Текст книги "Возвращение к жизни"
Автор книги: Кэтрин Куксон
Соавторы: Кэтрин Марч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Домоправительница показывала на плачущую Франни, которая все еще обнимала Дэви Маквея. Дэви смотрел на Флору Клеверли с нескрываемым отвращением и намеревался дать отпор клеветнице, но его опередил Рой. Он поднялся с кресла и приблизился к Флоре Клеверли. Рой грубо развернул ее к себе лицом и сказал:
– Это ложь. Оставьте Дэви. Брат ни в чем не Виновен.
– Оставайся там, где сидел, – рявкнула экономка.
Флора с силой оттолкнула Роя: сейчас ей было не до него. Ее сжигала слепая утробная ненависть к Дэви Маквею. Но признание Роя прозвучало словно выстрел, и мисс Клеверли замерла.
Голова Роя поникла, ион прошептал:
– Она моя.
– Уйди отсюда, брат. Нельзя же быть таким наивным глупцом. – Дэви Маквей был подавлен признанием Роя.
Подняв глаза, Рой посмотрел на статную фигуру брата и, тщательно выговаривая слова, обреченно произнес:
– Пришло время, Дэви. Я больше не могу носить в себе эту тайну. Когда-то я должен все рассказать и покаяться. – Рой повернулся вполоборота к Флоре Клеверли и, словно произнося клятву, промолвил: – Отец Франни – я. Теперь вы знаете истину.
Тетя Мэгги стояла рядом, касаясь меня плечом. Дэви Маквей прижимал к себе Франни. Ее головка была низко опущена, а глаза – закрыты. Рой Маквей опирался рукой о стол и покачивался, пытаясь сохранить равновесие.
Флора Клеверли, как разъяренная фурия, подлетела к Рою. Ухватившись за воротник его куртки, она одним рывком, словно перед ней был не человек, а тряпичная кукла, поставила Роя прямо и, вперившись в его бледно-серое лицо, завопила:
– Это неправда! Рой, поклянись, что это неправда.
Флора Клеверли продолжала терзать Роя. Казалось чудом, чтобы хрупкая женщина могла расправляться со взрослым мужчиной, как с малым ребенком. Хотя Рой и уступал в силе Дэвиду, но был человеком крепкого телосложения.
– Скажи мне, что она – его! Скажи мне! – билась в истерике Флора Клеверли.
– Она моя, Флора. Это правда.
– Нет! Нет! – Она держала Роя за куртку и, мотая головой, как огородное пугало на ветру, твердила: – Нет! Это невозможно! Ты тогда был еще мальчиком.
– Мне было шестнадцать. Шестнадцать, Флора!
– Шестнадцать! – Она, словно перышко, опрокинула Роя на стол. Отчаяние и злоба придавали ей гигантские силы. – Шестнадцать! – вопила она. – Ты не мог этого сделать, неправда! Я тебе не верю!
– А какое отношение имеет к вам интимная жизнь брата? Вы-то здесь при чем?
Дэви Маквей мягко отстранил от себя Франни.
– При чем тут вы? – грозно повторил он, вплотную приблизившись к Флоре. – За исключением трех последних лет, вам платили только как экономке – старшей над слугами в этом Доме. Но вы, похоже, забыли свое место, потому что с самого начала мы простодушно предоставили вам слишком много власти. А Франни здесь своя. Она родная для нас обоих. Рой – ее отец, а я – ее дядя.
Флора Клеверли, окончательно растерявшись, спросила:
– Дядя?
Затем, пытаясь убедить себя, что это не сон, не кошмар, она вновь переспросила:
– Дядя?
Она выпрямилась и, словно пораженная какой-то страшной догадкой, закрыла руками лицо.
– Дядя! – раздалось ее недоуменное восклицание.
Полубезумным взглядом Флора Клеверли окинула Франни:
– Выходит, что я ее бабушка!
Это открытие подействовало на нее как удар тока.
– Вы слышали? Я ее бабушка! Нет! Это неправда! Нет! Нет! Я этого не переживу, – завизжала экономка и вдруг, обессиленная, умолкла.
В комнате стихло: все молча смотрели на искаженную физиономию Флоры. Приблизившись к Рою на расстояние вытянутой руки, она остановилась и, глядя ему в лицо, вскрикнула:
– Ты что, до сих пор ничего не понял, пьяный болван?
