Текст книги "Оружие смерти"

Автор книги: Кевин Джеттер (Джетер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

К. У. Джетер
«Оружие смерти»

Меж человеком и сутью бытия лежит процесс умирания – вот почему все мы, в большей или меньшей степени, испытываем страх.

Кьеркегор, «Дневники»

ПРОЛОГ

Она свернула на обочину и постаралась, насколько это было возможно, плавно нажать на тормоза. Сердце ее оборвалось, когда она увидела, как он, держа дверцу открытой, наклонился и стал блевать на асфальт. Сжав зубы, она отвернулась. Глаза ее уставились на собственное отражение в зеркале заднего обзора. Прямоугольное личико на фоне серебристого неба за ветровым стеклом. Скоро все кончится. Как же долго он продержится? Вокруг ее глаз уже стала образовываться сетка мелких морщинок. «А на сколько же хватит меня?».

Хлопнув дверцей, он прижался лбом к облупившейся приборной доске. Затем вытер слюну с подбородка. Ей стало не по себе, когда, приглядевшись, она увидела на его лице крохотную каплю алой крови. Ее изящная ручка, вспорхнув с рулевого колеса, коснулась его плеча. Кость была пугающе близка к поверхности – сжатая пружина, готовая разорвать плоть.

– Эй, – прошептала она, и пружина страха сжалась до предела. – Может, нам лучше подождать?

– Нет. Он оторвал голову от приборной доски. Ответ его был резким, в нем сквозила крайняя степень нечеловеческого напряжения.

– Я ведь его прищучил, – попытался он улыбнуться. Казалось, он только-только стал узнавать ее.

– Не беспокойся, – добавил он. – У меня все получится.

«Хорошо тебе», – подумалось ей. Горечь и ярость переполняли ее сердце. Вновь взревел двигатель, и автомобиль покатил по пустынной улице.

– Вперед, сие в твоей власти, и да пожрет она нас обоих…

До тех пор, пока кости не обнажатся. Дома по обеим сторонам улицы дрожали в знойном мареве, пот заливал глаза. Когда она в очередной раз посмотрела на него, ее спутник уже, похоже, спал, откинувшись головой на спинку сиденья. Узкое, неподвижное и странное лицо – словно посмертная маска. Она перевела взгляд на дорогу, затем бросила на него взгляд, пульсирующая ярость стала затухать, оставляя невыразимый осадок.

«Да, – в конце концов подумала она, – отступать некуда».

Автомобиль скользил по улицам делового центра. Заброшенные офисы и промзоны уже успели позарости травой, выгоревшей на жарком калифорнийском солнце. Она сбавила скорость и стала читать вслух названия компаний, как правило, состоявшие из одного слова: «анамко», «ютроникс». Словно марсианский словарь, начертанный пластиковыми буквами на стенах небоскребов. Интересно, а чем все они прежде занимались? Еще до того, как побросали свою недвижимость?

– Вот оно, – промолвил он, распрямив спину и ткнув пальцем в одно из зданий.

«Видоэкс» – наверное, что-то связанное с видео», – подумала она про себя, подруливая к тускло-белому строению. А может, они производили кое-что из ее личной оснастки, что валялась теперь под тряпкой на заднем сиденье. Линзы? Да нет, у нее были импортные, восточно-германские… Сейчас это такая редкость. Днем с огнем не найти. Краса универмагов, по крайней мере, являлись таковой. Она до сих пор гордилась тем, что стащила их. Миновав покосившиеся ворота, она подъехала к главному входу и остановила машину у мраморных белых ступеней, что вели в просторный холл из стекла и алюминия.

Он выбрался из автомобиля и обнял капот, словно пытаясь впитать в себя жар двигателя, достаточное количество энергии, чтобы вскарабкаться по этим низким ступеням. Не спуская с него глаз, она открыла заднюю дверцу и вытащила свое снаряжение. Он продолжал таращиться на темный интерьер здания, в то время как она перебросила через плечо сумку с аккумуляторной батареей, знакомая тяжесть ударила ее по бедру. Затем из потертого футляра была извлечена камера. Кольца ленты были бесшумно приведены в полную готовность, как только она присоединила все необходимые шнуры. Она протерла выпуклые линзы. Большого диаметра, они казались глубоким колодцем, напичканным электроникой.

