Текст книги "Костяной браслет"

Автор книги: Кевин Кроссли-Холланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

12

– Вздор, – сказал ей Торстен. – Боги вовсе не против тебя.

– А Рыжий Оттар думает так.

– Он просто переживает. Хочет, чтобы все мы держались вместе. И мечтает продать побольше товара.

– Иногда я сомневаюсь в себе.

– Как и все мы, – ответил Торстен. – Погляди! Даже солнце сегодня не может проглянуть сквозь тучи.

– Я не знала, что оно будет таким. Это путешествие.

– Верь в себя. Отец будет гордиться тобой.

Сольвейг смущенно улыбнулась ему и провела рукой по своей золотистой голове.

Весь день она еще чувствовала слабость, но на следующее утро – их последнее утро в Ладоге – силы вернулись к ней, и Рыжий Оттар разрешил ей прогуляться с Эдит на рынок. Бергдис пошла вместе с ними, уверяя, будто ей «нужно кое-что купить», но отказываясь говорить что именно.

Проходя через кладбище, они прочли надписи на нескольких камнях. Бергдис нашла один, на котором было высечено имя Торы.

– Моя дочь, – закричала она. – То же имя. Ох!

«Да, – подумала Сольвейг. – Память и печаль, они оба в этом имени».

– Мое имя значит «сначала счастье, потом война», – сказала им Эдит.

– Такое странное имя, – заметила Бергдис. – Эдит.

– В Англии – совсем нет. И в нем заключена моя история. Я была вполне счастлива. Хороший муж, двое крепких детей. Но затем сражения… – Женщина вздохнула. – Да, битва положила той жизни конец.

– Когда я была тут с Бруни, – поведала им Сольвейг, – он сказал, что никто не может спастись от призраков. А Одиндиса ответила, что этого и не надо желать.

– Бруни не зря это сказал, – отозвалась Бергдис. – Его преследуют призраки. Мстительные призраки. И со временем они его догонят.

«Да, – подумала Сольвейг, – это правда. Время прячет наши тайны, но ему под силу и открыть их. Когда приходит время».

Они услышали бой огромного барабана задолго до того, как сумели протиснуться сквозь толпу, и взору их предстал барабанщик в кольце плясунов. Они покачивались влево, потом вправо, затем взялись за руки и стали то подходить к музыканту, то отступать от него.

– Какой мрачный танец, – сказала Эдит.

– Мрачный, – согласилась Бергдис. – Таковы уж финны. Они думают, что петь – это издавать ужасающие трели. Будто собаки воют на луну. Но танцев их я раньше не видала.

– Откуда ты узнала, что это финны?

– Погляди на их квадратные челюсти. Точно из камня. Некоторые финны не улыбаются ни разу за всю свою жизнь. И эти пышные рукава – мы такого не носим.

– Это чтобы спрятать плавники, как у финвалов! – поделилась Сольвейг с Эдит. – Они ведь наполовину рыбы.

Эдит взяла девушку за руку:

– Может, Брита бы тебе и поверила. Но теперь пошли, Рыжий Оттар дал мне серебряную монетку.

– Каждая по своим делам, – ответила Бергдис. – У меня есть работа.

Сказав это, она исчезла в плотной толпе.

– Какие у нее дела? – спросила Сольвейг.

Эдит пожала плечами:

– Она не хочет, чтобы мы знали.

– Серебряная монетка! Зачем?

– Чтобы потратить ее, конечно.

– Да, но…

– Что?

– Ты ведь можешь просто сбежать с деньгами.

– Сбежать? – Эдит потрясенно уставилась на девушку.

– Да.

– И куда? Этой монеты не хватит надолго. А что потом?

Женщина молча сложила руки на животе.

– Но ты же не… – выдохнула Сольвейг.

Эдит многозначительно посмотрела на нее:

– Или да?

Глаза Эдит засияли.

– О, Эдит!

– Бергдис сама догадалась, но ты – первая, кому я рассказала.

– Так Рыжий Оттар еще не знает?

– Ты – первая после него, разумеется.

Сольвейг крепко сжала ее в объятиях, точно сестру, и держала до тех пор, пока у обеих хватало дыхания.

– О! – со смехом воскликнула девушка. – Я еще никого так не обнимала.

– Ты знаешь, это не мой выбор, – серьезно сказала ей Эдит. – Я не просила шведов приходить. Я не просила, чтобы меня забирали из дому.

