Текст книги "Только по приглашениям (ЛП)"
Автор книги: Кейт Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
– Как скажешь. Спи дальше, – сказала я, поднимаясь. – Поговорим позже.
– Пока, – проговорил он.
И звонок прервался.
Я вздохнула и направилась к своему классу, игнорируя доносящиеся за моей спиной шушуканья. К этому тоже лучше привыкнуть. Ко многому лучше привыкнуть.
ПРОТИВНЫЕ ДЕВЧОНКИ
– Так что ты наденешь в этом году на Наследие?
Я остановилась на выходе из студенческого книжного магазина, сжимая в руках только что купленную коробку ручек. Похоже, если весь кампус говорит не обо мне, то обсуждает Наследие. Похоже, будет не так-то сложно узнать о нем самой.
– Не знаю. Думала о черном платье от Шанель.
На скамейке в нескольких шагах от меня сидели две девчонки, которых я узнала по Брэдвеллу – две худые фифы с приглаженными волосами, чьи сотовые никогда не отлипали от ушей. Даже во время разговора одна из них держала телефон возле уха, отведя трубку ото рта, пока другая писала сообщение на своем гладком аппарате. Я пригнулась к земле и сделала вид, что зашнуровываю ботинок.
– Разве ты не надевала его на мамину свадьбу в прошлом году? – спросила у блондинки еще более блондинистая девушка.
– Да. И что?
– И что? Да тебя же фотографировали! – сказала Еще более блондинистая. – Ты не можешь надеть на Наследие платье, в котором тебя уже фотографировали. Так не делается.
Блондинка задумчиво кивнула.
– Ты права. И о чем я только думала?
Тут взгляд серо-синих глаз Еще более блондинистой упал на меня.
– Э-э, прошу прощения. Что-то интересное?
– Простите, – поднявшись, ответила я. – А что такое это Наследие?
Две девушки обменялись скептическими взглядами.
– Место, где тебя мы не увидим, – отрезала Блондинка, набрав номер на своем телефоне. – Даже если ты из Биллингса.
– Дана! Ты такая плохая! – произнесла Еще более блондинистая, пихнув руку Блондинки.
Мое лицо залило румянцем.
– И что это значит?
– А то, – проговорила Блондинка, – не нужно вести себя так, что, раз тебя приняли в Биллингс, ты чем-то лучше остальных. Мы все знаем, откуда ты пришла, стипендиатка.
– Не волнуйся, кто-нибудь, может, сжалится над тобой и пригласит на Наследие. Раз твой парень пропал без вести.
Я проглотила образовавшийся в горле ком. Интересно, будет неправильно побить этих девчонок? Мне никогда раньше не доводилось участвовать в драках, но с бушующими внутри меня психопатическими эмоциями они выбрали не самое лучшее время, чтобы меня доставать. Мой затуманенный разум посетила мысль о том, как я набрасываюсь на Блондинку. Я даже отчетливо слышу ее удивленный вскрик, вижу, как ее телефон летит в воздухе и разбивается о каменную дорожку. Не очень-то веселое зрелище.
Я выпрямилась, еще не зная, что собираюсь делать. Девушки смотрели на меня. Было заметно, что Еще более блондинистая собиралась сказать очередную колкость, когда они обе побледнели. Неужели я только что показала им зубы?
– Мне пора, – проговорила Еще более блондинистая.
Стоило им вскочить и поспешно удалиться, как я ощутила позади себя чье-то присутствие. И почему-то не удивилась, когда развернулась и обнаружила остановившуюся рядом Ноэль.
– Ох. Я спугнула твоих маленьких подружек? – поинтересовалась она, выгнув бровь.
– Видимо, – ответила я. – Спасибо.
– Обращайся, – сказала она. – Девчонки должны знать свое место.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я с гулко колотящимся сердцем.
– А то, что они не должны тебя доставать, Лизательница окон, – сказала она, обвив меня рукой за плечи. – Это моя работа.
Я выдавила из себя смешок.
– Ну, как ты держишься? – поинтересовалась Ноэль. – Тебя, наверное, уже тошнит от всей этой истории с Пирсоном.
У меня екнуло сердце, как это происходило каждый раз при упоминании имени Томаса.