Рой сокрушенно покачал головой. Он походил на человека, оглушенного солидной дозой наркотика. Помолчав, он ответил:
– Нет, Флора.
– Не «Флора», а «мама». Я твоя мать!
– О господи! – простонал бедняга.
– Не верь ей! – Жесткий и решительный голос Дэви Маквея, казалось, отрезвил Роя. – Не верь ей, – повторил Дэви. – Ей хочется прибрать тебя к рукам. Она все выдумала.
– Выдумала? Ты уверен?! Да, мне много чего пришлось выдумать в свое время, но только не это. Твой отец заставлял меня сочинять легенды. Когда мы болтались с ним по окрестным озерам, он научил меня всему, что я знаю.
– Лжете, Флора. Вы принимаете желаемое за действительное. – Старший брат пытался опровергнуть версию экономки.
– Ты ничего об этом не знаешь, Дэви Маквей. Он бы женился на мне, если бы не твой дед. Я могла бы быть и твоей матерью.
– Боже упаси!!
Зубы Флоры Клеверли крепко сжались, но она продолжила свою страшную исповедь:
– Ты говоришь «Боже упаси!» Ну что же, позволь и мне сказать: я оказалась бы лучшей матерью, чем родившая тебя женщина, потому что она была недоразумением, жалкой размазней. Когда я его вынашивала, – Флора показала большим пальцем на Роя, – я сказала глупышке, что это проделки твоего отца, и она мне поверила. Она знала, что он бегал на сторону, но никогда не обращала внимания на его блудливость. В это время она сама была беременна и взяла меня с собой в Испанию – в тот самый дом на побережье, где проводила свой медовый месяц. Она там и осталась, не позволив распутнику быть рядом с ней. Твой отец заставил меня страдать, но я с Божьей помощью ему отомстила. Мои и твоей матери роды разделило всего три дня. Ее ребенок через несколько дней умер, и она умерла вместе с ним. Я сказала, что мой ребенок – это ее, вот он. – Флора еще раз показала на Роя. – Это было нетрудно: старая акушерка и пьяный врач не понимали по-английски и дюжины слов.
– Вы – исчадие ада! – воскликнул Дэви. – Придушил бы вас без всякого сожаления. А что касается моего отца, то он бы и смотреть в вашу сторону не стал, и вы это прекрасно знаете.
– А что можешь знать обо всем этом ты? – Она свирепо смотрела на разъяренного Дэви. – Ты в это время еще пешком под стол ходил, а родной отец норовил спихнуть сыночка к твоей бабке.
– Да, я, может быть, не знаю всех подробностей своего рождения и раннего детства. Но есть и тот, кто знает – Тэлбот. Он знает всю вашу подноготную, Флора Клеверли. И знает, что думал мой отец о вас. Возможно, у него и были любовницы, но будь я трижды проклят – вы не были одной из них. Он ненавидел вас, мадам. Он терпел вас только потому, что вы вели хозяйство в доме и… – Дэви посмотрел на Роя, – …и присматривали за ним. И только из-за Роя и того хорошего, что вы для него сделали, я был вынужден терпеть вас все эти годы, но теперь, слава богу, кошмар закончился. Соблаговолите подняться наверх, соберите все, что принадлежит лично вам, а затем убирайтесь из этого дома. – Отповедь Маквея-старшего прозвучала как приговор.
Я заметила, что морщины на костлявом лице Флоры Клеверли задвигались, как иногда колышется зыбучий песок под ветром; на мгновение у меня сжалось сердце. Но мое сострадание сразу же улетучилось при виде хищного оскала, перекосившего лицо и рот женщины; она походила на готовую к броску пантеру, подкараулившую свою жертву.
– Ты убираешь последнюю подпорку, на которой хоть как-то держался этот дом, – угрожала взбесившаяся экономка. – Все, к чему бы ты ни прикоснулся ранее, развалилось и превратилось в труху – я тому свидетель! И теперь ты больше никогда не выкарабкаешься. Твоя земля продана, дом – заложен, а сам ты не способен заработать и пенни. Ну что же, я уйду, но, в отличие от тебя, у меня есть деньги. Я обоснуюсь неподалеку и понаслаждаюсь тем, как ты обанкротишься и погибнешь.
Дэви Маквей отлично владел собой. Он ничего не ответил на оскорбительные выпады Флоры Клеверли. Тем временем новоявленная мать, взглянув с выражением собственника на Роя, бросила ему:
– Пойдем отсюда!
