Текст книги "Как ни крути – помрешь"

Автор книги: Ким Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Раздражающе громко прорезался рекламный ролик. Вздохнув, я подтянула ноги к груди. Было еще рано, всего начало третьего утра, и я пыталась найти в себе достаточно энергии, чтобы встать с дивана и сообразить чего-нибудь поесть. Айви еще не вернулась со своего дела, а я даже после неловкого разговора в машине надеялась, что она придет рано и мы сможем куда-нибудь выбраться. Идея разогревать полуфабрикат и есть в одиночку привлекала меня примерно так же, как самой себе ногти выдирать.

Схватив пульт, я отключила звук. Ситуация угнетала: в пятницу вечером я сижу одна у телевизора и смотрю «Крепкий орешек». А со мной должен быть Ник, мне его не хватает. То есть я думаю, что мне его не хватает. Чего-то мне не хватает. Может быть, чтобы меня обнял хоть кто-нибудь? Я настолько ветрена?

Бросив пульт обратно, я сообразила, что из церковного зала доносится голос. Я села: голос был мужской. В тревоге я подключилась к линии. Между двумя вдохами наполнился мой центр. Ощутив бегущую через меня силу линии, я собралась, встала и тут же села, когда влетел Дженкс на высоте моего роста. Тихое жужжание его крыльев мне сразу сказало, что кто бы там ни пришел – сейчас он, во всяком случае, не собирается ни меня убивать, ни вкладывать мне деньги в карман.

С вытаращенными глазами пикси приземлился на абажуре. Осыпающаяся с него пыльца взмыла вверх в теплом потоке воздуха. Обычно он в это время притыкался в моем столе поспать, отчего сейчас я и предавалась празднику жалости к себе – погоревать без помехи.

– Привет, Дженкс, – сказала я, отпуская линию, и никуда не направленная ее магия меня оставила. – Кто там?

У него на лице отразилась тревога:

– Рэйчел, у нас проблема.

Я посмотрела на него мрачно. Я тут сижу одна и смотрю «Крепкий орешек», и вот это и есть проблема, а не кто там приперся к нашей двери. – Кто там? – спросила я, не повышая голоса. – От Свидетелей Иеговы я уже вот так устала. Когда живешь в церкви, думаешь, что они могли бы и допереть, но не-ет…

– Какой-то вервольф в ковбойской шляпе. Просит меня подписать бумагу, где говорится, что это я съел рыбу, которую мы украли для «Хаулеров».

– Дэвид? – Я вскочила с кресла и направилась в святилище.

– А кто такой Дэвид? – спросил Дженкс, гудя крыльями рядом со мной.

– Страховой инспектор, – нахмурилась я. – Вчера с ним познакомилась.

Дэвид, конечно же, стоял посреди пустого помещения, и вид у него был неуютный в длинном пальто и шляпе, надвинутой на глаза. Пиксенята смотрели на него из щели в столе, симпатичные мордашки выстроились в ряд. Дэвид говорил по сотовому. Увидев меня, он торопливо бросил несколько слов, закрыл крышку и убрал трубку.

– Здравствуй, Рэйчел, – сказал он и поежился, услышав эхо собственного голоса. Оглядел мои домашние джинсы и красный свитер, посмотрел на потолок, переминаясь с ноги на ногу. Было видно, что в церкви ему неуютно, как и почти всем вервольфам, но это эффект не биологический, а психологический.

– Извини, что беспокою, – сказал он, снимая шляпу и тиская ее в руке, – но в этом случае показаний третьих лиц недостаточно. Мне нужно, чтобы твой партнер удостоверил, что съел золотую рыбку.

– Блин, это была золотая рыбка! – донесся хоровой визг из стола.

Дженкс на них зашипел, и выстроившиеся вдоль щели мордочки скрылись в тень.

Дэвид достал из кармана пыльника сложенный втрое лист бумаги и развернул его на крышке пианино.

– Если можно, подпишите здесь, – попросил он, потом выпрямился и посмотрел подозрительно: – Вы правда ее съели?

