Текст книги "Фантастика 1972"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Юрий Никитин,Владимир Савченко,Виктор Колупаев,Геннадий Гор,Лев Успенский,Вячеслав Морочко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Фантастика, 1972 год

Сборник

 Ежегодный традиционный сборник научно-фантастических повестей, рассказов советских авторов. Читатели познакомятся с новыми произведениями уже известных писателей и с авторами, впервые выступающими на страницах сборника.

Вместо предисловия

Перед вами, читатели, очередной ежегодник “Фантастика”.

Как обычно, в таких сборниках наряду с известными мастерами представлены и дебютанты. Стало уже традицией искать и находить новые имена не только в устоявшихся “гнездах” советской научной фантастики – в Москве, Ленинграде, Киеве, Баку, Свердловске, но и во многих городах, раскинутых на необъятной территории нашей страны, в которых до недавнего времени не было ни одного писателя, причастного к этой отрасли литературы.

Среди авторов сборника – ленинградец Лев Успенский. Наибольший успех принесли ему научно-художественные книги на лингвистические темы (“Слово о словах”, “Имя дома твоего”, “Ты и твое имя”) и мемуары “Записки старого петербуржца”.

Может показаться неожиданным, что этот маститый писатель, по основному направлению своей деятельности далекий от фантастики, выступает с фантастико-приключенческой повестью. Но напомним, что Лев Успенский на протяжении своей долгой творческой жизни не раз обращался к этому жанру. Еще в 1928 году под псевдонимом Лев Рубус был опубликован его фантастико-приключенческий роман “Запах лимона”, написанный в соавторстве с Львом Рубиновым, А сравнительно недавно в сборнике “Тайна всех тайн” появилась его научно-фантастическая повесть “Эдва-о плюс икс дважды”.

Нет надобности аттестовать и такого своеобразного прозаика, как ленинградец Геннадий Гор, издавший за последнее десятилетие немало фантастических произведений. К лучшим из них следует отнести роман “Изваяние”, связанный с излюбленной темой Гора – философским осмыслением искусства как силы, способной оказывать формирующее воздействие на человеческую душу и делать нетленными даже мимолетные впечатления. С этой же темой соприкасается и рассказ “Лес на станции Детство”.

Давно и прочно вошел в научнофантастическую литературу киевлянин Владимир Савченко. Он зарекомендовал себя серьезными романами об ученых, подтверждающих в лабораторных условиях самые дерзкие гипотезы (“Черные звезды”, “Открытие себя”). В повести “Тупик” Савченко пытается соединить фантастическую гипотезу из области теоретической физики – о неизвестных еще свойствах времени – с полудетективным сюжетом. В какой мере удался этот литературный эксперимент, пусть судят сами читатели.

Любителям фантастики известны произведения москвичей – журналиста Дмитрия Биленкина (сборник рассказов “Марсианский прибой”) и историка Кирилла Булычева (сборник “Чудеса в Гусляре”). К активно действующим фантастам принадлежит и Михаил Грешное (г. Лабинск), автор книги “Обратная связь”, долгое время работавший учителем в сельских школах. Вошел он в литературу реалистическими рассказами из жизни советской деревни и лишь сравнительно недавно приобщился к новой для него области творчества.

Инженер Виктор Колупаев (Томск) успешно совмещает работу по специальности с литературным трудом.

За короткое время он “выдал на-гора” целую серию фантастических повестей и рассказов, отмеченных имтересными сюжетными поворотами и романтической “гриновской” настроенностью. Публикуемая повесть, на наш взгляд не самая сильная в творчестве Колупаева, увлекает необычностью замысле. Читатели, конечно, уже успели познакомиться с первой книгой этого даровитого литератора, изданной в серии “Библиотека советской фантастики”.

.Аркадий и Борис Стругацкие представлены здесь одним из самых ранних рассказов, “Человек из Пасифиды”.

