Текст книги "Тайна подземного королевства"

Автор книги: Кэтрин Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

O. ОНН– УТЕСНИК

Только что позвонил Дэн. Он взял у матери машину и едет по холмам. О Роберте ни слуху ни духу. Джон уже охрип от разговоров, но сейчас, слава богу, приехала Кэти. Она вбежала мокрая от дождя, в том самом голубом плаще; и тут на мониторах появился всплеск.

Крохотный круглый бугорок на плавной линии мозговых волн.

Я подошел к окну. С деревьев на подоконник падали капли. Я прислонился лбом к холодному стеклу.

В отражениях я увидел, что по коридору идет Роза.

Не знаю, что происходит в головах у людей. Всегда старался понять. Но разум выставляет перед незваными гостями слишком много преград, слишком много лабиринтов.

Слишком много масок.

И наступит великая тьма.

И содрогнутся горы.

Битва деревьев

Король перепугался. Вцепился в ее руку. – Останови их. Они растут. Лес растет, – шептал он. – Хлоя, останови их!

Как она может их остановить?

Из каждого семечка вырастал побег. Прямо у нее на глазах лопнул желудь, выпустил белый корешок, тот впился в гладкую поверхность раковины, разломил ее, в воздухе развернулся тонкий зеленый побег. Они росли с невероятной быстротой. Ростки всех размеров, всевозможных видов взметались вверх, стучали по полу, раскалывали его на покосившиеся плиты. Она оттащила Короля.

– Деревья не причинят тебе вреда!

– Они нападут. Они наши враги.

– Твои враги, – поправила она. Ей приходилось кричать, чтобы перекрыть треск ломающихся стен, шорох листьев. Самые проворные из деревьев уже доросли до потолка; содрогнувшись всеми своими могучими створками, гладкая перламутровая раковина развалилась на куски. Посыпались осколки, острые как стекло.

– Нам конец, – пробормотал он. – Отсюда нет выхода. Тебе придется уйти с ними. – Он отступил на шаг, подальше от нее, обхватил себя руками. – Иди, Хлоя. Оставь меня здесь.

Она сердито фыркнула, заправила за ухо выбившуюся прядь.

– Я тебя не брошу.

Его карие глаза в изумлении воззрились на нее.

– Никто и никогда, – твердо заявила она, – больше не станет обращаться со мной как с маленькой девочкой.

– Но мы в ловушке!

– Чушь! – Она скользнула назад, туда, где под ветвями пробивались тонкие стволы. – Всё это – ненастоящее. На самом деле этого не происходит. Здесь Потусторонний мир. Мы можем изменить всё, что захотим.

Он вцепился в ее руку.

– Я не могу. А ты, наверно, сможешь.

– Я?

– Хлоя, скорее! Я их уже слышу.

Она тоже слышала. У них под ногами хрустели, раскалываясь, семена; незваные гости мчались вниз по винтовой галерее – две тени, уже выросшие до громадных размеров, искаженные кривизной перламутровых стен.

– Дай твою маску, – велела она.

– Что?

– Маску дай! – Она подошла, протянула руку; он не подпустил ее. Его рука была холодная, мокрая от пота. Дрожа, он снял маску из буковой коры и протянул ей; под ней оказалась другая, из ветвей омелы с красными ягодами, похожая на ту, какую она надевала когда-то на рождественский утренник.

– Так. Теперь встань сзади меня.

Она надела маску. Та была теплая; буковая кора царапала щеки и лоб, терпкий смолистый запах щекотал ноздри, и ей почудилось, будто она выглядывает из самой сердцевины дерева. Кора окутала ее, замкнула внутри, превратила в дриаду, в существо из прутиков и корней. Хлоя отступила в тень, охваченная внезапным убеждением, что если стоять тихо, не издавая ни звука, то ее никто не заметит. И если не произносить ни слова. Потому что деревья не знают слов.

Следуя ее примеру, Король глубоко забился в молодую поросль омелы. Она и сама едва различала его там.

Она еле осмеливалась дышать – коротко, испуганно.

Шаги в спиральном туннеле стремительно приближались. Тени росли, потом остановились.

Из-за угла появилась рука, тонкая, с тремя ожогами на тыльной стороне.

И Хлоя увидела ее обладателя.

Вязель настороженно остановился у подножия винтовой галереи. В жемчужном свете его лицо казалось совершенно белым, на лбу отчетливо проступал шрам. Он широко раскинул руки, преграждая Роберту путь.