– Готова? – он посмотрел на нее из-за капота. Кивнув, она подняла камеру и, прижав ее к глазу, стала выбирать наилучшую экспозицию.

Как всегда, поначалу ей показалось, что она тотчас же окунулась в серебристо-серый, испещренный фосфорическими точками, мирок. Она поправила наушники, после чего поймала его в фокус. И в том и в этом мире у его лица был все тот же мертвенно-белый тон.

– Валяй, – бросила она, готовясь в любой момент нажать кнопку «запись».

Она не успела заметить, когда это ее спутник умудрился достать лежащее на полу салона завернутое в грязное полотенце ружье. Он уже развернул его. Свежесмазанный металл поблескивал в его руках. Она нажала на «запись». Пленка тоньше человеческого волоса неторопливо поползла в недрах камеры. Ружье болталось в его руке, словно жестянка с завтраком. Не спеша он взошел по ступенькам. На секунду она дала общую панораму, затем, не прерывая записи, обошла машину и отправилась вслед за ним. Затем дала крупный план, когда он подошел к темным, почти черным стеклянным дверям. Сняла его в профиль, когда он рассматривал разбитую панель. Натянутые мышцы лица не выражали абсолютно никаких эмоций. Зазубренные края панели были вогнуты внутрь. Она дала крупным планом запекшуюся кровь на обитых железом дверях, затем снова навела камеру, когда он полез в рваную пробоину. Холл здания уже успели как следует обчистить. Кроме опрокинутого шкафа на покрытом толстым слоем пыли ковре здесь ничего не было. Она сняла белый обрывок бумаги, моток оборванных телефонных проводов. Затем включила «вспышку». Еще один кровавый отпечаток ладони на дальней стене, обрамленный клинышком света, бьющего из проломанной двери.

Кровавая полоска, уходящая в темный коридор. У этого пятна он задержался, явно позируя. – Все правильно, только не подкачай, – прошептала она. «Меня наполни лучшими чертами», – это они раньше так шутили меж собой. Уже не смешно, но все еще верно. Он пошел по кровавому следу, она кралась вслед за ним, запечатлевая все на камеру. Находившаяся в конце коридора дверь была на несколько дюймов приоткрыта. Он распахнул ее свободной рукой и на какое-то мгновение исчез из поля зрения камеры, шагнув за порог. Она пробежала несколько ярдов, разделявших их; испещренный фосфорическими точками мирок безумно заблистал и вдруг замер, око камеры заполнило его изображение в окантовке проема.

На заднем плане был уже находившийся в комнате человек. Он вошел в комнату, хорошо освещенную батареей прожекторов. Не выпуская ружья, резко уклонился вправо.

«Бог мой! – У нее чуть дыхание не перехватило. – Сколь же ты естественен».

Теперь она могла снимать того, второго, крупным планом. Круглый и блестящий от пота, словно губчатый пузырь. Она навела камеру на его грудь, к которой он прижимал свою окровавленную руку.

«Так тебе и надо, задница, – подумала она, – надо было соображать, прежде чем бить стекла».

Человечишка этот смастерил себе некое подобие стола из пары товарных корзин и облезлой доски и восседал на перевернутой урне.

«О, как это патетично!» – с презрением подумала она. Пальцы потянулись к рычажку внизу камеры. Она выкрутила громкость до предела и лишь тогда услышала прерывистое, с присвистом дыхание.

Безукоризненная работа камеры помогла ей подавить крайнюю степень напряжения.

– Ну вот, ты и здесь, – сказал круглолицый, хватая ртом воздух. – Я думал, может быть…

Он умолк. Его влажные блестящие глаза со Страхом взирали на фигуру с ружьем, стоявшую перед ним.

– Так значит, вы и есть тот самый Леггер? – В конце концов выдавил он из себя. – Я видел ваше фото.

– Да, – почти что прошептал Леггер, добавив: – Бриггз.

При звуке собственного имени Бриггз еще крепче прижал к груди обмотанную окровавленным тряпьем руку. Прямо-таки подростковое кровотечение.

