Текст книги "Баба Яга против! (СИ)"
Автор книги: Кейт Андерсенн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
3. В гостях у Кикиморы
Мы трубки раскурим, отведаем снеди
И всласть потолкуем о жизни и смерти.
М.Щербаков. Дорога
Кошка Мег издала возмущенный и жалобный мяв еще в воздухе. Только она одна так умела. Ну, впрочем, вряд ли только лишь она одна, но в данном месте и времени вряд ли это мог быть какой бы то ни было другой кот.
Яга хмыкнула и захлопнула книгу. Хозяйский кот – тут и не скажешь «иди на все четыре стороны». А то пошлют на четыре стороны тебя самого.
Вещий Олег, неловко хлопнув крыльями, осторожно опустил кошку, мокрую и грязную, на порог. Кивнул коротко, уклоняясь от когтистой лапы, и улетел. Памятуя, насколько чревато входить или же влетать в избу бабы Яги без приглашения.
Кошка Мег вслед птицу грозно прошипела что-то, раздраженно отряхнулась, резко из-за чего-то перепугалась, подскочила до подоконника, метнувшись стрелой к двери в коридор. И требовательно заорала – понятное дело, было закрыто.
– Домой хочу. Пусти, – потребовала она, оборачиваясь на возлежащую на диване и наблюдающую за ней с ленивым любопытством Ягу.
– А помыться сначала не хочешь?
– Там помоюсь.
– Вообще-то, это следовало сделать снаружи. Это кто наследил?
– Куда твой ворон принес, там и хожу. За шкирку нес, никто меня не уважает! Знаешь, как это стра-ашно?!
И кошка Мег с выпученными глазами, хвост трубой, промчалась прямо к дивану, заскочила с размаху Яге на живот. И мордой вплотную к клеенному мясистому носу продолжила вещать:
– Другие вороны на меня смотрели и точно хотели склевать… У меня шерсть от стресса вся вылезет!
Яга вздохнула и прикрыла глаза. Прогонять Мег – дело неблагодарное. С другого боку придет. И хоть голову под шею, но просунет.
Почесала за ушком. Мег прикрыла глаза и благосклонно заурчала.
– Но если дашь мне вкусняшку, я забуду, так и быть.
– Ты в речку упала, маленькая?
– Да… – с видом мученика подтвердила кошка Мег, поджала вдруг лапы и со всхлипом свернулась калачиком на правом плече обалдевшей Яги.
Тут же ровно задышала, засыпая. Приехали. Яга, вообще-то, в гости к Кикиморе идти собиралась, вот как раз Олежку с Мег в когтях ждала… А тут даже книжку теперь со спинки дивана не достать.
Барышня поверх своего фальшивого носа покосилась на несчастную кошку.
– Тебе бы девицей в беде быть, – посмеялась тихонько и потрепала ее по загривку.
Пошевелилась осторожно, Мег тут же задрала голову кверху, испуганно озираясь.
– Спи, все хорошо, – погладила Яга ее по голове и осторожно сдвинула на подушку. – Ты дома.
– Ну, ладно, – сонно муркнула Мег, демонстрируя при этом изрядную долю скепсиса.
Только котам такой талант и дан.
Яга тихонько похлопала избушку по стене, ласково шепча тихую просьбу, и та припала к земле. Липовая старуха легонько соскочила в траву.
– Спасибо, дорогая, – послала избушке воздушный поцелуй. – Спрячься пока, ладно?
Избушка присела на свои курьи лапки и послушно развалилась окошками. Теперь это был дом-развалина, нежилой дом, поросший мхом и паутиной затянутый. Кусты, будто в сказке о Спящей красавицы, тут же окружили развалюху.
Баба Яга сентиментально помахала рукой своему чУдному дому и юркнула в заросли.
И вовремя: из кустов вывалился, отплевываясь от веток и проклиная болота на все лады, червленый кафтан в золоте. Да шапка ладная, да сапожки сафьяновые, да кудри золотые.
– Ель – есть, большое болото – есть… Все как Иван-дурак описывал. Избушка… – Иван-царевич прищурился, вглядываясь в разваленный дом, виднеющийся в колючках репейника. – А курьи ножки твои где?
Ему показалось, или развалина тихо вздохнула?.. Иван-царевич не был трусом – даже наоборот, но сделалось и ему неуютно.