– Но ты ведь все равно рада?

– Я счастлива, но мне грустно. Оттар очень, очень доволен – знаешь, он ведь может быть нежным. Я всего лишь его рабыня, но, наверно, он разрешит мне меньше работать, когда придет время.

– Я помогу тебе.

Эдит нежно улыбнулась ей, но тут же замерла. Она беспокойно огляделась:

– Слышишь?

– Что?

– Голос. Прислушайся!

– Иностранцы.

– Из Англии! – взволнованно ответила Эдит. – Вот те двое.

Она поспешила к ним, но один из собеседников резко развернулся и ушел.

– Вы из Англии, – сказала Эдит другому. – Я слышала, как вы говорили.

Это был довольно грузный мужчина, с неровными зубами, но улыбчивый.

– И ты тоже, если судить по выговору.

– О! – воскликнула Эдит. – Впервые!

– Впервые что?

– С того дня, как викинги…

Эдит заметила, что мужчина разглядывает шрамы на ее запястьях и одежду из лоскутков.

– А теперь ты в рабстве. – Эдит опустила взгляд. – Негодяи! Где ты жила?

– Если обогнуть Равенсперн и перейти Уз, попадешь в город, который называется Рикколл…

– Да не может быть! – воскликнул мужчина и расплылся в улыбке. – Божья страна! Мне хорошо известна эта местность. Я сам из Йорка.

– Нет! – выдохнула Эдит. Казалось, она вся лучится светом.

– Я слышал о том нападении на Рикколл, когда шведы на трех лодках высадились и атаковали тамошних данов.

– Мой муж Альфред был убит тогда, – поведала ему Эдит.

– Мне очень жаль, – отозвался англичанин и покачал головой.

– Как тебя зовут?

– Эдвин.

– Эдвин… – медленно повторила Эдит, наслаждаясь каждым звуком. – Вы с другом торгуете здесь?

Англичанин подозрительно поглядел на Сольвейг.

– О… – успокоила его Эдит. – Это Сольвейг. Она из Норвегии, мы плывем вместе. Она не говорит по-английски.

Эдвин кивнул:

– Торговля… Да, мы торговцы. Своего рода.

– Что продаете?

– Слова. Новости. Можно сказать, что и планы.

– Тайны! – воскликнула Эдит. – У вас здесь есть задание?

– Лучше не спрашивай. Иногда лучше не знать того, что не для твоих ушей. Расскажи лучше о себе.

– Мы из Сигтуны. Меня зовут Эдит.

Разобрав слово «Сигтуна», Сольвейг перебила ее:

– Скажи ему, что мы едем в Киев. Что я еду в Миклагард.

К большому удивлению обеих, Эдвин ответил, хоть и запинаясь, на языке Сольвейг:

– Миклагард! Золотой город. – Уголки его губ дернулись. – Хорошо известный вам, норвежцам.

– Харальд Сигурдссон послал за моим отцом, – рассказала ему Сольвейг. – Позвал присоединиться к дружине.

– Твой отец? – спросил Эдвин, оглядываясь.

Сольвейг покачала головой:

– Уехал прошлой осенью. Я следую за ним.

– Со своими спутниками?

– Да. Хотя нет. Они едут только до Киева. А ты был в Миклагарде?

Эдвин постучал себя по голове и улыбнулся:

– В мыслях много раз. Наверно, как и ты. Но вот что я хочу тебя спросить: зачем? Зачем ты следуешь за отцом? И что ты будешь делать, если попадешь в Миклагард? Если попадешь.

Сольвейг нетерпеливо тряхнула головой:

– Мое дело – сегодняшний день. О завтрашнем позаботятся боги судьбы.

– Боги мертвы, – пренебрежительно отозвался Эдвин. – Их убил Христос… – Он по-дружески улыбнулся Сольвейг: – Я не прошу тебя отвечать на мои вопросы. Просто интересно, задавала ли ты их сама себе. Желаю вам обеим безопасных странствий. От дома к дому.

Глаза Эдит наполнились слезами, но не успела она их вытереть, как англичанина и след простыл.

– Зачем он сказал это? – шмыгнула она носом. – Про дом. Сначала я была рада поговорить с земляком, но теперь мне больно.

– Если бы я обдумала все так, как он предлагает, я бы никуда не поехала. Я бы сейчас была дома. Как ты думаешь, мы увидим его снова?

