Текст книги "Мир приключений 1977 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Сергей Абрамов,Владимир Санин,Дмитрий Биленкин,Николай Коротеев,Всеволод Ревич,Владимир Малов,Евгений Брандис,Альберт Валентинов,Нинель Максименко,Лев Лукьянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 47 страниц)

СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Галей оглянулся на голос, раздавшийся у него за спиной. Перед ним стоял низенький тщедушный мужчина. Руки сложены на груди, узкое аскетическое лицо, глаза глубоко запрятаны под густыми бровями.

Галей поклонился.

– Добрый вечер, месье.

Не ответив на приветствие, профессор Кадиус повторил:

– Подойдите поближе. И слушайте. Я не приглашал вас к себе. Лишние люди в доме только мешают. Однако некоторые обстоятельства требуют вашего присутствия. Поэтому приходится смириться. Можете выполнять роль сторожа при моей персоне. Если вам это нравится.

– Мне это не нравится, – не двигаясь с места, произнес Анри. – Да, я согласился прийти в этот дом. Но меня не устраивает любая роль, если неизвестно ради чего ее приходится играть.

– Разве вам не сказали?..

– Не беспокойтесь, профессор, – вмешалась Жермен. – Наш гость обо всем узнает позже... А пока... – она сердито взглянула на Галея, умолкнув на полуслове. В глубине зала с грохотом разлетелись в стороны обе половинки двери. На пороге возникла странная фигура – взлохмаченные волосы, дикие глаза, расстегнутая белая сорочка, вся в пятнах не то сажи, не то копоти... Молодой мужчина с черной бородкой пошатнулся, едва удержавшись на ногах, и ухватился за дверной косяк, содрогаясь от кашля. Кадиус весь напрягся, глаза его тревожно заблестели.

– Ян, что с вами? Что стряслось, черт побери?!

– Седьмой конденсатор... Оболочка не выдерживает, металл плывет, как воск. Сумасшедшая температура, невероятный скачок... Невозможно подступиться, адская жара... Все может вспыхнуть!..

Профессор бросился к молодому мужчине с бородкой. Девушка крепко взяла Галея за руку и, чуть помедлив, потянула за собой из зала. В последнюю секунду Анри успел увидеть наверху, над пушкой-цилиндром, рой огненных пляшущих точек. В воздухе что-то затрещало, потом треск превратился в низкий вибрирующий гул, заполнивший все вокруг.

Жермен укоризненно покачала головой. Галей догадался – ей не понравилось, как он разговаривал с профессором.

– Хорошо. Не будем ссориться, – сказал Галей и с немым вопросом уставился на нее.

Девушка раскрыла дверцу шкафа, вынула пистолет-пулемет.

– Патроны на полке, их тут много.

Галей взвесил автомат в руке. Это был небольшой синеватый английский «стэн-ган».

– Ну и что дальше?

– Об этом следовало бы уже догадаться. Вам поручено обеспечить безопасность профессора Кадиуса.

Анри Галей внимательно оглядел холл. Подошел к окну, слегка отодвинул штору. В неподвижной лунной дымке темнели деревья и кусты тенистого сада.

– Как много людей живет в этом доме?

Жермен повела плечом.

– Кроме нас с вами – профессор Кадиус, Ян Тронковский да еще садовник. Его комната внизу.

– Кто он, этот Тронковский?

– Не слишком ли много вопросов для начала, месье?

– Послушайте, мадемуазель, – сдержанно произнес Галей, – мне не хотелось бы быть слепым щенком, который наугад тычется носом туда-сюда. Если я правильно понял, речь вовсе не о том, чтобы сторожить виллу профессора, для этого достаточно обзавестись овчаркой. Догадываюсь я и о том, что если профессора охраняем мы, то, во всяком случае, не от ночных воров. Поэтому правильно поймите меня и помогите разобраться, что к чему.

Минуту поразмыслив, девушка вздохнула.

– Пожалуй, вы уловили суть... С кого начнем?

– Можно начать с вас.

– Пожалуйста. До войны я только начала работать газетным репортером. Год назад меня, как и вас сейчас, послала сюда наша организация. С Кадиусом я была немного знакома, как-то написала статейку о его взглядах на роль женщины в науке. Мое первое никчемное интервью.

– Вы часто выходите из дому?

– Приходится. Ведь на мне все домашнее хозяйство.