– Погоди. Что-то не так.

Через его плечо Роберт увидел комнату, полную деревьев. Они стояли так тесно, что раскололи стены, пробили потолок и всё еще продолжали расти. Скрипели от натуги сдавленные ветви; кое-где сверху пробивались мерцающие столбы лунного света. Дождем сеялась пыль, легкая, как яичная скорлупа, потом посыпались обломки белого мела, земля.

– Крыша вот-вот рухнет, – прошептал Роберт. И добавил: – Где они?

– Здесь, внутри, – шепотом ответил Вязель. – Оба.

Он осторожно вошел в зал. Протянул руку, изуродованную шрамами, коснулся ближайшего дерева, ощупал кору, пыльную зелень лишайников. Поднял глаза.

– Позови ее, Роберт. Позови по имени.

* * *

Хлоя, скрытая под маской, не сумела сдержать изумленного возгласа.

Позади человека в темной куртке стоял юноша. Волосы у него были забрызганы грязью, лицо в пятнах от лишайников. Дорогая зеленая куртка и джинсы изорвались в клочья. Но она узнала его.

Он отвернулся от нее.

– Хлоя! Это я, Роберт! Не бойся, мы здесь! Он ничего тебе не сделает! Мы заберем тебя отсюда.

Она не сдвинулась с места. Не смогла. Ей казалось, она пустила корни, вросла в землю, превратилась в глупую, безмолвную деревяшку. Ее испуганный взгляд переместился на Короля, но она разглядела лишь маску из омелы. А сквозь прорези для глаз виднелись только едва различимые отблески. Она понимала – он следит за ней. И надо было сделать всего лишь одно – заговорить. Произнести одно-единственное слово.

* * *

– Они ушли! – Голос Роберта был полон боли, но Вязель не сдвинулся с места.

– Нет, Роберт, не так. – Он скинул с плеча журавлиный мешок, покопался в нем, достал тонкую ореховую палочку и пошел сквозь чащу, прикасаясь к каждому дереву по очереди.

– Была бы она здесь – ответила бы, – сердито откликнулся Роберт. Но у него у самого в душе поселился холодный ужас неверия. А что, если это правда, что, если она и в самом деле ненавидит его, если именно из-за него-то она и не хочет возвращаться? На миг он увидел ее такой, какая она была в эти три месяца, распростертой на больничной кровати, а потом – на качелях в саду, когда она была маленькой, лет четырех или пяти, прелестной девочкой, с пухленькими ладошками, с крохотными пальчиками.

Это было невыносимо; он кинулся вслед за Вязелем.

И налетел на что-то мягкое.

Палочка поэта коснулась дерева – и оказалось, что это вовсе и не дерево, а девочка в коричневом платье, шлейф которого тянулся по полу. Волосы у нее были длинные, на лице – маска из шелушащейся буковой коры; ногти острые, ярко накрашенные, на ладонях хной нарисованы силуэты листьев. На миг она показалась ему ожившим персонажем из легенды, но потом он понял, что это Хлоя, и из груди вырвался громкий вздох облегчения. Но едва он обнял девочку, она отпрянула.

– Хлоя! Это я, Роберт!

– Я прекрасно знаю, кто ты такой. – Ее ровный голос обжигал душу.

Он в ужасе отскочил.

– Роберт, не прикасайся ко мне, – сердито огрызнулась она. – Не хочу видеть тебя здесь. Никто тебя не звал. – Она сложила руки на груди, как будто с трудом сдерживала ярость. – Вечно ты являешься и всё портишь.

Он не верил своим ушам. Онемел от изумления. Она не обрадовалась, наоборот, не хотела видеть его. И все-таки это было вполне в ее духе. Хлоя – она всегда была такая. С холодным ужасом он осознал, что Максел оказался прав: за долгие месяцы болезни он создал у себя в душе образ совсем иной Хлои – более мягкой, дружелюбной, взирающей на него без гнева и презрения, такой, которой на самом деле никогда не существовало. И эту вымышленную Хлою он предпочел настоящей. Смутившись, он произнес:

– Мы пришли спасти тебя.

– Не надо меня спасать.

– Надо. Обязательно!

Она сверкнула на него глазами сквозь маску. Чуждое существо с зелеными глазами.

