Текст книги "Тайна Караидели"

Автор книги: Кирей Мэргэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Белужья уха

Если рассказать кому-нибудь, каких усилий стоило медведю победить белугу (а ведь оказалось, что косолапый боролся именно с ней), вряд ли этому поверят. Смешно, право: медведь сражается с …рыбой! Но что было, то было. Собственно говоря, рыбы-то разные бывают. Акула тоже рыба. И, видимо, в характере и хватке белуги тоже есть что-то акулье.

Немалых усилий стоило топтыгину вскарабкаться на крутой скалистый берег, таща за собой свою жертву, жертвой которой едва не стал он сам.

Но когда дело было сделано, белуга не могла уже сопротивляться. Она попала на сушу и подобно Антею, оторванному от земли, мгновенно потеряла всю свою недюжинную силу.

Почувствовав себя хозяином положения, косолапый принялся отдирать рыбину от своей окровавленной и разодранной лапы. Но даже и это оказалось не так-то просто. Челюсти белуги, видимо, свело в предсмертной судороге, и крепко впились они в медвежью лапу. Не видя иного выхода, медведь принялся грызть белужью голову и не успокоился, пока не удалось ему освободиться от острых и цепких белужьих зубов.

Но и освободившись, продолжал он реветь и выть, потому что, облизывая раны, ощущал, по всей вероятности, сильную боль.

– Подойди-ка сейчас к нему, – сказал старый Юсуф, – он те покажет!

Но вот медведь снова взялся за белугу.

– Прячет, прячет, – объяснил Юсуф. – Сейчас пойдет куда-нибудь в укромное местечко, отлежится после работы…

– Ничего себе работа! – расхохотался Иршат.

– …а потом, поближе к вечеру, придет подзаправиться, да еще, пожалуй, семейство свое приведет.

И верно: оттащив белугу под большое дерево, медведь лапами выкопал яму, уложил в нее свою добычу, а сверху забросал валежником и ветками. Полюбовавшись этой маскировкой минуту-другую, заковылял в лес.

– Кроме рыболовов, бывают среди медведей еще и сладкоежки, которые ягоды едят, по большей части малину, и мед, – сделал научное сообщение Юсуф. – Такие пчел нисколько не боятся. К улью подойдут и рушат все наповал. Видывал я и медведей-муравьедов. Тоже не из трусливых. Подходит к муравейнику, ставит в него передние лапы. Муравьи набегают на них, думают, наверно, что с мишкой так же легко справиться можно, как с лягушкой, которую ничего не стоит им обглодать до самого скелета. Да не тут-то было! Слизывает их мишка со своих лап, как мед.

– И все-таки самые умные медведи – это рыболовы, – сказал молодой плотогон. – Знаете, Юсуф-агай, я как-то сидел вот так же на плоту утром раненько-раненько. Гляжу – залезает медведь в воду, входит по самую шею и сидит, ждет. Настороженный сидит, ну точно кошка. Сидит, не шевелится, ждет. Вдруг плеск-плеск. Он р-раз головой в воду – и хап рыбку зубами. А она бьется. Мишка важно выходит на берег, кладет добычу на землю и принимается завтракать.

– Да не всегда, видать, так гладко бывает, – возразил Юлай. – Вот сейчас белуга мишку чуть самого не потопила.

– Зверь – он зверь и есть! – покачал головой Юсуф. – Ушел. Ушел, а жаль. Взять его могли бы мы, пожалуй. Зря отпустили.

– Зато он нам белужину такую вытащил! – сказал Иршат.

– Да, сынок, ты, пожалуй, прав. Что, если и впрямь зверя с носом оставить? А ну, ребята, отвяжите-ка мне лодчонку!

– Ой, что вы, Юсуф-агай, не надо! – забеспокоилась Фатима. – Чего доброго, еще вернется да набросится на вас!

– Хе-хе-хе! – захихикал Юсуф. – А белуга? А как же белуга? Такой ухи никто из вас ни разу в жизни не едал! Пальчики оближете! Язык проглотите! Внукам расскажете! Что, Юлай, правильно я говорю?

И хотя вопрос был обращен к Юлаю, дружно закричали все:

– Правильно, Юсуф-агай, правильно!

И вот старый Юсуф уселся в лодку. Молодые плотогоны не пожелали отпустить его одного и поплыли вместе с ним.

