Текст книги "Львица"
Автор книги: Кэтрин Скоулс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
«Успокойся. Ты уже не маленькая, – упрямо сказала она самой себе. – Ты старше Зури, а он один управляется со всем стадом. Ты даже сильнее его. Во всех ваших потасовках побеждаешь всегда ты».
Взяв в руку камень, Энджел повернулась в сторону стервятников.
Но они смотрели куда-то в сторону. Их крючконосые головы были направлены куда-то вправо. Энджел перевела взгляд и обомлела от страха, увидев, что именно завладело их вниманием.
Фиси. Гиены.
Их была целая стая. Пока еще они находились сравнительно далеко, но уже направлялись сюда своей странной неровной рысью. Вожак стаи завыл, и его вой был похож на безумный хохот.
Матата, стоявший возле колючего кустарника, жалобно замычал. Встревожившись, Мама Киту высоко подняла голову. Энджел переводила взгляд от гиен к верблюдам, думая, не побежать ли ей к ним. Мама Киту их мигом всех раскидает.
Пытаясь понять, успеет ли она добежать до верблюдов из-за своего укрытия за небольшой скалой, Энджел теряла драгоценные минуты. Тем временем гиены уже подбежали к могиле. С ворчанием и фырканьем, похожим на кашель, они обнюхивали камни. Энджел в ужасе наблюдала за ними. Вожак стаи, по всей видимости, пострадал в драке: из раны на его шее свисало что-то розовое. Затем он медленно повернул свою грязную злобную морду к девочке и снова зашелся жутким визгливым смехом.
Энджел схватила сумку Лауры и замахнулась, метя в голову гиены. Сумка с глухим стуком ударилась о косматую голову животного. Гиена немного попятилась, но тут же двинулась вперед, обнажив острые клыки.
Остальные гиены тоже начали постепенно подбираться к Энджел. Она почуяла их омерзительный запах, и ей стало по-настоящему страшно. Размахивая сумкой, девочка смогла какое-то время держать животных на расстоянии. Разозленные гиены отступали на несколько шагов назад, но тут же подкрадывались все ближе и ближе. В конце концов Энджел не выдержала, и из ее горла вырвался пронзительный крик:
– Мама! Мамочка! – Она прекрасно понимала, что никто ей не ответит, но продолжала повторять невольно сорвавшиеся с ее губ слова: – Мама… Мамочка… – Крик Энджел перешел в рыдания. – Пожалуйста, помоги…
До нее доносился испуганный рев верблюдов. Воздух был наполнен шумом и гомоном. Частое дыхание и сопение гиен неумолимо приближалось. Нетерпеливо хлопая крыльями, кричали стервятники, наблюдавшие за происходящим. К этому примешивался пронзительный, похожий на крик новорожденного вопль, который, казалось, исходил из ее собственного горла.
Внезапно мешанину голосов прервал новый звук – протяжный, глубокий рык. Сметая все на своем пути, он прокатился по равнине подобно огромной волне.
Гиены прижали уши и повернули свои тупоносые морды в сторону, откуда послышался рев.
Размашистыми прыжками сюда направлялась львица. В свете послеполуденного солнца ее шерсть отливала золотом. Подойдя к плоскому камню, на котором они завтракали с Лаурой, львица остановилась. Запрокинув голову, она снова издала глубокий рык. Энджел увидела обнажившиеся огромные зубы и длинный розовый язык.
Девочка не могла оторвать взгляд от львицы. Краем глаза она увидела, как гиены потихоньку убегают прочь. На своем месте остался только вожак. С рычанием он скреб землю задними лапами, но, как только львица двинулась к нему навстречу, он отвернулся и трусливо последовал за своими собратьями.
С того места, где стояли верблюды, послышался громкий треск. Мама Киту в страхе попятилась. Ветка, к которой она была привязана, теперь болталась на веревке и била верблюдицу по ногам. Энджел увидела, как Мама Киту стремглав понеслась вверх по холму, а за ней едва поспевал Матата.
