Текст книги "Последний настоящий вампир (ЛП)"

Автор книги: Кейт Бакстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 15

– У тебя есть четверки?

– Нет. Бери карту.

Если бы Ронан видел его сейчас, устроившегося на полу гостиной, мужчина задохнулся бы от смеха. Но Майклу было все равно. Каждый момент, проведенный с Клэр, был драгоценен; каждый новый день – подарок, который он не мог ждать, чтобы развернуть.

Прошло еще три дня. Три дня он был заперт в своем доме-гробнице, пока Ронан выступал в качестве его посланника, обращаясь к сильным ковенам дампиров и проводя их в свое лоно союзников, которые поддерживали изменения. Армия вампиров воинов для борьбы с Сортиари. Так он мог защитить Клэр.

Его пару. Сосуд и мать вампирской расы.

Или на это он надеялся.

– Твоя очередь.

Майкл посмотрел на выжидающую Клэр, милая улыбка играла на ее полных розовых губах. Боги, как он хотел прикоснуться к ней. Попробовать ее. Почувствовать мягкость лепестков ее губ возле себя.

– Прости. У тебя есть тузы?

Клэр состроила недовольную гримасу и передала карту. Сейчас их разделяло всего несколько дюймов, хотя он чувствовал, что между ними на мили простиралась пропасть. Он не знал, как сократить разрыв. Что делать, что сказать, что позволило бы ей полностью довериться ему. Его сердце перестало биться два дня назад, и еще никогда он не чувствовал так же остро пустоту, как сейчас. Кровь Клэр больше не поддерживала его, и если он снова скоро не покормиться, то жажда крови накроет его с головой, и он возьмет ее вену, хочет она того или нет.

– У тебя глаза серебряные.

Майкл собрал четыре туза и отложил карты в сторону.

– Да. – Ему не нужно было подтверждение. Его эмоции балансировали на грани. Изменчивые. Каждый момент, проведенный рядом с Клэр был раем и адом одновременно. Или, скорее, чистилищем.

– Что-то огорчает тебя, – сказала она, и это его восхитило. – Или ты думаешь, как заставить свое моджо контроля над разумом сработать на мне?

Если бы это работало. Майкл выдохнул.

– Я... – слова ускользали от него. Забивали мысли, будто идешь по вязкой грязи. – Разочарован.

– Я не понимаю, почему. – Тон Клэр был легким, но глаза были прикрыты. Темное золото в полночном небе. – Ты выигрываешь.

– Я надеялся, что расстояние между нами сократится, но, кажется, с каждым днем оно становится только шире. – Он пытался раздавить разочарование внутри него, кипящее и бурлящее, как речной поток. – Ты все еще не доверяешь мне.

– Нет. – Клэр отложила карты, подтянула колени к груди и обхватила их руками. – Не доверяю.

– Почему?

– Потому что ты сказал мне, что хочешь, чтобы продолжала называть тебя Майклом.

Снова эта дурь? Майкл поднялся с пола и раздраженно выдохнул.

– Тебя не должно волновать, какое имя я выбираю.

– Волнует, если это ложь.

Раздражающая женщина.

– Пусть это ложь, если ты так считаешь. Но это не меняет того, кто я есть.

– Именно! – Клэр тоже встала, раскидав карты. Ее волосы каскадом лились на одно плечо, будто золотая пелена, а щеки покраснели от злости, что дразнило его жажду крови. – Так зачем врать? Это не изменит того, кто ты, Михаил.

Вторые клыки вырвались из десны, также как и рык из груди.

– Ты солгала. Назвалась не своим именем в ту ночь, когда мы встретились.

– Кроме шуток! – выплюнула Клэр. – Потому что я разводила тебя. Я солгала тебе, но не самой себе. Что ты делаешь каждый день. Ты лжешь себе о том, кто ты на самом деле, и нет никакого способа, при котором я могу тебе доверять – вообще – пока ты продолжаешь это делать.

Как он мог объяснить ей боль, которую он испытывал? Вину? Ответственность, которая давит через это имя на него? Это была мантия, которую он сбросил по определенным причинам, а она настаивала, чтобы он натянул ее снова и снова.

