Текст книги "Мэгги по книжке"
Автор книги: Кейси Майклз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5
Сен-Жюст пришпилил на лацкан карточку со своим именем, зеленую ленту участника конкурса «Лицо с обложки» и бледно-розовую ленту участника конкурса костюмов.
В другой ситуации он ни за что не совершил бы подобного безобразия, но сейчас решил стерпеть это в качестве бесплатной рекламы.
На нем был новый черный костюм. Ну, не совсем черный. Почти. Но определенно не серый. Сен-Жюст обнаружил этот костюм в магазине в нескольких кварталах от дома Мэгги и приятно удивился, обнаружив, что некий изобретательный модельер осознал преимущество длинных пиджаков, более уместных для мужчины, нежели короткие, которые лишь до середины прикрывают зад, облаченный в прискорбно широкие или до смешного узкие брюки. Этот пиджак был не слишком приталенным, но вполне пристойным, длиной почти до колена, и напоминал его любимые сюртуки времен Регентства.
Рубашка была из превосходного хлопка, безупречно чистая, белая как снег, и Сен-Жюст не стал застегивать ее наглухо. Галстук он снял, поскольку считал, что современные галстуки чересчур легкомысленны, а его обычные шейные платки (повязанные каскадом, как он предпочитал) слишком вычурны для этого неофициального вечера. Так что он ограничился жилетом, черным с серебром, который Носокс, помогавший ему собраться, назвал «отпадным».
Он надел свои любимые ботинки, которые плотно обхватывали ногу, поэтому брюки не морщились внизу. Ботинки были начищены до блеска и с двухдюймовыми каблуками.
Угольно-черные волосы и загорелая кожа прекрасно оттеняли его синие глаза. Его тщательно причесали в любимом стиле Красавчика Бруммеля, так что волосы казались слегка взлохмаченными ветром. В руке он держал трость (в которой скрывалась шпага), с шеи на черной ленточке свисал монокль.
Он был высокий, худощавый, немного опасный, определенно великолепный и, будучи далеко не глупым, отлично это осознавал.
Возможно, в мире и существуют мужчины, которые лучше одеты, более учтивые, более привлекательные для женских глаз, возможно, даже более умные. Но Сен-Жюст был глубоко убежден, что ни один из них не появится этим вечером в бальном зале отеля «Мариотт».
– Ладно, ты офигенно классный. Только не вышагивай, словно павлин, – шепнула Мэгги, пока они предъявляли входные билеты женщине в дверях (при виде Сен-Жюста она разинула рот и вытаращила глаза), а затем получали карточки на дополнительный напиток.
– Прошу меня извинить, но я не вышагиваю, – возразил Сен-Жюст тоном, который она всегда описывала как «подчеркнуто вежливый, пробирающий до костей». – Время от времени я прогуливаюсь, но никогда не вышагиваю. Ты хочешь несправедливо обвинить меня в том, что я чванлив? Я уничтожен, мадам, просто уничтожен вашей жестокостью. Не будь я уверен, что мой наряд безупречен и тщательно выверен, я бы погрузился в глубокую печаль.
– Господи, надо было сделать тебя поскромнее, – проворчала Мэгги и первая проследовала в зал.
Стерлинг и Мари-Луиза (очередные расходы, поскольку ее тоже пришлось зарегистрировать на конференцию) вошли следом за Сен-Жюстом. Стерлинг надел желтый полосатый жилет, который Сен-Жюст безуспешно пытался убедить оставить в шкафу.
Он ужасно волновался и дважды укололся, после чего Мэгги сама пришпилила ему на лацкан бирку с именем.
– Мы не застрянем, – повторил он раз десять, когда они ждали лифт, и забыл про свои опасения, войдя в сверкающую стеклянную кабину. Кабина поехала вниз, и Стерлинг зачарованно смотрел, как стремительно приближается фойе. Теперь целой бригаде уборщиков в течение всех пяти дней придется оттирать следы Стерлинговых ладоней с прозрачных стен каждого лифта.
