Текст книги "Умерев однажды, подумаешь дважды"

Автор книги: Ким Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Барнабас скривился, и держа руку на своем амулете, он спокойно спросил:

– Кого?

Билл таращился на небо, его взгляд несомненно следил за рассеивающимися черными крыльями.

У Сьюзен стал озадаченный вид.

– Здесь была девушка, – сказала она, садясь. – У нее были черные волосы. – Сьюзен посмотрела на Билла. – И нож. Это был нож, не так ли? Ты видел его, так ведь?

Убирая полотенце со своей головы, Билл посмотрел на красное пятно на нем и сказал:

– Я видел его.

Барнабас прошел по лодке с безупречным равновесием и опустился на одно колено перед Биллом.

– Я ничего не видел. – Все еще держа свой амулет, он всмотрелся в глаза Биллу, положив полотенце обратно на порез. – Ты довольно серьезно разбил голову. Чувствуешь себя нормально? Сколько пальцев я показываю?

Билл не ответил, он смотрел на воду, избегая взгляда Барнабаса. Его глаза снова стали серебряными, и я подумала, что смотреть в них сейчас будет ошибкой.

– Билл ударился головой, – сказал Барнабас спокойно. – Ему нужно на пристань, чтобы его осмотрели.

Как по волшебству, страх и смятение сменились сочувствием, когда все разместились на двух лодках. Мои колени тряслись, когда Барнабас завел нашу лодку, и во внезапном шуме, я наклонилась к нему.

– Они все забудут? – спросила я, не осознавая, что у него есть умение изменять память.

Барнабас выскользнул из-за руля.

– Ты поведешь, – сказал он коротко. Кладя руку мне на плечо, он подтолкнул меня к сидению. – Поторопись, пока кто-нибудь здесь не вспомнил что ты не водитель.

Он казался раздраженным, и я взялась за рычаги. Ага, я могу управлять чертовой лодкой. Я выросла в Флориде-Кис и могла отправить лодку в слип прежде, чем научилась ездить на велосипеде.

Барнабас складывал лыжи и мокрые канаты, когда я начала медленно плыть. Вторая лодка двигалась быстрее и я последовала по ее следу, чтобы плыть было легче. Сьюзен кричала по своему мобильному телефону:

– Он ударился головой о трамплин для прыжков на лыжах! Лагерь Хайден Лейк. Тот, что с красным каноэ над дорогой? Мы направляемся к пристани. Он очнулся, но ему, вероятно, нужно наложить швы.

Ускоряясь, я вжалась в прохладный винил, и почувствовала холод на плече, где прикасался Барнабас. Черные крылья улетели, отделившись от одинокой дымки обрамляющей границы озера. Жатва была предотвращена, но Барнабас был недоволен.

Закрывая свой телефон, Сьюзен неуверенно прошла к задней части лодки, чтобы сесть рядом с Биллом.

– Эй, – сказала она, перекрикивая шум мотора. – Я вызвала скорую. Ты в порядке?

У него был болезненный и растерянный вид.

– Где девушка с мечем? – спросил он, и я заметила, как Барнабас крутит пальцем у виска.

– Не волнуйся, – сказала Сьюзен, тише, но все еще почти срываясь на крик. – Мы будем на берегу через минуту.

Огни скорой на пристани дали мне ориентир, и я начала снижать скорость по мере нашего приближения. Собралась толпа, и я понадеялась, что мы с Барнабасом сможем улизнуть прежде, чем на нас обратят внимание.

– Где девушка с мечем? – снова спросил Билл, и Барнабас пошел присесть по другую сторону от него.

– Не было никакой девушки с мечем, – сухо сказал он.

– Я видел ее, – настаивал он. – У нее были черные волосы. У тебя тоже был меч. Где твой меч?

Я оглянулась и Барнабас взглянул на меня устало, заставляя меня чувствовать себя так, как будто я в самом деле все испортила. Возможно, необходимость изменять воспоминания людей была признаком небрежности.

– Билл, просто расслабься, – говорил светлый жнец. – Ты сильно ударился головой.

