Текст книги "Возвращение к жизни"
Автор книги: Кэтрин Куксон
Соавторы: Кэтрин Марч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Дженни сияла от предвкушения зрелища. Но как только девочка вышла во двор, выражение ее лица преобразилось. Дэви Маквей стоял на самом верху лестницы, закручивая болт в угловой кронштейн, откинув голову назад и вытянув над собой руки. То ли присутствие внизу зевак, то ли яркий огонь спички, озаривший сумрак этого утра, заставили его обернуться в нашу сторону. Я увидела, как его глаза с ужасом остановились на Флоре Клеверли. Он замер, распластавшись на лестнице, в причудливой неестественной позе, словно циркач перед смертельно опасным трюком; его рот открылся в безмолвном крике, а руки взметнулись высоко вверх. Но прежде, чем он начал в панике спускаться с лестницы, Флора Клеверли подожгла и бросила петарду.
Маквей уже был где-то на шестой или седьмой снизу перекладине, когда петарда, упавшая вблизи лестницы, взорвалась с оглушительным треском. Казалось, что взрыв оторвал тело Маквея от опоры и подбросил его в воздух. Силач держался на ногах, но его, словно пьяного, шатало из стороны в сторону.
Из моей груди вырвался отчаянный крик. Я стояла, закрыв от ужаса лицо ладонями. Не сомневалась: взорвись петарда чуть раньше, например, когда Дэви был на самом верху лестницы, он неминуемо бы сорвался. Его поведение было таким, словно взорвалась не петарда, а артиллерийский снаряд. Корея и горящий бензовоз возникли в памяти Маквея.
Я бросилась к нему: он стоял, зажмурив глаза и все еще шатаясь, но Дженни опередила меня.
– Дэви! Дэви! Ну Дэви, пожалуйста! Это всего лишь большая хлопушка. Дэви!
Маквей, не обращая внимания на ребенка, ринулся к Флоре Клеверли. Он напоминал гигантского разъяренного медведя. Нашкодившая экономка в страхе попятилась назад и вжалась в гранитную стену дома.
– Мистер Маквей! Нет! Мистер Маквей! Не надо! – раздался мой пронзительный вопль.
Подойдя к дрожащей Флоре, он по капле выдавил через плотно сжатые зубы:
– Вы! Вы дьявольская тварь! Ведьма! – Маквей схватил ее за горло.
Очнувшись, Флора Клеверли как дикий зверь набросилась на Маквея, царапаясь и нанося удары ногами, норовя попасть в самое уязвимое место. В ту же секунду мы с Дженни повисли на его руках, умоляя: «Прекратите! Нет!» Но я не сомневалась: наши жалкие попытки остановить его были бы столь же тщетными, сколь тщетными могли быть усилия мухи укротить ослепленного гневом слона. Разжав клещи рук Дэви Маквея, я огляделась вокруг, надеясь отыскать во дворе хоть что-то, способное охладить ярость светловолосого гиганта. Рядом с железной бочкой, стоявшей под водосточной трубой, я увидела большую деревянную бадью, до краев заполненную водой. Тетя Мэгги однажды выплеснула мне в лицо стакан воды, чтобы предотвратить истерику. Вспомнив это, я подняла бадью, которую при других обстоятельствах, наверное, даже не оторвала бы от земли, и опрокинула ее на голову Дэви Маквея.
В это же мгновение обессиленная Флора Клеверли привалилась к стене и медленно сползла вниз.
Следующий акт этой трагедии напоминал замедленную съемку. Я увидела, как Дэви Маквей стряхивает воду с одежды, поднимает волосы: сначала над глазами, потом, откинув голову, приглаживает их. Его размеренные движения были как у робота. Маквей напоминал человека, вернувшегося из потустороннего кошмара. Люди, окружившие его, казались Дэви бесплотными призраками, населявшими ад, где он побывал. Стараясь держаться прямо, владелец Лаутербека двинулся к двери, ведущей в пещеру. Вслед за ним семенила преданная маленькая Дженни.
