Текст книги "Ведьмина зима (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Арден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Почти боясь успеха, Вася поспешила добавить хвороста. Комнату наполнил свет, тени отступили.

Изба выглядела хуже в свете огня: по лодыжки в листьях, в плесени и обломках, полная пыли. Но там были сухие поленья, которые она увидела теперь. И было теплее. Огонь прогонял ночь и холод. Она собиралась жить. Вася протянула дрожащие руки к огню.

Ладонь вылетела из печи и сжала ее запястье.

10

Черт в печи

Вася испуганно вдохнула, но она не отпрянула. Ладонь была маленькой, будто детской, с длинными пальцами, озаренная огнем. Она не отпускала. Вася вытащила человечка в комнату.

То была женщина, что доставала до колена Васи, ее глаза были цвета земли. Она голодно слизывала угли с конца прутика, но замерла, взглянула на Васю и сказала:

– Похоже, я проспала. Кто ты? – она заметила разруху вокруг них, и ее голос зазвенел тревогой. – Где моя хозяйка? Что ты тут делаешь?

Вася опустилась на разваливающуюся скамью у печи с утомленным удивлением. Домовые не жили в развалинах, они не жили в домах, где уже не было семей.

– Тут никого нет, – сказала Вася. – Только я. Это место мертво. Что ты тут делаешь?

Домовой – нет, женщина, домовая – смотрела на нее.

– Не понимаю. Дом не может быть мертв. Я – дом, и я жива. Ты врешь. Что ты с ними сделала? Что ты сделала с этим местом? Встань и ответь мне! – ее голос был пронзительным от страха.

– Я не могу встать, – прошептала Вася. Так и было. Огонь забрал остатки ее сил. – Я – лишь путница. Я думала развести огонь и переночевать тут.

– Но ты… – домовая осмотрела дом, поняла размах гнили. Ее глаза расширились от ужаса. – Сколько я спала! Посмотри на эту грязь. Я не могу впускать бродячих, пока хозяйка не позволит. Тебе нужно уйти. А мне нужно все подготовить к ее возвращению.

– Вряд ли твоя хозяйка вернется, – сказала Вася. – Дом заброшен. Я не знаю, как ты смогла выжить в той холодной печи, – ее голос оборвался. – Прошу, не прогоняй меня. Я больше не вынесу.

Пауза. Вася ощущала, как домовая разглядывает ее.

– Хорошо, – сказала она. – Ты останешься тут на ночь. Бедное дитя. Хозяйка этого хотела бы.

– Спасибо, – прошептала Вася.

Домовая, бормоча под нос, прошла к сундуку у стены. На ее шее висел ключ, она отперла сундук. Он заскрипел от ржавчины.

Вася потрясенно смотрела, как домовая вытащила ткань, глиняную миску, разложила их на печи. Она взяла котелок, прошла наружу и собрала снег, чтобы растопить его. Она добавила хвою в воду.

Вася смотрела, как в дыру в крыше поднимался пар, слабо осознавая ловкие движения домовой, пока та убирала платье, что почти приросло к Васе, смывала сажу, пот, кровь и грязь с Васи, протирала ее глаз, что болел, но Вася теперь могла видеть в щелку. Она не ослепла. Но она слишком устала, чтобы думать об этом.

Из сундука в углу домовая вытащила шерстяное платье. Вася едва ощущала, как домовая одела ее. Она оказалась на печи под одеялами из шкурок зайцев, не зная, как туда попала. Кирпич был теплым. Она успела услышать, проваливаясь в забытье, слова домовой:

– Немного отдыха тебе поможет, но на лице останется шрам.

* * *

Василиса Петровна не знала, как долго спала. Она смутно помнила кошмары, где она кричала Соловью бежать. Ей снился голос Полуночницы: «Это нужно сделать. Отправить ее ради всех нас», и голос домовой звенел в тревоге. Но Вася не успела заговорить, тьма утянула ее к себе.

