Текст книги "ГАМБИТ МАККАБРЕЯ"

Автор книги: Кирил Бонфильоли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

11
Маккабрей несколько берется за палку и исключает фразу «слабый пол» из своего лексикона

Читал, пока мне сон не смежил вежды,

«Легенду Женщин Добрых» – давний труд,

Он пелся утренней звездою из надежды.

Что ее ноты вниз дойдут

«Греза о Прекрасных Женщинах»

БЛЯМКЛИ-ЛОГ, НЕСМОТРЯ НА своё несообразное имя, оказался постройкой горделивой,[67]67
  Английские помещичьи дома или аристократические замки зовут «горделивыми» с легкой руки английской поэтессы Фелисии Хеманс(1793–1835).


[Закрыть] насколько я мог разобрать в сумерках. Пока я рулил по горделивой дорожке, чрезмерное количество горделивых прожекторов заливало как ее, так и меня сиянием, почитай, в полмиллиона ватт. У подножия горделивых ступеней меня встретила коренастая девица в бриджах.

– Мистер Маккабрей? О, суперски. Теперь я могу выпустить собак, как только вы окажетесь в безопасности. Меня зовут Фиона, кстати. Ключи оставьте в машине, я загоню ее на место.

Я собственноручно взнес свой багаж по ступеням – туда, где против света высился силуэт пухловатого дворецкого.

– Добро пожаловать в Колледж, мистер Маккабрей, – произнес силуэт голосом, кой я счел женственным.

– Да, – ответил я.

– У вас как раз есть время принять ванну, сэр. К ужину мы не переодеваемся. Позвольте ваши пальто и шляпу.

Он и взял их, а также – мой зонтик. С благодарностью подступая к огромному пламени, горевшему в камине вестибюля, я заметил, как дворецкий напрыгивает на меня, вертя моим зонтиком в направлении моей же нижней челюсти. Я уклонился, разумеется, ибо уклонение – один из самых отработанных моих навыков, – и отобрал у него зонтик, окрутив его вокруг дворецкого большого пальца, после чего кинулся (но стойте, позвольте объяснить: специалисты никогда не лупят людей палками, зонтиками и прочим, ибо движение это неуклюже, его легко отразить, и оно не способно причинить никакого ущерба, если палка по-настоящему не увесиста, а в таком случае маневр еще более неуклюж. Нет, верный способ применения такого импровизированного оружия – выпад жесткой рукой в середину корпуса противника: даже если наконечник не пронзит кожу, можно полагаться на то, что он сотрясет печень, селезенку или диафрагму мучительным или даже смертельным образом.). Итак, я кинулся, как и намерен был сообщить выше, выпадать с жесткой рукой в середину корпуса, что с хорошей точностью должно было нанести серьезный урон даже наикрепчайшему дворецкому, однако в распоследнейшую долю секунды, к своему вящему смятению, обнаружил, что он, дворецкий, – в действительности она, дворецкая, и острие мое дрогнуло, скользнув по ее бедру. Она перехватила зонтик «ан пассан»[68]68
  Здесь: мимоходом (искаж. фр).


[Закрыть] и вывернула его еще дальше, поэтому я качнулся к ней ближе – в аккурат чтобы встретиться с подъятым коленом. Хронометраж колена был неудачен, и я сумел безобидно принять его на грудь, а пролетая мимо, ухватить дворецкую лодыжку и совершить бросок. Не отпуская оной лодыжки, я энергично крутнул ее – так, что нападавшая перекатилась еще и еще, и с удовлетворительным шмяком упокоилась у древесной стенной панели. Лицом вниз. Я разместил ногу у нее на копчике.

– Стоять, – рассерженно прорычал я, поскольку был рассержен. – Стоять или я начну топтаться по вашим почкам, пока они не лопнут, как гнилые томаты.

– О, прекрасно сработано, Маккабрей, великолепно сработано! – прогромыхал голос откуда-то с хоров. – Этель, можешь подняться – но на этой неделе, боюсь, у тебя дополнительные занятия по рукопашной, дорогая моя. Ты очень глупо провела эту атаку, не так ли?

