Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.5"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 56 страниц)

– Можно, я его? – спросила Нинель. Она не была уверена в себе – признав главенство Коры и находясь в центре внимания, она предпочитала изображать подчиненную.

– Отставить! – рявкнула Кора и не узнала своего голоса.

– Слушаюсь – отставить, – сразу покорилась Нинеля. И в глазках загорелось странное тяготение к Коре, в которой для Нинели воплотился идеал хозяйки. Ее можно любить, и ей можно подчиняться. Но Нинеля была схожа с дрессированной пантерой: послушна, пока видит хлыст. И не дай бог укротителю отвернуться!

– Расскажите о себе, – попросила Кора.

– Я нахожусь во сне, из которого не могу вылезти, – ответил Покревский. – Не знаю, каково остальным, но для меня случившееся – это смерть и то, что наступает после смерти. Я даже думаю – тут, в чистилище, и смешиваются души разные; мы собрались вместе – и жертвы, и палачи. И вчерашние, и завтрашние. Был бы я человеком глубоко верующим, я бы забился в угол и молился, вымаливал себе прощение за грехи, и просил бы о праве уйти отсюда, от этих монстров, – и Покревский обвел рукой присутствующих.

– Хорошо, – согласилась Кора, сказала громче, чтобы заглушить хруст зубов озлобленной атеистки Нинели. – Давайте сейчас не спорить – мы же хотим понять наше положение…

– Независимо от того, чистилище это или уже ад, – вмешался Эдуард Оскарович.

– Мое жизнеописание, – сказал Покревский, – умещается в двух строчках личного дела: служил в пятнадцатом гренадерском Тифлисском, был дважды ранен, в чине поручика перешел на службу к генералу Корнилову, совершил с ним Ледовый поход, а после смерти генерала примкнул к дроздовцам. Карьеры не сделал – опять ранили… – Покревский дотронулся до шрама, – потом болел тифом… войну кончил ротмистром, командовал эскадроном. Когда большевики вошли в Крым, попал в засаду, спасался, прыгнул с утеса… попал сюда. Коня жалко. Конь меня столько раз спасал… А что касается этой девушки, несчастной и особенно одинокой, то прошу грязными руками к ней в душу не лезть.

– Мы учтем твое пожелание, – сказала Нинеля, вложив в голос столько яда, что воздух стал горьким.

– Значит, это было в двадцатом году? Осенью? – спросил Калнин.

– В ноябре, – ответил ротмистр.

– Записала? – спросила Кора.

– Записала.

Дальше сидел, вытянув длинные ноги, инженер Той.

– Ты все знаешь, – сказал он Коре.

– Пожалуйста, – попросила она. – Скажи, как все. Чтобы все знали.

– Хорошо. Всеволод Николаевич Той. Инженер. Попал сюда в 2094 году во время неудачного испытания махолета. Еще не во всем разобрался…

– В каком году, простите? – Это был голос Калнина. – Мы уже слышали эту дату.

– Он прав, – сказала Кора. – Я попала сюда на следующий день после него.

– А вот этого не может быть! – закричала вдруг боевая Нинеля. – Инженер твой здесь уже вторую неделю. Он сразу за мной прибыл.

– Ничего особенного, – сказал тогда мужчина в толстых очках. – На переходе между мирами действуют совершенно иные законы пространственно-временного континуума. И не столь важно, кто и когда сюда попал. Попадать сюда вы начали тогда, когда заработала установка. Она же вытягивает людей из точки пространства, а не из точки времени. Почему вас так волнует появление инженера днем раньше или днем позже, но совершенно не удивляет то, что принцесса Парра покинула Землю, очевидно, более полутысячи лет назад и прибыла вместе с нами? А уважаемый Влас Фотиевич вылетел из пункта А в пункт Б за полвека до меня.

Кора дождалась, пока Калнин кончит говорить, и сразу же обратилась к нему со стандартным вопросом:

– А теперь расскажите о себе. Когда вы сюда попали и кто вы?

– Меня зовут Эдуардом Оскаровичем, – ответил тот. – Я физик, физик-теоретик. В сентябре 1949 года я оказался здесь в отпуске, из которого не вернулся. Не совсем по той же причине, как вы, но по причине близкой.