– Ронан говорит...

– Да срать я хотел на то, что говорит Ронан. – Майкл шагнул вперед, слова жгли горло. – Он такой же, как и ты. – Он подкрадывался к ней, но Клэр стояла на месте, вызывающе подняв подбородок. – Ты не знаешь той боли, которую причиняешь мне каждый раз, когда говоришь это имя. – Боль, да. Но удовольствие тоже. Такое интенсивное удовольствие, что пробудило, как заточенное лезвие, и очистительный огонь Сортиари. Он не хотел, чтобы она называла его Михаил, потому что заставляла его хотеть ее еще больше. Жаждать ее с такой силой, что он не понимал и не мог остановиться. Если они не смогут найти доказательства того, что Клэр действительно Сосуд, она никогда не будет ничем большим для него, кроме источника крови. И от этого ему захотелось кричать от злости на богов и резать всех и вся, чтобы не осталось ничего, кроме разрушений. Что-нибудь, чтобы притупить боль и необъяснимое чувство утраты, которое он чувствовал каждый раз, когда она произносила его имя.

– Нет, думаю, я не знала, что причиняю тебе боль. – Клэр едко посмотрела на него, упрямо сжав челюсти. – Потому что ты ничего не рассказал мне о себе! Я – пленница в этом доме уже почти неделю без объяснений, кроме того, что это для моей собственной защиты. Я осталась. Даже после того, как ты отверг меня. И это даже не потому, что у меня не было выбора, а потому, что каждая клеточка моего тела кричит доверять тебе. Как я могу, когда ты так много скрываешь от меня? Доверие – не улица с односторонним движением, Михаил. Если ты хочешь получить мое доверие, ты должен сам довериться мне. Так что, пока ты не решишь вытащить свою деспотичную, упрямую голову из задницы, не разговаривай со мной. И поскольку ты, кажется, не реагируешь ни на что кроме злости, я ставлю тебе ультиматум. У тебя есть ровно двадцать четыре часа, чтобы дать мне хорошую причину, почему я должна остаться здесь, с тобой. Если не сможешь, я ухожу. Всего хорошего.

– Отверг тебя? – Боги, он едва сдерживался. – О чем ты говоришь?

– О той ночи! – Ее челюсти сжались крепче, и она издала натужный вздох. – Ты хочешь, чтобы я доверяла тебе? Я позволила тебе укусить меня, Михаил! Практически вручила себя тебе на блюдечке, как какой-то шикарный ужин! И что ты сделал? Ты отстранился, повел себя так, словно я сделала что-то неправильно. Я доверилась тебе, Михаил. А ты не доверяешь мне. – Она пусто рассмеялась. – Черт, ты даже не хочешь меня.

Она повернулась и направилась в сторону фойе. Майкл почувствовал, как она ускользает, будто вода сквозь решето.

– Клэр, не выходи из дома. – Он зашагал за ней, сжав кулаки. Он не мог объяснить своего иррационального страха, что не сможет управлять ей. У него не было причин опасаться, что Сортиари – или никто, кроме Ронана, если на то пошло – знали, где она, ведь его собственность была хорошо защищена. Но его нутро сжималось при мысли о том, что она выйдет на улицу ночью.

– Иди к черту, Михаил, – выплюнула она и рывком распахнула дверь. – Ты не можешь приказывать мне, что делать.

Дверь захлопнулась за ней, это был конец, который Майкл чувствовал своим спинным мозгом. Если она уйдет сейчас, у него не будет шансов найти ее. В его теле не осталось ни капли ее крови. Ронан предупредил его, но он не внял предупреждениям мужчины. Он относился к Клэр, будто она была не более, чем имуществом – особым необычным ужином – и Майкл оттолкнул ее. Он был глупым, упрямым ослом, и если он не откроется, не впустит ее, он потеряет ее и все надежды на восстановление расы. Навсегда.

У него был небольшой опыт с такими эмоциями как терпение, понимание, и даже любовь. Века бездушия и безразличия были хороши в бою, и хотя он заботился об Илии, их отношения имели мало общего с нежностью, больше с первобытной похотью. Боль, которую он чувствовал, потеряв ее, была отражением его уничтоженной расы гораздо больше, чем просто от потери женщины. И за прошедшие века его сердце редко билось, застыв в камне. Михаил Аристов не нуждался в чувствах.

