Текст книги "Возвращение к жизни"
Автор книги: Кэтрин Куксон
Соавторы: Кэтрин Марч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Глава 6
Моя новая книга оказывала на меня особое влияние. Хотя я несколько видоизменила персонажей и облик поместья Лаутербек, глубинная суть жизни его обитателей проступала в каждой написанной строчке. Но больше всего меня тревожило другое. Я поняла: мне придется в состав действующих лиц романа ввести и себя. Против воли я оказалась втянутой в водоворот драматических событий. С героями предыдущих книг меня связывало многое, но я играла в них роль чувствительной, болезненной и беззащитной героини.
Однако с первых же страниц нового романа возникал образ самовлюбленной и эгоцентричной особы, производившей не лучшее впечатление.
Мой автопортрет мне не нравился. Но я не могла ни заменить, ни убрать эту героиню из сюжета книги, так как она органично вписывалась в драму семьи Маквеев. Я понимала, что судьбы главных персонажей должны были мою героиню заставить меньше думать о себе. Однако, следуя законам творчества, пришлось «обогатить» ее характер некоторыми несвойственными мне самой чертами. Такое «насилие» над прототипом происходит часто, когда герои книги начинают жить по своим законам, диктуя поведение автору. Я хотела сделать свою героиню сердечной и отзывчивой, какой ощущала себя. Она мне виделась чутким человеком, к которому со своими бедами обращаются люди, и, несмотря на свою молодость, походила душевной красотой на тетю Мэгги. Мне хотелось, чтобы моей героине было присуще чувство сострадания и жертвенности. Но в моем благородном замысле не хватало каких-то важных психологических звеньев.
Однажды, в минуту отчаяния, я вбежала к тете Мэгги с покаянием. Возможно, причина всех несчастии скрывалась во мне: отец и мать меня бросили, Ян оказался двоеженцем. Я никогда не забуду его обличения: «Вспомни хорошенько, я ведь никогда тебе не предлагал выйти за меня замуж. Ты сама сделала мне предложение».
Утешая меня, тетя Мэгги сказала исцеляющие слова: «Это не твоя вина. Ты добрая и славная девушка с горячим любящим сердцем. Те, кто не может разглядеть этого за твоей сдержанностью, Господом лишены способности глубоко чувствовать». Тетя Мэгги, словно опытный психолог, назвала мои истинные, лучшие черты. Теперь же я хотела, чтобы эти свойства характера проявились и в судьбе моей героини, но они ни в какую не оживали под моим пером.
Меня так захватил роман, что в последующие недели я видела Дэви Маквея всего дважды, да и то издалека. В хорошую погоду тетя Мэгги совершала свой ежедневный «молочный» поход в дом за холмом и по возвращении высказывалась не очень лестно о Флоре Клеверли.
В одно из таких «молочных» посещений до Маквеев тетушка, вернувшись в коттедж, разразилась гневной тирадой.
– Эта наглая особа все больше и больше распускается. Уверена, в семье назревает бунт. Правда, следует отдать должное ее пчелиному трудолюбию: она всех обстирывает, у нее на лужайке натянуто восемь веревок, и они до отказа заполнены бельем. Чтобы одолеть такую прорву работы, надо вставать ни свет ни заря. Когда я пришла, была только половина одиннадцатого, а она уже вовсю колотилась на кухне у плиты.
– Должно быть, не так уж Флора преувеличивает, утверждая, что многочисленному семейству пришлось бы без нее туго, – великодушно заметила я. А потом рассказала тете Мэгги о нечаянно подслушанной перепалке между Флорой Клеверли и Дэви Маквеем…
Прошло несколько дней. Я сидела утром за рукописью, когда в гостиную вошла тетя Мэгги, взволнованно прошептав:
– Он принес дрова сам. Может, пригласить его на чашечку кофе?
Моим первым импульсивным побуждением было решительное: «нет». Но, подумав, я трусливо возложила ответственность за приглашение на тетю Мэгги.
– Вам и вправду хочется его пригласить?
– Вообще-то мне безразлично. Хотя, возможно, и хочется. Например, для того, чтобы доказать насмешнику: я не всю свою жизнь провела при дворе королевы Виктории! – Леди овладело азартное настроение.
