Текст книги "Мышь, которая зарычала. Антология"
Автор книги: Кир Булычев
Соавторы: Генри Каттнер,Роберт Франклин Янг,Бертрам Чандлер,Уильям Макгиверн,Дж. Макинтош,Кэтрин Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Библиотека юмористической фантастики
Мышь, которая зарычала
Кир Булычев
Хрупкие страницы (статья)
Я учился в институте иностранных языков, на переводческом факультете, и когда завершил высшее образование, то меня, как и пятерых других женатиков на курсе, распределили в Бирму.
Объясняю: жить за границей неженатому советскому переводчику воспрещалось. Мало ли что придет в голову такому человеку? Тем более если он может объясниться с врагом на его языке, а настоящие патриоты не поймут, о чем они там договариваются (такие случаи отмечены). Лучше бы вообще обойтись без заграницы, но начальству вздумалось разводить кукурузу и догонять Америку.
К тому времени я уже вполне сложился как враждебный элемент. В основном, не сознательно враждебный, но потенциально опасный.
В том числе у меня вскоре обнаружился очевидный грех: я стал покупать и читать американские и английские книжки. Столько их накупил, что не хватило денег на машину, – я был единственным советским специалистом в Бирме, который умудрился не привезти автомобиль.
В числе книг все большее место занимали книжки фантастические. И понятно: я начал их читать в самый разгар золотого века американской фантастики.
Фантастика печаталась в журналах, на плохой оберточной бумаге. Зато обложки журналов и рисунки внутри создавались замечательными мастерами, на уровне с теми, кто писал рассказы и романы с продолжениями в «Amazing», «Wonder», «Astounding» и других, менее знаменитых.
К тому времени классики первого послевоенного поколения, чьи имена мы и сегодня произносим с пиететом, уже составили себе имя и имели за плечами по несколько книг.
Все это богатство можно было купить в маленьком книжном магазинчике, которым владел невысокий печальный англичанин, мистер Боун, женившийся после войны на бирманке и осевший в Рангуне, где не был нужен ни бирманцам, ни англичанам.
Порой, бывало, я просиживал в магазине Боуна по несколько часов, и, кроме меня, ни один покупатель туда не заглядывал.
Книги в тропиках пахнут особенно – они источают легкий аромат плесени. Этот запах остается в них навсегда. У меня до сих пор проживают дома несколько книг, купленных у Боуна, я их угадываю по запаху.
Особенно я ценю журналы пятидесятых годов.
В каждом номере – созвездие имен. И тех, что у нас на слуху, и тех, что гремели в те годы в странном и не понятном постороннему мире фэнов.
Господствовали в тех журналах Брэдбери, Азимов, Кларк, Пол, Андерсон, Саймак, Шекли, но не обходилось и без менее известных у нас писателей, таких как Мюррей Лейнстер, Филип Фармер, Джон Макдональд, Альфред Бестер, – господи, я и сегодня могу перечислить полсотни авторов!
Интересно, что рассказы и повести ведущих писателей кочуют из сборника в сборник, из антологии в антологию, и порой трудно понять, какой рассказ написан позавчера, а какой полвека назад. Зато с художниками всегда было иначе – они более, чем авторы, подпадали под влияние моды и вкуса эпохи.
Сейчас появилось немало энциклопедий, посвященных фантастическому искусству пятидесятых и шестидесятых годов, и по картинкам видно, как происходила эта эволюция. Конечно же, сегодняшние книжные иллюстраторы рисуют глаже, детальнее и пользуются компьютерами. Но после войны в фантастику пришли такие мастера, рядом с которыми сегодняшние художники кажутся выхолощенными, словно обсосанная палочка от эскимо.
Когда смотришь на рисунки в энциклопедиях, понимаешь, что годы, в которые я смог увидеть и пощупать журналы фантастики, – не самые яркие полвека. И мне очень хотелось заглянуть в сороковые, в начало пятидесятых. Ведь рубеж между бурной молодостью художников и писателей и их солидной зрелостью проходил именно в пятидесятом году.
Именно тогда журналы были веселыми, богато иллюстрированными, снабженными карикатурами, а на их обложках обязательно изображалась красавица в полуобнаженном виде, которую спасал от пришельцев или чудовищ так же слабо одетый, но мужественный герой.