Энджел прижалась спиной к скале, наблюдая, как львица неумолимо приближается к ней. Девочка знала, что теперь ничто ее не спасет. Ей вспомнились окровавленные туши, которые мясник развешивал возле своей лавки: белый жир и красное мясо, сплошь покрытое мухами. Ее сердце бешено колотилось в груди, от страха перехватило дыхание. Но затем ей пришла в голову новая мысль: она умрет здесь, рядом с мамой, и ее мучениям будет положен конец. Успокоенная этой мыслью, она закрыла глаза в ожидании.
Стояла напряженная тишина. Энджел слышала лишь мягкие шаги приближавшейся к ней львицы, а также привычное щебетание птиц и гул насекомых. В какой-то момент ей показалось, что львица не собирается на нее нападать. Но тут же в ее ноздри ударил влажный мускусный запах. Буквально через секунду ее лицо обдало теплым дыханием. Энджел открыла глаза. Львица стояла прямо перед ней. На ее подбородке, покрытом светло-коричневой шерстью, и на самой пасти были свежие следы крови. Окаменев от страха, Энджел увидела, как львица разомкнула челюсти, обнажив черные десны, острые зубы и изогнутый дугой розовый язык. Где-то из глубины ее глотки послышался низкий звук, но вместо того, чтобы извергнуться в виде могучего рыка, он вылился в ласковый высокий оклик, прозвучавший песенной нотой. От удивления Энджел даже приоткрыла рот. В следующее мгновение она встретилась глазами с львицей, и на какой-то миг ясный взгляд золотистых глаз животного приковал ее внимание. Но тут же Энджел вспомнила слова Зури: «Никогда не смотри дикому животному в глаза, если только ты не собираешься с ним драться». Опустив голову, девочка отвела взгляд в сторону. Наблюдая краешком глаза за львицей, она увидела, как животное снова открыло свою пасть. Следующее, что она почувствовала, – это сухой шершавый язык на своей щеке.
Затем львица снова издала клич – на этот раз еще более ласковый, почти похожий на мурлыканье. Руки и ноги Энджел сковало от напряжения. Она услышала какой-то шорох за спиной у львицы и, медленно переведя взгляд, увидела пушистого львенка. Тот уставился на девочку своими круглыми желтыми глазами, аккуратно очерченными черной каемкой. Следом за ним появился второй львенок, а за ним – третий. Львица не обратила на них никакого внимания. Она отступила на шаг от девочки. Казалось, она ждала от нее какой-то реакции. Но Энджел не шевелилась. Львица опустила свою голову цвета охры и мягко подтолкнула девочку носом. Та все равно не двигалась, и тогда львица подтолкнула Энджел еще раз.
Девочка сделала шаг в сторону от скалы. Выйдя на открытое пространство, она оказалась впереди животного. В страхе и замешательстве Энджел неуверенно пошла вперед. Львица шагала следом за ней вверх по холму, мимо сломанного дерева, к которому была привязана Мама Киту. Трое львят кружили возле ее ног, тычась мокрыми носами в пальцы ее ног.
Взойдя на холм, львица поравнялась с Энджел. Теперь они шли бок о бок. Девочка подняла голову, наблюдая за поступью животного. Инстинктивно она чувствовала, что ей нужно идти аккуратно, стараясь не споткнуться. Ей ни в коем случае нельзя сейчас упасть, показав свою слабость и бесполезность. Ей нужно выглядеть смелой и сильной. С этими мыслями она заставила себя побороть дрожь в коленках и идти дальше твердым шагом. Солнце клонилось к горизонту за их спинами, отбрасывая на землю тень от ее тонкой фигурки. Возле ее ног игриво прыгали тени львят, а рядом с ней – тень львицы, могучей и бесстрашной.
Глава 2
Эмма наклонилась вперед, всматриваясь в пыльную, уходящую вдаль дорогу. По обеим сторонам дороги росли невысокие кусты, валялись груды камней и желтые пучки высохшей травы. Кое-где она заметила небольшие деревья, которые отбрасывали скудную тень. Еще не было и девяти утра, но день уже обещал быть жарким. Намокшая рубашка Эммы прилипла к телу.
– Мне казалось, мы должны были приехать, – обратилась она к водителю.
– Не волнуйтесь, – ответил тот. – Скоро мы ее найдем.