Кроме лопаты, на всякий случай захватили с собой плотогоны топор и два лома.

Сперва они направили лодку против течения и, только достигнув середины реки, бесшумно поплыли к берегу и причалили. Действуя ловко и проворно, отрыли белугу, не мешкая погрузили ее в лодку и снова поплыли.

Издали ребятам было видно, что белуга очень большая. Но только стоя рядом, можно было видеть, что в ней было не меньше полутора метров.

– Такие вот рыбины, – сказал Юсуф, – во время нереста идут в Караидель. Трудно им, таким вот переросткам, стало. Перегородили мы реки плотинами, хорошее дело сделали, да вот о рыбке-то и не подумали. А ведь люди ученые соображать обязаны, где такой рыбе икру метать, куда на нерест подаваться. Все собираюсь об этом в Москву написать, да как-то всё руки не доходят. Может, вы, молодые, напишете?

– Я напишу в «Пионерскую правду»! – сказал Иршат.

– В стихах! – в тон ему добавил Мидхат.

Все рассмеялись, а Иршат надулся.

– Напрасно зубоскалите, дело серьезное, – угрюмо проворчал Юсуф. – Вот когда ухи поедите, тогда поймете, что мы теряем из-за того, что порядок навести не можем. Уж раз мы сами своей земли хозяева, значит, хозяйничать надо с умом.

Ребята вежливо слушали Юсуфа, но, честно говоря, гораздо больше интересовала их белуга. Они с интересом рассматривали ее мощный хвост, огромные плавники, крупную чешую.

– Эти чешуйки в коллекцию можно занести, – сказала Нафиса и оторвала несколько штук.

Они оказались величиной с пятнадцати-двадцатикопеечную монету.

– Ну, хватит! – поднял руку Юсуф. – Давайте делом займемся. Ужин прощальный устроим. Ведь завтра утром в Павловске будем. Там и расстанемся.

– Кто рыбу чистить умеет? – спросила Фатима.

– Я! – в один голос закричали Мидхат, Иршат и Юлай, хотя никто из них никогда не чистил рыбы.

Девочки молчали, и Фатима поручила им чистку картошки для ухи.

– А чем чистить? – спохватился Иршат.

Обыкновенным перочинным ножиком чистить такую белужину – это было все равно что спичкой ковырять в зубах у мамонта.

И тут Юлай вспомнил про нож из серой куртки.

– Нет, этот нож не для чистки рыбы, – возразила Фатима. – И вообще – куртку потеряли, теперь хотите нож потерять?

– Да ничего не случится, Фатима-апай. Он ведь будет на виду, под общим присмотром. Куда же он денется? Дайте его мне!

– Почему это тебе? – вспыхнул Мидхат. – Ты, кажется, капитан, и этого с тебя хватит! Командуй комарами! А мы будем работать. Мне дайте нож, Фатима-апай!

Фатима послала за ножом Сабита.

Трое ребят едва не подрались из-за ножа.

Но едва Малик заметил, что Мидхат готов броситься на него, он с силой отшвырнул нож в сторону, и вдруг рукоятка ножа, ударившись о что-то твердое, раскололась пополам.

Фатима зажмурилась.

– Ай-ай-ай! – пропищала Айгуль, хотя она совершенно не понимала, какую ценность представляет собою этот нож.

Мидхат опомнился первым. Он нагнулся, взял в руки обе половинки рукоятки и лезвие.

Он хотел было отдать все это Фатиме, но неожиданно увидел в сердцевине рукоятки что-то похожее на маленький рулончик бумаги.

– Стойте, стойте! – заорал он. – Здесь что-то есть!

– Что? Где?

Юлай вырвал нож из рук Мидхата.

– Сейчас же прекратите все это! – властно прокричала Фатима, и все вздрогнули. – Я приказываю сию же минуту возвратить нож мне!

Когда нож, вернее то, что от него осталось, оказался в руках вожатой, она сказала спокойно:

– А теперь подойдите ко мне и садитесь в круг. Вот так, хорошо. – Она развернула рулончик. – Написано арабскими буквами.

– Арабскими? – переспросил Юсуф. – А ну, покажи! Ага, что-то похожее на молитву.

Он то приближал, то удалял бумагу от своих глаз, как делают все дальнозоркие старики. Это придавало ему важность. Но не только это. Дед снова почувствовал себя «на высоте», и вдруг он, давным-давно окончивший лишь двухгодичную школу медресе, так приосанился, что стал выглядеть едва ли не ученым.

