Текст книги "Тайна Караидели"
Автор книги: Кирей Мэргэн
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Кирей Мэргэн
Тайна Караидели
Об авторе этой книги
Писатель Кирей Мэргэн (Ахняф Нуреевич Киреев) вырос на севере Башкирии, в лесной стороне, на границе республики с Пермской областью. Начальное образование он получил у своего отца, сельского учителя.
В конце двадцатых годов четырнадцатилетний Ахняф вместе со своими сверстниками, пятью мальчиками-пионерами, участвовал в лодочном походе по реке Караидели. Много увлекательного увидели юные путешественники на прекрасной реке. Но, своенравная, она доставила и им много хлопот и волнений. Поход этот оставил неизгладимое впечатление. А через несколько лет комсомолец Киреев, будучи уже корреспондентом республиканской молодежной газеты, отправился в новый поход – по следам легендарного рейда полководца гражданской войны Василия Константиновича Блюхера – по Уралу. Длинный и тяжкий путь героев-партизан пролегал по горам и лесам Башкирии. Именно впечатления этих двух походов, дух романтики и поисков послужили впоследствии толчком для написания повести «Тайна Караидели» (1972). В этой книге Кирей Мэргэн зовет и тебя, юный читатель, быть пытливым и смелым, не бояться дальних путей и дорог, познавать друзей, – искать свое место в жизни, мужество, стойкость, находчивость – таков девиз этой книги.
И под этим же девизом жил и работал сам писатель.
…Год 1932-й. По путевке комсомола приезжает он в степь под Уфой. Здесь начали воздвигаться корпуса мощного моторостроительного завода. Киреев – сотрудник редакции многотиражной газеты «Ударная стройка». Молодежь живет в бараках, ей нелегко. Но стройка растет. Растут и сами строители, а вместе с ними – и журналист Киреев. Вскоре его командируют в редакцию областной комсомольской газеты «Ленинсе» («Ленинец»).
В конце тридцатых годов в уфимских газетах и журналах появляются очерки и рассказы молодого писателя. В 1938 году выходит первая книга рассказов Кирея Мэргэна «Подарок». За ней следуют сборники рассказов «Поиск» и «Расторопный человек» – правдивые эпизоды из жизни людей колхозной деревни и нового города. Герои этих рассказов сразу полюбились читателям.
С первых дней творчества было у молодого писателя одно увлечение: любил он прислушиваться к народной речи, пословицам и поговоркам, загадкам и песням, сказаниям и легендам. Собирал и записывал образцы устного творчества. Этот интерес никогда не покидал писателя. Он объездил свою республику, соседние области Урала и Поволжья в поисках жемчужин народной поэзии. Впоследствии он стал крупным ученым-фольклористом, профессором Башкирского государственного университета.
Грозные годы Великой Отечественной войны Кирей Мэргэн встретил коммунистом, корреспондентом «Комсомольской правды». Не раз он ездил на фронт в башкирскую кавалерийскую дивизию. В очерках и рассказах, написанных по горячим следам боев, писатель рассказывал о героизме воинов-конников. На фронте родились его книги рассказов «Башкиры», «Джигиты», сборник «Военный фольклор», пьесы «Война» и «Моя семья».
Кирей Мэргэн всю жизнь учился. Он окончил Башкирский педагогический институт, затем – аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС в Москве. За ценный научный труд «Эпические памятники башкирского народа» писателю присуждена ученая степень доктора филологических наук.
За годы творческой работы издано едва ли не четыре десятка его книг. Среди них – роман о башкирских нефтяниках. «На склонах Нарыш-тау», повести «Беспокойное лето», «Гора Фирузы», драмы «Утро города», «Прерванная мелодия», многочисленные рассказы и научные монографии, путевые заметки, очерки и публицистика. Многие книги Мэргэна переведены на русский и другие языки народов СССР.
Непрестанный поиск – такова стихия писателя.
Гилемдар Рамазанов
Три друга
Вы никогда не были в ауле Тальгашлы? О-о, тогда вы ничего, ничего не знаете! Это сказочное место, чудесный уголок земли.