Вязель огляделся по сторонам и вытащил Короля из куста омелы. Король отпрянул, потом горько улыбнулся.

– Скажи им, Хлоя, – взмолился он. – Скажи, что ты со мной.

– Заткнитесь! Все! – И она обернулась к Вязелю. – Что со мной? Я умерла?

Казалось, спокойствие поэта немного успокоило ее. Через мгновение он проговорил:

– Ты не умерла. – Его голос звучал мягко; он шагнул к ней – и она не отстранилась. – Твое тело лежит в коме, далеко-предалеко отсюда. А это – Аннуин, место, где тайное делается явным, где оживают глубоко сокрытые воспоминания. Роберт пришел забрать тебя домой.

Она нетерпеливо передернула плечами.

– И давно?

– Три месяца. – У Роберта пересохло в горле; он сглотнул. – Ты ехала верхом на Калли. И упала. Возле Фолкнерова Круга. Неужели не помнишь? – Она отвернулась, обхватила себя руками, и он заговорил опять. Слова торопливо сыпались одно за другим: – Мама сходит с ума, а папа стал как чужой. Ни у кого не было сил смотреть друг на друга, находиться в доме, видеть твою комнату. Без тебя, Хлоя, всё переменилось. Школа, церковь, весь мир. Жизнь остановилась, ничего не растет, как будто в августе наступила зима. Мы только проводим время в ожидании, пока ты очнешься. Мы все ждем тебя.

Она по-прежнему продолжала стоять к нему спиной. Он поглядел на Вязеля – тот еле заметно пожал плечами.

Возле медленно прорастающей омелы стоял, улыбаясь, Король.

Роберт подошел ближе к Хлое.

– Мы думали, он держит тебя в плену.

– Держал поначалу.

– Не похоже.

Она резко обернулась. Взглянула на него через маску с такой злостью, что Роберт изумленно отшатнулся.

– Значит, хотите, чтобы я вернулась? Малышка Хлоя. Милая девочка. Хотите, чтобы со мной ваша жизнь снова стала идеальной, прилизанной, точь-в-точь такой, как раньше. – Она улыбнулась, заглянула ему в глаза. – Теперь, наверно, они всё время думают обо мне, правда, Роберт? Сидят у моей постели, держат меня за руку, приглаживают волосы. Ох, наверно, и мучаешься же ты от зависти!

От боли у него перехватило дыхание. Вязель внимательно смотрел на них; помолчав, тихо сказал:

– Ты напрасно обижаешь его. Он тебя любит.

– Ну, а я его не люблю. – У нее дрожали руки; она стиснула ладони. – И теперь он не сумеет, как раньше, получать всё, чего захочет. А я вернусь, когда мне вздумается.

Король сел, прислонился спиной к дереву. Улыбнулся, покачал головой.

Она обернулась к нему.

– И не из-за тебя, не думай. Просто потому, что теперь я вижу: это мой мир. – Она опять обернулась к Вязелю, дерзко взглянула. – Мой, правда? Только мой. Этот мир – я сама. Лес – это я.

Он грустно покачал головой:

– Хлоя…

– Поначалу я хотела убежать. Посылала птиц, вестников. Но я расту. Я чувствую, что я… что мой разум… освобождается. Словно я сбежала из тесной каморки, где только и было забот, что расти, никого не обижать, есть, спать, гулять да скрывать свои чувства от всех, в том числе и от самой себя. Словно всё, что я должна была прятать глубоко внутри, вырвалось на свободу и стало бурно расти, как деревья. – Она взмахнула рукой, красной от хны. – Посмотрите на меня! В этом мире может произойти всё, что я захочу. А я по глупости раньше не замечала этого. Смотрите.

В тот же миг деревья остановились. Непрестанный шелест растущих веток смолк. Роберт удивленно озирался.

– Это я им велела, – самодовольно улыбнулась Хлоя и широко раскинула руки. – Видите? Они меня слушаются. Я, наверно, способна добиться всего, чего захочу. Зачем мне возвращаться? Мне надоело быть маленькой девочкой, самой младшей в семье. Здесь я могу делать всё, что заблагорассудится.

– Я мог бы вернуть тебя силой, – прошептал Вязель.

– Да. – Из-под маски в него стрельнули зеленые глаза. – Мог бы. Ты опасный человек.

