Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.5"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 56 страниц)

Он улыбнулся так мягко и даже застенчиво, что Коре сразу стало легче.

Все посетители этой «поликлиники» поднялись и потянулись к выходу. Кора осталась в коридоре одна. На месте не сиделось. Она поднялась и подошла к двери, в которую сизолицый доктор не велел заходить. Раз он не велел, значит, за дверью скрывалось что-то интересное, а может, и важное для разведчицы Орват. Так что Кора прислушалась, но ничего, кроме неясного рокота, не услышала.

Тогда она осторожно приоткрыла дверь.

За столом сидел еще один доктор. Грузный человек с убранными за уши длинными серыми волосами, неопределенного возраста, и у него был такой громадный мягкий обвислый нос, что придавал доктору сходство с морским слоном.

– Заходите, – буркнул доктор. – Раздевайтесь.

Он поднял голову. Увидел Кору и удивился.

– Я вас не знаю, – сказал он.

– Я тоже, – согласилась Кора. – Но доктор напротив не велел мне к вам ходить. Почему?

Главное – казаться очаровательной дурочкой.

– Почему? – Морской слон быстро приходил в ярость. Тяжелой тушей он поднялся над столом. – А потому, что эти военизированные коновалы не способны понять, зачем они здесь находятся, и думают, что будут мною командовать! Да Гарбуй их в порошок сотрет!

И с этим криком, чуть не раздавив Кору, морской слон вылетел в коридор, пересек его и ворвался в кабинет к своему сизолицему коллеге.

Посреди небольшого кабинета стоял совершенно обнаженный, голубой от холода или волнения Миша Гофман, вытянув вперед руки и поставив ноги вместе. Глаза его были закрыты. Сизолицый, не обращая внимания на вошедших, приказывал ему:

– Поднять правую руку, не раскрывая глаз, поднести ее к кончику носа. Ну вот, промахнулись! Сколько же можно! А теперь левую руку… и только посмейте мне промахнуться, я вас тут же спишу в обслуживающий персонал и лишу усиленного питания… ну вот, лучшего я от вас и не ждал. Где у вас нос? Нет, это не нос, а это ухо!

– Доктор Клерий! – прервал монолог морской слон. – Вы успеете разобраться с этим неврастеником. Но меня интересует, какое вы имеете право хватать пришельцев, которые еще не прошли моего обследования? Вы понимаете, что ваши армейские интриги здесь не пройдут?!

– Я сделал то, что считаю нужным. Девушку нашли наши сотрудники. Вы ее вообще проморгали. Где был ваш Гарбуй? Опять политикой занимался? Опять с президентом шептался?

– Не вам об этом судить!

– Нет, мне. За нами будущее. А вас мы отправим на помойку истории.

– Прежде чем вы успеете отправить, вы побываете на кладбище! – сообщил морской слон и со страшным ревом кинулся на сизолицего.

Но тот был готов к нападению. Отшвырнув в сторону маленького Мишу Гофмана, он схватил металлический стул и помчался на морского слона, который выхватил из верхнего кармана мясницкого фартука отлично отточенный пинцет и стал остро, резко, горизонтально махать им, чтобы выколоть противнику глаза.

Кора и Миша убежали из кабинета и оказались в коридоре. Вслед им неслись отдельные вопли и рев докторов.

Уйти далеко им не удалось, даже обменяться фразами они не успели, потому что двери с улицы распахнулись и в вестибюле поликлиники загремели, затопали, тяжело задышали солдаты в боевой форме, бронежилетах и с карабинами в руках. Окруженный ими, шел человек высокого роста с очень маленькой головой, откинутой назад, будто владелец головы только что отшатнулся от неприятного запаха или вида насекомого. Плечи господина были очень узки, затем туловище плавно и постепенно перетекало в живот и бедра, составляющие нижнюю часть этого конуса, а ноги были на редкость коротки, словно обрублены.

В отличие от солдат он был безоружен, если не считать шпаги, свисавшей с золотой перевязи, пересекающей темно-оранжевый мундир, расшитый серебряными дубовыми ветками. На голове офицера набекрень сидела красная каскетка, украшенная плюмажем из павлиньих перьев, которые все время задевали то за притолоку, то за люстру, а то и за потолок.