До сих пор.

Осторожно, чтобы не насторожить ее своим присутствием, Майкл открыл переднюю дверь и вышел в теплый ночной воздух. Он поймал ее запах на ветру, слаще, чем любой из цветов, которые украшали его огромный сад. Фонарики на солнечной энергии освещали путь сквозь изгородь и клумбы с большим фонтаном, в центре трех тысяч квадратных футов пространства. Каждый сантиметр был тщательно ухожен и засажен цветущими ночью растениями. Луноцвет¹⁰ и жасмин, Царица ночи¹¹ и лилия Касабланка¹². Майкл никогда не видел розы при свете дня, или ярких оранжевых птиц-из-рая на фоне голубого неба, но ему было все равно. Он видел ночью также хорошо, как никто при полном свете. И цветы благоухали только под покровом тьмы, а не под карающими лучами солнца. Возможно, даже сильнее. Но красота его сада не шла ни в какое сравнение с той женщиной, сидящей на краю фонтана и ласкающей воду пальцами.

– Я чувствую тебя. – Клэр не повернулась к нему лицом, просто сосредоточилась на бассейне с водой, что колыхалась под ее касаниями. Он медленно подошел к ней, будто боясь, что она обратиться в бегство при малейшем движении. – Это, как будто ты под моей кожей. Встроен в часть моего мозга, о существовании которой я никогда не знала. Ты – мое шестое чувство, Михаил. – Она печально усмехнулась. – Что бы это не значило. Я знаю, что не имею никакого права быть настолько безумной. Это не значит, что я открытая книга. Я не говорю о моей жизни, потому что мне стыдно. Я вор – карманник. Лгунья. Моя мама была наркоманкой и воровкой, я даже не знаю, кто мой отец. Я с трудом закончила школу, и мне нечего показать в моей жизни. А ты, Михаил? Чего ты должен стыдиться, чем не делишься со мной? Ты разочарован расстоянием между нами, но это ты его создаешь. Почему ты заставляешь меня остаться, если тебя не интересует ничего, кроме моей крови? Мы могли бы исправить эту проблему полиэтиленовыми пакетами и трубочками. Что я для тебя? Ты знаешь, помимо обеда на колесах.

* * *

Не имеет значения, что он думал или чувствовал к ней. Он был чуть больше, чем чужим. Самозваной нянькой. Тюремщиком. И все же, не подпуская ее, отказываясь говорить о себе, он задел ее за живое. Как ты смогла так откровенно говорить о своей жизни, Клэр? Вся эта ситуация была просто психозом. Вампиры? Дампиры? Тайные общества и сверхъестественные убийцы? Боже. Может быть, она умерла на тротуаре неделю назад, и все это какое-то странное чистилище. Ее наказание за вранье и воровство. Безумие, епитимья, которую ей придется заплатить, прежде чем будет разрешено оказаться в раю. Потому что там не было ни одной чертовой вещи, которую можно было отнести к нормальному.

Волна ощущений касалась ее кожи с каждым шагом Михаила. Острое осознание его присутствия нервировало ее. Возбуждало. Пробуждало что-то глубоко внутри, что пребывало в спящем состоянии до сих пор.

– Что ты для меня? – Его голос бы бархатно нежным, темным и теплым, как ночное небо. – Клэр. Ты для меня все.

Слезы навернулись на глазах, и она силой воли заставила их уйти. Она никогда и никому не была нужна. Никто не заботился о ней, никогда не беспокоился, жива она или мертва. Она едва знала Михаила, но его слова значили для нее больше, чем он мог знать. Честность в них вибрировала сквозь каждую частичку ее тела. Как можно чувствовать такую сильную связь с кем-то, с кем она знакома всего неделю?