Неестественно спокойная Мари-Луиза опиралась на руку Стерлинга и озирала окрестности широко распахнутыми фиалковыми глазами. Одежда в стиле эпохи Регентства, которую выбрал для нее Сен-Жюст, очень ей шла. Девственно-белое струящееся платье с высокой талией украшали вышитые по кромке ирисы в тон ее глазам, вокруг изящной лебединой шеи была повязана тонкая фиолетовая лента. Карточка с именем крепилась на свисающем с плеча маленьком шелковом ридикюле, позаимствованном в шкафу Мэгги.
Очаровательная Мари-Луиза одновременно походила на юную Одри Хепберн и еще более юную Элизабет Тейлор (Сен-Жюст очень любил смотреть старые фильмы). Но когда виконт поинтересовался – всего лишь вскользь, – совершеннолетняя ли она, то в ответ услышал: «Черт побери, достаточно старая, чтобы пить, Вик, так что не лезь не в свое дело, ладно?»
Ну да, конечно, она ведь фотомодель. Разговаривать при этом необязательно.
На Мэгги было черное облегающее платье, из украшений – только серебряная цепочка длиной до пояса и шириной в дюйм, которую Сен-Жюст каким-то чудом не уволок для Мари-Луизы. Мелированные волосы замечательно уложены, новая красная губная помада, которую выбрал Сен-Жюст и тайком подсунул ей в косметичку, выглядела чудесно, и если Мэгги, не дай бог, улыбнется, то затмит любую женщину в зале.
– Ненавижу, – проскрежетала она, пока они обходили зал в поисках свободного столика. Участников было больше тысячи, и уровень шума уже достиг критического. – Подобные приемы – настоящий кошмар. Стульев и столов не хватает, еды – и того меньше. Я заплатила больше пяти сотен баксов за всех нас и получаю всего один дополнительный стакан вина? Что за ерунда! Просто дешевка.
– Дорогая, невероятно утомительно слушать, как ты постоянно твердишь, что не хочешь быть там, где уже находишься.
– Отвали, Алекс, – буркнула Мэгги и тут же обернулась, услышав, как ее позвали по имени. – Вирджиния! – закричала она, обнимая невысокую рыжую даму с большим круглым животом.
Сен-Жюсту пришлось подхватить их, чтобы они не рухнули на пол.
Подняв бровь, он наблюдал, как женщины обнимались, отстранялись, потом обнимались снова. Ну хоть кто-нибудь из этого ГиТЛЭРа нравится Мэгги.
– Мэгги, дорогая, как давно я тебя не видела! Глазам своим не верю! Я думала, что ты больше никогда не приедешь на конференцию.
– В общем, меня уговорили, – через плечо Вирджинии Мэгги бросила на Сен-Жюста испепеляющий взгляд. – Я тоже очень рада тебя видеть, Вирджиния. Ох, повеселимся. Кстати, может, тебе сесть?
Вирджиния обхватила руками свой огромный живот.
– Вот-вот лопну, да? Расслабься, Мэгги. У меня есть еще целый месяц. Ну, три недели.
– Не верится, что Джон позволил тебе поехать так далеко, – заметила Мэгги, пока Стерлинг, предупредительный, как всегда, приволок откуда-то стул.
– Ему тоже не верится, учитывая, что я оставила его с четырьмя вопящими малявками. Но я сказала ему, что это моя последняя попытка, – она взяла Мэгги за руки. – Я должна продать хоть что-то. Ты ведь поможешь мне, правда? Я привезла рукописи, три штуки. Я давно хотела попросить тебя, но решила, что сейчас самый подходящий момент. Разве ты откажешь беременной женщине? Можешь их прочесть и сказать свое мнение?
– Три… говоришь, три рукописи?