Такие обложки становились настоящим товарным знаком фантастического журнала. Внутри все было гораздо разнообразнее.
И вот в прошлом году, летом, я был в Лондоне и отправился на бут-сейл. Буквально это название переводится как «ярмарка багажников». Англичане любят переезжать из дома в дом. Считается, что семья должна менять жилище примерно раз в пять лет. Такие вот они беспокойные. Но когда ты переезжаешь, то обязательно обнаруживается, сколько дома есть ненужных и не очень нужных вещей. И тогда в воскресенье на рассвете все эти вещи грузятся в багажник машины, и машина выставляется на футбольное поле или пригородное пастбище. На газоне выстраиваются рядами сотни две машин, хозяева которых выкладывают на земле свое добро.
Честное слово, это очень интересная охота! Одних книг там – тысячи. А сколько постаревших или надоевших картинок в рамках, игрушек, безделушек, не говоря уж о люстрах или швейных машинках. И все это дешево – ведь торговцев-профессионалов там нет. Профессионалы, в первую очередь антиквары и букинисты, проносятся по бут-сейлу в шесть утра, когда торговля только начинается, и несутся на следующее поле – ведь по воскресеньям в Лондоне таких торжищ несколько десятков.
И вот в прошлом году я увидел на краю поля сундук.
Возле сундука стоял дедушка. Дедушка тосковал, потому что никто и смотреть на сундук не желал.
А я посмотрел.
Сундук был набит журналами, которые столько пролежали на чердаке, что плохая бумага, на которой они были отпечатаны, стала хрупкой, словно пересушенное сено.
Но обложки!
Девицы, прекрасные, какими их только может представить подросток Джимми, рвались из щупальцев злодеев. Космические корабли опускались на Марс, а сумасшедший ученый таился в своей зловещей лаборатории, готовясь покорить человечество.
Я постарался ничем не выдать внутреннего трепета.
Я спокойно перекладывал журналы на траву. «Удивительные истории», «Потрясающие истории», «Захватывающие истории», «Научно-приключенческие истории»…
– Если возьмете, – сказал старик, – то я отдам вам все за сто фунтов.
Цена была запредельной, и у меня опустились руки.
Подошла бабуся, из бывших учительниц, и сказала старику:
– Ты зачем обижаешь джентльмена?
– А сколько вам не жалко? – быстро перестроился дедушка.
Я промолчал, потому что не был готов к сражению с дедушкой, который и сам-то спустился с того же чердака.
– Десять фунтов вас устроит? – спросила бывшая учительница.
– Разумеется.
– Только у нас нет веревки, чтобы замотать сундук.
– Я донесу!
Вдогонку мне старик крикнул:
– Я все это прочел!
Я приволок сундук в дом, разложил рассыпающиеся журналы на стопки по названиям, а внутри названий по датам, и обнаружилось, что у меня есть сорок с лишним номеров журналов, в основном сороковых и начала пятидесятых годов.
Два или три журнала относились к далекой, как мезозойская эра, эпохе тридцатых годов, и я их отослал в Америку настоящему ценителю и моему другу Джону Костелло.
И долго не мог решить: что же делать с остальными?
Не класть же их обратно в сундук?
А потом решил, что вернусь к работе, с которой я и начинал свой путь в фантастику, – к переводам.
В этих журналах похоронены и забыты рассказы авторов, имен которых не помнят даже их соотечественники. А это не значит, что они плохо писали. Просто по каким-то причинам одни ушли в другие поля литературы и стали писать детективы или поэмы о любви, другие так и не смогли стать маршалами и сгинули в лейтенантах.
Я попросил о помощи Киру Сошинскую, которая не только книжный график, но и переводчик.
Мы вместе с ней пролистали всю груду журналов и пришли к выводу, что стоит попробовать сделать сборник юмористической фантастики давних лет.
Почему именно юмористическая фантастика привлекла наше внимание? Просто ее в те годы было относительно много. Общий возраст писателей был невелик, еще не надо было проверять себя в компьютере: а вдруг до тебя подобный рассказ уже кто-то написал?
Ведь в сороковые годы такой проблемы не стояло: каждый рассказ был новым, каждая идея – неопробованной.
Может быть, в некоторых рассказах чувствуется наивное время, некоторые хочется переписать. Но я убежден, что из современных журналов такого сборника не составишь.