Не впервые появляются в сборниках и журналах фантастические рассказы молодых авторов – ленинградского инженера-проектировщика Андрея Балабухи, инженера из Риги Вячеслава Морочко. Но подлинные дебютанты нашего ежегодника – харьковчанин Юрий Никитин, ленинградцы Борис Романовский, Николай Введенский, сибиряк Борис Лапин (Иркутск).

Особый интерес, как нам кажется, представляет публицистический раздел “Клуб фантастов”, на этот раз дающий трибуну литературоведу Юлию Кагарлицкому, который вновь обращается к одному из родоначальников “жанра”, Герберту Уэллсу, показывая неразрывную связь его раннего творчества с научными исканиями великих биологов-дарвинистов; молодой исследовательнице Татьяне Чернышевой (Иркутск), оригинально трактующей теоретическую проблему “Научная фантастика и современное мифотворчество”. Раздел завершается литературно-библиографическими изысканиями знатока советской фантастики Виталия Бугрова (Свердловск) – “…И выдумали самих себя” и составленной И. Ляпуновой (по материалам, собранным Б. Ляпуновым) библиографией отечественной фантастики за 1957-1960 годы, хронологически продолжающей аналогичные публикации, помещенные в предыдущих сборниках.

И сегодня еще раздаются голоса, что научная фантастика существует и развивается сама по себе, в стороне от магистральных путей большой советской литературы и без какой-либо теоретической базы. Например, Ариадна Громова в статье “Зигзаги фантастики” (“Литературная газета” от 19 апреля 1972 года) безапелляционно утверждает, что “единственная пока монография по вопросам научной фантастики – “Русский советский научно-фантастический роман” А. Ф. Бритикова – сколько-нибудь надежным теоретическим подспорьем в работе служить не может”.

Между тем упомянутая монография – серьезный многолетний труд, вносящий заметный вклад в разработку истории и теории советской научной фантастики, и нельзя от него отмахнуться бездоказательной негативной оценкой. А если говорить объективно, так ли уж оголен и бесплоден этот участок нашего литературоведения и критики? Ведь последние годы, кроме монографии А. Бритикова, появились еще и такие солидные работы, как книга Ю. Кагарлицкого “Герберт Уэллс”; проблемные и во многом новаторские статьи Т. Чернышевой, 3. Файнбурга, В. Ревича, Г. Альтова, В. Золотавкина; книга Г. Гуревича “Карта страны фантазий”; переработанная для издания диссертация Н. И. Черной “В мире мечты и предвидений. Научная фантастика, ее проблемы и художественные возможности” (Киев, 1972), критическое исследование А. Урбана “Фантастика и наш мир” (Ленинград, 1972).

Воспользуемся возможностью, предваряя дискуссионный раздел, коснуться некоторых вопросов.

Процессы, происходящие в глобальных масштабах, необычайно сложны и многообразны.

Одновременно со стремлением осмыслить грядущие пути человечества, предотвратить непоправимые беды, могущие зачеркнуть завтрашний день мира, фантастическая литература под прямым воздействием научно-технической мысли становится в определенных аспектах художественной прогностикой.

Кое-кто считает, что научная фантастика светит лишь отраженным светом. Но нельзя не учитывать и ее обратного влияния на науку. Вспомним хотя бы признание К. Э. Циолковского, утверждавшего, что “известный фантазер Ж. Берн” заставил его увлечься космическими путешествиями и “пробудил работу мозга в этом направлении”.

Именно этой теме – судьбе фантастических идей посвящены хорошо аргументированные статьи бакинского писателя-фантаста, инженера-изобретателя Генриха Альтова.

В печати не раз встречались сообщения, что в зарубежных исследовательских центрах разного профиля предметом специального изучения становятся оригинальные идеи, высказанные писателями-фантастами, и некоторые из этих идей, содержащие “рациональное зерно”, влияют в какой-то мере на научные поиски.

Анализом фантастических прогнозов занимаются и советские ученые…Да, теперь уже можно утверждать: разработка теории научной фантастики сдвинулась с мертвой точки, хотя и не вышла еще из стадии становления. Предстоит найти более точные определения и удовлетворительные ответы на многие спорные вопросы.

