355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кэтрин Гаскин » Дочь Дома » Текст книги (страница 3)
Дочь Дома
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 05:41

Текст книги "Дочь Дома"


Автор книги: Кэтрин Гаскин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Мора, о чем ты? – спросила Уилла.

– Я влюблена в Джонни, – решительно ответила она, а затем повторила свои слова, но теперь они прозвучали, как гневный протест против внезапности ее любви. – О, Уилла... понимаешь ли ты, что со мной случилось? Я влюблена в Джонни.

Уилла уронила руки на колени.

– Что ты намерена делать?

– Делать? – Мора вздрогнула, точно от боли. – Что еще могу я сделать, кроме того, что решила?

Уилла сокрушенно понизила голос:

– Но ты уверена? Как ты можешь знать, что любишь его? Вы знакомы всего лишь неделю.

– Какое это имеет значение? – спросила Мора. – Любовь не измеряется временем. Долго ли тебе пришлось решать, что ты любишь Джереми?

Уилла отклонила вопрос:

– А что Джонни?

Мора уронила голову на руки:

– Он любит меня... Я уверена в этом. Сегодня днем мы оба поняли это. Это ясно, как все, что может быть выражено словами. Но он ничего не скажет. Никто из нас не скажет ничего.

– Ты думаешь, – прервала ее Уилла, – что брак с Томом поможет тебе забыть это?

– Я не хочу ничего забывать.

– Это нечестно по отношению к Тому. Ты неумелый лжец, Мора. Ты не сможешь притворяться, что любишь его.

– Притворства не будет. Том знает, что я не люблю его. Он не ожидает моей любви, потому что и у него нет ничего... За исключением привязанности, которую мы чувствуем друг к другу... Он рассказывал мне, что во время войны любил девушку в Италии. Она была убита, а Том такой, какой он есть, он знает, что никогда больше не сможет полюбить так же.

Вдруг Уилла воскликнула:

– В брак нельзя вступать так хладнокровно! Ты должна обдумать это... По крайней мере, должна рассказать Тому о Джонни и дать ему шанс принять решение самому.

– Тому незачем знать об этом. Я больше никогда не увижу Джонни, – ответила Мора.

Возбуждение Уиллы перешло в слабое отчаяние. Она знала это выражение, граничащее с упрямством, что появилось на лице Моры. Временами очень импульсивная, она никогда не была такой, как в этот момент и никогда не выглядела такой жалкой. Не полюбил ли сам Джонни, думала Уилла, именно эти несовершенства, видя ее опрометчивость и великодушие. Но она проявляет мужество, веру в себя и Тома, идя на этот брак. Каждый из них обладает ресурсами, которые могут удовлетворить другого. Уилла подумала, что если бы эти двое – Мора и Том – были способны полюбить друг друга, их союз стал бы стоящим делом.

Уилла понимала, что больше об этом нечего говорить. Мора находилась в таком настроении, что переубедить ее было невозможно. Она сказала спокойно:

– Завтра ваш последний день... Ты отправишься в плавание одна?

Мора кивнула:

– Так будет лучше. Я обещала себе, что никогда не увижу его снова. Я уеду отсюда в понедельник рано на заре.

В этих словах уже прозвучала нотка прощания. Они показались почти предвестием зимы. Мора подкинула в камин еще дров. Женщины смотрели, как пламя охватило сушняк, каждая была поглощена мыслями о том, что было уже сказано. Обе понимали, что нуждаются в утешении, смутно чувствуя, что за пределами этого часа, за пределами даже этого круга, освещенного очагом, их ожидают события, о каких они в данный момент не могли и предположить. Не желая, а может быть, и не в состоянии пошевелиться, они оставались у камина, пока дрова не превратились в золу.

VII

Весь следующий день на борту «Радуги» у Моры было много времени, чтобы подумать о своем решении выйти замуж за Тома. День был ветреный и солнечный. На большом расстоянии впереди речная вода темнела и покрывалась рябью от порывов ветра. Для Питера Брауна это был счастливый день. Свет блаженства сиял в его глазах, когда они отплывали на подветренной волне.