– Эдуард Оскарович, ваша фамилия! – потребовала вдруг боевая подруга Коры. Что-то ей не понравилось в имени физика.

– Моя фамилия Калнин, – ответил очкарик спокойно. – Но это вам ничего не скажет.

– Мне все и всегда говорит, – ответила боевая подруга. – И мне даже интересно, не приходитесь ли вы родственником комдиву Калнину Оскару, который проходил по делу военных вредителей в оборонной промышленности на процессе 56-ти в октябре 1938 года?

– А вы откуда знаете?

– Здесь вопросы задаю я, – ответила боевая подруга, и Кора вдруг испугалась, не слишком ли быстро та забирает власть, и потому решила сбить с нее спесь.

– Дайте-ка я проверю, что вы там изобразили, – сказала она.

– У меня почерк плохой.

– Давай, давай, когда велят, – вступился за Кору полицмейстер Журба, – должна быть проверка.

Как и можно было заподозрить, грамотность и каллиграфия не были сильными сторонами разведчицы Нинели. Строчки норовили уехать вниз, видно, стесняясь тяжелого груза многочисленных ошибок.

– Я потом перепишу, – сказала Нинеля. Молчание Коры казалось ей укором. – Ты не волнуйся, все будет как положено, протокол, выступления, анкеты.

– Ну, смотри, – строго сказала Кора и перехватила улыбку Эдуарда Оскаровича. Будто он все понимал. А чего такого? Ему лет пятьдесят – совсем старик. Наверное, уж набрался жизненного опыта. Революцию пережил и Гражданскую войну. Только надо будет как-нибудь спросить, за кого он – за белых или за красных? Или он уже забыл?

Кора возвратила список помощнице, и та вздохнула с облегчением: организационных выводов и выволочки не будет.

Как ни странно, никто так и не поставил под сомнение право Коры задавать вопросы. Впрочем, девушка понимала одну из причин этого: все эти люди попали сюда из разных эпох и потому еще не осознали движения времени и пропастей, разделявших их. За исключением Парры они говорили на одном языке, а как только их заставили одинаково одеться, они стали пассажирами ковчега, на котором сломаны часы. И тут трудно бравировать утонувшим прошлым.

– Расскажите нам, кто вы такой, – обратилась она к Мише Гофману.

Миша потряс головой, словно хотел отделаться от воды в ухе.

– Они его наказали, – сказала Нинеля. – Они его заподозрили в шпионаже и обработали…

Кора почувствовала, что все симпатии Нинели находятся на стороне сил порядка, тех, кто умеет и может обрабатывать.

– Вы не можете говорить? – спросила Кора, давая Мише лазейку.

– Еще чего не хватало! – возмутилась Нинеля. – Другие докладывают, а этот сачковать? Не пойдет, мать его ети!

Лицо Нинели, скуластое, узкоглазое, угорское, требовало и маленького вздернутого носа, но нос почему-то выдался крупным и склонным к верхней губе. Волосы, валиком нависающие над покатым лбом, были плохо расчесаны и свисали двухцветными сосульками за ушами.

– Я не возражаю, – поспешил с ответом Миша. – Я отвечу. Я уже и им отвечал. Я песни сочиняю. Понимаете, я всего-навсего сочиняю песни и не знаю никаких ваших врагов!

– Миша, – кинулась к нему Кора. – Не волнуйтесь. Я же понимаю. Вас никто не укоряет.

– Кора, милая, – пояснил инженер Всеволод, – укоряют его местные власть предержащие. Как я понимаю, у них есть возможность наблюдать за нами в месте контакта наших миров. Мишу они уже видели, и тебя, и меня… Но Мишу заподозрили в том, что он не совсем тот, за кого себя выдает…

– Я пишу песни! – закричал Миша. – Хотите, я вам напишу песню? Веселую жизнерадостную песню…

– Не надо, – сказала Кора. – Все. Опрос закончен. Если, конечно, больше здесь нет пришельцев с Земли.

– Здесь нет, – сказал Всеволод. – За две недели мы бы заметили.