– У него зубы торчат, как у кролика, – заметила Эдит. – Но все же я надеюсь, что мы еще встретимся.

– Мне понравилось говорить с ним.

Эдит улыбнулась:

– А мне показалось, что ему понравилось говорить с тобой.

Над их головами раздался громкий шелест крыльев: тысячи куликов взмыли над рынком и полетели все выше. Они были похожи на огромный темный шарф, струящийся по небу.

– Погляди! – вскричала Сольвейг. – Одиндиса бы поняла, что это значит.

– Это значит, что начался прилив, – отозвалась Эдит. – Я уже видела такое в Равенсперне. Весенние воды выгоняют из гнезд прибрежных птиц.

Тут к Сольвейг подошел крошечный человечек и взял ее за локоть.

– Олег! – воскликнула она.

– Да пребудут с тобой боги.

– Это Эдит. Она из Англии.

Олег улыбнулся:

– Простим ее за это.

Эдит рассмеялась.

– Самый лучший смех, – заметил Олег, – это смех над собой. – Он указал на шею Сольвейг.

– На меня напали две собаки. Голень тоже поранили.

Олег поморщился и задумчиво взглянул на Сольвейг.

– Я видел твой глаз, – сообщил он.

– Где? – охнула та.

Олег кивнул в сторону одного из прилавков:

– Вон на том столе.

– Я уронила его, когда на меня напали собаки, и с тех пор всюду его ищу. На пристани, среди наших товаров, на палубе, в трюме…

Сольвейг и Олег уставились друг на друга.

– Да, я точно уверен, – сказал он. – Мастер всегда узнает свою работу.

Сольвейг сощурилась:

– Откуда они его взяли? Кто им продал?

– Я тоже их об этом спросил.

– И что они ответили?

– Высокий юноша. Очень осторожный. «Похож на лезвие ножа» – вот что рассказала мне торговка. Он продал его и еще кое-что.

Сольвейг опустила взгляд.

– А я-то надеялась, что это неправда, – прошептала она.

Девушка повернулась к прилавку, но Олег снова поймал ее за локоть.

Ремесленник опустил руку в карман, вынул оттуда фиалково-серый глаз и снова прижал его к ладони Сольвейг.

– Ох! – вскричала она. – Я не могу. У меня нет денег.

– У меня есть монета, – предложила Эдит.

Олег помахал рукой:

– Я не возьму денег. Если Сольвейг пообещает мне не терять его больше.

– Я и не теряла, – запротестовала она. – У меня его украли. Теперь я сделаю себе кожаный шнурок и буду носить твой подарок на шее.

– Когда заживет твоя рана, – улыбнулся Олег и отвесил собеседницам легкий поклон. – Те, кто встречается дважды, встретятся и трижды.

– Да, – с жаром откликнулась Сольвейг. – Обязательно. На обратном пути.

Олег снова улыбнулся:

– Живу надеждой. – И он бесшумно скрылся.

Эдит прикрыла рот рукой:

– Он меня рассмешил. Похож на эльфа.

– Вигот сказал… – начала было Сольвейг, но потом сердито тряхнула волосами. – Он сказал, что Олег похож на гнома-переростка.

– А сам Вигот, – нарочито медленно ответила Эдит, – похож на острие ножа.

Сольвейг прикусила нижнюю губу.

– Пошли! – растормошила ее Эдит. – Давай посмотрим на все! На все новое и старое! На все, что мы уже знаем и чего не знаем!

– Эди! – воскликнула Сольвейг. – Вот как я буду тебя называть. Эди-все-на-свете!

Уже перед самым закатом возвращались Сольвейг и Эдит на пристань с рынка в Земляном городе. Они не торопились; Эдит удалилась в отхожее место, а Сольвейг захромала к лодке. Рыжий Оттар, Бруни и Слоти стояли внизу у мостков.

– Помнишь меха, – спросил девушку Слоти, – которые булгары все ощупывали, обнюхивали и вытягивали?

– Помню.

– Так вот, они их купили.

– Ты так и говорил.

– Двадцать три шкуры.

– Двадцать три?! – удивилась Сольвейг. – Хорошие?

– Все наши меха хороши, – встрял Рыжий Оттар.

Слоти вскинул брови:

– Но некоторые лучше.