Завидев на дороге глубокую яму, водитель резко затормозил. Машину повело в сторону, на песок, и Эмма схватилась за металлическую приборную доску. Мози с силой повернул руль, возвращая «лэнд крузер» обратно на покрытую щебнем дорогу.
Они въехали в заросли кактусов. Гигантские, сплетенные между собой растения были похожи на огромные канделябры. Их высокие сине-зеленые стволы с продольными желобками были покрыты рядами острых шипов. Они были по-своему красивы – но красота эта была жесткой и суровой, как и вся здешняя природа, испепеленная солнцем. Эмма снова перевела взгляд на узкую, устремленную вдаль дорогу. Постепенно заросли кактусов стали более разреженными и вскоре снова уступили место открытой местности.
Вдруг Мози указал на большую табличку с левой стороны от дороги. Кусты разрослись так буйно, что частично закрывали надпись. Краска почти полностью выгорела, но Эмме удалось разобрать слова: Центр исследований лихорадки Оламбо.
Она не сводила глаз с надписи, пока та не осталась у них позади. Эмма заправила рубашку в джинсы, после чего, сняв косынку с запыленных волос, кое-как пригладила их рукой и завязала в хвост. Затем она достала из кармана тюбик бальзама и провела им по губам.
Дорога обогнула невысокий холм. Эмма внимательно разглядывала окружающую местность. Ее охватило радостное волнение, смешанное с тревогой. После стольких лет она наконец оказалась здесь! Она увидела небольшое здание с побеленным фасадом, который резко выделялся на фоне серой земли с клочками желтой травы.
– Хорошо, что мы уже доехали, – вздохнув, произнес Мози и указал на приборную доску. – Еще немного – и мотор бы перегрелся.
Эмма наклонилась, чтобы разглядеть температурный датчик. Стрелка почти стояла на красном. Мози постучал пальцем по стеклянному табло, но стрелка не сдвинулась с места.
Когда они остановились, над машиной поднялось целое облако пыли. Эмма подождала, пока она осядет, и вылезла из машины, прихватив с собой свою зеленую кожаную сумку с ремнем, которую повесила через плечо. Небольшие облачка мелкого серого песка поднялись вверх от сандалий, когда она ступила на землю. Эмма почувствовала, как на ее лицо, влажное от пота и солнцезащитного крема, тонким слоем садится пыль. Заметив свое отражение в боковом зеркале, Эмма наклонилась, чтобы посмотреть, как она выглядит. В запыленном зеркале она увидела темные волосы и глаза, выделяющиеся на фоне светлой кожи. Она вытерла грязь со щеки и поправила воротник. Затем, выпрямившись, она одернула прилипшую к спине рубашку и почувствовала приятный холодок на влажной коже.
Тем временем Мози уже обходил спереди машину, чтобы открыть капот.
– Нужно немедленно проверить радиатор.
– Нужно посмотреть, есть ли здесь кто-нибудь, – отозвалась Эмма, и на ее лице появилось выражение обеспокоенности. Она предварительно направляла сюда запрос, но так и не получила ответа. Судя по состоянию таблички на дороге, вполне могло случиться, что станцию давно закрыли. Но Эмма подумала, что, даже если ей не удастся войти внутрь, она сможет посмотреть через окно.
Направившись в сторону дома, она услышала звук открывающегося капота и тут же последовавшее за ним шипение пара от радиатора.
Эмма посмотрела на стоящее перед ней здание. У нее возникло ощущение, что это строение здесь не к месту и должно находиться где-нибудь в другом окружении. Казалось, будто единственное, что удерживает здание на земле, – это высокий забор из проволочной сетки, окружавший двор. Сразу же за жестяной крышей дома виднелись равнинные просторы с разбросанными кое-где грудами камней и одинокими невысокими деревьями. Местами виднелись муравейники – причудливые башни, возведенные из комьев красной земли. Медленно шагая по направлению к дому, Эмма посмотрела на линию горизонта. Вдалеке возвышалась гора – ярко-фиолетовый треугольник почти идеальной формы, выделявшийся на фоне дымчато-голубого неба. По очертаниям гора напоминала вулкан. Если бы Саймон был здесь, подумалось ей, он бы рассказал о происхождении этого ландшафта и объяснил, каким образом можно прочесть историю этой местности по скалам, камням и песку. Но он сейчас был далеко – так далеко, как только можно себе представить.