Вот майский вечер спустился на аул.
Затушеваны сумерками маленькие дворики, темно-зеленые ковры, что стелются перед каждым домом. Потихоньку журчит речушка Безымянная. Ей весело. Потому что весна. Ей тревожно. И тоже потому что весна.
Весна! Мне кажется иногда, что весною я куда-то лечу, лечу, как на крыльях или даже на воздушном корабле.
С шумом распахиваю окно, глубоко вдыхаю весенний воздух. Воздух Тальгашлы. Мне кажется, что нигде в мире нет такого воздуха. С чем его сравнить? Не с чем! Им надо просто-напросто подышать, нашим воздухом, только тогда поймешь, что он вкуснее кумыса, слаще шербета, душистее полевых цветов.
Воздух родного края, воздух родины, благословен ты во веки веков!
* * *
Ивовым прутиком подгоняет Гульнур утят и гусят. Если бы не она, не было бы их на свете. Это она попросила посадить гусыню и утку на яйца. И едва только вылупились пушистые комочки, девочка стала за ними ухаживать: кормить, поить и выгуливать, зорко следить, чтоб не унес коршун или ястреб.
Вперевалочку следом за гусыней и уткой вошли гусята и утята в хлев. Гульнур вздохнула. Вот уже неделю просит она своего брата Иршата устроить для малышей место, где они могли бы спать. Но этот Иршат… Что с ним такое случилось? Увлечен он чем-то, что ли? Только и слышишь от него: «Отстань, не до тебя!»
Доски есть. Да вот как их прикрепить одну к другой? А Иршата, наверно, как всегда, еще нет дома.
Но едва успев так подумать, Гульнур услышала шуршание соломы над головой и голос брата. Прислушалась. Кажется, Иршат на крыше. Ну да, точно. Разговаривает с кем-то. С кем?
Сквозь щель в крыше она увидела Иршата. Он был только в трусах и майке, и поэтому особенно заметна было его полнота. Рядом с ним – длинный Юлай с черными как смоль волосами, издали похожий на обгоревшую головешку, и плотный и ладный голубоглазый Сабит, известный всей школе сын уборщицы тети Фатхии, Фатхии-апай[1]1
Апа́й – вежливое, уважительное обращение к женщине, старшей по возрасту.
[Закрыть].
Гульнур притаилась и навострила уши. Даже закрыла глаза, чтобы лучше слышать. И услышала…
У девочки застучало в висках, сердце ее забилось. Скорее к маме! Она вбежала в дом. Никого. Позабыв о гусятах и утятах, которые еще только что казались самым главным в жизни, Гульнур во весь опор помчалась в больницу. Дежурной сестры на месте не оказалось, и поэтому она сразу побежала к маме.
– Мамочка, мама! – закричала она, вбегая в палату, где мама склонилась над больным. – Иршат уезжает!
– Тише, – сказала мама.
Она отошла от больного и, взяв Гульнур за руку, вышла с нею в коридор.
– Куда уезжает? Зачем?
– Я… я слышала… Они собираются в тайгу… Вот знаешь, знаешь, этот Юлай… Так вот, вместе с ним… И с Сабитом…
– Да успокойся, пожалуйста! Говори толком.
– Юлай говорит: «В тайге с тиграми будем сражаться». А Иршат говорит: «Незачем тащиться в тайгу, на Урале тоже интересно».
– Ну хорошо, – проговорила мама. – Успокойся и расскажи все по порядку.
– Что же еще рассказывать! – нетерпеливо сказала Гульнур. – Бежим скорее, а то Иршат уедет, и тигры съедят его за одну минуту!
Мать усадила девочку в коридоре около стола дежурной сестры, быстренько закончила дела, потом сияла белый халат и вместе с Гульнур вышла на улицу.
А было так.
Однажды Юлай прочитал в «Пионерской правде» маленькую заметку, в которой говорилось, что дальневосточные пионеры во время летних каникул собираются в поход по следам приамурских партизан гражданской войны.