В жизни Моры бывало много утренних часов, подобных этим. Но по мере того, как скользили мимо лесистые берега, ее мысли возвращались к другим утренним часам, когда они плавали с Томом и его отцом, Джеральдом, среди островов и бухт ирландского побережья. Множество детских воспоминаний Моры было связано с Томом и каникулами в Ратбеге. Двоюродный брат Десмонда, Джеральд, отдавал весь мир фермы с ее лошадьми и собаками Море и Крису, чтобы они были владельцами этой земли в такой же степени, как его собственные дети. Крис был излюбленным товарищем Гарри, младшего брата Тома. Им принадлежали молчаливые и сосредоточенные часы рыбалки на темных маленьких горных озерах, где на спокойных водах единственную рябь поднимала форель. Между ними возникла глубокая, но как бы небрежная и скромная дружба.

Существенное различие их отцов, Десмонда и Джеральда, было заложено много поколений тому назад, когда Кромвель захватил страну. Далекий предок Джеральда стал протестантом. Легенда сообщает, что он принял это решение скорее для того, чтобы сохранить чистокровного мерина, чем ради их земель при ферме. Но чувство собственности было сильным, как зубная боль. На протяжении жизни всех последующих поколений, в то время как вокруг этих земель кипела политическая борьба, они ухитрялись любыми средствами удерживать то, за что сражались. Они были готовы уплатить любую цену за безопасность Ратбега и его акров. За участие младшего сына в восстании 1798 года часть их земли была конфискована. На протяжении следующего столетия она была постепенно восстановлена ценой огромных затрат и хлопот и по причине их верности парламенту в Вестминстере. Когда Мора и Крис впервые познакомились с Ратбегом, он был процветающим местом. Единственным неудобством, с каким они столкнулись, была другая религия.

Десмонд был потомком католического бунтовщика Майкла, из-за безрассудства которого земли Ратбега были так резко урезаны. Он оставил единственного сына, дедушку Десмонда. Сам Десмонд был младшим из восьми детей. Он слишком живо помнил тесноту крохотного сельского дома, где вырос, и жалкий ничтожный урожай неплодородных акров. Он ненавидел скудные косогоры, которые помогал возделывать, вечные ссоры в сельском доме. Ему удалось бежать оттуда и поступить на юридический факультет Тринити-колледжа. Он жил на деньги, занятые его матерью. А также получал стипендию, которую заслужил своими блестящими способностями. Десмонд завоевал ее даже вопреки предрассудкам, порожденным его религиозностью. Закончив колледж, он приехал в Лондон, не гнушаясь незаметным и скромным местом в адвокатской фирме. Он сознавал лишь свою независимость от лакейской нищеты, которую презирал и которой боялся.

Когда Мора и Крис подросли, отец послал их с визитом не к своим родным братьям, а к кузену Джеральду, в Ратбег, чтобы они изучили особенности ирландской жизни, которых он никогда не знал. У него не было угрызений совести в отношении тех, кому он был обязан верностью. Десмонд слишком хорошо знал, что ему было нужно и чем он хотел обеспечить своих детей. Мора догадывалась почти с детства, что Десмонд надеялся на брак между ней и Томом.

Но вопреки желанию Десмонда, по мере того, как они становились старше и круг их интересов расширялся, они все больше отдалялись друг от друга. Хотя продолжали оставаться хорошими друзьями. Они знали о плане относительно их женитьбы. Мора уже в возрасте восемнадцати лет и Том двумя годами старше считали, что это невозможно. Том тогда учился в Тринити-колледже, а Мора готовилась поступить на юридический факультет в Кембридж. Оба понимали, или говорили, что понимали, что никогда не полюбят друг друга. Том приехал в Лондон и ушел в армию в конце войны. Десмонд с холодным расчетом заставлял их общаться в течение всего периода, пока Том ожидал назначения в Северную Африку. На его лице было написано разочарование, когда Том уехал, а о помолвке не было сказано ни слова.