Я крепче сжала руль и задумалась, может ли быть так, что травма головы Билла стала причиной его пониженной восприимчивости к изменению памяти. Просто, как сильно я все испоганила? Черт побери, все, что я сделала, так это оттолкнула Сьюзен. Я не собиралась просто стоять и смотреть, как ее убивают. Сьюзен находилась в блаженном неведении. Она проживет свою жизнь и, вероятно, сделает что-то выдающееся в ней, иначе она никогда бы не стала целью темных жнецов.

Морщина у меня между бровей ослабла, и я убрала прядь забрызганных влажных волос с глаз. Я была рада, что вмешалась, и ничто из того, что мог бы сказать Барнабас, не разубедит меня в том, что это было правильное решение. Хотя, я и не могла ничего с собой поделать, чтобы не чувствовать себя глупо. Два года боевых искусств и все что я смогла сделать, это оттолкнуть ее?

Барнабас оставил Билла и Сьюзен сзади на сиденье и сел напротив меня.

– Я запросил ангела хранителя, – сказал он, когда прильнул достаточно близко ко мне, что можно было уловить запах подсолнухов в сумерках. – Сьюзен будет в порядке.

– Хорошо. – Я снизила скорость, когда мы приблизились к пристани, стараясь не избегать его взгляда. – Это было не так плохо, не так ли?

Откинувшись назад, он тяжело вздохнул.

– Ты себе не представляешь, какие проблемы ты создала, – сказал он. – Да хранят тебя святые, Мэдисон. Пять человек видело, как она пырнула прямо сквозь тебя. Пятерым мне пришлось на скорую руку изменить воспоминания. Ты думаешь, касание мыслью это сложно, тебе нужно попробовать поменять воспоминания. Мне не стоило брать тебя. Я знал, что это не безопасно.

Я стиснула зубы и уставилась на приближающийся причал, полный людей.

– Я спасла ей жизнь. Разве не такая была цель?

– Ты была раскрыта жнецом, – сказал он мрачно. – Ты сказала, что просто будешь наблюдать, а ты пошла и … была опознана! Теперь они знают резонанс, излучаемый сейчас твоим амулетом. Они могут отследить его. Найти тебя.

Я сделала вдох, чтобы запротестовать. У жнецов были резонансы амулетов, у живых людей были ауры. И то и другое могло быть использовано жнецами, чтобы находить людей, как на большом расстоянии, так и вблизи, вроде как кричащий отпечаток пальца или фото.

– Ты говоришь мне, что я должна была позволить ей умереть, Барни? – С горечью сказала я, зная, что он не терпит свое прозвище.

– Позволить этому жнецу сразить ее – только для того, чтобы я не была опознана? Свяжись с Роном. Он может изменить резонанс моего амулета. Он делал это прежде.

Скрестив руки на груди, Барнабас нахмурился. Несмотря на то, что я была права, и он знал это.

– Мне тоже нужно было вмешаться, не так ли? – сказал он как семнадцатилетний, под которого он и косил. – Я не был засвечен за триста лет. То есть, не считая твоего скашивания. Теперь мне тоже нужно менять резонанс. – Угрюмый, он уставился вперед. Угрюмый ангел. Как мило.

Но чем больше я думала об этом, тем хуже себя чувствовала. Кажется, так было всегда после нашего знакомства, я портила ему жизнь. Мой особенный талант. Теперь он должен был обратиться к боссу, чтобы исправить положение, и я знала, как он ненавидит плохо выглядеть.

– Извини, – сказала я тихо, но я знала, что он меня слышит.

– Пока мы не изменим резонансы наших амулетов, мы уязвимы как утки сидящие на воде, – проворчал он.

Поежившись, я поискала глазами черные крылья, но они улетели. В воде отражались деревья, растущие вблизи пристани, штиль в отсутствии ветра, и я переключила двигатель на нейтральную скорость.

– Я сказала, что мне жаль, – сказала я, и Барнабас поднял взгляд от мигающих огней скорой помощи.

Его карие глаза в тени были черными, и казалось, что я вижу их впервые, находя что-то новое в их глубинах.

– Есть много чего, что ты не знаешь, – сказал он, когда я повернула лодку к пристани.

– Может тебе стоит начать действовать соответственно.