Дженкс перепугался так, что крылья посинели и потемнели, почти до фиолетового.

– Да, мы ее съели. Нам плохо не будет?

Я попыталась скрыть улыбку, зато Дэвид блеснул белозубым оскалом в тусклом свете святилища.

– Думаю, нет, мистер Дженкс, – сказал он и щелкнул авторучкой.

У меня приподнялись брови. Дэвид остановился, глядя то на перо, то на пикси. Первое было чуть больше второго.

– Хм, – протянул он, переминаясь с ноги на ногу.

– У меня есть. – Дженкс метнулся к столу, вернулся с куском карандашного грифеля. На моих глазах он тщательно написал свое имя под ультразвуковое верещание детишек, от которого у меня глаза ломило. Потом поднялся, осыпая пыльцу пикси. – А, это… у нас теперь какие-то будут неприятности?

До меня дошел едкий запах чернил – Дэвид заверил подпись.

– Не с нашей стороны. Благодарю вас, мистер Дженкс. – Он обернулся ко мне: – Счастливо, Рэйчел.

Окна чуть задребезжали от потока воздуха; мы оба подняли головы. Кто-то открыл заднюю дверь нашей церкви.

– Рэйчел? – раздался высокий голос, и я заморгала. Мама пришла? Я в замешательстве посмотрела на Дэвида:

– Это моя мама. Может, тебе стоит уйти… разве что ты хочешь, чтобы она на тебя насела и заставила пригласить меня на cвидание.

Дэвид с несколько испуганным лицом спрятал бумагу.

– Нет-нет, у меня уже все. Спасибо. Наверное, надо было нерва позвонить, но я ведь в нормальное рабочее время…

У меня краска бросилась в лицо. Я только что добавила к своему банковскому счету десять тысяч – благодаря Квену и его небольшой проблеме». Так что могла один вечер просидеть на собственной заднице, ни черта не делая. И я не собиралась готовить чары для указанной работы прямо сегодня: творить чары после полуночи при убывающей луне – напрашиваться на неприятности. И вообще не его собачье дело, как я организую свой Рабочий день.

В некотором смущении я обернулась в сторону задней двери, опасаясь показаться невежливой, но и не желая слышать от мамы ливень вопросов насчет Дэвида.

– Мам, уже иду! – крикнула я и повернулась к Дженксу: – Проводишь его вместо меня?

– Не вопрос, Рэйчел. – Дженкс взлетел на уровень головы – провожать Дэвида в прихожую.

– Пока, Дэвид, – сказала я, и он помахал мне рукой, надевая шляпу.

Почему вечно все сваливается одновременно? Приход матушки без предупреждения – идеальное завершение и без того идеального дня.

Мама стояла, сунув голову в холодильник. Из святилища донесся стук захлопнутой входной двери.

– Ма, – сказала я, пытаясь говорить любезно. – Я очень рада тебя видеть, но сейчас ведь рабочее время.

На миг я подумала о ванной – не лежат ли на сушильной машине мои трусы?

Мама выпрямилась, улыбаясь, выглянула из-за дверцы холодильника. На ней были солнечные очки, и они странно смотрелись с соломенной шляпой и сарафаном. Сарафаном? Она в сарафане? На улице же меньше двадцати градусов [7]7
  По Фаренгейту (примерно -6,5 по Цельсию).


[Закрыть]!

– Рэйчел! – Она все с той же улыбкой закрыла дверь и развела руки. – Обними меня, милая.

Лихорадочно думая, я рассеянно обняла ее в ответ. Наверное, надо бы позвонить ее психотерапевту и проверить, что она ходит на сеансы. И еще чем-то странным от нее пахло. Отодвинувшись, я спросила:

– Что у тебя за духи? Пахнут жженым янтарем.

– Потому что это он и есть, лапонька.

Я в ужасе вскинула глаза – голос ее стал на пару октав ниже. Меня встряхнул прилив адреналина, и я дернулась назад – но рука в белой перчатке уже держала меня за плечо. Я застыла, не в силах пошевелиться, а по телу матери пробежала рябь безвременья, и явился Алгалиарепт.