Натолкнувшись в дверях на Кору и Гофмана, усатый офицер на секунду задумался, затем сообщил:

– Тебя я знаю. Ты – Гофман, агент земных разведок, большой мерзавец. И я тебя задушу собственными руками. А вот девицу не имел чести… Я не имел чести или я имел честь?

– Мы не знакомы, – сказала Кора.

– Вот именно. Из этого я делаю вывод, что ты и есть наше новое приобретение, которое эти недоумки Гарбуя упустили, а мои соколы отыскали и привезли. Тебя солдаты привезли?

– Солдаты.

Офицер говорил хрипло, надрывно, напористо.

– Будем знакомы! – сказал он. – Полковник Рай-Райи, кавалер степени нежданного нападения.

– Кора, – ответила девушка. – Кора Орват, студентка Суриковского института.

– Степень имеешь?

– Степени не имею и не знаю, что вы имеете в виду.

– А то у вас как институт, сразу доктор или профессор. Слушать противно.

Вроде бы разговор шел по-русски, но собеседники друг друга не очень понимали.

– Чего я не хотел, – продолжал полковник Рай-Райи, – так это чтобы ты сперва попала в лапы молодчиков Гарбуя. Они из тебя вытянут, что им надо, а от нас могут и скрыть… Понимаешь?

Полковник показал на дверь, из-за которой доносилось рычание и звуки разбивающихся предметов – бой между докторами продолжался.

– Эти недоумки даже шпиона выследить не могут – хороши бы мы были, если бы оставили этого… – он показал на вздрогнувшего Мишу Гофмана, – на свободе. Откуда мы знаем, где его сообщники.

– Это трагическое недоразумение, – произнес Гофман.

– Я из тебя еще выбью добровольное признание, – пригрозил полковник Рай-Райи и, толкнув дверь сапогом, первым вошел в кабинет, где бились доктора.

Те не заметили, что появилось несколько зрителей, так как, разбежавшись по углам кабинета, метали друг в друга острые и тяжелые предметы. По лицам докторов сочилась кровь, на лбах и темени вздувались шишки.

– А ну, стоять! – крикнул полковник Рай-Райи.

Первым опомнился сизолицый.

– Ваше постоянство! – воскликнул он. – Я больше с этой компанией работать не могу. Они ставят интересы своей науки выше интересов национальной обороны. Это потенциальные предатели.

– Я исполняю указания правительства! – загудел морской слон. – И лично господина президента.

С этими словами морской слон сделал широкое танцевальное движение ластом, и Кора увидела, что в углу, плохо различимый на фоне белой стены, стоит беломраморный бюст лысого человека с утиным носом и повязкой через правый глаз.

При словах доктора все присутствующие, кроме Коры и Миши, щелкнули каблуками и ударили себя кулаком правой руки по левому плечу.

– Все, хватит! – рявкнул полковник. – Начинаем допрос, пока не прискакал этот Гарбуй.

– Я полагаю своим долгом, полковник Рай-Райи, – пригрозил морской слон, – довести до сведения Председателя Высокой комиссии по пришельцам, господина Гарбуя, что очередной опыт завершился блистательно и в нашем распоряжении имеется живой образец. – Он указал на Кору.

– А ну, отодвиньте его! – рявкнул полковник, и солдаты оттеснили морского слона за разбитый в докторском бою стеклянный шкаф с лекарствами.

– Кора Орват, сделай шаг вперед! – велел полковник.

Но тут он заметил Гофмана и приказал:

– А этого, разоблаченного, отправьте в камеру.

Полковник смотрел на Кору, как ему, видно, казалось, пронзительным взглядом.

– Ну, расскажи, – заявил он. – Как жила, почему к нам проникла. Кто тебе приказал?

– Я вас не понимаю, – сказала Кора. – Я никуда не проникала. Я гуляла, я хотела кинуть цветы в память об инженере Тое, но тут не удержалась и упала…

– Похоже? – Неожиданно полковник обратился к сизолицему.

– Мы составили такое же представление об этом инциденте, – сказал тот. – Они всей толпой стояли там, на точке сброса. Ближе всех к ней находился Гофман. На кинопленке видно, как он ее толкнул.