Рой покачал головой и зажмурил глаза. Вдруг он повернулся и посмотрел на человека, которого всегда считал своим братом. Дэви Маквей также взглянул на Роя, и я увидела, сколько тепла и нежности было в этом взгляде. Дэви искренне сопереживал трагедии младшего брата. Не надо было быть психологом, чтобы заметить: Дэви Маквей относился к Рою с некоторой долей снисходительного презрения; но сейчас он смотрел на него с тоскливым отчаянием, словно исчезновение кровных уз лишило его неотъемлемой частицы души. То же чувствовал и Рой.
Когда Флора Клеверли произнесла его имя, окончательно протрезвевший, хотя и ошеломленный Рой отчетливо произнес:
– Я не могу уйти с вами.
– Рой! – приказывала Флора.
– Бесполезно! Повторяю, я не могу уйти с вами.
– Я твоя мать, неблагодарный!
– Но я не виноват в случившемся. Меня… Я никогда не смогу принять вас как… свою родную мать.
– Боже! Я любила тебя как сына!
Голова Роя упала на грудь.
– Куда же ты приткнешься, безвольный пьянчужка? Ты же не сможешь остаться в поместье. Тебе здесь ничего не принадлежит. – «Матушка» перешла в наступление.
– Вы в этом уверены? – Рой поднял глаза и страхом взглянул на Флору Клеверли.
– У меня нет и тени сомнения. Как ты думать, почему братец Тэлбота, Чарли, оставил мне деньги, а? Он смылся отсюда, чтобы не держать ответ за свой грех. Твоим отцом был Чарли Тэлбот. У тебя с Дэви Маквеем нет ни капли общей крови. Ты здесь никто, посторонний, так что пойдем отсюда, – закончила свою злобную тираду Флора.
– Рой, этот дом останется твоим так долго, как ты этого захочешь. Мы выросли как братья, и мы ими останемся до конца наших дней. Таковы мое желание и воля, что бы ни утверждала эта человеконенавистница.
Великодушие, доброта и благородство Дэви Маквея вызвали во мне щемящее чувство нежности. Тетя Мэгги, растроганная так же, как и я, все крепче и крепче сжимала мою руку. Рой и Дэви смотрели в глаза друг другу, пока не раздался истошный крик мисс Клеверли:
– Ты! Недотепа! – брызгая слюной, вопила она. – Неужели ты не видишь: Маквей притворился благодетелем, чтобы насолить мне. Он облапошит тебя как несмышленого юнца. И что ты получишь, прихлебатель? Ничего, кроме унижения, работы и засохшего куска хлеба. Видит бог, я тебя не обманываю. Когда я перестану готовить в этом проклятом доме, ты будешь есть одни сухари. Нельзя же быть таким наивным, сынок.
– Дело не в этом, Фло… – Рой замешкался, словно ее имя застряло у него в горле: – …Флора. Если я даже не останусь здесь, я не смогу жить вместе с вами. Мне тяжело признаваться в этом, потому что я понимаю, что вы… – он отвел глаза в сторону, – …всегда ко мне хорошо относились. Тем не менее, я обязан сказать правду. Я думаю, что был бы сейчас другим, вполне порядочным человеком, если бы… не испытывал ваше влияние.
– Ты… ты неблагодарная свинья!
– Может быть. Я заслужил ваше презрение.
– Тебя убить мало. И это после всего, что я пережила, что для тебя сделала – услышать от тебя слова отречения, отречения от родной матери! Да еще узнать, что ты все эти годы обманывал меня. – Ее крик перерос в звериный вой. – И думать, что эта… эта… – Флора метнула испепеляющий взгляд на Франни, сжавшуюся в комок, – …может предъявить мне родственные права!
То, что произошло потом, заняло считанные секунды и повергло всех в состояние шока. Флора Клеверли, изловчившись, ощупью нашла в сушке кухонный нож с длинным и острые лезвием; вложив всю свою ярость в бросок, она метнула нож в сторону кухонного шкафа. Я онемела от ужаса; тетя Мэгги отчаянно вскрикнула. Нож был нацелен в застывшую у шкафа Франни, но он вонзился в руку Дэви Маквея, которой он загородил девушку от смертельного удара.
Когда я увидела подрагивающую ручку ножа и показавшуюся из раны кровь, у меня возникло неистовое желание бежать сломя голову, прочь от всей этой ярости и ненависти.