Черт, мне конец.

– Добрый вечер, фамилиар, – сказал демон, скаля в улыбке крупные ровные зубы. – Поищем сейчас лей-линию да отнесем тебя домой, а?

– Дженкс! – завопила я хриплым от ужаса голосом и, отклонившись назад, резко ударила демона ногой в гениталии.

Он ойкнул, глаза с козлиными зрачками выкатились от боли.

– Сука! – выругался он и поймал меня за лодыжку.

Он дернул меня за ногу, и я упала, чувствительно стукнулась об пол задом; я продолжала беспомощно брыкаться, а он вытащил меня из кухни в коридор.

– Рэйчел! – завизжал Дженкс, и с него посыпалась черная пыльца.

– Дай мне амулет! – крикнула я, цепляясь за дверь изо всех сил.

Боже мой, мне конец. Если он дотащит меня до линии, то может физически утащить в безвременье, буду я соглашаться или не буду.

Изо всех сил я пыталась удержаться, пока Дженкс откроет мой шкаф с амулетами и что-нибудь притащит. Палец колоть нужды не было: у меня кровоточила разбитая при падении губа.

– Вот! – крикнул Дженкс, паря на высоте щиколотки, чтобы видеть мои глаза. В руке у него болтался амулет с сонными чарами. Глаза у него были испуганные, крылья покраснели.

– Это вряд ли, ведьма, – сказал Ал и дернул меня как следует. Плечо свело болью, пальцы сорвались с косяка.

– Рэйчел! – отчаянно крикнул Дженкс.

Я цеплялась ногтями, оставляя царапины на полу, потом на ковре в гостиной.

Ал что-то пробормотал по-латыни, и заднюю дверь взрывом сорвало с петель.

– Дженкс, беги! Спасай детей! – крикнула я. Из выбитой взрывом двери валил морозный воздух. Где-то лаяли собаки, а я ехала по ступеням на пузе. Снег, лед, каменная соль царапали мне живот и подбородок. В проеме разбитой двери черным обрисовался силуэт Дэвида. Я протянула руку за амулетом, который уронил Дженкс.

– Амулет! – крикнула я, когда он не понял, чего я хочу. – Брось мне амулет!

Ал остановился. На нерасчищенной дорожке осталась цепочка следов от его английских сапог для верховой езды. Он обернулся и произнес: «Detrudo» – явно ключевое слово для проклятия, хранимого у него в памяти.

Я ахнула при виде черно-красного пятна безвременья, которое ударило Дэвида, отбросив его к дальней стене, где мне не было видно. – Дэвид! – вскрикнула я, и Ал снова потянул меня за собой.

Я извернулась, чтобы ехать на заднице, а не на животе, брыкаясь и оставляя в снегу борозду, а Ал тащил меня к деревянной калитке в стене сада, выходящей на улицу. Ему нужна была лей-линия, чтобы утащить меня в безвременье, но та, что на кладбище, ему не годилась – она была полностью окружена освященной землей, куда ему хода не было. Другая ближайшая известная мне лей-линия была в восьми кварталах. У меня есть шанс, подумала я, ощущая, как холодный снег набивается в джинсы.

– Отпусти! – крикнула я, ногой толкая Ала под колени.

У него подкосились ноги, он остановился, и в свете уличного фонаря видно было, как это его достало. Он не мог превратиться в туман и тем самым уйти от ударов, потому что тогда я бы выскользнула из его хватки…

– Какая же ты cancula, – сказал он, хватая меня одной рукой за обе лодыжки и двигаясь дальше.

– Я не пойду! – орала я, вцепившись в край ворот. Мы рывком остановились, Ал вздохнул:

– Отпусти забор, – устало сказал он.

– Нет!

У меня мышцы задрожали, а демон продолжал тянуть. В подсознании было только одно внедренное лей-линейное заклинание, но засадить себя и Ала в круг – это бы мне ничего не дало. Он его сейчас мог бы легко разорвать, поскольку к этому кругу примешалась бы и его аура.