Тетя Мэгги выглядела сейчас поразительно молодо. Улыбаясь, она вернулась на кухню. Я использовала обеденный стол в качестве письменного, и едва я успела подняться, как в комнату вошел Дэви Маквей. Я не ожидала его так быстро увидеть: можно было подумать, что он стоял за дверью. Потом раздался звонкий голос тети Мэгги, возвещавший, что она скоро принесет кофе.
– Я вам не помешаю? – спросил Маквей.
– Нет. Нисколько. – Я сгребла в кучу исписанные листы. – С удовольствием прервусь. Милости просим.
Он приблизился к разожженному камину. На этот раз Маквей вел себя иначе, чем в тот первый вечер, когда он по-хозяйски вторгся в гостиную через парадный вход. Было заметно, что он несколько смущен, если не сказать – застенчив.
– Вы пишете новую книгу? – Он застыл на ковре перед камином, ожидая, пока я сяду.
– Да, пытаюсь. Творческий процесс требует повседневного труда. Я, словно музыкант, должна постоянно тренироваться.
– Думаю, что это правило относится и к любому настоящему делу, не говоря о призвании. – Он опустился в большое кожаное кресло с высокой спинкой, и, хотя оно было частью гарнитура, я сразу поняла – это было «его кресло».
– Вам нравится в Лаутербеке? – неожиданно спросил Маквей.
– Да, очень.
– И не кажется, что в поместье слишком пустынно?
– Ничуть. Я… мы любим уединение.
– Вы не возражаете, если я закурю? – Сделав несколько глубоких затяжек, он сказал о причине своего визита: – Я хотел поговорить о Франни. Вы, наверное, удивлены, что после моей просьбы разрешить девушке иногда отдохнуть на чердаке она так ни разу и не появилась?
– Мы не раз об этом думали. Надеюсь, с ней все в порядке?
– Боюсь, что нет. Последнее время она почти не бывает около большого дома. Я вчера ходил к ее бабушке: она сказала, что у Франни обычная хандра. Я взял со старухи честное слово, что она сегодня же утром отведет ее к врачу. Бабушка Франни косная и недалекая особа. Не спорю, такой ее сделала жизнь, но девочке от этого не легче.
Я ничего не ответила: мрачный диагноз злобной Флоры Клеверли всплыл в моей памяти.
Какое-то время мы сидели молча. Нарушил тишину Маквей.
– Надвигаются холода, – сказал он. – Вы не представляете, как угнетает непогода: ранние сумерки, затяжные дожди.
– Я не боюсь холодов.
– Не думаю, что вы хорошо знакомы с капризами погоды в графстве Камберленд. Уже в начале декабря бывают дни, когда дорога, соединяющая коттедж с домом, – сплошной каток. Впрочем, вы к тому времени уже уедете. – В голосе Маквея послышалась грусть.
– По всей видимости, да.
Он внезапно поднялся и посмотрел через окно на озеро.
– Я давно хотел извиниться перед вами за тот свадебный день. Не за дорожный конфликт, нет. Происшедшее на шоссе еще как-то можно объяснить, по крайней мере, с точки зрения шоферской этики. Я говорю о другом: о вечере, когда здесь появилась эта буйная компания и Алекс Брэдли… – сделав паузу, он признался: – Все дело в том, что я был так же пьян, как и все остальные, а в этом состоянии меня толкает бес сочинять банальнейшие стихи. Если выпью, я могу подобрать рифму к любой строчке, но стоит мне попытаться сочинить хоть что-нибудь, когда трезв, я наталкиваюсь словно на какую-то непреодолимую преграду: ничего путного не получается.
Я понимала, как ему неприятно вспоминать о драке на берегу озера, и постаралась окончить этот разговор.
– Не стоит больше извиняться. Я уже давно забыла о том вечере. Расскажите мне лучше о своих стихах.
– Стихи – слишком громко. Их, наверное, следует называть рифмованной прозой. Мой отец тоже имел склонность к сочинительству. Он исписывал целые тетради сентиментальными четверостишиями в духе Эллы Викокс, но, если бы вы хоть раз его увидели, вы бы никогда не поверили, что он способен «творить». Отец много пил и был жестким, тяжелым в общении человеком, но тем не менее… – Маквей опустил голову и крепко сжал свою трубку, – …внушал к себе уважение и любовь.
– Он давно умер?