Для нас остается непреложным, что социологическое направление в современной научной фантастике – советской и стран социалистического содружества – наиболее перспективно, поскольку оно моделирует общественное устройство мира в его бесконечном движении вперед.

Научная фантастика в ее нынешнем состоянии отражает современный уровень мышления, который условно можно назвать космическим, явления и процессы последней трети века. Терминология же остается прежней. Что значит, например, “коммунистическая утопия”? Ведь это несочетаемые понятия. Коммунизм как идеальное осуществление заложенных в действительности объективных закономерностей противоречит утопии как зыбкой мечте, оторванной от научного познания закономерностей общественного развития. Само слово “утопия”, как помнят читатели, восходит к временам Томаса Мора и Кампанеллы – к периоду зарождения утопического социализма. А между тем мы все еще употребляем заведомо устаревший термин “коммунистическая утопия”, прекрасно зная, что “Магелланово облако” С. Лема никак не может быть отнесена к утопиям, даже с прилагательным “коммунистическая”. Скорее всего это научно-фантастический социальный роман, моделирующий облик того всемирного дома, под крышей которого суждено жить нашим потомкам.

В поисках более удачной замены устаревшего литературного термина один из исследователей предлагает более содержательное слово – “эвтопия”, основываясь на том, что в древнегреческом языке приставка “эу” означает успех, осуществление стремлений. “Можно отнести эвтопии, – пишет автор цитируемой статьи, – к литературе предвидений, предсказаний. Реализм эвтопий определяется прежде всего мировоззренческой стороной представлений о будущем” [Г. Ф. Федосеев, Утопии социалистических литератур в свете ленинской теории отражения. В кн.: “Некоторые теоретические и методологические проблемы изучения литературы”. Ставрополь, 1971]. “ Вряд ли привьется термин “эвтопия”, но сама попытка найти замену – более точное определение – представляется нам плодотворной.

Ведь устаревшие термины порождают не только недоразумения, но и неверные толкования произведений.

Быть может, эти беглые замечания помогут читателям чуть лучше понять, как сложна и многообразна современная фантастическая литература.

 Е. Брандис, Вл. Дмитревский

ВИКТОР КОЛУПАЕВ Качели Отшельника

"Фиалка”, грузопассажирская ракета, обычно ждала трансзвездный лайнер за орбитой пятой планеты системы Севана.

И на этот раз все было как обычно. Транслайнер “Варшава” материализовался в точно установленном месте, опередив график выхода в трехмерное пространство на одну минуту. Капитан “Варшавы” тотчас же послал в эфир свои координаты. Но “Фиалка” с помощью радаров уже засекла появление лайнера и, набирая скорость, мчалась к нему.

В командирском отсеке “Фиалки” царило оживление. Не так часто корабли Земли появлялись в окрестностях Севана. Теперь.будут новые приборы, оборудование, которого всегда не хватает физикам, биологам, археологам и инженерам Отшельника. Будут новые статьи, новая информация.

Будут часы, проведенные в обществе людей, совсем недавно ходивших по Земле.

События этих нескольких часов будут неделями рассказываться там, на Отшельнике. Экипаж “Фиалки” с трудом будет отбиваться от приглашения на чашку кофе в каждый коттедж Центральной станции. На каждой из двадцати баз вдруг срочно для проведения непредвиденных работ потребуется кто-нибудь из экипажа корабля. А их всего трое.

Командир “Фиалки” – Свен Томсон. Его помощник – специалист по кибернетическим устройствам Николай Трайков. И связист – Генри Вирт.

Глядя на вырастающий на глазах шар “Варшавы”, Свен Томсон потряс огромными кулаками и сказал:

– Когда вижу его, хочется убейсать на Землю. На Отшельнике это проходит. А здесь с трудом сдерживаю себя, чтобы не написать рапорт.

– “Его зовет и манит Полярная звезда”, – тонким дискантом пропел Николай Трайков. – Никуда ты с Отшельника не сбежишь. А Анитта…

– Ни слова дальше, Ник, – загремел Свен.