– Ты совсем за него не беспокоишься? – спросила я.
Ноэль отстранилась от меня и заглянула в глаза. Как обычно, выражение ее лица было практически невозможно прочитать.
– Рид, у Томаса Пирсона есть способность всегда выходить сухим из воды.
– Ну, раз ты так говоришь, – протянула я.
– Нельзя слушать все, что эти идиоты, не имеющие собственной жизни, говорят, – непреклонным тоном продолжила Ноэль. – Посмотри на Дэша и Гейджа. Они всю жизнь знакомы с Пирсоном и не беспокоятся. А знаешь почему? Потому что они его знают. И знают, что он где-то там развлекается за наш счет.
Эта мысль заставила меня грустно усмехнуться.
– Ты так думаешь?
– Я знаю, – отчеканила Ноэль, взяв меня под руку. – Перестань о нем волноваться. Потому что рано или поздно он объявится, как будто все это была большая шутка, а ты будешь злиться, что впустую потеряла столько времени.
Я сделала глубокий вдох и попыталась осмыслить ее слова. С Томасом все хорошо. Все его друзья – люди, знающие его лучше всех, – верят, что с ним все хорошо. Они даже верят, что он появится на этом Наследии в полной готовности к вечеринке. Как я могу подвергать сомнению их уверенность?
– Ну что, готова к небольшой тренировке по офигенному футболу? – спросила Ноэль. – Обещаю, сегодня я не буду сбивать тебя с ног. Постой. Вообще-то я этого и не делаю.
Я рассмеялась, пока мы шли в сторону Биллингса, чтобы переодеться. Небольшая тренировка по офигенному футболу – именно то, что мне нужно.
– И все же о чем вы там, безумные детки, говорили? – спросила Ноэль. – Вид у вас был серьезный.
На долю секунды я решилась спросить у нее про Наследие. Но еще не настолько отчаялась, чтобы напоминать ей, насколько мало мне известно о внутренней жизни этого места. Я должна была сама все узнать.
– Да о всяких новинках от Веры Вонг, – небрежно бросила я, когда мы свернули на дорожку к Биллингсу.
Ноэль долго смеялась.
– Вот что мне в тебе нравится, Рид, – воскликнула она, пытаясь перевести дыхание. – Иногда ты сражаешь меня наповал.
ДОРОГАЯ РИД
– Фу! Я больше не вынесу этот свитер, – проворчала Лондон Симмонс, стянув через голову кашемировый свитер цвета слоновой кости и швырнув его в серебристое мусорное ведро. Ее темные каштановые волосы рассыпались по обнаженной спине идеальными волнами.
– Лондон! Нельзя просто так выбрасывать кашемировый свитер, – заметила ее соседка Вена Кларк.
Лондон и Вена или «Города-Близнецы», как их звали остальные Девушки Биллингс, – две пышущие здоровьем, с густыми шевелюрами светские львицы, которые, очевидно, дружат уже очень давно, – позвали меня к себе комнату, когда я возвращалась с обеда. Им вдруг понадобилась моя помощь по фэн-шую, как выразилась Лондон, что подразумевало под собой необходимость рассортировать всю их обувь по цветам, а потом еще по высоте каблука. Именно этим я сейчас и занималась, сидя на полу.
– Хотя бы отдай его кому-нибудь, – предложила Вена.
Лондон, восхищенно рассматривавшая в зеркале свой четвертый размер, повернулась ко мне.
– О, прости, – сказала она, выудив свитер из корзины. – Хочешь?
Ее карие глаза излучали абсолютную невинность. Она моргнула, ожидая моего взволнованного ответа.
– Э-э, нет, спасибо, – уныло проговорила я.
– Да не ей! Нуждающимся! – воскликнула Вена, закатив глаза, потом взяла пилочку и принялась пилить ногти. – Не обращай на нее внимания, Лизательница окон, – обратилась она ко мне, вырвав свитер из пальцев Лондон. – Чем она худее, тем глупее становится.
Я усмехнулась.
– Боже мой! Да ты просто завидуешь! – сказала Лондон, замахнувшись на Вену.