– Когда мне исполнилось четырнадцать лет… Мать умерла, когда я был трехлетним ребенком.
«А потом в доме стала заправлять Флора Клеверли, – подумала я. – И он ненавидит каждый день ее господства».
В гостиной появилась тетя Мэгги. Наш гость поспешил к ней и, взяв поднос, опустил его на угол стола, подальше от моей рукописи.
– Мистер Маквей, я давно хочу спросить. Вы сами сделали все это? – Тетя Мэгги показала на стол и красовавшиеся на длинной полке искусно вырезанные фигурки животных.
– Сам. – Он светло улыбнулся. – Когда я был помоложе, часто баловался разными поделками.
– Они очень милые. Ну а стол – просто королевский. Вы сейчас не увлекаетесь этим искусством?
– Сейчас нет. Не хватает времени. – Дэвид смотрел на резную фигурку лошади, и его обычно суровое лицо смягчилось. – Я проводил здесь целые дни, вырезая полюбившихся зверюшек: меня всегда тянуло к работе с деревом. Но теперь… – он запнулся, – …не до этих забав. – Дэви улыбнулся и, приняв из рук тети Мэгги протянутую ему чашку, учтиво сказал: – Благодарю вас.
Усевшись в «свое» кресло, он воскликнул:
– Совсем вылетело из головы! Я принес вам корреспонденцию. – Маквей вынул из кармана пиджака два письма и протянул мне.
Взяв письма, я по штемпелю и машинописи адреса сразу поняла, что одно из них – от издателя. Второй конверт был подписан от руки, и я узнала почерк Алисы. Ее письмо было отправлено на адрес моего литагента. Мы с тетей Мэгги решили, что будет спокойнее, если мы не оставим Алисе свой новый адрес.
Пока тетя Мэгги беседовала с Дэви Маквеем, с успехом доказывая ему, что ее еще рано списывать в общество ветхозаветных дам, я вскрыла письмо Алисы. Поскольку Алиса была связующим звеном между настоящим и моим трагическим прошлым, мне не терпелось быстрее прочитать ее послание, несмотря на риск испытать новую боль.
В начале письма Алиса сетовала, что, придя навестить нас, обнаружила в доме лишь миссис Бриди, которая ничего толком не знала. Алиса писала, что она даже не знала, что мы уехали из Истборна.
Но когда я прочитала следующие строки, мое сердце тревожно забилось.
Главное, из-за чего я пишу тебе письмо, Пру: хочу тебя предупредить. Может быть, в этом и нет необходимости, но, как говорится, береженого Бог бережет. Дело в том, что Ян вышел из тюрьмы. Ему смягчили приговор, и он сразу же явился к моей матери, надеясь увидеть и тебя в доме напротив. Отец, насколько я понимаю, велел ему убираться вон.
Затем Ян пришел ко мне, в полной уверенности, что я знаю, где вы сейчас находитесь. Он не мог поверить, что ты не оставила мне адреса, и пригрозил, что все равно тебя разыщет. Еще он собирается развестись с женой и вернуться к тебе, Пру. Он думает, что как только получит развод, то сразу его жизнь войдет в нормальное русло. Я пыталась разубедить самоуверенного Яна, но с ним говорить бесполезно.
Думаю, тебе надо быть осторожной, где бы ты ни находилась. Я слишком хорошо знаю Яна и уверена, что он сделает все возможное и невозможное, чтобы тебя разыскать. Вряд ли стоит тебе напоминать, каким неразборчивым в средствах он может быть, когда очень сильно чего-то возжелает. Сейчас, я уверена, он больше всего хочет найти тебя, потому что, насколько вообще он способен любить, настолько бывший «супруг», полагаю, тебя любит.
У него есть ориентиры, чтоб хотя бы приблизительно узнать ваше местонахождение. Он знает, что вы на севере и снимаете там коттедж. Само собой разумеется, он настойчиво расспрашивал миссис Приди, и, если она знает больше, чем говорит, я уверена, он все из нее вытрясет. Он предполагает, что тетя Мэгги наверняка увезла тебя в свои родные места или их окрестности. Он сказал мне; что у нее, как и у всех северян, есть одна слабость – любовь к родным истокам. Не принимай все это слишком близко к сердцу, но все же я считаю своим долгом тебя предупредить.
