Текст книги "Соблазненная грехом"

Автор книги: Кимберли Логан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 14

На протяжении следующих дней Эйми делала все от нее зависящее, чтобы держаться от лорда Стоунхерста подальше. Это было несложно, тем более что он также решил избегать ее общества. На самом деле она видела его лишь мельком, не считая тех единичных случаев, когда он неожиданно присоединялся к гостям за ужином. Чаще всего он проводил время, закрывшись в библиотеке или в кабинете на втором этаже, занимаясь хозяйственными вопросами.

Эйми прекрасно понимала, что происходит. «Так оно и лучше», – рассуждала она, спускаясь к завтраку однажды утром. Насколько ей было ненавистно их отдаление, настолько же мысль остаться с Ройсом наедине приводила ее в крайнее состояние паники.

Краска стыда заливала щеки, когда Эйми вспоминала первые ощущения от прикосновений Ройса, от влажного жара его губ, ласкающих ее грудь. Она не могла забыть, как он прикасался к ней, ненасытно целовал… Он разбудил неведомую, до этого момента, чувственность Эйми, скрывавшуюся в глубине ее женского нутра.

Более того, Эйми была крайне удивлена признанием Ройса, что он страстно желает ее. Даже сейчас, вспоминая его откровенные слова, она чувствовала, как ее охватывает внутренняя дрожь. Она была ошеломлена таким открытием, не могла поверить, что слышала это на самом деле. Но отрицать очевидные доказательства возбуждения Ройса было невозможно. Нельзя было отрицать и страстного желания Эйми.

Как часто она предавалась мечтаниям, в которых Ройс смотрел на нее с пламенным вожделением. В этих мечтах он открывал свои объятия для нее и целовал с той же страстностью, что распаляла его в ту ночь. Однако вряд ли все это повторится… То, как резко Стоунхерст попрощался с ней после всего случившегося, ранило Эйми больше, чем он мог себе представить.

Что-то заставляло его думать, что их симпатия не может привести ни к чему хорошему. Также очевидно было и то, что любые уговоры и доводы Эйми не изменят убеждения Ройса. Она не понимала, что происходит, очевидно было одно – объясняться с ней он не хотел. В любом случае лишние переживания и беспокойства не принесут ей пользы, решила Эйми. Что она должна была помнить, так это то, что, постоянно твердя о своем желании, Ройс ни разу не упомянул о любви Возможно, стремительное завершение их отношений не имело ничего общего с его прошлым, и все объяснялось недостатком иных, кроме физического влечения, чувств с его стороны.

Признать это было тяжело.

Эйми отбросила все унылые размышления и вошла в тускло освещенный коридор, ведущий в столовую. Она остановилась у зеркала, дабы удостовериться, что выглядит подобающе, а заодно и утихомирить волнение. И хотя Эйми проголодалась не на шутку, она не спешила присоединиться к герцогине – Теодосия обладала необъяснимым талантом распознавать ее внутреннюю тревогу. Почувствовав напряженные отношения между своей подопечной и хозяином дома, на протяжении нескольких дней пожилая дама пыталась выяснить, что же произошло. Она нащупывала, намекала, расспрашивала, однако Эйми не хотелось объяснять что-либо.

Взгляд Эйми скользнул по развешанным вдоль обеих стен коридора портретам семьи Гренвилл. До этого пару раз она уже рассматривала их внимательно, и они ей не понравились. Угрюмые, неулыбчивые лица, смотревшие на нее из рам, по меньшей мере приводили в замешательство.

Но сейчас на одном из портретов Эйми невольно задержала взгляд. Он занимал почетное место в конце коридора и не мог не привлечь внимания. На портрете был изображён крупный мужчина, хмурый и неприветливый. Сходство со Стоунхерстом было поразительным, за исключением нескольких деталей. Например, волосы изображенного лорда были тронуты сединой, а на лице не было следов шрама.

«Должно быть, это отец Ройса», – подумала Эйми. И перевела взгляд на рядом висящие портреты – на одном из них был изображен Ройс мальчиком, на другом – его старший брат. Оба они были запечатлены на фоне природы, были одеты в охотничьи куртки и держали в руках кнутовища для верховой езды. Было видно, что они уже превращаются из мальчиков в юношей. На портрете им было лет по шестнадцать-семнадцать. Несмотря на то, что Ройс казался черствым и сдержанным, в его серых глазах сквозило юношеское простодушие, от которого не осталось и следа.

– Ах, вот ты где, моя дорогая.