Ал бросил попытки оторвать меня от ворот, подхватил меня и забросил на плечо. Я вскрикнула, твердое мускулистое плечо врезалось мне в живот. От него воняло жженым янтарем, я отбивалась и вырывалась.

– Все это было бы куда легче, – сказал он, пока я вбивала локоть ему между лопаток безо всякого эффекта, – если бы ты смирилась с фактом, что уже досталась мне. Только скажи, что идешь добровольно, и я прямо отсюда нас обоих закину в линию – обойдемся без скандала.

– Плевать мне на скандал!

Я вытянулась, проходя мимо ветви дерева, сумела зацепиться. Ал дернул на себя, выбитый из равновесия.

– Ох, ты смотри, – сказал он, отрывая меня от дерева, расцарапавшего мне ладони до крови. – Твой волкастый дружок хочет влезть в игру.

Дэвид, подумала я, извиваясь, чтобы выглянуть из-за спины Ала. Ловя ртом воздух, я увидела мощную тень, стоящую посреди освещенной фонарем и засыпанной снегом улицы. У меня отвисла челюсть – он перекинулся. Перекинулся меньше чем за три минуты. Господи, это же чертовски больно!

И он был здоровенный – всю массу человека сохранил. Голова его была бы, наверное, у меня на уровне плеча. Черный шелковистый мех шевелился на холодном ветру, похожий на волосы. Загородив нам путь, он врылся в снег лапами размером с мою растопыренную кисть; уши у него были прижаты к голове, а из пасти исходило рычание. Волк издал неописуемо грозный, предупреждающий вой, и Ал фыркнул. В домах вокруг зажигались огни и отдергивались занавески.

– Она моя по закону, – бросил демон небрежно. – Я ее забираю домой. Так что и не пытайся.

Ал зашагал по улице, предоставив мне разрываться: то ли звать на помощь, то ли признать, что меня уже нет. К нам приближалась какая-то машина, выхватывая фарами из темноты четкие контуры предметов.

– Хорошая собачка, – сказал Ал, обходя Дэвида за добрых десять футов.

Дэвид, резко очерченный светом уличного фонаря, склонил голову, и я подумала, не решил ли он спасовать, зная, что все равно ничего сделать не может. Но тут же он вскинул голову и устремился за нами.

– Дэвид, это бесполезно! Дэвид, нет! – взвизгнула я, когда его медленная рысь перешла в полный галоп.

Глаза пылали жаждой убийства, и летел он прямо ко мне. Да, мне не хотелось попадать в безвременье, но еще меньше мне хотелось быть мертвой. . Ал развернулся и выругался.

– Vacuefaco, – сказал он, вытянув руку в перчатке.

Я извернулась у него на плече, чтобы видеть. Черный шар силы вылетел из демона, встретив беззвучную атаку Дэвида за два фута до нас. Здоровенные лапы Дэвида тормознули о снег, но в шар он влетел. Потом откатился, взвыв, кувыркнулся в снежный сугроб. Пахнуло вонью паленого волоса.

– Дэвид! – крикнула я, не чувствуя укусов холода. – Ты жив?

Я взвыла, когда Ал свалил меня наземь; квадратная рука сжала мне плечо, и я вскрикнула от боли. Толстый слой утоптанного снега протаял сквозь меня, и задняя часть у меня онемела от боли и от холода.

– Идиот, – обругал себя Ал вполголоса. – У тебя же есть фамилиар, чего же не пустить его в ход, пеплом твоей матери тебе же и по мозгам?

Он улыбнулся мне, заранее злорадно подняв густые брови:

– Рэйчел, милочка, поработаем?

У меня дыхание перехватило. Я таращилась на него, чувствуя, как бледнею, как широко раскрываются в ужасе глаза.

– Пожалуйста, не надо! – шепнула я. Он только шире осклабился:

– Подержи-ка вот это.