– Сей-час, сей-час посмотрим, что здесь такое! Хотите послушать? Слушайте!

Оглядев ребят, Юсуф прочел текст, который и на самом деле напоминал какое-то таинственное заклинание:

– «Сын мой, тебе мое завещание. В двух местах остается клад: в устье реки Урюш и у озера Актау, в каменном строении, что с южной стороны…»

Собрание сочинений

Улучив свободную минуту, Иршат решил разобраться в своем поэтическом хозяйстве.

Он спрятался в кустах, чтобы никто ему не мешал, и разложил свои стихи прямо на траве.

Раскладка шла не как-нибудь, а по определенному плану: сперва башкирские стихи, потом русские (писал Иршат на двух языках), слева – стихи о природе, посередине – о школе, справа – о товарищах, юмор и прочие мелочи. Отдельное место было отведено письму из редакции «Пионерской правды», полученному Иршатом еще зимой.

Письмо это было на красивом бланке, красными буквами значилось на нем название газеты, и на машинке было напечатано:

«Дорогой Иршат!

Мы внимательно прочитали твои стихи.

К сожалению, в них еще очень много недостатков.

Ты плохо знаешь, что такое рифма.

Вспомни стихи М. Ю. Лермонтова:

 
Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..
 

Тут рифма точная: «одинокой – далекой», «голубом – родном».

Поэт четко соблюдает и стихотворный размер (ритм).

И стихи его звучат как музыка.

А твои пока трудно прочесть!

 
Бабушка сказала нам,
Что если мы будем плохо учиться,
То не будет подарков нам,
Надо не лениться.
 

«Нам – нам» – это не рифма.

Кроме того, ты, Иршат, не знаешь, наверно, что нельзя считать своими стихи, если они похожи на стихи какого-нибудь поэта. Так, ты пишешь:

 
Белеет школа одиноко
В тумане поля голубом.
 

Это ведь очень похоже на лермонтовский «Парус»!

Ты пишешь нам, что до сих пор и не подозревал, что у тебя есть талант, а вот на днях сел и написал сразу десять стихотворений.

Нет, Иршат, такие стихи – это еще далеко не признак поэтической одаренности. Получится из тебя поэт или не получится, сейчас сказать трудно. Но вообще, если ты хочешь стать культурным человеком (а без этого о творчестве нечего и думать), то ты должен много читать, много знать.

Внимательно читай произведения А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. А. Некрасова, Мажита Гафури и других поэтов.

Желаем тебе, дорогой Иршат, успехов в учении!

С приветом —

литературный консультант Л. Савоненков».

Школьный поэт получил это письмо ещё во время зимних каникул. Он очень гордился этим письмом, но никому его не показывал: мало ли какие дела могут быть у поэтов, не обязательно всем об этом знать.

В стопке стихов о природе Иршат нашел незаконченное стихотворение, которое он собирался дописать.

Написано оно было по-башкирски и начиналось так:

 
Медведь с белугой дрался на реке,
Наш плот стоял притом невдалеке,
Мы ждали, чем все кончится и как,
Медведь белугой выл, бедняк.
 

Называлось это стихотворение «Баллада о белуге».

Чтобы начать думать, он, как делают это многие ребята, принялся грызть карандаш. Но мысли в голову не приходили. Может быть, надо грызть гусиное перо или хотя бы перо какой-нибудь другой птицы? Может быть, в этом секрет вдохновения?.. Иршат встал, походил по лесу, нашел перо сойки, погрыз его.

Но и это не помогло.

«Ну ничего, – подумал он, – в следующий раз».

Авария

Плавание на плоту дает ни с чем не сравнимые ощущения.

Можно всю дорогу смотреть по сторонам, не обращая внимания на воду, не то что в лодке, где надо грести, поворачивать руль, то есть отвлекаться от чудесных пейзажей, которыми так богаты берега Караидели. А ведь если оторвать глаза от воды и долго смотреть на выстроившиеся в ряд и сменяющие друг друга горы, покажется, будто вершины вместе с покрывающими их соснами, огромные каменные глыбы и скалы – все словно движется тебе навстречу. И если закрыть глаза, долго еще не исчезнет эта прекрасная картина.

А ночью… Ночью кажется, что движутся тебе навстречу даже звезды.