Много часов спустя она открыла глаза на рассвете: свет почти потрясал после долгой тьмы. Запутанные дороги Полуночи ей будто приснились. Может, так и было. Она лежала в сером свете раннего утра и могла быть на любой печи.

– Дуня? – позвала она, помня детство. Ее няня всегда утешала ее после кошмаров.

Она все вспомнила и издала звук тревоги. Маленькая голова появилась возле печи, но Вася едва видела домовую. Воспоминание душило ее. Она дрожала.

Домовая смотрела и хмурилась.

– Прости, – сказала потом Вася. Она убрала спутанные волосы с лица. Ее зубы стучали. Печь была теплой, но в крыше осталась дыра, и воспоминание было холоднее воздуха. – Я… Василиса Петровна. Спасибо, что приютила.

Домовая была почти печальной.

– Не приютила, – сказала она. – Я спала в огне. Ты разбудила меня. Ты теперь моя хозяйка.

– Но это не мой дом.

Домовая молчала. Вася села, кривясь. Домовая постаралась, пока Вася спала. Пыль, мертвые мыши и гнилые листья пропали.

– Теперь это похоже на дом, – сказала осторожно Вася. В свете дня она увидела, что почти все дерево на крыше и столе было вырезано узорами, как на входе, но вытерлось от использования и заботы. Дом был с достоинством, сочетался со своим духом – старой и красивой домовой, которую не портило время.

Домовая обрадовалась.

– Не лежи. Вода горячая. Твои раны нужно промыть и перевязать, – она пропала, Вася услышала, как она добавила хвороста в огонь.

Вставая на ноги, Вася задыхалась, словно только пришла в себя после лихорадки. Она была ранена и голодна.

– Тут… – прохрипела Вася, сглотнула и попробовала снова. – Тут есть что – нибудь съедобное?

Домовая поджала губы и покачала головой.

Откуда? Вряд ли у давно пропавшей хозяйки тут остались буханка хлеба и сыр.

– Ты сожгла мое платье? – спросила Вася.

– Да, – сказала домовая, поежившись. – От него воняло страхом.

Немудрено. Вася напряглась.

– Там был предмет… из дерева… я его носила в рукаве. Ты…?

– Нет, – сказала домовая. – Он тут.

Вася взяла маленького вырезанного соловья, как талисман. Может, он таким и был. Он был грязным, но целым. Вася протерла его и спрятала в рукав.

На печи поднимался пар от миски талого снега. Домовая сказала:

– Раздевайся, я промою твои раны.

Вася не хотела думать о ранах, не хотела вообще обладать плотью. Под поверхностью сознания скрывалось горе: воспоминание о смерти, жестокости. Она не хотела видеть их следы на коже.

Домовая не жалела ее.

– Где твоя смелость? Ты не хочешь умереть от заражения в ране.

Это было правдой. Эта смерть была медленной и ужасной. Вася взяла себя в руки, без слов стянула платье через голову и встала, дрожа, в свете обваливающейся крыши. Она посмотрела на свое тело.

Синяки всех цветов: красного и черного, лилового и синего. Порезы покрывали ее тело, и она была рада, что не видела свое лицо. Два зуба шатались, губы были треснувшими, болели. Один глаз все еще не открывался. Она подняла ладонь к лицу и ощутила порез на щеке.

Домовая вытащила пыльно пахнущие травы, мед для перевязки, длинные полосы ткани из сундука в углу. Вася сказала, пялясь:

– Кто оставляет такие вещи в запертом сундуке в развалинах?

– Не знаю, – сказала домовая. – Но они тут были.

– Ты должна что – то помнить.

– Нет! – вдруг разозлилась домовая. – Зачем ты спрашиваешь? Разве мало того, что это было тут, что это спасло твою жизнь? Садись. Нет, туда.

Вася села.

– Прости, – сказала она. – Мне было любопытно.

– Больше будешь знать, быстрее состаришься, – рявкнула домовая. – Замри.