Итак, перелистаем хрупкие, пожелтевшие страницы…
Кир Булычев
Леонард Уиббирли
Мышь, которая зарычала
Маленьким странам,
которые во все времена
старались добиться свободы и сохранить её.
Одна из них – моя родина.
1
Герцогство Великий Фенвик расположено на крутом склоне северных Альп и являет собой пейзаж, состоящий из трех долин, реки, одной горы высотою в две тысячи футов и замка.
В северной части герцогства, там, где склоны с плодородной почвой хорошо освещаются солнцем и поливаются дождем, раскинулись четыреста акров виноградников. Виноград – мелкий, черный, с особым приятным букетом, из него делают вино «Пино Великий Фенвик», которое может украсить любую коллекцию вин.
Шестьсот лет производство вина «Пино Великий Фенвик» никогда не превышало двух тысяч бутылок в год. В годы плохого урожая эта цифра снижалась до пятисот бутылок. Кое-кто еще помнит ужасный 1913 год, когда из-за поздно стаявшего снега и проливных дождей произвели только триста пятьдесят бутылок вина. Этот год гораздо сильнее отпечатался в памяти, чем последующие двенадцать месяцев, когда новости о внезапно начавшейся Первой мировой войне отошли на второй план перед сообщением о небывалом урожае маленьких черненьких виноградин.
Герцогство Великий Фенвик невелико по размерам: пять миль в длину и три в ширину. Шесть веков им правят то герцог, то герцогиня, а государственным языком герцогства, как ни странно, является английский. Для того чтобы объяснить, как это все произошло, надо вернуться к основанию герцогства первым герцогом Роджером Фенвиком в 1370 году.
Роджер Фенвик, чей портрет находится в зале советов замка, возвышающегося над герцогством на высоте двух тысяч футов, имел несчастье родиться седьмым сыном одного английского рыцаря. Только два брата Роджера смогли дожить до пяти лет, но к тому времени, когда пришла пора отправить его в большой мир, скудные ресурсы папы Фенвика были полностью истощены. Тем не менее, было решено, что мальчик отправится в Оксфорд, в университет, где он мог бы при усердных занятиях впоследствии рассчитывать на место писца в церкви или секретаря какого-нибудь ученого джентльмена. Но еще до того, как ему исполнилось четырнадцать лет, Роджер покинул Оксфорд, и не потому, что ему трудно давалось учение. Просто он не хотел умереть голодной смертью еще до окончания курса наук.
Из записей, оставленных Роджером Фенвиком, можно узнать, что за два года, проведенных в университете, он выучил только три правила. Первое, которое ему казалось самым важным, состояло в том, что «ДА» всегда можно превратить в «НЕТ», если приложить к этому достаточные усилия. Второе сводилось к тому, что в любом споре всегда прав победитель. А третье утверждало, что хотя перо и обладает большим могуществом, чем меч, в каждый конкретный момент меч сильнее и эффективнее.
После того как Роджер оставил Оксфорд, он не вернулся под отчий кров и не искал помощи своих братьев. Владея в совершенстве большим луком, он присоединился к армии Эдуарда III, где стал получать пять шиллингов в день. Очень скоро он стал главным лучником, а после битвы при Пуатье был произведен в рыцари.
К этому времени ему исполнилось двадцать четыре года, и он решил остаться во Франции с гарнизоном Черного принца. Нельзя сказать, что им двигало чувство патриотизма, просто из практических соображений он выбрал военную профессию. После успешной кампании в Кастилии Роджер решил собрать собственный отряд.
Его отряд был невелик и состоял из командира, его оруженосца и сорока лучников. Роджер обладал богатым опытом ведения боевых действий, и не удивительно, что Карл Мудрый Французский нанял его для войны с Наваррцем. Нашего рыцаря не мучили сомнения по поводу лояльности английскому знамени. В войне между французами и смешанным англо-наваррским войском он выбрал сторону французов только потому, что накануне битвы их командир Бертран дю Гюслин пообещал Роджеру новые доспехи вдобавок к обычному жалованью.