Освободившись от весел, наблюдаешь, как впадают в Караидель малые реки. Вот Урюш, например. Красивая речушка. И своенравная. Появляется она внезапно. Сперва ее не видно, но вот уж рассекла надвое могучую скалу и, норовя ворваться в Караидель, идет некоторое время рядом с нею, словно дразня могучую реку.

А величавая Караидель внимания не обращает на этакие детские шалости малой речушки. Как подобает взрослой реке, занята она своим делом – знай катит свои волны вперед и вперед да честно трудится, никого не страшится и, как бы между делом, вбирает в себя расшумевшуюся малышку.

…Позади остался дебаркадер с надписью: «Урюш». Значит, миновали пристань и недалеко уж до Павловска, где должны плотогоны расформировать и сдать строителям свой бревенчатый полукорабль.

Не спали мальчишки-следопыты. Девочки – те давно уж уснули, а мальчишки сидели как завороженные и смотрели, словно желая навсегда запомнить безмолвные эти берега.

Волны катились яростно, точно хотелось им ускорить движение плота. Но тот, как всегда, плыл спокойно и медленно. Казалось, это бесит крутые волны; казалось, готовы они растерзать ленивый плот.

Короткая летняя ночь тянулась на плоту долго.

Горы. Они тоже звали плот к себе, но даже и их красота не привлекала его, не могла преодолеть его медлительность.

Но вот занесло плот совсем близко к берегу.

Крр-х!

Что это?

Плот резко остановился, и люди по инерции подались вперед, а Малик даже упал.

Головная часть плота наткнулась на какое-то препятствие, задние звенья, с силой ударившись о средние, вытолкнули их в сторону. В одно мгновение передняя часть оторвалась и пошла, пошла по воле волн и течения. А задние теперь уже поползли на средние.

На плоту поднялся шум.

Кричали все, но громче всех – Фатима:

– Лодки спасайте! Лодки!

Старшим дежурным был Иршат. Он прыгнул в одну из лодок и, перерезав веревку, которой она привязана была к плоту, погнал ее к берегу. Вторую лодку со всеми богатствами отряда и с его знаменем оседлал Юлай, третью – Асхат.

Быстро и умело работали плотогоны.

Вскоре были пригнаны к самому берегу и хвостовая, и головная части плота.

Начало светать. Плотогоны словно и не устали. Хотя это было нелегко, они взялись устанавливать звенья на свои места. Ребята и тут помогали как могли.

Фатима смотрела на своих озорников и не узнавала их.

Вдали показался Павловск.

Кладоискатели

Простившись с плотогонами, путешественники вышли на берег.

Фатима не решила еще, оставаться в Павловске или нет.

Вожатая пыталась угадать, понравится ли Павловск юным следопытам. Думалось ей поначалу, что не понравится. Строительство, конечно, важное, большое, но ведь разобраться во всем этом комплексе работ не под силу, пожалуй, и взрослому человеку, не то что детворе.

Кроме того, находиться на стройке небезопасно: того и гляди, угодишь в траншею или кирпич упадет… Впрочем, ребята редко чего-нибудь боятся. Тут уж больше боялась сама Фатима.

В конце концов вожатая пришла к выводу, что лучше всего совершить короткую экскурсию по стройке и отчалить.

Но, к ее удивлению, ребята пожелали задержаться в Павловске на несколько дней. И так как на этот раз она не стала перечить им, решение было принято именно такое.

Секрет оказался прост: их охватила страсть кладоискательства. Надо же было старому Юсуфу сказать им о каком-то найденном в Павловске кладе! Да еще эта записка в рукоятке ножа!..

Где-то рядом гудел и пыхтел бульдозер, с бычьим упрямством выравнивая грунт на своем пути.

Ребята пошли следом за ним.

Но Мидхату казалось это дело пустым. Он откололся от товарищей и увязался за землеройной машиной, прокладывавшей траншею для фундамента. Мальчик шел за ней деловито и важно, словно был уверен, что вот-вот обнаружит какой-нибудь невиданный клад. Но машина выплевывала все только глину да песок.

Однако Мидхат не отчаивался. Прихватив какую-то палку, он время от времени ворошил ею выбрасываемую земляную россыпь.

– Салям, джигит! – услышал он за своей спиной чей-то знакомый голос.

Это был бакенщик.

– Здравствуйте, Закирьян-агай! – вежливо ответил Мидхат, сразу вспомнивший, какую помощь оказал бакенщик ему и Иршату.