Юлай задумался. Живут же люди! И неожиданно захотелось ему очутиться среди этих ребят, вместе с ними шагать по следам героев. «А что, если написать им письма?» Эта мысль Юлаю понравилась, и он решил немедленно взяться за дело в ближайшие дни.
Секрета не было в том никакого, и, разговаривая со старшей вожатой Фатимой об очередных делах своего отряда, Юлай поделился с нею своими мыслями.
– Ты прав, – сказала вожатая и положила руку мальчишке на плечо. – В самом деле, чем вы хуже тех ребят? Почему бы и вам не поговорить на сборе о таком интересном и полезном деле?
Юлай обрадовался.
И, не откладывая, написал дальневосточникам письмо на трех тетрадных листках.
Через две недели пришел ответ.
На конверте стояло имя председателя совета отряда Иршата, и он прежде всего прочел письмо сам.
Письмо было такое:
«Дорогие ребята!
Спасибо вам за добрые пожелания.
Мы обещаем вам подробно рассказать обо всем, что увидим во время нашего похода.
Вы тоже, наверно, куда-нибудь отправитесь летом. Мы слышали, что у вас в Башкирии происходило в годы гражданской войны много интересных событий. Просим и вас написать нам о ваших поисках и находках. Если не трудно, пришлите копии хотя бы самых важных документов. Мы тоже сделаем это.
С пионерским приветом —
пионеры села Вознесенского,
Приморского края».
Прежде чем читать письмо на сборе, Иршат показал его своим ближайшим друзьям, Юлаю и Сабиту.
– Что же мы ответим? – пожал плечами Сабит.
– Отвечать нечего, – хмыкнул Иршат. – Мы вроде бы никуда не собираемся. А сидя на месте, вряд ли документы раздобудешь. Под лежачий камень вода не течет.
– Так давайте и мы… – сказал Юлай. – Ну, хотя бы туда же, где были партизаны…
– А кто нас отпустит? – возразил Иршат.
– Хо-хо! Сама вожатая за нас! Все будет в порядке! – убежденно произнес Юлай.
– Если так, – закричал Сабит, – пройдем весь Урал! Зверьков наловим, птиц. Золото найдем. Ура!
Но Иршат недоверчиво покачал головой.
– Фатима-то, Фатима, – рассудительно заметил он, – но надо еще узнать, что скажут родители. Это ведь такие люди, что могут и не разрешить.
– Ничего, – успокоил его Юлай. – Фатима-апай договорится и с родителями, и с учителями. И тогда…
– Тогда, – сказал Сабит, – мы отправим на Дальний Восток такой ответ, что они ахнут!..
– Ладно, – перебил его Юлай. – Лишние слова – это так называемая болтовня. Сказано – сделано. Кто «за» – пусть поднимет руку. – И он первым поднял руку сам.
Сабит и Иршат тут же присоединились к нему.
С этой минуты они, собственно говоря, и почувствовали себя пусть небольшим, но сплоченным отрядом единомышленников.
Они долго еще не расходились и когда, сами того не замечая, оказались на крыше, Гульнур подслушала их разговор и решила, что открыла тайну.
Ох эти девчонки, только и знают, что разводят панику!
Иршат пришел домой, уселся в свой угол и молча уткнулся в книжку.
Гульнур изо всех сил сдерживала себя, чтобы не высказаться, но ей не сиделось на месте, она подошла к брату и задела его локтем. Иршат дернул ее за косу.
– Ах, так! – обиделась Гульнур. – Ишь какой важный! Думаешь, я не знаю, о чем ты думаешь?..
– Ну-ка, ну-ка, расскажи, о чем я думаю! – засмеялся Иршат. – Гадалка ты, вот кто!
– Не дразни ее, – сказала мать. – А что ты думаешь, об этом лучше расскажи сам. Кажется, ты куда-то собираешься? На Урал, что ли?