К концу этой речи обладательница голоса уже спускалась по огромной лестнице – массивное существо, сплошная туша от макушки до лодыжек, вылитая маллингарская телка. Она двигалась ко мне, жовиально простерши руку. Я собирался было ее пожать, но рука скользнула вверх и ухватила мой большой палец в железные тиски, прежестоко отгибая его назад. Что ж, как справиться с таким, я, разумеется, помнил: нужно сесть, перекатиться спиной назад и пнуть оскорбительную длань обеими подошвами.

– Превосходно, превосходно! – загрохотала обладательница. – Вас многому учить на занятиях по грязным дракам не придется. Итак, вы видите, у нас тут исправный экипаж, и вам стоит все время быть начеку. Для вашего же собственного блага, понятно. Но поскольку сегодня у вас тут первый вечер, сюрпризов больше не будет до после завтрака утром. Честное благородное.

Я расслабился. Она заехала огромным кулаком мне в подбрюшье, и я, хватая ртом воздух, убыл на ковер.

– Урок Подрывных Действий Номер Один, – дружелюбно произнесла она. – Никому не доверяйте. Никогда. Нет, прошу вас – не стоит выражаться, как принято на нижних палубах. Некоторые девочки у нас ханжи. – Я осторожно поднялся, планируя следующий ход. – Нет, мистер Маккабрей, меня вам бить не позволяется, я Комендант. Обращаться ко мне вы должны «мадам». Есть ли у вас оружие?

Снобски я предпочел недопонять:

– Ружье? – тяжко переспросил я. – Нет, не захватил. Мне не говорили, что вы сможете предложить мне охоту.

– Я имею в виду, как вам отлично известно, личное оружие – пистолет, если угодно.

– Нет. Обычно я не отвечаю на приглашения в сельские поместья вооруженным. – Я говорил чопорнее некуда.

– Тогда мы должны вас снабдить. Что предпочитаете? Я, например, всегда пользуюсь вот этим. – И она выдернула кошмарную старую мортиру. – Но, с другой стороны, я старомодна, видите ли.

Я презрительно хмыкнул при виде оружия.

– Служебный «уэбли» 38-го калибра на рамке от 45-го, – вот что презрительно хмыкнул я. – Должен храниться в музее. Отдача – как у… дворецкой.

– Возможно, – миролюбиво ответила комендантша. – Но меня устраивает. – И она рассеянно выпустила пулю, коя прожужжала у меня над ухом и вызвала пиротехнический пируэт полена в камине. Уши мои запели от грохота, а из всех пор моего организма хлынул адреналин. – Какое оружие вы бы предпочли, мистер Маккабрей?

Я взял себя в руки.

– «Смит-и-вессон», – ответил я. – 38-й, особый облегченный.

Она одобрительно кивнула и прошагала ко внутреннему телефону:

– Оружейная? А, Нэнси, – один облегченный, одну коробку графитовых патронов, одну твердых, четыре запасные обоймы, набор для чистки и карманную кобуру «тёрстон».

– Плечевую, пожалуйста, – с вызовом потребовал я, ибо фигура моя не позволяет носить пистолеты в брючных карманах.

– Нет, Маккабрей, здесь вы носите боевую форму, а времени рассупонивать гимнастерку у вас не будет, знаете ли.

К нам деловито подскочила коренастая матрона с двумя картонными коробками. Пистолет был еще в заводской смазке. Царственно я возвратил его матроне.

– Прошу почистить, – так же царственно произнес я. – И по ходу дела спилите эту глупенькую мушку.

– Мы сами тут ухаживаем за своими пушками, – рявкнула в ответ она. – И вы от мушки можете избавиться сами, когда утром явитесь в оружейную. То есть в том случае, если я решу, что она вам и впрямь не нужна.