– Ради бога, Хлоя, прекрати! – Роберт не мог больше выносить это. Он оттолкнул Вязеля, схватил ее за руку. – Мы уходим. Сейчас же! И сними эту дурацкую маску!

Он ухватился за маску. Хлоя взвизгнула, оттолкнула его, но маска развалилась, и он увидел ее лицо, пылающее гневом. Он с треском рухнул в подлесок и больно ушиб руку. Испуганно вскрикнул, завертелся, стал отбиваться.

– Вязель!

Вокруг него стремительно росли корни. Они змеились под руками, опутывали плечи, пригибали к земле, захлестывались вокруг шеи, душили. Он задыхался, вырывался, силился стряхнуть их, но руки были полны листьев, спутанные гроздья побегов не давали шевельнуть пальцами.

– Прекрати! – крикнул на Хлою Вязель и встал перед ней. – Прекрати. Оставь его в покое.

Она улыбнулась, глубоко вздохнула. Роберт закашлялся, тяжело осел на землю. В изумлении глядел на нее, потеряв дар речи, не веря своим глазам.

– Мы уходим. – Она холодно улыбнулась, глядя прямо в лицо Вязелю. – Прочь с дороги.

Поэт не сдвинулся с места. Его глаза устремились на Короля – тот подошел к Хлое, встал у нее за спиной, как тень. Протянул руку ей через плечо. Его пальцы сжимали небольшую ягодку.

– Возьми, Хлоя. Съешь. Сейчас, у них на глазах. Тогда они никогда не сумеют увести тебя отсюда. Никто, даже сам Талиесин.

Роберт сорвал с горла тугую лозу. Хлоя взяла ягодку. Медленно поднесла к губам, улыбаясь, дразня.

– Что, съесть? – прошептала она. – Роберт, хочешь, я ее съем?

Он замер:

– Нет. Хлоя…

– А я могу. Тогда они поймут.

– Нет. Прошу тебя. Оставь себе возможность выбора. Не закрывай обратного пути. – Голос Вязеля был тих, суров. Роберт понимал – он использует против нее силу, скрытую в словах, в буквах, из которых они состоят, – Прошу тебя, Хлоя. Понимаю, они тебя обижали. Понимаю, эта обида таилась внутри тебя, а они ее никогда не замечали. Я тоже однажды причинил боль, и думаю, она никогда уже не простит меня. Но навеки запирать себя здесь – это не выход. Подумай, Хлоя. Не спеши.

Она бросила взгляд на него, потом прошла мимо. Вязель отстранился, не пытаясь остановить ни ее, ни Короля, только смотрел, как они идут к подножию винтовой лестницы.

Хлоя оглянулась на Роберта. С усмешкой помахала ему.

– Пока, Роберт. Будь осторожен. Я только начинаю знакомиться со своими новыми способностями.

Она опять поднесла ягодку к губам, прикоснулась к ней языком, поглядела на брата, потом на Короля. Его глаза ярко сверкали из-под омеловой маски.

Хлоя хихикнула. С силой швырнула ягодку в брата, развернулась и весело помчалась вверх. И долго, пока она не добежала до самой вершины, до них доносился ее веселый смех.

U. УР – ВЕРЕСК

Максел, я что-то слышала. – Кэти встала с кресла. Джон появился как раз вовремя, принес кофе.

Раздался какой-то звук, но явно не смех. Всем присутствующим здесь было не до смеха.

За окном в небе неподвижно висели летние звезды.

Не пристало священнику пребывать в такой растерянности. Мне хочется, чтобы Христос поднялся в небо, как солнце. Чтобы он согрел Хлою Своим сиянием, чтобы она села и засмеялась по-настоящему.

Но я могу сделать только одно – подойти и положить свои большие руки на плечи Кэти.

Она вздрагивает, будто спросонья, поднимает на меня глаза.

– Максел, всё будет хорошо, – шепчет она. Как будто это не ее, а моя дочь лежит при смерти.

Кому дано увидеть бездны Аннуина?

Познать всю черноту его глубин?

Книга Талиесина

Лес Потустороннего мира был полон разнообразных звуков. Шорохи и шепот блуждали по нему, вспугивая птиц. Из чащи, громко вереща, вылетали скворцы, дрозды, галки.

Кларисса сидела у подножия тополя и смотрела на птиц.