– И совсем немногие, – добавил Рыжий Оттар, – лучше всех остальных.

– По какой цене? – спросила Сольвейг.

– Сносной, – отозвался Оттар. – Они заставили нас подождать. А тебе ведь нравится покупать и продавать, так?

– И ты, – обратился Слоти к Бруни, – продал три изделия. Брошь из слоновой кости, иголку и… и прекрасный скрамасакс!

– Это был лучший день, – заявила Сольвейг.

– А так всегда бывает, – объяснил ей шкипер. – Перед самым отъездом дело идет куда быстрее. Михран пустил слух, что мы отплываем этим утром и распродаем мешки с солью и воск.

– Это правда?

Рыжий Оттар улыбнулся со знанием дела:

– Нет. Но это привлекает покупателей. Ну а теперь иди и помоги Бергдис.

Уже совсем стемнело, когда Бруни и Слоти приволокли товар обратно в трюм. Бруни распахнул сундук, в котором хранились его драгоценный меч и еще несколько металлических изделий попроще, и заметил, что один скрамасакс пропал.

– Когда я запирал утром крышку, – поделился он со Слоти, – их было три. А теперь осталось два.

– Один ты продал.

– Да, я вынул его, и внутри оставалось три.

– Ты уверен?

– Конечно уверен, – взревел Бруни. – И еще я точно знаю, кто его украл.

Бруни вылез из трюма, встал на палубе, уперев руки в бока, и завопил:

– Торстен! Ты где?

– Прямо за тобой, – невозмутимо ответствовал кормчий.

Бруни резко развернулся:

– Это ты! Ты украл.

– Украл что?

– Мой скрамасакс. – Бруни Черный Зуб злобно уставился на Торстена и нагнул голову, точно бык, готовый к бою.

Постепенно вся команда столпилась вокруг кузнеца с кормчим.

– Украл?! – резко переспросил Торстен. – Ты с ума сошел?

– Ты один оставался на палубе.

– Я не краду у спутников. Я вообще не краду.

– Вор!

– Зачем бы мне красть твои зазубренные ножи, ты… мерзкий исландец! И вообще, напоминаю: это ты привел на борт пятерых булгар.

Слоти встал между ними:

– Да, Бруни, это ведь правда. Пока Вигот присматривал за прилавком.

– Это был один из них, – сказал кормчий. – А ты следи за своим болтливым языком, Бруни. Я тебя предупредил.

– Довольно! – рявкнул Рыжий Оттар и свирепо уставился на команду. – Если это были булгары, то ничего уже не поделаешь. Но если оружие украл один из вас, я отрежу вору правую руку.

13

В зябких предрассветных сумерках, еще до первых петухов, двое мужчин стояли на пристани рядом с лодкой Рыжего Оттара. Время от времени они тихо переговаривались или прохаживались туда-сюда, разминая руки и громко топая.

Они смотрели, как судно мягко стучится об ограждения причала – мешки из тюленьей кожи, наполненные шерстью, привязанные к деревянным столбам. Двое потирали глаза и показывали пальцами на полузатопленный предмет, медленно плывущий по речным волнам. Что же это было? Раздувшийся серый труп? Или обломок древесного ствола? Им навстречу выбежала дворняга, потянула носом воздух и обернулась к ним мордой.

Наконец на борту началось движение. Одиндиса, выпрямившись, села – макушка ее коснулась парусного навеса – и забормотала свои утренние заклинания и заговоры. Затем Бергдис приподняла свой край паруса; поднявшись, она зашлась кашлем и все никак не могла остановиться. Ощутив рядом с собой пустоту вместо тепла соседок, Сольвейг свернулась клубочком, притворяясь, будто последняя ночная стража еще не подошла к концу.

Внизу на пристани кто-то затянул рассветную песню:

 
Много требуется рук нам,
Много кулаков потребно,
Чтобы удержать все весла,
Что за ночь остыть успели.
 

Сольвейг прислушалась. Пели о путешествии – не о том, в которое отправляются с определенной целью. А просто о том, как же хорошо странствовать. Затем ее мысли перенеслись к костяной свирели, которую она сделала для Турпина. Может, как раз сейчас в каком-нибудь уголке Мидгарда он играет на ней.

Вскоре все уже поднялись, и вот тогда один из стоявших на пристани сложил ладони у рта и громко прокричал что-то.