Прохладная вода скользила сквозь пальцы. Для нее было плохо остаться здесь и жить, как принцесса в замке. Рано или поздно фантазии должны заканчиваться. Она хотела вернуться к своей дрянной захудалой квартирке без еды в холодильнике и, вытащив счета на оплату, решить, следует ли оплатить в этом месяце счет за электричество или за воду. Никаких слуг, никаких фантазий о спортивных автомобилях. Никаких ну уж очень красивых мужчин, следящих за ней. Потому что, как и все хорошее, в конечном итоге это должно закончиться.

Он присел позади нее на край фонтана, так близко, что у нее покалывало кожу, как от физического контакта. Так далеко от города, что был слышен только стрекот сверчков, когда Михаил сделал глубокий вдох и выдох.

– Ты пахнешь летним лесом, – сказал он на вдохе. – Цветами в самом соку. Твоя кровь – самый головокружительный аромат из всех. Он бьет в голову, как выдержанный коньяк. Я могу опьянеть от одного глотка.

Красивые слова. И так же, как коньяк, произнесенные им слова согрели ее тело до предела. Но это не то, что она хотела услышать. Не на самом деле.

– Скажи мне что-нибудь реальное, Михаил. Что-нибудь о тебе. – Она не смела взглянуть на него, не доверяя себе, ведь он был достаточно близко, чтобы коснуться ее. – Дай мне что-нибудь, любую причину доверять тебе.

Он смахнул ее волосы с плеча, и она вздрогнула, когда мужские пальцы коснулись ее плеча и шеи. Его дыхание было теплым, кожа губ порхала возле ее уха.

– Я родился в Киеве в 1622 году. Мой отец был воином и царем; моя мать происходила из ирландского ковена и была принцессой по рождению. Я был воспитан, чтобы бороться рядом со своим отцом. Чтобы уничтожать убийц, которые пытались стереть нас с лица земли. Я воевал, кормился, трахался многие века существования. Я взял женщину в качестве супруги, и жил в относительном удовольствии. Я не утруждал себя связями с друзьями или парой. Я мало заботился о возвращении моей души. Моим единственным беспокойством было истребление моих врагов. В свою очередь, они уничтожали все, что я знал. И теперь я – последний из древних, и совокупность коллективных воспоминаний моей расы живет внутри меня.

Правда. Она звенела в ней с ясностью церковного колокола. Низкий гул вибрировал в груди Михаила, довольное мурлыканье, которое плавило кости Клэр.

– Кто эта женщина? – Ревность вспыхнула огнем в ее венах, но почему? Она не могла понять острую боль, как и эту необъяснимую связь, которую чувствовала с мужчиной, сидящим позади нее.

– Илия. Дочь Виктора Делова. Он был полководцем нашего ковена.

Клэр позволила пальцам скользить по воде, туда-сюда, туда-сюда. Михаил наклонился к ней, и сильные руки обвились вокруг ее бедер, сжимая в объятьях.

– Истребитель убил Илию. Вытащил матку из ее тела, пока она была еще жива. И когда никого не осталось, кроме меня, он дразнил меня этим знанием. Жег и пытал меня. Сдирал кожу с моего тела и бросал ее в пламя. И когда я думал, что сойду с ума от жажды мести и собственного бессилия, убийца пробил мою грудь серебряным колом и оставил умирать на дне могилы.

Правда.

У Клэр перехватило дыхание, и она откинулась в его объятия, упираясь спиной в твердую, мускулистую грудь Михаила. Руки вампира змеей обвились вокруг ее талии, и он притянул Клэр к себе. Так естественно быть в его объятиях. Клэр задрожала, боясь своей реакции, и легкости, с которой он был с ней.

– Как ты выжил?

Губы Михаила коснулись ее уха, и он глубоко вздохнул, надолго задержав дыхание в легких.

– Я был слаб. Голоден. Без надежды и помощи. Один. Я лежал в этой сырой, темной, тесной черной дыре целое столетие, питаясь грызунами и любыми маленькими зверьками, нашедшими путь ко мне. Сто лет, прежде чем я мог собраться с силами и сдвинуть тяжелую каменную крышку в сторону и освободить себя.

Клэр обхватила его руки и крепко сжала.

– Сто лет? – выдохнула она. Промежуток времени был непонятен ей. – Михаил... – Ее сердце болело за него. За все, что он потерял. Он страдал. И выжил.