– А вот был бы конь или, на худой конец, Серый Волк, не так боязно бы было… – пробормотал царевич. – Есть тут кто? – повысил он голос, но тот взял и сорвался.
В окне что-то белое мелькнуло. Иван-царевич зажмурился, но на месте устоял. За меч свой схватился. Кладенец. Ну, ладно, он только его кладенцом и называл, но все же.
Но ничего не случилось. Приоткрыл Иван-царевич глаз. И увидел в окошке дома… всего лишь кошку.
– Фу-ты, ну-ты, – спрятал он меч в ножны. – Кошка.
– Никого нет дома, – громко пропела Мег в щель на створках и повернулась в лесу задом, и к Ивану-царевичу тоже, он ведь на опушке стоял.
А у царевича челюсть-то и отпала.
– Чудеса… – пробормотал он.
– Это вы мне? – заинтересованно обернулась Мег. И постучала по окошку: – Эй, избушка, выпусти меня.
Избушка на минутку подвисла – бабы Яги дома нет, а кто-то приказывает.
– На улицу хочу, говорю! – повысила Мег голос. – Яга браниться будет, если тут нагажу! А я нагажу, предупреждаю…
Окошко тут же открылось. Мег, довольная очередной победой в манипуляции, грациозно вышла к царевичу. Кафтан у него красивый, червленый.
– Ко мне ли ты, царевич? – томно закатила она глазки, забираясь на ель, чтоб смотреть на юношу сверху.
– К… бабе Яге… – пробормотал Иван-царевич. – А ты… ее кошка?
– Ох, что ты, – махнула Мег лапкой игриво, – какая там «ее» кошка. Яга бы от меня избавилась с удовольствием… Сегодня, например, едва не утопила меня в реке Смородине – отправила останки врагов искать, потом воронам своим повелела меня за шкирку таскать.
Кошка Мег, вздохнув, не договорила, а Иван-царевич побледнел и поднес руку к горлу.
– Это за что же?
– Ну, она ведь баба Яга, – тут Мег пожалела, что нет у нее плечей, чтобы ими пожать. – Профессия у нее такая. И призвание – она как раз белый свет ненавидит. Говорит, одни царевичи кругом и дураки. А по-моему, царевичи – это ведь прекрасно, да?
Иван-царевич не знал, что сказать, но на сердце тепло как-то сделалось.
– А с дураками ничего не сделаешь… – продолжила разливаться соловьем Мег, вкусившая уважения да почитания. – Но я-то что поделаю, я маленькая и беззащитная, мне на роду начертано… И сделать ничего нельзя.
Вздохнула еще раз для красного словца. Если можно так выразиться.
Иван-царевич к месту вспомнил Ивана-дурака. И браво блеснул мудростью подслушанной:
– Служба без дружбы – не дело!
– Не дело, – вздыхая снова и снова, согласилась Мег. – А ты куда путь держишь, царевич?
– Жар-птицу ищу, – пригорюнился тот.
Раз баба Яга даже кошку собственную утопить готова, что ж она с ним сделает?.. А без бабы Яги – найдет? И коня бы, ой коня бы…
– Ой, как интересно! – Мег почесала за ушком задней лапой. Птицы – это, вообще, ее страсть и слабость. Если они не носят ее по воздуху за шкирку, конечно. – А возьми меня с собой!
– Да зачем же мне…
– Тут все просто, пригожусь я тебе, царевич, дорогу показывать стану, – предложила Мег. – А ты красну девицу из беды выручишь.
– Это кого же?
– Меня, мурр.
Так Иван-царевичу кошка Мег лапши на уши навешала, он и поверил, будто она – красна девица зачарованная. А, как водится, в поисках счастья да славы девиц красных оставлять в беде никак нельзя. Вот он, глупенький, и согласился на все. Даже пешком.
– Охо-хо, кто к нам пожаловал! Ягуся! А что не в ступе? Быстрей бы добралась, и без грязи на башмаках, дороги ведь у нас… Ну, нету их вовсе!
Кикимора была тщедушной и зеленоватой – жизнь на болоте здоровья не прибавляет – но в целом бойкой и веселой старушкой, несмотря на легенды, какие о ней слагали люди. Если лесной народ не обижать, Кикимора и тебя беречь станет.
Сидела Кикимора у костра в своем домашнем овражке да в котелке варила похлебку.
– И тебе здравствуй, Кики! Знаешь ведь – люблю я пешком ходить, – развела Яга руками. – Французская привычка, для здоровья полезная и фигуры. А вообще, так и не освоила я все эти местные гаджеты, руки не доходят.