Эйми ахнула от неожиданности – так близко от нее послышался голос. Она резко обернулась и увидела стоявшую возле нее Теодосию. Эйми так была поглощена изучением портретов, что не услышала приближающихся шагов пожилой дамы.

Эйми почувствовала неловкость от того, что ее застали перед портретом Ройса.

Поджав губы, герцогиня тоже принялась разглядывать портреты и, казалось, не заметила смущения Эйми.

– Их лица чересчур угрюмы, тебе не кажется? – спросила герцогиня, указывая на изображения.

Эйми вновь бросила взгляд на портрет отца Ройса и неожиданно для самой себя спросила:

– Вы знали их? Я имею в виду семью лорда Стоунхерста.

– Боюсь, не слишком хорошо. Я была знакома с его родителями: во времена моей молодости нам частенько приходилось бывать на одних и тех же светских мероприятиях. Виконтесса была приятной женщиной, только чересчур покорной, на мой взгляд. Виконт же, напротив… – Теодосия нахмурилась и с демонстративным презрением наморщила нос. – Думаю, достаточно будет сказать, что он не принадлежал к числу самых обворожительных джентльменов. Очень деспотичная личность. Таких мужчин, как он, мне еще не доводилось встречать. И насколько я знаю, характер его лишъ ухудшился после смерти жены. Она ведь умерла родами, вы, наверное, знаете.

«Бедняга Ройс», – подумала Эйми, кусая губы. Она и не знала, что виконтесса умерла, давая жизнь младшему сыну. Должно быть, Ройсу было очень тяжело в детстве без мамы, да еще и под присмотром властного отца. Эйми перевела взгляд на брата Ройса.

– А какое у вас сложилось впечатление о брате лорда Стоунхерста? – поинтересовалась Эйми, стараясь не выдать своего волнения. Ей хотелось, чтобы за этим вопросом читался лишь формальный интерес.

– Он был общительным. Совсем не то, что его отец. Он был старше Стоунхерста на год или два и должен был унаследовать титул. Думаю, они со Стоунхерстом отлично ладили, но… произошел разрыв. Говорят, причиной была невеста старшего брата.

– Невеста?

– Девушка погибла во время несчастного случая. Прискорбная ситуация и очень печальная. Кажется, она погибла в дорожном происшествии. Все это вызвало многочисленные слухи, но не думаю, что кому-то, за исключением участников трагедии, известна вся правда.

Новая порция информации вновь привела мыслительные механизмы Эйми в движение. Было ли это недостающим элементом в разрешаемой ею задаче? Могла ли смерть невесты брата играть роль в решении Ройса держаться в стороне от нее?

– Дитя мое, я заметила, что в последнее время ты ниже травы, тише воды. Все ли в порядке?

Услышав вопрос Теодосии, Эйми моментально пришла в себя после минутного раздумья, которому было предалась.

– Все отлично, ваша светлость, – сказала она, подкрепив свой ответ ободряющей улыбкой. – Просто соскучилась по дому. Так хочется, чтобы папа написал мне, как идут поиски.

На самом деле так оно и было. За все время, что Эйми жила в Стоунклиффе, ей ни разу не снились кошмары. В то время как одна часть ее натуры радовалась этому, другая была разочарована. Эйми хотела найти в снах отгадку и хотела узнать, кто же скрывался в саду в ту ненастную ночь. Но чувствовала, что сейчас ничем не может помочь следствию. Если бы только ей удалось разглядеть лицо того человека… тогда она, возможно, узнала бы, кто хочет ее убить.

Герцогиня взяла руку Эйми в свою.

– Ты должна попробовать успокоиться. Уверена, твой отец пришлет послание, как только негодяй окажется за решеткой.

Пронзившее ее чувство вины доставило Эйми немыслимую боль. Хороша она была – используя великодушие Теодосии, поддерживала разговор, делая вид, что все в порядке, а сама скрывала от нее риск существующей опасности.

Из всех сил переборов острое желание рассказать все как есть, Эйми с благодарностью сжала руку герцогини:

– Вы так добры ко мне, ваша светлость. Невозможно выразить словами, насколько я благодарна вам за все, что вы сделали.

– Господи! – Взяв Эйми под руку, Теодосия увлекла ее за собой из коридора. – Твоя мама была одной из моих самых близких подруг. Она была рядом в самые тяжелые времена для меня, когда мой муж впервые тяжело заболел и потом, когда он умер. И когда этот шут гороховый, мой пасынок, заполучил наследство и начал швырять деньги направо-налево, нисколько не задумываясь о том, как теперь буду жить я. Элиз была единственным человеком, кто поддерживал меня. Она убедила меня, что я должна продолжать жить, даже если рядом со мной нет моего Рэндалла. Самое малое, чем я могу отплатить за ее доброту, – это быть здесь, рядом с ее дочерьми, если вдруг понадобится моя помощь.