Сьюзен перекидывала амортизаторы на борт, а Барнабас пригнулся кинуть носовой канат, когда я выключила двигатель чтобы пришвартоваться. Команда медиков ждала с носилками, и они казалось, вздохнули с облегчением, когда Билл крикнул что он в порядке. В воздухе витало рациональное возбуждение, и когда я увидела яркую рубашку, которая говорила "юридический консультант лагеря" яснее, чем ламинированный бейдж, я поежилась. Нам нужно выбираться отсюда.

Лодка опустела под громкие возгласы и требования информации, удовольствие, удовлетворить которые на пределе ее голосовых возможностей досталось Сьюзен. Я стояла, желая отправиться домой, но Барнабас не мог просто выдернуть нас у всех на виду. Он ступил на причал, и я последовала за ним, нервничая в толпе.

– Следи за девушкой, – сказал он, когда я засуетилась. – Мне нужно найти тихое место, чтобы ангел-хранитель смог определить мое местонахождение. Не то чтобы они снова попытались напасть на нее, но это возможно. Особенно, если они знают что ты здесь. Ничего не делай, если появится жнец, хорошо? Просто кричи – зови меня. Ты сможешь сделать это?

Подавленная, я кивнула, и он побрел сквозь толпу на причале. Я медленно последовала за ним, чтобы найти место не на дороге и поближе к скорой помощи. У меня снова остановилось сердце. Окончательно. Барнабас думал, что это забавно, что делало это еще более смущающим. Также, я всегда вдыхала воздух, который больше мне был не нужен. Сьюзен была в пределах слышимости, в окружении девушек и лагерного адвоката. Это было странное чувство, желание быть ближе, но страх быть включенным.

История Сьюзен вызывала удивление у окружающих, но я была рада ничего не слышать о боях на мечах или девушках в Гавайских топах, исчезающих в глубинах. Ночью, когда она будет спать, это может быть другая история. Пока я была занята кражей амулета у моего убийцы, мой отец получил телефонный звонок говорящий ему, что я мертва. Вид его одного в моей комнате, перебирающего мои вещи, когда он еще не знал, что я жива, разрывал мне сердце. А его счастье, когда он увидел меня дышащей? Меня никогда так сильно не обнимали. И хотя его воспоминания были замещены… иногда, я думаю, что он помнит.

Барнабас уселся на красный столик для пикников под сосной. Причудливый, размером с мяч для софтбола, шар света парил перед ним, выглядя как дефект на фотографиях, который вы время от времени видите. Некоторые люди думают, что свечение – это призраки, но что если это ангелы-хранители, видимые только при определенном освещении и заснятые на пленку?

– И потом он упал в воду, – сказала Сьюзен, говоря медленней, когда что-то не сходилось с ее памятью, и я отвернулась, чтобы она не увидела меня и не попросила помочь ей. Она упоминала, что работает на газету – может быть, планируемая карьера журналиста была причиной, по которой она стала мишенью. Возможно, позже ей предстояло что-то сделать в жизни, что-то, что идет в разрез с великим планом темных жнецов. То, ради чего была вся эта игра. Вот почему я была убита. Я не знала, что за великое дело мне предстояло совершить, и сейчас, будучи мертвой, наверняка уже никогда и не узнаю.

Скрестив руки, я прислонилась к колючей твердости высокой сосны, и поклялась, что никогда не буду чувствовать себя плохо по поводу спасения жизни Сьюзен.

Барнабас встал, и я наблюдала, как он прокладывает путь сквозь толпу с шаром света плывущим за ним. Друзья Сьюзен заметили его, и, хихикая, притихли. Делая вид, что не замечает, Барнабас улыбнулся и пожал Сьюзен руку. Как если бы это было сигналом, неясный свет перешел от него к ней. У нее теперь есть ангел-хранитель, она будет в безопасности. Узел беспокойства ослаб во мне.

– Спасибо что заставляла его говорить, – сказал Барнабас, небрежно убирая свои мокрые волосы набок, что заставило некоторых сзади вздохнуть.

– Тебе стоит поехать с ним в больницу. Ему нужно бодрствовать всю ночь, на случай если у него сотрясение.

Сьюзен зарделась.

