сожаления об упущенных вчера возможностях не давали Марине покоя. Она протянула руку, тихонько погладила плечо Кирилла. Оперлась на локоть и кончиком пальца нежно очертила его сосок. Он шевельнулся, недовольно заворчал и перевернулся на бок.
Она погладила его по спине, потом ее руки скользнули вниз, коснулись ягодиц. Настойчиво протиснулись ему между ног, щекоча внутреннюю поверхность бедер…
– Это кто тут хулиганит? – еще сонно пробормотал он, перехватывая ее расшалившиеся руки.
– Интересный вопрос! – возмутилась Марина, – Надеешься, что наша хозяйка оставила своего прикомпьютерного Руди и примчалась тебя между ног щекотать?
– А что, хозяйка у нас вполне. Особенно когда молчит, – ответил Кирилл, поворачиваясь к ней и стаскивая с нее пижамные штанишки.
Его руки легли Марине на бедра. Толчок, второй, третий… Вдруг Кирилл сдавленно охнул и замер. Марина подождала, потом нетерпеливо поерзала, наконец, открыла глаза.
Над кроватью, глубокомысленно покусывая край ложки, стоял Сашка и задумчиво их разглядывал. Внимательные синие глаза отражали напряженную работу мысли.
Кирилл медленно убрал руки с ее груди и бочком-бочком отполз в сторону. Нервно подтянул одеяло, закрыв себя и Марину до подбородка.
– Сашенька, ты… это… – пробормотала Марина.
Сашка какое-то время глядел на них, явно ожидая продолжения, потом разочарованно нахмурился, повернулся и удалился. Стало слышно, как за стеллажом с книгами Сашка роется в пакетах – вытаскивает своих динозавров.
– Неужели теперь всякий раз, стоит мне потянуться к женщине, рядом будет оказываться ребенок, – пробурчал Кирилл.
– Ага! – торжествующе воскликнула Марина, – А ты думал, ребенок – сплошное удовольствие! «Я его заберу, я о нем позабочусь!» – передразнила она, – Нафантазировал себе блаженную картину: как вы вместе спортом занимаетесь, как путешествуете, как по мужски беседуете. Бессонные ночи, мытье попы и отказ от привычного образа жизни в картину просто не поместились?
– Знаешь, мы с Павлом росли вместе, оба детдомовские, – не отвечая, сказал он, – Он мне завидовал немножко. Пашке после школы ничего кроме техникума не светило, а мне повезло просто неслыханно. Я учился очень хорошо, мной местное начальство вплотную занималось. В старших классах на поступление в Москву готовили, в Институт международных отношений. Наглядная демонстрация равенства возможностей: у нас любой детдомовец может попасть в самый престижный вуз страны. Мне поступить легче было, чем детям дипломатов. Жить стал в столице, перспективы появились. Хотя я быстро сообразил, в дипкорпусе мне ничего не светит, все места расписаны. Карьера для таких как я открывалась только в КГБ. Забавно тогда получилось, – он усмехнулся, – Я думал, как заинтересовать собой серьезных дядей с Лубянки, а они решали, как заинтересовать меня.
Прошел обучение, потом меня в Африку отправили, в Верхнюю Вольту. Глухомань страшная, но работа интересная, контакты завязались разные, очень мне пригодились… А потом перестройка началась. Наше ведомство тогда разоблачали все, кому не лень, отцы-командиры решили в ответ на критику сокращение штатов устроить. Только тех, кто и вправду диссидентов сажал, трогать не стали. Они в органах давно, связями обросли, знакомствами. У кого сват, у кого брат, у кого тесть. Взяли списки личного состава, отобрали молодых, кто по заштатным «неприсоединившимся» странам торчал. Чтобы точно никакого блата. И выставили к чертям собачьим! – в его голосе прорезалась застарелая обида, – Устраивайтесь в новом мире как хотите! Половина моих сокурсников на улице оказалось. Это сейчас наши отставники по всяким охранам и частным службам безопасности моментально пристраиваются, а тогда только в дворники. Брезговали нами: палачи, опричники, душители свободы. В отделе кадров одного свежеиспеченного банка мне барышня от полноты демократически чувств в лицо плюнула. У самой в глазах страх, а оглядывается горделиво – глядите все, какая я смелая!