Его губы уткнулись в ямку между челюстью и горлом. Клэр вздрогнула от влажного тепла его языка и наклонила голову, чтобы дать ему лучший доступ. Он открыл рот, коснулся клыками ее кожи, заставляя все в животе Клэр сжаться, а ее киску пульсировать. Она потянулась назад и запутала пальцы в его волосах, положив голову ему на плечо.

– Почему ты оттолкнул меня? Я думала, ты хотел меня, но...

– Я никогда не хотел ничего так сильно, как тебя. – Его пальцы пробежались по ее ушной раковине, и она вздрогнула. – Я не отталкивал тебя, Клэр. Я защищал тебя.

– От чего? – пробормотала она.

– От себя.

– Михаил, думаю, настало время позволить мне решать, нужна ли мне от тебя защита. – Она потянулась вверх, провела кончиками пальцев по его челюсти, ее ногти пощекотали короткую щетину. – Потому что, безусловно, от тебя она мне не требуется.

– Я никогда не буду питаться другой кровью всю оставшуюся часть моего существования. Никогда не положу руки на другую женщину. Ты принадлежишь мне так же, как и я связан с тобой. И это знание будет моей погибелью так же, как от любого кола в моем сердце.

Клэр вздрогнула от его слов.

– Почему?

– Ронан считает, что ты сосуд. – Голос Михаила был почти осязаем, вибрируя вдоль ее плоти. – Человек для вампира. Достаточно сильный, чтобы выжить при трансформации и способный выдержать вес Коллектива. – Он мягко фыркнул. – Все это бабушкины сказки.

Она не смела повернуться к нему лицом, просто сосредоточила внимание на звуке его голоса и то, как его пальцы сжали ее.

– Что такое Коллектив?

– Это наша память. Вампиры связаны через кровь. Единственным источником, который создал нас. Наши воспоминания едины, и они могут быть тяжелой ношей. – Он помолчал. – Это... давит на разум.

Без шуток. Клэр не могла себе представить, на что похож опыт воспоминаний, не говоря уже об очевидном нарушении неприкосновенности частной жизни. Она никогда не думала о развязке с Михаилом до этого вечера. Он хотел сделать ее вампиром?

– Почему я не могу просто остаться собой? – Она действительно была настолько плоха, как человек? – Ты сказал, что моя кровь – вот что важно. Вот и все ограничения. – Что она до сих пор не совсем понимала. – Я тоже должна быть вампиром?

– Да. – Он сжал ее крепче. – Я тоскую по тебе. Каждый гребаный день. Я хочу тебя, как ничто никогда не хотел за века существования. Ты спросишь, почему я установил между нами дистанцию. Почему я отвернулся от тебя. Это потому, что я не могу вынести мысли о том, что тебя не будет. Всей тебя.

Каждое слово, выходящее из его рта, было правдой. Близость, которой раньше не было, прочно укоренилась между ними. Если бы это было возможно – скрепить их вместе, еще ближе, чем они уже были. Он мог бы заполучить ее. Всю ее, именно так, как он хотел. Она с радостью отдастся ему, если это означало, что она могла удержать это ощущение.

– А что, если я – Сосуд? – Странные вещи происходили.

– Это миф. Ни одной записи об этом не было в памяти Коллектива.

– Все случается в первый раз, Михаил.

– Я уже дважды взял твою кровь. Больше, чем надо, и твоя сила не ослабела. Ты научилась противиться моей силе и не давать приказывать себе. Твоя жизненная сущность – эликсир для меня, ты вернула мне душу. Я хочу верить, и все же... что если я ошибаюсь?

Клэр сильнее обвила его руками и сжала.

– Но что, если ты прав?

Он напрягся позади нее, и она снова положила голову ему на плечо. Его пальцы впились в ее бедра.

– Я не могу удерживать себя дольше. И не буду. Отдайся мне, Клэр. Покорись.

Волна тепла распалилась между ее бедер, и Клэр взяла руку Михаила и направила ее к поясу джинсов. Не много времени займет потерять себя. Прикосновение. Ощущение рта на коже. Тепло в его шепоте. Ее пальцы нащупали кнопку и задрожали, когда она расстегивала молнию джинсов.