– Не может быть! Он такой милый дядечка! – воскликнула Кора. – Кроме того, я прошу объяснить, почему я была там, а он уже здесь, почему он был там, а я здесь и он здесь?

– Да, кстати, – повел усами полковник, – как вы это можете объяснить?

– Объяснение этому математическое, – сказал морской слон. – За ним можете обратиться к профессору Гарбую.

– Ну, ты у меня допрыгаешься! – возмутился полковник. – Никакой Гарбуй и даже президент тебя не спасет. Тут решаю я!

– Но и над вами есть власть, – твердо прогудел морской слон, и полковнику пришлось подождать минуты две, прежде чем он снова обрел дар слова и смог возобновить допрос Коры.

– Значит, ты у нас невинный цветочек, ничего не знаешь, ничего не видишь… – Полковник сказал эту фразу так, словно надеялся, что Кора с гневом кинется ее опровергать. Но Кора ничего не опровергла. И подумала, что когда-то, готовясь к зачету по истории искусств, просматривала альбом картин двадцатого века. И там ее юное воображение потрясло полотно «Допрос партизанки». Так героически стояла эта девушка, так бессильно злобствовали фашисты, окружавшие ее! И было совершенно очевидно, что ничего эти фашисты от нее не добьются. И вот теперь наступила ее очередь…

Но допрос закончился на какой-то обыденной и скучной ноте.

– Что ж, – произнес полковник. – Не то чтобы добрая, отзывчивая душа к нам пожаловала, но мы от любой не откажемся. Неизвестно еще, на что тебя можно будет пустить. Все пригодится в нашем хозяйстве. Считай, что тебе сказочно повезло: ты попала в наш мир, светлый, веселый, справедливый. Ты будешь приобщена к нашему передовому строю. Твои физические данные обещают интерес к тебе со стороны нашего мужского пола.

Тут полковник позволил себе откинуть голову назад и немного посмеяться, а солдаты, стоявшие у стен комнаты, тоже посмеялись, но грубее, чем офицер. Сизолицый доктор Крелий ограничился улыбкой. Морской слон поморщился.

– А теперь садись, голубушка, за этот белый столик, возьми карандаш и бумагу и напиши нам свою биографию: где родилась, кто родители, – ответишь на все вопросы анкеты. Доктор, у тебя анкета есть?

– Есть, ваше постоянство.

– И медицинскую сторону объясни: чем болела, какие вирусы в себе носишь, к чему есть иммунитет. Нам не хотелось бы устраивать эпидемии из-за грязных пришельцев. И не спорь. Не зря же мы вас тут в карантине держим!

Кора не стала спорить. В конце концов, сведения, относящиеся к ее жизни на Земле, вряд ли принесут много пользы этому полковнику.

Вскоре полковник, пошептавшись с доктором Крелием, ушел. Анкета оказалась десятистраничной, половина вопросов были глупыми, а половина – очень глупыми. К тому же анкета была снабжена грифом «Крайне секретно. Разглашение влечет за собой наказание».

Что же удалось ей узнать за первые часы в параллельном мире? То, что здесь периодически низвергают кумиров, и, судя по бюсту президента, который глядел на нее из угла комнаты, этими кумирами были президенты или диктаторы. Значит, и ты, мой дорогой неизвестный друг, тоже скоро угодишь на свалку истории. Что еще? Да, здесь есть внутренние, и довольно острые, противоречия между неким неизвестным ей Гарбуем, который пользуется поддержкой президента и которому подчиняется доктор, похожий на морского слона, и военными в лице полковника и верного ему сизолицего доктора. Этого было мало… если не считать и грустной новости: неизвестно как попавший сюда раньше Коры Миша Гофман находится в опасности. Он разоблачен как земной шпион, и с ним могут жестоко расправиться. На чем он мог попасться?

– Пришелец Орват, – сказал доктор Крелий, – поторапливайтесь с анкетами. Не вечно же мне тут с вами сидеть, прохлаждаться. А то в столовой все сожрут.

– А вы не здесь живете? – спросила хитрая разведчица Кора.

– Я живу на севере, – туманно ответил доктор. – Я здесь в служебной поездке из-за вас. Свалились на нашу голову!

