Текст книги "Мышь, которая зарычала. Антология"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Генри Каттнер,Роберт Франклин Янг,Бертрам Чандлер,Уильям Макгиверн,Дж. Макинтош,Кэтрин Мур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

21

Герцогиня Глориана XII взяла велосипед и поехала по дороге, бегущей вдоль подножия горы, через лес к коттеджу Талли Баскомба.

Раньше ее очень возбуждало увеличение скорости по мере того, как дорога начинала спускаться в долину. Но сегодня ей хотелось, чтобы велосипед ехал помедленнее. Она пыталась заставить его двигаться черепашьим шагом, но он ее не слушался.

Потом Глориана подумала, что было бы хорошо наткнуться на какой-нибудь камень или корень, упасть и недели две-три полежать в постели. Но ничто не помешало велосипеду продолжить путь.

После разговора с князем Глориану беспокоило многое, но больше всего ее мучило то, что она не знала, как начать разговор с Талли. Она продумывала сотни вариантов от официального: «Мы приказываем вам, как верному подданному, жениться на нас!» до самого обычного: «Вы бы не хотели на мне жениться?» Но все варианты казались ей ужасными.

Еще труднее было решить, какую сделать прическу, чтобы произвести наиболее благоприятное впечатление. Оставить волосы распущенными по плечам, как она всегда и делала, или уложить их валиком на шее? Или лучше зачесать их наверх? В женских журналах предлагались различные прически, но ни одна из них не была предусмотрена именно для такого случая.

А что делать с лицом? Обычно Глориана не красилась, но ей показалось, что в такой день это сделать необходимо. Накрасив все, что только было возможно, герцогиня себе не понравилась и тут же принялась смывать краску. Румяна и губная помада поддались легко, но вот тушь для ресниц отчаянно сопротивлялась и нарисовала ей такие синяки под глазами, будто она провела бессонную ночь, что было недалеко от истины.

Тут же возникла проблема с туалетом. Ситчик, твидовый костюм или нарядное платье? С кем посоветоваться? В конце концов она остановила свой выбор на твидовой юбке и водолазке.

Когда Глориана наконец подъехала к коттеджу, она была так взволнована, что долго не могла слезть с велосипеда и подойти к двери. Сердце ее отчаянно колотилось, ей было трудно дышать. Но когда дверь отворил не Талли, а его отец, Пирс, волнение сразу улетучилось.

– Входите, ваша светлость, – сказал он глубоким, мягким голосом. – Мы не видели вас со времени конференции «Двадцатки малюток». Вас, наверное, очень утомили все эти события?

– Немножко, – призналась Глориана.

– Не позволяйте им все взваливать на ваши плечи, – посоветовал Пирс. – Присаживайтесь. Я налью вам стаканчик «Пино».

Он взял с полки бутылку и два бокала, налил в каждый немного вина и подал один из них герцогине.

Глориана разглядывала свой бокал, а Пирс смотрел на нее тем прямым пронзительным взглядом, который унаследовал от него Талли.

– Ваша светлость, почему бы вам не рассказать мне, что вы задумали и почему приехали к нам? – сказал Пирс. – Расскажите и покончим с этим делом.

– Ну… Я думала увидеться с Талли, – ответила Глориана.

– Талли в лесу, но, думаю, минут через двадцать он вернется.

– Мне нужно кое-что ему сказать.

– Мне лучше уйти, когда Талли вернется?

– Нет, нет! Это касается и вас.

– Да?

Наступило молчание.

– Мистер Баскомб, – неожиданно сказала Глориана, – как мой папа сделал предложение моей маме?

– Ну, я там не был, но это не важно, потому что я много об этом слышал. Случилось это в день ежегодного соревнования по стрельбе из лука, в котором участвовала и ваша мама. Она так успешно выступила, что в финале должна была сразиться с вашим отцом. Конечно, ваш отец и прежде встречался с вашей мамой, потому что в Великом Фенвике все знают друг друга, но он не был ей представлен. Так вот, ваш отец был совершенно уверен в победе. Его стрела попала точно в центр мишени. Однако стрела, посланная вашей мамой, расщепила стрелу вашего папы, и, в соответствии с условиями соревнований, ваша мама получила приз – серебряную стрелу. Когда она получила свой приз, ваш папа встал с трона, подошел к вашей маме, поднял ее над собой и закричал во весь голос: «Глориана выиграла один приз, а я получил два! Я хочу объявить всем вам, что женюсь на ней!» Вот так это и было.