– До сих пор, – с укоризной покачала Кики головой. – Уже два лета, как ты у нас обосновалась, а ни с избушкой, ни со ступой… Тебе неинтересно даже?
Яга вытащила из сумы апельсины, бананы, киви. И шоколадку. Без пальмового масла, особую.
– Я медленно адаптируюсь к новым условиям, а притворяюсь хорошо. Знаешь, можно быть на ты, на вы и на «эй ты, козел!». Вот я пока на вы. Но это лучше, чем на «эй, ты козел», правда?
Лицо Кики выражало непонимание, и Яга махнула рукой.
– Это айтишные шуточки, не обращай внимания. В общем, если мои нужды удовлетворены, я дальше лезть не вижу смысла. Вот, гостинцы обещанные.
– Это что ж за диво такое? – поставила Кикимора руки в боки, разглядывая и нюхая разноцветные дары.
– Фрукты заморские. Служба у меня такая – перепадает излишков. Гастрономия называется. Шоколадка – это уже на сладкое. Не абы какая, бельгийская. Еще кофе потом сварим, я Лешему обещала, он любит все горькое.
К этому тезису Яга достала свою любимую старинную турку.
– Мудреными словами говоришь, Ягуся, как всегда. Но это мне в тебе и по сердцу. Народ честной уж испужался – утопла баба Яга, с самого листопада никто ее не видел. Но я-то всех утопленников в лицо знаю. А тебя гастрономия в Тридевятое царство не пускала?
– Она самая, родимая. Праздники, знаешь ли… Самый сезон. Полный аншлаг.
– Праздники?
– Ну да, Новый год – народ веселится на всю катушку, а мы – к их услугам… Сначала подготовка, потом празднества, потом кошелек пустой да пояс затянутый, ведь дальше – дни влюбленных, мужчин, женщин… Богаты, в общем, зима с весной на праздники. Ах, да, ты же не знаешь, Кики: Новый год – это вроде самой длинной ночи в году.
– Так мир у вас и вправду перевернулся, в длинноночь положено у печи сидеть, глаз не смыкать да истории рассказывать, а не веселиться.
– Перевернулся, кто ж спорит. Никто уже не боится солнцестояния, поверь. И, вообще, природы. Ее теперь покоряют да к ногам бросают… Или в религию зеленого пальца впадают… Ох, заговорила я тебя глупостями. Давай нож, Кики, это богатство надо порезать сначала. И миску какую. А банан можешь сразу попробовать.
Кики осторожно приняла подношение), призывно выглядывающее из кожуры, откусила. Кстати, пальцы ее были именно зелеными, но там без религии. Зажмурилась Кики блаженно, а потом глаза широко раскрыла.
– Понимаю, что зовет тебя обратно в этот перевернутый мир… Наслаждение ведь неземное!
– Их еще испечь можно. С шоколадом. Или без, это уж как нравится. Ухожу я, Кики, потому что люблю свою работу – то есть, службу – это да.
Правда, насчет людей – сложнее. Ну, как объекты – да, как субъекты – редко. Пока эти миры просто видишь и смотришь – все окей, а когда взаимодействовать… Впрочем, работа с людьми – чем тебе не взаимодействие?.. Но рабочие отношения и личные – это ж разное?..
Яга почесала в парике и махнула рукой, теряя надежду найти ответ.
– А что мир перевернутый – так это каждый мир перевернут. И всюду люди, люди, люди, которые что-то от тебя хотят, а о деловой этике и не слыхивали. И ни друг ты им, ни враг, ни партнер. Так, инструмент. Отсюда первозданный хаос получается. Сегодня вот – еще дверь не открыла, а уже и гость пожаловал.
– А этот чего хотел-то?
– Счастье искал… Не там искал, – засмеялась Яга, за ней захохотала и Кики. – Ну и так вышло, что избушка его запульнула в лес куда-то.
– Само вышло?
– Ну, я чуть помогла, что уж греха таить.
– Правильно. Хотя счастье ему найти мешал твой нос, – подмигнула Кики.