– Значит, – сказала Кора, протягивая руку, и понятливая Нинеля положила ей на ладонь лист с записями, – давайте подведем и без того очевидные итоги. Вот кто здесь собрались. Я, Кора Орват, попала сюда из конца двадцать первого века. Из того же времени здесь оказались еще два человека – Всеволод Той и Миша Гофман. Эдуард Оскарович прилетел из середины двадцатого века. Чуть раньше покинула Землю Нинеля.

– На шесть лет, – уточнила Нинеля, будто это играло роль.

– В начале века расстались с Землей Покревский и Влас Фотиевич. И, наконец, когда-то очень давно – принцесса Парра. Итого нас восемь человек. Правильно?

– Да, – подтвердил Эдуард Оскарович. – Здесь нас восемь человек.

– И мы хотим вернуться домой, – сказала Кора.

– Не знаю, – ответил Покревский.

– Как так? – удивилась Кора.

– Как только я вернусь домой, – сказал ротмистр, – красные воины бандита Махно догонят меня и порубят саблями, чего они чуть-чуть не успели сделать недели две назад. Но на этот раз со мной не будет коня…

– Где-то по большому счету он прав, – поддержала ротмистра Нинеля. – Меня ведь тоже догонят. А ведь лучше смерть, чем когда пытать будут.

– А я хочу домой, – детским голосом сказал Миша Гофман. – Они мне делали так больно…

Наступила странная неловкая пауза. Оказалось вдруг, что именно возвращение домой, как казалось Коре, такое желанное, пропастью и разделило людей.

– Я лучше останусь тут, – сказал Покревский. – И Парре там делать нечего.

Парра вскинула голову на звук своего имени, робко улыбнулась ротмистру, и Кора поняла, что сплетни Нинели не лишены оснований.

Кора обернулась к Эдуарду Оскаровичу.

– Я ничего не понимаю, – сказала она. – Но может быть, вы как физик объясните нам, можем ли мы вернуться домой. А если вернемся, то куда?

– Еще никто не вернулся, – сказал профессор Калнин. – Я имею в виду людей…

– Неужели никаких опытов не делали? Ну, с птицами, с насекомыми?

– Есть такие предположения, – сказал осторожно Калнин. – Для этого вы должны представить себе время. Время как физическую реальность…

Но профессор не смог в тот раз развить свою идею. Через залитый вечерним теплым светом плац по траве к ним шла медсестра.

– Кто здесь будет Кора Орват? – спросила она.

– Я.

– К доктору Крелию на осмотр, – приказала медсестра.

Кора непроизвольно обратилась за поддержкой к остальным. Но никто не стал ее защищать.

– Ничего плохого не сделают, – сказал инженер Всеволод. – Всех осматривали. Такой порядок.

– Такой порядок… – вторила ему Нинеля. – Вы мне листок оставите?

– Нет, он мне нужен.

* * *

Медсестра провела Кору в административный корпус, в кабинет сизолицего Крелия, где Кора уже бывала.

Доктор был благожелательно настроен и, очевидно, в самом деле собирался Кору исследовать. Но девушку удивило его поведение: вместо того чтобы включить диагностический комплекс, должный осмотреть Кору и сделать все нужные выводы, он сам занялся ее изучением, как будто был тайным развратником, который под предлогом осмотра пользовался случаем, чтобы трогать, щипать и переворачивать пациентку. Будучи девушкой прямой, Кора спросила доктора:

– Вы всех женщин так изучаете или только молодых?

– Не понимаю, – возмущенно откликнулся доктор. – Что вас смущает? Я веду обследование по стандартной программе. И будь на вашем месте старенький дедушка, я бы вел себя точно так же.

И тут Кора сделала вывод о том, что медицина в параллельном мире значительно отстала от земной: она увидела в руке доктора небольшую треугольную бритву.

– Что вы намерены делать? – спросила она дрогнувшим голосом. Воспитанная на гуманных традициях медицины двадцать первого века, которая ставит во главу угла принцип «не разрежь», Кора оказалась лицом к лицу с медициной отсталого параллельного мира, представитель которого намеревался ее резать.