– Мы не валились, – возразила Кора, понимая, что доктор прав: она-то, конечно, буквально свалилась в этот мир.

– Свалились, и теперь с вами разбирайся, а тут Гарбуй палки в колеса ставит со своей чертовой наукой. Мы бы давно приняли меры, если бы не его саботаж.

– А кто такой Гарбуй? – спросила Кора.

– Спроси у Калнина, – таинственно ответил доктор Крелий. – У Эдуарда Оскаровича.

* * *

Кора беспрепятственно покинула четырехэтажное здание, где познакомилась с докторами и полковником Рай-Райи, и вышла на залитый солнцем плац, разделявший большой дом и длинный одноэтажный беленый барак, в тени которого на газоне, протянувшемся вдоль него, в вольных позах расположились, видно, в ожидании ужина, пришельцы с Земли. Слово «пришельцы» отложилось в памяти Коры – кто-то уже произнес его. Двоих из них Кора уже знала. По Земле. Вот сидит на корточках похудевший, словно месяц его не видела, серый лицом Миша Гофман, вчерашний шутник, трепло и записной весельчак. А рядом вытянулся во весь рост на траве и дремлет, смежив веки, инженер Той. Дальше – еще несколько человек.

Их всех объединяет странность – та, что как бы вводит Кору в их компанию: на них синие байковые больничные халаты, из-под которых виднеется грубое казенное белье. Будто все они – пациенты старинного сумасшедшего дома.

Кора остановилась, оглядывая пациентов. Пациенты разглядывали ее.

– Зачем они все это делают? – спросила Кора.

Так как она не обращалась к кому-либо конкретно, то прошло с полминуты, прежде чем ей ответила кухонным голосом коренастая, средних лет смачная полногрудая баба с толстыми ляжками, белеющими из-под короткого халата. Была та женщина крашеной блондинкой, но с момента ее последнего визита в парикмахерскую минуло немало времени, и ее волосы, отросшие неровно, были двухцветными: ближе к голове бурыми, а к концам белыми. Спереди волосы были закручены валиком, а пряди сбоку распрямились соломой.

– Все изучают, – сказала она. – А потом дадут вид на жительство или не дадут. Проверка идет.

– Свежо предание, Нинеля, – сказал Миша Гофман, – да верится с трудом. Мы им нужны для какой-то зловещей цели. Но я никак не могу их раскусить.

– Правильно. Верить им нельзя, – согласился молодой человек с уродливым шрамом. – Никуда от этих сволочей не убежишь.

– Я бы посоветовал вам держать ваши высказывания при себе, господин капитан, – произнес с угрозой пожилой мужчина, ватный сверху, широкобедрый снизу. Его халат упорно распахивался на животе, показывая несвежие кальсоны.

Кора окинула их взглядом – так вот они, гордые жители гордой Земли!

– Больше всего вы похожи на стадо коров, которое ждет у бойни, – сообщила Кора.

– Коров не спрашивают, – отозвался, не открывая глаз, инженер Той, – а нас все время о чем-то спрашивают.

– Но вы должны действовать!

– Как? – заинтересовался Миша Гофман. – Может быть, ты подскажешь?

– Сначала мы должны создать какую-то организацию, – сказала Кора, – а потом принимать общие решения.

– Каждый из нас сквозь это уже прошел, – сказал Миша Гофман. – Но все оказывается куда сложнее.

– Это оттого, что вы спасовали!

– Кора, – лениво отозвался инженер Той, – не надо недооценивать и упрощать. Ты здесь полчаса, а я – уже скоро месяц.

– Чепуха! – возмутилась Кора. – Ты попал сюда за день до меня. Я только повторила твой маленький подвиг.

– Не было никакого подвига. Был порыв ветра, шквал, случайность, и, слава богу, они меня подобрали. И случилось это, может, месяц, а может, тысячу лет назад.

– Инженер прав, – сказал человек со шрамом. Его сапоги высовывались из-под больничного халата. – Почти все сюда свалились месяц назад. Я делаю зарубки – как день, так зарубка.

– Этого не может быть, – решительно заявила Кора, – это нарушает все законы физики.