А после они обе плюхнулись на кровати и продолжили свой ритуал прихорашивания. Я достала из шкафа очередную пару красных туфель и поставила ее в ряд с остальными красными туфлями для сравнения высоты каблука. Почти закончила. Вскоре наконец-то смогу вернуться в свою комнату и принять душ.
– Сегодня на кампусе я видела Уолта Уиттакера, – небрежно заметила Лондон.
У меня мгновенно волоски на шее встали дыбом. Целый день мне чудом удавалось избегать Уита. Каждый раз при виде меня он краснел и отводил глаза. По всей видимости, наше знакомство так же смущало его, как и меня. Во время еды он большую часть времени болтал с преподавателями, сидя за их столами, – ни один ученик раньше такого не делал. А за пределами столовой я его вообще не видела. Интересно, Города-Близнецы знали, что мы целовались?
– Ви, я уж постараюсь сделать его своим.
Видимо, нет.
Вена фыркнула от смеха.
– Я тебя умоляю. Следующие пару недель каждая девушка на кампусе будет охотиться за Уиттакером.
Чт... Почему?
– И что? Думаешь, я не смогу прибрать его к рукам? – с недоверием спросила Лондон.
– У тебя столько же шансов, сколько и у других, – ответила Вена. – Никто не знает, что творится в этой огромной голове. Лично я всегда считала его геем.
Подавив смех, я убрала последнюю пару красных туфель на место. Если он гей, то это объясняет у него отсутствие навыков в ласках.
– То, что он гей, не означает, что я не могу им воспользоваться, – заявила Лондон.
А потом они обе рассмеялись. Я поднялась на ноги и шлепнула ладонями по фартуку. С одной стороны мне до смерти хотелось узнать, для чего Лондон намерена использовать Уита. Деньги? Сомневаюсь. У здешних учеников их такое количество, что некуда девать. Но больше всего мне хотелось убраться отсюда. К тому же, что-то мне подсказывало, что они все равно мне не расскажут.
– Готово, – объявила я.
– Ты свободна, – пренебрежительно бросила Лондон.
Я метнула в нее убийственный взгляд, но она его даже не заметила. Потом развернулась и вышла. Всю дорогу до своей комнаты я практически бежала по тускло освещенному коридору, проносясь мимо серии черно-белых фотографий Биллингса «Сквозь времена». В свое время я оценила прекрасные очертания Биллингса, его блестящие деревянные панели, толстые ковры, бронзовые канделябры на стенах, стеклянные окна в обоих концах каждого коридора. Но сейчас лишь видела то, что необходимо почистить, протереть, отполировать. Я не могла так быстро вернуться к себе и отделаться от всего этого. Моя рука уже легла на дверную ручку, когда я услышала, как кто-то шел за мной по коридору.
– Мисс Бреннан.
Я остановилась и закрыла глаза. Она уже близко.
Ко мне стремительным шагом приближалась миссис Латтимер, женщина средних лет, комендант общежития Биллингс. Ее походку сковывала облегающая юбка-карандаш. Темные волосы были собраны в пучок, а белая рубашка, как всегда, застегнута на все пуговицы, шею украшали три нитки жемчуга. Миссис Латтимер была худой и угловатой, с бугристой кожей. Ее нельзя было увидеть без густого слоя подводки для глаз и туши. Она, видимо, считала, что, если привлечет внимание к своим тусклым глазам, обычный человек не заметит довольно большого родимого пятна на подбородке. Я встретилась с ней в свой первый вечер в Биллингсе, и тогда она посмотрела на меня так, словно ее озадачило само мое существование. С тех пор я ее избегала.
– Мисс Бреннан, я понимаю, что сегодня утром вы заправили все кровати, – сказала она, сложив перед собой свои морщинистые руки.
Постойте-ка. Она знает об этом?
– Но вы почему-то пропустили мою, – вскинув подбородок, продолжила она. – Я была бы признательна, если бы вы оказали мне такую же любезность, как и остальным женщинам в этом общежитии.
Она что, шутит? Должно быть, шутит. Она не только знала об этом проявлении дедовщины, но и потворствовала ей? Да еще и нагло напрашивалась?
– Я ясно выразилась? – поинтересовалась она.
– Э-э... конечно, – ответила я.