– Дайте мне палец и не устраивайте истерик. Дети в яслях – и те не боятся! – прикрикнул на Кору доктор. Кора в ужасе подчинилась приказу и протянула ему руку. Доктор крепко ухватился за безымянный палец, и Кора пережила одно из самых страшных жизненных испытаний: доктор полоснул бритвочкой по пальцу, и капля ее драгоценной крови показалась на коже.

– Зачем эта пытка? – прошептала Кора.

– Затем, – ответил доктор, – чтобы сделать вам анализ крови.

– Но разве для этого режут людей?

– Я вас еще не резал, – сообщил сизолицый Крелий. Он принялся давить раненый палец, выжимая из него сок – каплю за каплей кровь своей пациентки.

Трудно и страшно пересказывать мучения, сквозь которые прошла агент ИнтерГпола Кора Орват в этой пыточной камере. Достаточно сказать, что, не удовлетворившись издевательством над пальчиком Коры, доктор воткнул ей страшную иглу в сгиб руки – объяснив, что берет кровь из вены. Именно так! А затем… Кора увидела орудие пытки, именуемое здесь «шприц».

– У нас по соседству холера гуляет, – сообщил доктор, – мы всем прививки делаем.

Кора героически снесла и это. Она читала в книгах, видела в фильмах, как герои и тайные агенты подвергались пыткам и казням. Теперь же наступила и ее очередь.

– Вот и все пока, – сказал доктор, насытившись ее мучениями. – Завтра продолжим.

– Только не это! – проговорила Кора.

Она теперь поняла, какая невероятная пропасть разделяет наш цивилизованный, воспитанный мир от дикого, агрессивного параллельного мира, в который она угодила.

Правда, когда Кора, вернувшись в барак, стала за ужином рассказывать Нинели, какие пытки она претерпела, то сначала Нинеля, а потом и другие ее соседи – Покревский, Эдуард Оскарович и даже полицмейстер Журба – подняли Кору на смех, утверждая, что и на Земле еще недавно к телам людей относились без должного пиетета и кололи их, резали, кромсали в угоду медицине. Хотя, конечно же, это никак не спасало людей от страшных болезней и ранней смерти.

«Какое счастье, – подумала тогда Кора, – что я родилась в современном мире! Ведь могла же появиться на свет в двадцатом веке и мучилась бы всю свою короткую восьмидесятилетнюю жизнь».

– А что со мной дальше будет? – спросила Кора, когда прошла боль.

– Вы у нас побудете, отдохнете, придете в себя, – заурчал Крелий. – Потом мы найдем вам занятие по душе.

– Но я теперь свободна?

– Ни в коем случае! – возразил Крелий. – Пока что вы находитесь в карантине. Вы – источник очень опасных бацилл.

– И долго я буду томиться в этой тюрьме?

– Ай! – возмутился доктор. – Разве это тюрьма? Вы находитесь здесь в обществе ваших друзей. Вам будет интересно.

– Вы разговариваете со мной, как с идиоткой!

– Нами все остаются довольны, – возразил Крелий.

И он склонился над столом, где лежали записи, сделанные им во время обследования Коры. Он изучал, словно позировал для исторического полотна, на котором полководец, склонившись над картой, решает, куда же нанести решительный удар.

По сигналу, явно произведенному, но не замеченному Корой, в кабинет вошли две медицинских сестры в мясницких клеенчатых халатах.

– Обработать, – произнес Крелий, не поднимая головы, – и отвести в палату номер восемь.

Медсестры ловко подхватили Кору под локти, словно ожидали сопротивления, и вынесли из кабинета. В коридоре ее толкнули в направлении приоткрытой двери, за которой находилось узкое, уходящее в темную даль помещение, перегороженное рабочим столом. За столом сидел медицинский работник в привычном уже мясницком фартуке, а по обе стороны от него тянулись вглубь полки, уставленные ящиками, коробками, бутылками и прочими предметами.

Человек ждал Кору, он поднялся из-за стола, согнутый и кривой, тускло поглядел на нее единственным глазом и закричал:

– Где я ей обмундирование добуду – размер сорок четыре, а рост шесть футов?

И тут же скрылся в проходе и начал вываливать на пол коробки, шуровать в них, и оттуда, издали, донесся вопрос:

– Какой размер обуви?

– У меня своя, – догадалась Кора. – Не надо обуви.