Сольвейг узнала его, и сердце ее слегка подпрыгнуло.

– Эдит! – позвала она.

Но Эдит уже стояла рядом с ней, глядя во все глаза и улыбаясь.

Спустили сходни, и Рыжий Оттар пригласил мужчин подняться.

– Мое имя Эдвин, – сообщил один из них на ломаном норвежском. – И я из Англии. – Рыжий Оттар скривился, будто испробовал что-то несвежее. – Моего приятеля зовут Синеус. Синеус из славян.

– И что? – спросил Оттар.

Но едва он успел раскрыть рот, в разговор вмешалась Одиндиса:

– Кто же из вас певчая птичка?

Эдвин указал на своего спутника, и Синеус улыбнулся ей, показав целое кладбище сломанных зубов. Его кудрявые волосы были в полном беспорядке.

– И что? – повторил Оттар.

Эдвин попросил прощения за то, что они побеспокоили шкипера в такую рань.

– Эти прекрасные молодые женщины, – сказал он, указывая на Эдит и Сольвейг, – рассказали нам, что вы направляетесь в Киев.

Эдит взяла Оттара за руку и пояснила:

– Мы встретили их на рынке.

– Прекрасные молодые женщины, – откликнулся Оттар. – Их при мне еще никто так не называл. Недозрелая девица, пустившаяся в необдуманный путь, и рабыня.

– Англичанка, – твердо возразил Эдвин.

– Давай поживее, – поторопил его шкипер.

– Вы можете подвезти нас?

– Подвезти вас… – медленно повторил тот.

– У вас найдется для нас местечко?

– Все здесь оказались не просто так, – откликнулся Оттар. – Кто-то гребет, кто-то направляет судно, кто-то стряпает…

– Мы не гребцы, не кормчие, не кузнецы и не кашевары. Мы с Синеусом знаем толк в словах.

– В словах, значит, – откликнулся Оттар без особого восторга.

– Мой спутник умеет петь хвалебные стихи.

– Прославляющие викингов?

Эдвин улыбнулся:

– За плату. А я… Я могу помочь в ваших планах.

– Слова, слова, слова, – проворчал Рыжий Оттар. – На одних словах далеко не уедешь.

– Но ведь это неправда, – любезно возразил Эдвин. – Слова – это мосты. Они помогают нам договариваться, спорить, молиться, размышлять. Мы понимаем друг друга, пишем завещания и письма. И товары продаются тоже при помощи слов.

– Так что же вы делаете?

– Я? Я продаю слова.

– Соглядатай? Вот ты кто таков?

Эдвин помедлил с ответом.

– Я посредник.

– Чем ты заплатишь мне?

– Я знаю людей в Киеве. Людей, которые будут тебе полезны.

Шкипер упер руки в бока:

– Слова, опять слова! За обещания у меня ничего не купишь.

Он повернулся и оглядел свою команду. Лица всех, за исключением двух прекрасных молодых женщин и Одиндисы, которая таращилась на Синеуса, были мрачны и подозрительны.

– Я выражаю волю своих спутников, – осторожно сказал Оттар Эдвину. – И если коротко, мой ответ – нет. Может, вы бы чем и пригодились, но рисковать я не стану. Чтобы команде сдружиться, должно пройти время. Если я возьму вас на борт, придется начинать все сначала.

Эдвин сжал губы и покачал головой.

– И так или иначе, – продолжал Оттар, – все считают, что одного англичанина на корабле вполне хватает.

– Только не я, – мелодично отозвалась Эдит.

– Мы еще встретимся, – сказал Эдвин Рыжему Оттару. – Желаем вам приятного путешествия.

Когда все набили животы и посетили отхожее место в конце причала, на борт взошел Михран. Рыжий Оттар приказал всем рассесться на сундуках и послушать, что расскажет им проводник о грядущем пути.

Михран взобрался на груду шкур в трюме, а Бард и Брита устроились у его ног.

– Слушать все! – воззвал он, подняв вверх руки, и, радостно улыбаясь, закрутил себе усы. – Мы идем вместе в брюхо Гардарики! Туда, где все очень странное и не всегда такое, каким кажется. Когда вы вернетесь, вы будете другими.

Брита уставилась на Михрана:

– Что ты имеешь в виду?

– Мы поменяем облик? – спросил Бард.

– Как девушка, которая превратилась в рыбу? – добавила Брита.