Верно – Кикимора знала тайну Яги. Она и Леший, соседи ближайшие. А что – соседи оказались ребятами что надо, сразу Яся с ними и сдружилась, как знакомиться прилезли: товарищи древние, по ерунде не парятся, положиться на них не боязно, ибо ничего им от нее не требуется – сами все могут, что нужно. Можно прийти и просто… за жизнь поговорить. Выпить чаю, посмеяться, загадки позагадывать, и не надо быть добрым, милым или вообще каким-угодно. И даже если пропадешь на всю зиму и пол-весны, ничего не изменится. И так же будут тебе рады. Просто тебе. Просто тому, что ты есть вот здесь и пьешь чай или приносишь фрукты заморские.
А у людей как – пока ты есть и исправен, все хорошо, все довольны, все тебя любят. А вот тебя нет или поломка случилась – внутренняя ли, внешняя ли – подождут для приличия, а коль в систему вернуться не можешь, не хочешь, выпадаешь, молчишь в камышах, заявить о себе сил нет – память о тебе стирается, а ты теряешь всякое значение.
И есть тому логичное объяснение: у людей достаточно своих хлопот, твои вмещать просто некуда, особенно если из тебя про них надо полчаса выспрашивать. И как-то вечные несостыковки получаются.
И вроде все нормально, и ничего нет в этом страшного, а все ж… Мир не для тихих улиток, которые без домика никуда – выманивать их выглянуть наружу никто не станет.
И так удачно вышло сделаться бабой Ягой.
– Да я и без носа ему не счастье, – фыркнула Яга, хорохорясь. – Ну, какое из меня счастье? Знаешь, Кики, что в нашем мире еще выдумали?
– У вас чего там только нету, – отвечала Кикимора, отбрасывая в огонь кожуру банана, и потянулась за вторым.
– Придумали такую штуку – агенства знакомств. Приходишь, или, вообще, из дома регистрируешься и – та-дам! – можешь посмотреть портреты тех, кто ищет вторую половинку, выбрать по своим запросам…
– Ого! – присвистнула Кики. – Это ж как царевичам портреты невест привозят на подбор? Удобно. И что, каждому можно посмотреть?
Яга кивнула и кровожадно разрубила апельсин пополам. У Кики водились только отличные кинжалы. Хозяйкой она была отменной. Да и муженек Леший руку не только на ножах набил.
– Понимаешь, наврать о себе можно ведь что угодно. И портрет отправить любой.
Яга скользила ножом по апельсиновой кожуре туда и сюда, и аромат наполнял овраг, а оранжевые шкурки падали ей на колени в старый балахон. А она все думала о своем.
– Не понимаю я людей, Кики. Они вместо того, чтобы думать, говорят. Часто совсем не то, что думают. Потому что не знают, что думают, или думают, что знают. Или вовсе не думают. А зачем говорить, если это все равно сдует все ветром? Это как несоответствие внутри и снаружи… Мне мешает. Не знаю.
Кики наклонила голову и кивала.
– Люди, – снисходительно развела она руками, – что ты от них хочешь? Народ глупый и посредственный. Хотя и ты ведь одна из них, все время забываю. Хотя ты другая, будто по-между миров.
– Потому мне и приятно возвращаться в Тридевятое, – рассмеялась Яга снова и протянула подруге почищенный апельсин. – Попробуй вот. Здесь спокойно и не надо спешить, чтобы жить. Люди такие же, как в перевернутом мире, но есть лес, есть вы, есть то, что незыблемо и неизменно. И я здесь будто другой становлюсь. Пусть для того и нужно нацеплять нос с париком. И про жар-птицу рассказывать с умным видом. Да на испытания посылать.
Кикимора засунула за щеку дольку солнечного апельсина. Пожевала, признала:
– Хорошая у тебя служба, если можешь есть такие заморские фрукты каждый день.
– Хорошая.
– И про жар-птицу хорошо. Спрашивают? Вроде снова награду царь Берендей обещает.
– Да сегодняшнему дураку она не нужна оказалась, можешь себе представить?
– Действительно, дурак. Ну, и поделом. А что, Яся, ты свой портрет давала другим посмотреть? Настоящий?
– Я?! Да кому там показываться? Да и зачем? Говорю: людские души – потемки, и зачем мне туда свой нос совать, пусть и приклеенный?
Кики пожала худыми плечами.
– Ну, для опыта, например. Может, бабе Яге пригодилось бы. Помолодеть.
И подмигнула многозначительно. Яся вспыхнула и содрала нос. Поморщила свой настоящий – покраснел от клея-то. И парик сняла.
– Вот и славно, мы любим тебя самой собой, Ягуся, – одобрила Кикимора. – Как раз супруг мой разлюбезный идет, слышишь?