– Конечно. Да. Думаете, они позволят мне? – Она повернулась к адвокату. – Могу я идти?

Хор возгласов и "Да", Сьюзен улыбнулась и потрусила к скорой. Дымка света влетела в скорую перед Сьюзен, и едва заметное напряжение Барнабаса исчезло, что сказало мне, что он тоже беспокоился о ней. Это только казалось что ему все равно.

Чувствуя себя лучше, я посмотрела на него и улыбнулась, радуясь, что все закончилось. Лицо жнеца стало пустым, и моя улыбка исчезла. Он повернулся на пятках и пошел прочь, ожидая, что я последую за ним.

Опустив голову, я проследовала за ним сквозь уменьшающуюся толпу, мое удовлетворение от спасения жизни Сьюзен остыло до серого пепла. И если бы у меня был другой путь домой, я бы выбрала его. Барнабас выглядел раздраженным.

Глава 2

Воздух в верховье реки был холодный, и мои сырые волосы казалось, обледенели, когда Барнабас посадил нас точно туда, где мы начали это утро: задняя часть парковки средней школы Нью Ковингтона. Как обычно, его крылья исчезли в вихре, прежде чем я их как следует, рассмотрела, их заменили сухие джинсы, обычная черная футболка и серый плащ – совершенно неподходящий для жаркой погоды, но, безусловно идущий ему. Приятный цвет плаща, наброшенного на плечи и ниспадающего до пят, напомнил мне его крылья.

Неуверенной походкой я прошла мимо нескольких машин к велосипедной стойке. Велосипедов сегодня не должно было быть и мне стало интересно, что случилось. Мне понадобилось две попытки чтобы верно ввести комбинацию, и я медленно покатила свой зеленый десятискоростной велосипед обратно в тень к Барнабасу, прислонив его к высокой по пояс стене между крутым склоном горы и главной дорогой, прежде чем сесть рядом с ней, в ожидании Рона – начальника Барнабаса.

Я скучала по своей машине, которая все еще была во Флориде у мамы, но отсутствие машины более чем компенсировал шанс снова узнать отца. Мама отослала меня сюда, потому что у нее были разговоры с учителями, директором, родителями и когда после наступления темноты звонил телефон – она волновалась что это полиция. Хорошо, может, я и была немножко увлечена "приведением в действие моих вольнодумных стремлений", как школьный консультант сказал маме, как раз, перед тем как он лично сказал мне прекращать играть на публику и, наконец, вырасти, но это все были невинные штучки.

Где-то завывала цикада, и я вскарабкалась на стену позади Барнабаса и скрестила руки на груди. И сразу же опустила их вниз, не желая выглядеть уныло. Барнабас выглядел достаточно уныло за нас обоих. Во время полета назад он меня неудобно держал. И он был молчалив. Не то чтобы он когда-нибудь много говорил, но сейчас он был скован, почти задумчив. Может быть, он был недоволен тем, что искупался в озере. Благодаря нему, моя спина была сейчас полностью мокрой.

Неудачно я сделала вид, что завязываю шнурки, так, чтобы смогла сдвинуться от него на дюйм, или около того. Я могла бы попросить его высадить меня дома, но тут был мой велосипед. Не говоря уже о том, что я не хотела, чтобы носатая миссис Уолш заметила, как Барнабас расправляет крылья и улетает. Клянусь, у нее бинокль на подоконнике. Школа была единственным местом где, как я думала, нас никто не увидит. Почему здесь сейчас были машины – для меня было загадкой.

Я вытащила из кармана телефон, включила, проверила, нет ли пропущенных звонков, и засунула обратно в карман.

Взглянув на Барнабаса, я сказала:

– Извини, что тебя раскрыли на жатве.

– Это не была жатва. Это было предотвращение косьбы.

Его голос был натянутым, и я подумала, что для того, кто пробыл тут так долго, он ведет себя по-детски. Может быть, поэтому его прикрепляли к семнадцатилетним.

– Все равно мне жаль, – сказала я, ковыряя верхушку цементной стены.

Опершись о стену, Барнабас уставился в небо и вздохнул. – Не волнуйся об этом.

Когда снова сгущалось молчание, я начала постукивать ногтями по цементу.