И только после того как дверь захлопнулась, я, трепеща, взглянула на Флору Клеверли. Она стояла на четвереньках, пытаясь подняться с земли. Я помогла ей, привела на кухню и усадила в кресло.
– Вам что-нибудь дать? Может быть, немного бренди?
Флора Клеверли судорожно массировала горло. Ее морщинистая кожа была грязно-серого цвета. Мучительно пытаясь проглотить слюну, она жестом показала на стенной шкафчик, простонав:
– Мои пилюли…
Я залезла на табуретку, чтобы дотянуться до аптечки. В ней находилось множество небольших пузырьков, заполненных таблетками разного цвета. Взяв наугад несколько пузырьков, я протянула их пострадавшей. Она выбрала тот, в котором были светлые круглые пилюли; Флора приняла две, запив принесенной мною водой.
– Приготовить вам чай?
Флора Клеверли прошептала, преодолевая горловые спазмы:
– Он уже приготовлен – стоит на полке, в камине.
Жеманно отпивая чай маленькими глоточками, она вынесла приговор Маквею-старшему:
– Он сумасшедший! Я смогу засадить его. Подальше отсюда. Вы были свидетелем того, как этот безумец едва не задушил меня.
Я резко отпрянула назад, но Флора будто пригвоздила меня к земле силою своего змеиного, полного ненависти взгляда.
– Попытки избавиться от меня случались и раньше; но теперь существует живой свидетель и явные следы преступления, – она осторожно дотронулась до своей шеи, – хотя я и поцарапала его мерзкую физиономию. – Ее губы искривились в мстительной усмешке. – Я его предупреждала. Теперь я выполню свое обещание: вызову доктора Кемпа, чтобы он обследовал меня и написал заключение.
Когда она снова указала на свою шею, я, тщательно выговаривая каждое слово, возразила:
– Мисс Клеверли, смею напомнить – вы первая подожгли и бросили петарду. Если бы Дэви Маквей находился под самой крышей, я уверена, он все равно спрыгнул бы вниз. И… и вполне мог бы свернуть себе шею. Он бросился на вас в состоянии аффекта.
– А… так вы с ним заодно! – Флора открыто угрожала мне. – Поддались чарам этого жеребца!
– Мисс Клеверли! Не забывайтесь!
– О, мисс Дадли! Надеюсь, когда Маквей сбросит маску, ваши глаза откроются.
– Мисс Клеверли, я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то открывал мне глаза. И хорошенько запомните, какие бы дрязги ни происходили между вами и мистером Маквеем, они меня не касаются. Более того, мы не планируем здесь надолго задерживаться. Срок нашей аренды истекает. Возможно, это и к лучшему.
– Да, мисс Дадли, вы правы. Я не контролирую себя. Простите, – Флора Клеверли по сути указала мне на дверь, – но мне уже лучше. Спасибо.
Не сказав ни слова, я вышла из кухни и помчалась домой. Заказ для Тэлбота и письма так и остались лежать в моем кармане.
Войдя в коттедж, я попросила тетю Мэгги:
– Налейте мне, пожалуйста, чего-нибудь выпить, хорошо бы бренди с содовой.
– Бренди с содовой? – Тетя Мэгги прищурилась, подозревая недоброе. – Что случилось, Пру?
– Сначала дайте бренди. Потом я все расскажу.
Проглотив залпом большую порцию напитка, я, переведя дыхание, выпалила:
– Дэви Маквей боится громких звуков и еще чуть он не задушил мисс Клеверли.
– Боже праведный! Надеюсь, это все? – Моя покровительница испугалась. – Девочка моя, ты вся мокрая! – всполошилась тетя, дотронувшись до моего плеча.
– Да. Мне пришлось опрокинуть на него бадью с водой.
– Ты… Бадью?! – Крепко прижав ладони к побледневшим щекам, тетушка изумленно повторила: – Ты – опрокинула – бадью!