Михран нагнулся с улыбкой и вынул из чумазой Бритиной ручки толстый ломоть черного хлеба.

– Видишь? – спросил он. – Какой хороший хлеб.

Проводник сжал его, и, когда раскрыл ладонь, ломоть исчез. Затем он снова загнул пальцы, открыл – и вот уже на руке его покоится черный лебедь из хлеба.

У Бриты отвисла челюсть.

– Как ты сделал это?

Михран пожал плечами. Его глаза мерцали, словно темные звезды. Он отдал лебедя девочке.

– Сначала мы будем идти на веслах, – поведал он команде. – Мы целый день будем вести это судно против течений. Медленная работа. Тяжелая работа. Наш медленный путь будут охранять крепости.

– Да пребудут с нами боги, – сказал Рыжий Оттар. – И да защитят они нас – и мое судно.

Слоти перекрестился.

– Мокошь! Да пребудет она с нами, – воззвал Михран.

– Кто? – переспросила Одиндиса.

– Богиня, – пояснил ей Михран. – Мать сыра земля. Мы будем проезжать между ее берегов. И Владыка вод пусть тоже будет с нами.

– Владыка вод, – повторила Одиндиса.

– Так его называют русы, – объяснил Михран. – У каждой реки есть свой владыка.

– Так какому богу нам доверять? – спросил Торстен.

– Чем их больше, тем лучше, – ответил Рыжий Оттар. – Они все нам пригодятся.

– Сегодня первый день мая, – напомнил армянин. – Первое торговое поселение, которое повстречаем, – это Дубовики, а первый город – Хольмгард. Туда семь дней пути.

– А сколько дней до Киева? – поинтересовалась Сольвейг.

– Двадцать три по воде и три по суше. И три дня отдыха.

– Что за дни по суше? – спросила девушка. – Они для торговли?

– Нет, вы будете торговать по вечерам на остановках. Дни на суше – это волок.

– Что это такое?

Михран принялся толкать перед собой воздух, да так усердно, что опрокинулся на груду шкур.

– Толкать! – со смехом выкрикнул он, все еще стоя на коленях, потер руки и с трудом поднялся. – Ты увидеть! – жизнерадостно пообещал проводник.

Когда Торстен отвязал лодку, портовые гребцы веслами оттолкнули ее подальше от берега. Вся команда радостно загудела, а булгары на борту своей бочкоподобной лодки принялись махать руками. Сольвейг почувствовала, что ею овладевает воодушевление.

– Смотри! – обратилась она к Эдит, которая сидела напротив. – Какие ярко-желтые берега.

– Шафран, – отозвалась та. – Или флаги.

– Цвет светлых надежд. Но я так хотела бы, чтобы Эдвин и Синеус…

– И я, – сказала Эдит.

Налегая на весло, Сольвейг ощутила, как об ее правую руку ударяется что-то в кармане накидки.

«Моя бусина. Мне нужно смастерить кожаный шнурок для нее. И носить на шее. Тогда ее увидит Вигот. Если это он украл бусину, то пропажа скрамасакса – это тоже его рук дело».

А Рыжий Оттар размышлял о своем кормчем и о кузнеце. Позже в тот же день он зажал обоих в углу и пригрозил:

– Если бы я еще в Сигтуне знал то, о чем сейчас догадываюсь, ни один из вас не ступил бы на борт моего корабля. Вижу, между вами пролегла какая-то тень, но первый долг каждого из присутствующих – чтить своих спутников. Если хоть один из вас не будет сидеть смирно, вы оба мне за это заплатите.

Под конец дня, когда судно медленно приближалось к причалу Дубовиков, гребцы уже заработали себе мозоли на ладонях и изнемогали от усталости.

– Ах! – крикнул Михран, указывая на толпу, сгрудившуюся на пристани. – Кого я вижу!

– Кого ты там видишь? – огрызнулся Рыжий Оттар.

– Того, кто сумеет поднять наш дух!

– Я бы с большей радостью утопил сегодня свой дух в добром кубке эля, – отозвался Торстен.

– А теперь полегче, полегче! – призвал всех проводник.

Изящно, будто черный лебедь, проскользила лодка вдоль причала, и Михран, ловко накинув петлю на один из столбов, выпрыгнул на сушу.