«Не принимай все слишком близко к сердцу». Мое сердце уже готово было выскочить из груди, и душу снова заполонил страх. Опять тело охватила противная болезненная дрожь. Я еле разбирала слова, произносимые тетей Мэгги; в глазах появились темные пятна, постепенно сливавшиеся в одно большое черное пятно. Я что-то сказала, что именно – не знаю. Затем почувствовала руку тети Мэгги, крепко сжимавшую мое поврежденное запястье. Она сжимала его так сильно, что я вздрогнула от боли. Голос тети Мэгги звучал очень громко и, казалось, раздавался со всех сторон:
– Пру! Сейчас же прекрати! Возьми себя в руки. Вставай, все будет хорошо. Ну что с тобой, Пру?
Никогда еще я не теряла сознания. Мои прежние недуги не сопровождались обмороками. Иногда мне даже хотелось этого, хотя бы для того, чтобы погрузиться в полное забвение. На этот раз, вместо привычного ощущения побега прочь от людей, я услышала свой взбунтовавшийся голос: «Я не хочу его видеть! Не хочу! Нет!» Затем наступила тишина.
Мне казалось, что я продираюсь через плотные слои обволакивающей меня черной ваты, рву ее пальцами, ногтями, пытаясь вдохнуть свежий воздух. Наконец я очнулась и открыла глаза. Надо мной склонилось встревоженное лицо тети Мэгги. Она прижимала к моим губам стакан с водой. Я почувствовала тепло и поняла, что лежу на коврике рядом с камином.
– С тобой ничего страшного не произошло, моя девочка. Расстраиваться просто не из-за чего, – успокаивала тетя Мэгги.
Что меня так расстроило? Я будто лишилась памяти, пока моя бесценная тетушка не промолвила:
– Ты не будешь встречаться ни с кем из тех незваных гостей, кого не захочешь видеть. Никто не попадет в коттедж, минуя мистера Маквея и его дом. Мистер Маквей, ведь это правда?
Словно от сильного удара, я рванулась вперед. Я начисто забыла о присутствии Дэви Маквея, и, когда его ладони, лежавшие во время обморока на моих плечах, придержали меня, я осознала: он сидел на полу около меня, а моя голова лежала у него на коленях.
– Все будет гак, как сказала ваша тетя. Никто без вашего согласия не переступит порог коттеджа. Я обещаю вам.
Голос Маквея звучал умиротворяюще ласково, словно он разговаривал с испуганной, дорогой ему Франни. Я хотела подняться, но сил не было. И тут – я чуть опять не потеряла сознания – одна рука Маквея бережно подхватила меня за плечи, другая – под колени; Маквей, словно пушинку, нес меня на тахту.
Когда он, улыбаясь, опустил свою ношу, раздался голос тети Мэгги:
– Пойду принесу плед.
Я хотела сомкнуть тяжелые веки, но не сделала этого. Я увидела прямо перед собой его лицо и глаза, мерцавшие из-под коротких густых ресниц загадочным синевато-зеленым светом, проникавшим в глубину моей ожившей души.
Уложив меня, Дэви Маквей взял мои ладони в свои теплые надежные руки и проникновенно сказал:
– Ради бога, не бойтесь. Для меня невыносимо видеть страх в ваших глазах. Не бойтесь.
Глядя в сине-зеленый омут, я пыталась спросить: «Почему я? Почему только я не должна бояться?» Но не смогла разомкнуть губ. Даже исходивший из его глаз свет не поборол болезненной усталости. Мои веки сомкнулись, и его лицо исчезло, как исчез и весь мир. Я снова замыкалась в своем одиноком «я». Мое тело казалось обессиленным, сознание – опустошенным, и я боялась, что если позволю себе погружаться дальше в обволакивающую пустоту, я вернусь состояние жестокой апатии.
Я почувствовала ласковые руки тети Мэгги, подворачивавшие края пледа под мои плечи и услышала, как она произнесла голосом прорицательницы:
– Сейчас ты поспишь, а когда проснешься, все будет хорошо. Ты меня слышишь? Пру, ты слышишь меня? Все будет по-прежнему.
– Да, тетя Мэгги.