Эмма ускорила шаг. Подойдя поближе, она увидела бетонные ступеньки, ведущие к широкой веранде. По обеим сторонам от двери, выкрашенной в зеленый цвет, имелось по одному окну, забранному решеткой. Побеленные стены были сильно испачканы, а на жестяной крыше местами виднелись оранжевые пятна ржавчины.
– Есть здесь кто-нибудь? – громко спросила Эмма и услышала в ответ лишь жужжание насекомых и звонкий крик кружащей в небе птицы.
Пройдя вдоль забора, Эмма очутилась у тыльной стороны дома. Заднюю стену дома загораживал бак для воды. Эмма окинула взглядом двор, представлявший собой большой квадратный кусок серой земли. Во дворе стояли неуклюжие постройки из гофрированного железа. Между крышей и покосившимся столбом была протянута бельевая веревка, но на ней не сушилось никакого белья. Кроме этого Эмма увидела небольшой огород, который был отмечен раскрашенными камнями. Судя по тому, что завяли даже сорняки, за ним уже давно никто не ухаживал. Возле ворот стоял припаркованный «лендровер», но на вид автомобиль был таким старым, что сложно было представить, что он когда-нибудь сможет тронуться с места.
Вернувшись к главной входной двери, Эмма взошла по ступенькам и постучала. Однако тяжелое плотное дерево, из которого была изготовлена дверь, поглотило звук. Эмма подергала за ручку. С небольшим скрипом дверь отворилась.
Эмма тут же попятилась, потому что из открытой двери выскочила курица и, хлопая крыльями, промчалась у нее между ног. Помедлив, Эмма вошла внутрь и очутилась в темном узком коридоре. Пахло дымом и едой. В дальнем конце коридора она увидела дверь, выходящую на задний двор. Дверь была открыта, и дневной свет проникал в коридор. На ступеньках, повернувшись лицом во двор, сидел человек. Сначала Эмма увидела только его силуэт, но очень скоро ее глаза привыкли к свету, и она смогла различить черные волосы, широкие плечи и сильные мускулы, бугрившиеся под рукавами белой футболки. После секундного колебания Эмма окликнула его:
– Добрый день!
Единым слаженным движением мужчина поднялся на ноги и повернулся к ней лицом. Он был босиком, в длинных штанах цвета хаки. Возле своей груди он держал маленького ягненка с рыжей курчавой шерстью. Освободив одну руку, он вытащил из ушей наушники своего айпода.
Какое-то мгновение они просто стояли и смотрели друг на друга. Про себя Эмма отметила правильные черты его лица, шрам на верхней части лба и глаза, которые выглядели почти черными при тусклом освещении коридора. На вид ему явно было больше двадцати, но меньше сорока. Затем Эмма перевела взгляд на ягненка, лежащего у него на руках. Его тонкие ноги и широкий плоский хвост свисали вниз, а курчавая голова покоилась на сгибе локтя мужчины.
– Эта малышка была больна, – сказал он. – Но сейчас ей лучше, и она может вернуться к матери. – С этими словами он кивнул в сторону коричневой бутылки из-под пива, к горлышку которой была приделана детская соска для кормления. – Она выпила уже много молока.
Эмма с улыбкой ответила:
– Да, она настоящая красавица.
При звуке ее голоса животное открыло свои ясные, излучающие свет глаза.
– Чем могу помочь? Вы заблудились? – Мужчина свободно говорил по-английски, правда, с легким африканским акцентом.
– Нет, я не заблудилась. Мне нужно поговорить с кем-то, кто отвечает за работу станции.
– Нас тут только двое – я и мой помощник. Я – ветеринар и глава исследовательского проекта. Меня зовут Дэниэл Олдеани. – Он переложил ягненка в левую руку, а правую протянул ладонью вверх для рукопожатия.