– Я приехал сюда, чтобы вернуть вам вашу лодку, – весело улыбнулся Закирьян.

– Вот это здорово! – воскликнул Мидхат. – А то нас так ругали…

– Ничего. Зато теперь похвалят. Разве можно оставлять лодку всяким проходимцам! Нельзя!

– Ребята! – закричал Мидхат. – Все сюда!

Не прошло и нескольких минут, как путешественники вместе с Закирьяном спустились к берегу и увидели угнанную лодку в целости и сохранности.

– Надолго сюда? – спросил Закирьян Фатиму.

Фатима пожала плечами:

– Ребятам здесь нравится, а я думаю…

– Побудем, побудем! – заныли ребята, боясь, что вожатая передумает.

– Ладно, побудем, – улыбнулась Фатима.

– А что здесь хорошего-то? – сказал Закирьян, словно стараясь поддержать вожатую. – Строек таких нынче мало ли? Увидите еще…

– Мы ищем клад! – выпалил Иршат.

– Кла-ад? – иронически прищурился Закирьян. – Ну, если клад, тогда стоит и вообще тут остаться. Дело серьезное!

– Не шутите, Закирьян-агай, – сказала Нафиса, – вот ведь нашли же здесь что-то год назад. Нам рассказывали.

– Чепуха! – уверенно и твердо произнес бакенщик. – Клад – это ветер в поле. Он может оказаться здесь и в любом другом месте. До свиданья! Желаю успеха!

Мидхата слова бакенщика огорчили: хотелось непременно сделать что-нибудь необычное, а с кладом, кажется, тоже не получится.

И когда ребята, позавтракав в столовой для рабочих, отправились купаться, Мидхат неожиданно заявил:

– Хотите, я переплыву Караидель?

– Не хотим, – сказала Нафиса.

Он собирался было обидеться, но Иршат сказал:

– Переплыви, покажи девчонкам, что такое настоящий мужчина. А то ведь они радовались, когда лодка пропала, а теперь, когда все в порядке, молчат.

– Давай, давай! – закричали мальчишки.

Мидхат нырнул, показался только метрах в пятнадцати от берега и поплыл уверенным брассом, довольно быстро и решительно, через широкую реку.

– Ну? Что? – Мальчики посмеивались над Нафисой.

– А я и не говорила, что он не сможет, – отбивалась Нафиса. – Просто не люблю хвастунов.

– Хвастун тот, кто говорит, а не делает, – заметил Иршат.

– А тот, кто делает, тоже должен быть скромным, – вступилась за подругу Айгуль.

– Эй, пионеры! – закричали с дебаркадера. – Кто там у вас поплыл так далеко?

– А что? – ответил вопросом на вопрос Иршат.

– Там водоворо-от! Туда нельзя!

Рабочий в высоких резиновых сапогах подбежал к ребятам.

– Земляные работы, понимаете? Течение кое-где курс меняет, водоворот получается. Опасно для жизни!

Ребята растерялись.

– Что же делать? – проговорила Нафиса.

– Крикнем ему хором! – предложил Иршат. – Три-четыре: Мидхат! Мидхат! Мидхат! Скорей об-ратно!

Но Мидхат не отзывался.

– Эх, погибнет парень! – покачал головою рабочий. – Жаль, плавать не умею…

В эту минуту словно из-под земли вырос на берегу Самбосаит. Он быстро разделся, бросил фуражку, куртку, брюки прямо на песок и бросился в воду. Поплыл. Несмотря на трагическую ситуацию, ребята невольно залюбовались им. Его загорелая спина мелькала, как быстроходная ракета.

Через несколько минут он возвратился на берег, таща под мышкой потерявшего сознание Мидхата.

– Спасибо, Заки-агай, – сказал Юлай и, подняв куртку Самбосаита, хотел было передать ее хозяину, но тут из кармана ее выскользнули часы и сверток, из которого полетели в разные стороны какие-то фотоснимки.

Юлай бросился собирать их и при этом не мог не обратить внимание на то, что на всех снимках было запечатлено в разных поворотах и ракурсах одно и то же лицо.

Что-то показалось Юлаю знакомым в этом лице. Но кто это, Юлай не знал.

– Спасибо и тебе, – улыбнулся Самбосаит, взял у Юлая снимки и сам поднял часы.

