Текст книги "Дом на семи ветрах"

Автор книги: Кэтрин Кимброу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Наносить визиты? – Я покраснела, желая ответить «да», но потупилась.

– О, речь идет отнюдь не о профессиональных визитах. – Клайд разразился присущим ему беззаботным смехом. – Я вовсе не хочу сказать, что вы больны, но, может быть, вам захочется увидеться с неким врачом?

– С неким врачом? – озадаченно переспросила я, но тут же тоже рассмеялась. – Ах, это… с врачом. Да, я с удовольствием с ним увижусь. – Интересно, как бы ответила на такое предложение Робертина Кавано.

– Вы доставите мне огромное удовольствие.

Должно быть, я показалась ему ужасно глупой, нельзя же все время так краснеть. Хмыкнув, Клайд отбросил упавшую мне на лицо прядь волос.

– Может быть, завтра?

– Если хотите. – Я опять потупилась.

– Кажется, очень хочу. – Он поднял мой подбородок и с чудесной, теплой улыбкой на какое-то, кажущееся бесконечным, мгновение заглянул мне в глаза. Затем взял мою руку в свою и, пожав ее, слегка наклонился. – До свидания, – сказал Клайд, не отрывая от меня взгляда.

– До свидания… До завтра?

– До завтра, Вера.

Быстро повернувшись, он направился к автомобилю и, заведя мотор, помахал мне рукой. Машина тронулась, а Клайд все махал мне, пока не скрылся за воротами.

– До завтра, – прошептала я.

О, как мне нужны были сейчас советы Робертины. Бросив последний взгляд на окружающий пейзаж, я потянулась к дверному молотку, но, подняв руку, остановилась в нерешительности, а когда наконец собралась с духом, большая, потемневшая от времени дверь медленно, с громким скрипом отворилась внутрь.

Глава четвертая

Сперва показался нос – большой, узкий и длинный, загибающийся крючком вниз. Голова смотрящей на меня женщины была откинута назад, и следующей доступной для обозрения деталью оказалась удлиненная мощная челюсть. Шея женщины была длинной и заросшей легким пушком. Опустив голову, она взглянула на меня глубоко сидящими под прямыми бровями глазами. На ее левой щеке виднелась большая родинка. Черные волосы были зачесаны назад, прикрывая верх ушей, и сколоты сзади в узел.

Она была облачена в серое, с высоким воротником и длинными рукавами платье, единственным украшением которого служила приколотая на груди золотая брошь. Туалет завершали удобные широкие туфли на низком каблуке. В ней чувствовалось что-то зловещее.

– Здравствуйте, – сказала я дрогнувшим голосом, чуть более громким, чем шепот. – Я Вера Блейк. Полагаю, что меня должны ожидать.

Женщина молча холодно смотрела на меня недоверчивым взглядом.

– Я прихожусь племянницей покойному Александеру Блейку, – робко пояснила я.

Женщина – теперь я имела возможность ее хорошо рассмотреть и увидела, что ей явно перевалило за пятьдесят, – взглянула на меня почти осуждающе.

– За вами на станцию послали Брендона Трэнта. Как получилось, что вы с ним разминулись?

– Не знаю.

Ощущая всю нелепость сложившейся ситуации, я нерешительно переступила с ноги на ногу и попыталась улыбнуться.

– Странно, – процедила женщина, чем-то неуловимо напомнившая мне незабвенную мисс Сандерс.

– Мне удалось добраться самой. А вы…

– Миссис Парвер, – перебила она меня грубым, почти мужским голосом. – Я домоправительница.

– А кто такой Брендон Трэнт? – Я пыталась вести себя приветливо.

– Камердинер вашего покойного дяди, – ответила миссис Парвер безжизненным тоном. – Вы, наверное, желаете посмотреть свою комнату? – И, не дождавшись моего ответа, тем же ровным, лишенным каких-либо эмоций голосом сказала: – Пойдемте.

Она резко повернулась, и, спустившись по трем покрытым ковром ступенькам, я оказалась в огромном мрачном холле с колоннами.