– Было понятно, что наиболее красивый – темный жнец.

Барнабас обратил взгляд на меня. – Красивый? Накита – темный жнец.

Я пожала плечами.

– Вы все великолепны. Я могу выделить одного из вас из толпы только по этому признаку. – У него на лице отразилось удивление – как будто он никогда не замечал, как они все безупречны. Когда он отвел взгляд, я добавила – Ты узнал ее?

– Да, я слышал ее пение ранее, – сказал он тихо.

– Так что когда она использовала свой амулет для кошения, я смог сопоставить имя и лицо. Она была темным жнецом достаточно долго, чтобы иметь камень такого темного фиолетового оттенка. Они медленно меняют цвет с опытом, светлые жнецы движутся по спектру вниз, от зеленого к желтому, оранжевому, и, наконец, красному, настолько темному, что кажется почти черным. Темные жнецы идут другим путем, вверх от голубых и пурпурных цветов к фиолетовому оттенку. Цвет твоего камня отражается в твоей ауре, когда ты используешь амулет. Но ты еще не видишь наши ауры, так ведь?

Это было поистине язвительное замечание, и если бы я не думала о собственном камне, черном как космос, я бы сказала ему заткнуться.

– Так она в этом дольше тебя, – сказала я, и он обернулся ко мне в удивлении.

– Как ты это поняла? – спросил он обиженным голосом.

Я взглянула на его амулет, сейчас просто черный т. к. он его не использовал.

– Это как радуга. Ее цвет фиолетовый, а твой оранжевый, в шаге от красного, просто с другого конца радуги. Твой пока еще не красный. Когда будет красный, ты будешь такой же опытный, как и она.

Он окинул меня взглядом, его поза стала напряженной. – Мой амулет не оранжевый. Он красный!

– Нет, не красный.

– Красный! Он был красным со времен пирамид.

Я махнула рукой. – Как бы то ни было … Я все равно не поняла, как в это вписывается возможность слышать ее пение.

Тяжело вздохнув, он отвернулся от меня к парковке.

– Амулеты делают возможным общение за пределами земного шара, и я слышал ее. Цвет камня и звук ее пения совпадают. Как если бы слышать ауру, вместо того чтобы видеть. Так что, не трудно понять, кто поет, потому что на земле нас так мало. И хотя я могу слышать темных жнецов, я не понимаю, что они говорят. Накита должна была бы изменить цвет своих мыслей, чтобы он совпадал с цветом моей ауры, а мы настолько далеко расположены в спектре, что это почти невозможно. К тому же, зачем мне ее мысли в моих.

Мои брови поднялись. Эта крупица информации могла быть полезной, ведь я провела последние четыре долбанных месяца, пытаясь научиться использовать свой амулет.

– Хм. Я думала ты просто… появляешься на небесах, когда хочешь поговорить, или что-то типа того.

У него склонилась голова. – Целая вечность прошла с того времени, как я принял амулет, и стал привязан к Земле.

Он привязан к Земле? – Ничего себе, – сказала я, гравий заскрипел под моими ногами, когда я повернулась к нему лицом.

– Жнецы привязаны к Земле?

– Нет, только светлые жнецы, – сказал он с выражением лица похожим на смущение.

– Накита вольна приходить и уходить. Она на земле столько, сколько нужно чтобы убить, потом она уходит.

Это было сказано, скорее, с горечью.

– Я думала все ангелы живут на небесах.

– Нет, – сказал он кратко. – Не все из нас.

Скривившись, он провел рукой по своим вьющимся волосам, каким-то очаровательно-привлекательным образом делая их еще более неряшливыми.

Некоторые ангелы грешили, и часто вставали на путь жнецов ради искупления. И когда они искупают грехи, они возвращаются к своим обязанностям.

Искупление? Искупление грехов? Барнабас стал жнецом, потому что попал в неприятности? И тут я, впутываю его в новые. Я полагаю, спасение жизней будет отлично выглядеть в любом ангельском резюме.

– Что ты сделал? – Спросила я.

Барнабас скрестил руки и облокотился на стену.

– Я светлый жнец не по причине моральной ответственности, не потому что разгневал серафимов. Меня не волнует, что они думают.