– На Урал? – переспросил Иршат с удивлением. – Ну да, на Урал. Конечно, на Урал! – продолжал он уверенно. – Наш отряд, наверно, пойдет в поход. А ты откуда узнала?
– Если вы соберетесь в поход, я дам тебе с собой компас и часы отца, – торжественно сказала Маги-апай, словно не слышала вопроса сына.
– Спасибо, мамочка! – Иршат подбежал к матери, крепко обнял ее и поцеловал.
Гульнур с удивлением посмотрела на мать.
Суды-пересуды
И все-таки три друга беспокоились не зря.
Никогда еще в ауле Тальгашлы не было столько шумных споров и разговоров.
Обычно тихий и спокойный, загудел он, словно улей.
А причиной всему были дети.
Дети! И они, оказывается, тоже могут внести беспокойство в жизнь целого аула с его солидными людьми, уважаемыми стариками и почтенными учителями, которые умеют оставаться спокойными и невозмутимыми даже в сложной обстановке.
О походе заговорили всюду: на улицах и в школе, на полевых станах и во всех домах.
Задавалось много вопросов. Но главными были два: куда и зачем?
– Дети – в поход? Это что еще за новости! Кому это нужно? Утонут! Сломают ноги! А есть что будут? Где возьмут? И вообще… что они там будут делать? Комаров кормить?
А в школе каждый учитель давал ребятам свои задания.
Лысый географ Нуриев и слышать не хотел о том, что может состояться какой бы то ни было поход без изучения топонимии, то есть названия сел, рек, гор и прочего. Ему так хотелось, чтобы уроки географии как бы продолжались и во время каникул! Ботаничка Людмила Ивановна требовала сдать к концу лета дюжину гербариев. Преподавательница литературы, по прозвищу Кюхля, заявила, что без сбора народных песен, частушек, пословиц и прочих произведений фольклора поход – не поход.
Учителей рассудил директор школы Рустам Мустафаевич, которого между собой ребята назвали Мустай Мустафаевич, что означало нечто вроде Вани Ивановича или Кости Константиновича.
– Гербарии, коллекции, частушки и даже топонимика – все это очень хорошо, – сказал он, – но это, как говорится, между делом. А вообще-то надо завести «Партизанскую книгу» и записывать в нее все, что известно о партизанах гражданской войны, воевавших в тех местах, по которым вы пройдете.
Это предложение ребятам понравилось больше всего, потому что они уже сами настроились быть следопытами.
– Когда доберетесь до Уфы, – говорил директор, – разыщите там Заки Бурхана Саитова. Он мастер спорта. Бывший ученик нашей школы. И, думаю, будет вам полезен.
В школе был в это время старый плотогон Юсуф-агай – пришел поговорить с учителями о своем внуке, которого с осени надо было отдать в первый класс.
Услышав речь директора, Юсуф-агай прямо-таки возмутился.
– Э! – сказал он. – И надо же такое придумать! Тащиться за тридевять земель, чтобы услышать рассказ о партизанах! Будто бы у нас в ауле нет людей, которые могут об этом рассказать!
Но директор успокоил старика и даже уговорил его подготовить четыре лодки для похода так, чтобы можно было крепить к ним брезентовый навес.
Однако, занимаясь усовершенствованием лодок, старик все время ворчал, что все-таки поход – затея несерьезная.
Двенадцать семиклассников из краеведческого кружка, которых решено было отпустить в поход, так как они заслужили поощрение своей активной работой в течение учебного года, слушали все эти разговоры не очень внимательно: их влекли дальние дороги, манила неизвестность, им нравилось само по себе слово «поход», в котором была романтика.
Вожатая Фатима была человеком деловым. И поэтому вместо долгих рассуждений она запаслась книгами, инструкциями о походах, думала о снаряжении и обо всех прочих мелочах, без которых нет и не может быть никакого большого дела.
Первый день и первая ночь
Холмы и леса. Леса и холмы. А меж ними – река, красавица Караидель, стремительная и проворная, веселая и лукавая, словно озорная девчонка.