– Положено, – заметила одна из медсестер.

Кладовщик уже мчался к ним по коридору, кинул на стол синий халат, кипу арестантского белья, чулочки, намотанные на картонку, и потребовал:

– Орват, расписывайтесь здесь. И здесь. И здесь.

Все ее арестантские вещи он покидал в серый мешок с какими-то лиловыми печатями на нем, протянул мешок Коре и тут же спрятал тетрадку с подписями в ящик стола. А медсестры снова подхватили Кору и повлекли ее вдоль коридора прочь от кладовой.

– Да я сама дойду! – рассердилась Кора.

– Нельзя. Не положено, – откликнулась сестра. – Вы проходите как больная. На излечении.

– От чего? – спросила Кора.

Ей не отвечали – все втроем скатились вниз по лестнице, снова побежали по коридору. Здесь были окна под самым потолком. Окна, забранные решетками. На другой стороне двери. Вот и дверь восемь.

– Где ключ? – спросила сестра.

– Где ключ? – еще громче воскликнула вторая сестра.

Ключ был в дверях, и Кора на всякий случай повернула его и потом, вынув из замочной скважины, спрятала в кулаке. Он мог пригодиться.

– Не прячь, – сказала медсестра, толкая дверь. – Куда ты от нас сбежишь? Вокруг пограничники.

Комната, которая отныне принадлежала Коре, была невелика – три метра в длину, два в ширину. Как раз достаточно, чтобы в ней поместилась койка, застеленная одеялом с вытканным на нем изображением тигра с ветвистыми рогами. Возможно, подобное экзотическое животное здесь водится. Кроме того, в комнате умещался унитаз и рядом с ним умывальник. Остальное пространство, очевидно, предназначалось для прогулок.

– А этот тигр? – спросила Кора. – Он здесь водится или вы его истребили?

– Этот выбрис, – ответила медсестра, – еще сохранился в труднодоступных местах, но далеко отсюда. Так что можете не беспокоиться.

– Вы меня радуете, – сказала Кора. – А то я боялась выходить на прогулку.

Медсестры повернулись и, потолкавшись в дверях, вылетели наружу. Параллельный мир удивил Кору. Она ожидала увидеть нечто другое. Хотя бы более технологически оправданное и продвинутое. Судя по тому, что она здесь увидела, он отставал от Земли лет на сто с лишним. Тогда почему они затаскивают сюда людей, а не наоборот?

Интересно, Гофмана в самом деле разоблачили? Она же сама, как агент, должна молчать и делать вид, что ничего не случилось. В хорошую же компанию она попала!

Дверь широко отворилась, и в ней возник гигант с маленькими усами на маленьком лице. Полковник Рай-Райи напомнил ей Петра Первого в напыщенном и глупом варианте.

– Переодевайся, – сказал он от дверей, – а то мне надо тебя допросить, а ты в цивильном.

– Не нравится мне ваш халат, – ответила Кора. – От него плохим мылом воняет.

– Мне тоже многое не нравится, – сообщил полковник. – Но я комендант лагеря для особо опасных пришельцев и отвечаю за их безопасность и здоровье, – полковник развел длинными руками, которые заканчивались такими маленькими и изящными пальцами, словно принадлежали элегантной даме и были пришиты полковнику путем операций. Пальчики украшали многочисленные кольца и перстни.

– Выйдите за дверь и побудьте там, – сказала Кора.

– Зачем?

– Затем, что я не люблю переодеваться при чужих мужчинах, тем более если это переодевание мне противно.

– Вы глупы и наивны, девушка, – сказал полковник. – Вам кажется, что ваше тело может представлять для меня какой-то интерес. Чепуха! У меня есть любовник, я с ним счастлив, и не исключено, что я на нем женюсь, если его тетя не будет чинить мне препятствий. – Тут полковника охватил безудержный гнев, очевидно, в адрес тети его любовника, потому что он выхватил из ножен саблю, но не стал рубить голову Коре, а со страшным треском сломал саблю о колено. – Не беспокойтесь, у меня протез, – произнес он с чувством собственного достоинства и уселся на край кровати. – Давайте, Кора, давайте, у меня еще масса дел, а надо проверить швы в вашей одежде.