– Теперь почистите его, Маккабрей, – сказала комендантша, – и зарядите графитовыми патронами. Они распыляются при контакте, знаете, и вполне безвредны, если не попадет в глаз. До ужина успеете.

Дворецкая – Этель – провела меня в комнату и, когда я ставил чемодан на пол, запечатлела на моей макушке смачный поцелуй – в точности там, где волосы мои начали немного редеть. Я вытаращился на нее. Она показала мне язык.

– Мне было вовсе не больно, – напучила губки она.

– Мне жаль это слышать, – двусмысленно ответил я.

Комната была спартанской: железная койка, жесткий матрас, никаких простыней, никакого отопления, два грубых одеяла, дильсовый столик и кухонный табурет. В жизни мне выпадали тюремные камеры и поуютнее. Я скрутил крышку с одной из своих полубутылей и энергично сосал из нее, пока чистил оружие. Вскоре мы с пистолетом оба были «чисты, ярки и слегка намаслены», как мы выражались в Армии. Я вставил обойму с графитовыми патронами – однако предусмотрительно первым делом на дно обоймы вложил один из коробки с твердыми. Выйдя из душа, я услышал оглушительный скрежет из какого-то скрытого динамика:

– Маккабрей – движущаяся цель за окном – ОГОНЬ!

Пожав плечиком, я выхватил из-под подушки свой облегченный, откинул шторку, вздернул оконную раму – все во мгновение ока. И едва успел заметить смутный силуэт мишени в человеческий рост – дергаясь, она трюхала по газону. Сдвинув предохранитель, я нажал на спуск. Щелкнуло торжествующе.

– Урок Номер Два, Маккабрей, – произнес динамик. – Всегда держите пистолет заряженным и под рукой.

– Но он, черт возьми, был заряжен, – прорычал я.

– Я знаю. Я вытащила обойму, пока вы были в душе. Неосторожно – весьма.

– Как я, дьявол вас задери, должен мыться с пистолетом под рукой? – завопил я.

– Мешочек для мочалки, – сухо сообщил динамик.

Когда взревел гонг на ужин, я с опаской прошествовал вниз, счастливо осознавая отяжеленный пистолетом брючный карман. Ничто не сравнится со славным новеньким пистолетом в противодействии ощущению кастрации. Ни единой души на меня не напало. Выведя проекцию из заскорузлости моего жилья, я страшился ужина, однако меня поджидал приятный сюрприз. Суп из зайца, тушеный фазан в яблоках а-ля Норман, суфле и остренькая закуска из тех, что любят готовить женщины, – и все запивалось парой децилитров того, что на вкус почти не отличалось от бургундского.

– Превосходно, – наконец изрек я. – Довольно вкусно. – И благодушно воссиял всему трапезному столу. За ужином присутствовали два-три безмолвных мужчины, но большинство персонала и учащихся были женщинами, шесть или восемь из которых выглядели, вне всяких сомнений, сексуально привлекательными и вполне достигшими брачного возраста. Проследив за моим взглядом, комендантша буднично произнесла:

– Не желаете ли девочку, чтобы не мерзнуть ночью?

Я сглотнул, а делать этого, если пьешь бренди, не следует: оно течет не туда. Большая часть моего оказалась на передке рубашки.

– Полагаю, – рассеянно продолжала комендантша, – кто-то из них будет в настроении для буйства… все это насилие по телевидению, понимаете. Не желаете? Что ж, вероятно, это мудро. Нужно беречь силы на завтра.

Я рьяно обратил все свое внимание на женщину средних лет, сидевшую справа. Она оказалась этакой астрологической занудой, которых нынче встречаешь где угодно, и незамедлительно спросила, под каким Знаком я родился.

– Ни малейшего понятия, – ответствовал я, изобильно фыркая и тьфукая.

– О, но вы должны это знать! В какой день вы родились?

Мне показалось цивильным это сообщить – тем паче что она не интересовалась годом, – но я воспользовался случаем прочесть ей свою стандартную лекцию об отупляющей пагубе тех, кто в третьей четверти Двадцатого Века свято верит, будто факт рождения в определенном месте в определенное время способен управлять всем характером и будущим индивидуума.