– Нет, гражданка, – ответила женщина Нинеля. – Не знаешь ты ни хрена законов физики. Не мы их придумали, не нам их менять. Но вот использовать их в интересах строительства социализма и борьбы с международной реакцией мы обязаны. Понимаете, гражданка?

– Хорошо, – сказала Кора, которая прогуливалась вдоль ряда сидевших у стены, – тогда я хочу познакомиться со всеми. Надеюсь, вы не возражаете. Вы ведь, как говорите, давно здесь и знакомы. А я – нет.

– Мы – по-разному, – тихо сказал Миша Гофман.

– Вот сейчас и разберемся, – с суровостью двадцатилетней богини правосудия заявила Кора.

– Замечательно, товарищ! – вдруг обрадовалась крашеная Нинеля. – Я тут у доктора Крелия лист бумаги сперла. А карандаш у Журбы взяла. Так что вы допрашивайте, а я буду фиксировать в письменном виде. Я давно ждала, что к нам пришлют руководящее лицо.

– Ну, не будем называть это допросом, – смутилась Кора, – я хотела побеседовать.

– Молодец, – сказал человек со шрамом, – называть мы, конечно, не будем. Но как ни назови, все равно полезай в кузов, точно?

Кора не ответила ему, а пошла к краю ряда отдыхавших людей, где лежал ватный в плечах толстобедрый человек с жирным тупым лицом, каковые создаются десятилетиями заседаний и застолий, подлых подсидок и доносов.

Почему-то Коре показалось, что этот человек откажется ей отвечать, но тот приветствовал начинание, даже приподнялся на локтях, отчего халат совсем разъехался.

Он так и сказал:

– А я, господа, приветствую ваше начинание. Во всем нужен порядок. Без списков мы не можем создать общество и организовать сопротивление врагам отечества, лишившим нас свободы.

– Тогда вы говорите, а вон та… гражданка будет записывать.

– Я готова, – сказала воинственная женщина Нинеля.

Кора обернулась к широкому человеку с тупым лицом, но тот был далеко не так туп, как казался.

– А мне бы, – сказал он, устремляя взор маленьких острых глаз к Коре, – хотелось сначала узнать, кто это меня допрашивает. И про тебя, Нинеля, неплохо нам узнать. А то и в самом деле получается беспорядок. Я не имею возражений против переписи, но в любом благом начинании должен быть порядок.

– Простите, – сказала Кора, понимая, что ватный чиновник прав. Если ты просишь людей рассказать о себе, откройся сама. – Зовут меня Кора Орват. Я студентка…

– Погоди! – прервал ее чиновник. – Что за фамилия такая? Был у нас в уезде один венгр, но его звали Хорватом.

– Говорят, что я родом из поляков, – покорно ответила Кора. – Но вообще-то я русская, у меня бабушка под Вологдой живет, в деревне.

– Значит, будешь из крестьян? Отец что делает? – спросил чиновник.

– Еще чего не хватало! – вдруг возмутился молодой человек со шрамом. – У нас здесь не выборы гласных, а вы не полицмейстер.

– Нужен порядок, – буркнул чиновник, но настаивать на более подробном отчете не стал.

– Я студентка, – продолжала Кора, – учусь в Суриковском институте.

– Это еще что такое? – спросил человек со шрамом.

– Художественный институт, – пояснил инженер Той.

– Как сюда попала? – спросил чиновник.

– Я здесь на каникулах. Отдыхаю со своей подругой. В Симеизе. И вот нечаянно упала из Птичьей крепости.

– Нечаянно?

– Я могу подтвердить, – сказал Миша Гофман. – Я присутствовал.

– Значит, как и все, – заметил молодой человек со шрамом.

– Я записываю? – спросила помощница Коры.

– Погодите, – вмешался в разговор пожилой человек в толстых очках, отчего его зрачки казались громадными. – Вы не могли бы сообщить нам, Кора, когда этот… инцидент произошел с вами?

– Вчера, – ответила та. – Вчера, 27 июля 2094 года.

– Спасибо, – ответил человек в очках. Кора снова отметила для себя, как красиво и четко у него очерчены губы.

– Чепуха, – сказал чиновник. – Получается, что мы сюда попали в одно и то же время, а вот у себя живем – в разное время. Это для меня загадка, неразрешимая загадка.