Крис последовал за дивизией Тома в пустыню, а потом в Италию. Десмонд ухитрился устроить Мору в юридический отдел штаба армии, переведенного в Лондон. Поскольку Крис был вне пределов досягаемости, он вцепился в Мору со всей яростью собственника.

Наконец, будучи в отпуске во Флоренции, Крис написал, что встретился с Томом. Он написал о перемене, какую нашел в своем кузене, а в письмах Тома сама Мора прочла в тех же выражениях его мнение о Крисе. Каждый пытался дать оценку характера изменений в другом, их степень, направление, и потерпел неудачу... Может быть, вымаранные фразы содержали более сильные слова, чем те, что им позволено было употребить. Два отпуска они провели вместе. Крис был рядом с Томом, когда пришло известие, что Гарри убит при высадке в Нормандии. Только его торопливые неприглаженные письма могли рассказать им о горе Тома, пока, наконец, она не стала получать письма самого Тома, напомнившие ей о любви Гарри к Ратбегу и об огромной потере для Джеральда. После этого он никогда больше не говорил о Гарри.

Крис написал им, что Том был серьезно ранен в бою. Это была рана в голову, которая долго не заживала. Когда он смог двигаться, его вернули в Англию.

Мора отдала короткое приказание Питеру, когда они вошли в устье гавани Гарвича. Бриз крепчал, но без признаков ухудшения погоды. Мора уступила просьбам Питера, чтобы они направились к северу. Ее мысли были заняты Томом. Она вспомнила письмо Криса, в котором он просил ее навещать Тома как можно чаще, и рассказал, хотя и кратко, об итальянской девушке, которую любил Том. Крис писал, что она была убита при налете на госпиталь, где работала медицинской сестрой.

Мора смотрела на необъятное небо, окружавшее ее, вспоминая день, когда вернулся Том. Она удивилась резким переменам, которые произошли с кузеном за время его отсутствия. Ей было интересно, почему она никогда раньше не замечала, какие у него тонкие и сильные руки. Она вспомнила также свою необъяснимую робость перед ним. Посещения больницы в Ридинге были часами открытий. В Томе произошло слишком много изменений, чтобы их можно было сразу осознать. Мора стала ближе к нему и все же, казалось, не узнавала его больше. Он много говорил о Гарри. Мора, к своему стыду, поняла, что мало знала о близости, существовавшей между братьями. Он говорил и о Ратбеге. И тут его любовь была страстной и многословной. Он строил большие планы и говорил о своем стремлении возвратиться туда. Мора понимала, что это стремление решит все другие вопросы в жизни Тома сейчас и в будущем.

Мора получила отпуск как раз к тому времени, когда его выписали из госпиталя, и он взял ее с собой в Ирландию. Они поехали сразу после капитуляции Японии; мир замер в ожидании передышки. Но для них собственные дела внезапно приобрели первостепенную важность. Пять потерянных лет потребовали компенсации. Том искал ее в Ратбеге.

Сначала это было пробное, осторожное восприятие вещей. Затем последовала дикая радость от постоянства и красоты, как бы вновь обретенных здесь. Мора наблюдала с удивлением, как он заново открывал каждую запомнившуюся сцену – сохранившиеся образы, которые он пронес через все эти пять лет.

А потом он рассказал ей о своей девушке, Джине. Они гуляли как-то вечером по ровным берегам озера. Горы за ними отступали в осенний легкий туман. Рассказ был коротким. Они любили друг друга бешеной любовью. Том сказал, что они были любовниками, но она отказалась выйти за него замуж, чувствуя, что нить войны связала их вместе более сильно, чем это было бы в мирное время. Она боялась, что не сможет удержать его, боялась сожалений, которые могут появиться, когда настанет конец войны и он должен будет вернуться в Англию. Она была простая и очень гордая, сказал он.