Эйми внимательно смотрела на гордый профиль своей наставницы, пока они неспешно шли по коридору в сторону столовой. Шаг их был размеренным, ведь герцогиня передвигалась исключительно при помощи трости. Сколько Эйми помнила, Теодосия всегда была великодушна с ней и по-матерински заботлива, являясь почти что членом семьи. Но неожиданно Эйми пришло в голову, что никогда не интересовалась, как все сложилось таким образом. Когда завязалась дружба между ее матерью и Теодосией и почему.

– Я вот сейчас подумала, что не знаю, как вы познакомились с мамой, ~ сказала Эйми, чувствуя неловкость из-за того, что не интересовалась этим раньше. – С первого взгляда и не подумаешь, что у вас могло быть много общего. Герцогиня и бывшая актриса.

Карие глаза пожилой дамы зажглись каким-то внутренним светом.

– Нас связывало больше, чем ты можешь себе представить. Видишь ли, я родом из простой семьи, поэтому мое замужество вызвало тот еще переполох. Светское общество искренне восхищалось первой женой Рэндалла и никогда не упускало возможности напомнить мне, что я не стала ее достойной заменой. Думаю, что, встретив твою мать, я нашла близкого по духу человека. – Герцогиня замолчала на какое-то время и, посмотрев на Эйми, в задумчивости сдвинула брови. – Ты очень напоминаешь мне ее.

В душе Эйми мелькнуло сомнение. На ее взгляд, зная, какой уверенной в себе, бесстрашной и ослепительно красивой была герцогиня Олбрайт, поверить в их сходство было крайне сложно.

Судя по тому, что герцогиня остановилась, Эйми поняла, что она заметила ее сомнения.

– Дорогая, ты похожа на Элиз больше, чем думаешь, – сказала она с крайне серьезным видом. – Упрямство и решительность ты, несомненно, унаследовала от нее. Подозреваю, что за твоей внешней скромностью скрывается необузданная сила, о которой ты можешь даже не догадываться. Но когда возникнет ситуация, требующая твоего вмешательства, внутренняя сила даст о себе знать. – Она ободряюще потрепала Эйми по руке. – Я сказала тебе это, чтобы в следующий раз, когда ты засомневаешься в себе, ты вспомнила мои слова.

«Ты похожа на Элиз больше, чем думаешь». Эйми непрестанно прокручивала в голове это заявление Теодосии. Ей так хотелось, чтобы уверенность герцогини была обоснованной, чтобы она и вправду была сильнее, чем сама могла представить. Но притаившийся в сознании унизительный голосок вторил предупреждениям тетушки Оливии и, не теряя времени, убеждал Эйми в обратном: «Да ладно тебе, Эйми, неужели ты не видишь, что обманываешь себя? Единственное, что ты унаследовала от матери, помимо цвета глаз, – это ее слабый характер. С твоей стороны было бы верхом безумства притязать на что-либо большее, чем на роль вызывающей жалость глупой мышки».

Эйми вдруг резко остановилась с ощущением жуткой тяжести на сердце. Ей претила перспектива вынужденно изображать удовольствие от праздной беседы за столом, она не желала делать вид, что все отлично.

Включив все актерское мастерство, на которое была способна, Эйми обратилась к герцогине:

– Прошу прощения, ваша светлость, но я не особо голодна. Если позволите, думаю, мне лучше пойти в библиотеку и поискать книгу, за которой можно скоротать время.

– Ты уверена, дорогая? – Крайне встревоженный взгляд Теодосии остановился на Эйми. – С тех пор как мы приехали, ты очень плохо ешь. Если так будет продолжаться и дальше, ты снова ослабишь свой организм. Мне и сейчас не нравится твой осунувшийся вид.

Тронутая неподдельной заботой Теодосии, Эйми порывисто обняла ее.

– Не стоит так сильно переживать из-за меня. В этом нет необходимости. Если вас это успокоит, я обещаю с лихвой наверстать упущенное за ужином.

Желая предотвратить все возможные возражения, она высвободила руку и, поцеловав герцогиню в щеку, поспешила удалиться.