– Хорошо, – кивнула она. Долгое время мы стояли молча. – Что ж. А теперь идите и занимайтесь своими делами, – сказала она, прогоняя меня взмахом руки.
– Верно. Я пойду.
Я распахнула дверь, закрыла ее за собой и привалилась к ней спиной, жалея, что у меня нет замка. Задвижки. Или какой-нибудь системы сигнализации, которая могла бы предупредить меня о приближении богатых наследниц. Не могу поверить, что наша комендант в этом участвовала. Как будто мне и без того больше нечем заняться, не о чем волноваться.
Я сделала глубокий вдох и слегка поникла, не в силах пошевелить ни одним мускулом. Мои нервы были на пределе. Целый день я ждала, когда откроется дверь в класс и меня позовут в Хелл Холл для разговора с полицией. У меня совершенно не получалось сосредоточиться, так что я умудрилась порвать не меньше десяти отрывных листов на крошечные квадратики. Однако ничего так и не произошло. День закончился без приключений, и теперь ходили слухи, что полиция начала допрашивать старшеклассников и до предпоследнего класса вряд ли доберется к концу недели.
Лично я очень хотела со всем разобраться. Мне казалось, будто вместо крови у меня по венам течет чистый кофеин. Почему они не пришли ко мне? Неужели первоклассные следователи не выяснили, что у Томаса была девушка?
Я оттолкнулась от двери и рухнула на кровать, беспомощно окинув взглядом свою новую комнату. Моя новая комната. Со всем этим безумием у меня даже не было времени сполна насладиться этим местом. Она была, по меньшей мере, в три раза больше моей старой комнаты в Брэдвелле, а огромное арочное окно выходило во двор. Из-за наличия большого стола с настенной доской объявлений и лампой для учебы, а также двойного комода у стены кровать выглядела крошечной. На полупустом комоде полностью отсутствовали фотографии, шкатулки и безделушки в отличие от всех остальных комодов в общежитии – которые, между прочим, было гораздо труднее вытирать и полировать.
Да, моя половина комнаты выглядела жалко пустой по сравнению с Наташиной, которая изобиловала постерами, висящими под точно прямыми углами, идеально расставленными книгами и бумагами. В прозрачном пластиковом контейнере с ячейками хранились все ее невероятно дорогие украшения – каждое отдельно друг от друга. Но все же это был дом. Мой дом в Биллингсе. Мне нужно об этом помнить. Я здесь. И все эти неприятные задания, которые могут свалить на меня, стоили того.
Наверное.
В конце концов, я отлепилась от стены и подошла к своему столу. Некоторые мои книги все еще лежали в ящике на полу – в таком виде их принесли сюда Девушки Биллингс. Может, тоже стоило их сейчас разобрать, пока у меня осталось еще немного сил? Я взяла несколько дополнительных томов по истории, которые мне назначили в первый учебный день, и поставила на полку над доской. Та, что была посередине, выскользнула из рук и со стуком упала на пол. Пока я пыталась удержать остальные, они дружно последовали за ней, а одна приземлилась прямо мне на ногу.
– Вот черт, – выругалась я себе под нос и опустилась на колени.
Потом спиной прислонилась к кровати и вздохнула. В теле хрустнули несколько косточек, расслабились мышцы. Ох, как же приятно было присесть. Распаковка может и подождать.
Прикладывая минимум усилий, я подтянула к себе несколько книг, которые сложила у себя на коленях. В процессе обнаружила на деревянном полу белый лист бумаги, сложенный во много раз. Хм. Откуда он тут взялся?
Подняла его, покрутила в руке. Незнакомый. Выпал из какой-то книги? Все учебники я взяла в библиотеке еще в первую неделю. Может, это старое любовное письмо, которое кто-то там оставил? Переполненная любопытством, я развернула листок. Мой взгляд в первую очередь упал на подпись. Записка была напечатана на компьютере, но подписана чернилами.
Рукой Томаса.
– Что? – произнесла я вслух.
Тут же запульсировало в ушах. В кончиках пальцев. В глазах. Я подтянула колени к груди, раскидав по полу книги, и принялась читать. Лист задрожал у меня в руках.
«Дорогая Рид!