– Как? – ораторствовал я. – Неужто сие означает, что всякий близнец из тройни будет сбит автобусом одномоментно с его сородичами? Роберт Луис Стивенсон некогда написал фразу, ставшую путеводной звездой всей моей жизни: «Дорогие мои детишки, никогда не верьте тому, что оскорбляет ваш разум». Чтение сей фразы в нежном и восприимчивом возрасте, я уверен, вылепило мою натуру гораздо позитивнее, чем тот миг каких-то, э-э, кхрм, сорок лет назад, когда модный «акуше»[69]69
  Акушер (искаж. фр.).


[Закрыть] глянул на свой ненадежный хронометр и, осознав, что опаздывает на другой вызов, решил избавить мою матушку от дальнейших неприятностей и призвал к высокому наложению щипцов. Я уверен, вы это осознаете?

Она, эта астрологическая зануда, не спускала с лица тот зачарованно-внимательный взгляд, который женщины обычно приберегают для лести напыщенным идиотам. Будучи опытным напыщенным идиотом, я знаю: взгляд этот означает, что женщина вас совершенно не слушает, а лишь дожидается, когда вы прекратите издавать ртом шум, чтобы самой выступить с сольным номером устной речи.

(Так уж вышло – если вам угодно знать, – что родился я в последний день сентября, ибо папенька зачал меня в рождественскую ночь года, оглашать номер коего я не намерен; я убежден в истинности этой информации, поскольку оный папенька сам изложил мне это в присутствии маменьки и нескольких ее подруг: он у меня был такой. Увидев, как я спал с лица, он довольно-таки неверно интерпретировал мои чувства и пояснил извиняющимся тоном, что в означенное время был пьян. Маменька не разговаривала с ним после этого несколько недель, но заметили это немногие, ибо к тому времени она с ним вообще практически не разговаривала. Маменька была женщиной великой красоты и достоинства, хотя особой неприятной до крайности почти во всех остальных отношениях, каковые только можно себе представить, – а равно и некоторых, кои представить себе затруднительно.)

Когда я дошел до финала орации и соизволил раскрыть дату своего рождения, астрологическая дама, похоже, впала в экстаз.

– Так вы, стало быть, – Либра, как изумительно! А угадайте, какой у меня знак? Ой, угадайте!

Я поспешно обшарил свой ум в поисках зодиакальных обозначений.

– Вирго? – предположил я.

– Глупыш, – ответила она, легонько шлепнув меня по запястью. – Я баран – Ариес. А мы, бараны, предназначены для Либров.

Не мог же я исправить ей латынь, в самом деле, правда? Поэтому я лишь осторожно поглядывал на нее. Лицо ее сошло бы за старый, но некогда дорогой ридикюль, а за крокодилью шкуру на шее и груди предложили бы хорошую цену на багажной фабрике «Гуччи». «На борту нежелательна» – вот фраза, которая легко пришла мне на ум.

– Ну будет, будет, – застенчиво проговорил я.

– Нет-нет – не сегодня, мне уже пора, не так ли, комендант? Спокойной ночи, милая Либра. Меня зовут Китти, кстати… если вам небезразлично.

С тем она покинула стол, одарив меня улыбкой. Людям с такими зубами не следует улыбаться. На один тошнотворный миг мне помстилось, что она может отправиться ко мне в спальню и затаиться там, точно жертвенный баран перед закланием.

– Очень вас прошу – прекратите скрежетать зубами, мистер Маккабрей, – произнесла комендантша, когда Китти удалилась за пределы слышимости. – Она у нас одна из самых одаренных, за исключением астрологической чепухи.

Прекратить скрежет зубовный мне удалось не вполне.