Сгустилась тьма. Возможно, впервые за много тысяч лет сквозь полуночную черноту деревьев проступили звезды. Налетел ветер, и листья, шурша, падали на землю. Пни и подлесок превратились в тени, исполненные тайны. Тихие шорохи стали оглушительными.

Поежившись от холода, она обхватила руками колени.

Вязель наверняка знает, что она до сих пор охотится за ним. Он всегда это знал. Долгие века она гонится за поэтом, хочет вернуть знание, которое он похитил. В облике выдры, гончей собаки, орла, богини она преследовала его; они бывали огоньками над болотом, звездами, что движутся по небу безмолвно и бесконечно, зернышками пшеницы на земляном полу амбара. Они поднялись в верхний мир и там продолжили свою вековечную игру: она стала женщиной по имени Кларисса, еще одним отзвуком самой себя, еще одним воплощением. Вспомнив об этом, она снова поменяла свой облик: ее одежда сменилась линялыми рабочими штанами, волосы сами собой заплелись в косу.

И всё это время ее яростная жажда мести не знала колебаний.

До этой минуты.

Она нахмурилась, стерла с лица нарисованные лишайником спирали.

Когда она столкнула его с лестницы, на миг ею овладело безудержное веселье – а потом его сменил ужас. Он падал кубарем, ударяясь о ступени, с грохотом и криком. Ужас, леденящий ужас.

На миг она подумала, что убила его.

Это должно было знаменовать победу. Но неожиданная боль пронзила ей душу ледяным копьем. Вся ее жизнь была погоней за ним. А если он исчезнет – что ей делать? Мимо нее промчалась девочка, а Кларисса всё еще стояла недвижимо, потом сбежала вниз, схватила его, перевернула, проверила, бьется ли сердце, приложила ухо к груди – дышит ли?

Сначала на нее нахлынуло облегчение; потом – безумная злость, за то, что он заставил ее испытать эти чувства. Вязель. Гвион. Талиесин. Он был ее врагом, она его ненавидела, хоть и знала: никакая ненависть не в силах утолить ее обиду.

И тогда-то ей и пришла в голову мысль.

В тот раз мешок из журавлиной кожи лежал под его неподвижным телом, и она могла бы завладеть им, если бы не появился мальчишка. А теперь она улыбнулись и кивнула сама себе. На этот раз она точно украдет этот мешок. У отмщения есть и другие пути.

В воздухе кружились листья. Она подняла глаза, торопливо встала.

Из Спирального Замка кто-то выходил.

Две темные фигуры четко выделялись на фоне звездного неба, потом побежали вниз по белому перламутровому холму. Кларисса прищурилась. Хлоя и Король. На миг она задумалась – почему они спасаются бегством, как они пересекут озеро. Потом фигурка поменьше взмахнула рукой, берег содрогнулся, и из зеленой воды, из путаницы древесных корней выросла плотина, тонкая полоска твердой земли. Даже отсюда Кларисса слышала, как девчонка восторженно смеется, радуясь тому, что она теперь умеет делать.

Кларисса нахмурилась. Кажется, дитя начинает понимать, как устроен Потусторонний мир.

Когда она спустилась к берегу, две фигурки уже пересекли озеро. Король в новой маске из омелы походил на сумрачную тень.

Хлоя улыбалась; в темноте она чуть не наткнулась на Клариссу.

– А, это вы, – процедила она.

– Что ты натворила? – Кларисса с любопытством поглядела вверх, на каэр. Его белизна уже подергивалась темной зеленью. Из боковых склонов прорезывались деревья. – Где они?

– Внутри.

– Но твой брат…

– Не говорите мне о брате! – вспыхнула Хлоя. – Это касается только меня. Он и ваш друид хотят вернуть меня, но я не пойду.

– Не пойдешь?

– Я им уже сказала. – Она победно зарделась. Потом гордо спросила: – Правда?

Король кивнул. Он испуганно стоял под деревьями, кусая ногти. Поглядел на Клариссу, опустил глаза.

– Это она сама придумала, – еле слышно проговорил он.

Кларисса нехотя кивнула:

– Понятно. Значит, ты хочешь идти дальше?

Девочка пожала плечами:

– Почему бы и нет? – Она вскинула голову и поглядела на Короля. – Он говорит, здесь семь каэров, каждый из них крепче предыдущего, и если я дойду до седьмого, даже Вязелю будет не под силу вернуть меня. Никто меня не одолеет.

– Там находится сердце Потустороннего мира, – с жаром воскликнул Король. – Великий Престол.