Спустя какое-то время, я начала различать в комнате тихие шорохи. Я была удивлена тем, что я слышу их и что не заснула. Небытие на этот раз отступило. Мое сознание было ясным. И я подумала: «А что он может тебе сделать? Даже если бы появился прямо сейчас, какое бы это имело значение? Ян не в силах заставить тебя жить с ним. И пока мы в Роджерс-Кросс, ему придется столкнуться с Дэви Маквеем».
Казалось, мои мысли прочитал и Дэви Маквей:
– Как выглядит этот парень? – услышала я его голос.
– Высокий, худой, – прошептала тетя Мэгги. – Примерно вашего возраста. Обаятельный, на первый взгляд – безобидный.
– Да, похоже, я знаю этот тип людей. Болтуны: язык их от всего спасает.
– Я бы не сказала, что этого краснобая спас язык. Ею посадили на шесть месяцев. Но срок включения, возможно, уменьшили.
Наступила тишина, и я подумала, что Маквей ушел.
– Почему обманывают самых милых, очаровательных и доверчивых женщин? – спросил Маквей.
– Боюсь, что не сумею ответить, – призналась тетя Мэгги.
В искреннем признании несокрушимой леди не было ничего общего с чопорностью, принятой при дворе королевы Виктории. Туман рассеялся. С радостью я обнаружила отсутствие каких бы то ни было признаков нервного приступа. Мне не придется больше сражаться с дрожью в руках и ногах, изгонять мерзкое ощущение страха из своего сознания. Письмо Алисы увлекло меня в пучину, но я, подобно опытному ныряльщику, умело отталкивавшемуся ото дна, поднялась на поверхность так же быстро, как и погрузилась. Меня опьяняло волшебное ощущение свободы. Я хотела встать, заговорить…
Было далеко за полдень, когда я открыла глаза. Я крепко, без сновидений, проспала целых четыре часа.
* * *
Вечером в коттедж пришла Дженни. Она принесла большую бутылку молока, дюжину яиц и баночку сливок.
– Мы тронуты вашей заботой, – сказала девочке тетя Мэгги. – Обязательно поблагодари от меня мисс Клеверли.
– Это все прислал Дэви.
– Как приятно! Поблагодари тогда мистера Маквея.
Я сидела около камина. Дженни обратилась ко мне:
– Вам уже лучше?
– Да, спасибо.
– Дэви говорит, что вы простудились. – Она подошла поближе и остановилась рядом со мной. Дженни не была похожа на современных детей. Она подкупала своей доверчивостью и доброжелательностью.
– Хорошо, что еще не хлюпает в носу. Когда я простужаюсь, у меня течет в два ручья, – простодушно призналась Дженни.
– Это чудесно, когда в носу не хлюпает, – улыбнулась я. Мне была приятна деликатность Дэви Маквея. придумавшего столь убедительную легенду.
Дженни присела на краешек кресла и огляделась вокруг.
– Так странно, когда здесь кто-то живет, – серьезно заметила она. – Мне всегда кажется, что это дом только Дэви.
– Скоро он получит коттедж в свое распоряжение – зимой.
– Да… Простите, я не хотела вас обидеть, мисс.
– Не огорчайся, Дженни. Я прекрасно поняла, что ты хотела сказать.
– Завтра приезжает Дорис.
– Вот как! Возвращается из свадебного путешествия?
– Они вернулись уже около двух недель назад. Они живут неподалеку, рядом с Гексхэмом: у Джимми там ферма – не очень большая, но работы много.
– Ты дружишь со своей сестрой? – осведомилась тетя Мэгги, расположившаяся на тахте.
– Ага. Мы с ней – не разлей вода.
Почтенная леди от души рассмеялась.
– А тебе нравится муж Дорис?
– Это кто? Джимми, что ли? Вообще-то он ничего, но слишком старый.
– Старый?!
Воскликнули мы с тетей в один голос. Обе думали, что в памятный субботний день молодая невеста ехала к такому же молодому жениху. Потом я вспомнила слова Дорис: «Джимми будет ждать. Он ждет уже несколько лет».
– Я хотела сказать, старый для Дорис. Он старше, чем Дэви, – объяснила Дженни.
– Неужели? – Тетя Мэгги прикинулась удивленной.
– Да, старше. Если уж Дорис согласилась выйти замуж за человека такого преклонного возраста, лучше бы она вышла за Дэви. Дэви ей нравился, но он уехал в Австралию. Его не было всего один год, но, когда он вернулся, Джимми уже перешел ему дорогу: тетя Флора была за Джимми.