Однако час спустя, сидя в библиотечном кресле с томиком стихов в руках, Эйми вынуждена была признать собственное поражение. Предпринятая ею попытка сосредоточиться на чтении оказалась безуспешной. Эйми с тревогой обнаружила, что впервые за все время ей не удается отвлечься от своих тревожных мыслей.

Возможно, объяснением тому была сама библиотека, в которой все напоминало о ночном разговоре с Ройсом. Достаточно было лишь взглянуть на диван, чтобы возвратиться мыслями к событиям той ночи, вспомнить, каково было лежать в объятиях Ройса, чувствовать ласки его губ и рук…

Сдержав стон, Эйми тряхнула головой, желая выбросить из памяти навязчивые образы, и поднялась, чтобы вернуть книгу на полку. Придя сюда, она совершила ошибку. Но если здесь, в библиотеке, она не смогла избавиться от мыслей о Ройсе, куда же ей было идти?

Взглянув за окно, Эйми вздохнула. Похоже, погода налаживалась. Может, стоило пойти прогуляться, а на обратном пути заглянуть в конюшни, к Балтазару? Располагая огромным количеством свободного времени, Эйми каждый день навешала коня и очень привязалась к нему. Балтазар был замечательным ласковым животным. Эйми отлично понимала, почему Ройс изо всех сил старался спасти ему жизнь, она и сама поступила бы так же.

«Глоток свежего воздуха однозначно пойдет мне на пользу, – заключила Эйми. – Это лучше, чем, подобно призраку, слоняться по коридорам замка весь остаток дня». Расправив юбку, решительным шагом Эйми направилась из библиотеки. Она на минутку заскочила на кухню, чтобы раздобыть у повара кусочек сахара для Балтазара, а потом вышла на улицу.

Едва Эйми очутилась на залитом солнцем дворе, к ней подошел и вежливо улыбнулся бывший сыщик полицейского суда Эдмундсон. Этот дородный мужчина повсюду следовал за ней, так как выполнял обязанности одного из охранников. Эйми радушно улыбнулась ему в ответ. За последнюю неделю она вполне привыкла, что люди Толливера повсюду следовали за ней, хотя поначалу ее раздражало их присутствие.

В компании Эдмундсона Эйми пересекла мощенный камнем двор и направилась в сторону конюшен. До нее донесся шум какой-то суматохи. В Стоунклиффе содержали всего нескольких лошадей, находившихся на попечении достаточного количества конюхов. Поэтому шум был редким явлением в помещении крытых соломой конюшен. Но сейчас до Эйми доносился приглушенный гул обеспокоенных голосов и ржание лошади.

Возле стойла Балтазара толпились мужчины, среди них был и Ройс. С мрачным видом он разговаривал с полным седовласым мужчиной, державшим в руках большую черную сумку.

– Мне очень жаль, милорд, но, похоже, дела плохи, – сказал мужчина. У него был такой же, как и у Ройса, озабоченный вид. – Конь и так не в лучшем состоянии. При таком слабом здоровье и в более благоприятных условиях работа была бы не из легких. Но он очень слаб и с трудом держится на ногах. Думаю, и без того понятно, что это плохой знак.

Боже милостивый! Что с Балтазаром?

Заметив среди собравшихся О’Кифи, Эйми бросилась к нему. Эдмундсон остался стоять у дверей конюшни, а Эйми, схватив конюха за руку, отвела его в сторону.

– Что случилось? – шепотом спросила она.

– Похоже, он отравился, – с досадой ответил конюх. – Какой-то дурак накормил его и еще одну кобылу заплесневелым кормом.

От волнения у Эйми пересохло в горле.

– Это может иметь серьезные последствия?

О’Кифи покачал головой.

– Еще какие. Нам удалось выходить кобылу, с ней все должно быть в порядке. Но она моложе и сильнее Балтазара. А вот он со вчерашней ночи испытывает мучительные боли в желудке, и никаких улучшений не наблюдается. Доктор, приехавший из Ипсли, не особо оптимистичен в прогнозах.

Эйми и О’Кифи озабоченно молчали и смотрели на группу мужчин, стоявших у стойла. Спустя какое-то время конюх нарушил молчание.

– Нельзя, чтобы все вот так закончилось, после всего, что он пережил, всего, что милорд сделал для того, чтобы Балтазар остался в живых. Если он не выживет, тогда… я даже не хочу об этом думать.

Слезы набежали на глаза Эйми, она смотрела на бледное, напряженное лицо О’Кифи и сердце ее наполнялось состраданием.

Глава 15

Казалось, что время застыло. Борьба за жизнь Балтазара продолжалась несколько часов.