В этой кампании сэр Роджер Фенвик так прославился, что Карл Мудрый поручил ему усилить отряд по собственному сэра Роджера усмотрению и овладеть замком, расположенным в южной области Франции на склонах Альп. Владелец этого замка примкнул к врагам короля. Если бы Карл Мудрый не был так занят другими делами, он обратил бы более пристальное внимание на отряд, собранный сэром Роджером.
Это была шайка дюжих, драчливых, вороватых англичан, которые ни при каких условиях не могли вернуться в свою собственную страну, поскольку за их преступления им там грозила расправа. У них могли бы отнять не только их имущество, но и жизнь. С этими головорезами сэр Роджер мог перенести любые трудности, начиная от бури с дождем и кончая осадой неприступного замка.
Когда замок был захвачен, сэр Роджер и не подумал вернуть его Карлу Мудрому. Он водрузил на главной башне свой собственный флаг, собрал жителей округи, провозгласил себя их новым герцогом и объявил им, что с этого дня они являются подданными герцогства Великий Фенвик.
Кое-кто попробовал возразить, им хотелось увидеть грамоту, удостоверяющую права нового герцога. На такие слова сэр Роджер швырнул на стол свой меч и заявил, что этот меч и является его грамотой.
– Я не знаю ни одного короля, волей всемогущего Господа сидящего на престоле, который не взошел бы на трон по горе из отрубленных голов. А что хорошо для короля, то хорошо и для герцога, – сказал великий герцог Фенвик.
Чтобы завершить создание герцогства, сэр Роджер определил его границы. Для этого было отмерено по десять полетов стрелы к северу и к югу от замка и по шесть к западу и востоку.
Сказать по правде, первые годы существования нового герцогства были очень тревожными. Карл дважды посылал экспедиции против сэра Роджера, и они дважды терпели поражение, не в силах противостоять мощи английских лучников. Монархи, правившие после Карла Мудрого, также не добились успеха в своих нападениях на герцогство. И в конце концов, по прошествии лет, герцогство Великий Фенвик было признано независимым государством со своим национальным флагом, на котором был изображен двуглавый орел, говорящий одним клювом «да», а другим «нет».
Мирно проходили столетия. Судьба распорядилась так, что сэр Роджер весьма удачно выбрал место для своего герцогства. Там не проходили великие торговые пути, не существовало залежей драгоценных металлов и камней, не было важных для торговли рек – словом, не было ничего, что могло бы привлечь завоевателей. Три долины, лежащие внутри границ герцогства, были умеренно, но не чрезмерно плодородны. Этого хватало, чтобы обеспечить население пищей и произвести вино на экспорт. На склонах гор с более скудной почвой паслись овцы, что давало людям мясо и шерсть, и герцогство тихо и незаметно просуществовало до двадцатого века.
Это счастливое состояние могло бы продолжаться и дольше, если бы не уменьшающееся плодородие почвы и не возрастающая численность народонаселения. На пороге двадцатого века в Великом Фенвике проживало четыре тысячи человек, к началу Первой мировой войны эта цифра увеличилась до четырех с половиной тысяч, а когда разразилась Вторая мировая война, в герцогстве насчитывалось уже шесть тысяч человек.
Пришлось импортировать пищу и одежду, и впервые за шестьсот лет своего существования Великий Фенвик, который страстно хотел остаться независимым, начал оглядываться вокруг в поисках возможностей заработать дополнительные средства на покрытие все возрастающих расходов.
План увеличения годового дохода при помощи добавления воды в экспортируемое «Пино Великий Фенвик» резко разделил герцогство на два противоборствующих лагеря. Лагерь разбавителей настаивал на том, что десять процентов воды в вине будет вовсе незаметно, тем более что восемьдесят процентов их вина покупают американцы, которые ценят этикетку, а не букет.
На выборах летом 1956 года разбавители провозгласили лозунг: «Да будет вода вином!» Он был поддержан докторами и виноделами, утверждавшими, будто бы вино, смешанное с водой, гораздо более здоровый напиток и его можно давать даже маленьким детям.
Противоположная партия анти-разбавителей называла этот план греховным обманом людей.