– Если бы, – проскрипел я, – если б только такие одаренные люди соизволили уделить секунду на применение капельки логики к тому, что они считают своим мышлением; если б только…

– Если бы, – передразнила меня комендантша. – Если б! Тьфу! Это пусть детишки говорят своим плюшевым медвежатам. Если б только у вашего дядюшки имелись ролики, он был бы сервировочным столиком. И, если вдуматься, будь у вашей тетушки яички, она была бы вашим дядюшкой.

Я зло покосился на нее – в конце концов, у нас тут не Австралийское Посольство.

– Мои тетушки, – с укором начал я, – яйцами обладают. Вообще-то на память мне почти не приходит тетушек, не щеголявших бы целыми гроздьями этих предметов. Не могу, конечно, утверждать, что лично обшаривал тетушку, но готов предложить любое количество семи-к-трем, что…

– Довольно! – скомандовала комендантша, воздевая командирскую руку. – Никакие ставки здесь не дозволяются – не забывайте, вы не в столовой Женской вспомогательной службы ВМС.

Я бы вообще-то не возражал и против пяти-к-двум, что это не совсем так, но отпраздновал труса и сказал, что мне ужасно жаль. После чего сообщил, что еще и ужасно устал, и попросил разрешения покинуть веселую трапезу. (Затычка, насколько я заметил, плотно засела в горлышке графина бренди.)

Я весь иссох по нескольким часам здорового сна, но для начала, судя по всему, мне следовало забрать свои «уроки» из кабинета комендантши – то была болезненно отяготившая мне верхние конечности кипа отксерокопированных брошюр о том, как Убивать / Калечить / Жульничать / Лгать / Вводить в Заблуждение / Подрывать / Налаживать Связь / Озадачивать / Терроризировать / Убеждать / Подделывать / Имитировать / Увиливать / Взрывать / Компрометировать и творить прочие кошмарные вещи с другими людьми. Вторая пачка посвящалась тому, как распознавать Летательные Аппараты / Виды Вооружений / Корабли / Ракеты / Агентов ЦРУ / Наркотики и Фальшивую Валюту, одновременно Передвигаясь По Пересеченной Местности / Выживая В Открытом Море / Выдерживая Методы Ведения Допроса и Овладевая Пятью Простыми Способами Самоубийства (из коих три почти безболезненны).

Себе под нос я пробормотал краткое слово, касающееся неочевидных свойств тетушек.

– Бодрее, Маккабрей, – взревела комендантша, – вы здесь всего на три недели и – лишь первые двадцать дней мучительны! – Должно быть, она почерпнула это из какого-нибудь комикса «Бино».

– Ха ха, – вежливо отвечал я. – Доброй ночи, э-э, мадам.

– Доброй ночи… о, секундочку – ловите! – И с тем она швырнула в меня пресс-папье. Что ж, родился я отнюдь не вчера, как неоднократно и добровольно признавал. Я позволил ему упасть к моим ногам, даже не стараясь поймать, а сам выхватил свой облегченный и направил его приблизительно ей в экватор, не успела она выволочь свой старый «уэбли».

– Оч-чень хорошо, Маккабрей, – возликовала она. – Отличный показатель!

– Старье, – ответил я, закрывая за собой дверь.

Единственная приятность, случившаяся со мной в тот день, случилась ночью, две минуты спустя. В спальне моей никого не оказалось – ни жертвенных баранов, ни бестолковых амазонок, надеющихся сублимировать свой комплекс кастрации, треская меня по башке и другим мягким и уязвимым органам. Нет, там, конечно, кто-то побывал, поскольку чемодан мой стоял отпертым – я этого ожидал, ибо любой школяр, да вообще-то и любой аэропортовский носильщик багажа способен вскрыть обычный чемодан, как два пальца об асфальт, применив лишь толщиномер, который можно приобрести в любом гараже. Меня это мало озаботило, впрочем, поскольку второй чемодан, поменьше, был сделан из вещества попрочнее; кроме того, у него имелся кодовый замок с тремя цилиндрами, на каждом – по десять цифр. Не могу сразу точно сказать, сколько здесь потребуется комбинаций, но предположил бы, что у средней горничной на подбор нужной ушел бы миллион лет. Но даже у средней горничной нет столько свободного времени, если только она не исключительно уродлива, а в отеле нет усталых бизнесменов.