У меня вырвался крик боли, когда Ал подключился к линии, громом послав в меня ее силу. Мышцы задергались, спазмы сотрясли тело так, что лицом я ударилась об асфальт. Я вся горела, скорчившись во внутриутробной позе, руками закрывая уши. Крик, неудержимый крик рвался из меня, и я не могла его остановить. Крики били в меня, и только они были реальны, кроме той боли, что раскалывала голову. Сила линии рвалась в меня взрывной волной, оседая в центре, пламенем обжигая конечности. Мозг будто бросили в кислоту, и мои же крики рвали мне уши. Я горела, я сгорала.

Вдруг я поняла, что крики исходят от меня, смогла их остановить, и вместо них начались мощные, сотрясающие все тело всхлипывания. Начался дикий, визгливый вой, но и его я смогла заткнуть. Тяжело дыша, я раскрыла глаза. Бледные при свете фар, мои руки тряслись крупной дрожью. А обожжены они не были. И запах жженого янтаря уже не сдирал с меня кожу – все это было только у меня в голове.

А голова была будто в трех местах сразу. Все звуки я слышала дважды, все запахи обоняла дважды, и не было у меня мыслей, которые принадлежали бы только мне. Ал знал все, что я чувствую, все, что я думаю. Я только молилась сейчас, чтобы это не было то, что сделала я с Ником.

– Ну, полегчало? – спросил Ал, и я дернулась, как от удара плетью, услышав его голос не только в ушах, но и в голове. – Неплохо, – сказал он, вздергивая меня на ноги – я была как пустой мешок. – Кери отключалась от половины этой дозы, и три месяца пришлось ее отучать издавать эти ужасные звуки.

У меня изо рта текла нитка слюны – я не могла вспомнить, как ее вытереть. Горло болело, холодный вдыхаемый воздух обжигал. Слышно было, как лают собаки да шумит мотор автомобиля – свет его фар не двигался, и снег сверкал в нем. Я висела тряпкой в лапе Ала, пытаясь переставлять ноги, потому что он снова зашагал. Вытащил меня на улицу прямо под фары, и машина, взвизгнув льдам и снегом, умчалась прочь.

– Смирись, Рэйчел, дорогая ты моя, – сказал Ал в наступившей темноте и явно в хорошем настроении, перетаскивая меня через сугроб на расчищенный тротуар. – Твой волк сдался, и если ты мне не подчинишься, нам еще полрайона идти, пока я тебя дотащу до лей-линии.

Хромая, я тащилась за Алом, уже не чувствуя замерзших ног в носках. Рука Ала держала меня за запястье крепче железа. Тень его тянулась за нами туда, где тяжело дышал Дэвид, тряся головой и пытаясь прояснить мысли. Я ничего не могла сделать, ничего не почувствовала, когда губы Дэвида поехали назад, открывая зубы, и он молча бросился. Оцепенелая и безразличная, я смотрела на него будто со стороны. А вот Ал очень даже заметил его присутствие.

– Celerofervefaco! – воскликнул он злобно, и я вскрикнула, когда это проклятие прожгло меня.

Сила магии Ала взорвалась из его протянутой руки и ударила Дэвида. В мгновение ока снег под волком растаял, и он завертелся на черном круге мостовой. Я заорала от боли, поймала собственный крик, придушила его, и он сдох воем баньши.

– Не надо, прошу, – шепнула я.

Стекающая слюна протаяла кружочек на снегу. Я смотрела на его грязную белизну, будто на свою душу: исковерканную и изгвазданную, платящую за черную магию Ала. Я не могла думать, боль жгла меня, становясь уже привычной мукой.

Я подняла мутные глаза на испуганных людей. Вся округа смотрела из дверей и окон – наверное, я создавала сенсацию. Резкий стук двери привлек мое внимание к дому, который мы миновали – в углу двора возвышался изящный снежный замок с башенками и бастионами. Из открытой двери падал свет на утрамбованную поверхность, доходя почти до нас с Алом. Я затаила дыхание, увидев на пороге Кери с распятием Айви на груди. Пышная белая ночная рубашка закрывала ее до пят, распущенные волосы доходили до пояса. Она просто окаменела от злости.