– Ну что, мы переходим к опросу? – спросила помощница Нинеля.

– Не-е-е-ет! – пропел чиновник. – Так не пойдет. Мне желательно о тебе знать. Туманная ты личность. И сейчас спешишь на меня разговор перевести, чтобы тебя забыли.

Все стали разглядывать помощницу Коры, будто увидели впервые. Та совсем не была смущена общим вниманием. Даже выпрямилась, чтобы и без того пышная упругая грудь туже натянула ткань халата.

– Я сюда попала из далеких военных времен, – сообщила помощница. – По паспорту я Нинель Иосифовна Костяникина. Друзья зовут Нинеля. Русская, член партии с 1939 года.

– Какой такой партии? – спросил чиновник. – Партий у нас много, одна другой хуже.

– Браво! – воскликнул человек со шрамом. – Очень точное наблюдение.

– Партия у нас одна! – вдруг рассердилась Нинеля. – Так было, и так будет всегда. С другими мы, слава богу, разделались.

– Вот они говорят, – пожаловался чиновник Коре, – даже объясняют, а для меня все это – невозможное крушение основ.

– Прошли твои времена, управа, – огрызнулась Нинеля.

– Простите, – снова заговорил мужчина в очках. – В каком году вы перешли с Земли в этот мир?

Почему-то этот простой вопрос Нинелю возмутил. Она даже топнула толстой крепкой икрястой ногой и сжала руку в кулак.

– Как так перешла? – спросила она. – Что вы подразумевали, а?

– Ничего. Кроме календарной даты.

– А вот этого я тебе не скажу! Я своему долгу не изменяла. Если бы не обстоятельства, я бы с такими, как вы, иначе разговаривала.

– Скажи, скажи, – вдруг вмешался в беседу чиновник. – Твой долг оставь при себе. Я понимаю, что Эдуард Оскарович хочет точно разобраться, ты ему не мешай.

– Ну ладно, ладно, – вперив в пространство желтые пуговицы глаз, буркнула Нинеля. Почему-то она не хотела признаваться, когда и при каких обстоятельствах покинула Землю. – Меня сбросили на парашюте в помощь партизанам. Но меня выдали. Немцы скинули меня с обрыва. Летом сорок третьего года. Вот я и здесь.

– Какие такие немцы? – спросил чиновник.

– Надо историю учить!

– Как же он будет учить, – сказала Кора, – если он, может быть, жил раньше.

– Они меня пытали, – сказала Нинеля, – но числа я не помню.

– Мне большего не нужно, – сказал Эдуард Оскарович. – Тысяча девятьсот сорок третий год. Разброс значительный.

– Все? – спросила строго Нинеля. Коре казалось, что она видела ее прическу и тонко нарисованные дугами брови в каком-то историческом фильме.

– Все, – согласился чиновник. – Все ведет к умопомешательству. Неужели России это суждено?

– Ваша очередь, – сказала Нинеля, – давайте поговорим про вас, гражданин Журба.

– Это слово мне, Нинеля, не нравится. Так вам и скажу.

– А какое же нравится? – спросила Нинеля.

– Можно – ваше превосходительство, ибо имею чин статского советника.

– Мамонт! – сказала Нинеля, обращаясь к Коре за поддержкой. – Он до революции жил.

– А разве вы об этом раньше не разговаривали? – удивилась Кора. – Вы же вместе живете здесь две недели.

Вместо Нинели, которая затруднилась с ответом, заговорил мужчина в толстых очках:

– Во-первых, мы сюда прибыли в разное время, в различных обстоятельствах. Я должен сказать, что некоторые находились в ненормальном состоянии – слишком сильной оказалась травма.

– Старик прав, – сказал человек со шрамом. – Я был убежден, что нахожусь на том свете. Честное слово.

– А что сказать? Конечно же, я думал, что в ад угодил. Или в рай, считай как знаешь, – сказал чиновник. – Тем более что всю неделю сидел в отдельной комнате или камере – понимай как знаешь. Никого не видел, кроме этих мясников.

Кора поняла, что он имеет в виду медсестер.

– Мы только в самые последние дни соединились, – пояснил инженер Той.