– Гм, вам не позавидуешь... Теперь – Тронковский. Кто он?

– Упрямый вы человек, – улыбнулась Жермен. – Можете быть спокойны, с этой стороны вилле ничто не угрожает.

– Но ведь мне, если не ошибаюсь, следует беспокоиться не о доме, а о его хозяине. Это не одно и то же.

– Ян Тронковский – молодой ученый, ассистент профессора, его правая рука. Он поляк, из Варшавы. Вы удовлетворены?

– Еще вопрос. Профессор Кадиус, вернее... его работа... была секретной и раньше, до войны? Или только теперь он вынужден столь тщательно оберегать свои занятия от посторонних глаз?

Жермен настороженно посмотрела на Галея.

– Вам что-нибудь сообщил по этому поводу Дапью?

– Сказал, чтобы я проявлял как можно меньше любопытства. Да я и не горю желанием совать нос не в свое дело. Но я хочу знать, была ли работа профессора тайной для других еще тогда, до оккупации. Это важно, чтобы разобраться, с какой стороны следует ждать неожиданностей.

– Если я скажу, что накануне войны профессор Кадиус выращивал шампиньоны... Вас удовлетворит такой ответ?

– Вполне. Это упрощает дело. Но только в том случае, если проблема шампиньонов не содержала в себе каких-то моментов, которые с самого начала могли заинтересовать немецкую агентуру, – смущенно пробормотал Галей.

– Допрос закончен, месье? – Жермен поднялась с кресла.

ГАРПИАНСКИЙ ОТРЯД

Галей, не ответив, еще раз приблизился к окну. В саду, на освещенной луной дорожке, темнела человеческая фигура.

– Садовник? – спросил он.

– Да, это Буардье, – подтвердила Жермен.

– И давно он здесь служит?

– Около пяти лет. Кадиус говорит, что добряк Буардье давно стал принадлежностью дома, как этот гобелен или люстра.

– Спасибо. Пока больше вопросов нет.

– Слава богу!

Привычным движением Жермен отбросила с лица черные волосы, прошлась по комнате и вдруг резко повернулась к Галею. Ее лицо, слегка надменное еще секунду назад, стало вдруг озабоченным. Как бы рассуждая сама с собой, она задумчиво произнесла:

– Кажется, вы своего все же добились. Ваша дотошность поколеблет кого угодно. Я даже подумала... Нет, нет, просто вы умеете очень быстро влиять на чужую волю.

– И все же... Что именно пришло вам в голову?

– Скажу, но имейте в виду, у меня нет никаких доказательств или причин подозревать в чем-либо бедного Буардье. Садовник честно выполняет свою работу, постоянно находится на вилле, ни с кем не встречается. Единственное, что может вас заинтересовать – Буардье устроился на работу в дом профессора как раз в тот период, когда Кадиус начал свои исследования, связанные... с шампиньонами. Как видите, я уже заразилась вашим недоверием к людям, хотя и убеждена, что здесь не более чем стечение обстоятельств, если вообще появление садовника в доме можно назвать обстоятельством. Бедный Буардье! Он и не догадывается, сколько внимания уделено только что его скромной персоне.

– Тем лучше, если не догадывается, – заметил Галей.

Тишину внезапно нарушил приглушенный дребезжащий звонок.

«Телефон», – догадался Анри и вскочил. Он проснулся еще на рассвете, в отведенной для него комнатушке, и сидел за столом, пытаясь сосредоточиться, прежде чем начать свой первый день на вилле Кадиуса.

Услышав звонок телефона, Галей дернулся было в сторону дверей, но тут же остановился. Звонок его не касался, тот, кому он адресован, отзовется сам, как отзывался и раньше, до появления в доме Галея. Он лишь чуть-чуть приоткрыл дверь. Перед ним был большой, освещенный утренним солнцем, полуовальный холл, который украшали панели красного дерева, картины в тяжелых рамах, огромный камин.

Телефонный аппарат стоял на камине. К нему спешил через холл высокий мужчина в синем рабочем комбинезоне и черном берете.

– Алло, да, да... Вы не ошиблись, месье. С вашего разрешения, если не затруднит – немножко погромче. Спасибо, месье, теперь лучше. – Он выслушал собеседника, затем извиняющимся тоном сказал: – Этим у нас занимается экономка, я передам ей все в точности, не сомневайтесь, месье! Я вас понял. Всего вам доброго.