– ПЛОХО, Маккабрей, – крякнул динамик, когда я извлекал пижамную пару из чемодана побольше. – Плохо. Урок Четыре.

– Три, – рявкнул я в ответ.

– Нет, четыре. Никогда не оставляйте компрометирующих улик в легкооткрываемом багаже.

Я позволил себе самодовольную ухмылку.

– Что-либо компром… то есть личное – в другом чемодане, поменьше.

– Я и имела в виду другой чемодан, поменьше, – ответил динамик.

Я потянулся к маленькому неоткрывабельному чемодану. Он тоже был взломан. Пока я пялился на него, ненавистный динамик заквакал опять:

– Наши исследования показали, что люди среднего возраста сталкиваются с трудностями при запоминании случайных чисел. Они обнаруживают склонность утилизовать для этих целей те цифры, которые вряд ли забудут. Если вам обязательно нужно настраивать кодовый замок на дату своего рождения – 30-е 9-го месяца, правильно? – никогда не следует сообщать ее таким людям, как Китти. Вот это и был Урок Три.

Я пробормотал что-то смутное.

– То, что вы предлагаете, Маккабрей, я уже пробовала раз или два. Удовольствия – от крайне малого до никакого.

– Я уезжаю, – ровно произнес я. – Сейчас же.

– Ах, ну да – что ж, вообще-то сделать это не очень просто. Двери комнат всех студентов автоматически запираются часовым механизмом, их невозможно открыть до самого подъема. Нет, прошу вас, в окно смотреть тоже не стоит, не надо – по территории бегают доберман-пинчеры Фионы, и у всех жажда крови. Их вам придется перестрелять очень много, пока вы хоть на сколько-нибудь подберетесь к электрифицированной ограде. А Фиона рассердится, если вы покалечите хотя бы одну собачку. Она ради них живет. Славное дитя, только норов у нее совершенно неуправляемый, и отговорить ее от ношения этого глупого обреза никак не удается.

Я начал понимать, что динамик пытается мне что-то сообщить. Я присел на краешек кровати, ибо кипеть от злости мне всегда лучше удается сидя. Откуда, спросил я себя, эта старая мясница узнала, что я бросал тоскливые взгляды в окно. Взор мой упал на большое зеркало, в котором отражались как моя кровать, так и вход в ванную.

Я выключил свет, подкрался к зеркалу и прижался к нему носом. Ну разумеется – в глубине различался слабый огонек, безошибочный уголек сигареты, которой затягивалась стареющая гёрлскаутша. Дело одной минуты – разыскать Походную Аптечку, заклеить все зеркало Походным Пластырем и снова зажечь свет.

– О, прекрасная работа, Маккабрей, в вас все-таки что-то крепкое осталось, – сказал динамик. – Это у нас должен был стать Урок Пять – после того, как девочки полюбовались бы на ваше переодевание в ночной костюм, хо хо.

Я не соизволил ответить, но прошествовал в ванную – попользовать разгневанную зубную щетку и припрятать пару пустячков, которых не лежало ни в одном чемодане. На зеркале в ванной губной помадой было выведено: «ПРОСЬБА НИЧЕГО НЕ ПРЯТАТЬ В БАЧКЕ – ЛИШНЯЯ РАБОТА СЛЕСАРЮ».

Свернувшись калачиком в своей неутешительной постели, я предпринял потугу изучить тончайшую из методических брошюрок – ту, что была озаглавлена «Овладение Пятью Простыми Способами Самоубийства», ибо это, похоже, в точности соответствовало моему настроению часа. Я содрогался, продираясь через пассаж о том, как перекусить самый большой кровеносный сосуд у основания языка и вдыхать получившуюся в итоге кровь, пока не последует асфиксия, когда погас свет.

– Дратих, – сказал я, укладываясь баиньки.