– Те, кто хотят добавить воды в «Пино Великий Фенвик», – негодовал князь Маунтджой, седовласый лидер партии анти-разбавителей, – готовы понизить ценность всякого произведения искусства. Они хотят, чтобы больше не было шедевров, а только сотни миллионов имитаций того, что раньше было уникальным. Скоро они захотят поместить Мону Лизу на почтовые марки. Вино «Пино Великий Фенвик» – кровь наших виноградников. Оно не может и не должно быть разведено. Этот кошмарный план, – продолжал возмущенный князь, – есть результат влияния враждебных идеологий. С одной стороны – это лицемерное влияние коммунистов из их кремлевских пещер, с другой – уловка капиталистов, сидящих в своих сверкающих американских небоскребах. Свобода, честь и будущее Великого Фенвика зависят от того, что мы скажем по поводу этого чудовищного плана на выборах в марте!
При подсчете голосов, поданных на выборах десяти членов Совета вольных, парламента Великого Фенвика, выяснилось, что среди них оказалось пятеро разбавителей и пятеро анти-разбавителей. В прошлом, во времена процветания герцогства, в таком случае должны были быть назначены повторные выборы, так как подобное равновесие означало бы только тупик в решении важных вопросов.
Однако в это весеннее время, когда людей нельзя отрывать от пахоты, сева и работы на овечьих пастбищах, устраивать повторные выборы было невозможно. И тогда дело передали на рассмотрение правительнице, герцогине Глориане XII, прелестной девушке двадцати двух лет, прямому потомку отважного сэра Роджера, основавшего государство.
Собрание, на котором герцогине был представлен кризис в Совете, можно было бы назвать историческим. Внешний мир этого события, правда, не заметил, но зато на первой странице «Вольного Фенвика», единственной газеты небольшого государства, ему посвятили целых две колонки.
В зал заседаний Совета гуськом вошли депутаты, облаченные в средневековые костюмы. Их сопровождал сержант в доспехах и с жезлом в руках. Этот жезл он положил на старинный Стол государства, за которым сидела герцогиня в средневековом парадном платье и герцогской короне. Члены Совета почтительно поклонились герцогине и чинно расселись, дабы услышать ее речь.
Все члены Совета были мужчинами среднего возраста, все годились герцогине в отцы. Каждый мог вспомнить, как катал ее, когда она была маленькой девочкой, в своей повозке (так как все они, кроме князя Маунтджоя, были фермерами) или угощал грушами и виноградом из своего сада, как она ходила в школу вместе с их детьми, а, повзрослев, принимала участие в соревнованиях по стрельбе из лука. Когда год назад умер отец Глорианы и бразды правления перешли в ее руки, ей пришлось превратиться из соседки в правительницу, из молоденькой девушки в царственную даму, из согражданина в символ нации.
Первый раз в жизни Глориана должна была произнести тронную речь на открытии парламента. Будучи натурой уравновешенной, она все-таки немного нервничала. Большую часть ночь она готовила текст выступления, тщательно стараясь избежать острых тем и акцентируя внимание только на неоспоримых вопросах.
К сожалению, единственной бесспорной темой была погода, хотя даже она не была совершенно нейтральной, так как погода, которая устраивала фермеров на юге, не устраивала фермеров, живущих на севере. И поэтому Глориана решила выразить надежду в том, что герцогство будет благословлять ту погоду, которая приемлема для всех, и что самоуважение, которое было характерно для народа Великого Фенвика в прошлые времена, позволит государству пройти через трудности к миру и процветанию.
За свою тронную речь Глориана была вознаграждена бурными аплодисментами. Ведь все делегаты относились к Глориане, как к дочери, но при этом теперь она являлась их правительницей, которой были доверены их жизни. Раздались возгласы: «Да здравствует герцогиня Глориана XII!» И вот наступило время выступления главы парламента.
В связи с тем, что кризис возник именно из-за равного количества представителей двух противостоящих партий, то на двухпартийном собрании было решено предоставить возможность для выступления перед троном лидерам каждой половины парламента.
Первым выступал князь Маунтджой, который ослеплял великолепием своих многоцветных коротких штанов, камзола и накидки с отлетными рукавами. После выборов он решил быть несколько более сдержанным в отношении разбавления вина. Он только сказал, что если вначале это и принесет некоторую выгоду, то впоследствии приведет к дискредитации вина и потере всех доходов от его экспорта.
Мистер Дэвид Бентер, упрямый коренастый мужчина, который медленно думал и медленно говорил, лидер партии разбавителей, изложил свой взгляд на обсуждаемый предмет.