Вася пыталась, но было больно. Некоторые порезы сами закрылись, и домовая их не трогала. Но многие открылись во время тяжелой ночи, и они были в саже и занозах.

Но все вскоре было обработано и перевязано.

– Спасибо, – сказала Вася, услышала дрожь в своем голосе. Она поспешила надеть платье, чтобы не видеть себя, а потом потерла край обгоревших волос двумя пальцами. Грязные. Спутавшиеся. От них воняло огнем. Их уже не очистить. – Можешь обрезать мне волосы? Как можно короче, – сказала Вася. – Мне надоело быть Василисой Петровной.

У домовой был только нож, но она не стала возражать. Черные волосы падали охапками, беззвучные, как снег. Домовая вымела их из дома для птичьих гнезд. После этого воздух странно свистел мимо ушей Васи и возле ее шеи. Вася когда – то плакала бы, потеряв черные волосы. Теперь она была рада. Длинная блестящая коса принадлежала другой девушке из другой жизни.

Домовая, чуть успокоившись, вернулась к сундуку. В этот раз появилась одежда юноши: свободные штаны, пояс, кафтан и даже сапоги из хорошей кожи. Все было мятым, пожелтевшим от времени, но не ношеным. Вася нахмурилась. Одно дело трава, но это? Одежда из хорошей ткани и шерсти?

Они даже подошли ей.

– Это… – Вася едва могла подобрать слова. Она посмотрела на себя. Она была чистой, согретой, отдохнувшей, живой, одетой. – Кто – то знал, что я приду? – вопрос был глупым, одежда была старше нее. Но все же…

Домовая пожала плечами.

– Кем была твоя хозяйка? – спросила Вася. – Чьим этот дом был раньше?

Домовая посмотрела на нее.

– Уверена, что это не ты? Я почти тебя помню.

– Я не была тут раньше, – сказала Вася. – Так ты не помнишь?

– Я помню, что существовала, – ответила домовая, чуть обидевшись. – Я помню эти стены, свой ключ. Я помню имена и тени в огне. И все, – она встревожилась. Вася опустила тему. Стиснув зубы, она стала натягивать шерстяные носки и сапоги на обожженные ноги. Она робко опустила ноги на пол, встала и скривилась.

– Жаль, я не могу парить, как черти, не касаясь земли, – сказала она, сделав пару хромающих шагов.

Домовая сунула старую корзинку в руки Васи.

– Если хочешь ужин, поищи его, – сказала она со странной ноткой в голосе. Она указала на лес.

Вася не хотела думать, как будет что – то собирать в своем состоянии. Но она знала, что завтра будет только хуже, когда синяки начнут заживать.

– Хорошо, – сказала она.

Домовая вдруг встревожилась:

– Остерегайся леса, – добавила она, шагая с Васей к двери. – Он не любит чужаков. Возвращаться безопаснее до ночи.

– Что ночью? – спросила Вася.

– Смена времени, – сказала домовая, заламывая руки.

– Что это значит?

– Ты не можешь вернуться, если изменится время. Или можешь, но все будет другим.

– Другим?

– Другим! – закричала домовая и топнула ногой. – Иди!

– Хорошо, – мягко сказала Вася. – Я приду к ночи.

11

О грибах

Еды в лесу почти не было после зимы, и Вася едва могла касаться чего – то своими ладонями в волдырях. Но она должна попробовать, иначе умрет от голода, так что она пошла за дверь.

Холодное утро, бледное, как жемчуг, простерло туман над серо – голубым льдом. Древние деревья обрамляли замерзшую воду, их темные ветви словно поддерживали небо. Иней посеребрил землю, и все вокруг было пропитано шепотом воды, освобождающейся от оков зимы. Дрозд пел в лесу. Не было видно лошадей.

Вася застыла на прогнивших ступенях, забыла о печали при виде нетронутой красоты. Пока живот не напомнил ей. Она должна жить. Для этого ей нужно есть. Она решительно пошла в лес.