Анри вышел в холл. Трубка телефона уже лежала на рычаге. Мужчина в комбинезоне оглянулся, измерил Галея с ног до головы взглядом серых внимательных глаз. Изрядно поношенный костюм Галея и туфли, давно утратившие первоначальный блеск, видимо, произвели на него вполне определенное впечатление. На грубоватом, темном от загара лице мужчины не осталось и следа учтивости, той учтивости, которой оно было преисполнено во время разговора по телефону. Сунув руку в карман комбинезона, он вытащил пачку сигарет. Вспыхнул огонек зажигалки.

– Вы – Буардье? – спросил Галей.

– Да, я – Буардье. К вашим услугам, месье. – Он слегка поклонился. Чем могу быть полезен?

Галей отметил про себя, что садовник все же знал свое место в доме.

– Быть мне полезным вы пока не можете. Я просто хотел убедиться, что вы – садовник, а не кто-то другой, – сказал Галей, направляясь к лестнице. И пока он поднимался на второй этаж, запах сигаретного дыма, словно дразня, преследовал его.

В прихожей с гобеленами никого не было. Галей был несколько обескуражен: «А где Жермен?..» Он поймал себя на мысли, что ожидал увидеть девушку здесь; не встретив ее, ощутил досаду и внутренне смутился. Бросив взгляд на двери с инкрустацией, он спустился в холл. Решил осмотреть сад, что с трех сторон подступал к вилле.

Аккуратные дорожки в саду были тщательно посыпаны песком. В утреннем воздухе пахло цветами, было прохладно, легко дышалось. Пройдя мимо лужайки с теннисным кортом, Галей углублялся все дальше в заросли и вскоре наткнулся на высокий забор. Прочные, хорошо подогнанные дубовые доски потемнели от времени, покрылись мхом; сверху виднелась колючая проволока, от нее на заборе остались потеки ржавчины. Забор, наверное, возводили одновременно с виллой, он поднимался над землей крепким надежным щитом, прикрывавшим с тыла профессорский дом.

В сад почти не долетали звонки трамваев, визг тормозов и сигналы автомобилей. Городской шум растворялся и угасал по пути к району Вернад, не нарушая здешнего привычного уюта. Но спокойствие, царившее в этой аристократической части города, казалось зыбким и ненадежным. В тишине будто затаилась тревога. С той поры как город захлестнула лавина мышиных вражеских мундиров, Анри уже не верил тишине, более того – опасался ее, ощущая каждой клеточкой тела присутствие опасности. Он хорошо понимал, что спокойствие тихого уголка, в котором внезапно оказался, может оборваться в любой миг, как обрывается натянутая до предела струна.

Галей перешагнул через ручеек, умело обрамленный серым камнем, обошел колючие заросли вьющихся роз и едва не столкнулся с Буардье.

– Извините, месье, я вас разыскиваю, вы нужны профессору. – Садовник показал рукой за кусты сирени. – Вас ждут там, поспешите, месье. – На его загорелом лице нельзя было прочесть ничего, кроме казенно-притворной учтивости.

Пройдя по дорожке в глубь сада, Анри очутился на живописной полянке. Прямо перед ним, на низких пнях, заменявших стулья, сидели профессор Кадиус и молодой светловолосый человек с бородкой. Тот самый, который прошлой ночью так неожиданно появился в обгоревшей одежде в зале со стеклянным куполом.

На круглом столе, вкопанном в землю, стояли бутылки вина и фрукты в корзинке. Профессор наполнял высокие бокалы. Его рука на миг замерла, он пристально посмотрел на Галея.

– Извините, профессор, я не знал, что понадоблюсь вам в такую рань.

ДИСК НАД ПЛАНЕТОЙ

Выразительным жестом Кадиус указал на свободный пенек у стола, наполнил третий бокал.

– Вам приказано меня охранять, Галей, и об этом нельзя забывать. Если я нахожусь в саду, вам тоже надлежит быть рядом. Так ведь? Или вы предпочитаете сидеть где-то в кустах незамеченным? Вот так, по-человечески, за столом, все же лучше. И бокал старого бургундского не помешает. За что мы выпьем? – В словах Кадиуса можно было уловить и серьезные нотки, и усмешку, с чем при других обстоятельствах вряд ли смирился бы Галей. Но он промолчал, взял из рук профессора наполненный бокал.