Сегодня я уезжаю. Не знаю, что еще делать. Мой друг подсказал мне один курс лечения, где не требуется получать согласие родителей. Я не могу сказать, где он будет проходить, потому что не хочу, чтобы ты или кто-то другой пытались меня найти. Я хочу вылечиться. И не думаю, что у меня это получится, если сохраню контакты с людьми из своей жизни.
Пожалуйста, не злись. Для тебя так будет лучше. Ты слишком хороша для меня. А я приношу тебе только плохое. Ты это знаешь. Я люблю тебя. Правда. Но ты заслуживаешь кого-то лучше меня. Намного лучше.
Мне просто нужно время. Время наедине с собой, вдали от родителей и всего этого безумия. Ты понимаешь. Я знаю, что понимаешь. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо.
Я очень сильно тебя люблю, Рид. И буду по тебе скучать. Больше, чем ты думаешь.
С любовью, Томас».
Меня с такой быстротой и силой накрыла волна облегчения, что на глаза навернулись слезы. Я смахнула их и перечитала записку. А потом еще раз. С Томасом все в порядке. С ним все хорошо! Он не лежит где-то в луже блевотины, он ушел, чтобы получить помощь. Он пытался вылечиться. И он лучше, чем был когда-то.
Я сделала глубокий прерывистый вдох и еще раз прочитала записку. На этот раз облегчение отравила новая эмоция, заставившая мышцы шеи напрячься. Томас порвал со мной. В записке. После моего обещания помочь ему любым возможным способом он ушел, даже не попрощавшись и спрятав записку о расставании в моих вещах. Кто так поступает?
И даже хуже: как он мог оставить записку в книге и просто довериться тому, что я ее найду? Я могла вернуть ее в библиотеку и никогда не заметить спрятанное внутри послание. Могла вечно переживать. А он мог бы позвонить. За время короткого звонка мог бы сказать мне то же самое. Разве он не понимает, на какое страдание меня обрек?
– Козел, – простонала я, скомкав бумагу и отшвырнув ее в другой конец комнаты. Что он вообще о себе возомнил? Решил, что между нами все кончено? Даже не дав мне права голоса. Просто исчезнув и заставив нас всех волноваться. Этому парню явно нужна помощь. Серьезная помощь профессионала.
По крайней мере, он ее получит.
Две секунды спустя я встала и подобрала с пола отброшенную записку. Нельзя ее так оставлять, иначе Наташа найдет. Я разгладила лист на столе и в очередной раз перечитала.
Вот тогда меня посетила новая, еще более мучительная мысль.
Полиция. Должна ли я им рассказать про записку? Показать ее? Томас ясно дал понять, что не хочет этого. Так и написал: он уезжает подальше от безумия – от своих родителей, – и если я расскажу, то его выследят и не дадут поправиться. С другой стороны, не показав ее копам, я солгу. Скрою улику. И у меня будут очень серьезные неприятности.
Господи, как бы мне хотелось с ним поговорить. Увидеть его. Обнять. Образумить. Может, если бы я поговорила с ним, то убедила бы взять ответственность за свои поступки. Разве он не понимает, сколько проблем создал? Неужели он настолько боится своих родителей, что посчитал это единственным выходом?
Тут я представила Томаса: где-то там одного, пытающегося справиться со своими трудностями, вылечиться, – и у меня мучительно заныло сердце, казалось, будто оно сейчас выпрыгнет из груди. Да, я злилась на него, но при этом скучала. И переживала. Мне лишь хотелось увидеть его и сказать, что все будет хорошо.
Ага, а потом дать ему подзатыльник за то, что он сделал со мной.
Поразительно, насколько любовь и ненависть близки.
– К черту все, – сказала я. Сейчас я не могла об этом думать. Я слишком устала. Слишком много эмоций. В эту минуту я была готова кого-нибудь убить.
Поэтому сложила записку, сунула ее в самую глубь ящика стола и захлопнула его.
Ну вот. Дыши глубоко. По крайней мере, теперь я знаю, что с Томасом все в порядке. Что он где-то там. А если у него еще осталась совесть, то он, в конечном счете, позвонит. Одной записки мне недостаточно. Нам нужно поговорить. И серьезно.