Его лицо во время рассказа раскраснелось от воспоминаний, оживилось и было взволнованным, каким Мора не видела его никогда. Она поняла по его кратким фразам, тем немногим словам, какие он избирал, чтобы рассказать ей историю своей любви, что вся жизненная сила его натуры была направлена на Джину. Он растратил себя всего, полюбив единожды так, как никогда не сможет полюбить вновь, – это было ей понятно.

Они провели там вместе три недели. Никогда, казалось Море, ирландская деревня не была более красивой, небо более нежно не склонялось к горам, озера не отражали их лица более мягко. Никогда раньше дикие одинокие птичьи зовы не были такими чарующими, полными таинственной красоты. Они часто катались верхом под серым ирландским осенним дождем. Плавая в бухте на «Радуге», они наблюдали, как туман, клубясь, спускался с горных пиков на Ратбег и прилегающий к нему широкий участок земли и подкатывал к ним по воде. Яхта ложилась в дрейф, а этот серый пар подступал к ним вплотную, влага собиралась всюду и была на всех предметах, к которым они прикасались. Монотонное постукивание капель отдавалось в их ушах. В полной тишине они стояли бок о бок, ощущая необъятность обступившего их мира. Они никогда не были более одинокими, чем на этой мокрой палубе, или более близкими друг к другу. Рука Тома легко опустилась на ее руку, но они продолжали молчать. Их единение было мгновенным и предельно совершенным, каким может быть связь между двумя людьми. Тома и Мору сплотили общая кровь и общая любовь к земле, что лежала невидимой в тумане. Так они стояли, не шевелясь, окутанные молчанием, пока слабый бриз не разорвал туман, прорезав ясный путь к якорной стоянке, на короткий миг приоткрыв для них Ратбег и деревья, окружающие его. Они подняли якорь и тихо двинулись вперед.

Отпуск Моры быстро подходил к концу, но те мгновения никогда не потеряли своего значения. Хотя Том должен был оставаться в Ратбеге до тех пор, пока не окрепнет, она знала, что он уже строит какие-то планы; это не было присуще ему раньше. К тому времени Джеральд пообещал, что она получит «Радугу» в личную собственность. Весной они доставят ее в Англию, сказал он.

Теперь она твердо чувствовала палубу «Радуги» под ногами и вспоминала то, что произошло четыре года назад. В то время Том приехал в Англию, чтобы изучать агрономию, невзирая на просьбу Джеральда остаться с ним. По окончании учебы он получил работу в министерстве. Джеральду пришлось довольствоваться объяснением сына, что он собирается изучить все, чему его смогут научить по части сельского хозяйства. Он планировал вернуться в Ирландию летом. И хотел, чтобы именно тогда Мора и вышла за него замуж.

Она понимала, что Том хочет на ней жениться, но не потому, что любит ее страстно, а просто знает, что они могут довериться друг другу. В их жизни была бы уверенность и безмятежность. Но она до сих пор воздерживалась от определенного обещания выйти за него, потому что знала о его любви к итальянской девушке и видела, какой могла быть любовь. За время их встреч – ни в себе самой, ни в Томе, – она никогда не находила тех качеств, какие смогли бы пробудить в ней такие же чувства.

А теперь, полюбив Джонни, она узнала, чего именно она желала. За этот короткий отрезок времени, такой быстрый, она испытала полную меру любви и поняла, что никогда впредь не узнает ничего подобного. Она будет продолжать любить Джонни – без цели, без надежды.

Внезапно, взглянув на юное и безмятежное лицо Питера Брауна, черты которого заострились как бы в экстазе, мокрое от брызг, слетавших с коротких резких волн, она испытала приступ почти невыносимой боли. Мора отдала команду ложиться в дрейф и взять риф.

VIII

Когда «Радуга» вновь вошла в дельту, быстро упала ночная тьма, окутав тенями отмели и илистые берега. Только там, где они круто поднимались, виднелись резкие очертания деревьев, более темные, чем небо. Мора смотрела на них, а ее душа и тело испытывали боль от борьбы, которую она вела с собою весь день, стремясь преодолеть боль от потери Джонни и страдание от принятого ею решения.