Увидев его, один человек на пристани вскрикнул. Опустившись на корточки, он прыжками понесся к Михрану. Тот тоже опустился на четвереньки, и они стали играючи молотить друг друга кулаками, пока наконец не поднялись, хохоча.

– Смик! – воскликнул Михран. – Старый дружище! – Он обернулся к команде: – Смик – скоморох.

– Кто? – не поняла Брита.

Смик схватил ее за мочки ушей и легонько потянул:

– Большие уши! Вот что тебе нужно. Как у нас, зайцев.

– Скоморох, – повторил Михран. – Хотя и наполовину швед.

Смик скроил кислую мину:

– Над этим нельзя смеяться. – Он повернулся к Барду: – Здравствуй, творение!

– Я не такой.

– Не какой?

– Не творение.

– Конечно такой. Человеческое творение. Все в тебе сотворено: от макушки до пальцев на ногах. Все-все. Все мы творения.

– Даже драконы? – спросил Бард.

– Я же сказал тебе, – пояснил Михран. – Это Гардарики. Перекресток, где люди становятся дикими зверьми…

– А зверские создания – людьми, – добавил Смик.

Он потянулся, вынул свой правый глаз и положил себе на язык.

Бард и Брита раскрыли рты.

– Хочешь кусочек, лопоушка? – спросил он.

Брита скривилась.

Смик вынул глаз изо рта и вставил его обратно на место. Дети рассмеялись.

Скоморох оглядел путников:

– У кого-нибудь из вас есть стеклянный глаз?

– У меня есть, – услышала Сольвейг свой звонкий голос. Она посмотрела из-под ресниц на Вигота и увидела, как он напрягся.

– Да неужто? – вопросил Смик.

– Третий глаз, – сказала Сольвейг. – Он видит, каков человек на самом деле.

– Хмм… – промычал Смик. – Да ты мудра.

Все ждали, но Сольвейг больше так ничего и не сказала. «Не сейчас, – подумала она. – Придет еще время».

Тем вечером они сидели вокруг костра из веток, что прибило к берегу течением. К ним присоединились некоторые жители Дубовиков. Смик вел рассказ:

– Это история про викингов – в честь этой лодки, приплывшей к нам в Гардарики. Но помните: половина из тех, кто живет здесь, родом из Швеции, Норвегии или Дании. В крайнем случае, оттуда были их деды.

Смик рассказал про вспыльчивого Тора, о том, как его обхитрил правитель великанов. Они соревновались, кто больше сможет выпить. Тор думал, что пьет эль из огромного рога, но на деле он пытался осушить море. Затем настал черед состязания в еде; соратник Тора Локи полагал, что его соперником был молодой великан, но оказалось, что это был Огонь. Молодой слуга Тора бежал на скорость – против него выступала Мысль, а когда наконец Тор схватился в борьбе с ужасной беззубой старухой, он пытался побороть саму Старость.

Многие слушатели смеялись и хлопали в ладоши всякий раз, когда великаны одерживали верх над Тором или его спутниками. Но Сольвейг думала об оборотнях, что таятся в лесах Гардарики, и, когда герои сказания спаслись бегством и рассказ подошел к концу, она тряхнула головой.

– Ну как? – спросил Михран.

– Правильная история.

– Я наблюдал за тобой, – сказал ей проводник.

– Если Тору грозила опасность, то чего же ожидать нам?

Михран развел руками.

– Очень важно выбрать правильную историю, – заметила Сольвейг.

– Да и правда. А в окрестных лесах богатыри…

– Кто?

– …великаны тоже слушали.

Сольвейг кивнула:

– И духи. Духи огня, духи воды.

Девушка обхватила себя руками.

– Смик ведь рассказывал и про них, – объяснил Михран. – И они слушали, чтобы убедиться, что он ничего не переврал.

– А я знаю историю о молодой женщине, которая повела свой рассказ не вовремя и дорого за это заплатила. Я потом поделюсь ею с тобой.

– Когда придет подходящий день, – с веселой улыбкой сказал Михран.

– Да, – отозвалась девушка. – Всему свое время – так мне однажды сказала жрица.

Спутники стали возвращаться на корабль. Хотя дни понемногу становились теплее, ночью все еще было зябко. Сольвейг свернулась под оленьей шкурой, но дремота охватила ее не сразу.

«Мы все смеялись над Смиком, – подумала она. – Все, кроме Вигота. Смех похож на лекарство, он успокоил нас».