Кларисса кивнула:

– Нет нужды рассказывать мне. Но Вязель пойдет на всё, чтобы остановить вас.

– Не пойдет, если им займетесь вы. – Девочка подняла на Клариссу горящие глаза. – Мне кажется, вы и сами этого хотите.

– Мне тоже так казалось.

Глаза девочки вспыхнули; в их темноте замерцало сияние звезд.

– И что же произошло?

– Не знаю.

Хлоя окинула ее презрительным взглядом.

– Ох уж эти взрослые, – вздохнула она. – Никакого от них толку. – Она зашагала прочь, к белеющей среди болот березовой рощице. Король поплелся следом, а Кларисса пошла за ними, замечая, как земля поднимается навстречу каждому шагу девочки, чтобы та не замочила ног.

– Вы говорили, что Вязель похитил у вас всё, что вы имели. – Хлоя внезапно обернулась. – Знаете, Роберт – точно такой же. Мой братец многого лишил меня, хотя он так занят собой, что вряд ли даже замечал это. Он похищал у меня время, внимание близким нам людей, уважение, пожалуй, даже любовь. Просто потому, что он – Роберт, черт бы его побрал. Вот и я теперь украду у него то же самое. А вы можете поступить так же с Вязелем, Хотите?

Кларисса заправила волосы за уши. Под ногти забилась грязь – черный торф Даркхенджа. Она задумчиво вычистила его.

– Пожалуй, хочу.

– И это помешает ему догнать меня. – Хлоя подошла к Клариссе. Ее глаза ярко блестели, в волосах запутались листья. Она лукаво улыбнулась. – Сделаете это для меня, богиня? Ведь он вас так называет, верно? Могу ли я рассчитывать, что на этот раз вы поступите как надо?

Кларисса ответила не сразу. Помолчав, тихо проговорила:

– Я привыкла считать себя королевой Потустороннего мира. А теперь я уже в этом не уверена. – Она отступила на шаг. От холодной решимости девочки по спине пробежала зябкая дрожь.

Хлоя прищурилась. Потом не торопясь коснулась рукой сучка. Из-под него пробился листок, раскрылся, вырос, увял и сморщился – и всё это в считанные секунды.

– Решайтесь, – прошептала девочка.

Кларисса поглядела на опавший листок. Потом заговорила – и ее голос был ледяным:

– Найди последний каэр. А Вязеля предоставь мне.

– Вот и хорошо. – Хлоя чуть-чуть отвернулась. – А то если бы дошло до борьбы, я могла бы с ним тоже сделать что-нибудь плохое. А я не хочу.

Она пошла прочь, пригибаясь под ветками. Король поспешил за ней. Пробираясь между деревьями, он обернулся и бросил один-единственный прощальный взгляд на Клариссу.

Даже под маской его лицо было на удивление беспомощным.

* * *

Они сидели молча. Внутренний зал раковины превратился в руины, над головой громоздились исполинские тени деревьев.

– Ничего не понимаю, – прошептал Роберт.

Он уже не раз это повторял. Не мог остановиться. В душе царило смятение, с которым он никак не мог справиться.

Вязель достал из мешка огарок свечи и зажег. Желтый язычок пламени подрос, окреп, и тогда поэт сурово произнес:

– Ты должен был предвидеть.

– Понятия не имел, честное слово!

– Брось, Роберт. Неужели из дневника не понял?

У Роберта перехватило дыхание. Он достал из кармана тетрадку. Страницы помялись, от лесной сырости лиловый фломастер расплылся пятнами.

Он уставился на слипшиеся листы.

– Я не… Не хотел больше читать.

– Так прочти сейчас.

Роберт не шелохнулся. Тогда Вязель осторожно взял у него тетрадку, раскрыл, разлепил влажные страницы.

Роберту захотелось отобрать дневник, ему казалось, будто он предает Хлою, но потом на него снова нахлынуло изумление. Кто такая Хлоя? Эта злобная мегера? Девочка в кровати? Малышка на качелях? Он начал понимать, что никогда не знал сестру по-настоящему.

Вязель искоса поглядел на него.

– Думаю, тебе следует послушать.