– Ты! – крикнула она, и голос ее зазвенел над снегом.

Сзади кто-то предостерегающе пискнул, и я ощутила тягу. Знанием Ала я инстинктивно поняла, что Кери поставила вокруг нас с Алом круг. У меня вырвался бесполезный всхлип, но я вцепилась в это ощущение, как дворняга в мусорный бак: оно шло не от Ала. Эмоция самого демона – досада – легко угадывалась под моим угнетенным состоянием, и она вырвалась наверх, накрыла все, что я до сих пор чувствовала. От Ала я знала, что круг бесполезен. Можно поставить круг, не рисуя, но только начерченные круги достаточно сильны, чтобы удержать в себе демона.

Ал даже не дал себе труда замедлить шаг, затаскивая меня в этот слой безвременья.

Я с резким шипением сделала вдох – это в меня текла сила, которую Кери вложила в круг. Меня накрыло новой волной огня, я вскрикнула. Сила бежала от точки, которая первая коснулась круга, бежала жидкостью, обволакивая меня; боль искала во мне центр. Нашла, и я снова вскрикнула, выворачиваясь из хватки Ала, потому что сила уперлась в мое ци, переполненное и готовое взорваться. Безвременье отскочило, прожигая во мне путь в единственное место, где силой могло отвоевать себе пространство: в голову. Рано или поздно его станет слишком много, и я сойду с ума.

Я вцепилась в себя руками, грубая поверхность дороги царапала мне бедро и плечо, я билась в судорогах. Постепенно боль стала выносимой, я смогла перестать вопить. Последний вопль вырвался из меня таким стоном, что собаки замолчали. Боже мой, я умираю, умираю изнутри.

– Пожалуйста! – взмолилась я, обращаясь к Кери, зная, что она не слышит. – Не делай так больше.

Ал вздернул меня на ноги.

– Ты превосходный фамилиар, – похвалил он меня. – Я тобой горжусь. Ты опять смогла перестать вопить. Кажется, я тебе сделаю чашку чая, когда придем домой, и даже дам подремать перед тем, как похвастаться тобой друзьям.

– Нет, – шепнула я, и Ал хохотнул в ответ на мое упорство еще раньше, чем я успела произнести слово. Я не могла ни одной мысли подумать, чтобы он не знал ее до того. Теперь я поняла, почему Кери заглушила в себе эмоции. Лучше их не иметь, чем делить с Алом.

– Погоди, – сказала Кери, и ее голос прозвенел над снегом.

Она сбежала с крыльца, перепрыгнула через цепь-изгородь во двор перед нами.

Я обмякла в руках Ала, когда он остановился на нее посмотреть. Голос ее пролетел надо мной, успокаивая и кожу, и разум. Глаза у меня потеплели при этом намеке на избавление от боли, и я чуть не всхлипнула от облегчения. Она казалась богиней, она несла избавление от боли.

– Кери, – с нежностью сказал Ал, вполглаза приглядывая за Дэвидом, кружащим вокруг нас с вздыбленной шерстью на загривке и пугающей яростью в глазах. – Ты отлично выглядишь, любимая. – Он перевел глаза на снежный замок у нее за спиной: – Тоскуешь по родине?

– Меня зовут Керидвен Мерриам Дульчиэйт, – сказала она командным голосом, будто плетью хлестнула. – Я не твой фамилиар. У меня есть душа. Отнесись к этому с должным уважением.

Ал насмешливо фыркнул: – Кажется, ты нашла свое «я». И каково тебе снова стареть?

Я увидела, как она застыла. Потом подошла к нам, и я увидела в ее глазах чувство вины.

– Я больше не боюсь стареть, – сказала она тихо, и я подумала: неужели обещанием вечной молодости Ал заманил ее в свои фамилиары? – Так устроен мир. Отпусти Рэйчел Мариану Морган.

Ал задрал голову и захохотал, показывая небу частые ровные зубы.

– Она моя. А ты хорошо выглядишь. Не хочешь вернуться обратно? Вы были бы сестрами. Правда, отлично было бы.