При виде поникшей Мэгги Сен-Жюст закусил губу, чтобы сдержать улыбку. Он посмотрел на Вирджинию Нойендорф, которая, несомненно, заслужила медаль за умение надавить на жалость. Она вполне могла бы давать уроки коровам на бойне.
Если сунуть Мари-Луизе подушку под платье и отправить ее в таком виде произносить речь с ящика… Нет, стыд и позор, что ему вообще пришла в голову такая мысль.
– Мэгги, ты растеряла все хорошие манеры? Ты не собираешься представить меня своей подруге? – спросил он, прежде чем Мэгги открыла рот и произнесла: «Конечно, я помогу тебе, Вирджиния».
А она была уже близка к этому. У нее не было сил отказать этому воплощению скорби точно так же, как она не могла сказать Стерлингу, что его желтый жилет на самом деле просто ужасен.
– Господибожемой… – Вирджиния отпустила Мэгги и воззрилась на Сен-Жюста. – То есть… Господи. Боже мой.
Пожав маленькую пухлую ладошку Вирджинии, он склонился, поцеловал кончики ее пальцев, а затем представился:
– Александр Блейкли, кузен Мэгги.
– Александр Блейкли? – эхом отозвалась Вирджиния, часто моргая. – Но Александр Блейкли – ее персонаж.
– Александр Блейк, виконт Сен-Жюст, – вкрадчиво поправил он. – Согласен, имена похожи, но все-таки разные. Позвольте также представить, дорогая, моего друга Стерлинга Болдера. О, вижу, это имя вам тоже знакомо, – добавил он, когда Вирджиния посмотрела – вернее, вытаращилась – на Стерлинга.
– Чрезвычайно рад, мадам, и все такое, – поклонился тот. – Вы же не взорветесь, правда?
– Стерлинг, веди себя прилично, – шепнул Сен-Жюст.
Мари-Луиза, которая забрала у Стерлинга карточку на дополнительную выпивку, пряталась у него за спиной с двумя бокалами, один из которых был уже пуст, и сдавленно хихикала.
– Мэгги, я ничего не понимаю, – Вирджиния умоляюще смотрела на нее снизу вверх.
– Я тоже, – расслышал Сен-Жюст тихое бормотание Мэгги перед тем, как она ответила. – Я списала Сен-Жюста и Стерлинга с кузена и его друга. Имена, внешность, всё подряд. Ведь первую книгу я написала наудачу, понимаешь? Кто знал, что это будет продаваться? Но могу себе представить, как странно, прочитав книгу, увидеть их обоих во плоти.
– Да уж, – Вирджиния все еще глазела на Сен-Жюста. – Надо же, он даже лучше, чем ты его написала. Он твой двоюродный брат? Надеюсь, нет. Троюродный гораздо интереснее.
– Это уж точно, – Мэгги пихнула хмыкнувшего Сен-Жюста локтем в бок. – Ты встречалась с кем-нибудь из старых знакомых? Я видела только Веру. Кажется, здесь теперь новые люди.
Вирджиния взяла бутылку воды, которую где-то раздобыл Стерлинг.
– Дай подумать… Я приехала поздно вечером и почти никого не видела. Встретила Джулиану Лав. Она пишет современные романы отдельными книгами. Мэри ли Джонс. Еще Регину Холл. Рэгги – просто чудо, правда?
– Да уж, он – это нечто, – кивнула она. Сен-Жюст посмотрел на Мэгги. Что-то в ее тоне заставило его призадуматься, кто такой этот Рэгги. А также – что ей про него известно. Нужно провести расследование.
– С Венерой мы еще не встречались. Я слышала, она сделала подтяжку ягодиц, – прошептала Вирджиния на ухо Мэгги. – Не знаю, правда ли это, она всегда была тощая, как жердь. В отличие от некоторых, – она снова погладила живот.
– Не задницу-, Вирджиния. Она увеличила сиськи. Они теперь торчат на километр, – ответила Мэгги.