Сверху, подгоняемые течением, плывут и плывут откуда-то издалека баржи с хлебом и рыбой, тянутся длиннющие, едва ли не километровые, плоты.
И маленькие пионерские лодочки тоже плывут по стремительной Караидели.
К полудню становится жарко.
– Сворачиваем к мысу, короткий привал! – командует Фатима.
Лодки утыкаются носом в песок. Мгновенно соскочив с них, ребята подхватывают цепи и привязывают лодки к прибрежной черемухе. Лодки на привязи. Им остается только покачиваться на волнах.
Искупавшись, мальчики и девочки решают до ужина перекусить. Они развязывают свои вещевые мешки и угощают друг друга всякой всячиной – ведь родители каждому положили разные вкусные вещи. Тут и печенье из душистого домашнего теста, и копченая баранина, и гусятина, и пироги, и удивительно вкусный сухой сыр-курут.
Едят быстро, по-деловому.
И – снова в путь.
Незаметно спускаются сумерки. Поднимается и ложится на реку сизый туман.
Второй раз причаливают путешественники, чтобы отдохнуть. Разводят костер. Со всех сторон летят на пламя пестрые бабочки. На прочных перекладинах висят ведра – кипит, бурлит пионерский походный ужин.
Что за наслаждение пить чай, черпая его кружкой из ведра, тронутого подпалиной черной копоти!
Вечерний воздух наполняется ароматом еды, который смешивается с запахом травы и пылающих дров.
И вот уже раскинуты палатки, в них постелена свежая трава, разбросаны ветки.
Ох, сладок будет нынче сон! Разве что надо еще выкурить назойливых комаров.
Настал час отдыха. Отбой. Двое мальчиков – Иршат и Юлай – остались дежурить, охранять покой товарищей. Они встали под раскидистый дуб, зорко смотрят вокруг, и каждый молча думает о своем.
Небо ясное, прозрачное, звезды хочется достать рукой. Ни ветерка. Тихо-тихо.
В правом кармане Иршата – электрический фонарик, в правой руке – толстая суковатая палка. В нагрудном кармане – отцовские часы со светящимся циферблатом, на руке – отцовский компас. Часы и компас дала мать. Мама, мама, какая же ты умница – сразу поняла, что не надо возражать против похода, даже помогла! А ведь у Юлая, например, было не так. Его бы не пустили, если бы не заступился отец. А мама Асхата пришла в школу и просто-напросто потребовала, чтобы ее сын летом оставался с нею. Ох и пожалеет же она об этом, когда следопыты вернутся с богатыми трофеями, – разыщут такие вещи и документы, которых до сих пор никто не видал! Даже Мидхат оказался дальновиднее ее. Когда совет отряда постановил не брать его в поход за нежелание помогать отстающим, Мидхат поднял шум, засуетился, даже, говорят, всплакнул, разговаривая с Фатимой. И в конце концов добился своего – стал участником похода.
Вспоминая все эти подробности, Иршат тихонько напевал песенку, одну из тех, которые придумал сам. Он ведь сочинял стихи, ну, а мелодии к ним брал известные.
– На посту петь нельзя, – сказал Юлай.
– А ты не разговаривай на посту, – сказал Иршат.
Сказал – и пожалел об этом. Теперь даже поговорить с другом не удастся.
Пришлось снова предаться воспоминаниям. Вспомнил, как тальгашлинцы провожали отряд. Получился настоящий праздник.
На берегу Караидели устроили сбор. Собрались все школьники, родители, учителя. И даже было много людей, которые не имели к походу никакого отношения.
Ребята выступили со своей самодеятельностью, пели песни, читали стихи, танцевали.
Потом хором спели знаменитую партизанскую песню:
Наливалися знамена
Кумачом последних ран,
Шли лихие эскадроны
Приамурских партизан.
…Где-то рядом звякнула железная цепь.
Иршат насторожился, напряг зрение. Но что можно увидеть в темноте? Запустил руку в карман, чтобы вытащить фонарик, но в ту же секунду услышал, как чьи-то весла ударили по воде.