В другой жизни Вася ходила по лесам в Лесной Земле во все времена года. Весной она ходила по диким зарослям, солнце грело ее волосы, порой она приветствовала русалку, пробуждающуюся от долгого сна. Но Вася теперь шла не так легко. Она хромала. Каждый шаг открывал новую боль. Ее отец горевал бы, что его быстроногая и бодрая девочка пропала и не вернется.

Тут не было людей, от них не осталось следов. Она шла в тишине, хватка гнева, ужаса и горя на душе Васи ослабла. Она озиралась, пытаясь понять, что лежало вокруг, и где могла быть еда.

Теплый ветер трепал ее волосы. Она была уже далеко от избушки. Одуванчики цвели в бреши между деревьев, залитой солнцем. Вася удивленно склонилась и сорвала листья. Так рано? Она съела цветок по пути, осторожно жевала ноющей челюстью.

Еще одуванчики. Дикий лук. Солнце было уже над деревьями. А там – молодой щавель с упругими листьями. И… земляника? Вася замерла.

– Еще слишком рано, – пробормотала она.

Так и было. А там… грибы? Белые? Их бледные шляпки только показались из – под мертвых листьев. Она сглотнула. Она склонилась срезать их, но пригляделась. Один был с точками, что странно блестели на солнце.

Не точки. Глаза. Самый большой гриб смотрел на нее, глаза были красными. Не гриб, а черт размером с ее руку по локоть. Дух – гриб хмуро выбрался из – под листвы.

– Кто ты? – его голос был пронзительным. – Зачем пришла в мой лес?

Его лес?

– Нарушитель! – запищал он, и Вася поняла, что он напуган.

– Я не знала, что это твой лес, – она показала черту пустые руки, опустилась с трудом на колени, чтобы он лучше видел. Холодный мох пропитал колени ее штанов. – Я не хочу навредить. Я просто ищу еду.

Дух – гриб моргнул и сказал:

– Не именно мой лес… – он поспешил добавить. – Не важно. Ты не можешь тут быть.

– Даже если сделаю подношение? – спросила Вася. Она протянула существу идеальный одуванчик.

Черт коснулся цветка серым пальцем. Его силуэт стал четче, теперь он больше напоминал человечка, чем гриб. Он растерянно посмотрел на себя и на нее.

А потом отбросил цветок.

– Я тебе не верю! – завопил он. – Думаешь, ты меня подчинишь? Нет! Мне плевать, сколько подношений ты сделаешь. Медведь свободен. Он говорит, что мы должны теперь ударить. Если мы будем с ним, мы заставим людей снова в нас поверить. Нам будут снова поклоняться, и нам не придется заключать сделки с ведьмами.

Вася не ответила, а вскочила на ноги.

– Как именно вы хотите ударить? – она с опаской огляделась, но ничто не шевелилось. Лишь птицы и уверенный свет солнца.

Пауза.

– Мы совершим великие и ужасные поступки, – сказал дух – гриб.

Вася старалась скрыть нетерпение.

– Что это значит?

Дух – гриб гордо вскинул голову, но не ответил. Может, не знал.

«Великие и ужасные поступки?» – Вася следила за тихим лесом. Посреди потери, ран и ужаса она не размышляла насчет прошлой ночи в Москве. Что устроил Морозко, выпустив Медведя? Что это означало для нее, ее семьи и Руси?

Зачем он это сделал?

Часть ее шептала: «Он любит тебя, потому освободил его». Но это не могло быть единственной причиной. Она не могла думать, что король зимы рискнет всем, что так долго защищал, ради смертной девы.

Важнее было, что ей делать с этим?

«Нужно найти короля зимы, – подумала она. – Медведя нужно снова сковать», – но она не знала, как это сделать. Она все еще была ранена и голодна.

– Почему ты думаешь, что я хочу, чтобы ты подчинялся мне? – спросила Вася у духа – гриба. Он ушел под бревно, пока она думала, и она видела только блеск глаз. – Кто тебе такое сказал?