– Да, – задохнулся он. Это слово, казалось, вышло из глубин его кишечника. Со скорбным видом он заморгал пред лицом противника, глаза его увлажнились от избытка чувств, после чего он нашел, наконец, в себе силы заговорить вновь. – Знаете, а ведь вы действительно что-то из себя представляете, не так ли? Я ведь никогда бы не поверил в то, что вы сможете это сделать. И вот почему я вернулся сюда, в свой старый оффис.

Грань срыва, придушенного, болезненного смешка.

– Ну вот он я… А вот и вы.

– Да, – едва слышно прошептал он. Бриггз конвульсивно передернул своими округлыми плечами.

– Что ж, валяйте, – сказал он, на сей раз куда громче. – А не кажется ли вам, что лучше поспешить? Вероятно, они уже меня ищут.

– Не торопись, успеешь, – он держал ружье наперевес.

Она взяла его на самый крупный план. Сейчас ружье как раз было в самом центре кадра. А на заднем плане чего-то ждал сидевший у импровизированного стола человечек по имени Бриггз.

– О, господи, – по-детски удивился Бриггз, когда наконец-таки разглядел ружье. – А не великовато ли? Знаете ли, я все же ожидал чего-нибудь, ну… более изящного…

– Просто так будет лучше видно на пленке. Он прицелился. Влажные глаза метнулись на камеру, затем вновь уставились на ружье.

– Господи, как же я устал, – сказал он, наблюдая, как палец нажимает курок.

– А-а, – приглушенно всхлипнул Бриггз.

«Последний – во время выстрела стоял, – припомнила она, когда в лицо ей ударила волна разряженного воздуха, – пуля разорвалась по центру грудной клетки, оторвав тело от земли и разбрызгав его на массу кровавых лохмотьев, растекшихся по находившейся сзади стене».

Сейчас же, отслеживая полет пули камерой, она увидела, с какой силой свинец обрушился на грудь Бриггза. Это больше напоминало удар молота. Тело, словно лишенное костей, сложилось в угол стены и пола, затем подскочило, разбрызгивая кровь и куски ткани, и влажные глаза, поскольку нижняя часть лица выла снесена напрочь, словно это была попытка бросить в объектив камеры какое-то ужасающее проклятие. Жизнь испарилась из разорванной плоти. Труп упал, сложившись в некое подобие готового к отправке в прачечную грязного белья, накрыв собой развалившийся импровизированный стол.

Она держала камеру на трупе еще несколько секунд, снимая, как бежит на пол еще дымящаяся кровь, затем отпустила кнопку и опустила объектив.

– Ну, что еще?

Он отрицательно покачал головой.

– Развязка.

Большим пальцем он стер каплю крови с черного ствола. Его холодно-бледное лицо порозовело. Она вновь услышала его дыхание, теперь уже нервное и глубокое.

«По крайней мере сейчас он в полном порядке», – подумалось ей. Молчаниям на какое-то время придет конец. Под тяжестью камеры у нее уже начали ныть руки. Опять это удалось.

Они вышли из здания, не сказав друг другу ни слова.

На солнцепеке мальчишка-сорванец лет семи-восьми, с какой-то глиняно-неподвижной маской лица, что, впрочем, было весьма характерно для обитателей покинутых городов, пытался открыть капот автомобиля, по неизвестной причине мальчуган, похоже, был одержим техникой.

«Наверное, машины способны заменить детям людей», – подумала она. И внезапно ей невыразимо захотелось оказаться где-нибудь еще, убраться с этим мальчишкой вместе из этого огромного кармана застывшего времени. Когда они подошли к машине, то мальчик не убежал, а с безразличным видом проследил за тем, как мужчина открыл дверцу и швырнул ружье на сиденье. Порывшись в карманах, взрослый протянул что-то мальчику.

– Вот, – сказал он. – Такими еще в здешней округе пользуются.

– Еще бы, – мальчишка грязным пальцем разгреб горку монет на ладони мужчины.

– Возьми их.

Он ссыпал монетки в подставленные ладони сорванца.

– Иди, унаследуй землю или что-нибудь в этом роде.

Рассовав деньги по карманам, мальчишка пустился наутек по выгоревшей траве.

Теперь машину вел он. Она знала, что порой это его успокаивало. Пролетающие за стеклом мили безболезненного движения и впрямь могут стать утешением.