Эмма пожала его руку. Возникло чувство некоторой неловкости, как будто каждый из них по-своему интерпретировал этот жест.
– Я – доктор Линдберг. Эмма Линдберг. Я отправила письмо, в котором сообщила, что хочу посетить станцию.
Дэниэл, казалось, был удивлен, услышав это.
– Я ничего не получал. Скорее всего, оно не дошло. Такое случается.
Он окинул взглядом Эмму, как будто ища зацепки, которые могли бы сказать ему, кто она такая. По всей вероятности, он думал о том, что для доктора она слишком молодо выглядит. Гости, приезжавшие в институт, всегда принимали ее за студентку. Затем мужчина улыбнулся, блеснув белыми зубами, которые выделялись на фоне темной кожи.
– Вы приехали к нам работать? Я тоже отправлял письма – множество писем – с просьбами прислать нам кого-нибудь в помощь.
– К сожалению, нет. – Эмма покачала головой. – Я приехала по личному делу. Здесь, на этой станции, когда-то работала моя мать – еще в начале 80-х. Она занималась полевыми исследованиями от Североамериканского эпидемиологического центра. – Эмма обернулась в сторону комнат, мимо которых она прошла. – Мне просто хотелось посмотреть, где она работала.
Дэниэл помолчал несколько секунд, а затем мягко ответил:
– Я сочувствую вашему горю, которое привело вас сюда.
– Вы ее знали? – удивилась Эмма.
– Я тогда был еще совсем ребенком и поэтому ничего не помню. Но люди здесь ее не забыли. Получается, что вы – дочь Сьюзан Линдберг, – сказал Дэниэл и опустил голову. – И вы приехали сюда, чтобы почтить ее память. Добро пожаловать.
От избытка чувств Эмма не могла произнести ни слова. Из всех людей, кому она рассказывала о предстоящем путешествии, Дэниэл Олдеани был первым, кто сразу понял, зачем она сюда приехала. Для нее эта поездка была не просто попыткой удовлетворить любопытство или предлогом посетить Африку. Для нее это путешествие было прежде всего тем, что называют паломничеством.
– Вы к нам надолго? – спросил Дэниэл. – Здесь нет гостевой комнаты, но мы что-нибудь придумаем.
– Не беспокойтесь, – поторопилась ответить Эмма. – Я совсем не собиралась здесь оставаться. Я приехала с водителем из компании, которая устраивает сафари. Он должен отвезти меня туда, где начинается экскурсия к кратеру Нгоронгоро. К вечеру я планирую быть уже там.
– Вы, я вижу, очень спешите! – с улыбкой сказал Дэниэл и жестом пригласил ее пройти за ним. – Давайте я вам покажу станцию.
Эмма пошла было за ним, но тут увидела Мози, подошедшего к задней двери.
– Это мой водитель, – сообщила она Дэниэлу.
Оба мужчины пожали друг другу руки и завели разговор, как догадалась Эмма, на суахили. Через пару минут Дэниэл повернулся к ней и сказал:
– Вашему водителю нужна помощь с радиатором. Я провожу его в деревню. И заодно отнесу этого ягненка хозяину. – И тут же добавил, указывая рукой на дверь, находящуюся справа по коридору: – Лаборатория вон там. Можете зайти и посмотреть. К сожалению, моего помощника сейчас нет. Он уехал по делам в Арушу, так что некоторое время вам придется побыть одной. Но я скоро вернусь.
С этими словами он поднял ягненка и, придерживая животное за копыта, осторожно положил себе на плечи.
Когда они ушли, Эмма медленным, но твердым шагом направилась в лабораторию. Когда она открыла дверь, в коридор пролился яркий солнечный свет. В воздухе чувствовался знакомый запах химических реактивов.
Стоя в дверном проеме, Эмма дернула плечом, освобождаясь от сумки, которая медленно соскользнула на бетонный пол. Она окинула взглядом комнату. Свет проникал в помещение из двух окон – с передней стороны дома и с боковой. На рабочем столе возле двери стоял переносной изолятор – герметичный стеклянный контейнер с двумя отверстиями впереди, к которым была прикреплена пара желтых резиновых перчаток для мытья посуды. Тут же находилась большая керамическая раковина, над которой висело зеркало. Один из углов комнаты был полностью завален проволочными клетками разного размера. В другом углу стояла странная конструкция, закрытая спереди занавеской. Скорее всего, там были полки для хранения вещей. Рядом с боковым окном Эмма увидела еще один стол и старый деревянный стул.