Я слышала, как Барнабас ругался в адрес серафимов, когда мы сидели у меня на крыше и кидали камни в летучих мышей. Я очень хорошо знала, что он не высокого мнения о напыщенной элите царства ангелов, но я не могла не удивляться, что такого серафимы сделали. Полагаю, управлять вселенной очень непросто.

Все еще не смотря на меня, Барнабас оттолкнулся от стены и двинулся, чтобы встать на границе света.

Он мне ничего не скажет, чувство, которое усилилось, когда он положил руки на бедра и уставился на раскаленную парковку

– Хотя она права. Кое-что воняет хуже черных крыльев на солнце, – сказал он, едва ли не сам себе.

– Накита сказала, что у тебя камень Кайроса. Этого не может быть. Он… – Барнабас повернулся, пугая меня своим выражением лица.

– Мэдисон, я тут думал. Когда появится Рон, я попрошу его передать твое обучение кому-то другому.

Я разинула рот и почувствовала себя так, будто мне врезали в живот. Внезапно это все прояснило. Он сдается. Боже, я должно быть глупее, чем я думала. Обиженная, и не зная что еще делать, я соскользнула со стены, оцарапывая тыльную сторону ног потому что не оттолкнулась достаточно сильно. Слезы защипали глаза и, хватая велосипед, я направилась к дальнему выезду. Я направлялась домой. Рон сможет найти меня там.

– Ты куда? – Спросил Барнабас когда я закинула ногу на велосипед.

– Домой. – Будучи смертельно уставшей. Я не могу никому сказать, и сейчас меня бросают как никому не нужный Рождественский кекс. Если Барнабасу я не нужна – меня это устраивает. Но стоять здесь пока он говорит это Рону – унизительно.

– Мэдисон, это не то чтобы ты подвела меня. Я не могу учить тебя, – сказал Барнабас, его карие глаза выражали беспокойство и симпатию.

– Потому что я мертвая и глупая. Эту часть я поняла, – сказала я несчастно.

– Ты не глупая. Я не могу учить тебя из-за того, чей у тебя амулет.

В его словах было пугающее количество заботы, и я остановилась, неожиданно испугавшись. За все это время Рон так и не мог понять, что за амулет я украла.

– Амулет Кайроса? – Прошептала я, потом застыла от неожиданного покалывания между лопаток. Я застыла, мой взгляд метнулся к теням, гадая, не двинулись ли они только что резко вперед. Барнабас посмотрел мне за спину, и выражение его лица стало странной смесью облегчения и настороженности.

– У меня мало времени. Давайте посмотрим ваши амулеты, – донесся характерно резкий голос хранителя времени.

Я повернулась, чтобы увидеть невысокого человека, стоящего сгорбившись на солнце.

– Рон, – сказала я тихо, когда он шагнул вперед, его свободная серая мантия такая же неподходящая для жары, как и плащ Барнабаса. Я окинула взглядом школу, надеясь, что никто не увидит меня с ними. У меня и так уже была достаточно плохая репутация, чтобы считаться странной. Шесть месяцев, а я все еще была новенькой. Может мне стоит начать одеваться попроще. Ни у кого больше не было розовых волос.

Хронос – Рон для краткости – выглядел как смесь колдуна и Ганди, одетый в одежду, похожую на ту, что используется в боевых искусствах, и с глазами которые создавали у меня впечатление, что он может видеть сквозь стены. Его брови были светлыми от солнца, но кожа и сильно вьющиеся волосы были темными. Ниже меня и, тем не менее, у него получалось быть внушительным. Возможно, это был его голос, который был глубже, чем можно было ожидать. У него было приятное, четкое произношение, как если бы у него было много чего сказать, но совсем не было времени.

Также, он быстро двигался и у него был амулет позволяющий вклиниваться во временные потоки и оберегающий его от старения, т. к. в отличие от жнецов, хранители времени по какой-то причине были людьми. Что ставило вопрос о том, как стар он в действительности был. Он использовал свою способность читать и манипулировать временем, чтобы помогать светлым жнецам. Это через него Барнабас получал свои задания по предотвращению жатвы.