Ветром в деревьях шумело звонче обычного – а и верно, идет хозяин лесов.
– Ягуся! – обрадовался и Леший. – Ну, наконец-то, почтила лесной народ своим присутствием, порадовала стариков!
Яга рассмеялась и обняла бородатого хозяина. От него пахло молодой листвой и кострами.
– И я рада к вам вернуться. Так приятно знать, что тебя где-то ждут. Я ж сама старик, – приложила она парик к лицу и подмигнула.
– С ночевкой пришла, – объявила Кикимора. – Фруктов заморских принесла. Снимай свой кожух, садись к огню, отец.
– А еще кофе и шоколад, – похвасталась лесному старику Яся гостинцами.
– Рассказывала ты про эти явства дивные. Значит, длинная перед нами ночь сегодня, – закивал Леший своей седой большой головой. – О чем говорили-то?
– О том, как люди безнадежны, – фыркнула Яга. – Во всех мирах.
Леший кивнул задумчиво.
– Дело обычное, – подтвердила Кики. – А ты что скажешь?
– Да вот утром видал Ивана-царевича… За жар-птицей идет. Если дойдет – коня он проворонил.
Кики и Яга прыснули.
– А что так?
– Волк серый съел. К тебе он собирался, кстати, Ягуся, дорогу спрашивать.
Яга переглянулась с Кикиморой и пожала плечами.
– У меня только дурак был. Недолго, правда.
Кики покачала головой и встала проверить котелок.
– Не любит наша Ягуся гостей.
– Вот, корешков докинь, – вытащил Леший из сумы добычу. – Иван-царевич поболее дурака умом слаб. Еще его увидишь, наверное… Корил он волка серого и гнобил. Да так, что тот готов был в слуги себя ему на всю жизнь и отдать.
– За что же это?
– Так за коня. Съеденного.
Вся троица долго смеялась.
– Вот идиот… – пробормотала Яга. – Говорю ведь вам – туго с людьми, очень туго.
И взялась в турку кофе насыпать да речной водой заливать, да в пепел возле костра закапывать. По-турецки, значит, чтоб изготовить.
– Ну, второй парень удивил – и за волка заступился, – почесал бороду Леший. – Сказал, дескать, служба должна быть в дружбу. А иначе – все вкривь и вкось пойдет. Давно не видывал я таких. К чужим бедам душой не ровных. И Ивана-царевича пешком отправил.
– Царевича? Пешком?! – изумилась Кикимора. – Да как же он дойдет-то?
– Парень говорит «пешочком», – ответил Леший и расхохотался.
– Остряк, – фыркнула Яга.
– Добрая душа, – сказал Леший. – Светлая. Помогать ему станем, вот что я вам говорю.
А потом был вечер, и была ночь, и были звезды, и были загадки, и были песни, и был кофе, так что Яга и думать забыла про какого-то парня со светлою душой, и что помогать божества лесные ему поклялись перед костром.
4. Яблочком да по блюдечку
…все демоны, бесы и ангелы смотрят кино
С нашими ссорами, ранами, прощальными письмами. Они
Мечтают вслух, читая нам истории, где все хорошо.
Вельвет. Все хорошо.
– Эх, Кики… жаль мне Ягусю нашу. Смотри, как спит сладко.
– Сладко-то сладко, а на лбу складка – видишь? От хорошей жизни в бабы Яги не подаются. В мужиков она и вовсе не верит. Обидел кто, что ли? Не рассказывает ведь.
– А что, если подсобить? Божества мы с тобой иль нет?
– Ты что ж, этим, как его, угентством по знакомствам хочешь для нее сделаться?
– Это что ж за бусурман такой?
– Ягуся рассказывала. Тоже, наверное, шуточка айтишная. Так она это называет. Вроде в перевернутом мире, там, у нее – есть такое заведение. Портретик свой даешь, и тебе пару ищут.
Леший задумался, покопался в бороде, выудил березовый листик. Светало, небо на востоке зеленеть начало. Яга заснула на бревне, старики заботливо накрыли ее одеялом из прошлогодних листьев.
– Мне тот парень вчерашний понравился. Иваном кличут. Все одно мы его защищать поклялись. Может, его возьмем?
– Всех их Иванами кличут. Человеком порядочным имя не делает.
– Непорядочных лесные боги не защищают. Мы вообще давно никого под покровительство не брали.