– Молчу, молчу, молчу. Только не надо подавать рапорт.

– Я забыл на Отшельнике голубую светящуюся рубашку, – испуганно произнес Генри. – Оза снова все перепутала.

– Что ты?! – гробовым голосом сказал Николай. – Это же катастрофа!

– Тебе шутки, а я говорю серьезно. В кают-компании все будут в светящихся рубашках, а я…

– Возьми мою, – предложил Свен.

– Твою? – удивленно переспросил Генри, уставившись на широкоплечую высокую фигуру командира. – Но ведь мне нужна не ночная сорочка.

– Как хочешь, – спокойно сказал Томсон и вдруг крикнул: – Осталось три минуты! Долой этикет, тем более что мы его никогда не соблюдали…

– Привет отшельникам! – прозвучал из динамиков голос командира “Варшавы”. – Как дела с цивилизацией? Что-нибудь получается?

– Отлично! – крикнул в ответ Томсон. – Ничего нельзя в ней понять. А все ли готово в кают-компании? Чем удивит нас шеф-повар?

– Экипаж “Фиалки”! – раздался громкий голос. – Приготовиться к всасыванию.

– Готовы, – ответил Томсон.

– Даю отсчет. Десять, девять… ноль.

Громадный борт транслайнера заслонил весь обзорный экран “Фиалки”, приблизился вплотную и в следующее мгновение, раздвинув металлокерамическйе плиты, втянул ракету внутрь. Плиты сомкнулись. “Фиалка” лежала на специальной платформе в грузовом отсеке транслайнера.

Пространство вокруг ракеты осветилось яркими огнями.

К платформе бежали люди, казавшиеся муравьями в этом огромном зале. Массивные фигуры киберпогрузчиков пришли в движение.

Томсон нажал клавишу. Сейчас двадцатиметровые створки “Фиалки” разойдутся в стороны и киберпогрузчики начнут загружать емкое брюхо ракеты.

– Разрешаю выход, – раздалось из динамиков.

Все трое, обгоняя друг друга, кинулись к подъемнику и через минуту уже стояли на платформе, жмурясь от яркого света.

– Ну как у вас дела на Земле?

Отшельники даже не воспользовались трапом. С двухметровой высоты платформы они, не раздумывая, бросились вниз, в дружеские объятия людей, только что прибывших с Земли.

Какое имело значение, что эти люди никогда ранее не видели друг друга!

Вопросы, сложные, простые, нелепые, высказанные с тревогой, с любопытством, с юмором, сыпались со всех сторон.

– У вас сейчас зима?

– Зима.

– Почему зима? У нас лето.

– А-а-а. Понятно. И зима и лето сразу. Здорово!

Смех. Оглушительные похлопывания по спине. Рукопожатия.

– Сколько микронакопителей привезли?

– Узнаешь, когда будешь подписывать ведомость.

– Пятьсот килограммов писем. Полтора миллиона приветов.

Они вышли из грузового отсека “Варшавы”, говоря сразу о тысячах различных вещей, понимая друг друга с полуслова.

В огромный подъемник лайнера все сразу не поместились. Поднимались группами. Ярко освещенные туннели уходили куда-то далеко вперед. В них можно было различить фигуры людей и ниберов. Люди приветственно поднимали руки, хотя вряд ли они видели, кто находился в подъемнике. Они просто знали, кто сейчас проплывал вверх мимо них. Киберы не обращали ни на кого внимания. У них не было времени размышлять над происходящим, у них было задание.

Бесконечный, казалось, подъем наконец кончился. Вирт, Томсон и Трайков ступили на движущуюся ленту широкой улицы из пружинящего под ногами голубоватого пластика. Через каждые сто метров встречались переходы и ответвления в светящиеся огромные коридоры. Высокие залы были заняты странными конструкциями, состоящими из разноцветных шаров, конусов, параболических перекрытий, висячих мостиков, цилиндров, металлических скелетов. И везде отшельников встречали приветственными взмахами рук.