Когда наконец бренди подействовал, и я немного успокоилась, то подробно рассказала обо всем тете Мэгги.
– Думаю, день нашего отъезда не будет самым печальным в моей жизни.
– Ты уверена, дорогая?
А я-то ожидала, что тетя Мэгги согласится со мной и скажет что-нибудь вроде: «И в моей тоже». Но она, усевшись поудобнее и протянув руки к огню, продолжила:
– Понимаешь, меня беспокоит судьба бедняги Маквея.
– Но ведь он мог до смерти задушить ее!
– Нормальный человек не способен на преступление, если только он не доведен до крайности. Мне эта женщина не понравилась с самого начала, и мое представление об этой скользкой особе ухудшается после каждой встречи. А из того, что ты рассказала, непреложно следует, что она намеренно бросила петарду.
– Я тоже уверена, что Флора Клеверли это сделала умышленно.
– Ну а тогда эта жаба получила по заслугам. Она, по всей видимости, знала, какое роковое воздействие окажет на Дэви звук взорвавшейся петарды. Поверь мне, она отвратительная злобная ведьма.
Я растерянно металась по комнате.
– Пойди переоденься, не хватало еще подцепить простуду, – распорядилась заботливая тетя Мэгги.
– Мне придется вернуться в большой дом. Я не отправила письма и не передала заказ.
Тетя Мэгги посмотрела в окно:
– Похоже, собирается гроза. Вряд ли ты захочешь вести машину в грозу. – Она знала, что я не люблю находиться за рулем не только в грозу, но и во время дождя.
– Я вовсе не собираюсь ехать на машине. Мы вполне обойдемся теми продуктами, которые остались в кладовой. Но я должна отправить свои письма. Я брошу их в почтовый ящик на столбе у перекрестка. Если потороплюсь, я успею до того, как разразится гроза.
– Сначала пойди и переоденься. – Тетушка была настойчива.
– Но платье не очень мокрое – меня только обрызгало. Ничего со мной не сделается: я скоро вернусь.
– Ты просту…
– Тетя Мэгги! Я не малое дитя.
Схватив дождевик, я выскочила на улицу и, пройдя через кустарник, вышла в открытое поле. Воздух был недвижим, а облака висели так низко, что мне вспомнилась любимая сказка о детях, спешивших к королю: они хотели рассказать ему про небо, собиравшееся упасть на землю. Я же наблюдала похожую картину: свинцовое небо, казалось, лежало на верхушке холма.
Я падала от усталости; по лицу стекали ручейки пота; на середине пути раздались первые удары грома. Когда я преодолела подъем и до перекрестка трех дорог уже было рукой подать, я поняла: вряд ли вернусь домой до начала дождя.
Не успела я опустить письма, как ярчайшая вспышка молнии над голыми верхушками скалистых холмов ослепила меня. Небо словно раскололось надвое. Я со всех ног бросилась бежать домой.
Обвальный дождь припустился также внезапно, как гром и молния. Потоки воды обрушились на меня, я сбилась с дороги и мчалась вниз, под уклон, удаляясь от коттеджа.
Я продиралась через заросли ежевики. Огромные деревья закрывали ветвями дорогу, извивавшуюся по руслу узкого оврага. Между деревьями теснились густые кусты. Я вспомнила эти места и подумала, что здесь безопаснее, чем в открытом поле. На счастье, припомнила, что неподалеку на крутом склоне был вход в нору, похожую на небольшую пещеру.
Я обнаружила ее в одну из своих прогулок, наблюдая за Дэви Маквеем, скакавшим по склону на лошади. Помню, как он свистнул и на его свист откуда-то выбежала собака. Казалось, она появилась из преисподней.
Проливной дождь пригибал меня к земле. Я уже не бежала, а ползла; можно сказать, что спасительную нору я отыскала случайно, на ощупь. Зайдя внутрь, я без сил привалилась к стенке и зажмурилась. Отдышавшись, я выпрямилась и откинула назад голову. Когда же я открыла глаза, то увидела… Дэви Маквея.