Для Эйми было сущим мучением, осознавая свою беспомощность, молча наблюдать за происходящим. Но и заставить себя уйти из конюшни она не могла. За несколько дней, проведенных в Стоунклиффе, она привязалась к Балтазару и теперь, испытывая чрезвычайное беспокойство за его жизнь, не могла найти сил уйти в дом.

Переминаясь с ноги на ногу в стойле, Балтазар боролся с болью: он закатывал глаза, махал хвостом, весь исходил потом, струящимся по его бокам. Несколько раз он пытался прилечь на подстилку из соломы, но виконт и О’Кифи неимоверными усилиями снова поднимали его на ноги и вынуждали не останавливать шаг. Любое отравление, сопровождавшееся мучительными коликами, могло оказаться смертельно опасным для лошади. Поэтому нельзя было позволять животному ложиться.

Ничем не выдавая истинных переживаний, все это время Ройс сохранял мужество и решительность. Но от Эйми, обостренно чувствующей его настроение, не ускользнули его волнение и напряжение. Он очень переживал за коня. Страшно боялся, что тот умрет. «Если виконт потеряет Балтазара, он сломается. И вряд ли кому-нибудь удастся собрать воедино распавшиеся осколки», – размышляла она.

Никогда еще Эйми не чувствовала себя такой бесполезной.

Солнце уже начало опускаться за скалы, когда Эйми вспомнила о данном Теодосии обещании. С большой неохотой она отправилась домой, чтобы поужинать в компании герцогини. За столом Эйми рассказала пожилой даме о Балтазаре, а едва трапеза закончилась, она отправилась в свою комнату, оделась потеплее и снова вернулась в конюшни. Похоже, до ужина Ройс даже и не заметил ее присутствия, но у Эйми и не было большого желания выяснять это. Ей необходимо было находиться рядом с ним на случай, если произойдет самое страшное.

Погода к ночи заметно ухудшилась. Поднялся сильный ветер. Эйми посильнее укуталась в пальто и зашагала к конюшням. Когда она подошла к двери, один из конюхов, стоявший у входа, неожиданно преградил ей путь.

– Я извиняюсь, миледи, – почтительным тоном начал он, – но вам сейчас лучше не входить. Положение ухудшилось и…

Не дослушав его, Эйми стремительно ворвалась в конюшню и прошла к стойлам. Если ситуация настолько ужасна, она тем более не будет находиться в стороне.

Рядом с Балтазаром теперь были только Ройс и О’Кифи. Конь лежал, неистово вскидывая голову и обнажая зубы при любой попытке лорда Стоунхерста приблизиться к нему. Видимо, в предсмертных мучениях животное уже не в силах было узнать хозяина. Часы, проведенные Балтазаром стоя, еще больше ослабили его раненую ногу.

– Черт побери, ведь известно, что будет дальше, – произнес О’Кифи с напряжением. – Это сумасшествие, надо облегчить его участь.

Эйми была удивлена тем, как конюх обращался к своему хозяину, хотя, наверное, нечему было удивляться. Еще в первый день знакомства с О’Кифи она догадалась об их дружбе с виконтом. Похоже, за годы долгого общения они очень сблизились.

Подойдя чуть ближе, Эйми остановилась так, чтобы ей было лучше видно Балтазара. О’Кифи же продолжал горестным тоном, полным тоски:

– Эта мысль мне неприятна так же, как и вам, но пора положить этому конец. Доктор Финнерти сказал, что уже ничего не изменишь.

Ройс, который успокаивающим тоном что-то нашептывал Балтазару, замолчал и через плечо посмотрел на конюха:

– Финнерти – тупица, он просто не хочет тратить время. По его мнению, Балтазар вообще должен был умереть восемь лет назад.

– Доктор, может, и тупица, но это не меняет ситуацию. – О'Кифи порывисто сдернул с головы кепку, вытер покрытый потом лоб и, протянув руку к коню, воскликнул: – Боже милостивый! Посмотрите на него! Он слишком истощен, чтобы продолжать бороться! Неужели и правда хотите продлить его страдания только из-за собственного упрямства и нежелания смотреть правде в глаза?!

Переведя взгляд на напряженное лицо Ройса, Эйми могла представить внутреннюю борьбу, раздирающую его в эту секунду. Не в его характере было сдаваться после длительной и мучительной борьбы за жизнь животного. Он просто-напросто не мог сдаться, пока были хоть какие-то шансы изменить ситуацию, но не было смысла отрицать, что, оттягивая неизбежный финал, он лишь усугублял страдания коня.