«Вернись», – призвала она его мысленно. Она боялась, что когда-нибудь он будет так подавлен бременем своей силы и власти, так перестарается в своем рвении, что она уже никаким образом не сможет вернуть его себе. Она держала камеру на коленях, взирая на проносившийся за стеклом деловой комплекс.

– То был действительно жадный сукин сын, – промолвил он после нескольких минут молчания и шумно вздохнул. – Прикончить его было непросто – он ведь действительно хотел жить. Любой ценой, каждой голодной клеточкой своего тела.

Оторвав руку от руля, он сделал пальцами кусающий жест.

– К ночи я отредактирую пленку. – Она коснулась его руки. – И мы передадим ее Фронту. И тогда ты сможешь как следует отдохнуть.

– Нет… На сегодня нам еще осталось последнее дело.

Она понимала, что он имеет в виду. Автоматически, как ни в чем не бывало, она поднесла камеру к глазу и нажала кнопку запись. Они уже говорили об этом прежде и решили записать все – от подготовки до самого конца. И даже сам выстрел.

Своего рода «магнус опус» для них обоих.

Она сфокусировала камеру на его лице как раз в тот момент, когда он пристально всматривался куда-то вперед.

– Пора с ним кончать.

– Стрезличек, – промолвила она, не прерывая съемки. «Что за резкое имя, звучит как кашель», – почему-то подумалось ей.

– Да, теперь пришла очередь Стрезличка. – Он плавно повернул рулевое колесо. – Наконец-то.

Импульсивно или же от страха, но она уже не могла держать в центре кадра его узкое, аскетическое лицо: у нее затряслись руки.

«Не знаю, смогу ли я выдержать это в очередной раз, после столь краткой паузы», – кричал ее внутренний голос. Она развернула камеру и стала снимать пролетавший за окном пейзаж. Край асфальтовой полосы, необитаемый пригород, очертания далеких гор. В небе парила птица, похоже, орел. Она сделала максимальное приближение, но птица осталась лишь темной точкой в фосфорическом сером мире камеры.

«Конец, – подумалось ей, – последний».

Скорбное изнеможение охватило ее, когда она снимала полет птицы. Кто будет любоваться на свободное паренье после того, как мы умрем?

ГЛАВА 1

Простыни, влажные от пота, скользили по его коже.

– О господи! – простонал Дорц, отбрасывая их прочь. Последние цепляющиеся обрывки сна. В пересохшем рту стоял привкус тухлятины.

«Так, значит, считается, что это приносит тебе пользу, – с иронией подумал он. Дорц сел; голые ноги влипли в пол. – Не знаю, смогу ли я выдержать по восемь часов подобного кошмара каждую ночь».

Матрас слегка скрипнул, когда Энн повернулась к нему. Ее рука коснулась его спины.

– Что, опять кошмары?

Голос ее в кромешной тьме был каким-то бестелесным. В ответ он лишь тяжело вздохнул, затем встал и потянулся к выключателю. Внезапно загоревшийся свет на какое-то мгновение ослепил его. Обстановка комнаты поначалу показалась чужой и нереальной, но затем приобрела конкретные очертания. Кровать, несколько ящиков, забитых одеждой, разбросанные по полу бумаги.

– Нет, мне просто это не нравится. «Смотри-ка, как по-интеллигентски», – подумал он, протирая глаза. Затем зажмурился и процитировал:

– Я умираю еженощно, и возвращение к утреннему свету – всегда награда для меня.

Это Дилан Томас. Он снова открыл глаза.

– Ну, валяй, спрашивай у меня, – кто же был на сей раз.

Она проигнорировала подобную инструкцию, чем слегка его разочаровала. Жаль, а то он ей как раз собирался продекламировать соответствующий сонет Шелли. Нет, судя по всему, проблем со старостью у него не будет.

– Тебе что-то снилось?

Он повернулся и изучающе посмотрел на ее безучастное лицо… Классический тип. Вылитая Грета Гарбо. «Господи, и почему это ко всему примешиваются эти давно умершие лица? Умершие еще до моего рождения. И почему я не могу хоть на короткое время от них избавиться? В том числе и от этого», – сказал он себе, вновь увидев узкое, изможденное лицо человека столько раз уже виденное на старых видеолентах.