МОРАЛЬ
После того, как я долгое время простояла в душе и как следует обо всем подумала, мне стало гораздо лучше. Записка Томаса, несмотря на то что породила огромный клубок проблем, все же освободила меня от некоторых переживаний. Во-первых, он порвал со мной несколько дней назад, а значит, мои поцелуи с Уиттакером в лесу фактически не были изменой – от этого мне очень полегчало. Во-вторых, он покинул школу на неопределенный срок, поэтому мне не придется выбирать между ним и Девушками из Биллингса. Хотя мне в любом случае не пришлось бы об этом переживать, потому что он бросил меня.
Да. Во всем нужно искать выгоду. Хладнокровная Рид. Теперь это будет моим новым негласным прозвищем.
Такова была первая часть плана. А вторая состояла в том, чтобы как можно больше узнать о Наследии и попасть туда, найти Томаса, с час поорать на него, а потом дать ему возможность объясниться. Совсем небольшую возможность. В конце концов, по словам Дэша, Томас будет там, несмотря ни на что. Томас и есть Наследие. Если это так, то он, я уверена, не позволит какому-то курсу лечения встать у него на пути.
Согласна, Томас мне не подходил. Наверное, в этом он прав. Честно говоря, после недели абсолютного блаженства он вводил меня в замешательство, смущение и причинял боль. Но то блаженство? Это было по-настоящему здорово. Настолько, что я переспала с ним. И не могу просто так о нем забыть. К тому же он не может, лишив меня невинности, исчезнуть в ночи и оставить после себя только записку. Для меня наш поступок значит очень многое, и Томасу нужно об этом знать. Нужно знать, что я не забуду его. Никогда не забуду, даже если мы не будем вместе. Он небезразличен мне. И точка.
Я укуталась в свой махровый халат и завязала пояс. Потом взяла полотенце и стала яростно тереть волосы, словно хотела таким образом избавиться от путаницы в голове. Выходя из душной от пара ванной, я держала голову опущенной, так что не заметила стоящую в комнате Наташу, пока не врезалась в нее.
– О боже! Прости, – воскликнула я, отпрыгнув назад. Моя свободная рука взлетела к груди, и я рассмеялась. – Ты до смерти меня напугала.
Губы Наташи даже не дрогнули в ответной улыбке. Она не шелохнулась. Весь ее взгляд излучал осуждение.
– Что? – нервно спросила я. Она узнала о записке? Боже, она как-то ее нашла?
– Нам нужно поговорить, – серьезно проговорила она.
– Хорошо, – ответила я, пытаясь дружелюбием вызвать у нее улыбку. Но безуспешно.
Она подошла к своему ноутбуку и подняла крышку.
– Садись, – велела она, выдвинув для меня стул из-за стола.
Я бросила на нее озадаченный взгляд, но все-таки присела.
– И что мы будем делать?
– Посмотрим небольшое слайд-шоу, – пояснила Наташа.
Она перегнулась через меня – ее грудь задела мое плечо, отчего я смущенно покраснела, – и одним кликом открыла окошко на компьютере. Увиденное на экране сначала показалось мне какой-то бессмыслицей. Оно было похоже на фотографию языка. Снимок языка крупным планом, высунутого в сторону камеры. Потом изображение вдруг стало шире, и у меня екнуло сердце.
Это был язык. Мой язык. Это была я. Мои полуприкрытые глаза. И я смеялась.
– Откуда ты их взяла? – спросила я, оглядываясь через плечо.
– Просто смотри, – скомандовала она.
Я повиновалась. На следующем снимке я хлещу пиво в лесу. А вот мои руки уже лежат на груди Уиттакера. Мы с ним вместе уходим с поляны. Я обнимаю Уиттакера, держа в одной руке фляжку с алкоголем и небрежно раскрыв рот. Уиттакер прижимается ко мне губами, а я держу его лицо в своих ладонях. А после рука Уиттакера лежит на моей груди.
Пока я смотрела на свое лицо, меня накрывали ужас и стыд. На фотографии моя голова была откинута назад, и казалось, будто я стону от удовольствия, а на самом деле меня вот-вот должно было стошнить. Я выглядела как шлюха, пьяная проститутка, которая заманила парня в лес и там его соблазнила.