Она дернула ртом:

– У нее есть душа. Ты ее не заставишь.

Я висела в хватке Ала, тяжело дыша. Если он дотащит меня до линии, будет все равно, есть у меня душа или нет.

– Заставлю, – сказал Ал непререкаемой интонацией.

Он нахмурил лоб и глянул на Дэвида. Тот бежал вокруг нас по широкой дуге, пытаясь создать следами физический круг, которым можно было бы привязать Ала. Демон прищурился.

– Detrudo, – сказал он, взмахнув рукой.

Я ахнула и дернулась от выскочившей из меня на помощь Алу нити безвременья. Запрокинув голову, я задавила тот жуткий звук, который готов был вылететь из моего сорванного горла. Сумела промолчать, пока энергия лилась из меня, но все мои усилия оказались тщетными, когда волна безвременья хлынула из линии, чтобы заменить растраченное Алом. Снова огнем обожгло центр, перелилось, обдавая кожу пламенем, и наконец огонь скопился у меня в мыслях, и думать я не могла – во мне осталась только боль, я горела. Сама моя душа, мысли – все горело.

Оглушенная, я свалилась коленями на тротуар, и боль от удара прошла почти незамеченной за вырвавшимся из меня криком страдания. Глаза у меня распахнулись, и Кери съежилась, стоя за нами босая в снегу. Та же боль отразилась в ее глазах, и я держалась за них, обретя мир в их зеленых глубинах. Она это прошла и выжила. И я могу выжить. И выживу. Боже, помоги мне выжить!

Ал засмеялся, ощутив мою решимость.

– Молодец, – похвалил он. – Я одобряю твои старания не кричать. И у тебя получится. Твой бог тебе не поможет, но все равно, зови его. Рад буду с ним познакомиться.

Я сделала вдох – трудный, прерывистый. Дэвид дрожал лужицей шелкового меха чуть дальше, чем был до того. Когда чары ударили в него, я оглохла от собственного крика и не видела, как его отшвырнуло в сторону. Кери подошла к нему, когда он поднялся, взяла его обеими руками за морду и заглянула в глаза. Она рядом с ним казалась крошечной, а его абсолютная чернота смотрелась опасной и почему-то правильной рядом с ее хрупкой фигуркой, одетой в белое.

– Положись на меня, – шепнула она, бесстрашно глядя ему в глаза, и Дэвид насторожил уши.

Отпустив его морду, она пробежала вперед, туда, где остановились следы Дэвида. Кизли встретил ее, подойдя справа от меня. Застегивая на ходу толстое пальто, он взял ее руку, пробормотал: «Действуй», отпустил руку, и они оба шагнули назад.

Мне хотелось заплакать, но не было сил. Они не могли мне помочь. Я восхищалась уверенностью Кери, ее гордой и бесстрастной осанкой, но это все было бесполезно. С тем же успехом я могла сейчас умереть.

– Демон, – сказала она, и голос прозвучал как удар колокола. – Я связываю тебя.

Ал дернулся от распустившегося над нами дымно-синего покрывала безвременья, и рожа у него покраснела.

– Esscortum obscenus mpurua! [8]8
  Мерзкая грязная шлюха! (лат.).


[Закрыть] – крикнул он, отпуская меня. Я осталась, где стояла, зная, что он не отпустил бы меня, если бы я могла сбежать, – Как ты смеешь использовать против меня мои же уроки!

Тяжело дыша, я подняла голову, только теперь поняв, почему она коснулась Дэвида, а потом Кизли. Дэвид начал круг, Кери провела его вторую часть, Кизли – третью. Они дали ей разрешение связать эти части воедино. Круг был поставлен, демон пойман. Я смотрела, как он бегает по краю пузыря, смотрела на торжествующую Кери и думала, что с него станется просто убить меня ей назло.

– Moechaputda! [9]9
  Вонючая развратница! (лат.).


[Закрыть] – крикнул он, колотя кулаками в разделяющую их стену. – Кери, я снова вырву у тебя душу, клянусь, вырву!