– Вы сумасшедшая! Убирайтесь отсюда! Вы овеем обезумели. Вон! – Моя дорогая тетя Мэгги сохранила присутствие духа.
Она стояла бок о бок с Дэви Маквеем. Я тоже оказалась рядом с отважным рыцарем графства Камберленд. Вряд ли когда-нибудь вспомню, как я преодолела несколько шагов, разделявших нас.
Дэви Маквей не проронил ни слова.
Приняв на себя удар, он стоял неподвижно. Его лицо было белее снега, и я увидела, как задрожала его правая рука, когда он потянулся к рукоятке ножа. Молниеносным движением Дэви выдернул лезвие, и в ту же секунду кровь хлынула из раны, окрасив в алый цвет белоснежную рубашку.
Первой из свидетелей кровавой драмы пришла в себя тетя Мэгги. Она усадила Дэви в кресло и быстро разорвала несколько полотенец на узкие полосы. Повернувшись к Рою, который еле держался на ногах от страха за дочь и Дэви, тетушка свирепо скомандовала:
– Быстро к телефону! Вызовите доктора.
– Может, не стоит. Ничего страшного. Кость, кажется, не задета, – храбрился раненый.
Не обращая никакого внимания на Дэви Маквея, тетя Мэгги повторила свой приказ:
– Делайте, что я говорю, Рой. Сейчас же вызовите доктора… Ну, а что касается вас… – Крепко перетягивая полотенцем предплечье Дэви Маквея, она повернулась к Флоре Клеверли, но той и след простыл. Соединяющая кухню с холлом дверь была распахнута; мы услышали, как громко хлопнула другая дверь на втором этаже.
– В доме есть что-нибудь из спиртного? – обратилась к Маквею тетя Мэгги, пытавшаяся остановить кровь, обильно льющуюся из глубокого разреза.
– В баре, в гостиной.
Я быстро выбежала из кухни в гостиную, разыскала начатую бутылку виски. Налив приличную дозу, я протянула стакан Маквею. Он взял его, не посмотрев на меня и не сказав ни слова. Дэви залпом выпил крепкое виски, слегка передернулся и, закрыв глаза, отдал стакан мне.
– Доктор сказал, что будет через пятнадцать минут, – доложил Рой.
Я даже не заметила, когда Рой очутился рядом со мной.
Он смотрел на Дэви с искренним состраданием:
– Дэви, я так сожалею.
– Нам всем бы пришлось сожалеть гораздо больше, если бы нож убийцы попал в цель, – прошептал старший Маквей.
Мужчины снова посмотрели в глаза друг другу, и мне стало не по себе, когда я осознала: не помешай Флоре Клеверли вытянутая рука Дэви, она могла бы всадить нож до отказа в тоненькую нежную шею Франни. Девушка в оцепенении стояла на том же самом месте, у шкафа.
Я подошла к Франни и, положив руку ей на плечо, ласково сказала:
– Не бойся, дорогая. Больше тебя никто не обидит. Все будет хорошо.
Франни вскрикнула и обвила меня своими слабыми руками.
Дэви Маквей посмотрел на нас и спросил:
– Вы не присмотрите за ней, хотя бы какое-то время?
Все что я сделала – молча наклонила голову. Я понимала, что он подразумевал, говоря «какое-то время». Флора Клеверли могла попытаться еще раз совершить то, что сорвалось у нее сегодня.
Рой подтащил кресло вплотную к Дэви Маквею и сел; их колени почти касались друг друга.
– Дэви, я очень переживаю, но скажи, ради Бога, ты знал обо всем – я имею в виду о нас?
– Забудь об этом. Ты ни в чем не виноват.
– Ну а все-таки ты знал?
– Нет. Мне ничего не было известно. Я никогда не сомневался в том… что мы братья… Я продолжаю так думать и сейчас. Мы с тобой родные братья, Рой, и останемся ими навсегда.
– Спасибо тебе, ты – Человек.
Воцарилась странная тишина, нарушаемая лишь треском рвущихся полотенец, которые тетя Мэгги энергично готовила для перевязки. Погрустневший Рой признался:
– Я потерял работу, меня уволили. Но, сдается, все к лучшему. Уеду и где-нибудь устроюсь. И я буду… помогать ей. Она моя дочь, и я обязан о ней заботиться.