Она не помнила, ела ли и пила ли весь этот день, но спокойствие Питера ясно подсказывало, что ей удалось скрыть невероятное смятение, охватившее ее сердце. Но буря обессилила ее. Единственным желанием Моры было заснуть, чтобы притупилась боль.

Пришел свежий бриз, и «Радуга» спокойно пошла вверх по реке. Питер шлепал по палубе, готовясь бросить якорь, когда они дойдут до лодочной пристани Эйбла. Мора уловила выражение его лица: оно отражало некоторое сожаление, что ему не придется больше ходить под парусом до самой весны. Он взглянул вверх, и Мора почувствовала, что он напряженно и неловко шлет благодарность небу за этот солнечный день, за ликование, наполнявшее его во время их быстрого перехода по воде. Она улыбнулась ему с пониманием, и он ответил ей тем же. В этот миг они огибали речную излучину, и показалась якорная стоянка Эйбла.

Рядом с закрытой дверью лодочной пристани стоял Джонни с лампой. Мору снова опалили чувства, которые, как она предполагала, улеглись из-за усталости. Она была утомлена, но теперь снова оживилась.

– Эй! На борту!

– Эй! – Высокий голос Питера пронесся над водой.

Джонни спрыгнул в шлюпку и стал грести к ним. Питер бодро приветствовал его быстрым отчетом о дневном переходе под парусами. Джонни машинально приветствовал его, повернувшись при этом к Море и высоко подняв лампу, так что ее лучи осветили их лица. В его глазах она прочла вопрос. Для нее было беспощадно ясно это выражение поражения и безнадежности. Мора поняла, что он также провел день в бесплодных мучениях, но не ожидал от нее решения своих проблем. Джонни просто смотрел на нее, и они понимали горе друг друга.

Они обменялись несколькими ничего не значащими словами. Затем все трое молча приступили к работе. Подготовив «Радугу», загрузили шлюпки снаряжением, и Питер поплыл на одной из них к берегу. Другую шлюпку взяли Джонни и Мора. Потом они закрепили лодки на берегу, и Питер быстро пошел вверх по холму к шоссе ловить последний автобус от поселка до Делхэма. Тот опаздывал всего лишь на несколько минут. Мора и Джонни, нагруженные снаряжением, следовали за ним. Обернувшись к ним через плечо, Питер крикнул с нарочитой бодростью, что возвращается в школу и добавил:

– Это было потрясающее лето. – В темноте Мора чувствовала, что он ей улыбается. – Мне кажется, пройдут века, пока мы выведем в море «Радугу» снова, правда? – Он сделал паузу, потом спросил скороговоркой: – Вам еще понадобится команда будущим летом, мисс Мора?

– Ты же знаешь, что я полагаюсь на тебя, Питер.

– Спасибо. – Тут он добавил: – Слушайте, я должен бежать. Автобус может появиться в любую секунду. Увидимся весной, мисс Мора. – Он свалил вещи, которые нес, на руки Джонни. – Всего хорошего. Всего хорошего, Джонни!

Отбежав от них на несколько ярдов, он остановился, вернулся и обратился к Джонни.

– Я забыл. Я ведь не увижу вас больше. Надеюсь, вы благополучно доберетесь до Америки. Хотелось бы мне поехать с вами. Всего хорошего.

Тут он припустил со всех ног и скрылся из виду. Они остались одни. Каждый боялся молчания другого и одновременно боялся заговорить. Время их свидания подходило к концу. Каждому было жаль ускользающих от них минут. Однако ничего нельзя было ни сделать, ни сказать. Не было ничего более значительного или важного, чем их любовь, а они не могли говорить о ней, поэтому шли вперед среди тесно обступившей их ночной мглы. Тоска в их сердцах и умах была гораздо красноречивее слов.

Они пришли к коттеджу. Джонни помог ей сложить снаряжение в холле.

– Ты уезжаешь рано утром?

– Как можно раньше. Мне хватит работы в Палате на целый день.