Это была огромная лаборатория, целый научно-исследовательский институт. “Варшава” не только снабжала исследовательские планеты необходимым оборудованием, продуктами, специалистами, предметами быта и строительными материалами. Около тысячи научных работников занимались исследованием четырехмерного пространства.

“Варшава” обходила за три земных месяца двадцать исследовательских планет. Затем цикл повторялся снова.

В кают-компании уже собралось человек двадцать. Томсон с серьезным видом обсуждал с командиром транслайнера Антоном Вересаевым проблемы выведения новых сортов кактусов в условиях четырехмерного пространства. Николай Трайков, собрав вокруг себя большую половину людей, закатывал глаза и, делая страшные жесты, рассказывал о хищниках Отшельника. Генри Вирт, заикаясь, беседовал с двумя девушками.

Потом Вересаев представил экипажу “Фиалки” Эрли Козалеса, журналиста-физика. Эрли должен был лететь на “Фиалке”.

На обед было подано столько разнообразных кушаний, что ими вполне можно было бы в течение недели кормить всех научных сотрудников Отшельника.

После обеда пошли в концертный зал, затем смотрели хронику и еще несколько часов ходили из каюты в каюту, набираясь впечатлений.

И снова они катились мимо бесчисленных переходов, поворотов, туннелей, залов, прощаясь с “Варшавой”. Грузовые люки “Фиалки” были уже задраены. Все, что предназначалось Отшельнику, било погружено. Киберпогрузчики медленной неуклюжей походкой удалялись в свои ангары. Последние слова прощания, последние рукопожатия.

Эрли сел в кресло в командирской рубке. Генри Вирт проверил радиосвязь. Николай Трайков – все кибернетические системы корабля. И тогда Томсон сказал в микрофон одно-единственное слово:

– Готовы!

Казалось, неведомая сила вытолкнула “Фиалку” из транс лайнера. Двухкилометровый шар медленно уменьшался в размерах.

– Счастливой плазмы!

– Счастливого суперперехода!

“Фиалка” удалилась от “Варшавы” на несколько десятков тысяч километров, и обзорный экран осветила неяркая голубоватая вспышка. Это транслайнер ушел в четырехмерное пространство.

Для экипажа “Фиалки” семидневный путь на Отшельник должен был 'пролететь незаметно.

Все системы корабля работали отлично, и трое космолетчиков зачитывались книгами, журналами и микрогазетами, расположившись в небольшой библиотеке и отрываясь от чтения только для принятия пищи, сна и проверки функционирования систем корабля.

Эрли летел на Отшельник за материалами для книги об этой странной планете. Чтобы не терять зря времени, он изучал последний отчет экспедиции. Отчет был написан лаконично, в нем излагались только факты. Чувствовалось, что у руководителей экспедиции нет даже гипотезы, объясняющей хоть часть, хоть одну сторону загадки Отшельника.

Отшельник был открыт восемь лет назад. На нем не было смен времен года. Влажный жаркий климат в приэкваториальных зонах постепенно сменялся сухим.

Но даже на полюсах днем температура не падала ниже пятнадцати градусов тепла. На Отшельнике были вечное лето и вечная весна. На тысячи километров к югу и северу от экватора тянулась сельва, зловещая и мрачная.

Человеческий разум был бессилен перед ней. Животный мир сельвы омерзителен и однообразен. Безмозглые твари, напоминавшие покрытые зловонной слизью мешки, прыгающие, ползающие, занятые только одним – пожиранием себе подобных, но меньших по размерам.

В этот серо-зеленый копошащийся мир человек не мог ступить, предварительно не уничтожив его. Первый космический корабль долго кружил над Отшельником, выбирая место для посадки и запуская разведывательные ракеты. Всюду было одно и то же. И тогда командир принял решение выжечь огнем планетарных дюз корабля пятачок диаметром в километр. Корабль приземлился. Разведчики вышли из него. Через час остатки группы вернулись на корабль, а через два недавно выжженный пятачок ничем не отличался от остальной сельвы, лишь только стрела корабля, направленная в зенит, нарушала мрачное однообразие пейзажа.