Он сидел на земле почти рядом со мной, его локти лежали на высоко поднятых коленях, а руки, точно плети, свисали между ними. Крупное лицо Маквея было повернуто в мою сторону, и на нем выделялись алые царапины, следы острых ногтей Флоры Клеверли.
Нора! Прозвучали слова Флоры Клеверли: «Похоже, ты опять сидел в своей норе». Теперь мне стал понятен их смысл. Нора – его прибежище, где он скрывался в тяжкие минуты жизни. Сюда он забился и после унизительной утренней сцены. При виде страдающего Маквея мое сердце сжалось; я чуть было не сказала банальное: «Какая ужасная гроза», но, взглянув на его лицо, освещенное синью широко открытых глаз, полных печали и боли, я не смогла вымолвить ни слона.
Я так и стояла, прижавшись спиной к стене, а Дэви сидел в той же позе с высоко поднятыми коленями. Издалека доносилось шуршание дождя. Так же, как и в то утро на берегу «другого» озера, тишина окутывала нас. В ту первую тишину я задала себе вопрос. Сейчас я получила на него ответ.
Этот человек был окружен страхом, словно коконом. Он не боялся людей, как я; его страх был всеобъемлющим. Я вспомнила одну женщину. Эта несчастная боялась луны; ей также казалось, что, если сделает хотя бы один шаг вперед, она, словно по глобусу, скатится по поверхности земного шара в преисподнюю. Это был страх перед несовершенством мироздания. Нечто подобное испытывал и Дэви Маквей. Главным в его кошмаре был страх перед звуками, напоминающими взрыв («бензовоз»).
Окружавшую нас тишину уничтожил чудовищной силы удар грома. Он прогремел прямо над нами и, казалось, вдребезги разнес холм. Передо мной, как в калейдоскопе, предстала гамма переживаний Дэви Маквея. Его лицо исказила гримаса ужаса, затем он вжал голову в колени и закрыл ее руками. Мой внутренний голос протестовал: «Нет! Нет! Так нельзя!» Было нечто унизительно-жалкое в том, что мужчина-атлет, гигант боится шума хлопушек, боится грома.
«Не волнуйся, ему придется сначала иметь дело с Дэви Маквеем», – вспомнились слова тети Мэгги. Они тогда воскресили во мне чувство душевного спокойствия. Но сейчас, устрашающий аккомпанемент громовых раскатов, голова Дэви Маквея опускалась все ниже и ниже, а во мне нарастало не только чувство жалости и сострадания, но и благоговейного восторга. Этот человек затаил свой страх, точно боевую пулю, которую нельзя извлечь. Окружающие же его люди наблюдали недюжинную силу и бесстрашие Дэви Маквея. Мало кто догадывался, что под непроницаемой маской отважного рыцаря скрывалась уязвимая нежная душа, боявшаяся таинственных, невидимых природных сил.
Я не заметила, как опустилась на колени перед Дэви Маквеем и обняла за плечи. Его куртка после моего душа была еще влажной.
Мы оба смутились. Ощущение близости подействовало на обоих, точно электрический разряд. Наступила тишина, не было слышно даже шума моросившего дождя. Я почувствовала, как содрогнулось могучее тело, и сняла руки с литых плеч Дэви. Он откинулся спиной к стене пещеры; его била дрожь…
– Т-теперь вы знаете все, – заикаясь, прошептал он.
– Что я знаю? Только то, что вы боитесь шума? – дипломатично спросила я.
– Д-да. Я мужчина, который боится шума.
– Я сама боюсь очень многого.
– Для ж-женщины это естественно.
– Вы не единственный человек, страдающий, казалось бы, от пустяка – Я почти повторила Дэви его же слова, сказанные им в коттедже, когда он пытался утешить меня.
– Согласен, но от этого мне не легче.