– Почему? – спросила Кора, не ожидая, что ей ответят. Но мужчина в толстых очках сказал:

– Они сами не знали, что делать. Они же не верили Гарбую. До конца не верили, что есть контакт с Землей. А теперь они оказались в положении мальчика, который вгрызся в слишком большой пирог. Отступать некуда, а наступать невозможно. И пока они не выяснят отношения между собой, наша судьба тоже не решится.

Тогда, охваченная сомнениями, Кора спросила:

– А все здесь знают, куда попали?

– Я постарался всем объяснить. Но не уверен, что все меня понимают.

Нинеля толкнула Кору в бок.

– Так мы до ужина проваландаемся. Давай, майор.

– Как?

– Ладно, пошутила. Но своих всегда угадываю.

– А у вас был чин? – спросила Кора.

– Сержант госбезопасности, – ответила Нинеля. – И не думай, что это чепуха.

– Я не думаю.

– Тогда веди допрос, раз я тебе инициативу отдала.

Кора обратилась к чиновнику. Тот ответил сразу:

– Всю эту абракадабру про параллельные миры я, конечно же, не принимаю, как иудейские штучки. Но нахожусь в недоумении, почему и стремлюсь к порядку. В настоящее время убежден, что попал в неволю к каким-то из наших соседей. Может, к немцам или к туркам. Точно не скажу.

– А когда вы родились? – спросила Кора.

Чиновник попытался затянуть халат потуже на пузе. Он продолжал:

– Я имел честь родиться в светлый день освобождения крестьян в государстве Российском, а именно 19 февраля 1861 года от Рождества Христова.

Чиновник обвел всех взглядом, в котором Кора неожиданно прочла гордыню: чиновник всю жизнь полагал себя отмеченным перстом Божьим.

– Дальше.

– Крестили меня Власом, Власом Фотиевичем, и в последнее время, до несчастья, имевшего место двадцать третьего июня 1907 года, я трудился на ниве управления государством, пользуясь почетом и уважением сограждан города Бабиловичи Могилевской губернии, где состоял полицмейстером.

– И что же случилось? – подбодрила его Кора, видя, что чиновник загрустил.

– А случилось то, что, отдыхая в Ялте, в пансионе «Марина», было решено посетить Байдарские ворота, где встретить восход солнца с возлияниями и весельем. Мы взяли с собой дам, наняли экипажи… Господи, неужели все это было только вчера?

– Когда же это было? – спросила Кора.

Нинеля записывала. Быстро, мелко, подложив под лист бумаги квадрат фанеры из стопки, лежащей у стены, – видно, до появления пришельцев здесь намеревались начать ремонт.

– Когда? – спросил Влас Фотиевич Нинелю, к которой испытывал определенную близость.

– Через два дня после меня, мы с тобой считали, Фотиевич. То есть две недели назад.

– А я этого не понимаю, – упрямо заявил Журба. – Помню, как с Байдарских ворот ехали, кто-то сказал, что крепость покажет, – мы к крепости пошли, я над обрывом на перилах спьяну плясать начал. Я ведь как выпью – заводной… И полетел я птицей по чистому небу… – В голосе Журбы заурчали слезы.

Конечно, более отдаленное от птичьего племени существо, чем Влас Фотиевич Журба, было трудно представить. Но это было неважно – интереснее для Коры был странный человеческий и даже русский феномен: все здесь присутствующие, независимо от того, насколько они могли осознать, что произошло, с самим фактом перемещения из мира в мир вполне смирились. Для одних в том была божья воля, для других – произвол судьбы, для третьих – физический феномен, но никто не собирался бунтовать, восставать и бороться с богом, судьбой-феноменом. Ждали. Ждали, пока Там решат, что делать дальше.

Когда Журба смахнул слезу, сопровождавшую воспоминание о его птичьем полете, хотя полет, конечно, был пьяным и безобразным, Кора, прежде чем обратиться к следующему, спросила:

– А в поездке – ну, в карете, в пролетке… вы были не один?

– Ни боже мой! – откликнулся полицмейстер. – Иннокентий Илларионович из Ялтинской городской управы…

Он оборвал себя, в глазках появилось загнанное выражение проговорившегося гимназиста.