Ее радовало молчаливое соглашение, которое позволяло избежать бессмысленных вопросов. Она стояла у открытой двери.

– Всего хорошего, Джонни.

Он протянул ей руку:

– Всего хорошего, Мора.

Легкое соприкосновение их рук ускорило развязку. Джонни посмотрел на нее нерешительно, потом вдруг с неожиданной силой обнял ее. Это был поцелуй любви и в то же время разлуки. Он долго не отпускал ее, как бы желая запомнить это ощущение надолго, сохранить его.

Потом он внезапно отступил от нее, повернулся и зашагал вниз по дорожке. Было слишком темно, чтобы увидеть, как он уходил, но Мора услышала стук ворот, закрывшихся за ним.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Десмонд заметил, что листья на деревьях вдоль Ганновер-террас пожухли и кое-где потемнели. Ему было интересно, заметила ли это Мора. Невероятно, думал он, как сильно он принимает к сердцу то, что дочери нет рядом с ним, чтобы сказать ей об этом.

Он взошел на крыльцо и открыл дверь собственным ключом. Дверь захлопнулась за ним с громким стуком, и в холле немедленно появился слуга Симпсон.

– Добрый вечер, Симпсон. Мисс Мора дома?

– Добрый вечер, сэр Десмонд. Мисс Мора приехала примерно час тому назад.

– Хорошо... Где она, в гостиной?

Симпсон принял протянутые ему шляпу и перчатки.

– Я полагаю, что она наверху, сэр Десмонд. Она говорила, что устала и собирается отдыхать.

Десмонд слегка поколебался, потом спросил:

– Не можешь ли сказать – ее машина на месте?

– О, да, сэр. Мисс Мора поставила ее в гараж, после того как занесла свои сумки.

– А Крис – он дома?

– Он был дома, сэр, и ушел опять.

– Спасибо.

Обмен репликами между хозяином и слугой был скудным. Слуги Десмонда всегда были высокооплачиваемыми, исполнительными и немногословными. Он предпочитал воспитывать их в этом духе. Десмонд повернулся и начал подниматься по лестнице. Позади был день, казавшийся таким же одиноким, как он сам.

Еще утром он дал себе слово побыть в уединении перед обедом с Морой и Крисом. Сами того не ведая, они не оправдали его ожиданий и вместо общения, которого он так жаждал, только продлили его одиночество. Он понимал, что его чувство обиды было неразумным, но это еще больше мучило его. Налив себе виски, Десмонд почувствовал утомление и неудовлетворенность.

Дети доставляют чертовские переживания, думал он, поудобнее усаживаясь в кресле перед окном, откуда ему были видны залитый солнцем парк и толпы людей на берегу озера. По озеру плавали парусные лодки. Он прикинул, что человек, выдававший их напрокат, недурно наживается, и от этих мыслей почувствовал грусть и раздражение. Эти лодки казались ему глупыми игрушками; они еле шевелились из-за безветрия. Он отодвинулся, нахмурившись, водя пальцами по бокалу; ему не очень нравилось то, что он видел из окна. Этот парк теперь принадлежит толпе. Вид из окна уже не тот, что был, когда он покупал этот дом. Чувство принадлежности к толпе претило Десмонду.

Его мысли снова вернулись к Море и Крису, ибо теперь, казалось, они отождествлялись с этой безликой толпой, прогуливавшейся под самыми его окнами. Крис снова куда-то ушел, а Мора лежала наверху. А ведь она должна была бы понимать, как сильно ему хочется поговорить с ней, какими долгими для него были десять дней ее отсутствия. Он негодовал даже по поводу неприятности, которая привела ее домой в этот час и не позволила провести день в Палате, как она планировала. В 9.30, когда он был у себя, она позвонила и сообщила, что ее машина сломалась недалеко от Колчестера и придется дожидаться, пока ее починят. Невозможно старая машина, думал он. Но он не собирался покупать ей новую, на которой она смогла бы убегать в этот проклятый деревенский коттедж всякий раз, когда освобождалась хотя бы на полчаса. С неохотой он согласился, что будет лучше, если она подождет там, чем поедет на поезде. Но, рассчитывая на ее присутствие, он слишком сильно скучал по ней весь этот день. Его огорчение становилось все сильнее.