Эмма подошла к столу, заваленному множеством коробочек, в которых хранился обычный лабораторный инвентарь: ватные тампоны, предметные стекла, пробирки для сбора анализов, одноразовые перчатки. Среди коробок стоял цветочный горшок, в котором рос необычный розовый цветок на толстом стебле без листьев.
Эмма опустила руки на спинку стула. Она видела фотографии матери с полевых исследований и знала, как она могла выглядеть и во что была одета. Эмма была рада тому, что осталась сейчас одна. Ничто не могло прервать ее размышления. Перед глазами вставали образы матери, сидящей здесь, за этим самым рабочим столом, много лет назад.
Эмма представила ее одетой в зеленый лабораторный халат и блестящий клеенчатый фартук. На ногах – белые резиновые сапоги. Длинные темные волосы зачесаны назад, так что лицо оставалось открытым – с темными кругами под глазами и нахмуренным от постоянного напряжения лбом. Вокруг нее на столе разложены предметные стекла и пробирки. Вечереет. Косые лучи солнца проникают в комнату через окно. В одной руке она держит наполненный темной кровью шприц, а в другой – колпачок для иглы.
Сьюзан осторожно поднесла колпачок к игле. Это привычное движение она повторяла десятки раз на протяжении дня, но только сейчас – то ли свет попал в глаза, то ли сказалась накопившаяся усталость – случилось что-то, из-за чего она потеряла концентрацию…
Почувствовав, как игла входит в ее большой палец, она ахнула. Сорвав с руки перчатку, она поднесла ее к свету и растянула резину в поисках дырочки от укола, надеясь, что игла на самом деле не вошла в нее. И тут же ее охватил ужас, когда она увидела, что игла все-таки проткнула перчатку. Затем она принялась судорожно отмывать руку, обильно поливая ее чистящим средством. Она пробовала выдавливать кровь из маленькой ранки, прекрасно осознавая бесполезность этих действий. Единственным верным путем к спасению была немедленная ампутация пальца. Но в то же время кровь в шприце еще не прошла анализы и, вполне возможно, она не была инфицирована. Ее коллега в тот момент собирал анализы в деревне, и ей не с кем было даже посоветоваться. Той же самой рукой, которую она собиралась искалечить, она потянулась за скальпелем.
Внезапно она передумала, решив подождать и надеясь на лучшее.
На протяжении четырех тягостных дней Сьюзан продолжала работать, в страхе ожидая появления первых признаков болезни. Вскоре она почувствовала слабое першение в горле и уже спустя несколько часов стало очевидно, что она заразилась смертельно опасной болезнью. От нее не было лекарства, и только двадцати процентам заболевших удавалось выжить. Сьюзан понимала, что через несколько дней ее, скорее всего, ждет такая же мучительная смерть, свидетелем которой она становилась много раз.
Ей никогда уже не вернуться домой к своему мужу и ребенку.
Эмма закрыла глаза. Она переживала эту историю бесчисленное множество раз. Несколько лет назад она специально изучила обстоятельства смерти матери, но здесь, в этой комнате, все чувствовалось гораздо острее. Эмму бросило в холодный пот, она едва удержалась на подкосившихся ногах. Подойдя к раковине, она повернула кран и, наклонившись, плеснула в лицо водой.
Подняв голову, Эмма посмотрела на себя в зеркало. С ее носа и бровей капала вода. Она сделала глубокий вдох. Вот уже двадцать пять лет, как умерла Сьюзан. Когда это случилось, Эмме было всего семь лет. Она немногое помнила из того, что произошло. Тем не менее она тщательно хранила в памяти образ матери, добавляя к реальным воспоминаниям свои собственные мечты и догадки. На протяжении всех этих долгих лет Эмма черпала спокойствие в размышлениях о том, что мама прошла весь этот путь до нее, – она знала, как это, когда тебе исполняется двенадцать, когда ты заканчиваешь школу, начинаешь встречаться со своим первым парнем, находишь первую в жизни работу. Незримое присутствие матери с ее мудростью и силой помогало ей чувствовать себя не столь одинокой.