Кадиус перевел взгляд на человека с бородкой.

– Мы выпьем за то, коллега Тронковский, чтобы, поймав жар-птицу, не выпускать ее из рук. За нашу жар-птицу!

Тронковский не притронулся к вину.

– Оставьте, профессор, – с акцентом произнес он. – Если жар-птица с зубами и когтями дракона, то лучше бы ей не появляться на свет.

– Вы слышите, Галей! – воскликнул Кадиус. – Месье Тронковский считает, что порой необходимо отступить от цели, даже если она уже достигнута ценой неимоверных усилий... Мой друг Ян, я вас не узнаю. Вы устали, нервы у вас явно не в порядке, вам необходим отдых, неделька настоящего безмятежного отдыха. Да, да! Ничем иным я не могу объяснить ваше чудовищное заявление.

Тронковский торопливо взял бокал, осушил до дна. Сказал:

– Закончим наш разговор потом.

Анри почувствовал себя лишним за столом, хотел подняться, но рука Кадиуса легла на его плечо. Анри ощутил, что профессор дрожит, но голос его был ровен и спокоен.

– Зачем откладывать на потом? Вы считаете, Ян, что месье Галей посторонний и при нем не следует ворошить наши дела? Святая наивность! Вчера наш уважаемый гость играл роль эдакого простецкого парня, которого вовсе не интересует, чем мы с вами здесь занимаемся. Не верьте, Ян. Подпольная организация не могла доверить нашу охрану человеку, который не имеет понятия о том, что происходит за стенами этого дома. – Профессор кивнул в сторону виллы и выразительно взглянул на Галея. – Не надо маскироваться, месье. Я почти уверен, что если хорошо покопаться в довоенных архивах института, к которому я также имел некоторое отношение, то в списках студентов того чудесного периода наверняка оказалось бы и ваше имя, дорогой Галей. Вы, конечно же, в какой-то степени осведомлены о характере исследований, проводимых в моей лаборатории. Мы работаем втайне от немецких властей, и вам это также известно. Однако ни вы, ни ваши товарищи по организации еще не знаете, какой сюрприз преподнес всем нам коллега Тронковский. Вы слышите? Месье Тронковский пришел к мысли, что мы с ним должны немедленно свернуть работу, уничтожить все, что хотя бы напоминало о ней, и на этом успокоиться. Одним словом, все ликвидировать и замести следы. Если вы, Ян, решили пошутить, то такие шутки неуместны... Слишком велика наша цель.

Тронковский исподлобья взглянул на Галея, зажал бородку в кулаке.

– Профессор, мне не до шуток. И я не расположен повторять свои аргументы сейчас. Но если вы настаиваете... Да, я больше чем убежден надо остановиться. Остановиться, пока не поздно. И все позабыть, все начисто вытравить из памяти, из мозга... Все! Это единственный выход.

– Все забыть – единственный выход! И это говорите вы, молодой физик, коему волей господней было начертано вложить частицу своего разума в раскрытие одной из величайших тайн природы! А знаете ли вы, что ученые всех континентов еще не прикоснулись к этой закрытой странице мироздания даже на уровне научных гипотез?

На щеках профессора появились красные пятна, он говорил совсем тихо, но казалось, вот-вот потеряет контроль над собой. Но это только казалось. Кадиус, видимо, вовремя нажал на внутренние тормоза, спохватился.

– Простите старика, Ян, разволновался... – миролюбиво сказал он. – А все же согласиться с вами не могу, да и не имею права. Проснитесь, юноша, оглянитесь вокруг. Присмотритесь, что происходит в несчастном мире! Варшава, ваш родной город, лежит в развалинах. Улицы моего города осквернены сапогом вандалов. Но если бы только сапог был самой страшной угрозой... Танки, самолеты, пушки Гитлера – еще не самое ужасное из того, что есть и что может быть. Танки можно остановить с помощью танков, против бомбовозов пускают истребители, пушки уничтожаются такими же пушками в артиллерийских дуэлях... Ну а если Гитлеру будет дана в руки сила расщепленного атома? Не только мне, вам тоже, Ян, хорошо известны имена: Гейзенберг, Вейцзекер, Гартек. В институте кайзера Вильгельма, в Гамбурге, в Берлине немецкие физики лихорадочно ведут ядерные исследования уже на уровне практического решения задачи. Не надейтесь, этих людей не остановит заявление Эйнштейна о невозможности высвобождения атомной энергии. Они уже доказали обратное и активно работают на департамент вооружения третьего рейха. Вот вам печальная действительность, мой друг. Нетрудно представить себе ее ужасающие последствия. Скажите мне, что в данный момент сможет противопоставить расчлененная Европа, да и все человечество, безжалостной фашистской военщине? Что? Не прячьте глаза, Ян Тронковский! Единственный реальный способ уничтожить фашистов в их зловонном гнезде – это наши с вами трокады, мое и ваше детище, плод нашей общей изнурительной работы.