Покосившись на небо, Рон поманил меня рукой.

– Мэдисон?

– Рон, по поводу моего амулета, – начала было я, держа все еще висящий на кожаном шнурке амулет перед хранителем времени.

– Да, я знаю. Я исправлю, – пробормотал он, в то время когда его пальцы размытым движением появились из ниоткуда, обводя круговыми движениями мой амулет. Я почувствовала покалывание на коже головы, и потом все прошло.

– Когда ты покрасила волосы? – Спросил он невзначай, стараясь не встречаться своим острым взглядом с моим.

– После бала. Рон, – но он уже стоял перед светлым жнецом, по собственнически протянув руку. Нависая над невысоким человеком, Барнабас имел абсолютно больной вид.

– Барнабас… – сказал он с предупреждением в голосе, или может быть с обвинением.

Думаю, Барнабас услышал тоже, т. к. он снял амулет с шеи и отдал, вместо того чтобы подходить ближе. Без своего амулета Барнабас не может косить, теряет большинство своих способностей. Без моего я буду призраком, более или менее.

– Сэр, – сказал Барнабас, выглядя неуютно, когда его амулет сделался того же цвета, когда он обнажал свой меч, потом амулет обратно стал матово черным.

– По поводу амулета Мэдисон…

– Починил, – энергично сказал Рон, возвращая Барнабасу его амулет.

Барнабас накинул простой шнурок обратно на шею и засунул амулет под футболку.

– Темный жнец на жатве узнал его.

– Я знаю! Потому я и здесь! Вы были раскрыты, – взревел Рон, уставившись него с прижатыми к бокам кулаками, я опустила глаза, с досадой.

– Вы оба. На ее первом предотвращении косьбы. Что произошло?

Потрясающе, я снова втянула Барнабаса в неприятности.

– Мне жаль, – сказала я с покаянием, и Барнабас поднял голову.

– Это все было моей идеей, – всхлипнула я, думая, что если я возьму вину на себя, Барнабас может, даст мне еще один шанс. Мое теперешнее знание, что ауры могут звучать, могло внести изменения в наши занятия, и может быть мы могли бы выполнить прикосновение мыслью.

– Барнабас не хотел меня брать пока мы не сможем касаться мыслью, но я убедила его, что это не так уж важно. И потом я встретила Сьюзен. Я не могла позволить тому жнецу убить ее. Все произошло слишком быстро.

– Стоп! – гаркнул Рон, и я подпрыгнула. У него были широко раскрытые глаза, и он пристально смотрел на Барнабаса который… весь сжался?

– Ты сказал мне, что она может касаться мыслью! – обвинил его невысокий человек, а у меня челюсть отвисла.

– Ты соврал? Один из моих собственных жнецов солгал мне?

– Ох, – Барнабас заикаясь, отступил, когда Рон подался ближе чтобы заглянуть в его лицо.

– Я не лгал. – Закричал он. – Ты сам предположил, когда я сказал, что она готова. И она готова.

Он думает, что я готова? Даже не смотря на то, что мы не можем касаться мыслью?

У Рона сузились глаза.

– Ты знал, что я не позволил бы ей пойти на предотвращение пока она не сможет касаться мыслями. Из-за этого пришлось изменить воспоминания пятерым. Пятерым!

Моя недолгая радость на то, что Барнабас думал, что я готова, испарилась, лучше бы я держала рот на замке. Щенячьи подарочки на ковре, какой отстой.

– Не имеет значения, сколько мы тренируемся, Мэдисон не сможет касаться мыслями со мной, – возразил Барнабас, его лицо стало красным.

– Это ее амулет, не она!

– Боже всемогущий, – перебил Рон, отворачиваясь с поднятой рукой.

– Я не могу утаить это от серафимов. Ты представляешь, что будет? Ты просто провел недостаточно времени с ней. Научится касаться мыслью это длительный процесс, не просто бац и ты можешь.

Барнабас нахмурил брови.

– Я никогда не говорил, что она не сможет научиться, как касаться мыслями с кем-нибудь, просто не со мной.

– Сэр, – сказал он, посматривая на меня, – Накита была темным жнецом, назначенным на жатву. Она узнала камень Мэдисон. У Мэдисон амулет Кайроса!