– Мистер Маквей уезжал в Австралию? – Это показалось тете Мэгги невероятным, словно он побывал на луне.
– Да. Но он там еле вытерпел, потому что, по-моему, он совсем не хотел туда ехать. Тетя Флора сказала, что с хозяйством она справится сама, но у нее не получилось. Тэлбот написал Дэви и все рассказал. – Дженни, видимо, а рада, что Дэвид Маквей так быстро вернулся.
– Тэлбот?! – Мэгги насторожилась. – Кажется, дорогая, ты не очень любишь мисс Клеверли?
– Тетя Мэгги! – укоризненно воскликнула я. Властным жестом тетушка отмахнулась от меня словно от назойливой мухи.
– Извините… – Дженни бесхитростно смотрела на тетю Мэгги. – Ведь вы ей ничего не скажете?
Вопрос девочки был скорее похож на утверждение: «Ведь вы ей ничего не скажете!»
– Не скажу, – заверила ребенка тетя Мэгги. – Не скажу никогда, ничего и ни о чем.
Я мысленно принесла извинения знатокам английскою языка за исковерканную тетей цитату.
– Хорошо. Я ее правда не люблю. Она все делает только для Роя. Ей больше никто не нужен. Она хочет, чтобы Рой стал хозяином помелья вместо Дэви. Полому Дэви и уезжал, он хотел дать ему шанс – я имею в виду Роя. Но из этого ничего не вышло… Тетя Флора всегда сует Дэви палки в колеса. – Девочка тяжело вздохнула.
Со свойственной детям легкостью она быстро сменила неприятную тему:
– Вы пишете романы? – спросила меня Дженни.
– Да. Я писательница.
– Дэви говорит, что вы умная.
Я не успела что-либо ответить, ибо Дженни поспешила сообщить:
– Вордсворт родился рядом с нами – в Коккермуте. Он писал стихи. Вы были в Коккермуте?
– Да, мы заезжали туда недавно.
– Дэви говорит, что все хорошие писатели – из Камберленда. Вы знаете, что он еще говорит?
Я покачала головой.
– Если даже они родились не здесь, то приезжают сюда умирать. Еще Джон Пил жил здесь – в Калдбеке. Это недалеко от нас.
– Ты хорошо знаешь графство Камберленд, – похвалила девочку тетя Мэгги. – Надеюсь, ты сама начнешь писать книги, когда вырастешь.
– Если бы я умела, я бы написала о тете Флоре. – Дженни усмехнулась. – Тэлбот говорит, что у нее была неразделенная любовь.
– В самом деле? Как интересно.
Воодушевленность тети Мэгги поощряла Дженни продолжить свои «новеллы» из жизни обитателей поместья Лаутербек. Я поняла, мои стремления унять исследовательский пыл мисс Фуллер напрасны.
– Итак, Тэлбот говорит, что у мисс Клеверли была неразделенная любовь. Продолжай, дорогая.
– Хорошо. Понимаете, она родилась здесь, в коттедже. – Дженни показала глазами на потолок. – А через два года в большом доме родился отец Дэви. Тэлбот говорит, что тетя Флора была так влюблена в Джона Маквея, что даже не обращала внимания на мою маму.
Мне не нравилось, когда дети говорили об интимных отношениях взрослых, и я была раздосадована поведением тети Мэгги, поощрявшей, на мой взгляд, предосудительную беседу. Но подробности биографии семейства Маквеев, бесхитростно поведанные девочкой, были весьма интересны. Поэтому я не стала возражать, когда она продолжила свой рассказ.
– Тэлбот говорил мне, что они ладили только в детстве, но, когда Джон Маквей вернулся домой после колледжа, он даже не взглянул ни разу в ее сторону, хотя и держался с ней исключительно вежливо. Тэлбот говорит, что она никогда не простит отцу Дэви женитьбы на другой женщине и что Джон все равно бы, даже за целый век, не женился бы на Флоре Клевер, потому что женщины к нему так и липли, такой он был красивый и статный.
Дженни передохнула, и они с тетей Мэгги понимающе улыбнулись друг другу, словно заговорщики, что свидетельствовало о царящем между ними полном взаимопонимании.