– Э-э-э! – пробормотал Мидхат и открыл глаза.

Первое, что он увидел, были часы, которые держал в руке Самбосаит.

– Это те самые! – воскликнул он.

– Что «те самые»? – спросил Самбосаит.

– Часы! Те самые, которые я видел в палатке.

– Я знаю, – сказал Самбосаит. – Не надо волноваться. Тебе нужен покой.

Базар в Красном Ключе

Пристань Красный Ключ славится своим базаром. Именно базаром, а не рынком. «Базар» – так издавна называют его. А ведь по существу это рынок, да еще какой!

Приезжают сюда не одни только местные жители: едут издалека, плывут с верховьев Караидели, а часто – из самой Уфы.

Бывает базар в Красном Ключе не каждый день, а раз в неделю, по пятницам.

Туристам нашим повезло: они попали в Красный Ключ как раз в базарный день.

Народу было видимо-невидимо, базар гудел.

– Фатима-апай, разрешите побродить по базару! – попросили ребята.

– Хорошо, – сказала Фатима. – Но ровно в два быть у лодок. Семечек не покупать! Сырую воду не пить!

– Зна-а-ем! – хором ответили ребята и в одно мгновение растворились в толпе.

Юлай и Иршат держались вместе.

Сперва они шли молча, им не хотелось разговаривать, потому что базар привлек их своим многообразием и пестротой.

Уютно и живописно сидели на дощатых скамьях розовощекие и добродушные молочницы. О, молочница в Красном Ключе – это не просто молочница! Кроме молока и кумыса, творога, сметаны и вкуснейшего домашнего сыра, торгует она еще и калеными семечками, огурцами разной степени посола, и, наконец, можно купить у здешней молочницы даже и рыбу – свежую и соленую, копченую и вяленую.

Это были дары Караидели.

Словно батальон, целиком состоящий из толстяков, выстроился ряд мешков с мукой.

А вот и живность – привязанные к телегам и столбам овцы и коровы, в деревянных клетках-загонах – птица, кролики, поросята…

Впрочем, кроме огромных рыбин, ничто не привлекло особого внимания Юлая и Иршата, и в самом деле, что они не видали муки и молока?

Не произвели на них впечатления и ряды, где продавались платья и вышивки, шали из козьего пуха, связанные искусными мастерицами.

Насмешил ребят продавец валенок и меховых шапок. Он то напяливал себе на голову шапку, которая была ему велика, то похлопывал валенком о валенок, то подмигивал проходившим мимо него покупателям.

Вдоволь наглядевшись на этого человека, который немного напоминал клоуна, ребята двинулись дальше.

Базар начинал уже надоедать им, как говорится, примелькался, но вдруг Иршат увидел в меховом ряду высокую фигуру одного их тех рыбаков, которые отняли у них лодку, возвращенную Закирьяном.

Иршат схватил Юлая за руку.

Рыбак торговал дорогими шкурами.

– Мех – первый сорт! – выкрикивал он весело и нахально, вертя перед носом покупателей красивой шкуркой.

– Где взял? – спросил кто-то.

– Где взял, там уже нет. Ты возьмешь здесь, здесь не будет!

А охота на соболей запрещена! – не унимался ехидный покупатель.

– Я товар тебе показываю, – нахмурился рыбак. – Нравится – бери, не нравится – проваливай! Не мешай людям. Кто-то купить хочет, кто-то продать, а тебе бы только языком трепать!

«Вот оно что, – пронеслось в голове у Иршата. – Мало того, что он мошенник, так еще и браконьер!»

Юлай удивленно смотрел на Иршата, но молчал.

Отведя его в сторону, Иршат все ему объяснил.

– В таком случае, надо немедленно сказать о нем Фатиме, – сделал вывод Юлай.

– Ты прав, но где ее сейчас найти?

Ребята отошли к забору и там увидели Мидхата.

– Э, Мидхат, скорей сюда! – позвал Иршат. – Ты знаешь, мы рыбака видели, того, ну…

– И я видел его! – ответил Мидхат. – Он белугой торгует.

– Белугой?

– Ну да.

– Так это ты, наверно, другого видел.

– Толстого.

– A-а! Ясно. А мы – длинного.

– Так, значит, они оба здесь промышляют!

– Скорее надо Фатиму найти!

– Пошли! Только давайте рассредоточимся, – предложил Юлай. – В разные стороны пойдем, тогда кто-нибудь из нас обязательно увидит Фатиму.