– Почему... почему ты мне все это показываешь? – пролепетала я, когда слайд-шоу пошло по второму кругу. Я отвернулась – от нее, от экрана, от правды своего поступка.
– Потому что я хочу, чтобы ты поняла, насколько серьезным будет мое предложение, – сказала Наташа. Она схватила кресло на колесиках и развернула его так, что я оказалась к ней лицом. Вцепившись ладонями в его ручки, она подалась вперед и уставилась в мои глаза.
– Ты же понимаешь, что означают эти фотографии? Осознаешь, что стоит мне захотеть, как ты вылетишь отсюда пробкой?
Уголки моих глаз защипало от слез. Конечно, она права. У нее есть фотографические доказательства того, что я нарушаю очень серьезные правила школы. А что еще хуже: все выглядит так, будто мы с Уиттакером одни этим занимаемся. Хотя в ту ночь в лесу поблизости находился еще десяток людей, но ни один человек не попал на эти снимки.
– Почему ты это делаешь?
Что со мной не так? Я ведь поверила ее словам, что она хочет быть моей подругой. И когда я стала такой доверчивой?
– Потому что мне надо, чтобы ты кое-что для меня сделала, – выпрямившись, заявила она.
– И что же?
Я уже и без того стала ее слугой по договору. Теперь в наши отношения надо было включить шпионаж?
– Ноэль Ланг со своими подругами ответственна за исключение Лиэнн из школы, – сказала Наташа. – Они ее подставили.
Ее обвинение не удивило меня. В тот день, когда Наташину соседку, Лиэнн Шор, вывели с территории школы, поскольку своим списыванием она нарушила кодекс чести Истона, Наташа обвинила Ноэль в том, что та как-то на это повлияла. Я находилась во дворе, когда она бросила эти слова ей в лицо. Но тогда посчитала Наташу сумасшедшей.
– Откуда... откуда ты знаешь? – пролепетала я.
– Просто знаю, – отрезала Наташа. – Проблема в том, что у меня нет доказательств. И тут в игру вступаешь ты.
Господи, нет. Нет, нет, нет. Пожалуйста, скажите мне, что она не собирается заставить меня...
– А поскольку ты теперь наша новая уборщица, у тебя есть неограниченный доступ в их комнаты, – продолжила Наташа. – Я хочу, чтобы ты нашла нужное мне доказательство. Чтобы ты обыскала все их вещи. Они должны были что-то сохранить. Они помешаны на трофеях. Найди мне то, что позволит припереть их к стенке.
Я уставилась на нее. С волос на шею мне падали ледяные капли.
– Я... я не могу этого сделать, – произнесла я.
Я же все потеряю. Они узнают и вышвырнут меня из Биллингса. Они больше не будут со мной разговаривать. И все, над чем я так трудилась, испарится в один миг.
А кроме того, Ноэль убьет меня. Так всегда было.
– Нет, можешь, – с усмешкой возразила она. – Если только ты не хочешь, чтобы эти снимки отправились по почте декану, совету, каждому учителю и ученику в школе.
Я снова взглянула на экран. Язык Уиттакера скользил по моему горлу. Я ощутила во рту привкус желчи. Попыталась сглотнуть ее, но не смогла. Глаза снова защипало от слез. Эти фотографии означают мой конец. Конец моей жизни и моего будущего. Разве она этого не видит?
– Я думала, мы подруги, – беспомощно проговорила я. Может, чувство вины на нее подействует? Я хваталась за любую соломинку.
– Ах! Как это мило! – прощебетала Наташа. – Так мы поняли друг друга?
Я уставилась на нее жестким взглядом. В ее глазах не было ни капли сожаления или неуверенности. Это все неправильно. Наташа должна быть моралью Истона. По крайней мере, так ее однажды окрестила Ноэль, а Наташа, похоже, очень гордилась этим званием. Сейчас же она втайне делала компрометирующие снимки своих друзей и шантажировала ими. И в чем здесь мораль?
Помимо этого, она еще числилась президентом клуба Молодых Республиканцев. Судя по тому, что я читала или слышала на протяжении своей жизни, таким списком мог бы гордиться любой политик.
– Рид? Я задала тебе вопрос.