В гигантское продолговатое помещение выходило множество дверей. В центре стоял большой стол с мраморной столешницей, который украшала скульптурная группа, изображающая двух борющихся между собой мужчин. На каждой стороне холла располагалось по четыре двери. С балюстрады наверху двумя крыльями спускалась изогнутая лестница. Дальний конец холла, между лестницами, был занавешен плотными портьерами, за которыми, как я впоследствии узнала, располагалась терраса. В воздухе витал странный аромат; пахло полировкой для мебели и восточными благовониями.

Мне захотелось побыть в холле подольше, чтобы изучить его в деталях, но уже поднимающаяся по лестнице миссис Парвер нетерпеливо оглянулась на меня.

Мраморные ступени покрывал толстый ковер цвета старого красного вина, стены были отделаны потемневшими от времени дубовыми панелями.

Поднявшись наверх, я смогла гораздо лучше рассмотреть висевшую в центре холла гигантскую хрустальную люстру – без сомнения, произведение искусства, – по-видимому, стоившую целое состояние. Я затруднилась объективно определить ее размеры, но она была очень широкая, с торчащими вверх конусообразными лампами и множеством свисающих хрустальных подвесок. Мне представилось, что, когда в холле дует ветерок, все они начинают звенеть. Никогда в жизни мне не приходилось видеть ничего более красивого.

С довольно узкой балюстрады вел задрапированный тяжелыми портьерами арочный проход. За ним открывался широкий, уходящий направо и налево коридор, в который выходило множество дверей.

Коридор был украшен статуями, рыцарским вооружением и картинами, по всей видимости портретами предков Блейков. Интересно будет узнать, кто они такие. У большинства были ханжеские или тревожные лица, скучные и усталые от столь долгого бдения. Только один портрет, висевший как раз напротив арочного прохода, выглядел более жизнерадостным. На нем была изображена красивая женщина со светло-рыжими волосами. Под портретом стоял письменный стол с выдвижным ящиком. Остановившись перед ним, я с изумлением обнаружила в лице женщины фамильное сходство с собой.

В обоих концах коридора были расположены лестницы, ведущие на верхние этажи.

Повернув направо, миссис Парвер прошла несколько шагов и обернулась посмотреть, следую ли я за ней. Раздраженно кашлянув, она двинулась дальше. Полированный паркет пола был покрыт темно-зеленой ковровой дорожкой во всю длину коридора, но, даже несмотря на это, старые паркетины поскрипывали под ногами.

Моя комната располагалась в самом конце южного крыла здания. Из окна открывался вид на широкую лужайку и океан. Другое окно выходило на уже упоминаемый павильон и заросший кувшинками пруд.

По всему чувствовалось, что в этой богато обставленной комнате совсем недавно произвели отделочные работы – в ней пахло свежей краской и клеем. Стены были обтянуты золотистой материей с цветочным рисунком. Четвертая стена, параллельная коридору, была отделана тяжелыми деревянными панелями и от пола до потолка увешана миниатюрами в круглых и овальных рамках. Одну часть этой стены занимали встроенные шкафы со скользящими дверями. За их плотно закрывающимися створками находились альковы метровой глубины. Несмотря на то что дом был электрифицирован, повсюду стояли свечи в бронзовых канделябрах, иногда простых, иногда фигурных.

– Почему здесь так много свечей? – спросила я, ошеломленная увиденным.

Остановившаяся возле дверей миссис Парвер окинула глазами комнату.

– У нас в Гнезде Ворона не редкость сильные штормы и бывают перебои с электричеством, иногда длительные.

– Это комната дяди Алекса? – сменила я тему разговора.

– Нет. – Миссис Парвер замолчала, но я ожидала ответа. – Последней ее обитательницей, правда давным-давно, была ваша бабушка, на которую вы, кажется, похожи.

– Комната бабушки? – Я оживилась. – Очень рада.

Интересно, привлекший мое внимание портрет в коридоре изображал эту мою бабушку? Но почему-то я этого не спросила.

– Вот тут ванная. – Миссис Парвер слегка поврежденным артритом пальцем указала на дверь в западной стене. – Рядом с ней маленькая туалетная комната. Без сомнения, вы захотите освежиться после дороги. Ужин будет накрыт в семь часов. Чай вам подадут сюда.

– Я буду ужинать одна? – спросила я, не зная, что именно от меня требуется.