– Думаю, мне не удастся поднять Талли, – словно про себя пробормотала Глориана.

Если Пирс это и услышал, то виду он не подал, но по его глазам было ясно, что он все понимает.

– Мистер Баскомб, пожалуйста, не сочтите меня бестактной, но расскажите, а как вы сами делали предложение миссис Баскомб?

– Сказать по правде, это не я, а она сделала мне предложение, – с улыбкой ответил Пирс.

– А как, как именно она это сделала? – быстро спросила Глориана.

– Всех деталей мне сейчас не вспомнить. Я тогда как раз писал свою первую книгу. Я, конечно, уже любил миссис Баскомб, но еще не осознавал этого. Именно в это время у меня возникли трудности с малиновками, я не знал точно, как долго они насиживают яйца. А у меня есть такая привычка – если в процессе написания книги возникают трудности, надо пройтись по лесу, и проблемы разрешатся сами собой. Вот я и решил пройтись, зайти к отцу Элизабет и поболтать с ним. Мы с ним поговорили о каких-то пустяках, а потом он сказал: «Кстати, Пирс, недавно моя дочка спросила, не возражаю ли я против того, чтобы стать твоим тестем. Я выразил полное согласие, полагая, что это совпадает и с твоими желаниями». Я не сразу сообразил, о чем это он говорит, и бедняге пришлось дважды повторить эту фразу, прежде чем я ухватил ее смысл. Тогда я обрадовался, в самом деле… Так обрадовался, что поцеловал его и пожал руку его дочке…

Пирс так расхохотался, что у него даже покатились слезы. А когда он принялся вытирать глаза, в дом вошел Талли.

Талли отворил дверь плечом, увидел Глориану и слегка смутился.

– Заходи-ка, сынок, – сказал Пирс. – Вот Глориана пришла с тобой повидаться.

– О! – произнес Талли и встал у камина, облокотившись о каминную полку.

Глориана была в полной растерянности. Она не знала, как начать, что сказать, как объяснить причину своего визита. Ей хотелось выбежать из комнаты, и она была близка к тому, чтобы совершить этот поступок.

И тогда Талли мягко сказал:

– Если вы, ваша светлость, нуждаетесь в моих услугах, то, что бы это ни было, я готов вам служить. Только прикажите.

– Мне нужно обсудить с вами одно важное дело, которое вроде бы и государственное, но в то же время и личное, хотя все же оно скорее личное, чем государственное.

– В любом случае, – сказал Талли, – я употреблю все свои силы, чтобы вам помочь.

– Тут дело не в помощи, а в наших… совместных действиях…

– Совместных действиях?

– Да. Ну не точно так, а… – Она умоляюще посмотрела на Баскомба-старшего. – Мистер Баскомб, скажите же, скажите…

Пирс перевел взгляд с Глорианы на сына.

– Глориана хотела бы, чтобы я стал ее свекром. Вот так! Верно?

– Да, – прошептала Глориана.

– Кем-кем? – переспросил Талли.

– Ее свекром.

– Свекор! Но ты же мой отец!

– Точно. А ты – мой единственный сын.

Секунду Талли смотрел то на отца, то на герцогиню, то на отца, то на герцогиню, потом подошел к Глориане, взял ее за руки и поднял с кресла.

– Мой отец принимает ваше предложение с гордостью, а я – с благоговением.

22

Свадьба стала самым главным общественным событием года. К ней было привлечено внимание всего мира. Президент Соединенных Штатов, пренебрегая традициями, объявил о том, что лично будет присутствовать на свадьбе. Тут же премьер-министр Советского Союза сказал, что ничто не остановит его от лицезрения заключения этого союза.

Заявление было с радостью воспринято всеми западными странами и интерпретировалось как обещание более терпимого отношения к религии в Советском Союзе.

Премьер-министр Великобритании информировал палату общин, что ее величество королева также выразила намерение присутствовать на церемонии. В свою очередь, все двадцать «малюток» решили, что в Великом Фенвике их будут представлять не послы, а главы государств.

То, что на церемонии венчания будет присутствовать такое количество самых значительных персон со всего мира, очень взволновало Талли. Ведь в замке все еще хранилась квадиум-бомба.

– Если с бомбой что-нибудь случится, – озабоченно сказал Талли, – все страны мира лишатся своих лидеров.