– Я имела в виду… – Теперь уже я говорила запинаясь. – Вам нечего стыдиться… Дэви, поверьте мне!
– Возможно… Но ведь я крепкий – физически крепкий мужчина. Недоброжелатели говорят, что мои «страхи» – блажь, дурная привычка, от которой я просто не желаю избавиться.
Я села рядом с Дэви; наши тела почти касались друг друга.
– Когда это началось? – спросила я. – До того как… вас ранило? – Я не смогла произнести слова «вы горели».
– Все случилось одновременно. Бензовоз попал под перекрестный огонь. Был бы я в нормальном состоянии, вряд ли звук разрывов подействовал бы на меня так сокрушительно. Но в момент возгорания, думаю, на мне оставалось слишком мало кожи… Я чуть не сошел с ума от адского грохота и пламени, объявших меня.
Я закрыла глаза. Передо мной, как наяву, предстала жуткая картина: светловолосая голова Дэви, беспомощно торчавшая из окна пылающей кабины бензовоза и рвущиеся вокруг артиллерийские снаряды. Почему люди обречены на страдания и муки?! Когда раны Дэви зажили, казалось, уйдет в прошлое и пережитый им кошмар. Но судьба распорядилась жестоко: в сознании Маквея на всю жизнь укоренился ужас перед звуками, похожими на взрыв.
– Мой страх имеет другую природу: я боюсь людей. Но совсем не потому, что они способны причинить мне страдания. Меня страшит другое, то, чего они не способны для меня сделать. – Дэви ловил каждое мое слово. – Никто из близких не одарил меня прекрасным чувством защищенности… – Я не смела произнести – «любви». – Знаете, в Истборне есть улица, типичная трущоба, которая, однако, словно магнитом притягивала меня к себе. Игравшие на грязных тротуарах дети казались счастливыми, а девушки, несмотря на дешевую одежду и косметику, выглядели так, словно весь мир лежал у их ног. Я этот феномен объясняю тем, что большинство из них жили в сплоченных семьях. Конечно, среди жителей этой улицы были и темные личности: пьяницы, драчуны, Воришки. Все это я хорошо знала, но тем не менее завидовала открытости и сердечности обитателей трущобы.
Если бы кто-нибудь сказал мне три месяца назад, что я первая обниму за плечи мужчину, я восприняла бы это за оскорбительный бред. Поднявшись с земли, я протянула Дэви ладони. Его руки оставались неподвижными: он только поднял на меня удивленные глаза. Я увидела, как напряглось его лицо, словно он пытался что-то сказать, а слова застревали в его горле.
Осмелев, я наклонилась и, убрав его послушные руки с колен, ласково сказала:
– Пойдемте. Тетя Мэгги приготовит нам кофе. – Можно было подумать, что моя покровительница принадлежит ему так же, как и мне.
Мы не отпускали ладони друг друга. Я не чувствовала ни малейшего смущения; больше того – меня заполняла чистая, светлая радость. Я ощущала биение сердца Дэви, передававшееся через тепло его руки. Мы замерли, соединенные не только ладонями и взглядами, но и нашей общей слабостью – Маквей и я были единым целым из-за познанного нами обоими чувства страха.
Осторожно высвободив свои ладони из его рук, я вышла на воздух. Дождя не было. Горизонт прояснился, и я разглядела сизый дымок из каменной трубы коттеджа, поднимавшийся над зарослями кустарника. Взглянув на Дэви, я попыталась улыбнуться, но не смогла: его мужественное загорелое лицо неузнаваемо преобразилось: стало отрешенным, мертвенно-бледным. Я медленно двинулась вперед, вслед за мной последовал Дэви, и так, шаг за шагом, мы спускались по мокрому склону холма, шли по сырому полю, пока не достигли дверей коттеджа. И никто из нас за всю дорогу не произнес ни слова.
Тетя Мэгги в ожидании стояла на пороге. Она была взволнована, однако скрыла свое изумление, когда я внезапно появилась в сопровождении Дэви Маквея.