Марина стиснула пальцы на плечах Кирилла. Он успокаивающе похлопал ее по руке:
– Я тогда озверел настолько, что и в бандиты бы подался. К счастью, связей у меня в тех кругах не было, да и криминалитет только разворачивался, они и без бывших кагебешников себя крутыми считали. Пашка был единственный близкий человек, я к нему и поехал: отсидеться, подумать, куда себя девать. Приезжаю, а Пашка передо мной чуть ли не во фрунт тянется. Я для него как персонаж из американского кино: сплошная романтика, настоящий разведчик. Он все время приговаривал: «Я понимаю, ты не имеешь права ни о чем рассказывать». А глаза у самого жадные, молящие, любопытство так и брызжет. – Кирилл усмехнулся.
– Он мне про свои проекты рассказывал, и все приговаривал: «Конечно, для тебя это мелко, тебе, наверное, неинтересно…» А я себя полным кретином чувствовал. У Пашки были нормальные мужские планы: он свой концерн как раз задумал создавать…
Марина ткнулась лбом Кириллу в плечо, чтобы он не видел ее лица. Планы у Пашки были как раз не мужские, а женские. Ее. Значит, еще в самом начале, когда они жили вместе и она доверчиво делилась с Пашкой новорожденной идеей пресс-концерна, он уже выдавал ее проекты за свои! С самого начала задумывал ее обмануть! Но неожиданно Марина поняла, что напоминание о давнем предательстве оставило ее почти равнодушной, не вызвало ни горечи, ни гнева. Ей было жаль тратить время на прошлое, настоящее казалось важнее.
– …Пашка жениться думал, ребенка хотел. Он был мужчиной, а я великовозрастным мальчишкой, заигравшемся в разведчики… – Кирилл вздохнул, – Тогда-то я свой нынешний бизнес и придумал. Видно, стыд хорошо работе мысли помогает. С делом наладилось, кстати, тот же Пашка помог. А вот семьи так и не получилось. Мотаюсь все время, на одном месте долго не задерживаюсь. Когда я получил, Пашкино письмо и понял, что он погиб, я решил, пусть его семья станет моей! – воскликнул он и осекся. Опасливо глянул на Марину, и принялся поглаживать ее груди.
Вот это и называется – «заглаживать» неосторожные слова. Марина опустила ресницы. «Его семья!» О смерти Аленки Кирилл узнал не сразу. Значит, на жену покойного друга он тоже имел виды. Аленка, всегда Аленка, красавица сестра, даже сейчас отнимающая у Марины желанного мужчину. Останься Алена в живых, у Марины сейчас была бы куча работы – и только. Доверчивые детские ручонки, обнимающие ее за шею, дерзкие мужские руки, касающиеся ее тела – все это было бы не для нее. А останься в живых еще и Пашка – у нее не осталось бы и работы.
«Умершие, что вы делаете со мной! – в отчаянии подумала она, – Неужели вы хотите, чтобы я радовалась вашей смерти!»
Марина зажмурилась. Нет, она не станет, она вообще не будет думать ни об Алене, ни о Павле, ни о бедах, которые они могли принести ей и уже никогда не принесут. Потому что оба мертвы. Она слишком долго жила обидой и желанием сквитаться с обидчиками. Пока ее желание не осуществилось так страшно, так нечеловечески жестоко. Она не позволит больше горечи выедать свою душу. У нее есть Сашка, она должна его спасти, а все остальное не имеет значения!
Или все таки имеет? Ласкающая ладонь Кирилла скользнула по плечам, он сильно сжал ее груди. Она придержала его руки и поинтересовалась:
– А какое дело у тебя наладилось? Чем ты, собственно, занимаешься? – получилось грубовато и слегка неуместно: вроде заполнения анкеты перед сексом. Но слишком уж Марине хотелось освободится от мыслей о прошлом и слишком давно ее мучило любопытство – кто же он такой, бывший безработный, бывший кагебешник, имеющий «своих ребят» от ее родного города до Вены.