Сен-Жюст решил оставить их поболтать о женских делах, поскольку Мэгги наконец-то выглядела довольной. Он взял под руки Стерлинга и Мари-Луизу и предложил им пройтись.
Он подразумевал – хотя и не сказал этого вслух, – что настало время поинтересоваться конкурсом. Для начала стоило поискать людей с зелеными и розовыми лентами, чтобы опознать соперников.
Первая зеленая лента обнаружилась на карточке, приколотой к талии, тонкой, словно у юноши, но обнаженная грудь над ней бугрилась громадными мускулами и, похоже, лоснилась от масла.
Сен-Жюст замер и проводил взглядом этого гиганта (за ним по пятам следовали пять хихикающих женщин с фотоаппаратами), длинные босые ноги которого были обтянуты бело-зелеными лосинами до колен, а талию охватывал алый шелковый шарф. Казалось, что его руки торчат из плеч, а не свисают – настолько они были мускулисты. Иссиня-черные волосы ниспадают до лопаток, голубые глаза, высокие скулы.
– Вот это да! – ахнул Стерлинг. – В таком виде он здорово выделяется, правда, Сен-Жюст? Неплохая реклама для «Джентльмена Джексона», и все такое.
– Суперский конкурс, Вик, – Мари-Луиза не сводила глаз с великана. Вот он-то как раз вышагивал, как павлин. – Классная задница, – добавила она, что, по мнению Сен-Жюста, было совсем ни к чему.
– Да, у него две ленты, – вздохнул Сен-Жюст. – Это же очевидно, ты согласна?
– Соглашусь, если не будешь доставать меня, – ответила Мари-Луиза. – Но знаешь, Вик, это соперник что надо. Я не разглядела имя на карточке, потому что смотрела пониже. А ты не заметил, как его зовут?
– Джанкарло, – с готовностью подсказал Стерлинг. – Я читал о нем в буклете конференции. Джанкарло означает «Великий дар бога».
– Типа того, – протянула Мари-Луиза. – Хотя он такой масляный, что я не стала бы на него прыгать. Можно съехать.
– Мари-Луиза, прежде всего ты – леди. Будь любезна, потрудись не забывать о чувствительной натуре своего наставника, – предупредил Сен-Жюст.
– Да-да-да. А ты тогда не забывай, Вик, что мускулы и волосы пользуются спросом. Ты же выглядишь как лощеный шулер.
– Прошу прощения? – Сен-Жюст поднес монокль к синему глазу.
– Ладно, не грузись. Просто на твоем месте я бы не спешила подсчитывать бабки.
– А на своем? – взгляд Сен-Жюста естественным образом остановился на еще одном очень высоком создании – девушке с пышной копной смоляных волос, которые не уступали шевелюре Джанкарло. Ярко-алое платье начиналось на кончиках ее грудей, заканчивалось на середине бедер и плотно облегало все, что находилось между. Пышная упругая грудь, длинные стройные ноги. Виконт наклонился к Мари-Луизе. – Взгляни на свою соперницу.
Она проследила за взглядом Сен-Жюста.
– Твою мать. Представляю, сколько гормонов они едят!
Стерлинг нахмурился.
– Ее имени я не помню, – нахмурился Стерлинг. – Зато знаю кое-что про Джанкарло. Хотите, расскажу?
– Пожалуй, – ответил Сен-Жюст, глядя на женщину, которая приближалась к нему с ручкой и маленькой книгой, заметно при этом нервничая.
– Не могли бы вы подписать книгу? – спросила она дрожащим голосом.
– Подписать что?
– Она хочет твой автограф, Вик, подпись, – объяснила Мари-Луиза. – Напиши свое имя.
– Непременно, – Сен-Жюст взял книгу и ручку. Он поколебался, затем спросил, как ее зовут.
– Ирен, – выдохнула женщина. – А можно с вами сфотографироваться?