«Вот результат того, что я столько времени провел в архивах компании».

Он потянулся к Энн и поиграл ее грудью. Грудь была тяжелой и, к его удивлению, прохладной… Ладонью он ощущал биение ее сердца.

– Я был… – он замер, пытаясь хоть что-то вспомнить.

То, с какой скоростью забывались его сновидения, порой приводило его в бешенство.

– Ну, я видел, – неторопливо промолвил он, – как тут все было еще до того, как пришел СКРАП. Когда город был пуст и неподвижен… И я вроде бы как проплывал сквозь эти покинутые дома, и все было покрыто толстым слоем пыли. Развалившиеся диваны, мертвые телевизоры. А потом я был в универмагах и торговых центрах, где все товары, одежда, тостеры и все прочее превратилось в однообразную грязную массу.

Он уставился в угол комнаты.

– А потом я брел по автостраде… и она была пуста, лишь сорняки… да редкие поржавевшие кузова.

Он знал, что в этом сне было что-то еще, но подсознательный ужас мешал ему припомнить, что именно. Державшая грудь рука безжизненно повисла, он присел на самый край кровати. Не торопясь, все еще сбрасывая с себя остатки ядовитых грез, он начал одеваться, подобрав одежду с пола. «Ничего это не значит, – подумалось ему. – Абсолютно ничего… Просто она за мной наблюдает и думает, неужто я не выдержал..».

Застегнув рубашку, он извлек из кармана сложенный вчетверо листок и развернул его. Бумага уже позатерлась. Он еще раз прочитал записку и опять положил ее в карман. ДОРЦ. ОНИ ЗНАЮТ, АЭРОПОРТ УТРОМ. Сукин конспиратор! Что они знают?

«Вероятно, все, – с мрачным видом решил Дорц, – в этом-то и вся проблема».

– Пошли, – он повернулся лицом к Энн. Она положила голову на свою элегантную бледную ручку, смерив его взглядом. – Нечего здесь сидеть.

– До рассвета еще несколько часов. Сейчас его там не будет.

– А я не могу здесь оставаться, – он вцепился в край матраса и потянул его на себя. – Я должен идти.

Она подняла голову и понимающе кивнула.

«Она знает, что я имею в виду… и что мне нужно».

Он встал, пересек комнату, подошел к окну, отдернул занавеску и посмотрел в ночь. К западу просматривались смутные очертания центра Лос-Анджелеса.

«Темные нависающие контуры на фоне ночного неба, ожидающие своего воскрешения», – по философствовал он.

Ослепительный свет заливал среднюю секцию окон одного из небоскребов. Слишком далеко, чтобы разглядеть занятые своей службой отделы СКРАПа, но он мог представить, как они там сейчас трудятся, неустанные, словно муравьи. «Но я-то знаю, кто жирная королева-мать их муравейника». Оторвавшись от окна, Дорц стал рыться по ящикам в поисках куртки.

Он вспомнил конец своего сна, уже когда они с Энн вышли из дома и направились к припаркованной у подъезда машине. «Вот что там было, – подумал он, почувствовав, как внутри у него что-то оборвалось. – Автомобиль». На мгновение он задержался около этого редкого экземпляра антиквариата, сжав изъеденную ржавчиной, прежде хромированную, ручку дверцы. «И было это на заброшенной автостраде, – вновь припомнил он. – Она была так же пуста, как и остальные. Я проплыл сквозь ветровое стекло и не было ни малейших признаков ни меня, ни кого бы то ни было. Лишь зияющая пустота да неподвижность».

– Что-нибудь не так? – Энни залезла в машину с другой стороны и растянулась на переднем сидении, глядя на него снизу вверх через открытое окно.

Дорц покачал головой. «Сны, мать твою…» – подумал он. Особенно последний хорош. Он оставил внутри какую-то тяжесть, вывел его из строя. Нагнувшись, Дорц тяжело вздохнул, набрав в легкие прохладного ночного воздуха, попытался растворить застрявший в горле ком. «Все пройдет, – успокаивал он себя. – Ну, давай, парень. Ты же можешь. Прыгай в машину и вперед, Адреналин Кид!».