– Etde, – ответила она, задрав маленький подбородок и блестя глазами, – acervus excerementum [10]10
  А ты – куча дерьма (лат.).


[Закрыть]. Можешь отсюда прыгнуть к линии. Уходи сейчас, пока еще солнце не взошло, и все пойдем спать.

Алгалиарепт медленно вдохнул, и я задрожала от сдержанной ярости этого вдоха.

– Нет, – сказал он. – Я сейчас открою Рэйчел новые горизонты, и ты будешь слушать ее крики, когда она узнает полную мощь того, что я требую.

Он может еще больше вытянуть через меня? – подумала я, чувствуя, как сжимаются легкие, будто я утратила волю к дыханию. Может быть еще хуже?!

Уверенность Кери пошатнулась.

– Нет, – сказала она. – Она не умеет накапливать силу, как надо. Еще чуть, и ее разум сломается. Она сойдет с ума раньше, чем ты ее научишь тебе чай заваривать.

– А не нужен здравый рассудок, чтобы заварить чай или тост с одной стороны прожарить, – проворчал он, схватил меня за руку и поставил на ноги. Я не сопротивлялась.

Кери покачала головой, стоя в снегу босиком, как на лугу летом.

– Это мелочно. Ты ее упустил, она тебя перехитрила. Не умеешь ты проигрывать.

Ал ущипнул меня за плечо, и я скрипнула зубами, чтобы не орать громко. Это всего лишь боль, ничего даже сравнимого с постоянным горением безвременья, которое он меня заставлял для него держать.

– Проигрывать?! – взревел он, и из тени ему ответили испуганные крики притаившихся людей. – Не сможет она вечно прятаться на освященной земле. А если попробует, я найду способ использовать ее с той стороны линий.

Кери глянула на Дэвида, и я закрыла глаза в отчаянии. Она думает, что он найдет способ. Помоги мне тогда Боже. Моя игра за спасение собственной души катится к проигрышу.

– Изыди, – сказала она, переводя взгляд с Дэвида на него. – Вернись в безвременье и оставь в покое Рэйчел Мариану Морган. Никто здесь тебя не звал.

– Тебе не изгнать меня, Кери! – взбесился он, дергая меня так, что я на него свалилась. – Она, мой фамилиар, призывает меня, когда черпает из линии. Разорви этот круг и дай мне забрать ее, ибо это мое право.

Кери пораженно выдохнула:

– Рэйчел! Он признал, что вызвала его ты. Изгони его! У меня глаза раскрылись в изумлении.

– Нет! – крикнул Алгалиарепт, посылая в меня поток безвременья. Я чуть не потеряла сознание; волны боли омывали меня, нарастали, пока не осталось только страдание. Но я набрала воздуху, чувствуя вонь собственной сожженной души.

– Алгалиарепт! – прокашляла я хрипло. – Вернись в безвременье.

– Ах ты сучка! – рявкнул он, ударив меня наотмашь. Сила удара подняла меня и бросила на круг Кери. Я рухнула бесформенной кучей, лишившись способности мыслить. Голова болела, горло саднило. Снег подо мной был холоден, я зарылась в него горящим лицом.

– Изыди, изыди сейчас же! – шепнула я. Оглушающая энергия безвременья, гудевшая у меня в мозгу, исчезла мгновенно, я застонала от образовавшейся пустоты. Сердце ударило раз, другой, остановилось и забилось снова. Единственное, что я могла – это дышать, и в голове тоже была пустота, наполненная теперь только моими мыслями. А огня не было. Не было.

– Вытащи ее из снега, – озабоченно сказала Кери.

Голос ее проникал в меня ледяной водой. Я попыталась открыть глаза – не вышло. Кто-то поднял меня на руки, я ощутила тепло тела. Это Кизли, решил какой-то уголок моего сознания, когда донесся запах красного дерева и дешевого кофе. Я уронила голову на плечо колдуна, подбородок прижался к груди. Прохладные ручки легли мне на лоб, Кери пела мне что-то, и я почувствовала, что меня несут.