Тетя Мэгги задала девочке весьма «профессиональный» вопрос:
– Если бы тебе пришлось написать роман об этой романтической истории, в нем был бы счастливый конец?
– Только для Дэви. И больше ни для кого другого. Ой, еще для Франни. Но только не для ее бабушки. Мне она тоже не нравится. Она собиралась в базарный день отвести Франни к врачу, но девушку не смогли найти. Поэтому бабушка попросила Тэлбота оставить у доктора Бини записку. Тэлбот все сделал, но, когда доктор приехал, Франни снова куда-то спряталась. После этого бабушка заперла ее наверху. Тогда Франни вылезла через окошко и спустилась вниз по водосточной трубе. Там не очень высоко, она бы даже сильно не ушиблась, если бы упала… Вам нравится Дэви?
Я поблагодарила судьбу за то, что этот коварный вопрос не был задан мне. Дженни доверительно задала его тете Мэгги, приблизив к ней свою милую мордашку.
Пожилая дама – я это отметила с чувством невольного злорадства – пришла в легкое замешательство. На мгновение она метнула умоляющий взгляд на меня, но быстро нашлась:
– Да, Дженни. Мне Дэви очень нравится. Только запомни, – она подняла палец и шутливо погрозила девочке, – сначала я была настроена критически, но со временем мое мнение о мистере Маквее изменилось.
– Он никому сначала не нравится, но все потом меняют свое мнение. За исключением тети Флоры и мистера Брэдли. Алекс Брэдли и Дэви друг друга не выносят. Все из-за того, что Дэви одно время ухаживал за миссис Брэдли. Это было очень давно, еще до его службы в армии, однако когда он вернулся, то было уже поздно – она вышла замуж за мистера Брэдли.
Слава богу, что у тети Мэгги хватило такта не выяснять дальнейшее развитие событий. Мы выразительно посмотрели друг на друга; затем она подошла к буфету и достала коробочку конфет.
– Дженни, хочешь ореховую ириску?
– Хочу, спасибо.
Какое-то время Дженни молчала, наслаждаясь любимым лакомством. Вспомнив, что ей нужно помогать по хозяйству Дэви Маквею, она попрощалась с нами. Меня же Дженни спросила, понравилась ли она мне и можно ли ей прийти снова? Несколько странным было услышать довольно щекотливый вопрос от ребенка, который мне казался застенчивым.
Когда мы остались одни, я с осуждением посмотрела на тетушку:
– Вы любопытная старая инквизиторша, мисс Фуллер!
Тетя Мэгги, удобно устроившись на тахте со своим вязанием, возразила:
– Любопытная, но не старая. И потом, – она взглянула на меня, и в ее глазах вспыхнули озорные огоньки, – ты получила бесценные подробности биографии обитателей Лаутербека и вполне могла бы сказать мне спасибо… Итак, наша мисс Флора Клеверли собиралась стать госпожой и повелительницей поместья! Ошеломляюще! Она метила высоко, ничего не скажешь. Но все равно остается загадкой, почему она любит одного из братьев и ненавидит другого? У них обоих один и тот же отец.
– Если вы проявите немного терпения, то, несомненно, выясните все… – На слове «вы» я сделала ударение.
– Несомненно! – с глубоким церемонным поклоном ответствовала тетя Мэгги.
Мы рассмеялись и полюбовно закончили пикировку.
Я рано легла спать, размышляя о судьбе владельца поместья Лаутербек. Раздумья о злоключениях Дэви Маквея затмили мои личные треволнения. Пока сон не овладел мною, я пыталась представить, каково же было ему, вернувшись с войны, чуть заживо не сгорев, узнать, что его возлюбленная вышла замуж за другого. Как жестоко обошлась судьба с синеглазым великаном! Последнее время я думала о нем без внутреннего содрогания и все реже и реже называла его полным именем.
Мое отношение к Дэви Маквею еще сильнее смягчилось по прошествии нескольких дней. В моих глазах он был защитником от Яна. «Ему придется сначала иметь дело с Дэви Маквеем», – сказала тетя Мэгги, и я теперь думала точно так же. Хотя страх перед возможной новой встречей с Яном жил во мне, как и память о его предательстве и желании отомстить вероломному лжецу.