– Нет, – угрюмо возразил он. Но Вязель спокойным голосом уже начал читать:

«Тридцатое августа. Роберт получил результаты экзаменов. Только отличные отметки, а по рисованию – пятерка с плюсом. Мама и он пляшут от радости на кухне. Аж тошно делается…»

– Она завидует… это просто детская ревность…

– «Десятое апреля. Завтра мама едет с ним в Суиндон покупать ему новый ноутбук. Предлагали поехать и мне, но, по-моему, были только рады, когда я сказала, что хочу покататься на Калли. Да они и не хотели, чтобы я ехала с ними. Я напечатала на компьютере свой рассказ, но покажу ей, когда там не будет Роберта. Если он не насмехается – это еще хуже. Он говорит нарочито серьезным тоном, выдает что-нибудь вроде: „Молодец, Хлоя, очень хорошо“, а потом подмигивает у меня над головой, и когда я оборачиваюсь к маме, она уже улыбается. Терпеть не могу. Неужели они не понимают? Да замечают ли они вообще, что я существую?»

Взгляд темных глаз Вязеля был устремлен на него.

Роберт отвернулся. На душе было пусто, мысли улетучились. Их место занял ледяной ужас, он медленно вползал, будто тонкие щупальца тумана, поднимавшиеся среди деревьев, влажные облачка его собственного дыхания.

Наконец он прошептал:

– Что за рассказ?

– По-видимому она их написала немало. – Вязель перевернул страницу. – И стихи тоже, рад видеть, и надо сказать, весьма недурные для ее возраста. В них чувствуется богатство фантазии. Сила духа. Она, видимо, собирала их. – Он помолчал и через силу продолжил: – Слушай дальше. Даты нет.

«Никогда его не прощу. Тетрадка лежала на кухонном столе. Я рассказала Макселу, он попросил дать ему почитать, вот я и приготовила. Услышала, что они пришли, и побежала вниз. Он поставил на тетрадку свою картину. Все столпились вокруг и принялись восхищаться. Я стояла сзади и ничего не говорила, а когда они ушли, взяла тетрадку – она была перепачкана краской. Темно-зеленой. Обложка и первая страница совсем пропитались, и уже ничего нельзя было прочитать».

Роберт беспомощно провел рукой по волосам.

– «Все слова погибли. – В голосе Вязеля звучал неподдельный ужас. Почувствовав его горечь, Роберт содрогнулся. – Все звуки и смысл, все слова, так тщательно подобранные. Слова, которые уже больше никогда не встанут в точно таком же порядке, никогда, никогда. Он вошел, увидел, что я плачу, и сказал: „Прости, Хлоя. Твоя тетрадка запачкалась? Не переживай, я тебе дам новую“. Новую тетрадку. Новенькую розовую тетрадочку с бантиком для всяких девчачьих глупостей. Вот что он имел в виду. Вот что он подумал…»

– Хватит. Хватит! – Роберт вскочил, хлопнул ладонью по стволу дуба. – Я не знал! Откуда мне было знать? Она никогда ничего не рассказывала. Никогда не говорила мне, что пишет нечто значительное, заслуживающее внимания!

Вязель закрыл тетрадку.

– Картины увидеть легко, – сказал он, немного помолчав. – Они открыты взору. А слова так просто не увидишь. Их нужно обнаруживать, находить на страницах, расшифровывать, переводить, читать. Слова – это символы, их буквы – деревья в лесу, переплетенные воедино, и спрятанное в них значение никогда не проступает до конца.

Наступило молчание. Было слышно, как поднялся тихий ветерок. Он стал сильнее, ветви скрипели под его порывами. Роберт подошел, сел, опустил голову на руки. Его широкая тень обвила древесные стволы.

Наконец он проговорил:

– Вы думаете, поэтому она и не хочет возвращаться?

– Конечно.

– Столько времени. Столько лет!

Вязель аккуратно убрал тетрадку в мешок из журавлиной кожи. Согрел руки над свечой.

– Послушай меня, Роберт. Ты, конечно, виноват, что ничего не замечал, но и она тоже виновата – в том, что ничего не говорила. Твой дар – дар художника, ты умеешь видеть, и он тебя подвел. Ее дар – это слова, и она их не произнесла. А твои родители, скорее всего, не хотели ничего видеть. Но Максел должен был знать.

Роберт попытался задуматься.

– Может быть. Он всегда много говорил с ней, расспрашивал. О школе. О подругах. Дарил ей подарки. Ей нравилось считать его своим крестным.

Вязель кивнул, его узкое лицо скрывалось в тени.