Как только я приблизилась к тете Мэгги, она, пощупав у меня на груди платье, встревожилась.
– Ты вся промокла. Сейчас же переоденься! Где ты была? Я чуть с ума не сошла из-за того, что ты блуждаешь где-то во время этого светопреставления. Такого чудовищного грома я не упомню. – Голос ее пресекся. Должно быть, она сообразила, глядя на изможденное страдальческое лицо Дэви, что дальнейшие причитания неуместны, и беззаботно защебетала: – Я только что сварила кофе. Думаю, мы его будем пить с коньяком. Ты, девочка, наконец поднимись наверх и переоденься. – Она слегка подтолкнула меня к лестнице. – Мистер Маквей, надеюсь, вы снимите свою куртку? Проходите в гостиную и устраивайтесь поудобнее.
Едва я успела сбросить с себя мокрую одежду, как вдруг услышала тихий шепот. Тетя Мэгги, стоя на верхней ступеньке, поманила меня к себе.
– Что случилось? – встревожено и очень тихо спросила она.
– Я потом все расскажу, – пообещала я.
– Он похож на покойника.
– Будьте с ним, бога ради, полюбезнее.
Сказав это, я почувствовала, как горячая краска заливает мое лицо.
Брови тети Мэгги насмешливо изогнулись.
– Сделаю все, на что я только способна, – прошелестела она.
Когда я вошла в гостиную, Дэви Маквей, уже без куртки, сидел около камина. Вскочив при моем появлении, он смотрел на меня, не отрывая глаз, и не спускал их с моего лица, пока не ушел к себе.
Наверху я переоделась в эффектное золотисто-лимонное платье, перевязанное алым поясом. Я знала, что туалет мне очень идет. Я давно уже его не надевала – с той самой поры, когда забеременела. Почему я взяла его с собой, не знаю, возможно, лишь потому, что платье было немнущимся. Но могу поклясться – я не собиралась в нем обольщать мужчин.
Тетя Мэгги также смотрела на меня. Я боялась, что эксцентричная леди съязвит, заметив, что ее племянница принарядилась. Она не смолчала, но безобидная реплика не спугнула моего душевного равновесия.
– Так-то оно лучше, – сказала тетушка. – Наконец у тебя хватило здравого смысла выбрать из своего гардероба нечто женственное. – Мистер Маквей, позвольте предложить еще чашку кофе. Как в песне поется: «Еще хоть капельку, еще чуть-чуть».
Процитированная – как всегда, неточно – тетей строчка популярного старого шлягера сразу же разрядила натянутую обстановку; а все мы в этом особенно нуждались.
На лице Маквея появилась слабая улыбка.
– Вы очень внимательны, мисс Фуллер. Я не способен отказать вам.
Я попросила тетю Мэгги быть полюбезнее с Дэви, и она творила чудеса гостеприимства, занимая нескончаемой беседой дорогого гостя.
Надев еще влажную куртку, наш лендлорд перед уходом с грустью заметил:
– Ваше пребывание здесь подходит к концу. – Маквей пристально смотрел на нас обеих.
– Да… Время не остановишь, – философски ответила тетя Мэгги.
– Вы будете сожалеть об отъезде? – вырвалось у Дэви.
Тетя Мэгги, глядя в синие глаза Дэви Маквея, запинаясь, произнесла.
– Думаю, что да. Будем. – Потом добавила уже более решительно: – Да, конечно, нам не хочется уезжать. Правда, дорогая? – Старушка подняла на меня свои ясные глаза. Я просила ее быть с Дэви помягче, и она честно претворяла мое желание в жизнь – ее святая ложь выглядела на редкость правдоподобно. Когда я перевела свой взгляд на Дэви Маквея, то поняла: он этого ждал. Интересно, собиралась ли я тоже лгать?
– Мне очень жаль расставаться с уютом коттеджа и красотой здешних мест. Впервые за долгие, долгие годы я почувствовала себя счастливой.