– Какие еще швы?

– А вдруг та бабуся, которая делает вид, что наблюдает за морем из Птичьей крепости, вшила в швы письменные инструкции.

Они много знают, подумала Кора, ой как много!

– При одном условии, – сказала Кора, – я оставляю себе нижнее белье. Я не могу ходить в сиротском.

– Чепуха, – ответил полковник, – сколько вы проносите здесь свои трусики? Вам придется их стирать перед сном и сушить в камере. В эти периоды времени вы будете полностью беззащитны перед насильниками.

А черт с ним! Кора принялась раздеваться, уговаривая себя, что в камере никого нет. Полковник тут же занялся делом. Он хватал вещи Коры и начинал их мять, обнюхивать, царапать, гладить, потом складывал на краешке кровати и ждал следующего предмета.

Оставшись в одних трусиках, Кора вздохнула с облегчением, ибо поняла, что полковник ни разу на нее и не взглянул – все его внимание было поглощено ее одеждой. Полковник оказался человеком долга.

– Все, – приказал он, – сдай мне все.

Кора подчинилась и тут же надела длинные розовые казенные трусы – сейчас бы сыграть в них в футбол, потом рубашку – откуда они вытащили такие неудобные и так плохо отглаженные вещи?

Убедившись, что все вещи Коры у него в руках, полковник коротко произнес:

– Все. Я пошел в лабораторию. Будем исследовать!

Зачем исследовать белье, он так и не сказал.

Дверь за ним закрылась. Кора подошла к осколку зеркала, прибитому к стене. Зрелище оказалось неутешительным. Халат был широк, но страшно короток, из-под него торчала грубо сшитая сиреневая рубашка без воротника, вместо него была продета веревочка. «Господи, в нашем приюте на Детском острове, – подумала Кора, – за такую одежду рассчитали бы всех кастелянш и сама директриса приюта госпожа Аалтонен перешивала бы эти гадкие тряпки».

Без стука в дверь зашел доктор Блай, похожий на морского слона.

– Переоделись? – спросил он.

Доктор занимал все пространство двери. При тусклом полуподвальном освещении кожа его казалась серой и бугристой.

– Переоделась, – согласилась Кора.

– Давайте сюда ваше белье и всю одежду – ну быстро, быстро, мне надо нести это в лабораторию на обследование.

– Простите, но все у меня взял ваш полковник, с усиками.

– Рай-Райи?

– Кажется, так его зовут.

– Я так и знал!

Врач не скрывал своего разочарования.

– Не врете? – спросил он с пустой надеждой.

– Нет. Где здесь спрячешь? – сказала Кора.

– Прятать негде, – согласился Блай.

Врач ушел, а Кора направилась к двери, чтобы закрыть ее.

Но в дверях стояла медсестра в белом клеенчатом фартуке.

– Вы за моей одеждой? – спросила Кора.

– Мне надо отнести ее в лабораторию.

– Послушайте, мою одежду унес полковник Рай-Райи, потом за ней прибегал доктор Блай, теперь вы. Что в моей одежде особенного? Откуда в вас такое радение?

– Глупости, – ответила медсестра. – Каждый хочет с вас чего-то поиметь. На нашу зарплату разве разживешься импортом?

– Вы хотите сказать, что полковник взял мою одежду себе? – искренне удивилась Кора.

– Еще бы. Ваше белье денег стоит.

Тут раздался неприятный звон – как будто заработал плохо смазанный будильник.

– На ужин, – приказала медсестра, – идите уж.

Медсестра показала Коре путь в столовую на первый этаж. Сама же не скрывала разочарования.

– Могли бы и предупредить, – сказала Кора у дверей столовой.

– Откуда мне знать, что они такие шустрые!

В столовой, покрашенной серой краской, тоскливой настолько, что никакая, даже самая изысканная, пища и в глотку бы не полезла, под портретом одноглазого президента уже собрались пленники с Земли.

Восемь человек.