– Это лучшая гарантия того, что с бомбой ничего не произойдет, – успокоила его Глориана.

В связи с трудностью размещения такого количества гостей было принято решение, что на церемонии будут присутствовать только главы государств. Однако президент Соединенных Штатов никогда и никуда не отправлялся без сопровождения секретных служб. Тогда было достигнуто соглашение о том, что секретные агенты, сопровождающие президента, будут одеты в такие же кольчуги, что и лучники Великого Фенвика, но в ножнах вместо мечей у них будут находиться пистолеты.

Охрану премьер-министра Советского Союза тоже одели в кольчуги, а охрана королевы Великобритании переоделась еще в Лондоне.

Венчание происходило в маленькой часовне, соединенной с главным залом замка. В часовне находились только главные герои церемонии. Однако гости могли видеть все, что там происходит, поскольку пол часовни был выше уровня пола главного зала на шесть ступеней каменной лестницы.

Обряд венчания начался вечером, как раз в то время, когда солнце стало опускаться за горы, образующие западную границу герцогства. По традиции Глориана и Талли были облачены в одежды четырнадцатого века. На герцогине была шляпа с небольшими полями. Накинутая на шляпу вуаль из тончайших кружев легкими волнами спускалась до пола и переходила в шлейф. Поверх платья из шелка цвета слоновой кости, затканного серебряными двуглавыми орлами, был накинут лазоревый плащ, скрепленный на груди тяжелыми золотыми цепочками.

Наряд Талли состоял из мягкого бархатного берета, парчовой куртки, плаща с затейливо расшитой каймой, коротких шелковых штанов и остроносых башмаков.

Когда князь Маунтджой торжественно ввел невесту в главный зал, мужской хор на галерее запел старинный гимн, а с другой галереи ему вторил хор мальчиков.

За Глорианой, шедшей медленным плавным шагом, следовали два пажа в белых шелковых костюмах. Они несли длинный шлейф невесты. За пажами торжественно выступали шесть дам в туалетах из желтого бархата.

Движение процессии было рассчитано так точно, что когда Глориана оказалась около алтаря, она попала в золото лучей заходящего солнца, именно в эту минуту осветившего невесту через узкое окно часовни.

Талли подошел к невесте, и они оба опустились на колени перед алтарем. Все голоса в зале умолкли, и наступила торжественная тишина.

Позже некоторые утверждали, что это был самый волнующий момент. Другие же говорили, что более сильное впечатление на них произвело нежное, но твердое «да» Глорианы, ее обещание любить мужа и заботиться о нем и обет Талли повиноваться, что деликатно подчеркивало разницу между правителем государства и консортом.

Когда жених и невеста получили благословение, зал взорвался приветственными криками. Князь Маунтджой первым поцеловал руку герцогини. Он сиял, это был его триумф! Он устроил этот союз!

Прежде чем новобрачные отправились в свадебное путешествие по столицам мира, доктор Кокнитц заручился разрешением герцогини на посещение подземелья, где хранилась квадиум-бомба. Но с одним ограничением. Он должен был спуститься в подземелье один.

Вернувшись к себе в комнату, доктор Кокнитц обратился к канарейке:

– Дикки, хочу тебе сказать, что эта маленькая страна образовалась в результате движения земной коры.

Канарейка чирикнула, и доктор Кокнитц в очередной раз убедился в высоком интеллекте своей птички.

– Да, Дикки, – продолжал доктор, – миллиарды лет назад сдвиги земной коры образовали эти высокие горы. Но если это случилось однажды, то может произойти и еще раз. Кроме того, на здешние горы могут повлиять аналогичные процессы в другом месте земного шара. Дикки, ты понимаешь, чем это грозит? Квадиум-бомба может взорваться. И тогда все наши попытки спасти этот мир от гибели окажутся бесполезными.

И доктор Кокнитц, оставив канарейку, отправился по винтовой лестнице, ведущей в подземелье, где лежала квадиум-бомба. Охрана, получившая приказ пропускать доктора Кокнитца (но только его одного!) отворила перед ним тяжелую дверь. Дверь скрипела и рычала.

На массивной каменной тумбе стоял свинцовый ящичек, покоящийся на толстой подушке из соломы. Доктор Кокнитц дождался, пока за ним захлопнется дверь, и только тогда подошел к бомбе. Фонарь, который дали ему охранники, он поставил на пол возле ног. Затем доктор протер очки. Руки его заметно дрожали.