Дух – гриб выглянул, хмурясь.

– Никто. Я не дурак. Что еще может хотеть ведьма? Зачем еще было идти через Полночь?

– Потому что я спасала свою жизнь, – сказала Вася. – Я пришла в лес, потому что голодна, – она вытащила из корзинки немного листьев и стала решительно жевать.

Дух – гриб сказал, все еще звуча с подозрением:

– Я могу показать тебе, где еда получше. Если ты голодна, как и говоришь, – он пристально следил за ней.

– Да, – сказала Вася, встав на ноги. – Я была бы рада помощи.

– Что ж, – сказал черт, – тогда за мной, – он побежал в заросли.

Вася пошла за ним после мига размышлений, но держала озеро в поле зрения. Она не доверяла тишине леса и маленькому грибу.

* * *

Недоверие Васи вскоре смешалось с потрясением, ведь она оказалась среди чудес. Нежная зеленая хвоя, кивающие на ветру одуванчики. Она ела, собирала и ела, а потом поняла, что у ее ног растет голубика, под влажной травой скрылось еще больше земляники. Это уже была не весна, а лето.

– Что это за место? – спросила Вася у духа – гриба. Она начала звать его мысленно дед Гриб.

Он странно посмотрел на нее.

– Земля между полуднем и полночью. Между зимой и весной. Озеро в центре. Все земли соприкасаются у воды, и ты можешь переходить из одной в другую.

Царство магии, как ей когда – то снилось.

После мига потрясенной тишины Вася спросила:

– Если я зайду далеко, то доберусь до земли зимы?

– Да, – сказал черт, хоть и ошеломленно. – Но идти далеко.

– Король зимы там?

Дед Гриб снова странно посмотрел на нее.

– Откуда мне знать? Я не могу расти в снегу.

Вася думала, хмурясь, наполняя корзинку и живот. Она нашла зелень, голубику, крыжовник и землянику.

Она шла все глубже по летнему лесу.

«Как хорошо было бы Соловью, – подумала она, задевая нежную траву. – Может, вместе мы нашли бы его родню», – печаль лишила ее радости из – за света солнца и спелой земляники во рту. Но она собирала. Теплый зеленый мир успокаивал ее. Дед Гриб порой появлялся, порой пропадал. Ему нравилось прятаться под бревнами. Но она всегда ощущала его любопытный и недоверчивый взгляд.

Когда солнце оказалось высоко сверху, она вспомнила предупреждение и обещание домовой. Она еще не набралась сил, что нужны ей для того, что будет дальше.

– Я все собрала, – сказала она. – Мне нужно обратно.

Дед Гриб выглянул из – за пенька.

– Ты не добралась до лучшей части, – возразил он, указывая на листья в алом и золотом. Осень, как и лето, была землей, куда можно было пройти. – Чуть дальше.

Васе было любопытно. Она голодно подумала о каштанах и кедровых орешках. Но осторожность победила.

– Я знаю цену беспечности, – сказала она деду Грибу. – Мне хватит на сегодня.

Он не был рад, но промолчал. Вася с неохотой развернулась в сторону, откуда пришла. На землях лета было жарко. Она была одета для ранней весны – в шерстяную рубаху и носки, ее корзинка покачивалась на руке. Ее ноги болели, ребра ныли.

Слева лес шептался и следил. Справа лежало озеро, синее, как летом. Между деревьев она заметила небольшую песчаную бухточку. Вася опустилась на колени и выпила воды. Она была прозрачной и такой холодной, что ее зубы заболели. Раны чесались. Попытки отмыться тряпкой с утра не убрали ее ощущение грязи на себе.

Вася резко встала и стала раздеваться. Домовая не будет рада тому, что она сделала с ее стараниями, но Васе было все равно в тот миг. Ее руки дрожали от спешки. Казалось, чистая вода могла смыть грязь с ее кожи и воспоминания из головы.