– Ну, убедил… Что делать будем? Ему ведь Ягусю надо увидеть без носа и без волос этих ее стариковских. Чтоб настоящий портрет, так сказать.
Кикимора почесала в голове, Леший тоже призадумался. А потом пришла светлая мысль в его лохматую голову:
– Речка Смородина! Устрой, чтоб Ягуся пошла в ней искупаться. А я Ивана заманю. Вот и посмотрим, хорошо твое заведение по знакомствам или нет.
– Это ты придумал, Леший! Значит, и заведение твое!
– Наше, душа моя, наше. Яблочко на блюдечке поищи. Вернусь – смотреть будем.
Иван-дурак потянулся сладко. Первый луч солнца просвечивал сквозь молодой березовый листик. Красота какая. Будто что в бок толкнуло… а и хорошо – зорька утренняя, она всегда к хорошему дню. И значит, что к Яге идти можно счастья пытать.
– Иван!
И тут стало ясно, отчего так тепло спалось. Серый Волк под боком. И в глаза преданно так смотрит.
– С добрым утром, Серый Волк, – улыбнулся Иван.
Конечно, случалось ему мечтать просыпаться не одному. Только тут не девица красная нужна – сердца у них… без огонька, ну что интересного-то? Ни мнения, ни жизни собственной, только коса да краса.
Правда, и не про волка он мечтал. Так… знать бы про кого. Чтоб тепло и хорошо. Может, если дом построить, этого хватит?
– А по что нет у тебя красной девицы? – спросил Серый Волк.
Иван-дурак тут челюсть и потерял.
– Так а зачем она мне, красна девица, – сказал рассеянно, а сам башмаки искать принялся да на ноги надевать.
– Ну, как. У добра молодца должна быть красна девица, – почесал Волк под бородой.
– Да ведь и я не добр молодец. Так… дурак.
– Ну, Ваня, зря наговариваешь ты на себя. Очень ты даже умный. Про службу и дружбу мудрость? Мудрость.
– Это так… иногда просветления случаются. Из странствий привез.
Встал Иван, нахлобучил шляпу свою походную, рубаху в штаны заправил, котомку за спину закинул. В небо посмотрел. Ни облачка. Эх, погожий будет денек. Искупаться бы. В ледяной да речке.
– А что, Волк, далеко тут до речки Смородины?
– Так близехонько… Лапой подать.
– Пойдем, искупаемся.
Серый Волк даже сел.
– Я… мне и так хорошо. Речка-то холодная, Вань! Это только сказывают, что огненная. А так – самая обычная. Ну, разве что Змея Горыныча на ней можно встретить. Надо оно тебе?..
– Чистота – залог здоровья. И не смотри так, это тоже из странствий. Уже не помню, кто так говорил. Так, если что, и Горынычу скажем. Давай! Чтоб зуб на зуб не попадал!
Хлопнул Иван в ладоши, да вприпрыжку понесся вперед. Песни насвистывая. Был он уверен, что сегодня случится что-то хорошее. Он каждый день был так уверен. И потому хорошее и случалось.
Кикимора хихикнула и потерла ладошки.
– Давай, голубок, даже лучше получится!
Потянулась зеленой рукой к стакану с чаем. Да нашарила желтую вазу. Яга притащила. «Цветы ставить», – сказала. «Для интерьеру».
Выпила, не отрываясь от блюдечка. Поморщилась – чтой-то энто такое?.. Ах, вода цветочная. Когда задул ветер сзади, пригнулись деревья.
– Ну как там? Получилось? Встретились? – присоседился к супруге Леший.
– Чаю подай, – потребовала Кикимора. – И себе возьми. Он тоже купаться идет. Ой, будет весело! Как хорошо ты придумал, муженек!
– Я вообще умный, – гордо сказал Леший.
Это, конечно, каждый знал, но все равно приятно.
Яга весело покачивала корзинкой и мчалась по тропинке вприпрыжку. Пирожки от Кики. Как мило с ее стороны. Вот вроде и сидит в овраге и за злой дух ее все почитают, а на деле – душенька, как Леший ее и называет. Варенья, которые она варит, соленья, припарки, пирожки и компоты. Да там целую марку можно открыть – «Kiki’s». Только по что им – людей Леший и Кикимора не уважают за редким исключением. Вроде вчерашнего.