– Нет. – Миссис Парвер, уже открывшая дверь, остановилась, держась за ручку. – Вы будете ужинать со своими родственниками.

– Со своими родственниками?

– Они решили составить вам компанию, – заявила миссис Парвер и, выйдя из комнаты, закрыла за собой дверь.

– Мои родственники? – Я поспешила к двери. – Но у отца был только один брат и не было сестер…

Однако, когда я открыла дверь, миссис Парвер уже нигде не было видно. Вероятно, она спустилась по лестнице, находящейся в восточном крыле здания.

Все это показалось мне весьма странным. Мне ничего не было известно о существовании каких-либо родственников. Возможно, какие-нибудь дальние. А иначе как? Иначе и быть не может, решила я.

Захватив с собой сумочку, я оставила весь остальной багаж в холле, полагая, что его принесет кто-нибудь из слуг, и только теперь поняла, что забыла свой кейс крокодиловой кожи в машине Клайда.

Я возликовала. Теперь у меня появилась вполне серьезная причина самой позвонить симпатичному молодому врачу. Однако эти приятные мысли были прерваны негромким стуком в дверь. Решив, что это принесший мой багаж слуга, я громко разрешила войти.

Дверь отворилась, в проходе стояла сияющая женщина лет сорока, привлекательная и молодо выглядевшая. В руках у нее был букет из желтых и белых хризантем.

– Так вы и есть Вера Блейк? – спросила она.

– Да.

– Я ваша родственница, Зенит Квайл. – Женщина вошла. – Принесла вам маленький подарок. Миссис Грегстон, кухарка, и ее муж, садовник, срезали их для вас. Разве они не очаровательны?

Зенит Квайл проскользнула в комнату с грацией и изяществом истинной леди. Она была красива, с правильными чертами лица, обрамленного длинными, падающими на плечи белокурыми волосами, и напомнила мне какую-то английскую киноактрису. Хорошо поставленный звучный голос тоже заставлял предположить, что кузина имеет отношение к этой профессии. Я спросила ее об этом.

– Готовилась, когда была еще девочкой, – объяснила Зенит, кладя хризантемы на бюро. – Миссис Парвер сказала, что в будуаре на туалетном столике есть подходящая ваза.

Зенит исчезла в алькове, размером два на два метра. В нем стоял стол, над которым висело большое зеркало. Подойдя поближе, я наблюдала за грациозными движениями своей кузины. Как ни странно, запах краски здесь ощущался гораздо сильнее и при более внимательном рассмотрении оказалось, что будуар недавно отделали в стиле модерн, совершенно не соответствующем общему викторианскому стилю спальни. Через несколько минут Зенит вышла с керамической вазой, полной воды.

– Собственно говоря, я ваша родственница только по моему мужу, – сказала она, располагая хризантемы в художественном беспорядке. – Сквайр – мой муж Орен Квайл – приходится вам дальним родственником со стороны бабушки Блейк. Мы живем в Сомерсетшире, там Орен унаследовал титул сквайра. Смысла в этом никакого, но я все равно зову его так. Это доставляет ему удовольствие, тешит его гипертрофированное чувство собственного достоинства. Вы конечно же знаете, что такое мужское самолюбие, не правда ли? Сплошная помпа и тяга к титулам, – сказала она. Голос ее звучал приветливо, но в нем явно ощущалась некоторая насмешливость.

– Я знаю, что не имею близких родственников, – решила сменить тему я.

– На вашем месте я не говорила бы об этом с такой уверенностью, Вера, – сказала Зенит, не глядя на меня. – Ходили слухи, что у Алекса был на стороне незаконнорожденный ребенок. Вы, разумеется, в курсе, что ваш дядя никогда не был женат. Весьма эксцентричный джентльмен со многими странностями и, должна добавить, псевдобогемными склонностями: стремлением к роскоши и пренебрежением к условностям. Однако лично я думаю, что слухи о незаконнорожденном ребенке полная чепуха… Хотя кто его знает? Мужчины отличаются известной безалаберностью и часто весьма неразборчивы в знакомствах, если вы понимаете, что я имею в виду.