– Что ты делаешь? – спросил дед Гриб, оставаясь подальше от песка и камней, прячась в тени.

– Хочу нырнуть, – сказала Вася.

Дед Гриб открыл рот и закрыл его.

Вася замерла.

– Мне не стоит этого делать?

Дух – гриб медленно покачал головой, но нервно взглянул на воду. Может, он не любил воду.

– Что ж, – сказала Вася. Она замешкалась, но ей хотелось даже кожу сорвать, стать кем – то другим. Вода озера хотя бы успокоит ее разум, – я не далеко. Может, присмотришь за моим лукошком?

* * *

Она прошла в воду, двигалась по камням, кривясь. А потом дно стало скользким илом. Она нырнула и всплыла с воплем. Ледяное озеро сдавило ее легкие, опалило нервы. Вася отвернулась от берега и поплыла. Вода радовала ее, а сверху все еще светило солнце. Но было очень холодно. Наконец, она остановилась, хотела вернуться, отмыться на мелководье, обсохнуть на солнце…

Но, когда она обернулась, увидела только воду.

Вася развернулась. Ничего. Казалось, мир вдруг утонул в озере. Она пару мгновений потрясенно шла в воде, а потом начала бояться.

Может, она была не одна.

– Я не хочу навредить, – сказала Вася, пытаясь игнорировать стучащие зубы.

Ничего не произошло. Вася снова прошла по кругу. Ничего. Паника в холодной воде, и ей конец. Она могла лишь угадывать и молиться.

С плеском, как криком, существо вырвалось из воды перед ней. Две ноздри – щелки между выпученными глазами. Его зубы были цвета камня, нависали над узкой челюстью. Когда оно выдохнуло, изо рта вырвался пар, маслянистая жидкость потекла по его лицу.

– Я тебя утоплю, – прошептало оно и бросилось.

Вася не ответила. Она опустила ладонь на воду с грохотом. Черт отпрянул, и Вася рявкнула:

– Бессмертный чародей не смог меня убить, как и священник со всей Москвой за его спиной. С чего ты взял, что ты сможешь?

– Ты пришла в мое озеро, – ответил черт, скаля черные зубы.

– Поплавать, а не умереть!

– Это мне решать.

Вася старалась не замечать боль в ребрах, пыталась говорить спокойно:

– Я виновата, что прошла сюда без спросу. Но я не должна отдавать жизнь.

Черт выдохнул горячим паром в лицо Васи.

– Я – багинник, – прорычал он. – И я говорю тебе, что твоя жизнь обречена.

– Попробуй забрать, – рявкнула Вася. – Но я тебя не боюсь.

Черт опустил голову, синяя вода закипела.

– Нет? И что означало то, что бессмертный чародей не смог тебя убить?

Ноги Васи почти сводило.

– Я убила Кощея Бессмертного в Москве в последнюю ночь Масленицы.

– Врешь! – рявкнул багинник, бросился, чуть не утопил ее.

Вася не дрогнула. Ее внимание уходило на то, чтобы оставаться над водой.

– Я врала, – сказала она, – и заплатила за это. Но тут я говорю правду. Я убила его.

Багинник резко закрыл рот.

Вася отвернулась, искала берег.

– Я тебя узнал, – прошептал багинник. – Ты похожа на свою семью. Ты прошла через Полночь.

Вася не собиралась его слушать.

– Да, – выдавила она. – Но моя семья далеко. И я не хочу навредить. Где берег?

– Далеко? Но и близко. Ты не понимаешь ни себя, ни природу этого места.

Она стала опускаться в воде.

– Дедушка, берег.

Багинник сверкнул черными зубами. Он приблизился, двигаясь как водная змея.

– Идем, будет быстро. Утонешь, а я буду жить тысячу лет с твоей кровью.

– Нет.

– Что от тебя толку? – осведомился багинник, все приближаясь. – Тони.

Вася из последних сил боролась с немеющими конечностями.