Доктор Кокнитц вынул из ящика бомбу.

Может быть, потому, что он забыл, сколько она весит, может быть, потому, что фонарь давал слишком мало света и доктор не рассчитал расстояния до бомбы, а может быть, потому, что он слишком нервничал, но бомба выскользнула из рук доктора Кокнитца, мгновение покачалась на соломенной подстилке, а затем, пока доктор, парализованный ужасом, смотрел на нее, со стуком упала на каменный пол.

Ничего не случилось.

Изумленный Кокнитц осторожно подошел к бомбе, все еще с опаской поднял ее и вытащил из кармана перочинный ножичек. Через минуту передняя панель бомбы была открыта, и доктор заглянул внутрь.

– Так, – сказал он изумленно. – Сломалась! Заколка миссис Рейнер, которую я позаимствовал для того, чтобы сделать пружинку, была плохого качества, и потому мы спасены. Как жаль, что ни миссис Рейнер и ни одна живая душа на свете об этом не узнают!

Он установил панель на старое место, поднял фонарь и вышел из подземелья.

Когда он проходил мимо охранников, один из них спросил:

– Доктор, как там бомба? В хорошем состоянии?

– Она в замечательном состоянии, – заверил охранника доктор Кокнитц. – Она стала еще лучше, чем была.

Уильям Макгиверн
Монстры мистера Диттмана

Миссис Диттман злобно смотрела через стол и произносила стандартный текст покинутой жены:

– Полагаю, что я могла бы рассчитывать хоть на малую долю твоего внимания. Ты не способен оторваться от своего «Химического ежемесячника»!

Мистер Диттман тоже посмотрел через стол.

Точнее, оба мистера Диттмана посмотрели на жену одной головой, потому что на самом деле в мире существовали два мистера Диттмана. Один – разумный исследователь, второй – терпеливый страдалец. Разумный мистер Диттман был удивлен. Он не представлял себе, как кто-то, столь громоздкий, уродливый и потный, мог рассчитывать хоть на малую толику его внимания.

Если не считать зачарованности, с которой мистер Диттман наблюдал за движениями усиков миссис Диттман, он никогда не испытывал к ней интереса.

Мистер Диттман так и не понял, почему женился на Марте. Он сделал ей предложение в темной комнате. Эта мизансцена была тщательно продумана взволнованными родителями Марты, к тому же Диттману казалось, что в чай они подсыпали наркотик.

Но мистер Диттман встретил поражение со стойкостью настоящего спортсмена. По профессии он был бухгалтером, по призванию – химиком. Так что он выжил, совместив в себе терпеливость бухгалтера и любовь к лаборатории, которую устроил в подвале.

– Артур, почему ты мне не отвечаешь? – рявкнула миссис Марта Диттман, и тогда на сцену вышел второй мистер Диттман – терпеливый страдалец.

Он произнес:

– Прости, дорогая, но я отыскал здесь крайне любопытную формулу. И вкупе с материалом, который я почерпнул из астрологического пергамента…

– Ты еще не сжег эту ведьмину книжку? Я же велела тебе немедленно от нее отделаться. Там микробы!

– Дорогая, в этом пергаменте хранится важнейшая информация.

– Тогда я сама все сожгу! Вот спущусь в твою проклятую лабораторию…

– Дорогая, уверен, что ты никогда этого не сделаешь. Ты же знаешь, какое наслаждение я получаю от…

– Ты получаешь наслаждение, когда превращаешь меня в соломенную вдову при живом муже!

«Пожалуй, только надежда стать настоящей вдовой и удерживает тебя от того, чтобы обратиться в суд за разводом, – подумал рассудительный и трезвый мистер Диттман. – Я где-то слышал, что крайнее уродство служит основанием для освобождения от военной службы. А почему бы уродству не стать основанием для развода? Я бы рассказал судье, каково лежать в постели с такой…»

– Ты, похоже, собираешься всю ночь там просидеть?

– Пожалуй, я немного задержусь в лаборатории. У меня появились кое-какие идеи.

Миссис Диттман вспыхнула от негодования, а ее разумный муж подумал: «Ну, хоть бы ее характер не был таким уродливым, как внешность! Почему ее душа тоже снабжена усиками над верхней губой?»