Но этому скоро наступит конец. Как раз сегодня Эмме исполняется тридцать два года. Столько же лет было ее матери, когда она умерла. Следы, по которым она шла все эти годы, сегодня оборвались. Они дошли до края известной им карты, и сейчас Эмме предстоит самостоятельно прокладывать себе дорогу.
От этой мысли ей стало не по себе. Эмма просто не представляла, каким образом она будет жить дальше без постоянного ощущения, что Сьюзан где-то рядом. Но в то же время Эмма смутно надеялась на то, что, если ей удастся каким-то образом подвести черту под своим прошлым, она наконец сможет стать счастливой. Она понимала, что должна быть благодарна судьбе. Глядя на свое отражение в зеркале, она мысленно перечисляла все хорошие вещи в собственной жизни. Успешная карьера, любимая работа в главном институте медицинских исследований Австралии. Мужчина, который разделяет ее страсть к науке и поддерживает ее в работе. Их новая квартира со стильным шведским интерьером. Гардероб, полный дизайнерской одежды. Свежие цветы, которые ставит на стол домработница, приходящая к ним два раза в неделю. Ужины в самых престижных ресторанах Мельбурна, даже без какого бы то ни было особого повода. Такой жизни позавидовал бы всякий. Но при всем этом Эмма чувствовала, что ей чего-то не хватает – как будто с потерей матери она утратила некую важную часть самой себя.
Эмма вглядывалась в отражение своих глаз. Теперь, когда настал этот день и она приехала сюда, Эмма ожидала какого-то ощущения завершенности – понимания того, что закончился какой-то долгий цикл. Но вместо этого она чувствовала, что все еще находится в состоянии некой прострации. Точно такое же чувство она испытывала тогда, много лет назад, когда отец позвал ее в свой кабинет и сообщил ужасное известие. Долгое время она не могла поверить в смерть матери. Она представляла, что Сьюзан осталась тайно жить в Африке и когда-нибудь вернется домой. Ведь им не представили ни единого доказательства того, что она умерла. Они с отцом не видели даже гроба с ее останками. Так как Сьюзан заразилась неизлечимым вирусом, ее тело нельзя было перевозить в другую страну. Ее предали огню прямо здесь, на станции, вместе со всей одеждой и даже матрацем, на котором она лежала в последние дни своей жизни. Все было сожжено и обращено в прах.
Эмма повернулась лицом к окну, представляя, как ветер рассеивает пепел от костра, смешивая его с серой пылью…
Однако зрелище, которое она неожиданно увидела в окне, заставило ее отпрянуть. Почти весь оконный проем занимала верблюжья морда, покрытая мохнатой коричневой шерстью.
Эмма в недоумении смотрела на животное. Из-за решеток на окне казалось, будто животное находится в клетке зоопарка, только с той разницей, что сейчас оно пребывало снаружи и с любопытством разглядывало Эмму. Большие темные глаза верблюдицы были обрамлены длинными изогнутыми ресницами, а ее бледно-коричневый нос просунулся между прутьями решетки, уткнувшись в оконное стекло.
Наклонившись ближе к окну, Эмма выгнулась, чтобы увидеть животное целиком. На спине у верблюдицы была пристегнута деревянная рама с одеялами, свернутыми наподобие седла. По обе стороны от рамы висели набитые вещами сумки, сшитые из грубого полотна и украшенные ярким полосатым узором. Но хозяина верблюдицы нигде не было видно.
Эмма открыла входную дверь и увидела, что верблюдица была не одна – рядом с ней стоял верблюжонок. Сойдя вниз по ступенькам, Эмма заметила, что верблюдица держит одну ногу слегка приподнятой. Шерсть возле копыта была покрыта запекшейся кровью, а на веревке, привязанной к поводьям, болталась сломанная ветка.