Нервно поглаживая бородку, Тронковский спросил:

– Уничтожить в гнезде... Как вы себе это представляете практически?

– Точно так же, как и вы! – отрубил Кадиус. – Эпицентр удара Берлин, радиальное расширение поражаемой зоны на двести – двести пятьдесят километров, и на нацистах можно поставить крест. Тело гитлеризма и его ядовитый дух исчезнут с лица земли, как страшный мираж. Это будет самая быстротечная война из всех, известных в истории. Нет, не быстротечная. Молниеносная! Миллионы людей вздохнут с облегчением. Планета, как живой организм после вмешательства хирурга, избавится от злокачественной опухоли. Конечно, появится рана, – Кадиус развел руками, – но она скоро заживет, о ней забудут, как забывают про выдернутый зуб или удаленный аппендикс.

– Ну что ж, профессор... Оставим на минуту то, что скажут потомки по адресу могильщиков целой страны. Предположим, что ваши сравнения успокоят нашу совесть. Предположим также, что мы присвоим себе право действовать от имени человечества. И все же вы не учли одно важное обстоятельство. Кому мы передадим наше открытие? Армия вашей страны, профессор, капитулировала. Регулярные войска моей родины потерпели в боях поражение. Воинские штабы ликвидированы, генералы, избежавшие концлагерей, натянули на себя гражданские костюмы и разбрелись кто куда. Где их искать? Вы не знаете, я тоже не знаю. Кто же, в таком случае, умело подготовит и со знанием дела направит удар трокад по вражеской территории?

БУСЛАЕВ ВСТУПАЕТ В БОРЬБУ

– Согласен, друг мой Ян, тут есть над чем поразмыслить, – оживился Кадиус. – Но это уже детали, а с деталями всегда можно справиться.

– Но с теми деталями, о которых мы говорим, справиться невозможно, возразил Тронковский. – И я не отступлю от своего решения, профессор. Я встревожен будущим нашего открытия. Один неверный шаг, просчет – и все обернется бедой. Пока работа в стадии завершения, в самый раз свернуть и прекратить ее. Иначе может случиться непоправимое...

– На войне без жертв не бывает, – изрек Кадиус.

– К дьяволу такие теории, если они граничат с безумием! Мы с вами в состоянии сровнять с землей города, превратить в пустыню целую страну. Да, это мы можем. Но сможем ли мы в бою, на фронте применить свое открытие? Нет, не сможем! И вы это знаете. Вот почему я прекращаю исследовательскую работу, прекращаю раз и навсегда.

– Вы отступаете как трус, в предпоследнее мгновение, за несколько шагов до финиша. Будьте же ученым, черт побери, и оставайтесь им хотя бы полтора-два месяца, а потом можете от всего на свете откреститься, на все наплевать, если у вас девичьи нервы, и уйти в монастырь.

Брови Тронковского удивленно поползли кверху.

– Напрасно вы так, профессор. Мы не брали друг перед другом никаких обязательств. Мои взгляды вы теперь хорошо знаете. Тем не менее вам это не помешает принять собственное решение. Последние перед финишем шаги вы вольны сделать без меня, я вам не помеха.

Галей понял, что именно в эту фразу Тронковский вложил особый смысл. Слова поляка магически подействовали на Кадиуса. С профессора в миг слетело все напускное, наигранное. Сразу исчезла иллюзия внешнего спокойствия, которое он упорно демонстрировал перед Тронковским. Остались лишь беспомощность и растерянность.

Мозг Анри Галея работал с напряжением, но не все было ему понятно в этом словесном поединке. Не так-то просто оказалось непосвященному разобраться в потоке сложнейшей информации, который неожиданно обрушился на него.