Кирилл хмыкнул:
– Не волнуйся, вполне легальное дело. Я консультант, продаю свои знания. КГБ была не самой эффективной спецслужбой в мире, слишком много туда шло всяких сынков и племянников. Но учить там умели. А в наши дни даже крохотным африканским республикам нужны свои шпионы, чтобы соседи их неожиданным демпингом с кокосового рынка не вышибли. Меня нанимают для разработки системы действий, подготовки агентов. Последние два года считаюсь очень ценным специалистом. Недурно зарабатываю, правда, постоянно в разъездах, устал уже.
Он отвел ее ладони, его руки и губы пустились в путешествие по ее телу. Она принадлежала ему, он имел право на все: на любое движение, любое прикосновение. Марина и не предполагала что такая полная, безраздельная подвластность может дарить столько радости. Его вторжение порой причиняло боль, но тут же приходила истома. Она изгибалась в его руках и, наконец, не выдержав, сама рванулась навстречу ему, ища единства.
Он перевернул ее на живот, навалился сверху, заполнил ее собой. Она застонала.
– Тихо! – прошептал он, – А то Сашка примчится!
Марина хихикнула.
Они долго лежали, крепко обнявшись. Наконец, Марина высвободилась, кончиками пальцев пощекотала Кирилла, и принялась выкарабкиваться из груды одеял.
– Где-то у меня халат был, надо в ванную сходить.
Кирилл выволок пучок синего шелка из-под кровати:
– Лови!
Послышался стремительный перестук каблуков и в их закуток влетела Катька. Кирилл мгновенно нырнул под одеяло, зато Марина даже забыла затянуть пояс халата, во все глаза уставившись на подругу. Благородной синевы и столь же благородного кроя джинсы, отороченные мехом сапожки, украшенная вышивкой коротенькая замшевая курточка, локоны каштановых волос, заправленные под круглую шапочку: современная австрийская фермерша глазами парижских модельеров.
Изящная фрау стрельнула глазами в сторону окопавшегося на постели Кирилла и полуодетой Марины, понимающе усмехнулась и объявила:
– Мы з Руди на ферму едем, вашего хлопца з собою берем, повернемося завтра в день.
– Погоди, как это берете?
– Та прямо и хапаемо! Чего ему тут з вами делать? Я ж тебе, Маринка, знаю, пойдешь по соборам та музеям. А малый ще до Рембрантов не дорос. Ему хрюшек, коровок подывыться, на санках покататься, з дитьми погратыся.
– Катя, он маленький совсем, с него глаз ни на минуту спускать нельзя.
– Ото проблема! Я, мамашка Руди, ще две работницы, дочка моя старша – невже некому за хлопцем приглядеть? Дай дытыне на Новий год порадоваться.
Марина задумалась и, наконец, неохотно кивнула:
– Хорошо, пусть едет.
– Отпускать ребенка одного с незнакомым человеком! – яростным шепотом попытался возразить Кирилл.
– А безопаснее таскать его по всяким подозрительным ювелирам, – так же шепотом парировала Марина, – Молчи уж, бабушка!
Катька втащила полностью одетого Сашку и скомандовала:
– Скажи усим до побачення та з Новим годом. Все, ми пишлы.
– Кать, погоди, – остановила ее Марина, – Карты города у тебя нет?
– Та навищо вам карта, – фыркнула Катька, – У центри выйдете и идить соби, откуда конским дерьмом бильше тхне. Обязательно якое-небудь культурне чудо найдете.
Она старательно расправила тончайшие лайковые перчатки, без единой морщинки облекшие ее руки. Поправила щегольскую шапочку на безукоризненно уложенных локонах, подхватила Сашку и стремительно испарилась, только каракулевая завеса взметнулась вслед.
– Я в душ. – сказала Марина, – Надеюсь, полотенца в ванной обычные, а не из какой-нибудь выхухоли.
– Поторопись. Залежались мы с тобой, пора фонды компании выручать.
– Залежалый мужчина, – дерзко хмыкнула Марина и окинула Кирилла таким взглядом, что поход за фондами опять пришлось отложить. Надо же было достойно ответить на подозрения в залежалости.