С довольным кивком Зенит оторвалась от букета и, повернувшись, оглядела меня критическим взглядом, щурясь при этом, как будто оценивая произведение искусства.

– Что ж, взглянем на свою кузину. О, да вы прехорошенькая! Не краснейте, не краснейте. Однако ваше платье смотрится несколько… консервативно; вернее, как пример американского понимания британского консерватизма. Я вовсе не хочу вас обидеть. Полагаю, вы решили, что должны соответствовать образу английской наследницы. Почему бы и нет, дорогая, если вам так больше нравится. Лично я предпочитаю французские фасоны, разумеется в том случае, когда сквайр мне это позволяет. Сам он мало что может сказать по этому поводу, но иногда я стараюсь сделать вид, что слушаю его. Надо льстить мужскому самолюбию, знаете ли. – Склонив голову, она подозрительно посмотрела на меня. – Вы понимаете что-нибудь в мужском самолюбии и как ему подольстить? Это целое искусство, дорогая моя, целое искусство.

Я призналась в полном отсутствии опыта общения с мужчинами.

Зенит рассмеялась, но не насмешливо, а понимающе и, приблизившись ко мне, обняла меня за плечи.

– Есть чему учиться, моя дорогая, есть чему учиться. – Она прижала меня к себе, и я вдруг почувствовала, что больше не одинока; в Гнезде Ворона у меня есть союзница.

Но так ли это? – подумала я в следующее мгновение. Зенит была немного чересчур приветлива, чересчур симпатична, слишком готова поддержать и дать совет.

Присев, мы немного поболтали, желая узнать друг о друге побольше. Мне очень захотелось довериться Зенит, полюбить ее. Она обладала тем шармом, которого, с моей точки зрения, всегда не хватало мне, и я постаралась выкинуть из головы все свои неприятные впечатления.

Немного позднее Стелла Комсток, горничная, принесла мои чемоданы. Поблагодарив Стеллу, я отпустила ее. Зенит предложила мне помочь разобрать вещи и, осмотрев мой гардероб, выразила желание когда-нибудь походить со мной по магазинам, чтобы приобрести, как она выразилась, «действительно настоящие вещи», что я восприняла как критику.

– Разумеется, нам для этого придется поехать в Лондон, – тоном искушенного человека объявила она. – В Ветшире нет ничего кроме нескольких дешевых магазинов, продающих вещи прошлогоднего фасона. Ужасное плебейство! Правда, это ведь провинция. Все покупают либо в Лондоне, либо в Париже. Теперь это просто приятная прогулка, какой-то час на самолете. К тому же, дорогая, побывать в Париже хотя бы один раз просто необходимо.

Зенит беспрестанно курила, и спустя некоторое время я подошла к окну, чтобы открыть его.

– Надеюсь, я не отвлекаю вас от других дел, – внезапно забеспокоилась она.

– Нет-нет, – заверила ее я. – Подожду чая, а потом приму ванну.

– Отлично. Сквайр поехал кататься с Алистером и Дуайном, – непринужденно сказала Зенит, вновь успокаиваясь. – Мне совершенно нечего делать. Надо было захватить с собой несколько романов, но нельзя же предусмотреть всего.

– А кто такие эти Алистер и Дуайн? – Я присела на край кровати.

– Алистер Мэхью. Он ваш дальний родственник со стороны дедушки Блейка. – Зенит выпустила изо рта облачка дыма. – Немного странноват, с горбом на спине – о нет, совсем незаметным, – к тому же хромает. Сквайр рассказывал, что это у него с рождения. Алистер не лишен обаяния и вообще личность неординарная.

При упоминании об Алистере Мэхью лицо ее осветилось. Может быть, мне просто показалось, но она вроде бы старалась приуменьшить его физические недостатки. Интересно, что это все может означать?

– Дуайн Бретч – ваш кузен второй или третьей степени родства из другой ветви семьи, – сказала Зенит, внимательно рассматривая свои ногти. – Он молод и очень обаятелен. Сквайр знает его с младенческих лет. У родителей Дуайна есть деньги, и он ведет жизнь плейбоя. Ему около двадцати пяти лет, он вам наверняка понравится. Однако я вас предупредила. Не то чтобы Дуайн не может вести себя по-джентльменски, когда хочет этого, но никогда не знаешь, что он выкинет в следующий момент.