В комнате стало тихо. Лишь трещали поленья в камине. Я посмотрела на огонь и убедилась: в моих словах не было и капли лжи.
– Мне надо идти. Было очень приятно посидеть вот так, по-домашнему, вместе с вами. – Дэви обращался к тете Мэгги.
– Но вы и раньше отдыхали здесь, я говорю о коттедже, – хитро прищурившись, возразил мой дипломат.
– Не так, как сейчас – в одиночестве и молча. Обычно я здесь веду свою бухгалтерию и составляю планы на будущее. И часто от усталости засыпаю прямо за столом и просыпаюсь уже в середине ночи, когда погаснет огонь в камине.
– Это так похоже на мужчин! – воскликнула тетя Мэгги, все еще играя роль светской дамы. Улыбнувшись, она направилась к двери.
Я осталась в гостиной, наедине с Дэви. Меня страшила неизбежность интимного разговора. Я интуитивно чувствовала, что слова могут все испортить, – и молчала. Казалось, Дэви понимал меня…
Уже около двери Маквей, посмотрев мне в глаза, тихо произнес:
– Спасибо.
Одно единственное слово разорвало густую паутину недосказанности, относившуюся к трагическим событиям сегодняшнего дня. Меня благодарили за нравственную помощь, оказанную ему в трудную минуту.
Я молчала… Дэви Маквей попрощался с тетей и ушел. Когда тетя Мэгги села в свое кресло, я все еще продолжала стоять, опираясь на каминную доску и пристально вглядываясь в огонь.
– Ну а теперь, может, ты все-таки объяснишь мне, что все это означает?
Я чувствовала, что тете очень хотелось услышать подробный рассказ о метаморфозе, произошедшей в наших взаимоотношениях с Маквеем. Но вместо связного повествования я задала мудрой леди вопрос:
– Разве возможно, чтобы сущность человека столь резко отличалась от его облика?
– Хм… – Тетя Мэгги взяла свое бесконечное вязание. – Ты же писательница, тебе бы следовало разгадать сей психологический казус. – Ее брови лукаво изогнулись. – Но разве все мы не ходим в масках? Мы обязаны это делать. Если бы посторонние знали, что иногда творится у нас в душе, мы бы сгорели со стыда. Мы порою вынуждены выстраивать вокруг себя барьеры, иными словами это называется «защитной реакцией». И я должна тебе сказать, что именно это и сделал Маквей: он был вынужден окружить себя непроницаемой броней, если, конечно, ты в нем не ошибаешься. Ну а теперь расскажи мне все-таки, что произошло.
Броня? Да, тетя права. «Закованный в панцирь». Заголовок моего романа приобретал все более глубокий смысл. Я глядела на тетю Мэгги. Несмотря на быстро мелькавшие в ее руках спицы, она была похожа на воплощенное ожидание. Но у меня не было точных слов, чтобы объяснить нечто прекрасное, произошедшее между мной и Дэви Маквеем во время бури.
– Он не любит грозу, – всего лишь сказала я.
– Не любит?.. – Тетя Мэгги пристально посмотрела мне в глаза.
Она ждала дальнейших объяснений, и, когда их не последовало, я увидела, что ее глаза медленно суживаются: это был верный признак работы ее интеллекта. Я почувствовала, что снова покраснела.
Тетя Мэгги имела сверхъестественную способность угадывать мои мысли. Казалось, что у нее был ключик, открывавший глубины моего подсознания; и сейчас, под ее испытующим взглядом, мне захотелось взбунтоваться: «И даже близко нет ничего похожего! Этого просто не может быть. Как вы могли такое подумать. Я ненавижу всех мужчин до единого! Если бы даже у меня и возникла симпатия к одному из них, то только не к такому монстру, как Дэви Маквей. Тетя Мэгги, вы сами должны это прекрасно понимать».
Тем не менее я не произнесла ни единого слова протеста. Я подошла к столу, села и начала писать новую главу…