– Конечно, моя дорогая Ирен, – Сен-Жюст нацарапал несколько слов и подписался: Алекс Блейкли. – Стерлинг, будь любезен, – он указал на фотоаппарат, который женщина достала из сумочки.
Сен-Жюст протянул руку. Ирен шагнула к нему, он обнял ее за плечи и развернул лицом к Стерлингу.
– У вас божественные духи, – прошептал он, пока Стерлинг щелкал фотоаппаратом, после чего поцеловал Ирен руку и отправил восвояси.
– Надо бы кому-нибудь с ней пойти, – заметила Мари-Луиза. – А то она врежется в стену, перечитывая твои каракули. Что ты написал?
– Ничего особенного, – пожал плечами Сен-Жюст, глядя на вторую женщину с ручкой и книгой для автографов. – Просто цитату из Байрона. «Моей Ирене. Она идет, прекрасная как ночь». Мускулы – это еще не все, Мари-Луиза. Женщин привлекает шарм, за это они и будут голосовать. А теперь – прошу прощения. Как бы это ни было утомительно, боюсь, я должен идти к поклонницам.
– А где Алекс? – спросила Мэгги, когда к ней подошел растерянный Стерлинг. – И Мари-Луиза?
– Где-то в толпе, – махнул рукой Стерлинг. – У них там светский раут. Ох, я, наверное, зря это говорю. Мне так неловко, честно. Там все словно с ума сошли, фотографируются, просят, чтобы их поцеловали. В смысле женщины просят. Я видел, как другие конкурсанты целуют женщин прямо в губы. А Сен-Жюст целует им руки, а потом спокойно цитирует какую-нибудь чушь из Байрона.
– Целует руки? В ладонь, конечно же, – Мэгги вспомнила, как по ее руке побежали мурашки, когда в день своего появления Сен-Жюст поцеловал ей ладонь. Как он взял ее за руку, склонился, как его ясные синие глаза встретились с ее глазами, пока он подносил руку к губам… Они были так близки в тот момент, и она до сих пор ощущала эту близость, вспоминая поцелуй, – пожалуй, слишком часто, что нарушало ее душевный покой.
– Мужчины уже давным-давно не целуют женщинам ладонь. Они там что, все спятили?
– Женщины глупо хихикают и жеманятся. Но ведь они не знают, что Сен-Жюст их просто использует. Мне больно думать о том, каким он бывает жестоким. Очень жестоким.
– Он просто Сен-Жюст, Стерлинг, – вздохнула Мэгги, похлопав по пустому стулу рядом с ней. – Дело не в том, что ему безразличны другие люди, – она сморщила нос. – Ну, может, совсем немного. Мне кажется, человек сначала должен доказать, что достоин его внимания.
Или доверия, мысленно закончила Мэгги.
Сколько в ней от Алекса и сколько от нее – в Сен-Жюсте? Может, опять сходить к доктору Бобу?
Внезапно она почувствовала себя виноватой. Мэгги повернулась к Вирджинии, которая наблюдала, как толкается ножка или ручка в ее круглом, очень «живом» животе, и улыбалась.
– Вирджиния, я хочу посмотреть твои рукописи. Можно забрать их и пойти ко мне в номер. Я закажу для тебя какой-нибудь еды. Что лучше, сэндвич или молоко?
Вирджиния опять улыбнулась, ее полные щеки цвели. Она вся цвела. В этом несуразном и слишком тесном платье она выглядела, словно пухлая Мадонна.
– Мой портфель вон там, у стены. Но сначала объясни, почему Стерлинг зовет Алекса Сен-Жюстом?
– Ах, это, – Мэгги попыталась улыбнуться. – Это такая семейная шутка. Поняла?
– На самом деле – нет.
– Ну вот, Мэгги, Я Же тебе говорил, – нахмурился Стерлинг.