Накрывавшая чай миссис Грегстон оказалась жизнерадостной, круглолицей, краснощекой, разговорчивой женщиной с заразительным смехом.

– Ну вот, – выпалила она. – Чай и отличные лепешки. Старый семейный рецепт, от которого вас может разнести, если не поостеречься. Только посмотрите на меня! Можно ли поверить, что когда-то я была хористкой мюзик-холла? – Кухарка громко рассмеялась. – Вы ведь мисс Блейк, не так ли? Блейков можно узнать сразу. – Оглянувшись на Зенит, она сменила тему. – Я говорила Улиссу, моему мужу, что эти хризантемы прекрасно подойдут для вашей комнаты. Так бы оно и было, если бы запах краски от отремонтированного будуара не…

– Благодарю вас, вы свободны, – прервала ее Зенит, гася сигарету и сразу вынимая другую.

Я поблагодарила миссис Грегстон за цветы, и она пожелала мне приятного времяпрепровождения, но, когда кухарка подошла к двери, я заметила, что у нее на лице появилось озабоченное выражение. Подмигнув мне, она быстро скрылась за дверью.

– Миссис Грегстон служит в Гнезде Ворона уже много лет, – сказала Зенит, явно испытавшая облегчение после ухода пожилой женщины. – Золотое сердце. Без нее тут мы все как без рук.

После чая Зенит извинилась, сказав, что хочет прилечь отдохнуть перед ужином. Я поблагодарила ее за компанию и за цветы.

– Не стоит благодарности, дорогая, – тепло ответила она. – Надеюсь, что мы станем хорошими друзьями. – Обняв меня, Зенит прислонилась своей щекой к моей, и в этот момент я действительно была убеждена в том, что мы с ней станем хорошими друзьями.

Как только Зенит ушла, я закрыла дверь, разделась и, собравшись принять горячую ванну, вновь обратила внимание на запах свежей краски. Неожиданно мне вспомнилось обеспокоенное лицо миссис Грегстон. Не пыталась ли она мне что-то сказать? Может быть, предупредить насчет Зенит? И почему Зенит прервала миссис Грегстон, когда та заговорила о вновь отремонтированном будуаре?

Вытащив из гардероба купальный халат и тапочки, я разделась и собралась было уже пройти в ванную, как мое внимание привлек звук плача. Негромкие всхлипывания доносились из коридора. Быстро накинув халат и натянув тапочки, я открыла дверь и вышла из комнаты. В коридоре никого не было. Замерев на месте, я прислушалась. Стояла гробовая тишина.

Вернувшись в комнату, я вновь закрылась, но стоило мне направиться в ванную, как всхлипывающие звуки послышались опять. Потом они перешли в явно различимые рыдания. Вся похолодев, я остановилась в нерешительности. Возьми себя в руки! – приказала я себе. Необъяснимых явлений не бывает. Наверное, это ветер или неполадки в канализации. Но, прислушавшись, я поняла, что ошибаюсь. Звук, несомненно, был человеческим плачем.

Вновь выглянув в коридор, я крикнула:

– Кто здесь?

Никакого ответа. Я долго ждала, не шевелясь и почти не дыша.

Оказавшись опять в комнате и снова закрыв за собой дверь, я приложила к ней ухо и прислушалась. Тишина. Пройдя в ванную, я открутила кран до конца, чтобы шум текущей воды заглушил все посторонние звуки, и, сняв халат и тапочки, залезла в ванну. Теплая вода подействовала на меня расслабляюще. Пролежав минут пятнадцать и почувствовав, что засыпаю, я снова услышала жалобный плач. Плакал явно ребенок или девочка-подросток, при этом так горько всхлипывая, что у меня просто сердце разрывалось.

Плач не замолкал, я вылезла из ванны и закуталась в большое купальное полотенце. Но не успела я вытереться досуха, как звуки замолкли. Мне стало очень страшно, и я не торопилась возвращаться в комнату.