Как того парня зовут? Иван? Кто бы сомневался, ха. И как же именно ЭТОГО Ивана среди иных узнать. А узнать надо. И быть на его стороне. Они поклялись, а она, кроме того, что барышня с милым каре, еще и баба Яга, божество лесное.
Пирожки – с дикими вишнями из компота. Ах. Сейчас домой прибежать и с чаем…
Кики еще и шапочку дала. Красную, вязаную. Говорит, чтоб голову не простудить, как искупаешься. А непременно иди на Смородину, искупаться в ней на рассвете – хорошая примета. А парик твой, мол, постирать надо – на него ночью енот нагадил. Бывает… Не углядела, уж прости старую.
Хотелось смеяться. Так легко на душе сделалось и светло, как давно не бывало. Будто смыло с нее все горькое и тяжелое. И теперь там прозрачно, и солнышко на дне отражается. Вон оно какое нежное, утреннее. Конечно, горечь снова нарастет, и вновь все будет как раньше, и наденет она парик Яги, и в мир свой «перевернутый», как Кики называет, вернется, но… Сегодня есть сегодня, и это прекрасно. Сегодня не надо быть какой бы то ни было, достаточно того, что ты просто есть.
Тропинка вдруг вывернула куда-то в небо. Яга остановилась. Неожиданно. Обычно эта тропка как раз на ее болото выводит. И идти еще добрый час. Сделала шаг вперед, второй и увидела – под пригорком тут река ведь Смородина!
Яга остановилась. Это что ж – знак такой? Вправду искупаться, пусть она и не верит в приметы? Окунуться, проплыть, пока день не начался, пока царевичи под избушку по жар-птиц не начали жаловать? Посмотрела на одежду. Балахоном вытереться можно, в платье до избушки добежать. Авось не встретит никого.
И… голышом наконец попробовать поплавать. А то все мечтала, а возможности не было.
Калинов мост намного выше по течению, так что Горыныча бояться нечего. Да и места тут глухие, недобрые – так люд Тридевятого царства считает. Так что нет тут никого… Захотелось очень Яге пошалить и выкинуть что-то эдакое. И она позволила себе засмеяться наконец во весь голос – парик и нос ведь тоже в корзинке, а каре растрепалось, какая из нее Яга-баба.
В мире перевернутом звалась она Ясей. По паспорту, правда, Ярослава, но кому она, эта Ярослава, нужна. Ни ярой, ни славной она себя никогда не чувствовала. Яся – и достаточно. Даже на работе. Тьфу, на службе. Сейчас не про службу думать.
Так думала Яга, сползая осторожно по крутому обрыву на полоску узкого бережка. Закрыт со всех сторон, захочешь – не подглядишь. А в реке вода ее спрячет от лишних глаз. В крайнем случае… мавкой прикинется. Речка Смородина это в конце концов или нет?
Скинула Яся балахон, подоткнула под корзинку, чтоб не улетел. Выглянула на реку еще раз на всяк случай, да пусто на Смородине. Так к балахону платье с исподним и полетело. Обхватила себя Яся за плечи, засмеялась радостно, ветерок обнял тело ласково да прохладно. Хорошо! Тронула воду пальчиком правой ноги. И отдернула с визгом. Холо-одная!
А после с разбегу бросилась в воду с головой, стрелой на середину вынырнула, зафыркала, проплыла туда, сюда, к берегу, от берега, на другой. Вода прижималась мягче, чем ветер, свобода плыла по венам заместо крови. Так кувыркаясь, беснуясь, плескаясь, согрелась Яся. Это оно с непривычки кажется, будто холодно. Нырнула, взъерошила волосы, чтоб речка волной их промыла. Снова фыркнула, выныривая, и встречая раскрасневшимися щеками утреннее солнце. А после упала в воду спиной, расставила руки. Чтоб понесло ее течение, а небо – перед глазами.
Потом назад доплывет. Можно было и мавкой заделаться, вместо Яги-то. Нет. У мавок избушки нет, да и имени почитаемого тоже. Перевернулась на живот, ушла под воду по самый нос.
А ее не то, чтоб непременно почитать должны, но возраст и репутация дают свое.
Над водою – легкая поземка тумана плывет, красота какая… Речная мята скоро зацветет. Июнь на носу. Как могла она жить без Тридевятого, а? И почему б не убежать сюда навсегда?
Кувыркнулась Яся обратно на спину. Ягой она стала величаться, как сюда попала, в Тридевятое. И сразу ей по сердцу пришлось.