– Что толку от меня? Никакого. Я сделала больше ошибок, чем могу сосчитать, и в мире нет для меня места. Но я не собираюсь умирать, чтобы порадовать тебя.

Багинник щелкнул зубами перед ее лицом, и Вася, несмотря на раны, поймала его за шею. Он боролся, чуть не сбросил ее. Но не смог. В ее руках была сила, что сломала прутья ее клетки в Москве.

– Ты не будешь мне угрожать, – добавила Вася в ухо черта, вдохнула, и они погрузились. Когда они всплыли, девушка еще держалась. Она вдохнула и сказала. – Я могу умереть завтра. Или прожить до старости. Но ты – лишь дух в озере. Ты не будешь управлять мной.

Багинник замер, и Вася отпустила, откашляла воду, ощущая напряжение в мышцах и боку. Ее нос и рот были в воде. Несколько порезов открылись и кровоточили. Багинник понюхал ее кровоточащую кожу, Вася не двигалась.

Багинник сказал с удивительной мягкостью:

– Может, ты не бесполезна. Я не ощущал такой силы с тех пор… – он замолк. – Я отнесу тебя на берег, – решил он.

Вася прижалась к телу духа, обжигающе горячему. Она дрожала, конечности оживали. Она сказала с опаской:

– Что ты имел в виду, сказав, что я похожа на свою семью?

Багинник сказал, двигаясь по воде.

– Не знаешь? – его голос был подозрительно рьяным. – Когда – то старушка и ее близнецы жили в избе у дуба и ухаживали за лошадьми, что пасутся на берегу озера.

– Что за старушка? Я была в избе у дуба, там все разрушено.

– Потому что пришел чародей, – сказал багинник. – Юный и светлый мужчина. Он сказал, что хотел приручить коня, но завоевал Тамару, наследницу ее матери. Они плавали вместе в озере посреди лета, он шептал обещания в сумерках осени. И ради него Тамара надела золотую уздечку на золотую лошадь – Жар – птицу.

Вася прислушалась. Это была ее история, которую рассказывал дух озера из далекого царства. Ее бабушку звали Тамарой. Ее бабушка была из далекой земли, приехала на чудесной лошади.

– Чародей забрал золотую лошадь и покинул земли у озера, – продолжал багинник. – Тамара поехала за ним, рыдая, ругаясь. Она хотела забрать лошадь, злилась на себя за любовь к нему. Но она не вернулась, как и чародей. Он сделал себя великим на землях людей. Никто не знал, что стало с Тамарой. Старушка горевала, закрылась и защищала все дороги к этому месту, кроме дороги через Полночь.

Сотни вопросов крутились в ее голове. Вася ухватилась за первый:

– Что случилось с другими лошадьми? – спросила Вася. – Я видела несколько прошлой ночью, они были дикими.

Дух воды плыл какое – то время в тишине, и она сомневалась, что он ответит. А потом багинник сказал злым тоном:

– Ты видела тех, что остались. Чародей убил всех, что отошли от озера. Порой он ловил жеребят, но они не выживали долго – умирали или сбегали.

– Матерь Божья, – прошептала Вася. – Как? Зачем?

– Они – самые чудесные создания в мире. Чародей не мог кататься на них, не мог приручить или использовать. Потому убивал, – он едва слышно добавил. – Тех, что остались, старушка держала тут, в безопасности. Но она ушла, и их все меньше с каждым голом. Мир потерял чудо.

Вася молчала. Она помнила огонь и кровь Соловья.

– Откуда они? – прошептала она. – Лошади.

– Кто знает? Земля родила их, это создания магии. Конечно, люди и черти хотят приручить их. Некоторые лошади по своей воле принимают всадников, – добавил багинник. – Лебедь, голубь, сова и ворон. И соловей…

– Я знаю, что случилось с соловьем, – с трудом сказала Вася. – Он был моим другом и погиб.

– Лошади не выбирают глупо, – сказал багинник.

Вася молчала.