– Дорц? – в ее голосе чувствовалось волнение.

– Да, все о'кей, – он распахнул дверцу и сел за руль…

Только бы вновь двигаться, а там уж можно ни о чем не думать. Повернув ключ зажигания, он прислушался к тому, как закашлял двигатель, – готово.

«И кроме того, – подумал он, выруливая на улицу, – через пару часов я должен буду каким-то образом найти его в аэропорту».

Записка покоилась в кармане рубашки, прямо у самого сердца. Его охватила знакомая ярость. Добрый знак. Признак жизни.

«Еще будет время забыться, если разберусь с этим делом».

След фар танцевал на стенах пустых домов, Дорц прибавил газу.

Она вернулась в квартиру раньше, чем он ожидал, и застукала его. Когда дверь открылась, он стоял, держа в руке дымившую кастрюлю, по колено в картонных коробках, загромождавших пол. Книги, ленты, бумаги, старая одежда. Все, что накопилось за двадцать два года жизни. И на боку каждой коробки было написано «Р. Д. Леггер», как будто из содержимого можно было собрать нечто, этой надписи соответствующее. Он ничего не сказал, когда она перевела взгляд с коробок на него. Закрыв за собой дверь, она пробралась к единственному на всю комнату обитому стулу, села и закрыла глаза. Ее рука раскачивалась между двух картонок.

– Не хочу, чтобы после меня хоть что-то осталось, – промолвил Леггер.

– А я что, просила чего? Жги, мне все равно. Он перемешал пепел в кастрюле закопченной ложкой.

– Не думаю, чтоб тебе из этого хоть что-то понадобилось.

– Вероятно, да, – закинув ногу на ногу, она с безразличным видом уставилась в противоположную стену.

«Как всегда в отключке», – подумал он. Обычное дело. Он пронес кастрюлю по кухонному коридору и откинул болтавшуюся стенную панель. Пепел полетел в так и неиспользованную вентиляционную шахту. Незримый и безвольный. Снизу знакомо пахнуло морем. Быть может, пепел осядет на дне Тихого океана, или же его прибьет к далекому японскому берегу.

Он полностью отодрал панель, прислонив ее к дверце микроволновки, бросил взгляд на растрескавшиеся пластмассовые часы, стоявшие посреди теперь уже пустого книжного шкафа, затем посмотрел на оставшиеся коробки, загромождавшие пол. До него вдруг дошло, что он не успеет все сжечь. Дорц нагнулся и поднял коробку с дешевыми книжками в пестрых лощеных обложках. Она извлекла одну из них и бегло перелистала.

– Хочешь, чтобы я тебе это оставил? – спросил он.

– Нет.

В ее голосе сквозило полное безразличие. Мгновение спустя книжки, шелестя страницами, полетели в вентиляционный колодец. На дне следующей коробки он обнаружил свой диктофон, извлек его из мягкого кожаного футляра.

– Не хочешь ли взять вот это? – спросил он, возвращаясь в комнату. Пару лет назад она иногда вышептовывала в него какие-то грустные мелодии. Он протянул его ей.

– Настоящее дерево. Германия. – «Она и так это знает», – мысленно сказал он при этом себе.

Взяв диктофон, она понеслась на кухню.

– Нет! – прокричала она оттуда, шарахнув дорогой вещью о кухонную плиту. И, вернувшись в комнату, добавила:

– Ведь не должно остаться никаких следов… Правильно я говорю? А вот книжный шкаф, он тоже твой. Ты ведь целую неделю торчал на подключке, чтобы его раздобыть. А это немало.

Вцепившись в шкаф, она поволокла его к кухне. Часы свалились с полки и покатились по полу.

– Эй, постой, – сказал он, появляясь в дверном проеме.

Она отпихнула его в сторону. Хоть она и была ему по плечо, силы у нее хватало, несколько полок уже полетели в шахту, прежде чем ему удалось схватить ее за руки.

– Да что с тобой? Она вырвалась.

– А я-то думала, тебе известно все, – изрекла она с мрачным видом.

– Господи, да про тебя-то мне вообще ничего неизвестно.

– И знать нечего, – она отвернулась, и тут в поле ее зрения попала кастрюля, в которой он сжигал бумаги. – Эй, да это же моя лучшая!