– Сейчас неподходящее время для твоего отъезда. Ты сам понимаешь, что без руки я, как говорится, без рук. Похоже, мне придется на несколько дней отойти от дел.
– Дэви, я не брошу тебя в беде. Пробуду в поместье столько, сколько понадобится. Я просто подумал: вдруг ты захочешь избавиться от меня.
– Франни нуждается в поддержке. У нас есть коттедж – мы потом обо всем потолкуем.
– Спасибо тебе, Дэви. Спасибо, ты – Человек. Я не знаю, что я могу еще сказать – только спасибо. – Рой низко склонил голову.
– Сейчас для тебя самое лучшее – это хорошо выспаться, – отрывисто произнес Дэви Маквей.
– Нет, Дэви. Я трезв. За свою жизнь я никогда не был таким трезвым, как сейчас. – Рой протянул руку и сказал: – Пойдем, Франни.
Девушка робко приблизилась к Рою, ухватись за его руку, и они направились к выходу, же на пороге Рой поделился с нами своими намерениями:
– Я пойду с дочерью домой и поговорю с бабушкой. Я все ей расскажу, а потом мы с Франни вернемся – хорошо?
– Да, пожалуйста. Но будь готов к тому, что старухе может не понравиться новость: она теряет свой капитал, – предостерег брата Дэви.
– Не опускайте руку, держите ее повыше. – Тетя Мэгги была строга. – Как ваше самочувствие? – спросила она уже другим, мягким голосом.
– Я себя чувствую прекрасно.
– По вашему виду этого не скажешь. Скорей бы появился доктор.
– Вряд ли он вас поблагодарит за то, что его побеспокоили из-за пустячной царапины.
– Ну, это мы еще посмотрим.
Подняв на меня свои синие глаза, Маквей, словно бы извиняясь, тихо сказал:
– Не думаю, что до вашего отъезда произойдет что-нибудь подобное этой омерзительной выходке мисс Клеверли.
– Я бы за это не поручилась. – Тетя Мэгги не была столь оптимистична.
– Вы правы. Ручаться ни за что нельзя, – Огласился Дэви с моей здравомыслящей спутницей.
Послышался шорох подъезжающего автомобиля, и через несколько секунд в кухню вошел доктор, весьма солидный джентльмен, отличающийся непринужденностью и простотой манер.
– Привет, Дэви, что случилось? Тебя лягнул один из твоих любимых шотландских пони?
Маквей промолчал. После того как доктор размотал «бинты», он перестал шутить и попросил тетю Мэгги открыть его саквояж. Затем начал быстро и умело сшивать края раны.
Это зрелище оказалось для моих нервов тяжким испытанием. От одного только вида иголки все внутри похолодело; я подошла к окну в надежде обрести самообладание.
– Сейчас забинтуем, и все будет в порядке, – удовлетворенно произнес доктор. – Ну, а теперь, может быть, ты поведаешь, что все-таки произошло? – спросил он Дэви и, не дожидаясь ответа, заметил: – Я бы сказал, что тебе еще крупно повезло. Миллиметр в сторону – и была бы задета артерия, а не дай бог – нерв.
– Я поранился случайно.
– То, что ты ранен, я сам сообразил. Меня интересует главное: как это произошло, если, конечно, мой вопрос не бестактен.
Доктор, подойдя к раковине, тщательно мыл руки. Маквей так ничего и не ответил, вместо него это сделала решительная тетя Мэгги. Тяжело вздохнув, она промолвила:
– В мистера Маквея метнули нож.
– Вот оно что!! – Седая голова доктора мгновенно обернулась к тете Мэгги. Он пристально посмотрел на мисс Фуллер, ожидая более подробных объяснений.
– Я не собираюсь лезть в чужие дела, – продолжила почтенная леди, произнеся дежурную фразу, к которой прибегают, собираясь сделать как раз обратное, – но пока вы здесь, я думаю, вам следует навестить мисс Клеверли и дать ей успокаивающее.
– Так это она? Ну и ну… – Доктор изумленно покачал головой. – Вот так Флора… А что касается успокаивающих, – он вновь обратился тете Мэгги, – то Флора Клеверли живет на них уже много лет. Сначала стимуляторы, затем успокаивающие, и так каждый день. Однако транквилизаторы оказались бессильными перед агрессивностью и злобой.
Закончив беседу с тетей Мэгги, доктор подошел к Дэви.