– Ты прав, – наконец произнес Ройс холодным сдержанным тоном. И только самый проницательный смог бы заметить, как у виконта дрогнула челюсть и он сжал кулаки. – Нужно облегчить его страдания.

О’Кифи с мрачным видом перегнулся через стойло и что-то достал с выступа стены. Когда конюх поднял руку, в свете фонаря блеснул ствол ружья. Эйми почувствовала, как внутри у нее все перевернулось.

Конюх подошел к Стоунхерсту и пожал его плечо.

– Я сделаю, – тихим голосом сказал он.

– Нет, – тут же твердо возразил Ройс и взял оружие из рук конюха. – Я сам. Балтазар – мой подопечный.

В этот момент он заметил Эйми. От его тяжелого взгляда она словно похолодела.

– Если ты хочешь помочь мне, – обратился виконт к О’Кифи, – выведи ее отсюда.

Ахнув от изумления, Эйми попыталась было возразить, но конюх быстрыми шагами приблизился к ней. Одного его взгляда было достаточно, чтобы понять – сопротивляться бесполезно.

– Идемте, миледи! – мягко прошептал конюх. – Пожалуйста, милорд хочет, чтобы вы не видели это.

Не сказав ни слова, скрепя сердце Эйми последовала за О’Кифи. Она вышла в освещенный лунным светом двор и увидела столпившихся конюхов и людей Толливера. Сняв шапки, мужчины стояли с мрачными лицами, словно наверняка знали, что сейчас произойдет.

Никто не осмеливался нарушить тишину. Внезапно прогремел выстрел.

Ошеломленные, какое-то время люди продолжали молчать. Единственным нарушителем спокойствия и тишины был морской ветер, с силой трепавший волосы и одежду собравшихся. Эйми не отдавала себе отчета в том, с какой силой закусывала нижнюю губу. Она была уверена, что уже сочится кровь. Напряженно глядя на двери конюшни, она с болью в сердце сожалела, что не может видеть сквозь них. Из-за деревянного ограждения конюшни раздавалось нервное ржание остальных лошадей, напуганных выстрелом, но более ничто не выдавало происходящего внутри.

Хотя, затаив дыхание, Эйми ждала этого момента, она была совершенно не готова к внезапному появлению Стоунхерста. Двери конюшни распахнулись со страшным грохотом, и человек, появившийся из темноты помещения, показался Эйми незнакомцем. Виконт выглядел уставшим и не по годам старым. На его бледном лице ярко выделялась отметина шрама, взгляд потух, плечи поникли.

Зажмурившись, Эйми совладала с застилавшими глаза слезами и сделала неуверенный шаг навстречу виконту. Ей хотелось поддержать его, приласкать и, насколько возможно, уменьшить боль.

– Милорд… – нерешительно обратилась она.

Однако в ответ не было ни малейшей реакции. Казалось, Стоунхерст не слышал ее. Устремив взгляд перед собой, он прошел мимо не оглянувшись. Эйми же осталась стоять, беспомощно глядя ему вслед, пока он не исчез за дверью дома.

– Не принимайте слишком близко к сердцу, миледи, – успокаивающим тоном сказал О’Кифи, подойдя к Эйми. Все уже разошлись и принялись за свои дела, кто – в конюшне, кто – на дворе. Из служащих Толливера только Эдмундсон по-прежнему топтался неподалеку от Эйми, вечно оставаясь на страже. – Вполне в его духе глубоко уйти в переживания и закрыться от всех, – с озабоченным видом объяснил конюх. – Случившееся стало для хозяина настоящим ударом. Хотя разумом он и понимал неизбежность такого исхода. И конечно же, он будет винить во всем себя…

– Винить себя? – эхом повторила Эйми, нахмурившись в недоумении. – Но за что? Причина не в нем.

– Попробуйте это ему объяснить. Он считает себя причиной всех происходящих здесь несчастий. Как бы это сказать? Наложенное на лорда проклятие снова обрело силу.

В замешательстве Эйми нахмурилась:

– Что вы имеете в виду? Какое проклятие?

Чуть прищурившись, конюх ответил:

– Об этом вам следовало бы разговаривать с ним самим, миледи. Но вот что я скажу вам – за многое в ответе этот сущий дьявол, его отец.

Кинув загадочный взгляд в сторону дома, О’Кифи повернулся и быстрым шагом пошел прочь от конюшен, оставив Эйми наедине со своими вопросами.