Добавка десяти, всего лишь десяти процентов воды в вино не ухудшит его букета, но существенно увеличит доходы государства. Позволительно будет задать вопрос противникам этого плана, есть ли у них какие-либо предложения с равноценным эффектом?
Маунтджой, не отвечая прямо на поставленный вопрос, поинтересовался, где гарантия того, что разбавители остановятся на десяти процентах? Расходы государства будут возрастать год от года, вино станет разбавляться все больше и больше и постепенно сравняется с дешевыми столовыми винами Франции, несомненно, ответственными за падение национальной гордости и воинственного духа мужчин этой некогда славной страны.
Некоторое время дискуссия еще продолжалась, но, поскольку стороны были далеки от согласия, они обратились к трону, ожидая разрешения проблемы, и герцогиня столкнулась с первым в ее жизни парламентским кризисом.
– Бобо, – обратилась она к Маунтджою, забыв о формальностях и называя князя так, как привыкла это делать с детства, – как поступают другие страны, когда у них не хватает денег? Я не имею в виду большие страны, я хочу знать, что делают такие маленькие государства, как наше?
– Они выпускают небольшим тиражом новую серию марок, которую раскупают филателисты всего мира.
– Мы уже выпустили столько серий, что теперь они не оправдывают денег, потраченных на их печатание, – возразил Бентер.
– Я как-то читала, – сказала герцогиня, – что американцы дают взаймы миллионы долларов разным странам и даже не требуют возврата этих денег. Не могли бы и мы получить такой заем у Соединенных Штатов?
– Они дают деньги только тем странам, где существует опасность прихода к власти коммунистов, ваша светлость, – сказал Бентер. – В Великом Фенвике никто никогда не станет коммунистом. Мы в поте лица зарабатываем свой хлеб, но ни один человек не считает себя угнетенным. У нас нет причин становиться коммунистами.
– А если бы мы организовали коммунистическую партию только для того, чтобы получить деньги? – спросила Глориана. – Я не говорю, что это должна быть самая настоящая коммунистическая партия. Просто пусть кто-нибудь выступит с предложением объединиться против угнетения и все такое прочее. Надо, чтобы это попало в американские газеты. Пригласим американского сенатора, чтобы он увидел несколько массовых митингов, которые придется устраивать по воскресеньям, потому что в будни все заняты. Тогда по возвращении в Вашингтон сенатор порекомендует дать нам заем, чтобы спасти герцогство от коммунизма.
К ее удивлению, Дэвид Бентер, глава партии разбавителей и известный выразитель чаяний рабочего класса, выступил против этого предложения.
– Миледи, – сказал он, медленно покачивая большой головой, – этого делать нельзя. Если мы не сумеем вернуть заем, то нам придется поступиться своей независимостью, так как мы станем должниками другой страны. Мы не можем рисковать своей свободой. Наши предки передали нам свободу вместе с землей, на которой мы живем, и мы должны передать ее своим детям.
– Но мало того, что американцы не требуют возврата денег, они, как ни странно, не претендуют ни на чьи земли, – возразил князь Маунтджой. – Я полагаю, что мы должны принять предложение трона и организовать коммунистическую партию ради получения денег.
Еще целый час члены парламента обсуждали предложение герцогини, и наконец Маунтджой поставил вопрос на голосование. Шестеро проголосовали за, четыре – против.
– Теперь, – сказал Глориана, довольная своим первым выступлением в качестве лидера нации, – надо решить, кого мы назначим руководителем коммунистов.
– Он обязательно должен быть жителем Великого Фенвика, – важно ответил Бентер. – Иностранному коммунисту такую задачу доверить нельзя. У них нет чувства патриотизма даже к тем странам, где они проживают.
– Можно было бы попросить Талли Баскомба, – предложил Маунтджой. – Он ведь всегда выступает против всего. Надо сформировать двухпартийную делегацию и убедить его в том, что ему необходимо стать коммунистом, чтобы предотвратить крушение Великого Фенвика.
Герцогиня Глориана XII в глубокой задумчивости потерла прелестный лобик своими прелестными пальчиками.
– Нет, – сказала она, – с этой деликатной миссией могу справиться только я сама. Маунтджой и Бентер способны добиться слишком большого успеха. Они превратят мистера Баскомба в настоящего коммуниста.