Вот они: справа сидит мрачный, глядящий в пространство Эдуард Оскарович Калнин, он даже не заметил, что Кора пришла переодетой в униформу больницы. Рядом с ним горбится, массирует свой шрам Покревский. Тот увидел Кору и кивнул ей. Дальше положил массивные кулаки на стол бывший полицмейстер Журба. Нинеля шепчет ему что-то, наушничает. Инженер знаками пытается разговорить печальную принцессу. Но принцесса не поддается его хитростям. Миша Гофман сгибает и разгибает алюминиевую вилку и поглощен этим занятием.

Кора прошла на свое место – его показала ей Нинеля, рядом с собой.

– Допрашивали? – спросила она.

– Нет, только доктор осмотрел. Мучил, не представляешь как!

– А Гарбуя видела?

– Кого?

– Значит, Гарбуя ты еще не видала.

Медсестра вкатила стол на колесиках, на нем, опасно кренясь, стояли миски и тарелки. Проходя мимо стола, медсестра ловко кидала миски, они ехали по плохо протертой деревянной поверхности и замирали перед едоком. Вторая медсестра шла следом и кидала перед людьми ложки. Все это походило на цирковой номер. Коре хотелось им аплодировать, но все воспринимали операцию серьезно, были заняты наступающей едой – только Коре не хотелось есть, она появилась здесь недавно, и ее беспокоили другие проблемы.

Гороховый суп был невкусным, недосоленным. Журба крикнул:

– Где соль, мать вашу! Сколько раз надо об одном и том же просить!

Никто ему не ответил. И никакой соли ему не принесли, но когда минут через пять или десять снова появились медсестры, то они несли вдвоем большую кастрюлю. Медсестра поставила кастрюлю на край стола, а вторая принялась зачерпывать поварешкой густую кашу и метать ее в опустевшие миски.

Когда операция кончилась, медсестра достала из-под фартука большую открытую консервную банку, наполовину наполненную желтой крупной солью.

Все принялись есть кашу, и некоторые щедро ее солили. А так как первый голод, правивший этой маленькой колонией, был утолен, то люди начали разговаривать, повеселели.

– Что будет дальше? – спросила Кора у Нинели.

– Наверное, опять испытания. Они нас все испытывают, что мы умеем делать. Вчера нас по лабиринту гоняли. А может, допрашивать будут, беседовать.

– А ты кашу доедать будешь? – спросила Нинеля.

– Нет, не хочется.

– Давай я доем, – сказала Нинеля. – Чего ей пропадать?

– Конечно, бери.

Нинеля взяла миску Коры, отвалила почти полную ложку своему соседу Журбе, который заинтересованно глядел на нее, остальное съела сама.

Дверь открылась, но вместо ожидаемых медсестер в мясницких фартуках вошел странного вида неподходящий человек, очевидной, но неприятной женственности.

У него были курчавые волосы, как у толстого мальчика, которого бабушка водит со скрипочкой заниматься к дорогому преподавателю. В нем было много от такого мальчика, даже в повадках. Только вместо бабушки за ним выступал полковник Рай-Райи и еще один военный, неизвестный Коре. Новый гость был одет легкомысленно, в длинные шорты, белые гетры, белые матерчатые туфли, в белую же пропотевшую футболку с короткими рукавами.

Покачивая бедрами, мужчина прошел в дальний конец стола и уселся там на стул, услужливо подставленный прибежавшей из другой двери медсестрой.

– Ну что ж, – сказал тонким голосом мальчик, оглядывая стол. – Нас можно поздравить?

– Да, товарищ Гарбуй, – громко сказала Нинеля. – Нашего полку прибыло.

– Ну, пока что не полку, а отдельного стрелкового отделения. Хотя вам простительно, Нинеля, вы военному делу не обучены.

Гарбуй щелкнул толстыми пальцами, и тут же полковник Рай-Райи положил перед ним историю болезни Коры. Она ее узнала. Гарбуй стал листать тетрадку, шевеля толстыми мокрыми губами.

– Все ясно, – сказал он наконец. – Не считая Гофмана и Тоя, вы у нас самая продвинутая во времени. Мы с вами еще не раз поговорим. И откровенно. Вы согласны?

– Согласна, – сказала Кора.

– И отлично. А то господин Гофман, Михаил Борисович, начал лгать и даже противоречить самому себе. А нам нужна правдивая информация, на основе которой будут приняты ответственные решения. Понятно? – За ответом Гарбуй обернулся к Коре.