Долго ли, коротко ли плыла Яся животом и прочим всем кверху, впитывая воду, ветер, солнце и волю вольную, да услышала глупый смех.
Не ее смех.
Али слух подводит?.. Яся снова перевернулась как полагается и спряталась в мяту пахучую. Только бы на крысу водяную не наткнуться… Или змею подколодную.
Открылась ее взору заводь. А там плескался парень. Одежда его тоже на бережку валялась, только не придавленная ничем. Так, вразнобой. И тоже на все лады согреться пытался.
Не то, чтоб Яга не видала никогда, как парни купаются, но неудобно таки. Одно дело – в кино с определенного ракурса, другое – вживую как повезет или не повезет. И когда самой ни вылезти, ни поплыть, одежда где-то далеко, а тело неметь от холода начинает. Кожей почувствовала, что краснеет. От смущения или водицы студеной? Тихонько Яся попятилась глубже в заросли.
Парень мало того, что хохотал, брызгался и скакал, как ненормальный туда и сюда, так еще и с серым волком наперегонки. Волк из воды убегал, прижимая уши, а парень ловил его, бесстыдно выскакивая на берег, и утягивал обратно.
– Еще спинку потереть, Серый! Ну, не упрямься! Так и согреешься!
– Чистый я уже, Ваня! Пусти!
И выбегал Серый Волк, и отряхивался, да так, что радуги в лучах солнышка летели туда и сюда. Ваня, значит. И волк. Ваня и волк. Не тот ли это, которого они защищать собрались за уважительное отношение к природе? Яга прищурилась. Одни глаза да нос над водой торчали. Но далековато, лица не разглядеть.
Волк дал деру – трусишка, а Ваня нырнул в воду ласточкой. И исчез. Яга занервничала. Как бы голову не расшиб. Или ее не обнаружил. Переступила на песчаном дне нервно. И начала его терять. Испуганно задергала ногой, вытягивая носок, пытаясь опору найти.
И вынырнул вдруг этот Иван, отплевываясь, на середине реки… Яга вздрогнула. И встретились они глазами.
– Ты – мавка болотная? Или русалка речная?..
А он – дурак, которого она вчера избушке катапультировать приказала! Яга хлопнула глазами и захлебнулась ушедшим давно под воду носом. Потеряла опору, только руками взмахнуть и успела, да понесло ее течением мимо восхищенного встречей Ивана-дурака.
– Постой! – крикнул Иван. – Я ж тебя не обижу!
Кики всплеснула свободной от чая рукой.
– Мне нравится!
– Хорошо, – кивнул Леший, оглаживая бороду. – А смотри, Ягуся наша пугливая какая, когда без парика-то.
– И без одежки-то… Хорошо, что мы тропинки им спутали. Молодец, отец, хорошо ты придумал!
Посмеялись старики лесные вволю. И дальше к блюдечку прильнули.
Дна нащупать все не получалось, сносило Ягу все дальше, а способность принимать решения отказала. С одной стороны, чем ниже по течению, тем дальше платье. С другой – плыть обратно значит плыть к Ивану с его взглядом-огоньком и жаждой приключений. Бр-р, что ж так холодно!
Она согласилась защищать Ивана-дурака?! Который к ней в дом влезть пытался от нечего делать?!.. Яга жмурилась, мотала головой и плыла по течению.
– Вот же… мавку видел…
Только и услышала, как пробормотал.
– Правду говорят – волшебная река Смородина.
Взяла себя наконец в руки Яга, попыталась за корягу ухватиться встречную, да ветка отломилась, вскрикнула наша барышня невольно. И тут же на что-то налетела под водой. Вскрикнула снова, теперь от боли острой да неожиданной.
Тут же взлохмаченная голова Ивана из-за поворота показалась.
– Мавка! Все хорошо?
– Не знаю… – проплакала почти Яга.
Потому что неточно это. Нельзя плавать по реке так беспечно! Как бы ногу не пропорола… А течение, несносное, все сильнее делается! Яга попыталась грести против него, но продвигалась медленно. Страшно вдруг сделалось, совсем страшно. И плакать захотелось. Мир, такой прекрасный с рассвета, вдруг лопнул радужными осколками и исчез.
– Так ты и не мавка вовсе, – услышала она голос Ивана. – Держись, девица, – подплыл совсем уж близко и руку протянул. – Опасно тут купаться, видишь, течение какое? Ну, давай!