Корабль взлетел и направился к Земле. Командир был твердо убежден, что вновь открытая планета непригодна для жизни, разве что после полного уничтожения сельвы. Но быстрота, с которой сельва завоевывала отнятое человеком пространство, ужасала.

И все же на Отшельник – кто-то успел назвать эту дикую планету Отшельником – была послана вторая экспедиция. Она проводила исследования с воздуха на винтолетах. О наличии разумной жизни на Отшельнике нечего было и мечтать. Здесь не было не то что млекопитающих, но даже рептилий.

На пятый день пребывания на Отшельнике экспедиция обнаружила посреди сельвы пятно коричневого цвета. Винтолет с тремя людьми опустился ниже и обнаружил несколько полусферических зданий с переходами между ними и белыми цилиндрами двадцатиметровой высоты. Это открытие было столь неожиданным, что вызвало бурю восторга у членов экспедиции. Но войти в эти здания люди не могли. Они даже не могли приблизиться к ним, потому что группу построек прикрывала полусфера силового поля, сдерживавшего напор сельвы.

За кусочком неизвестной цивилизации было установлено круглосуточное наблюдение. Но там все было мертво.

Через день на экваторе была открыта Центральная, так ее сразу назвали. Она занимала площадь радиусом в десять километров. Огромнре здание, стоявшее в середине, тоже было пусто.

Вскоре обнаружили еще девятнадцать небольших пятачков, отвоеванных кем-то у сельвы, застроенных странными зданиями и тщательно охраняемых невидимыми сторожами – силовыми полями. Двадцать пятачков, оставленных неведомой цивилизацией, были названы просто базами. Они растянулись кольцом по периметру Отшельника через каждые две тысячи километров. Их было всего двадцать и еще Центральная.

И больше никаких признаков цивилизации. Ни городов, ни дорог, ни ракетодромов. Планета была пуста.

Третьей экспедиции удалось раскрыть секрет выключателя силовых полей, и после этого началось систематическое исследование планеты и работа по разгадке ее тайны.

Грузовые лайнеры в течение четырех месяцев перебрасывали на Отшельник оборудование, винтолеты, вездеходы, приборы, целые научные лаборатории, здания, пищу, мебель, людей. Экспедиция была прекрасно оснащена. В ней насчитывалось двести четырнадцать человек: археологов, зоологов, ботаников, физиков, техников, инженеров. Неизвестно, что произошло на Отшельнике, поэтому разгадка могла быть найдена представителями любой науки. Ну а если говорить правильнее, то усилиями всех наук, всей экспедиции.

Экспедицию возглавлял Конрад Стаковский, у которого Эрли учился. Когда Эрли увлекся журналистикой, Стаковский был раздосадован: уходил любимый ученик. Но Эрли не бросил физику совсем и стал журналистом, пишущим по вопросам науки. И сейчас он летел на Отшельник по приглашению старого учителя.

Конрад не объяснил причину своего выбора, и Эрли терялся в догадках. Получить приглашение работать на Отшельнике было бы лестным для любого журналиста, Эрли это знал и был польщен.

Но было еще одно обстоятельство… На Отшельнике в группе археологов работала его бывшая жена – Лэй. Уж не пришло ли в голову Стаковскому примирить двух людей, которых он хорошо знал. И об этом думал Эрли, но гнал от себя такие мысли.

Мечтая о встречах с Лэй, Эрли сам делал их невозможными. Но теперь они должны встретиться.

Двести пятнадцать человек на одной планете – не очень густо.

Не встретиться просто невозможно.

Эрли оборвал поток мыслей, бросил на стол копию отчета о работе на Отшельнике. Какая уж тут работа, экспедиция тыкалась в проблемы и загадки, как слепой котенок в глухую стену. Зоологи и ботаники делали некоторые успехи, но что за цивилизация была здесь? Куда она исчезла?

Что означают эти циклопические постройки на Центральной? Для чего нужны были базы, расположенные на равных расстояниях друг от друга?