– Не трать времени, Кора, – сказала Нинеля, – пошли дальше, а то до ужина прочикаемся.

Кора подошла к девушке, сидевшей на корточках, что выдавало ее, с точки зрения Нинели, восточное происхождение. Потому что она с убежденностью произнесла:

– Из татарок. Но эти… они с ней разговаривают, они ее Паррой называют. А так она языка не знает.

– Парра? – спросила Кора.

Девушка грациозно поднялась и встала перед Корой. Она была черномазой – это слово к ней подходило более других, – с жирными, нечесаными волосами с воткнутым в них костяным гребнем. Смуглая кожа и мелкие черты лица, опущенные глаза как-то стушевывали лицо, делали его незаметным, прятали в сутолоке волос. Руки у девушки – а она была совсем молода – были слабые, с тонкими пальцами, они безвольно висели вдоль бедер. На безымянном пальце правой руки было тонкое золотое витое колечко. И Кора вдруг поняла, что эта девушка не ее современница, что она пришла из далекого прошлого. Может, она и есть та самая древняя принцесса, которая первой превратилась в птицу?

– Вы меня понимаете? – спросила Кора по-гречески – когда-то она учила этот язык, увлекшись мифами Эллады, это было еще на Детском острове.

Парра подняла глаза. Глаза оказались карими, и лицо ее озарилось мгновением истинной потаенной красоты. Тут же ресницы опустились вновь. Парра не ответила.

– Она – готская принцесса, – сказал Эдуард Оскарович, который знал не только многое, но и то, о чем и знать-то вроде был не должен. – Это был такой народ, о котором известно мало, – готы Крыма. О них упоминает автор «Слова о полку Игореве».

Кора вздохнула. Она помнила название этого стихотворения, но о чем оно и кто его написал – представления не имела: то ли болела в тот день, то ли прогуляла урок.

– И она тоже попала сюда недавно? – спросила Кора.

– Она не могла попасть давно, я же говорил вам, – ответил человек в толстых очках. – Они все попали сюда, когда активно заработала установка Гарбуя. И она стала вытягивать сюда всех, кто погибал или пропадал без вести в точке соприкосновения наших миров.

– То есть сколько лет этой девушке?

– Наверняка больше пятисот.

Сообразив, что речь идет о ней, Парра сказала несколько фраз Коре. Язык звучал красиво, звучно, но Кора не все поняла.

– Так и запиши, – сказала Кора, – готская принцесса.

– Я уже написала, – ответила Нинель. – И должна сообщить о том, что у этой гражданки есть отношения с Покревским.

– А какое нам дело до этого? – спросила Кора.

Она еще не знала, кто из присутствующих Покревский; оставался, правда, лишь молодой человек со страшным шрамом.

– Нам должно быть до всего дело, – сказала Нинеля. – Мы с вами комитет по управлению соотечественниками за рубежом. Моральный уровень наших товарищей должен быть на высоте. Ведь не на пустом месте сидим, а на глазах у враждебной общественности. А вернемся домой, и нас спросят: а как вы себя вели, не уронили ли достоинство советского человека?

Кора даже открыла было рот, чтобы ответить этой законсервированной красавице, но сдержалась. Ее функция – наблюдать, запоминать и понимать, что происходит. А кто с кем спорит, кто за кем наблюдает – это ее не касается.

– Господин Покревский? – спросила Кора, улыбнувшись при том и как бы ставя себя на сторону Покревского, который имел полное право дружить с любой готской принцессой.

– Я, – сказал молодой человек со страшным шрамом. Он продолжал лежать на земле, прикрыв глаза и разведя ноги в сапогах.

– Мне он не нравится, – сообщила Нинеля. – Сволочь недобитая.

– Вы мне тоже не нравитесь, мадемуазель, – ответил молодой человек. – Потому что вы шлюха.

– Ну вот, видишь!

– Расскажите нам о себе, – попросила Кора. – Что считаете нужным.

– Я ничего не считаю нужным, – ответил молодой человек, а когда Нинеля заорала, чего он, видно, и добивался, то молодой человек приоткрыл правый глаз. – Только не дотрагивайся, – закончил он свою речь. – А то отвечу действием.