– Ваш священник – мудрый человек. Он мог бы увидеть, но он не поэт.

В зале стемнело, тоненькое пламя свечи не могло разогнать сгущающийся сумрак.

– Не думай, что это и есть сама Хлоя. – Поэт посмотрел на Роберта. – Это говорит ее ревность, ее гнев. Слова очищают душу. Иногда они помогают упростить дело. Настоящая Хлоя лежит без сознания в кровати, но здесь она существует такой, какая она могла бы быть – без любви, без воспоминаний. Мы должны вернуть ее. Теперь – это даже более необходимо.

Роберт потер щеку.

– Но как? Она же не хочет идти.

– Хуже того. – Вязель горестно покачал головой. – Ты сам видел. Она обнаружила, что способна повелевать Потусторонним миром. Она направляет его против нас. А Король сказал ей, что если она дойдет до последнего каэра и сядет на Престол, то станет здесь королевой. И тогда даже я не смогу вернуть ее.

Роберт уныло кивнул.

– Тогда надо сделать всё возможное.

– Хорошо. – Вязель встал, задул свечу. В тот же миг они увидели, что наступила ночь. Над расколотой крышей перламутрового каэра мерцали звезды. Сквозь изморозь на ветвях можно было увидеть блеск летних созвездий. Роберт поежился:

– Стало заметно холоднее. Вязель прислушался:

– Она нагоняет бурю.

* * *

Снаружи бушевал лес. Листья хлестали Роберта по лицу.

– Куда идти? – прошептал он, затем повторил вопрос в полный голос, потому что Вязель не расслышал.

Поэт схватил его за рукав и потащил под березу, чтобы укрыться от ветра.

– Пятый каэр – грозное место. Черный Замок, Обитель Мрака. Ей придется через него пройти, а это будет нелегко, даже для нее. Пойдем скорее.

Но лес стал другим; в темноте его деревья казались сплошной стеной, узловатые ветви сплелись в непроходимую преграду. Без Вязеля Роберт давно бы уже безнадежно заблудился. Но поэт целеустремленно пробирался сквозь заросли омелы, ясеня, березы, пригибался под сучьями, раздвигал густой подлесок. В этой глухой чащобе деревья сомкнулись, будто грозный частокол. Даже надвигающийся ураган лишь завывал в верхушках, а внизу воздух был тягучий, сырой, насыщенный спорами, пропитанный гнилью. Под ногами лежала подстилка из опавшей листвы, ее было так много, что ноги вязли по щиколотку; грибы пробивались из-под земли, лопались и крошились под ногами; чтобы не упасть, Роберт хватался за стволы, и кора была такая мокрая, что под пальцами рассыпалась в труху. Он чихал, содрогался, размазывал по одежде влажные пятна лишайников.

Где-то вдалеке послышался протяжный вой.

Роберт остановился:

– Что это?

Они прислушались, затаив дыхание. Вокруг трещали, скрипели деревья. Роберт подумал, уж не померещилось ли ему, и в то же мгновение звук повторился, злобный, пронзительный, как будто волк запрокинул голову и тоскливо воет на луну.

Вязель обернулся к Роберту.

– До сих пор, – угрюмо пробормотал он, – в лесу никого не было. Боюсь, его обитатели дают о себе знать.

Они побежали вниз по длинному, пологому склону холма, по корням, серебристой сетью протянувшимся по тонкой почве, спотыкались и поскальзывались. Внизу журчал ручеек; на черной воде перемигивались отраженные звезды. Вязель перескочил через него, слегка задев холодную воду, потом прыгнул Роберт и тоже промочил ноги, от внезапного холода тело пронизала ледяная дрожь. Она оказалась неожиданно созвучна тому ужасу, который он носил в себе, от которого хотел убежать, ужасу перед словами Хлои, ее гневом на него. «Ну, а я его не люблю», – сказала она. Убегая от этого ужаса, он наткнулся на Вязеля, и тот проговорил шепотом:

– Да тише ты!

Тонкая рука поэта ухватила его за рукав и потянула за ольховую куртину.

– Слушай, – прошептал он.

Завывание стихло. Но впереди сквозь порывы ночного ветра пробивался ритмичный хруст.

Раз.

И еще раз.

Смутно знакомый звук.

Вязель прислушался, потом скользнул вперед. Роберт, шелестя ветками, побрел за ним.