Мистер Диттман поднялся из-за стола и улыбнулся жене, что уже само по себе было достижением. Затем он добавил:

– Я не задержусь, дорогая. Испытаю две смеси и спатеньки.

– Я тебя в покое не оставлю, – мрачно пообещала миссис Диттман.

И он знал, что в самом деле не оставит. Она будет каждые десять минут молотить в дверь, чтобы раздробить приятный вечер на несколько спокойных моментов, прерываемых стуком и воплями.

Оказавшись наконец за запертой дверью своей лаборатории, мистер Диттман почувствовал себя лучше. Перемена коснулась даже его внешности. Удовлетворенная улыбка разгладила морщины на челе и паутинки в уголках глаз, возникшие от вечного ожидания внезапно увидеть Марту и получить удар по глазному нерву.

Даже брыли подобрались – ведь кожа на щеках обвисла под тяжестью постоянной покорности.

Он сделал несколько бодрых шагов, но потом колени дрогнули и подогнулись – Диттман вспомнил, сколько лет еще придется прожить рядом с Мартой.

Артур весело принялся за работу. Любовь к работе выражалась в том, что он оживленно беседовал сам с собой:

– Никак не пойму, почему они изъяли из формулы каталитический элемент. Может быть, именно этого они не могли сформулировать в 1281 году? Ну и давно же это было! Так-так… что же теперь? Надо растереть уши летучей мыши. Наверное, синтетический заменитель будет не хуже. А почему бы формуле не согласиться на дигиталис и аспирин вместо всеми забытой чуши? В конце концов, не так важно, что мы сюда вкладываем – важен принцип!

Оживленно беседуя с самим собой, Артур смешивал ингредиенты формулы, которая казалась его предкам дьявольскими знаками. Предки любили облекать обычные химические соединения в одежды романтического вздора.

Наконец Артур был готов завершить эксперимент.

Он натянул резиновые перчатки, отвернулся от лабораторного стола и всыпал в реторту последний ингредиент.

Миновало тридцать секунд.

Казалось, реторта с подозрением принюхивается к смеси, которой была наполнена. Затем жидкость в ней отвратительно забулькала и устремилась вверх. Реторта вела себя, как человек, обнаруживший устрицу в сливочном торте.

Комнату немедленно заволокло густым дымом. Дым был белым и слегка вонял – то есть вел себя соответственно рассказам специалистов, которым приходилось видеть его прежде или читать о нем в старинных фолиантах.

Артур Диттман отпрыгнул в угол и принялся тереть кулаками слезящиеся глаза. Это ему не помогло. Резиновые перчатки оказались смазанными чем-то едким, отчего слезы полились ручьем.

И тут мягкий, вежливый голос произнес:

– Привет.

Артур смог открыть глаза, но дым еще не рассеялся, и потому он никого не увидел. Из врожденной вежливости он тоже произнес:

– Привет.

– Вы расстроены, – продолжал голос. – Вы только что плакали.

– Клянусь вам, причина тому – вполне химическая и не имеет ничего общего с моими эмоциями.

– Но ведь эмоции так тесно переплетены с химией, а она, в свою очередь, с биологией… – настаивал голос.

– Полагаю, вы правы, но… – Глаза Артура снова начали функционировать, и он смог различить некий крупный сгусток материи возле бунзеновской горелки. Тогда он сказал: – Простите, я не услышал, как вы вошли.

– Ах, мне казалось, что вы знаете. Ведь именно вашими усилиями объясняется мое присутствие в этом помещении.

И тут в дверь громко постучали, а затем раздался резкий голос Марты:

– Артур, ты опять хочешь весь дом провонять! Что бы ты там ни делал – немедленно прекрати!

– Прости, дорогая, но эксперимент только что завершился.

– И очень успешно завершился, – тихо добавил вежливый голос.

– Что ты там бормочешь? – живо заинтересовалась Марта.

– Я сказал, что эксперимент удался.

– Мне плевать, удался он или нет! Немедленно прекрати!

– Марта, может, тебе стоило бы заглянуть сюда и убедиться…

– Заглянуть? Ты хочешь затащить меня в эту вонючую дыру?

– Нет, у меня и в мыслях не было ничего подобного…

– Проветри помещение и отправляйся спать!

– И кто же это был? – спросил вежливый голос, после того как шаги Марты затихли наверху.

– Это моя жена. Она не разделяет моих увлечений.