Схватив кастрюлю она изучила ее сожженное нутро, после чего швырнула ею в него.

– С подлинной репродукцией Нельсона Рокфеллера на донышке!

Он уставился в ее красное от гнева лицо.

– Ты хотела сказать Нормана Рокфеллера.

– Я хотела сказать, пошел ты на […] сукин сын. Мне точек пятьдесят пришлось получить, прежде чем я на нее заработала.

– Я куплю тебе другую.

– За что? Последние два года ты жил за мой счет.

– Я вышлю тебе деньги из Лос-Анджелеса.

– Ладно, не будем, – она бросила кастрюлю в вентиляционную шахту. – Сказать по правде, мне никогда не нравилась эта дурацкая картинка.

Он лишь беспомощно развел руками, не зная, что и сказать. Она пристально посмотрела на него.

– Не бросай меня.

Он с любовью обнял ее.

– Но дай мне побыть одному. Хотя бы один раз. Если я останусь здесь, я просто с ума сойду!

– А разве это плохо? – она прижалась к его чахлой груди. Ее усмешка была печальной. – Ты что нонконформист, а?

– Просто меня затрахали.

– Не льсти себе, сынок. – Она отстранилась от него на дюйм. Голос ее вновь стал жестким. – А разве ты не опаздываешь на шаттл?

– Да.

Они отошли друг от друга… Он направился в комнату.

– Мне лучше поспешить и уничтожить все остальное.

– Оставь. – Она прислонилась к дверному косяку. – Я сама все выкину.

Он повертел в руках одну из коробок.

– Ты уверена? Ты же не бросишь все это в таком виде?

– Нет, конечно же, нет. Согласно кивнув, он отошел от коробок. В конце концов, это уже не имело никакого значения. Он вытащил из-под кровати холщовую сумку и, порывшись в ней, убедился, что все его СКРАПовские документы и билет – на месте.

Она прошла мимо него и коробок. С подлокотника кресла взяла рекламный проспект, врученный на линии прослушивания несколько недель тому назад.

«ПРОЕКТ ПСИХО – сегодня!» – было начертано красными буквами на белой обложке.

– Как ты думаешь, ему удастся прорваться туда? – спросила она, когда он с сумкой в руке уже подходил к дверям. – Прорваться туда, в коллективное бессознательное?

– Кому?

– Ему.

Она развернула брошюрку и показала ему фото.

– Натану Кейту, психонавту.

Он взял книжечку и всмотрелся в это широкое, приятное лицо вождя, явно ухмылявшееся. Вперед, на завоевание дикого серого вещества! Ему стало любопытно, неужели она об этом думала и мечтала последние месяцы, когда они лежали вместе в постели? Неужели за этой маской безразличия так ничего и не таилось? Он вернул ей брошюрку.

– А ты этого хочешь?

– Да, – кивнула она, смахнув слезу. – В таком случае, значит, все было не впустую. Ну, то, что пять дней в неделю я сидела на подключке. Тогда получается, что эта жертва, а не просто плохой поступок. Ведь кгждый – это всего лишь часть команды.

Она швырнула брошюру с портретом героя на пол.

– Именно это внушают тебе на линии прослушивания. Как будто они вовсе не передают энергию отслеженных объектов куда следует.

Он посмотрел на ее озлобленное личико, и она попыталась отвести глаза.

– Мне уже пора.

Она отошла от дверей, открывая их перед ним. Посмотрела, как он перешагивает порог, идет по коридору… Вдруг он повернулся к ней.

– Вполне возможно, ты станешь свидетелем осуществления ПРОЕКТА ПСИХО. Именно на это место указывают полученные в результате перехвата данные.

Он взял холщовую сумку в другую руку.

– А я не ходила на них, я имею в виду подключки. По крайней мере, два последних дня не хотела, чтобы ты знал. Просто гуляла или сидела в парке, когда ты думал, что я на работе. И никаких точек не выявила, так что не видать мне в этом году квартальной премии, как своих ушей.

– Сожалею.

Она машинально кивнула.