Он стал капризным и раздражительным, потому что понимал, что его преданность дочери была раболепной. Вне пределов его досягаемости она была постоянной болью, от которой ему не было покоя. По временам ему хотелось, чтобы эта боль утихла, но он слишком привык к своим узам. Он был полон опасений и прибегал к ухищрениям в своих отношениях с ней. Казалось, он отпускал дочь на волю, как было в случае с коттеджем, но привлекал ее снова к себе, уверенно и постоянно.

Крис тоже провинился. Он покинул Палату раньше него, чтобы сходить домой побриться и переодеться, и уже наверняка встретился с Марион. Они могли отправиться в какой-нибудь темный маленький паб, чтобы посидеть и выпить, обсуждая там свои дела, разговаривая о чем угодно, только не о нем. Это все и делало его сейчас таким одиноким. Одиноко он сидит тут, как дурак, дожидаясь, когда у Моры улучшится настроение...

Десмонд переменил позу, отвернувшись от сверкающего озера и пестрой толпы. Сейчас вид комнат перед его глазами доставлял ему крайнее удовлетворение. Он видел, что все здесь красиво и демонстрирует все то, чего он добился в жизни. Этот дом являлся как бы выставкой его достижений.

Всю жизнь на его колени сыпались дары, чтобы он мог делать с ними все, что ему заблагорассудится. Ему необычайно везло, но в гораздо большей степени он обладал даром ценить то, что попадало в его руки. С помощью своих талантов он покупал великолепие, окружавшее его. Это был его мир, созданный им самим, мир, в котором он предпочитал существовать.

Два зеркала отражали комнату, отражали самого Десмонда, сидевшего там. Они все уменьшали – комната становилась компактной и миниатюрной, как кукольный домик, а он выглядел крохотной застывшей фигуркой в кресле. Казалось, что он смотрит на себя с очень далекого расстояния и из прошедшего времени. Десмонд давно осознал тот факт, что, когда честолюбивый человек перестает вглядываться в будущее, он ничего больше не получит. Теперь это было верно и для него самого. С недавних пор он усвоил привычку ускользать памятью к ранним дням в Лондоне и к еще более давним – дням учебы в Тринити-колледже в Дублине, к темным и грустным воспоминаниям отрочества.

В Тринити наступило его великое пробуждение, там была и его испытательная площадка. Он, несомненно, обладал способностями, достаточными, чтобы выиграть любое соревнование. Но ему пришлось быстро постичь, что это его единственное достояние. Ко времени поступления Десмонда в колледж его отец был мелким фермером, существовавшим на заклады и работавшим тяжелее, чем наемный рабочий, на своем собственном поле. Такое окружение могло бы погубить его. Более чем скромная жизнь никогда не давала ему ни одного намека на то, кем он мог бы стать, что могло его ожидать. Когда он поступил в Тринити, он знал только книги, руки, державшие их, загрубели от плуга, ножниц для стрижки овец и вожжей. Но все же в нем хватило упрямства, чтобы понять все это и постараться достичь желаемого. Самым мощным и многообещающим средством для этого была его дружба – не настолько сильная или прочная, но всегда существовавшая – с двоюродным братом Джеральдом.

Джеральд родился в Ратбеге и должен был однажды унаследовать его. Кузены никогда не встречались в детстве, никогда не имели точных известий о жизни друг друга. Но их знакомство в Тринити-колледже Десмонд считал одним из самых важных событий своей молодости. Он не заглядывал в будущее. В нем существовало лишь странное врожденное убеждение, что влияние Джеральда, каким бы слабым оно ни было, останется с ним навсегда. Он никогда никем не восхищался так сильно, как Джеральдом, и всегда хотел походить на него.