– Что ты собираешься делать с этой метательницей ножей?
– Ничего.
– Да! От нее всего можно было ожидать. Она явно искала повод, чтобы разрядиться. Годами копила в себе ненависть… А где она сейчас?
– Наверху, – ответила тетя Мэгги.
– Пойду поговорю с ней, хотя и противно.
– Не тратьте зря время, доктор. Флора собирает свои вещички, и чем скорее она уберется из дома, тем лучше будет для всех. – На этот раз Маквей не смолчал.
– Тем не менее я нахожу, что мне необходимо с ней поговорить, если ты не возражаешь. Я думаю, будет надежнее, если я спокойно объясню: больше ей не сойдут с рук ее бесчинства; иначе она рискует угодить за решетку. Я умею с ней обращаться; мне приходилось укрощать эту мегеру и раньше.
Когда доктор вышел, Маквей как-то особенно проникновенно сказал тете Мэгги:
– Спасибо вам. Вы очень много для меня сделали.
– Господь с вами, так уж получилось, что мы здесь оказались… – заскромничала тетя. – Теперь мы оставим вас на время, но я скоро вернусь.
Я отметила, что добрая волшебница не сказала: «мы скоро вернемся». Прежде чем выйти вслед за ней, я посмотрела на Дэви Маквея:
– С вами ничего не случится? – тихо спросила я.
– Уверен, что нет, – так же тихо ответил он. – Мы скоро увидимся. – Его слова прозвучали как обещание чего-то важного для нас обоих.
Я направилась к машине. По дороге домой мы не проронили ни слова, но, как только вошли в коттедж, тетю словно прорвало:
– Да, я много повидала на своем веку, но такого кошмара, как сегодня, – никогда. Флора Клеверли – мать Роя! Эта женщина, похоже, сам дьявол в юбке. А Рой – отец Франни! До сих пор не могу поверить! Если бы им оказался сам Маквей, я бы это еще, как говорится, проглотила. Но Рой в роли любовника замужней женщины, да еще в сопливом возрасте – это слишком! В нем нет ни привлекательности, ни внутренней силы, не то, что в Дэви Маквее. Уж очень он мягкотелый, этот сердцеед. Ни капельки не похож на свою воинственную интриганку мать. По-видимому, он пошел в своего трусливого и блудливого отца, который вовремя удрал от новорожденного и жил вдали, ни о чем не заботясь. Когда начинаешь размышлять, то становится ясно, насколько был прав и благороден Маквей, когда предложил Рою остаться в поместье навсегда.
Щебет тети Мэгги начинал раздражать. Мне хотелось побыть одной и все обдумать. Но более всего меня удивил собственный цинизм, с которым я ответила тете, восхищавшейся благородством Маквея.
– Дэви совсем не так бескорыстен: ему было выгодно, чтобы Рой остался. Он же сказал, что с одной рукой ничего не сможет делать по хозяйству. Эти чертовы грибницы надо ворочать обеими руками, вот он и предложил брату остаться.
Я не посмела поднять глаз, произнося эти кощунственные слова.
– Что с тобой? – встревожилась тетя Мэгги. – Ты сильно расстроилась?
– Нет, нисколько. – Опустившись в кресло рядом с камином, я тут же опровергла собственные слова: – Да, я расстроилась, и очень сильно.
Тетя Мэгги поняла: во мне разыгрался дух противоречия.
– Вполне естественно, что драма в Роджерс-Кросс выбила тебя из колеи, милочка. Чем быстрее мы сложим вещи и уедем отсюда, тем лучше ты себя будешь чувствовать. Осталось потерпеть всего полтора дня! – Мой дорогой стратег сделал хитрый ход.
– Эта гиена могла убить девочку, – сказала я, помолчав.
– Она могла убить и Маквея. Разве ты не слышала, что говорил доктор? Хотя, думаю, для такого гиганта, как Дэви Маквей, потребовалось бы нечто более серьезное, чем кухонный нож. Меня очень беспокоит, как он справится с навалившимися на него делами. Хорошо, что Рой будет ему помогать, да и Тэлбот непременно приедет посмотреть, все ли делается как надо, и, при необходимости, постарается помочь. Больше всего сложностей будет с домашним хозяйством, лошадьми и прочей живностью. Дженни не осилит прорву забот по дому – эта махина не для десятилетней девочки. Тем более что она ходит в школу. Надеюсь, что Маквею удастся найти в Борнкуте какую-нибудь порядочную добрую женщину на должность экономки. Тогда многое разрешится само собой. – Тетя Мэгги вдруг спохватилась: – Прости, родная, что-то я разболталась. Пойду приготовлю чай.