– А я, наоборот, разделяю, – сказал голос. – Я впервые осознаю, что такое свобода.

– В самом деле? Что ж, я очень рад.

Комната окончательно проветрилась, и глаза Артура начали функционировать нормально. Даже слишком нормально. Видение материализовалось совсем близко. Ничего подобного ему в жизни видеть не приходилось.

Всю одежду лохматого существа составлял махонький передничек. Само же оно было сооружено из частей, весьма различных по масштабу. Руки, ноги, торс и голова были собраны на фабрике игрушек в самом конце рабочего дня, когда сборщики уже не могут оторвать взгляд от часов – скоро ли можно идти домой? Наверняка те же мысли владели и инспектором по качеству, поэтому он не обратил внимания на конечный результат труда вверенной ему фабрики.

Но мистер Диттман был крайне деликатным человеком и, собравшись с духом, сделал вид, что ничего не произошло.

Но существо оказалось наблюдательным. Оно произнесло:

– Я вам не нравлюсь.

– Я… Совсем наоборот! Я просто не ожидал… А вы кто будете? Джинн?

– Вы хотите спросить, могу ли я выполнить ваше желание?

– Обычно такие, как вы, способны на три желания.

– Простите, пожалуйста, но на самом деле мы ничего такого не умеем. Вся беда идет от сказочников. Они же всего-навсего люди и им хочется чего-то сладенького. Вот они и раскрашивают действительность в дикие цвета. – Голос монстра задрожал, и он добавил: – Если быть до конца откровенными, мы вообще ни на что не годны.

Мистер Диттман был в первую очередь исследователем, привыкшим к самым неожиданным реакциям и результатам опытов. Поэтому он подошел к существу поближе, присмотрелся и спросил:

– Это у вас, простите, лицо?

– Разумеется, лицо. А разве лица бывают на другом месте?

«Существо имеет свои привлекательные черты», – подумал Артур. Жабры вокруг ушей были нежно-розового цвета, а зрачки привлекали особенным лавандовым оттенком.

– Не представляю, как мне удалось добиться…

– Может, это вас и удивит, но главным веществом в формуле, которую вы употребили, был этиловый спирт, – сообщило существо.

– Не может быть! Вы меня удивляете.

– Мне повезло, что я материализуюсь в присутствии настоящего ученого, – сказало существо.

– Я не более чем любитель, – скромно возразил Артур. Но покраснел от удовольствия.

– Назовем вас человеком с научным подходом к действительности. Чаще всего люди, которым удается нас вызвать, впадают в истерику или теряют сознание. Некоторые визжат, другие лезут под кровать, а третьи карабкаются на стену.

Артур удивился.

– А почему они себя так ведут? – спросил он.

– Лишь немногие подозревают, что они создали. Хотя я не понимаю, чего еще они могут ожидать?

– Но если основой формулы является алкоголь, – заметил Артур, – значит, вам неважно, когда и где эта формула составлена?

– Совершенно безразлично.

– Значит, порой ваш господин оказывается далеко не в форме?

– Чаще всего он бывает пьяным, как свинья.

– Значит, вы не правы, утверждая, что пользы от вас нет никакой. Вы же становитесь доказательством вреда пьянства.

– Может быть, – пожало плечами существо. – Но, честно говоря, работа наша безрадостна и неблагодарна. Мы становимся причиной страха, а в лучшем случае вызываем насмешки и издевательства. А нам так нужно человеческое тепло и понимание! Как плохо, когда тебя не понимают!

– А много вас таких?

– Хватает. Мы являемся людям по очереди. И каждый раз надеемся на невозможное – на хозяина, который при виде тебя не кинется в окно, не грохнется в обморок и не станет звонить в полицию.

– Надеюсь, – сказал Артур, – что вам наконец-то повезло. Давайте посидим, поболтаем. Вы расскажете мне о вашем мире…

В дверь принялись молотить, а затем снова раздался голос Марты:

– Артур! Признайся, у тебя там женщина?

От звука голоса жены Артура передернуло.

Чудовище спросило:

– А это кто?

– Это снова моя жена.

– Артур, отвечай немедленно!

Мистер Диттман виновато посмотрел на гостя.

– Простите, – спросил он, – а вы кто будете? Самец или самка? То есть… леди?

Розовые жабры потемнели.

– Ну конечно! Меня зовут Элизабет. Я это имя сама для себя выбрала.

Артур кивнул и обратился к двери.