Хранитель времени замер. Тревога сменилась неподдельным удивлением. Видя, как его взгляд скользит по моему амулету, я так сильно зажала камень в кулаке, что серебряное окаймление впилось в руку. Он был моим. Я его добыла, и никто не отнимет его у меня без боя. Даже Кайрос, кем бы он ни был.

– Кайрос? – Прошептал Рон и, видя мой страх, прервал зрительный контакт со мной.

– Да, и если у нее амулет Кайроса, – сказал Барнабас, – тогда может быть…

– Тсс – прошептал Рон, останавливая его, и Барнабас вскипел.

– Я знал, что это камень не обычного жнеца, но Кайрос? Ты уверена, что это то, что сказала Накита?

Барнабас стоял чопорно. – Я там был, сэр.

Накита также сказала, что я принадлежу им, что заставляет меня чувствовать просто прекрасно. Я просто хотела быть той, которой была прежде, находящейся в блаженном неведении о жнецах, хранителях времени и черных крыльях. Может если игнорировать их, они исчезнут?

Рон покосился на нас, его скованная поза подчеркивала внезапную атмосферу недоверия. Он указал на границу тени.

– Барнабас, иди, последи за небом.

Молча, Барнабас сдвинулся к границе солнечного света и уставился ввысь. Меня пробрал холод. Все изменилось в момент – все из-за Кайроса.

– Кто такой Кайрос? – Спросила я, возвращая внимание к Рону.

– Мой эквивалент. – Рон держал руки на поясе и выглядел тревожным вне тени дерева на раскаленной парковке.

– Светлые жнецы, темные жнецы. Светлый хранитель времени, темный хранитель времени. Ты ведь не думала что я один единственный, не так ли? Все находится в балансе, и Кайрос – мой баланс. Кайрос следит за нитями материи времени, определяя возможное будущее, и посылает темных жнецов для косьбы людей заранее. Я потратил больше времени на то чтобы предвосхитить его, чем на что-либо другое.

Он произнес последнее слово так, будто это было проклятие. Мое сердце снова заколотилось, и я сложила руки на груди, как будто это могло остановить его. Хорошо. Я украла амулет хранителя времени. Дерьмо, мне нужно избавиться от него, но это не то чтобы я могла одолжить амулет жнеца и вернуть этот Кайросу. Оставить этот – было моим единственным выходом. Я никогда не буду спать снова. Хорошо, что мне и не нужно.

– Не удивительно, что Сэт не вернулся, – сказала я, стараясь разобраться и прийти к выводу. – Могу поспорить, он прячется от Кайроса.

Хмурясь, Рон сдвинулся глубже в тень, чтобы облокотиться на стену рядом со мной.

– Жнец не сможет использовать амулет Кайроса, так же как хранитель времени не может использовать амулет жнеца, – сказал он. – Накита должно быть ошибается. Если только – у Рона поднялись брови от той мысли что пришла ему в голову, когда он повернулся чтобы посмотреть на меня – тот, кто убил тебя, был не жнец. Возможно, Кайрос проводил свое небольшое внепрограммное скашивание.

Барнабас оглянулся на это через плечо и Рон жестом указал ему ничего не говорить. Снова.

– Как выглядел Сэт? – Спросил Рон, его голос был обманчиво мягок.

Нервно, я села на стену, посматривая на Барнабаса, но он снова смотрел на небо. Я подтянула колени к подбородку, не желая вспоминать ту ночь, но воспоминания пришли с кристальной ясностью.

– Темная кожа, – сказала я. – Темные вьющиеся волосы. Приятный акцент. Хорошо целуется, добавила я мысленно, поежившись. Боже мой, я целовала парня, который убил меня.

Сексуальный незнакомец на балу превратился в психопата Сета, в темного жнеца стремившегося убить меня. Что он и сделал, используя клинок жнеца, после того как пускание под откос с дамбы своего корвета не помогло. Той ночью я очнулась в морге, слыша, как Барнабас спорит с другим светлым жнецом о том, чья вина была в том, что я мертва. Они были тут чтобы извиниться и держать черные крылья подальше от моей души пока я не получу свою "расплату".