Ну и денек! Случилось все, что только могло бы случиться. Хотя нет, не все. Ведь нож мог попасть Дэви Маквею не в руку, а прямо в грудь. Что было бы тогда? А если бы он умер? Я бы этого не пережила. Сейчас я была искренна перед собой.
И все же в моей душе происходила борьба. Холодный рассудочный внутренний голос, как змей-искуситель, нашептывал: «Его всего лишь ранили в руку. Рана не опасная, и она зашита. Пройдет несколько дней, и Дэви сможет пользоваться своей рукой. Поэтому сейчас же прекрати нытье…»
Сказать себе «прекрати» было легко, но перестать думать о Дэви Маквее было выше моих сил. Меня донимала одна и та же мысль: «Ну почему все так беспросветно? Что же теперь делать?» И я сама себе ответила: «Собирай вещи и уезжай немедленно. Тебя здесь ничто не задерживает».
Но что-то все-таки задерживало. Вернее, кто-то. Этим кто-то была тетя Мэгги. Я не могла постигнуть скрытых пружин ее противоречивого поведения: не понимала, как эта умудренная жизнью, хитроумная леди относится к Дэви Маквею. То она, не жалея красок, расписывала достоинства владельца Лаутербека, то заклинала: «чем быстрее мы уедем, тем будет лучше». Но если бы я ей предложила: «Собирайтесь, мы уезжаем отсюда», она наверняка бы ответила: «И не подумаю! Неужели ты не понимаешь: покинуть Дэви Маквея в беде – постыдно! Мы же не крысы, бегущие с тонущего корабля».
Тетя Мэгги вошла в комнату, держа в руках поднос с чаем, продолжая говорить, словно наша беседа – а точнее ее монолог – ни на секунду не прерывалась.
– …Я думаю, что при первой же возможности Маквей займется домом: из него получится респектабельный особняк, стоит вложить хотя бы немного денег.
– Вряд ли у Маквея найдутся средства, – возразила я.
– Не знаю, не знаю. Он говорил мне однажды, что изрядно продвинулся в своем грибном бизнесе и что разведение грибов – прибыльное занятие.
– Однажды…
Тетя Мэгги резко прервала меня.
– Ради всего святого, не уподобляйся злобствующей Флоре Клеверли! Поверь в него хоть немного. Дай ему шанс проявить себя.
– Хорошо, тетя Мэгги, постараюсь поверить в необыкновенные возможности этого супермена. Не надо только кричать на меня.
Я чувствовала, что вот-вот расплачусь.
– Прости меня, пожалуйста. Я, кажется, не желая того, обидела тебя. Остался всего лишь день, и мы уедем. Давай-ка пить чай и забудем об этой истории, как о дурном сне.
* * *
Забыть эту историю нам оказалось не суждено.
Смеркалось, когда в дверь кто-то постучал. Я быстро поднялась из-за стола, где я пыталась поколдовать над рукописью, и открыла дверь. Передо мной стояла Дженни.
– Привет! – прозвенел ее голосок.
– Здравствуй, Дженни, милости просим.
– Нет, я не могу задерживаться. Меня послал к вам Дэви. Он просил передать, – он говорит, чтобы вы сегодня вечером не приходили.
– Не приходили?! – Мне показалось, что я ослышалась.
– Ага, – она кивнула головой. – Он так и сказал. Флора… Тетя Флора уезжает утром. Она заказала фургон и собирается забрать столики из гостиной и много других вещей. Тетя Флора говорит, что они ее.
– Они и в самом деле принадлежат ей? – раздался голос вездесущей тетушки.
– Я не знаю, но Дэви говорит, что она может взять все, что ей нравится.
– Он делает глупости! Эта злодейка не заслуживает такого доброго отношения.
Дженни смутилась, грустно заметив:
– Он плохо выглядит. Тэлбот говорит, что ему надо лежать в постели.
– Тэлбот пришел?! – У меня отлегло от сердца.
– Да, они с Роем работают. – Дженни улыбнулась. – Рой так вкалывает.
– Я рада этому. А где Франни?