– Я занят, моя дорогая. Если бы ты пришла чуть попозже…

Возмущенный рев Марты мог бы сорвать дверь с петель, но этого не произошло, потому что прежде она ударила в дверь всей своей тушей. Дверь упала в лабораторию, и по ней, как по щиту, прошла миссис Диттман.

Оказавшись в лаборатории, Марта сделала два шага и замерла.

Затем из ее горла вырвался басовитый вопль, и она рухнула на пол в глубоком обмороке.

Артур кинулся к ней.

Но тут другой, не менее басовитый вопль настиг его сзади.

Он обернулся.

Элизабет вытянулась на полу, потеряв сознание от страха.

Артур пребывал в полной растерянности.

Конечно, он был предан Марте, но, как ученый, чувствовал ответственность перед той, что лежала сзади.

Поколебавшись, он все же опустился на колени перед джинном. Элизабет была страшно бледна. Видно, ее реакция на появление чего-то ужасного не отличалась от человеческой.

Но внутренние ресурсы ее организма были куда больше, чем у людей, так что она открыла глаза меньше чем через минуту.

– Боже мой! – прошептала она. – Что это было?

– Моя жена, – сообщил Артур.

– О, простите! А я было решила…

– Я вас понимаю. Вам уже лучше?

– Со мной все в порядке. Это был шок. Но он оказался полезным.

Элизабет поднялась и принялась разглядывать лежащую на полу Марту.

– Нет худа без добра, – сказала она. – Наконец-то я смогла понять, каково бывает людям, когда они меня видят в первый раз.

– Не могли бы вы разъяснить мне свою мысль несколько подробнее?

– Разве не понятно? Уже много лет я чувствую себя неловко, когда какой-нибудь человечек при виде меня ползет под кровать. Но отныне я все понимаю. Я сама попала в положение этого человечка. Теперь мне ясно, что значит неожиданно увидеть монстра, когда ты к этому совершенно не готов. Я отреагировала на вашу жену точно так же, как другие реагировали на меня. Теперь я буду куда терпимее к людям.

– Значит, ваше путешествие не прошло даром?

– Разумеется! Я возвращаюсь с легким сердцем. Если ваша жена может жить с такой… то есть с таким лицом, то я уж тем более… Простите, если я кажусь вам грубой или несдержанной!

– Ничего. Я понял, что вы никого не имели в виду.

– Спасибо. Теперь мне пора возвращаться. Было приятно, очень приятно с вами познакомиться.

Артур наблюдал за Элизабет с явным интересом.

– Жаль, что вам пора улетать, – сказал он. – Но, как ученому, мне интересно посмотреть, как вы это делаете.

Элизабет почти улыбнулась.

– Ученый всегда остается ученым, – сказала она. – А на самом деле все очень просто. Я всего лишь расслабляюсь.

Элизабет показала Артуру, как она расслабляет мышцы, потом улеглась на пол, вытянулась, вздохнула и постепенно превратилась в пятно протоплазмы, которая стала прозрачной и исчезла.

Вот тогда Марта пошевельнулась и раскрыла глаза. Она с трудом сумела сфокусировать взгляд.

– Она… она ушла?

– Ушла.

Марта с трудом поднялась на ноги. В ней произошла явная перемена. Артур заметил, что она стала трезвее и пугливей.

– Артур, милый, – произнесла она. – Я не догадывалась, что довела тебя до этого…

– Довела меня?

– Я знаю, что была упрямой, эгоистичной… Но мне и в голову не приходило…

– Что тебе в голову не приходило?

– Что ты станешь искать себе другую женщину!

У Артура глаза вылезли из орбит.

– Но ты же была в обмороке! Неужели ты что-то успела разглядеть?

– Я потеряла сознание от шока. От понимания того, до чего я тебя довела. Я была слишком самоуверенна, мой дорогой! Но когда я увидела ее, то чуть не умерла! Другая женщина в нашем доме!

Артур Диттман не скрывал изумления.

– Это, конечно, зависит от точки зрения, – сказал он наконец.

– Артур, я исправлюсь! Артур, дай мне шанс!

Мистер Диттман поглядел на свою жену и улыбнулся. Он подумал, что усики можно и сбрить.

– Все в порядке, дорогая, – сказал он. – Сейчас я приберу в лаборатории, и мы пойдем спатеньки.

И самое удивительное: эта перспектива его совершенно не испугала.