Эрли вышел из библиотеки и пошел по ярко освещенному коридору, намереваясь заглянуть в отсек управления и побеседовать с командиром “Фиалки”. Николай Трайков. лежал в кресле в библиотеке и на все вопросы Эрли только строил кислые гримасы и иногда односложно отвечал: “Позже. Да узнаешь ты все. Успеешь”.

А Свен говорил:

– Полнейшая неразбериха. Топчемся на одном месте. “Фиалка” патрулирует пространство около Отшельника. Словно ждем, что к нам кто-то явится в гости.

– Не в гости, а домой, – поправлял его Генри. – Это мы гости, да еще незваные. – И тут же круто менял тему разговора: – Скажи, Эрли, какие новые имена придумали на Земле? У меня будет дочка, обязательно дочка. Оза хочет назвать ее Сеоной. А я не знаю, не решил еще.

А через некоторое время, как только Эрли начинал что-нибудь спрашивать, повторялся тот же разговор. Генри не мог ни о чем говорить, кроме Озы и дочери.

Прошло уже два дня как “Фиалка” рассталась с “Варшавой”.

Это означало, что при хорошем стечении обстоятельств они могут связаться по радио с Центральной.

Эрли сделал несколько шагов по коридору и увидел идущего ему навстречу Генри. Тот был явно расстроен и, поравнявшись с Эрли, недовольно бросил:

– Лентяи.

– Что-нибудь случилось? – спросил Эрли, не понимая, о чем идет речь.

– Не хотят раньше графика связаться с нами по радио. Не поверю, что Оза ничего не хочет сказать мне. Лентяи, и точка. Когда патрулируешь пространство, это бывает. Но ведь мы идем после встречи с “Варшавой”! Они же там сейчас минуты считают.

– Когда должна быть связь?

– Через два часа. Какая им разница. Меня трясет от злости. Видишь? – Эрли кивнул, хотя вид у радиста был вполне нормальный. – Два часа буду лежать и не подойду к передатчику.

Не подойду, и все!

Это было сказано с такой убедительностью, что Эрли невольно подумал: Генри не выдержит и пяти минут. Вирт кинулся в библиотеку, а Эрли пошел мимо кают в командирскую рубку. Свен был занят какими-то вычислениями. Продолжая нажимать на клавиши математической машины, он молча кивнул Эрли, как бы приглашая его сесть в кресло. Тот сел и уставился в обзорный экран, но, сколько он ни смотрел, найти Отшельник на фоне ярких звезд не смог.

Эрли, по-видимому, задремал, так как вдруг услышал шум голосов.

Генри сидел за передатчиком, повернув голову к командиру.

На лице его было страдальческое выражение. Он сказал:

– Связи нет.

– Что там у тебя произошло? – спросил Свен и, оставив свою машину, подошел к радисту.

Эрли подумал, что все это время он надеялся, не признаваясь себе, что Лэй, может быть, захочет с ним поговорить. Он вышел из рубки, боясь, что его чувства слишком заметны для посторонних.

Через два часа двери библиотеки открылись, и на пороге появились командир “Фиалки” и радист. Генри был бледен, Свен неестественно спокоен. Он сказал:

– Отшельник не отвечает. Там что-то произошло.

Трайков оторвался от чтения и сказал:

– Что там могло произойти? Прохождение радиоволн…

– С прохождением все нормально. Маяк космодрома прослушивается нормально. Но маяк – автомат.

У Эрли захлестнуло сердце.

– Что будем делать? – спросил Николай.

– Через десять минут все должны быть готовы. Будем идти с тройными перегрузками или даже… – тут Свен с сомнением посмотрел на Эрли: выдержит ли? – Будем идти на пределе, даже если кто-нибудь потеряет сознание.

Трайков включил своих кибернетических помощников, и через несколько минут все в корабле было приведено в аварийный режим.

Все четверо легли в амортизирующие кресла в командирской рубке. У троих были свои особые обязанности, которые нужно выполнять в условиях перегрузок.