Я так и стояла перед зеркалом, когда вдруг дверь медленно отворилась от порыва холодного, с каким-то странным, пыльным запахом воздуха. Выбежав в спальню, я увидела, что окно так и осталось открытым. Я прыгнула в постель и укрылась одеялом. Наверное, все это просто последствия усталости, решила я. Похоже, воображение сыграло со мной плохую шутку.

Я уже почти уснула, когда опять услышала звуки душераздирающего плача. На этот раз он длился недолго и постепенно затих.

Глава пятая

Ужин должны были накрыть в семь часов. Не знаю, отчего я проснулась, но было уже около семи. Горевшая на круглом столике возле окна свеча отбрасывала на высокой потолок уродливые и зловещие тени. Рядом с подсвечником стояла фарфоровая статуэтка юного пастушка с поднятой в агрессивном жесте рукой, отбрасывающая на стену колеблющийся, как будто приготовившийся к нападению контур, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, в чем дело. Облегченно вздохнув, я прислушалась, надеясь, что больше не услышу этого душераздирающего плача.

Поднявшись с кровати, я проверила дверь. Она оказалась закрытой. Очевидно, что кто-то имеющий ключ от комнаты, возможно миссис Парвер, вошел в комнату и зажег свечу.

Я надела новое платье для приемов. Оглядываясь назад, можно сказать, что оно выглядело весьма провинциально. Мне хотелось, чтобы одежда придавала мне более взрослый вид, но на самом деле она лишь демонстрировала дурной вкус, присущий молодости.

Внезапно раздавшийся громкий стук за окном заставил меня вздрогнуть. За ним последовал скрежещущий звук и еще один удар. Крадучись подойдя к окну, я с облегчением увидела, что весь этот шум производит высокий кипарис, который раскачивался от ветра так, что ветви его доставали до расположенного подо мной окна, и перевела дыхание.

Электрический свет в моей комнате был столь тусклым, что атмосфера по-прежнему оставалась какой-то угрюмой. Оставалось только надеяться, что длинный коридор, ведущий к балюстраде над центральным холлом, освещен лучше. Я вспомнила, как шла по нему вместе с миссис Парвер, и предполагала, что вечерами, при ярком свете, он выглядит не так мрачно.

Однако света в нем хватало лишь на то, чтобы только разглядеть куда идешь. Тут и там под строгими лицами предков Блейков стояли зажженные свечи. На некоторых из них словно было написано недовольство тем, что они вынуждены оставаться вечными стражниками пустынного коридора. Мраморные статуи, перемежающиеся рыцарскими доспехами, украшавшими стены, казались живыми. Пробежав метров пятнадцать по скрипящему под ногами полу, я наконец достигла балюстрады.

Хрустальная люстра, висевшая в центре зала, не была зажжена, зал освещался двумя небольшими электрическими лампами, расположенными по обе стороны входной двери, и двумя свечами, установленными на противоположных концах мраморного стола.

Стоя на балюстраде между двумя крыльями лестницы, я прислушалась, но услыхала лишь учащенное биение своего собственного сердца. Неужели меня оставили одну в этом чудовищном сером замке?

– Есть тут кто-нибудь? – произнесла я так громко, как только смогла.

Ответом мне было мертвое молчание.

Неожиданно я почувствовала ток холодного, с легким запахом пыли воздуха. По коридору раскатился отдаленный, идущий неизвестно откуда звук мужского смеха. Резко обернувшись, я вновь заглянула в коридор, откуда только что пришла. Смех повторился. Меня охватил озноб. Звук отдавался эхом по длинному коридору. Пламя свечей под портретами заколебалось, и мимо меня опять пронесся ток холодного воздуха.

Резко развернувшись, я сбежала вниз по лестнице и, оглянувшись на бегу, увидела, как колышутся тяжелые занавеси арочного прохода, ведущего в коридор. Ринувшись сломя голову к входной двери, я попыталась открыть ее, но тщетно – ручка даже не повернулась.

Не знаю, сколько времени простояла я, глядя то на затемненный холл, то вверх, на балюстраду, в ожидании появления призрака, пока наконец крадучись не направилась к ступенькам, ведущим из входного алькова. Однако стоило мне поставить ногу на покрывающий первую ступеньку толстый ковер, как дверь позади меня открылась, впустив очередной порыв леденящего кожу ветра. Бросившись назад, я с натугой толкнула тяжелую дверь и, прежде чем она окончательно закрылась, услышала звучащий где-то в отдалении мужской хохот. Сердце колотилось с такой силой, что пришлось на какое-то время прислониться лбом к закрытой двери, молясь о том, чтобы эти мучения наконец закончились.