Но я надеялась, что, встретившись с Яном, не потеряю самообладания и не допущу нервного срыва. Это было моей клятвой.
Пятого ноября, когда я узнала, насколько мы с Дэви Маквеем похожи друг на друга, он стал для меня большим, чем только надежным защитником от посягательств Яна.
У меня было несколько подготовленных к отправке писем и список для Тэлбота, любезно согласившегося захватывать с собой необходимые нам продукты во время деловых визитов на ферму Дэви Маквея. Утро выдалось на редкость душным и тревожным. Небо затянуло тяжелыми свинцовыми тучами, предвещавшими сильную грозу.
Я медленно шла по дороге вокруг холма. Пересекая огород, я посмотрела на дом и увидела на фоне пасмурного неба могучую фигуру Дэви Маквея, чинившего под самой крышей водосточный желоб.
Флора Клеверли командовала на кухне; там же была и Дженни. Девочка сидела за столом и чистила картошку. Услышав, что я вошла, она подняла головку и хитро улыбнулась: дескать, мы с вами посвящены в нечто такое, о чем Флора Клеверли и не помышляет.
Сама мисс Клеверли, увидев меня, процедила уничижительно: «А, это вы, здравствуйте».
Поздоровавшись с «приветливой» домоправительницей, я спросила Дженни:
– Ты сегодня не пошла в школу, почему? Или у вас в день Гая Фокса [2] отменяют занятия?
Дженни не успела ответить, так как вмешалась вездесущая Флора Клеверли.
– Нет, не отменяют. Дженни с субботы немного простужена. Она уверяет, что плохо себя чувствует. Хотя, я уверена, к вечернему празднеству она сразу же выздоровеет. Лентяям всегда становится лучше, когда можно порезвиться, – сказала она, продолжая выгружать продукты из большого картонного ящика.
– Вы устраиваете вечером фейерверк? – Я смотрела на Дженни.
– Не здесь. Наверху, у Смитов. Мэри и Чарли делают большое чучело, а мы все приносим хлопушки. Вы любите фейерверки? – спросила она, как обычно, без всякой паузы.
– Я, кажется, ни разу их и не видела.
– Вы многое потеряли, – снова вторглась в разговор Флора Клеверли. – Хотя… – Она замолчала, пока ее пальцы ощупывали разрисованную яркими картинками коробку, которую экономка только что достала из ящика. Взглянув на нее, она ностальгически промолвила: – Когда я была девочкой, то обожала фейерверки. Сказочное зрелище. Чем громче взрыв, тем больше удовольствия я получала. – Флора Клеверли подтолкнула коробку к девочке, заметив: – Вот они. Можешь взять свои хлопушки.
– Спасибо, тетя Флора.
Во дворе что-то с треском ударилось о землю. Мы с тревожным недоумением оглянулись. Флора Клеверли злорадно прошипела:
– Уронил еще один лист шифера. Скоро, чувствую, все перебьет.
Вспоминая этот день, я убедилась, как велика и неистребима была ненависть загадочной женщины к владельцу Лаутербека. Ей было приятно, что Дэви Маквей уронил лист шифера (но это было не гак!). Появилась упоительная возможность унизить незадачливого мастера в глазах домочадцев. Флора Клеверли обладала дьявольским чутьем, когда речь шла об уничижении ближнею. Но даром предвидения небеса, к счастью, ее обделили.
Домоправительница, держа руку на коробке с хлопушками, напомнила Дженни:
– Пойди хлопни одну во дворе.
– Сейчас? – Картофелина из рук Дженни упала обратно в воду.
– Конечно. Мисс Дадли и я хоть немного развлечемся. Думаю, вряд ли мы пойдем на праздник вечером. – Она повернулась ко мне со своей непроницаемой улыбкой. Затем, порывшись в коробке, экономка вытащила большую пороховую петарду.
– Ой, только не такую. – Дженни отпрянула. – Она взрывается.
– Ну и что, может, мы хотим услышать, как она взорвется. Их здесь четыре штуки. Тэлбот, похоже, постарался на славу.
– Тетя Флора! Я не могу взорвать петарду. Дайте мне лучше хлопушку или шутиху.
– Не будь трусихой. Тебе надо только поджечь ее и бросить… Ладно, если ты не хочешь повеселить нас, мне придется сделать это самой. Где спички?