Так и сделали, «рассредоточились».

Мидхат, едва немного отдалился от своих друзей, натолкнулся на человека, который в последнее время просто-напросто не выходил у него из головы.

Это был не кто иной, как старик из палатки. Тот самый старик с бородкой, который все время ускользал и исчезал.

День необычайных встреч!..

Мидхат решил, что на этот раз во что бы то ни стало задержит проклятого старика. Но как? Ведь стоит отойти от него на шаг, и он скроется в толпе. А Мидхату нечего и думать о том, чтобы самому справиться со стариком. Старик он или не старик, а все-таки взрослый, а Мидхат хоть и молодой, да, пожалуй, слишком…

Однако произошло чудо.

В следующее мгновение Мидхат увидел Закирьяна.

С криком радости бросился он к бакенщику.

– Закирьян-агай, Закирьян-агай!.. – закричал он, но тут же спохватился: старик-то стоял совсем рядом и кричать было нельзя.

Нельзя было и говорить о старике в его присутствии.

– Который час? – спросил Мидхат не своим голосом, спросил только для того, чтобы что-то спросить. Чтобы старик не заподозрил, что Мидхат суетится потому, что хочет его задержать.

– Когда человек спрашивает, который час, – степенно отвечал бакенщик Закирьян, – он не должен так волноваться.

– Да… Но вы понимаете… Я опаздываю… Наши уже там… А я…

Закирьян улыбнулся и достал из нагрудного кармана часы с цепочкой.

– На моих часах марки «Павел Буре» без десяти два. Это значит, что сейчас именно столько. Ведь «Павел Буре» – это лучшие часы в мире. А мой «Павел Буре» – самый лучший из всех «Павлов Буре». Понял? «Павел Буре».

Бакенщик говорил медленно, словно взвешивая каждое слово. Мидхат прямо-таки с ума сходил, а Закирьян не торопился выслушивать его.

– Закирьян-агай, я погиб! – наконец перебил он бакенщика. – Погиб, погиб…

– Что такое опять случилось?

– Опаздываю! Опаздываю! – громко прокричал Мидхат и, встав на цыпочки, прошептал на ухо бакенщику: – Закирьян-агай, очень вас прошу, ну очень-очень, я сейчас сбегаю… а вы, вы последите, пожалуйста, за тем вон стариком… Хорошо?.. Я вернусь через две минуты…

Закирьян ухмыльнулся, кивнул головой в знак согласия, и Мидхат убежал.

Но следить за стариком Закирьяну не пришлось. Тот сам подошел к бакенщику и вежливо обратился к нему:

– Может, и мне скажете, сколько на ваших часах?

– Пэ-эжалста, – радушно отвечал Закирьян. – Без девяти два.

– Спасибо, – поклонился старик и вдруг спросил: – А не продадите ли вы свои часы?

– Часы? Продавать? А зачем? – пожал плечами Закирьян.

– Видите ли… – наклонил голову старик. – Я часовщик. И очень люблю фирму «Павел Буре». Были у меня когда-то часы этой фирмы, да вот всякое в жизни бывает – потерял. А такие старинные часы в магазине не купишь. Разве что по случаю. Вы уж извините, что я к вам с таким предложением.

– Ничего, ничего, – важно ответил Закирьян. Ему понравилось то, что старик хорошо отозвался о его часах. Он снова достал их, оглядел старика с головы до ног и проговорил: – Эти часы дорогие. Оч-чень дорого стоят!

– А сколько вы за них взяли бы?

– Сколько я взял бы? О-о-о! У вас, пожалуй, столько никогда и не бывало.

– А все-таки?

– Двести рублей! – ляпнул Закирьян и сам испугался названной огромной суммы.

Старик не спеша взял часы в руки, положил их в свой карман, спокойно и уверенно достал пачку денег и, отсчитав, протянул ее Закирьяну.

– Получите. Двести.

Закирьян посмотрел на него, как на сумасшедшего.

Но старик бы на вид вполне нормальный человек.

На какое-то мгновение взгляды покупателя и продавца встретились. Что-то странное уловил Закирьян в этом спокойном, но цепком взгляде и, не выдержав его, отвернулся.

– Всего хорошего, – сказал старик, приподнимая тюбетейку.

– Да, – невпопад ответил Закирьян.

Старик повернулся и ушел.