Однажды холодным и памятным зимним днем Джеральд взял его в дом Френсиса Хили, профессора языкознания, преподававшего в колледже. Хили был воспитанным и спокойным человеком, полным юмора и мягкости. Но заметным в том академическом кружке Дублина сделала его жена-француженка. Ей тогда было сорок лет, она была темноволосой и маленькой, с неправильными чертами лица, из-за чего кое-кто называл ее уродливой. Но она обладала такими чарами, которые без особых усилий привлекали к ней людей; ее остроумие вошло в поговорку. Они с Френсисом Хили были небогаты, но заботу об их пятерых маленьких детях она тащила на своих плечах с хладнокровием и великолепным мужеством. Она была веселой и блестящей; Десмонд впервые встретил такую женщину и влюбился в нее.

Любовь к ней возникла против его воли и была чувством слишком естественным, чтобы это можно было остановить или предотвратить. Он носил в себе это несчастное чувство всю зиму, приходя днем в ее дом два-три раза в неделю, все надеясь, что ее обшарпанная выцветшая гостиная окажется когда-нибудь свободной от обычного сборища студентов. Она была добра к нему. Десмонд выглядел неловким и косноязычным, у него были манеры деревенщины, от которых он пока еще не мог избавиться. Но она всегда помогала ему преодолеть робость.

Как далека она была от женщин, с какими ему приходилось сталкиваться, от его матери, сестер, знакомых девушек. Разве понимала она, что была для него целым миром, миром, влекущим и удивительным. Что ее очарование и изысканные манеры представляли собой продукт того образа жизни, на который он раньше смотрел с горьким крестьянским презрением? Он думал, что она понимает это. Ведь эта женщина была так же умна, как и добра, знала о его невысказанной любви и старалась смягчить его мучения. Десмонд понятия не имел, какой нежной может быть женщина, пока она не показала ему этого.

Миссис Хили начала давать ему уроки игры на фортепиано. Будучи талантливой и опытной пианисткой, она хотела передать ему крупицу своего таланта, потому что это было единственное, что ей позволительно было ему дать.

Используя его способности наигрывать народные песни и баллады, Элиз Хили научила Десмонда проникать в самую душу музыкального произведения. И однажды он понял, что вся музыка может быть любовной песнью. Он воспринял это с легкостью и благодарностью, трудясь, чтобы доставить ей удовольствие, и вполне сознавая, что это самовыражение приносит ему облегчение.

Если она и не любила его или не отвечала на его любовь, то, во всяком случае, питала в отношении него некоторые честолюбивые намерения, использовала свою власть, чтобы твердо двигать его дальше, с меньшей жалостью, чем он делал бы это по своему собственному желанию. И так продолжалось на протяжении всей его учебы в Тринити-колледже. Она владела им полностью и принимала его повиновение как само собой разумеющееся. Он не понимал, почему женщина, которая была настолько старше его, женщина вовсе некрасивая смогла так завладеть им. Но ее влияние он ощущал всегда и продолжал ощущать спустя много лет после ее смерти зимой 1917 года, когда Десмонд служил во Франции.

Он так никогда и не освободился от нее. Воспоминания о ее веселости и уме заставляли Десмонда искать эти качества в других женщинах. Но он никогда их не находил, потому что слишком долго оставался пленником очарования Элиз Хили.

Для Милдред Стирлинг было подлинным несчастьем, что она в то время влюбилась в Десмонда. Он не ожидал этой любви, и меньше всего любви такой женщины, как Милдред. В юности она унаследовала состояние своего отца в виде железнодорожных акций и не представляла себе вещи, которую нельзя было бы купить. Она была членом Добровольческого медицинского отряда в госпитальном лагере во Франции, куда Десмонда направили с легким ранением. К тому времени, когда рана зажила, и Десмонд получил отпуск в Англию, она была влюблена в него по уши. Через пять дней после его отъезда она умудрилась получить отпуск и разыскала его в Лондоне в полном одиночестве. Она обладала своего рода мужеством и духом азартного игрока. Прежде, чем он снова уехал во Францию, она получила его обещание жениться на ней.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю