Текст книги "Тайна подземного королевства"

Автор книги: Кэтрин Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Q. КУЭРТ – ЯБЛОНЯ

Деревья очень злятся; их гнев страшен. Их гнев – это мой гнев, и он направлен против него. Когда он обернулся, я уже наполовину выдралась; он закричал, обхватил меня за пояс, втащил обратно, а я визжала и брыкалась. Меня держали ветки, покрытые мучнистым налетом лишайников, мои руки скользили по ним, орехи и листья резали мне ладони. Я впилась ногтями. Я видела – ивы, терновник, дуб тянут свои ветки, чтобы спасти меня.

– Помогите! – закричала я. – Максел! Ты меня слышишь?

Деревья держали меня за руки. Вытаскивали в окно.

Зодчим я был

И построил башню Нимрода.

Долгих три жизни провел я

В темницах Арианрода.

Книга Талиесина

Хочешь, я схожу с тобой?

– Нет. Нет. Не надо. Всё хорошо. Я же тебе сказал. – Надо же было именно в этот миг наткнуться на Дэна, выходящего из паба! Спасаясь от дождя, Роберт втиснулся под козырек веранды и отодвинулся, чтобы пропустить группу туристов. – Я… меня подвезут.

– Но ты же обычно ходишь только по пятницам! – Дэн сложил руки на груди, посмотрел мимо Роберта на внезапно наполнившийся бар. – С ней ничего не случилось? Никаких изменений?

– Никаких. – С минуты на минуту подъедет на машине Роза. – Иди пропусти свою запретную пинту.

– Понял, понял. Девушка! Кто она такая? Выкладывай!

– Да нет… не девушка…

Но было уже поздно. К мокрым столикам для пикника подкатила синяя машина. Дверь открылась, Роза помахала ему. Вязель спросил:

– Готов?

Роберт кивнул. Потом проговорил:

– Это Дэн. А это Вязель. И Роза. – И сел в машину, не взглянув на Дэна, даже не услышав, ответил ли он что-нибудь, хотя недоверчивый взгляд друга еще долго жег ему спину.

Путь был долгий – из кольца огромных камней, через проем в зеленой насыпи, неуклонно приближаясь к Суиндону.

– Твой друг? – тихо спросил Вязель.

– Самый лучший. – Он впился сердитым взглядом в человека на переднем сиденье. – Это вы рассказали газетчикам?

– Нет, конечно. – Спокойные глаза Вязеля твердо выдержали его взгляд. – Ты же сам знаешь, что я меньше всего хочу огласки. На раскопки явятся все кому не лень. Уже приказано усилить меры безопасности. Верно?

Роберт плотно стиснул губы. Он не хотел верить Вязелю, но все-таки верил. Вздохнув, он сказал:

– Новый забор. Повсюду охранники. Она рвет и мечет.

– Она. Кларисса, должно быть?

Роберт кое-что вспомнил.

– Она вас видела. И считает, что во всем виноваты вы.

Вязель отвернулся и стал смотреть в мокрое от дождя окно, на размытые зеленые очертания холмов.

– Я так и знал, – прошептал он. – Ее гнев против меня глубок, как лес.

В тишине Роберт произнес:

– В середине растет дерево. Перевернутое вверх тормашками.

Роза невольно дернула руль.

– Что?

Вязель и глазом не моргнул.

– А то как же.

– Откуда вы знаете? – воинственно ощетинился Роберт.

Вязель прикрыл глаза. И не ответил. Возле больницы Роза поставила машину на стоянку и выключила мотор.

– Я могу приехать за вами, если…

– Нет нужды. Мы и сами найдем дорогу домой. – Вязель привстал и улыбнулся ей. – Удачного вечера.

Выйдя, он долго смотрел вслед отъезжавшей машине.

Потом обернулся и сквозь пелену дождя посмотрел на Роберта.

– Роберт, я сделаю всё, что смогу, – тихо произнес он. – Но в этой ситуации я не знаю, много ли мне удастся сделать. Не питай слишком больших надежд.

– Нету у меня никаких надежд.

Вязель промолчал. Потом кивнул и пошел к освещенному входу.

В вестибюле дежурила сестра Мэри. Роберт понимал – она удивилась, увидев их, но сумела не подать виду.

– Роберт! Сегодня вечером мы никого не ждали. Твоя мама позвонила…

– Я сказал ей, что приду вместо нее. – Он говорил быстро, потому что это была ложь. – Съемки затянулись дольше, чем планировалось.

Сестра Мэри сказала:

– До чего же интересная у нее жизнь! – Но смотрела она при этом на Вязеля.

– Можно войти? – спросил Роберт.

– О да. Сегодня твоей сестре вымыли голову. До чего же прелестные у нее волосы!

В лифте Роберт сказал:

– Она не в меру сентиментальна.

– В ней велико сострадание. – Вязель сложил руки на груди, как будто нервничал. – Я его почувствовал. А еще она немного сомневается во мне.

– Она вас раньше не видела. – Роберту тоже было не по себе, на него опять нахлынул страх, который он обычно испытывал в этом лифте. Ему всегда казалось, будто здесь живет какая-то тень, она поджидает его, хочет в него влиться, потому что тогда он тоже останется тут. Он боялся войти в палату. Боялся увидеть ее.

В палате было темно, горела всего одна лампочка. За распахнутым окном дождь уже прекратился, только падала с раскрытой створки длинная вереница капель.

Вязель подошел к постели и посмотрел на Хлою.

– Она очень похожа на тебя, – проговорил он.

Роберт пожал плечами. Волосы у Хлои были тонкие, светлые; они блестели, от них исходил легкий чистый запах шампуня, того, которым она всегда пользовалась. На ней была новая синяя пижама, которой он раньше не видел. Вязель придвинул стул и сел. Взял руку Хлои; его тонкие пальцы были такими же белыми, как у нее.

Роберт прикусил губу.

– А это обязательно?

– Это помогает. Но если ты…

– Нет. Ничего страшного.

Но все-таки если она где-то там, глубоко, находится в сознании, то она разозлилась бы. Поэтому он сказал:

– Хлоя, это Вязель. Он… Всё хорошо. Так надо.

– Высокая похвала. – Вязель опустил пальцы Хлои на простыню и провел тыльной стороной ладони по губам. – В этой комнате будет трудно. Все эти аппараты…

– Ни в коем случае! Их нельзя выключать! – Внезапно Роберт престал понимать, зачем он вообще сюда пришел. Зачем пришли они оба.

Вязель кивнул.

– Не будем. – И сказал: – Наверно, я просто не люблю больницы. – Он достал из-за пазухи небольшой мешочек.

– Что это?

– Мешок из журавлиной кожи. В нем лежат слова. Всё, что нужно поэту.

Он раскрыл стянутую веревкой горловину и высыпал на кровать несколько небольших палочек. Роберт подошел ближе.

Обструганные прутики дюйма в три длиной походили на орешник – кое-где на них еще сохранилась кора. У каждого из прутиков одна сторона была гладко срезана, а на краю высечены резкие, угловатые штрихи. Одни горизонтальные, другие наклонные.

– Что это такое?

Вязель поднял глаза.

– Буквы. Древний алфавит, называется «огам».

Комната погрузилась в полумрак. Вязель отодвинул мамино вязание, выключил лампу, и красная груда шерсти превратилась в черную.

– Открой окно, – велел он. – И стой там. Не подходи ближе, пока я не скажу.

Роберт хоть и не сразу, но послушался. Подойдя к окну, обернулся – и услышал в комнате новый звук. Он проникал сквозь размеренное попискивание мониторов, сквозь шелест деревьев за окном. Это был шепот, тихие слова.

Он прислонился к подоконнику. На лбу выступил пот. Тревога теснила грудь; он тяжело дышал, но воздуха всё равно не хватало. Словно кто-то выпил весь воздух из комнаты.

Это сделали слова. Они звучали на неведомом ему языке, и их было много. В воздухе трепетали, потрескивали, падали на кровать мелкие тени – должно быть, ночные бабочки, подумалось ему, а может быть, и нет; может быть, это буквы, тугие черточки букв, они оживают, ползают, расправляют крылья, взлетают. И настоящие ночные бабочки тоже были, они впархивали в открытое окно, бились об освещенное стеклянное окошко над дверью, разбрасывая по комнате свои искаженные тени.

Вязель склонился над Хлоей, коснулся ее лба, закрытых век, губ. Пальцы у него были тонкие, влажные, Роберт ощутил это прикосновение и содрогнулся. Но Хлоя не шевельнулась.

Вязель сказал:

– В Потусторонний мир ведет множество дорог. Открывается дверь, поет птица. Тебя кто-то зовет, берет за руку. Ты входишь, слушаешь. Кажется, прошло всего лишь несколько секунд. А в это время здесь, наверху, миновали века. – Он окинул взглядом комнату, поднял вазу с цветами и достал из-под нее вязаную салфетку. Положил салфетку на кровать, взял одну из своих палочек и вставил в узор из ниток, так что палочка осталась стоять.

Шепот, висящий в воздухе, едва уловимо изменил тональность.

– Если очутишься там, нельзя ни пить, ни есть. Иначе можешь никогда не вернуться домой. – Он поднял глаза. – Ты понимаешь?

– Это… древние сказки. Легенды.

Вязель вставил в салфетку еще одну палочку.

– Да. В наши дни люди сказали бы, что у нее в мозгу изменились пути прохождения нервных импульсов, что поврежден какой-нибудь участок коры или нервный узел. Каждая эпоха окутывает свои знания живыми образами. Точно так же поступал тот народ, который построил кромлехи.

Встала третья палочка. Темнота ощутимо сгущалась; занавеска за спиной у Роберта шевельнулась, мягко коснулась его руки. Звуки шелестели и похрустывали, как крылья невидимых жуков.

Он приблизился на шаг.

– Отойди. – Вязель, внимательно прислушиваясь, поставил еще одну палочку, потом еще и еще. Постепенно они превращались в небольшой деревянный кружок вдоль края салфетки, плоские обструганные грани прилегали друг к другу, слова смыкались крепостной стеной.

Он строит кромлех.

Как только в круг вставала очередная деревянная щепочка, шорохи и шепоты в комнате сгущались, набирали силу. Звуки складывались в слоги, в воздухе зазвучали обрывки фраз, они слились в размеренный напев.

– Кто это говорит? – прошептал Роберт.

Вязель не ответил. Он сосредоточенно работал, его тонкие пальцы перебирали деревянные колышки кромлеха, крутили их, поворачивали, как будто он настраивал музыкальный инструмент, и с каждым его движением стихи – а теперь стало ясно, что звуки складываются в стихи – словно приближались на шаг, хотя всё равно исходили они откуда-то из немыслимого далека, доносились искаженно, словно из плохо настроенного радиоприемника.

Роберт застыл в изумлении.

– В том мире стоит семь крепостей, – натянутым, как струна, голосом заговорил Вязель. – Семь каэров, и каждый последующий выстроен крепче предыдущего и уходит глубже. Может быть, она успела уйти так далеко, что я до нее не дотянусь. Он наверняка водит ее от замка к замку.

Круг был выстроен уже наполовину. Мелодия стряхнула шорохи, зазвенела одним голосом. Призрачное пение доносилось сквозь тысячи миль, сквозь тысячи веков.

В коридоре замигала лампочка. Где-то в глубине здания хлопнуло окно. Роберт вскочил, кинулся к двери, чтобы запереть, но замка не было. Он встал, прижавшись к ней спиной.

– Скорее, – прошептал он. – Скорее.

– Не могу. – У Вязеля тряслись руки, на лбу поблескивали капли пота. – Тут нельзя торопиться.

Круг сложился на две трети. Длинные пальцы поэта, втыкая палочки в салфетку, дрожали от усилия, как будто он преодолевал страшное сопротивление, как будто крошечный кромлех не хотел, чтобы его строили, боролся изо всех сил; стихи взметнулись ввысь и поникли, превратились в вихрь бессмысленных, обрывочных слов.

«Сияет яркая звезда… Борюсь, сражаюсь я… Спешит трава, спешат на бой деревья; смотри на них, о путник из далеких стран, дивись на них, о воин, взывай к богам, ко всем святым богам…»

Монотонный напев, похожий на заклинание, исполненный причудливого ритма. В него вплетались и другие звуки – Роберт с удивлением узнал в них писки и гудки мониторов, пульс Хлои, биение сердца. Они тоже складывались в слова:

«Спаси нас от гнева… От гнева деревьев, от шелеста веток, от тысячи принцев, от вражьего войска…»

Вязель поставил предпоследнюю палочку. Круг почернел. В нем пробегали электрические импульсы, и девичий голос, высокий и чистый, пел:

«Волшебный лес, деревья-колдуны, построили ряды и в бой идут, мы одолеем их, у нас играет арфа…»

Последняя палочка. Он крепко взял ее, с невероятным усилием опустил. Она коснулась остальных.

Мониторы словно взорвались.

Роберт ахнул.

Глаза Хлои дрогнули.

И в тот же миг по всей палате тревожно взвыла сирена. Порыв ветра с дождем взметнул занавески. Роберт кинулся к кровати.

– Она шевельнулась! Я видел! Шевельнулась!

– Помоги мне! – Кто это сказал? Вязель? Он был окутан тенями от листьев, тени плясали на потолке, на стенах. Провода от аппаратов змеились, как корни.

Роберт схватил трясущуюся руку поэта. Они вместе сумели удержать палочку, вернуть ее на место, поставить в круг, протолкнуть. Круг замкнулся.

Хлоя вздрогнула. Глубоко вздохнула. А в коридоре забегали, засуетились люди; дверь распахнулась.

– Не пускай их! – в гневе закричал Вязель; он схватил ее за руки, потянул, поднял с подушек. – Хлоя! Вылезай! Выходи к нам!

– Ивы, – еле слышно прошептала она. – Терновник…

Кромлех упал на пол, покатился.

– Я призываю тебя! – повелительно произнес Вязель. – Я веду тебя назад! Хлоя!

– Дуб… Король… – Она через его плечо посмотрела на Роберта.

Вдруг зажегся свет.

– Нет! – взвыл Роберт, но его отпихнули. В палату ворвались перепуганные медсестры, врач, сестра Мэри.

– Нет! Она просыпается! Он ее разбудил!

Ему на плечо, словно тиски, легла огромная ладонь.

– Что, ради всего святого, тут происходит? – прошептал у него за спиной Максел.

Охранник схватил Вязеля. Вид у поэта был усталый, изможденный.

Хлоя, уже наполовину привставшая, рухнула обратно на кровать, закрыла глаза. Волосы растрепались по подушке.

Врач поднял голову.

– Прочь отсюда! – прорычал он. – Пока я вас не вышвырнул! Святой отец, вы знаете этого человека?

Максел поглядел на Вязеля.

– Да, – буркнул он. – Успокойтесь. Он не сделал ей ничего плохого.

– Он ее чуть не убил!

– Она просыпалась! – Роберт трясся от гнева и отчаяния. – Она почти очнулась… Посмотрела на меня…

– Не может быть. – Врач торопливо проверил глаза Хлои, ее дыхание.

– Вы же слышали сигналы…

– Наверное, кто-то отсоединил мониторы. Я думаю, надо вызвать полицию.

– Нет нужды, – рявкнул Максел.

Вязель устало улыбнулся.

– Делайте что хотите, – хриплым голосом проговорил он. Потом, словно неимоверную тяжесть, поднял левую руку – Но если ничего не произошло, – прошептал он, – то как вы объясните вот это?

Пальцы Хлои вцепились в его запястье. Она держала его за руку.

M. МУИН – ВИНОГРАД

Почему?

то было всё, что я могла выдавить из себя. Меня трясло от злости.

– Я видела Роберта! Он был там, среди деревьев! Почему ты держишь меня здесь?

Он закрыл ставни на засов. По полу змеилась обрубленная виноградная лоза.

– Прости, Хлоя, – прошептал он. – Но поверь, это для твоего же собственного блага. Лес – страшное место. Он не знает жалости. Он уничтожит нас обоих.

– Чушь!

Он схватил меня за руки. В стене была потайная лестница; он потащил меня к ней, но я его отпихнула, и он отлетел к стене.

Я завизжала от злости. Потом сорвала с него маску.

О ком пророчествуете вы,

О мудрые друиды?

Об Артуре?

Или в виденьях вам являюсь я?

Книга Талиесина

Отец Максел стоял перед потухшим камином в гостиной.

– Ничего не хочешь мне рассказать?

Это не был вопрос. Роберт долго молчал. Потом сказал:

– Я и не догадывался, что он способен на такое. Думал, он просто хочет увидеть ее…

– Твоя сестра что – экспонат? – Эти слова были сказаны жестко, они больно ранили, но Роберт так устал, был так опустошен, что у него не было сил злиться.

– Нет. – Он резко обернулся. – Вы же сами видели! Она держала его за руку. Она открыла глаза, говорила. Если бы ему не помешали…

– Может, она и очнулась бы. А может, умерла. Сестра сказала, показания приборов зашкаливали. Сердце, давление. – Заметив, что Роберт закрыл глаза, Максел сел в потрепанное кожаное кресло. Его голос смягчился. – Не волнуйся. Ее состояние опять стабилизировалось, еще до того, как мы ушли. Что именно он делал?

– Пел. – Роберт не знал, как описать то, что было, хотя понимал, что это было не пение, а, скорее, стихи, произносимые нараспев, и читал их не Вязель. Он в отчаянии поднял голову. – И построил круг из деревянных палочек с буквами. Вроде кромлеха.

Максел поскреб шершавый подбородок.

– Я тебе говорил – держись от него подальше. Он… он опасен.

Роберт поднял глаза.

– Почему?

– Я чувствую в нем силу, хотя у меня язык не поворачивается признать это. Древнюю силу. Очень древнюю. Не знаю, чего он желал – добра или зла. Знаю только, что ему самому место в больнице; я на своем веку перевидал немало больных и могу сказать твердо – он нездоров. И очень серьезно.

Наступило молчание. Потом Максел откинулся на спинку, кресло скрипнуло.

– Он живет в бедности?

– Не знаю. Может быть.

– Оставайтесь лучше оба ночевать здесь. Позвони домой.

Роберт послушался. Дома был только отец; Роберт сказал ему, что остается у Максела.

– Ладно, давай. – Голос отца звучал рассеянно. – Тут больше никого нет. Мама задержалась в Лондоне. Вся Мариина пицца достанется мне.

Роберт положил трубку и вгляделся в сумрачные очертания меловых холмов на горизонте. Семья разваливается. Словно Хлоя была центром притяжения, главной осью, вокруг которой вращалась вся семья, а теперь – не стало оси, и жизнь остановилась. Как будто сам по себе, без нее, каждый из них ничего не значил.

В гостиную спустился Вязель. Вид у него был бледный, метка на лбу выделялась заметнее. Мокрые волосы были зачесаны назад, как будто он только что облился водой. Он тихо сел за стол у окна. На нем всё еще была та же самая темная куртка.

– Сегодня вы оба заночуете у меня, – ворчливо проговорил Максел.

– Спасибо. Но…

– Никаких «но». Я не повезу вас обратно, а автобусы уже не ходят.

– Мы могли бы дойти пешком. – Но при этих словах Вязель улыбнулся и добавил: – Святой отец, а зачем я вам здесь нужен?

Максел подался вперед.

– Расскажите о себе. Объясните, кто вы такой и чего хотите. Этот мальчик – мой крестник, больше того, моему попечению вверена его бессмертная душа. Я не допущу, чтобы с ним случилась беда. И, пожалуйста, никакого новомодного трепа.

Роберт изумленно посмотрел на отца Максела. Вязель только рассмеялся. Он раскрыл было рот, но Максел жестом остановил его, подошел к буфету, достал стакан и налил красного вина. Потом протянул стакан Вязелю:

– Сначала выпейте. На вас лица нет.

Вязель пригубил вино. Поглядел на холмы. Заговорил – и его голос зазвучал сильнее:

– Кто я и что я – это трудно объяснить. У меня было много имен, я жил во многих местах и эпохах, но настоящий мой дом не здесь. Он находится в месте, которое называется Аннуин, или Потусторонний мир. Другое измерение, другая реальность. Лес, где живут сновидения, пейзаж, где корни переплетаются с камнем. Можете назвать его Страной Грез.

Максел откинулся на спинку кресла и вытянул ноги. Он покорно вздохнул, но ничего не сказал.

– Я попал сюда из-за Даркхенджа. Его построили около четырех тысяч лет назад люди, жившие в этих местах. Они выбрали время года, когда звезды расположились нужным образом, а урожай был уже собран. Я видел, как они его строили.

Над краем стакана его серые глаза встретились с глазами Максела. Священник ответил ничего не выражающим взглядом.

– Интересное, должно быть, зрелище.

Вязель улыбнулся:

– О да.

– Вы не помогали?

– Я им пел. Пел о Котле, о деревьях. Когда дуб был очищен от коры, я пропел им великую тайну поэтов.

Максел достал сигарету.

– Продолжайте.

– Кромлех – это святилище, отчасти церковь, отчасти место, где исцеляются страждущие. Те, в ком есть знания и способности, могут использовать его как врата. Я слишком долго пробыл здесь; мое существование истончается, тает. Мне пора возвращаться. Кромлех – это для меня путь домой.

– А Хлоя?

Вязель вздохнул. Потом сказал:

– Я надеялся, что сумею ее найти, но она уходит всё глубже и глубже. Она заперта там, в себе самой, в своих воспоминаниях и страхах. Если я вернусь, то буду искать ее. Ничего не могу обещать. Возможно, Хлою удерживают против ее воли.

Часы пробили девять. Максел невидящими глазами посмотрел на циферблат. Этот взгляд был знаком Роберту – он его видел, когда писал портрет. Сосредоточенная, внушительная твердость.

– Видимо, вы много об этом знаете.

– Знание – моя работа.

– Потому что вы поэт.

Вязель ответил своей неизменной, едва заметной улыбкой.

– Потому что я – Рожденный из Котла.

– Друид.

– Лучше сказать – бард. Или священник.

Максел нахмурился:

– С удовольствием вышвырнул бы вас за дверь.

– Не думаю, отец. Потому что время на исходе. Власти уже знают о кромлехе и будут действовать быстро; его откопают и, возможно, увезут для исследования. Роберт рассказал вам о центральном захоронении?

– Нет.

– Это дерево. – Вязель отставил стакан и подался вперед, натянувшись от волнения, как струна. – Огромный дуб. Священное дерево, дерево шаманов, разбитое молнией, белое как кость. Его выбирали с великим тщанием; долгие месяцы трудились, выкапывая его из земли, для этого выбирали особое время, особую пору. Его окопали кругом, извлекли из земли вместе с корнями. Принесли туда, где строился кромлех, очистили от коры, обтесали ствол и перевернули. Это дерево стало осью, связывающей здешний мир и Потусторонний. Оно ведет в глубину. В мир, таящийся внутри.

Максел выпустил облако дыма и поглядел на Роберта.

– Так-то оно так.

Он был намеренно язвителен, но Вязель внимательно наблюдал за ним.

– Вижу, вам тоже это известно.

Максел сурово вгляделся в него:

– Вы, возможно, считаете, что способны жить вечно. Но и я тоже обладаю вечной жизнью. Как и все мы. И другие миры – они действительно существуют. Места, лежащие вне этой реальности. Одно из них называется преисподней.

Вязель опустил глаза, потянул за веревку и вытащил из кармана мешок.

– Она ведь не там, правда? – мягко произнес он. – Вы же так не думаете.

К удивлению Роберта, Максел насмешливо фыркнул.

– Верно, – сказал он. – Она не там.

– И я тоже не мог явиться из подобного места.

Максел встал – кожаное кресло пошатнулось.

– Нет, сын мой, – проговорил он, глядя на Вязеля сверху вниз. – Я так не думаю. Судя по вашему произношению, вы к нам явились из Уэльса.

* * *

На следующее утро к одиннадцати часам на свет появились корни.

Роберт застыл на минуту посреди глины, посреди кишащей мошками жары, протянул руку, погладил гладкий черный ствол, полую дуплистую сердцевину. Маркус уже начал строить догадки: мол, в дупле держали воду, или кровь, или священные предметы, или оставляли на съедение ястребам труп врага.

Дерево сфотографировали со всех сторон: Роберту очень хотелось зарисовать его, окунуться с головой в этот спутанный клубок деревянных нитей, то гладких, то узловатых, но времени не было.

Работа резко ускорилась. Начать с того, что Кларисса уже не была главной; ее место занял бородач в поношенных резиновых сапогах и синем водонепроницаемом плаще поверх костюма. Он провел краткую пресс-конференцию у входа за металлический забор; его звали Уоррингтон, он был из Комиссии по охране памятников. Приходили и уезжали другие новые люди, они беседовали, фотографировали, отпускали восторженные замечания. Кларисса тоже была здесь, она провела всё утро в фургоне, давая интервью по телефону, а теперь многоречиво вещала что-то в телекамеру. Кажется, она наконец-то добилась, чтобы ее услышали.

Закончив интервью, она с довольным видом подошла к раскопу.

– Лаборатория готова, можно провести дендрохронологию и радиоуглеродное датирование, – сказала она Джимми через голову Роберта. – Возьмите образцы сегодня же.

Когда она ушла, Роберт спросил:

– Дендро… что?

– Дендрохронологию. Датирование по годичным кольцам. Если их пересчитать, можно вычислить время, когда дерево было спилено.

Роберт снял комочек почвы. Взгляду открылся еще один дюйм древесного ствола. Может быть, он впервые за много тысяч лет увидел дневной свет. Тут Роберта пронзила леденящая душу мысль. Он поднял глаза:

– Как?

– Что – как?

– Как вы их пересчитаете? Если дерево в земле…

– Скоро мы его выкопаем. А я сделаю срез. Роберт в ужасе переспросил:

– Срез?

Джимми ухмыльнулся:

– Ну да. Бензопилой.

Страх пригвоздил Роберта к месту. Он опять опустил глаза и попробовал вернуться к работе, но мысли путались.

«Она привязана к кромлеху, – сказал ему Вязель сегодня утром на автобусной остановке. – Кромлех – это путь к ней, а палочками с огамом я сделал эту связь еще прочнее». В его голосе звучала тревога. Наверно, именно этого он и боялся. Кромлех – единственный путь к Хлое. А если его – бензопилой…

Через пять минут, в двенадцать часов, будет перерыв на обед. Внезапно Роберт вскочил, вытер лопату, сунул ее в ведро, схватил велосипед, провел его между стоящими машинами, сел и нажал на педали. Кларисса выскочила, крикнула ему вслед:

– Не опаздывай! Сегодня – самый важный день! Он махнул ей, покачнулся на белой меловой колее, увернулся от подъезжающего трактора. Он изо всех сил налегал на педали, ветер бил в лицо, мускулы на ногах от напряжения стали каменными.

Бензопила! Надо найти Вязеля!

Он промчался по проселочным дорожкам, очертя голову выскочил на шоссе А4 и чуть не попал под грузовик. На другой стороне он свернул на Эйвбери.

Проезжая мимо Фолкнерова Круга, где упала с лошади Хлоя, Роберт мельком вспомнил про девушку на лошади, которую он видел тут, и вгляделся в живую изгородь, но в ее разросшейся глубине ничто не шелохнулось.

– Осторожнее! – вслух прошептал он. – Хлоя, где бы ты ни была, прошу тебя, будь осторожнее!

В лагере под буковыми деревьями стояла тишина. От костра поднимался дым, на земле играла маленькая девочка. Из палатки навстречу Роберту вышла женщина – кажется, ее звали Меган.

– Где Вязель? – проговорил запыхавшийся Роберт.

– Под Сводом. Они тебя ждут.

Он изумленно посмотрел на нее, потом развернулся и побежал обратно к насыпи, приоткрыл калитку и протиснулся в поросший высокой травой северо-восточный квадрант обширного круга Эйвбери. Трава здесь росла пучками высотой по щиколотку, ее изрядно объели овцы – попадаясь на пути, они равнодушно взирали на него и уходили с дороги; им дела не было до людей с их заботами. Здесь еще стояло несколько камней, и туристы обычно гуляли вдоль высокого обрыва, глядя вниз на хорошо различимые среди меловой почвы следы эрозии.

В центре полуобрушенного внутреннего кольца стояли три громадных камня, образовывавшие разомкнутый квадрат. Их-то и называли Сводом. Один из камней упал много веков назад; оставшиеся два склонились друг к другу, смыкаясь верхушками, как будто обсуждали некие древние тайны.

Здесь собрались все почитатели Котла. С рюкзаками, флагами, транспарантами, барабанами. Один человек держал большую связку разноцветных воздушных шаров с надписями «Спасите Даркхендж». Лаяли собаки; бегали дети, размахивая узкими вымпелами.

Вязель сидел, прислонившись спиной к самому большому камню Свода, и глядел на Риджуэйскую дорогу. Увидев Роберта, он встал.

Роберт согнулся пополам, переводя дыхание.

– Они уже начали? – спросил Вязель.

– Сегодня… бензопилой… – еле проговорил Роберт. Из головы не шли мысли о Хлое, лежавшей на кровати. Такой беззащитной. – Это будет плохо для нее? Она связана…

– Не беспокойся, – тихо произнес Вязель. Однако его лицо побелело. Он поглядел на Розу. – Вы готовы?

Она раскрыла зубами заколку и воткнула ее в волосы.

– Готовы. Машины стоят на дороге.

Вязель кивнул, потом, заметив, что Роберт нахмурился, бросил взгляд через плечо. С дороги через забор перелезал Дэн. Вязель достал мешок из журавлиной кожи и убрал его в карман.

– Роберт, времени очень мало.

Роберт кивнул. Вязель и Роза повели почитателей через луг, а Дэн подбежал к нему.

– Что тут творится? Как тебя угораздило связаться с этой бандой?

– Ты сегодня работаешь?

– Нет. А что?

– На раскопках будет жарко.

Глаза Дэна вспыхнули.

– Жарко? Что это значит?

– Будут протесты… Не знаю. Этот кромлех, Дэн, очень важен. Вязель считает, он мог бы разбудить Хлою, но для этого надо сохранить кромлех. А ему грозит опасность. Ты пойдешь? – Он выпалил это не раздумывая, и по глазам Дэна понял, до чего нелепо звучат его слова.

– Хлоя? Роб, да ты что?

– Знаю, знаю, но… Он сумеет.

Ошеломленный Дэн пожал плечами:

– Вот уж не думал, что ты дашь запудрить себе мозги этой ерундой. Отец Максел знает?

– Максел! – Роберт схватил Дэна за руку, потащил к дороге. – Вот кто нам нужен! У тебя мобильник с собой?

Дэн, поколебавшись, достал телефон.

– Правда, там денег мало осталось.

Роберт набрал номер Максела, потом, услышав ответ, торопливо заговорил:

– Кромлех. Он в опасности. Можете приехать?

Максел заколебался:

– У меня тут гости. Приеду, как только смогу.

– И сделайте еще вот что. В комнате у Хлои, под матрацем, лежит тетрадка. Ее дневник. Привезите его, пожалуйста.

Максел хмыкнул:

– Ты уверен?

– Да.

– Приеду примерно через час. Не волнуйся. – И напоследок, перед тем как отключиться, проворчал: – И не спускай глаз с этого чертова друида.

* * *

Шумная многоцветная толпа высыпала из машин и фургонов, заполонила поляну. Не успел охранник и рта раскрыть, как его решительно втолкнули в кусты живой изгороди. Почитатели Котла разбрелись по полю, окружили автофургон, стянулись к железной ограде вокруг кромлеха. Двое ухватились за верхний край забора и стали его раскачивать. На шум выскочил Джимми; при виде его взбешенного лица Роберт злорадно ухмыльнулся.

Осторожно попятившись в тень под деревьями, он спросил:

– А мне что делать?

– Ты нам понадобишься внутри, – сказала Роза. – Возвращайся туда, работай как обычно. Бензопилу уже привезли?

– Все инструменты лежат в фургоне. Она, может быть, там.

Роза сделала знак, и двое ее людей торопливо ушли.

– А пес?

– О нем не беспокойтесь, – тихо проговорил Вязель. Он сидел на корточках у ограды, и вид у него был очень бледный. Ему было трудно дышать.

Роза в тревоге присела рядом с ним.

– Мастер! Расскажите, чем мы можем вам помочь.

Его пальцы развязывали шнурок на мешке. Вязель ответил:

– Не бойся за меня, Роза. Я выдержу. Как только взойдет луна, я смогу войти в кромлех, но до тех пор он должен оставаться целым и невредимым. – Он достал из мешка витую раковину, жука, который тотчас же уполз, кусок оленьего рога и три белые ягоды, похожие на омелу. Ягоды он сгреб в горсть и торопливо проглотил. Поморщившись, как от кислого, он поглядел на Розу. – Целым и невредимым. Значит, вы должны наделать как можно больше шума.

– Запросто! Мы обзвоним все в округе телекомпании и общества по охране памятников. Поднимем на ноги журналистов всех радиостанций, археологов, местных жителей. Соберем такую толпу, какой не видели в этих краях с тех пор, как был насыпан курган Силбери.

Вязель улыбнулся, легонько тронул ее за руку:

– Спасибо, Роза.

Девушка вспыхнула.

– Мастер, мы доставим вас домой. Обещаю. А сейчас вам надо отдохнуть.

– И вот еще что. – Он поглядел на Роберта. – Кромлех вышел из-под земли. Он открыт. А значит, через него может пройти и многое другое. Будь осторожен.

Роберт кивнул, повернулся, чуть не сбив с ног Дэна, и выскочил на дорогу.

– Роберт. – Дэн, запыхавшийся, еле догнал его. – Ты же сам видишь, он болен. А может, сидит на наркотиках. Не надо… Это никак не связано с Хлоей.

– Он ее разбудил. – Роберт обернулся к другу. – Всего на мгновение. Я там был, я сам видел. И он сумеет проделать это еще раз.