И только у Эряи не было никаких обязанностей.

Свен включил аварийные двигатели. “Фиалка” рванулась вперед, людей вдавило в кресла. Еще несколько минут они пытались разговаривать, обсуждая, что могло произойти с людьми на Отшельнике. Испортился передатчик? Но за это время его сто раз могли отремонтировать. Прорвалась сельва? Это было маловероятным, но возможным. Других объяснений просто не приходило в голову.

– Это могла быть только сельва, – сказал Свен.

– С баз оказали бы им помощь, – не то возразил, не то поддержал его Генри.

– Они могли эвакуироваться с Центральной на какую-нибудь базу, – предположил Эрли.

– Нет, – едва разжимая рот, сказал Николай. – Сельва – это ерунда. Что-то другое…

Непомерная тяжесть налила тела. Стоило больших усилий, чтобы пошевелить пальцем или удержать подбородок. Челюсть все время отвисала. Под глазами появились мешки. Особенно плохо приходилось Эрли.

Последней его мыслью было: “Что за люди эти космолетчики?!” Он потерял сознание.

Эрли очнулся через восемь часов, когда на короткое время наступило блаженное состояние невесомости. С кресла встал только Николай Трайков, чтобы влить в рот обессилевшему журналисту несколько глотков горячего бульона.

– Что со мной? – прошептал Эрли.

– Ты был без сознания. Но так лучше. Так ты сумеешь перенести это. Все будет хорошо.

Остальным было не до еды и воды. А затем началось торможение. Еще восемь часов с тройными перегрузками.

На протяжении всего полета связь с Отшельником установить так и не удалось.

Когда перегрузки кончились, Отшельник в обзорном экране был похож на огромный арбуз, занимающий четверть экрана.

Центральная – располагалась на самом экваторе. “Фиалка” приближалась к ней со стороны северного полушария, затянутого полупрозрачной дымкой. Эта дымка, казалось, состояла из искусственных радужных колец, параллельных широтам Отшельника.

До поверхности оставалось около двух тысяч километров, до базы – около четырех тысяч.

И вдруг началось что-то странное. Первым это заметил Свен, чувствовавший малейшее движение своего корабля. Нос “Фиалки” начал медленно подниматься вверх. И сразу же начались перегрузки, корабль резко тормозил.

Он не подчинялся воле человека.

“Фиалка” словно вдавливалась в мягкую, пористую резину, словно сжимала гигантскую пружину.

Все произошло так быстро, так внезапно, что никто из людей не успел ничего сделать. Никто, даже Свен, не успел вмешаться.

На высоте около полутора тысяч километров корабль повис, ничем не поддерживаемый, потому что двигатели были выключены. Повис на мгновение, а затем начал падать, но не вертикально вниз, а куда-то вбок, градусов под сорок пять к поверхности Отшельника.

Это было беспорядочное кувыркание, словно “Фиалка” катилась с горы.

Свен все-таки выбрал момент и включил двигатели ракеты. “Фиалка” свечой рванулась вверх и, пройдя километров сто, стала замедлять движение.

С людьми ничего страшного не произошло, даже Эрли не потерял сознания.

– С чем нам удалось так мило столкнуться? – зарычал Свен.

– Мы ни с чем не столкнулись, – уверенно заявил Николай. – На такой высоте над Отшельником не может быть ничего.

– Метеор? – неопределенно вставил Генри.

– Нет. В системе Севана почти нет метеорных потоков.

– Почти – это значит все-таки есть.

– У “Фиалки” нет внешних повреждений, – сказал Николай. – Я проверил. Киберискатели повреждений нигде не обнаружили.

– Надо садиться, – сказал все время молчавший Эрли. – С “Фиалкой” разберемся позже.

– Черт возьми! – вырвалось у Генри, и он отвернулся. – Я не могу поверить, что с ними что-то случилось.

Свен повел корабль на юг к экватору и, только когда он повис над Центральной на высоте полутора тысяч километров, медленно, очень медленно начал опускать корабль. По его приказу никто не выключал круговых амортизаторов.