Внезапно на мое плечо легла чья-то холодная рука. В ужасе обернувшись, я встретилась лицом к лицу с миссис Парвер.

– Ужин назначен на семь часов, а сейчас уже пять минут восьмого. – Ее холодный и неприязненный тон заставил меня отпрянуть. – Вы что, забыли?

Каким образом мне удалось так быстро взять себя в руки, явилось для меня полной загадкой, но, мобилизовав все свои силы, я выдавила из себя жизнерадостную улыбку.

– Нет, конечно. Так получилось.

Двинувшись вперед, мисс Парвер подвела меня к первой слева двери и обернулась.

– Ваши родственники ожидают вас. – Тощей, костлявой рукой с вздувшимися венами она потянулась к дверной ручке, с видимым усилием открыла дверь и, жестом указав вперед, закрыла ее, оставшись в холле. Рядом с Зенит, спиной ко мне, стояли трое мужчин, очевидно обсуждая висевший над буфетом портрет. Картина была квадратной, размером примерно метр на метр, в потускневшей золоченой раме. На ней был изображен мужчина свирепой наружности с иссиня-черными волосами и густыми сросшимися бровями. Особенно поражали глаза, темно-карие или черные; они, казалось, прожигали зрителя насквозь.

Одетая в малиновое, с низким вырезом платье из блестящей материи Зенит Квайл повернулась ко мне. На ее белокурой голове красовалась тиара, на шее – бриллиантовое ожерелье. Запястья ее украшали сверкающие браслеты, а пальцы – несколько колец. Все это было подобрано с большим вкусом. Я почувствовала себя голой.

На губах Зенит расцвела приветливая улыбка.

– А вот наконец и наша спящая красавица. Вера, дорогая, познакомьтесь со своими кузенами! – В одной ее руке был бокал с коктейлем, в другой – длинный мундштук с дымящейся сигаретой. Переложив бокал в другую руку, она обняла меня за талию и подвела к разом обернувшимся мужчинам. – Мой муж Орен Квайл. – Зенит подтолкнула меня к розовощекому плотному лысеющему мужчине лет пятидесяти с моржовыми усами. Когда он улыбался, обнаруживалась большая щель между передними верхними зубами. Нос у него был большой и красный, маленькие свиные глазки он постоянно щурил, и их совсем не было видно, так что разобрать, какого они цвета, не представлялось возможным. – Сквайр, дорогой, это Вера Блейк.

Орен Квайл протянул мне свою маленькую, пухлую, розовую руку.

– Как поживаете, кузина Вера? Не сомневаюсь, что прекрасно.

– А это, – Зенит повернула меня к мужчине небольшого роста с прилизанными черными волосами и усами щеточкой, – ваш кузен Алистер Мэхью.

Чуть прихрамывая, Алистер Мэхью шагнул вперед, слегка при этом повернувшись, и я заметила на его спине небольшой горб. Его черные глаза, казалось, пронзали меня насквозь. Несмотря на кустистые брови, вид у Алистера был какой-то прилизанный, а мрачное выражение лица только усиливала вымученная улыбка.

– Кузина Вера, мы с нетерпением ожидали вашего прибытия. – Голос у Алистера был глубоким, звучным и проникновенным. От его взгляда мне стало не по себе.

– А это, разумеется, ваш кузен Дуайн Бретч. – Положив руку на плечо красивого блондина, Зенит подталкивала меня все ближе, до тех пор пока мы едва не столкнулись друг с другом.

– Рад знакомству, – певучим голосом произнес Дуайн, глядя на меня так, будто пытался запомнить каждую черту моего лица. Лет двадцати пяти от роду, Дуайн был прекрасно одет, хотя не так строго, как Орен Квайл и Алистер Мэхью. Игриво улыбнувшись, он взял мою маленькую руку в свою большую, аристократической формы и долго не отпускал. – Мы должны получше узнать друг друга, кузина Вера. – Дуайн обернулся к остальным. – Я и не представлял себе, что она окажется такой красавицей.