– Мы так шутим, Вирджиния. Как я, например, когда называю Веру «Венера Сисястая». Только Стерлинг говорит это любя. Поняла теперь?
– Ну да, поняла. Кажется, нам уже пора идти. На самом деле, мне надо положить ноги повыше, – она показала на свои щиколотки.
Мэгги сглотнула. Ступни и лодыжки Вирджинии распухли и отекли.
– Да, – она попыталась представить, как Вирджиния будет вставать. Еще недели две, и для этого понадобится подъемный кран. – Пойдем наверх. Стерлинг, ты с нами? Думаю, можно оставить Алекса и Мари-Луизу их обожателям.
– Нет, благодарю вас, я останусь, – Стерлинг вскочил на ноги и, поскольку был джентльменом, поклонился. – Сен-Жюст обещал прокатить меня на самый верх в одном из тех стеклянных лифтов, так что я подожду его. Мое почтение, леди.
Мэгги поцеловала его в щеку.
– Я люблю тебя, Стерлинг, – шепнула она. – Просто захотелось тебе «это сказать.
Стерлинг густо покраснел, словно кто-то развернул перед его лицом прозрачный красный экран.
– Я… я… польщен, и все такое, Мэгги. Да… да, правда, польщен. Но ты знаешь, я не очень-то по женской части…
– Я люблю тебя как сестра, – заверила она.
– Тогда все в порядке, – он заметно расслабился. – Если как сестра, то это можно, Сен-Жюст поймет. Мне бы не хотелось, чтобы он смотрел на меня, как на врага.
– Думаешь, он рассердится? Не глупи, Стерлинг. Сен-Жюсту до лампочки, кого я люблю.
– Ему очень хотелось бы так думать. Ладно, оставлю старых подруг посудачить, – он опять поклонился. – До встречи.
– Да, хорошо. До встречи, – Мэгги слабо махнула рукой.
Она сотворила Стерлинга в качестве второстепенного комического персонажа для контраста с ее блистательным идеальным героем. Но для разнообразия она также наделила его способностью время от времени проявлять удивительную проницательность и здравый смысл, так что все изумлялись, когда этот человек открывал рот и вместо чепухи изрекал шедевр мудрости.
Все еще размышляя над последними словами Стерлинга, Мэгги сгребла тяжелый портфель, взяла Вирджинию под локоть и вывела ее из зала.
– Это строго историческая проза, как всегда?
– Нет, я бросила их писать три года назад, когда поняла, что даже если продам все пятнадцать тысяч экземпляров, мои вложения не окупятся. Раздели пятнадцать тысяч на пятьдесят штатов, и получится около трех сотен на штат, не считая округа Колумбия. Так я далеко не уеду. Теперь я пишу любовно-исторические романы о временах Регентства, а те двадцать маленьких книжек приносят мне около десяти долларов дохода в год. Новых я написала уже три, но их не взяли в публикацию.
Они очень медленно шли по коридору к лифтам, хотя Мэгги сильно сомневалась, что Вирджиния сумеет побежать, даже если в фойе появится Том Круз.
– А чем отличается строго исторический роман от любовно-исторического? – спросила Мэгги.
Вирджиния остановилась и потерла ноющую поясницу.
– Во-первых, длиной. Во-вторых, там больше любовных сцен. Что-то вроде того. Ты же написала их с дюжину и должна знать. Почему ты качаешь головой?
– присядем, – Мэгги подвела ее к маленькому дивану у стены. – Да, любовно-исторический роман длиннее. Сексуальнее. Иногда содержит дополнительные сюжетные линии. Во всяком случае, хорошо, когда это так. Но есть более важное отличие строго исторических романов от любовно-исторических. Я это поняла, и тебе тоже надо понять.
– То есть мы подошли к тому, что ты знаешь Большой Секрет, но тебе не дозволено впускать меня в святая святых? – Вирджиния закатила глаза.
– Нет, почему же, я тебе расскажу, – рассмеялась Мэгги. Подумав немного, она продолжила: – Перескажи мне какую-нибудь сцену из твоей рукописи.
– Хорошо, – кивнула Вирджиния. – В моей любимой книге есть шикарная сцена в салоне, где дамы пьют чай.
– Замечательно. А теперь слушай Большой Секрет. В строго историческом романе ты собираешь этих леди в салоне, они сидят на шератоновских диванах, под замысловатыми хрустальными канделябрами, в платьях, которые ты подробно описываешь. Перед ними стоит чайник, сделанный тем-то в таком-то графстве, они едят чудесные маленькие пирожные, приготовленные по особому рецепту поваром-иностранцем, Густавом, которого граф отыскал во время последнего путешествия на континент. Подробности, куча мелких подробностей, результат тяжких исследований, которые мы проводили годами.
– Правильно. А дальше?
– А дальше, Вирджиния, это и есть строго исторический роман, и не дай бог ты где-нибудь ошибешься. Пятнадцать тысяч твоих читателей мгновенно укажут тебе на это. А в любовно-исторических…
– Те, кто их читает, не знают истории?
– Нет, они все знают, но их не волнует достоверность фактов. Если честно, то для них эта сцена будет скучной, потому что центральное место в ней занимает чайник. Чайник, одежда, диваны, картины. В книгах этого жанра важно не то, где герои находятся, на чем сидят или как одеты, а что они говорят. Ты набрасываешь обстановку, придаешь ей некий исторический колорит, но не заваливаешь читателей своими познаниями. Вместо этого ты подробно описываешь, что люди говорят, чувствуют, думают. К черту серебряный чайник, Вирджиния! Важно, с кем у леди А шашни и знает ли об этом леди Б, которая сидит напротив.
– Забавно. Впрочем, ты всегда была забавной.
– Да уж, просто ходячий анекдот. Послушай, Вирджиния, ты написала отличную сцену, но теперь ее нужно расширить, размазать, изобразить все крупными мазками на большом холсте. Только помни, ты рисуешь эмоции, сюжет, живых людей, а не чайники. Поняла?
Вирджиния помолчала и вздохнула.
– Давай вернемся в зал. Не надо тебе читать мои рукописи, пока я их не переделаю. Неудивительно, что меня не печатают. Я пишу небольшие романы об эпохе Регентства, открываю дверь спальни. То есть много дверей. Думаешь, я поняла? И почему я раньше тебя не спросила? Ты мне так понятно все объяснила.
– Извини, но я все-таки хочу почитать твои рукописи, – Мэгги помогла подруге подняться на ноги. – Сцена в салоне, возможно, подойдет, раз ты ее так любишь. Не возражаешь, если я там все исчеркаю красной ручкой? Я, конечно, могу по доброте душевной сказать, что все прекрасно, только тебе это не поможет. Обещай не сердиться и помни, что это всего лишь мое личное мнение. Я пишу книги, но я ведь их не покупаю.
– Мне всегда нравилось, что ты говоришь правду в глаза. Ты словно глоток свежего воздуха, – произнесла Вирджиния, глядя, как Мэгги снова поднимает тяжелый портфель. – Давай составим компанию Стерлингу, поедим крендельков, правда, мне сначала надо счистить с них соль. А потом буду надоедать вам с фотографиями моих озорников… Ух ты! Смотри!
Мэгги обернулась и увидела, что по коридору, спотыкаясь, бежит Венера Бут Симмонс в одной туфле, растрепанная, с мертвенно-бледным лицом и круглыми, как блюдца, глазами.
Мэгги шагнула вперед и поймала ее, когда та проковыляла мимо.
– Вера, что случилось?
Венера посмотрела сквозь Мэгги невидящими глазами, вскрикнула и вцепилась в нее, будто клещ.
– Они… они… у меня… Они лазили повсюду! Бегали по ногам, забирались на… Господи, Мэгги, это было ужасно!