– Юлай! – зашептал он. – Юлай! Кто-то плывет по реке!
– Где? Кто? – спросил Юлай.
В несколько прыжков часовые оказались на крутом берегу, нависшем над самой Караиделью.
– Лодка! – прошептал Иршат. – Видишь?
– Вижу! – ответил Юлай.
Сердце Иршата застучало, заколотилось в груди.
Кто же это и зачем в лодке сейчас, среди ночи?
Что делать? Кричать? Поднять всех по тревоге? А не поднимут ли на смех? И все-таки надо остановить незнакомца.
И Юлай поднялся во весь рост и закричал:
– Стой! Кто идет?
– По воде не ходят, – ответил из лодки спокойный и насмешливый мужской голос.
Юлаю стало не по себе. Тоже часовой выискался! Пристал к человеку. Он ведь в лагерь не идет, какое же дело до него Юлаю? Мальчику даже жарко стало.
– Кто такой? – закричал Юлай.
– А вы кто такие? – расхохотались на лодке, и эхо разнеслось по реке. – А-ха-ха! Мальчики с пальчик! Сколько вас? Одним пальцем подниму? А?
– Кто вы такой? Отвечайте! – не унимался Юлай.
– Хотите познакомиться? А-ха-ха! Тогда спускайтесь сюда, эге?
Юлай пересилил себя, спустился с берега и зашагал к лодке. Иршат последовал за ним.
Незнакомец причалил к берегу, выпрыгнул из лодки.
– Ну, мальчики, ну, пальчики, подходи! Давно ли родились на свет божий?
– Мы спрашиваем вас официально, кто вы такой? – сердито проговорил Юлай.
– Официально? Так, значит, вы из милиции?
– Кто мы – это неважно, – сказал Иршат.
– В таком случае, неважно, кто и я. Что же это вы так грубо со старшими разговариваете? Ай-вай-вай! У вас тут лагерь, да?
Иршат прямо-таки в толк не мог взять, как же вести себя дальше. Похоже, попали они с Юлаем в глупое положение.
Но незнакомец сам помог уладить недоразумение.
– Ладно уж, выдам вам военную тайну, – все с той же насмешкой в голосе сказал он. – Я бакенщик. Теперь довольны? Здесь мой участок. Захочу – на своем участке реку остановлю, захочу – заставлю течь в обратную сторону. А вы раскричались: кто да кто. Чай есть у вас? Может, угостите ночного гостя?
Не прошло и пяти минут, как «нарушитель» сидел рядом с часовыми у небольшого костра.
Бакенщик Закирьян
Разговаривали вполголоса, чтобы не разбудить ребят.
Чай закипел. Угостили бакенщика. Он много пил и много говорил, почесывая свою черную бородку, рассказывал всякие веселые истории, так что время прошло незаметно.
Небо над вершинами холмов стало из черного серым, потом заалело. Серо-алая полоса завладела и горизонтом, стала шириться, расти. Наконец из-за окоема показалось солнце.
Наступило утро.
Иршат глянул на отцовские часы. Было всего шесть. Будить ребят было рано.
– Здесь лагерь ваш будет или дальше отправитесь? – спросил бакенщик.
– Поход у нас, – ответил Иршат. – Тальгашлы – Уфа.
– Жалко, – покачал головою бакенщик. – Я бы вас тут поводил по хорошим местам, и вообще, если что помочь, то я здесь как-никак человек не последний. Может быть, надумаете что, так знайте: к Закирьяну запросто всегда можно прийти и попросить. Сделаю все, что смогу.
– Спасибо, – сказал Иршат. – Но нам как будто ничего не нужно.
Бакенщик вспотел от чая.
– Вы шапку бы сняли, – посоветовал Иршат, – а то жарко.
Но Закирьян только улыбнулся:
– Ничего, я человек привычный. В полной форме и днем, и ночью.
– А почему вы ночью не спите? – спросил Юлай.