Предупреждающе кашлянув, Зенит подвела меня к буфету. Все последовали за нами.

– Кузина Вера, не желаете ли чего-нибудь выпить? – предложил Алистер Мэхью.

– Нет, спасибо, я не пью.

– Пора и начать, кузина Вера. – Алистер подошел поближе. – Вы уже не ребенок. Коктейль перед обедом предписывается правилами хорошего тона.

Зенит ободряюще улыбнулась, а Орен Квайл сунул мне в руку бокал. Нерешительно повертев его в пальцах, я отхлебнула. Потом, стараясь не показывать виду, что мне не понравился горький вкус напитка, отпила второй и третий раз.

– Стоит только войти во вкус, – улыбнулся Дуайн Бретч, – как он покажется вам весьма приятным. Лично я не прочь повторить.

Я сделала еще один глоток, на этот раз гораздо больший, чем собиралась. Голова стала тяжелой, перед глазами все поплыло. Когда бокал опустел, все четверо одобрительно улыбнулись. Взяв из моих пальцев бокал, Зенит подвела меня к зловещему портрету.

– А это ваш покойный дядя Александер, – сказала Зенит, освобождая место Орену Квайлу, сунувшему мне в руку еще один бокал.

– Это дядя Алекс? – Я была просто шокирована тем, что такое свирепое выражение лица могло принадлежать моему дяде. Если в нем и было заметно семейное сходство с отцом, то очень отдаленное.

– Ничего старик, да? – пошутил Алистер. – Бывший лорд и хозяин Гнезда Ворона. Предлагаю тост за новую леди и хозяйку особняка, нашу кузину Веру!

Трое мужчин и Зенит подняли бокалы, чтобы чокнуться со мной, и подождали, пока я не выпью первой. Сделав это, я вновь обернулась к портрету. Он внушал мне ужас, просто мороз по коже пробирал.

Мы сели за стол, и Алистер позвонил в стоящий рядом с его тарелкой серебряный колокольчик. Через вращающуюся дверь из кухни появилась миссис Грегстон, оглядевшая присутствующих с трудно определяемым выражением на лице. Но, когда ее взгляд коснулся меня, он принял соболезнующее выражение, смысла которого я не понимала.

– Можете приступать, миссис Грегстон, – сказал Алистер и отпил воды из бокала.

Ужин был великолепным. Миссис Грегстон оказалась превосходной кухаркой. Все разговоры вертелись вокруг меня. Алкоголь развязал мне язык, и я выложила все о Брейсвелле, о своем детстве, о родителях и произошедшей с ними трагедии. Они поинтересовались моими взаимоотношениями с дядей Алексом и узнали, что я каждый год посылала ему рождественские поздравления и никогда не получала ответа.

К концу ужина меня потянуло ко сну. Зевнув, я извинилась и объяснила, что дорога была утомительной. Они сочувственно покивали, после чего мужчины встали. Дуайн помог мне подняться и предложил проводить меня до комнаты, но получил вежливый отказ.

Встав с кресла, я пошатнулась и хихикнув объяснила, что никогда раньше не пила и, по-видимому, это на меня действует алкоголь. Все весело рассмеялись, а Зенит, в свою очередь, предложила проводить меня, но я горячо заверила ее в том, что все в порядке.

Однако, очутившись за дверью, я обессиленно прислонилась к стене и сжала виски ладонями. Голова кружилась, перед глазами все расплывалось. С трудом оторвавшись от стены, я доковыляла до мраморного стола и оперлась на него руками. Что со мной творится?

Перебирая руками, мне удалось добраться до другого края стола, откуда было недалеко до лестницы, и вновь остановилась. Сердце билось учащенно. Едва дотащившись до перил, я поднялась на балюстраду и оглядела огромный холл. Перед глазами все плыло, люстра раскачивалась, но подвески не звенели. Видимо, все это мне только кажется, решила я. Ясно было, что смотреть вниз нельзя. Повернувшись, я с трудом добралась до арочного прохода. Теперь коридор освещался лишь электрическими лампами, свечи догорели.