– Я принесу воды, – сказала Вирджиния. – Нельзя же ее в таком виде пускать в зал.
– Я хочу вина, – прохныкала Венера, все еще цепляясь за Мэгги. – Белого «Зинфанделя», полный бокал.
– Ладно, давай немножко отдохнем, – Мэгги подвела ее к дивану. – Садись, Вера. Сейчас Вирджиния принесет вина.
– Белого «Зинфанделя», – всхлипнула Венера, вытянула руки и затрясла ими, словно пыталась стряхнуть что-то невидимое. – Господи, господи, мне нужно вымыться, десять раз.
– Хорошо, вымоешься. Только объясни наконец, что случилось? Может, вызвать полицию?
– Полицию? – Венера поморгала. – Да, вызови полицию. Вызови национальную гвардию. Позвони президенту. На меня напали.
У Мэгги глаза полезли на лоб.
– Напали? – переспросила она. – Тебя изнасиловали? Вера, отвечай.
– Нет, – прорыдала та. – Я понимаю, что незачем так расстраиваться, но это было так неожиданно и так ужасно.
Мэгги немного расслабилась. Когда-то давно они были подругами. Потом Вера стала Венерой и превратилась в сварливую гарпию, а ее самолюбие достигло космических масштабов. Но Мэгги никогда не видела ее в таком состоянии.
Венера глубоко вздохнула и пригладила волосы.
– Я пошла наверх, освежиться перед интервью для «Пипл». Я даже не обратила внимания. Просто хотела… Ты же знаешь, что я ненавижу общественные туалеты. Так что я открыла дверь в номер и прошла через холл прямо в спальню, не включая свет, еще до того, как заметила… До того, как почувствовала…
Она закрыла лицо руками, ее передернуло.
– Почувствовала что? Кто-то был в номере? Венера яростно закивала.
– Можно и так сказать. Целые тучи. Миллионы. Их усы шевелились, глазки-пуговки горели… они вцепились когтями в мои колготки. Какая мерзость!
– Вера, что ты несешь? – спросила Мэгги. Вернулась Вирджиния со стаканом вина и села рядом с ними.
– Это были мыши, – Венера содрогнулась. – Они пищали, бегали, карабкались на меня, щипались. Белые и серые, по всему номеру. Как ты думаешь, они бешеные?
– О чем она? – не поняла Вирджиния.
– Подожди, Вирджиния. Вера, ты говоришь, у тебя в номере были мыши? Миллионы мышей? Или все-таки одна?
– Не надо мне указывать, Мэгги Келли, – Венера испепелила ее взглядом. – Хорошо, не миллион. Но и не одна. Не меньше двухсот. Или трехсот, я же не считала. Я закричала и выбежала из номера. Я потеряла туфлю и, кажется… наступила на мышь. Приехал лифт, я нажала кнопку и спустилась.
Она взяла у Вирджинии стакан вина.
– Спасибо тебе, Джинни.
– Вирджиния, – поправила она, взглянув на Мэгги, которая вспомнила, что Вера всегда называла Вирджинию Джинни, хотя той это не нравилось. А может, именно поэтому. Если честно, Венеру сложно понять.
– Послушай, Вера, – начала Мэгги и подумала, что ее саму непросто понять, ведь она отлично знала, что Вера предпочитает имя Венера, – ты на каком этаже?
– Не понимаю, какое это имеет отношение… Ладно. На том же, что и ты. Я узнавала.
– Ты узнавала? А зачем… Не важно. Вера, я знаю, что ты была не в себе, но попробуй вспомнить, ты закрыла дверь номера, когда выходила?
Венера подняла голову и зажмурилась, вспоминая. Ее глаза и руки шевелились, когда она мысленно повторяла свои действия. Направо… налево… опять направо… Она посмотрела на Мэгги, потом на Вирджинию и издала истерический смешок.
– Ой, мамочки!