– А я так хотела хоть что-то почувствовать, когда ты начал собираться… Ну, чтобы все было как прежде. Случись это, может, ты бы и не уехал… – она отвела глаза. – Думаю, что это была не самая лучшая мысль… Быть может, в том, что из тебя высасывается вся энергия, и есть какое-то преимущество. Все острые углы тогда выравниваются, и уже не обо что уколоться.

– Может быть, – он невольно смерил взглядом коридор.

Она, заметив, что он смотрит не на нее, вернулась в квартиру и стала прикрывать дверь,

[]

в обрамлении сужающегося прямоугольника. – А потому не пиши… Вероятно, я уже не вспомню о тебе… Прощай!

Дверь захлопнулась прежде, чем он успел что-либо сказать.

«Прощай», – подумал он позже, когда несся в подводном метро, соединявшем ковчежец, служивший ему столь долго домом, и берег. Прочь от плавучего города и его обитателей, прочь от их надежд и мечтаний. В Токио, в аэропорт… А оттуда в Лос-Анджелес. В этот час вылетает шаттл. Он откинулся на мягком сиденье где-то посреди этого теплого темного океана, мчась сквозь него с фантастической скоростью.

Вертолет опустился на поле, и трое поджидавших его двинулись от машины. Они шли по растрескавшемуся бетону, поросшему сорняками. Ни один самолет не смог бы здесь приземлиться: от оставшихся от Лос-Анджелеса развалин удалось очистить пятачок чуть побольше самого вертолета. Основные здания аэропорта находились на почтительном удалении от этого сектора. По выброшенной из вертолета металлической лестнице опустился грузный бородач в белом комбинезоне. Один из ожидавших, в тройке и при галстуке, хотел подать бородатому руку, но тот жестом остановил его и самостоятельно спрыгнул на землю. Два телохранителя в черной форме держались в нескольких шагах от этой парочки, последовавшей к машине сквозь поднятую вертолетом пыль.

– Ну?

Тот, что ждал, указал на серый лос-анджелесский горизонт.

– Вы готовы? Мы все намерены ехать в тот конец. Только слово скажите.

– Нет. – Седая борода развевалась по ветру. – В первую очередь мне хотелось бы поговорить о другом.

– Да вы просто время теряете, – встречавший открыл дверцу автомобиля. – И без всякой на то причины.

– Что же поделаешь, если дела обстоят так, а не иначе, – бородатый скользнул в темный мягкий салон. – Но пока я здесь – ни вам, ни вашей команде ничего с этим не поделать. – Он оглянулся на того, что помоложе. – Эй, я рад, что ты так хорошо воспринял.

Молодой действительно смеялся. Улыбка на слепящем лос-анджелесском солнце.

Большую часть полета Леггер глаз не открывал. Легкое напряжение покинуло его лишь тогда, когда плазменный двигатель набрал обороты. «Хорошо бы поспать», – подумал он. Но сон не шел, а они, между тем, прорезали воздушные мили над Тихим океаном. Он открыл глаза. – «Интересно, сколько же еще до Лос-Анджелеса?» – и посмотрел на ряд затылков сидящих в креслах впереди него пассажиров. Кое-кто был виден в профиль – беседовали друг с дружкой. «Первопроходцы, – подумалось ему. – Все как один – отважные сердца. Ну прямо как я».

Однако полной уверенности в этом он так и не почувствовал.

– А чего вы ищете?

– Что-что?

Леггер повернулся и увидел лицо сидевшего рядом с ним человека. Круглолиц и дружелюбен, словно улыбающийся розовый воздушный шарик. Уже за сорок.

– Ну, в Лос-Анджелесе, – незнакомец аж перегнулся через поручни кресла. – Куда вы направляетесь… Чего вы там ищете?

– Ах, вы об этом, – Леггер лишь плечами пожал. – Ну, думаю, работу. – Он обвел взглядом всех остальных, кто сидел в реактивнике, затем вновь посмотрел на круглолицего. – Ну, вы понимаете, хочется же что-то делать.

– Ясно. Понял. – Он наклонился почти что к самому уху Леггера и перешел на заговорщицкий шепот: – По правде говоря, меня затрахало торчать на этом долбаном ковчежце. У меня уже крыша поехала. Хотя, конечно же, я не сказал об этом людям из СКРАПа, когда они меня допрашивали.