– О! Работа такая. Мало ли что – браконьеры или другие незваные гости могут по участку бродить. Вот ведь вы даже меня самого в чем-то заподозрили.
– А давно вы тут работаете? – спросил Иршат, чтобы замять неловкость.
– Я? Я всю сознательную жизнь на воде. С пятнадцати лет. Сперва на катере кочегаром был. Вернее, сперва помощником кочегара. Потом перешел на большой пароход. По Каме плавал, по Волге, оттуда на Каспий попал. До лоцмана дослужился. Гражданская началась – стал красноармейцем. Воевал. В ногу ранило. Контузило. Очухался, на Каспий вернулся, теперь уж старшим лоцманом поставили. Не так-то просто с покалеченной ногой работать было. Да ничего, справился. Деньжонок поднакопил, приехал сюда, здесь приземлился. Дом построил, пенсию получаю. Все бы хорошо, да опять война – ну, в сорок первом-то. Сразу в военкомат, а там не берут – инвалид ведь. Тогда я телеграмму народному комиссару (теперь министром называется). Жалобу. Ну, меня бакенщиком и назначили. Раз, мол, солдат – служи, но только в тылу, поскольку нога. Вот и трублю с тех пор. Вроде бы не обижаются на мою работу. За всю войну ни одного происшествия не было. Ну, а сейчас, как говорится, сам бог велел, чтобы все было в порядке.
Иршат потупился. А Юлай нисколько не смутился. Он прямо смотрел на бакенщика, словно не он, Юлай, а кто-то другой кричал на этого заслуженного пожилого человека.
– А где вы живете? – спросил Юлай.
– Километров пять отсюда. А если разобраться по существу, так дом мой – вот он, – и он кивнул туда, где стояла лодка.
Вышла из своей палатки Фатима.
– Через пятнадцать минут подъем! – предупредила она Юлая. – Здравствуйте! – весело сказала бакенщику, и Юлай снова подумал, что незачем было бросаться на человека.
– Здравствуйте, девушка, – приветливо отвечал бакенщик, – здравствуйте и до свиданья. Мне пора.
– Подождите, посидите, пожалуйста, с нами, – быстро заговорила Фатима, – я с ребятами вас познакомлю. Может, расскажете нам что-нибудь. Может, вы знаете что-нибудь интересное о партизанах гражданской войны… О походе Блюхера… Не знаете?
– Не знаю? Как не знать, – улыбнулся бакенщик. – Да только если рассказывать все, что знаю, так три дня и три ночи потребуется.
– Прекрасно! – обрадовалась Фатима. – Вы бы нам рассказали, а мы бы все записали! Вы, наверно, сами бывший партизан?
– Да. Только не здесь партизанил, а на Волге и на Каспии.
– Но и о здешних боях, наверно, слышали?
– Слышал, конечно… Мои товарищи здесь воевали.
– И про Блюхера тоже?
– Да. Блюхер действовал южнее этих мест, ниже Красного Яра. Когда через Караидель переправлялся, много здешних жителей за ним пошло.
– А про Карабаша не слыхали? – спросил Юлай, который вспомнил рассказ деда Юсуфа.
– Карабаш? – переспросил бакенщик. – Какой Карабаш?
– Он здесь с бандой своей ходил, грабил и убивал крестьян, выдавал партизан врагам, вешал, расстреливал.
– Нет, не знаю, не слышал. Но думаю, что нет его в живых. Таких, как он, давно осудили. Или, может быть, сбежал он за границу. – Бакенщик немного задумался и добавил: – По-моему, вам, пионерам, надо интересоваться не такими, как этот самый Карабаш, а героями. Вот Блюхер, например. Ну, а пока – до встречи! – И Закирьян пошел к лодке.
Только тут заметил Юлай, как сильно он хромает. И Юлаю стало стыдно за то, что они с Иршатом так грубо разговаривали с бакенщиком ночью.
Спустя минуту лесная опушка огласилась веселыми голосами ребят. Одни выскакивали из палаток с полотенцами и бежали к реке, а другие занялись завтраком – возились у костра.