– Коснись меня. – Господи, ее губы едва могли найти слова, настолько она отключилась от желания. – Боже, Михаил, мне нужно, чтобы ты коснулся меня.

Она не могла объяснить, не могла определить, что лизало ее плоть и жгло ее изнутри. Связь, которая была между ними, ярко вспыхнула, выгибаясь и связывая их таким образом, что Клэр даже не осознавала. Она была беспомощна, чтобы сопротивляться.

Его рука погрузилась за эластичный пояс в нижнее белье, и он коснулся ее разгоряченной и пульсирующей киски прохладной ладонью. Клэр ахнула от ощущения, и он накрыл ее рот, глотая звуки. Ее ногти впились в его шею, и он застонал, язык переплетался с ее язычком в дикий клубок, от которого у Клэр перехватило дыхание, а остатки мыслей улетучились. Его палец нашел ее клитор, слегка потирая тугой нервный узел, он отстранился, глядя на лицо Клэр и продолжая поглаживать ее.

– Ни один мужчина не удержит меня от желания прикасаться, пробовать тебя, получить удовольствие от твоего тела. Ты моя, Клэр. Моя пара. – Он щелкнул пальцем по ее клитору, и она вскрикнула и посмотрела ему в глаза. Серебро блеснуло в его зрачках, и это пугало и возбуждало ее. – Скажи это, Клэр. Скажи мне, ты моя и ничья другая.

Она едва могла сформировать мысль, а уж говорить... Он скользнул пальцами по ее влажным, опухшим губам и подразнил ее влагалище. Отчаянный всхлип вырвался из ее горла, а бедра дернулись ему навстречу. Он отстранился, снова потирая подушечкой пальца ее клитор. Жестокая, чувственная пытка, придуманная, чтобы вытащить из ее уст слова, которые он хотел услышать. Это была свободно данная клятва, была ли Клэр бессильна в чем-либо отказать ему?

– Я твоя. – Слова покинули ее губы с небольшим усилием. – Все, что ты хочешь, Михаил, можешь взять. Мое тело. Мою кровь. – У него уже была ее душа. – Что угодно.

Он подвинул одну ногу с края фонтана, и ее джинсы промокли насквозь, когда она погрузила икру глубоко в студеную воду. Широко раскрыв бедра, он дал ей полностью опереться на него, когда его рот прокладывал огненный путь вниз по ее горлу. Сделай это! Мысль вопила в голове, пока его клыки задевали нежную кожу. Она поежилась. Укуси меня.

Она никогда не хотела ничего больше. Ее крики раздавались в ночи, когда Михаил усиливал давление, поглаживая клитор, или посасывал нежную плоть ее горла. Клэр взбрыкнула бедрами на его прикосновение, цепляясь за его свободную руку и притягивая ее под свою рубашку к чашечке лифчика. Он ласкал ее грудь, когда два сильных пальца погрузились глубоко в ее киску, и, когда Клэр думала, что не сможет выдержать еще минуту, ослепленная удовольствием, его клыки прорвали ее кожу, восхитительно жаля в сопровождении мягкой поп-музыки.

– О! Боже!

Слова вырвались из ее горла рваным криком, ее тело задрожало, будто это было семибальное землетрясение. Низкий рык прогрохотал в груди Михаила, когда он сунул пальцы глубоко внутрь нее, сжал ее ноющий сосок и брал мощный глоток за глотком из ее горла.

Клэр зажмурилась, когда ее накрыл оргазм. Хаос цвета и мерцание звезд под веками. Каждый дюйм ее тела дрожал так яростно, сжимаясь и выпуская с каждым изумительным толчком, волна за волной удовольствие накатывало на нее, дыхание перехватило, пропал голос и все мысли из головы, пока не осталось ничего, чтобы поддержать ее, кроме мужчины, который сжимал пару в своих объятиях. Михаил стал центром ее Вселенной, и, когда эйфория отпустила, Клэр поняла, что слова были самыми правдивыми за всю ее жизнь.

Больше не будет другого мужчины. Никогда.