У меня дрожали руки. Я не могу этого сделать. Только не после того, что для меня сделала Ноэль. И того, что она могла забрать.
Но Наташа могла лишить меня большего. И сейчас я глядела на доказательство тому.
Идеальная ситуация, когда все окажутся в проигрыше.
– Да. Мы поняли друг друга, – ответила я.
– Хорошо. А теперь ложись спать, – сказала Наташа, любезно выключив слайд-шоу. – Впереди тебя ждет много работы.
***
На следующее утро, пока я методично выполняла одно дело за другим, в моей голове крутился миллион разных вещей. По какой-то причине все ученицы сегодня встали рано и уже покинули свои комнаты. Так что я могла заправлять постели, не пытаясь терпеть злобные комментарии или подробные инструкции. Все то время, пока я находилась в комнате Ноэль и Арианы, у меня внутри, как заевшая пластинка, звучал голос Наташи.
Припереть их к стенке... Припереть их к стенке... Припереть их к стенке...
Я уставилась на комод Ноэль. Он манил меня, умолял порыться в его ящиках. Поблизости никого не было. А сам процесс займет всего несколько минут. Если Наташа умеет сдерживать свои угрозы, то он станет для меня билетом в один конец до Кротона, штат Пенсильвания, к моей зависимой от лекарств матери и депрессивному отцу. Он станет концом всего.
А если я найду нужное ей доказательство, Ноэль с подругами не только возненавидят меня, но и вылетят из школы. Их больше не будет, а я останусь тут, в Биллингсе. Но ведь даже без них у меня все равно есть шанс, не так ли?
Может, они и самые могущественные из всех Девушек Биллингс, но я по-прежнему буду носить это звание. А это что-то да значит. Не правда ли?
Так что мне терять?
Я приблизилась к комоду, и в этот миг на меня напал тошнотворный ужас. Я не могла этого сделать. Не могла копаться в личных вещах. Не могла помочь Наташе предать Ноэль и Ариану – единственных людей, хоть как-то беспокоившихся обо мне с тех пор, как Томас уехал. Да, они заставляли меня выполнять работу по дому, но они мои подруги. Вроде как. В конце концов, это неправильно. Так что я сказала себе, что у меня нет на это времени – что я разберусь с этим позже, – и ушла.
Приняв душ, я собрала влажные волосы в конский хвост, схватила книги и вылетела из комнаты. Именно тогда я услышала звуки вечеринки.
– Боже мой! Вы только посмотрите на эти чемоданы! Они божественны!
– Открой большой! Вон тот большой!
Хлопнула бутылка с шампанским, и стайка девушек завизжала. Что там внизу происходит? Похоже на плохой эпизод реалити-шоу «Холостяк». Я медленно спустилась по лестнице, покрытой ковром, и остановилась. Вся прихожая была заполнена белыми гелиевыми шарами. Все девушки Биллингса собрались вокруг груды изысканно украшенных подарков в центре пола, в то время как уже открытые коробки были разбросаны по сторонам. Комнату устилала оберточная бумага, с перил и настенных украшений свисали ленты. Я увидела, как Киран повязала вокруг шеи шелковый шарф и пригубила из бокала шампанское.
Было семь тридцать утра.
– Что здесь происходит? – спросила я, ступив на нижнюю ступеньку.
– Лизательница окон! Тебя-то я как раз ищу! – прощебетала Киран. Потом взяла маленькую коробочку и изящным жестом вручила ее мне. – Это тебе!
Внутри оказался планшет. Из ограниченной серии, бирюзового цвета, в блестках.
– Что? Зачем?
Все рассмеялись.
– Сегодня у Киран день рождения! – объявила Тейлор, у которой щеки пылали сильнее обычного. Все девушки радостно заулюлюкали.
– Правда? С днем рождения! – с улыбкой обратилась я к ней.
– А в день рождения Киран мы все получаем подарки, – объяснила мне Вена, сделав глоток шампанского.
– Не понимаю, – сказала я.
– Каждый год одно и то же, – пояснила Киран, закатив глаза. – Все эти подарки мне присылают дизайнеры, фотографы, редакторы журналов и стилисты. Столько всякой ерунды, что она не помещается в моей комнате.