– Она сейчас у своей бабушки, но скоро переедет к нам. Рой сказал, что перевезет ее завтра, после того, как… как все будет прибрано. Мне надо идти: я им помогаю. Пока.
– До свидания, Дженни.
Когда девчушка ушла, тетя Мэгги занервничала.
– Он с ума сошел – разве можно разрешить этой дьяволице оставаться на ночь. Она способна поджечь дом или убить его.
– Тетя Мэгги! Побойтесь бога!
– Я пошутила, Пру, успокойся. Правда, обидно, что он просил нас не приходить. Я уже собиралась исчезнуть ненадолго, чтобы приготовить им поесть.
– Вы, тетушка?
Она посмотрела на меня ясными, как у ребенка, глазами:
– Да, собиралась, а что в этом дурного? Все было так, как я и представляла. Предугадать действия тети Мэгги в ближайшую минуту было просто невозможным. Когда мы расставались перед сном, она поцеловала меня в щеку, но в ее поцелуе не хватало привычной теплоты.
Я лежала в кровати и смотрела на озеро. Луна сияла в полнеба, но иногда ее голубой диск закрывали медленно плывущие огромные облака. В какое-то мгновение я подумала, будет ли Рой Маквей, поселившись в коттедже, смотреть на залитое лунным светом озеро. Мне в это не верилось. Я легко представляла себе сидящего здесь в задумчивости Дэви Маквея, но не Роя. Я даже могла поместить в коттедж Франни, вглядывавшуюся в мерцающий за окном лунный свет, хотя она и не в состоянии постичь всю его волшебную красоту. Внезапно меня охватила щемящая тоска. Я собиралась отсюда уезжать, а ведь именно в Роджерс-Кросс у меня появилось чувство защищенности. За какие-то недели эта прекрасная земля дала мне душевные силы победить в единоборстве с Яном. Его власти надо мной пришел конец. Я знала: он больше никогда не сумеет сломить мою волю.
Господи! Что я за несчастный, вечно терзаемый противоречиями человек! Дух противоречия, живший во мне, не дремал. Наряду с предотъездной грустью во мне росло сожаление: «Зачем мы оказались в поместье Маквея?» То, что сейчас происходило в моем сердце, способно в корне изменить мое будущее. Меня изнуряла постоянная борьба с самой собой – я победила свои нервы, победила страх. Но хватит ли у меня воли противостоять новому, куда более сильному чувству? Я даже не смела назвать это чувство, вспомнив свой недавний горький опыт. И почему, боже, разжег это пламя синеглазый, белокурый Дэви Маквей?!
Постепенно я погружаюсь в сон. Луна светила мне прямо в лицо, и я вспомнила давнее поверье: каждый, кто спит с лунным светом на лице, проснется утром безумцем. Но древнее поверье не испугало меня.
Мои веки смыкались, когда сквозь туман я увидела силуэт человека, шедшего от озера к коттеджу. На темном фоне его могучей высокой фигуры резко выделялась белая перевязь. Я пыталась не думать о Дэви: напрасно – и во сне я грезила о встрече с Маквеем.
Словно наяву, я видела, как встала в кровати на колени, резким движением распахнула окно и позвала Дэви. Он приблизился и протянул руки ко мне. Никакой перевязи на нем уже не было. Я перешагнула через подоконник и спрыгнула вниз. Подобно Сивилле, изображенной Микеланджело на потолке Сикстинской капеллы, я парила над Маквеем, пока он не подхватил меня и не прижал к себе. Я смеялась от счастья в его объятиях: мне чудилось, что смех длится целую вечность… Откуда-то издалека донесся голос тети Мэгги:
– Проснись, Пру! Проснись!
Я открыла глаза и увидела, что она стояла рядом со мной, повторяя:
– Проснись, Пру! Тебе приснилось. Проснись!
Я в недоумении смотрела на тетю Мэгги до тех пор, пока не вспомнила свой романтический сон. Испугав и себя, и тетю Мэгги, я горько разрыдалась. Улегшись рядом со мной на узкой кровати, тетя Мэгги крепко меня обняла, приговаривая:
– Ну, будет, будет, успокойся.
Ни она не спрашивала, что я увидела во сне, ни я ей ничего не рассказала, и мы лежали обнявшись, пока не заснули.
Утром мы проснулись очень рано, и, когда я подняла голову, тетя Мэгги чуть не вскрикнула от боли в затекшем предплечье: я проспала на ее руке почти всю ночь.