Загораживаясь от солнца, Эмма подняла руку к лицу и еще раз окинула взглядом окрестности, но перед ней, как и прежде, были лишь редкие деревья, муравейники и груды камней. И больше ничего. Эмма вновь внимательно осмотрела песчаную тропинку, ведущую от дороги к дому, но единственные следы, которые она обнаружила, были ее собственные.
Прихрамывая на раненую ногу, верблюдица направилась в сторону Эммы, но та, слегка оробев, попятилась. Верблюдица была гораздо выше рослой лошади, а самым большим животным, с которым Эмма привыкла иметь дело, был золотистый ретривер, принадлежавший одному из ее друзей. Однако верблюдица все-таки подошла к ней вплотную и после недолгого колебания опустила голову, чтобы понюхать ее волосы. Эмма вздрогнула, но подумала, что лучше сохранять спокойствие. Тем временем на ее плечо приземлился твердый подбородок, а щеки защекотала мохнатая морда.
Эмма стояла не шевелясь. Ей хотелось куда-нибудь убежать, но она не решалась это сделать, поскольку боялась потревожить животное. Интересно, как долго верблюдица будет держать голову на ее плече и что у нее вообще на уме? Краем глаза Эмма увидела, что верблюжонок побрел по направлению к кусту, в тени которого сидели две курицы. К ее большому облегчению, верблюдица подняла наконец голову и поковыляла к своему отпрыску. Эмма вытерла слюну со своего плеча. Распугав куриц, верблюжонок забрался под брюхо матери и приложился к ее вымени. Верблюдица терпеливо стояла на одном месте. Тут Эмма вспомнила про бак с водой на заднем дворе. Кажется, там же, под краном, стояло и ведро.
Она поспешила за угол дома и тут же увидела, что верблюды пошли за ней следом. Эмма побежала вперед, чтобы открыть для них ворота. Возле бака с водой она присела на корточки и, осторожно поглядывая в сторону приближающихся животных, наполнила ведро. У крыльца стояло второе ведро, и Эмма наполнила его тоже. Затем она поставила оба ведра на достаточном расстоянии друг от друга и отступила в сторону. Верблюдица настороженно фыркнула, но все же подошла к одному из ведер, опустила в него голову и с шумом начала пить. Верблюжонок последовал примеру матери, а Эмма тем временем тихонько прошла позади них и закрыла ворота.
Оставаясь на расстоянии, Эмма наблюдала за животными. Когда верблюдица повернулась к ней боком, она заметила, что одна из переметных сумок порвалась и из нее выглядывает содержимое. Чуть приблизившись, Эмма увидела краешек москитной сетки, какую-то узорчатую ткань, а также круглую черную баночку с красной крышкой и этикеткой, которую она не могла не узнать. Эмма подошла еще на несколько шагов и убедилась, что не ошиблась. Мармайт[1]1
Фирменное название питательной белковой пасты для бутербродов в Великобритании. (Здесь и далее примеч. пер.)
[Закрыть]. Один из ее коллег по институту был родом из Англии. Он всегда держал у себя баночку этой пасты, утверждая, что «Веджемайт» – австралийский аналог этого же самого продукта – слишком густой и несоленый. Эмма нахмурилась. Трудно представить, что африканский погонщик верблюдов возьмет с собой в дорогу банку «Мармайта».
Напившись, верблюдица отшвырнула ведро в сторону. Эмма надеялась, что она сядет на землю, как это обычно показывают в кино, но та продолжала стоять, высоко подняв голову и прикрыв глаза от солнца.
Вытерев предплечьем пот с лица, Эмма прошла внутрь дома и принесла оттуда стул. Затем она поставила его с одной стороны от верблюдицы и аккуратно встала на него ногами. Медленными и осторожными движениями она дотянулась до сумки и расстегнула ее. Стоя на кончиках пальцев, она вытащила оттуда все, что получилось нащупать. Там была женская блузка из легкой, окрашенной вручную ткани, шелковая подкладка от спального мешка. Затем ее рука коснулась чего-то, что ей не удалось определить на ощупь. Оказалось, это был моток толстой пряжи с воткнутыми в него спицами: кто-то вязал красный шарф простой чулочной вязкой.