Тонкие руки Жермен несколько раз приближались к лицу Галея. Она положила перед ним салфетку, поставила столовый прибор. Он слегка посторонился. Чувствовал на себе ее взгляд, это его беспокоило и сковывало, пальцы, державшие вилку, стали непослушными и неуклюжими.

– Месье чем-то расстроен?

В голосе Жермен появились едва уловимые новые нотки, и вся она сейчас казалась другой – исчезли отчужденность и холодок. Теперь он мог бы дать ей лет на пять меньше, чем в те минуты, когда впервые увидел. Она оказалась совсем молодой. Наверное, здесь, на вилле, ей живется не очень весело. Именно поэтому, оставшись наедине с Галеем, девушка вдруг невольно стала сама собой, стала человеком, у которого появилась возможность на какой-то миг отключиться от привычных забот и почувствовать себя непринужденно, как в домашней обстановке или в кругу друзей.

Удобно устроившись с ногами в мягком кресле, Жермен вдруг спросила, сколько Галею лет. Он пробормотал что-то себе под нос, не поднимая головы от тарелки. Тихий смех прошелестел по комнате.

– Другим устраиваете допросы, а из вас и слова не вытянешь. Что с вами, месье?

– Мадемуазель, я хотел бы...

– Если вы чего-то хотите, то обращайтесь ко мне по имени. Меня зовут Жермен. Может быть, скажете, как зовут вас?

– Анри.

– Вот и познакомились... Можете продолжать допрос, Анри. Вам ведь не терпится расспросить еще кое о чем, не так ли? Понимаю. Задание Дапью не из легких, да и вы, я вижу, не имеете желания свести свою роль к тому, чтобы сидеть внизу, в холле, с автоматом под полой пиджака. Ведь верно?

Галей, не отвечая, прошелся по комнате, чтобы выиграть несколько минут. Он прикидывал, не рано ли укреплять первую нить откровенности, что появилась между ним и этой черноглазой девушкой. Всегда осторожный, осмотрительный, он не полагался на первое впечатление, однако понимал, что на этот раз у него было слишком мало времени, чтобы продумать вопрос со всех сторон и все взвесить, прежде чем полностью довериться человеку. Сейчас он должен был решить не откладывая – да или нет.

Жермен, похоже, прочитала его мысли.

– Незачем так терзаться, Анри. Я буду вам помогать как сумею, а вам в ответ вовсе не обязательно посвящать меня в свои планы.

Он взглянул на нее с благодарностью.

– Значит, мне будет легче...

– О нет, не тешьте себя надеждами, я вовсе не тот человек, кто знает все в этом доме.

– Если вы откроете мне смысл слова «трокады», для меня это будет уже много.

Жермен подперла щеку ладонью.

– Неужто вы не поняли? Само название расшифровать не трудно. Тронковский – Кадиус. Трокад. Но дело-то не в названии! Вам необходимо знать суть? А вы подумали, Анри, стоит ли в наше время брать на себя тяжесть чужих тайн?

Он понял ее предостережение.

– Лейтенант Дапью намекал мне на то же самое. Я не собирался игнорировать его совет. Но сегодня... Ваш шеф и этот парень, поляк, зашли в тупик. Они не смогут работать вместе, хотя, кажется, уже стоят на пороге заветной цели. Тронковский заявил, что немедленно прекращает работу в лаборатории.

Эти слова словно током подбросили Жермен в кресле.

– Не может быть! Между ними никогда не возникало трений. Откуда вы это взяли, Анри?

– Меня позвал Кадиус. Кажется, он сделал это преднамеренно, в расчете, что я стану свидетелем их разговора, закончившегося конфликтом. Я понял: профессор хотел через меня сообщить организации о неожиданном саботаже Тронковского. Расчет Кадиуса прост: антифашистское подполье любой ценой должно оказать влияние на поляка, с тем чтобы он продолжил исследования до конца. Судя по словам Кадиуса, речь идет о судьбе открытия, которое можно будет использовать как оружие страшной силы в борьбе против Германии. Тронковский решительно против этого. Он считает открытие слишком опасным и боится, что оно принесет людям большую беду. Но он не был до конца откровенным, его угнетала какая-то мысль... Как видите, Жермен, совет Дапью теряет смысл. Надо немедленно сообщить нашим обо всем. Наладить связь со штабом группы за два-три дня практически невозможно. Может быть, вы имеете прямой контакт с Дапью?