Миша Гофман молча возил ложкой в миске, собирая остатки каши.

– Зря я его пощадил, – сказал полковник Рай-Райи. Как он ненавидел Мишу!

– Вы руководствовались гуманизмом, полковник, и я вас понимаю, – ханжески промямлил Гарбуй.

«Сейчас придет его мама, в очках, даст ему в руки скрипочку, и мы будем слушать, как он играет гаммы», – подумала Кора.

– Теперь к делу, – Гарбуй перешел на командирский тон. Ему нравилось говорить командирским тоном. Кора даже подумала, что ему раньше не приходилось командовать ни дома, ни в школе – всегда находился какой-нибудь другой командир. – Сегодня у нас, товарищи, трудный, насыщенный день. Испытания распределяются следующим образом. Гражданка Орват, как новенькая, проходит лабиринт. Инженер Той остается со мной. Он будет проходить дружественный допрос о состоянии дел в малой авиации. Остальные продолжат курс благо-психологических исследований.

– Я протестую, – сказал Влас Фотиевич Журба. – Мы же понимаем, что опять начнете мучить, а мы люди немолодые, немощные.

– Без этого наука не может двинуться вперед, – снисходительно ответил Гарбуй. – Без этого вы бы не оказались в этом лагере, и тем более без этого вы не сможете возвратиться обратно к вашим друзьям и близким.

– Сладко поешь, – прошептал Эдуард Оскарович, и никто, кроме Коры, этого не услышал. Впрочем, толстый мальчик Гарбуй настолько переигрывал свою роль заботливого учителя, что, пожалуй, за редким исключением всем была очевидна лживость его слов и обещаний.

В дверях, куда покорно потянулись ворчавшие пленники, Кору и двух ее спутников ждали солдаты, которых привел Гарбуй.

* * *

Уже вечерело, тени стали длиннее, и ветер утих, отчего воздух прояснился и стали видны нависающие над берегом горные вершины, кое-где покрытые желтеющим лесом. Обернувшись, Кора уткнулась взглядом в плохо побеленные стены барака и мрачного четырехэтажного куба, где обитали и трудились доктора и иные начальственные люди, которые и ведали контактами этого мира с Землей.

Эти и другие, видно, хозяйственные здания располагались на обширной площадке, большей частью заасфальтированной, кое-где поросшей редкой травой. Вокруг тянулась металлическая сетка, а у единственных ворот стояла пропускная будка.

– А как ваш мир называется? – спросила Кора у солдата.

Тот ответил:

– Земля, как же еще! – Потом подумал и добавил: – Впрочем, вам это знать необязательно.

Кора согласилась с солдатом, тем более что ее внимание было уже привлечено к лабиринту, перед которым они остановились. Кора сначала и не сообразила, что видит настоящий лабиринт, потому что для нее это было литературное понятие – нечто вроде гигантского холма, внутри которого должен таиться могучий Минотавр.

Тут же лабиринт оказался бесконечной – в обе стороны – серой бетонной стенкой без отверстий, высотой около трех метров. Наверное, она тянулась на полкилометра, и в ней был лишь один разрыв – как раз к нему они и направились. Возле правого угла лабиринта возвышалась высокая ажурная вышка, схожая с тригонометрическим знаком. Наверху вышки была небольшая площадка, обнесенная перильцами. Там на стульях сидели два солдата. Между ними и перилами были прикреплены пулемет и большая подзорная труба.

При виде процессии солдаты замахали руками, приветственно закричали. Спутник Коры ответил коротким непонятным возгласом и сообщил ей, как новенькой:

– Они будут за вами наблюдать. Оттуда видно все, что внутри лабиринта. Если они увидят лишнее, то и выстрелить могут.

– Что вы под этим имеете в виду? – насторожилась Кора.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответил солдат.

– Он сам не знает, – сказал второй.

– А зачем мне надо в лабиринт? – спросила Кора.

– Да вас же испытывают! – откликнулся первый. – Испытают и в бульон!

Солдаты рассмеялись.

Солдаты остановились перед разрывом в серой бетонной стенке, на которой сохранились следы деревянной опалубки.