После долгой паузы она подняла голову и спросила:

– Ты можешь сказать, где Медведь заточил короля зимы?

– Давно, далеко и во тьме, что не меняется, – сказал дух воды. – Думаешь, Медведь оставил бы своему близнецу шанс вырваться?

– Нет, – сказала Вася, – не оставил бы, – она вдруг ощутила сильную усталость. Мир был большим, странным, сводил с ума. Все казалось ненастоящим. Она не знала, что делать и как делать. Она прижала голову к теплой спине черта и молчала.

* * *

Она не заметила, как изменился свет, пока не услышала шум воды на камешках бухты.

Пока они плыли, солнце склонилось к западу, холодное и желто – зеленое. Она была в летних сумерках на грани ночи. Золотой день пропал, будто само озеро проглотило его. Вася перевернулась с плеском на мелководье и вышла на берег. Тени деревьев тянулись, длинные и серые, к воде; ее одежда была мокрой грудой в тени.

Багинник был пятном тьмы, наполовину погруженным в озеро. Вася вдруг со страхом повернулась к нему.

– Что случилось с днем? – она видела глаза багинника под водой, сияющие зубы. – Ты специально принес меня в сумерки? Зачем?

– Потому что ты убила чародея. И не дала убить тебя. Потому что черти услышали слова, всем любопытно, – донесся из теней ответ багинника. – Советую развести огонь. Мы будем смотреть.

– Зачем? – осведомилась Вася, но багинник уже пропал под водой.

Девушка замерла, разозлившись, пытаясь подавить страх. День угасал вокруг нее, словно сам лес хотел поймать ее ночью. Привыкнув к своей выносливости, Вася теперь мирилась со слабостью избитой плоти. Она была в половине дня от избушки у дуба.

«Время изменится», – сказала домовая. Что это означало? Она могла рискнуть? Стоило ли? Она посмотрела на сгущающуюся тьму, поняла, что не успеет до ночи.

Она решила остаться. И она примет совет багинника, соберет хворост, пока еще был свет. Какой бы ни была опасность в этом месте, лучше встретить ее с огнем и полным желудком.

Она стала собирать хворост, злясь на свою доверчивость. Лес дома был добр к ней, и это доверие осталось, хоть это место не относилось к Васе с теплом. Закат сделал воду красной, ветер свистел среди сосен. Озеро было неподвижным, золотым.

Дед Гриб появился, пока она ломала ветки упавшего дерева.

– Ты не знаешь, что нельзя проводить ночь у озера в новом времени года? – спросил он. – Или не вернешься в старый. Если пойдешь к избе у дуба завтра, будет лишь лето без осени.

– Багинник задержал меня в озере, – мрачно сказала Вася. Она вспомнила белые сверкающие дни в доме Морозко в еловой роще.

«Ты вернешься в ту же ночь, откуда ушла», – сказал он ей. Так и было, хоть она провела недели в его доме. Да. А теперь…. Луна успеет стать полной и убывающей в широком мире, пока она проведет ночь на землях лета? Если день в озере пролетел за минуты, что еще было возможно? Мысль пугала ее, как не пугали угрозы багинника. Свет и тьма, лето и зима были ее частью, как ее дыхание. Был ли выход?

– Я не думал, что ты вообще выйдешь из озера, – признался дух. – Я знал, что великие что – то задумали для тебя. И багинник ненавидит людей.

Вася сжимала охапку хвороста и бросила ее от ярости.

– Ты мог и сказать мне!

– Зачем? – спросил дед Гриб. – Я не могу вмешиваться в планы великих. И ты дала одной из лошадей умереть, да? Может, твоим наказанием была бы гибель от рук багинника, ведь он любит их.

– Наказанием? – осведомилась она. Гнев и вина, подавленная беспомощность последних дней полились из нее. – Я не сказала, что мне хватило наказаний за эти дни? Я пришла сюда только за едой. Я ничего не сделала тебе или твоему лесу. Но ты… и все вы…

Слова подвели ее. Она в гневе схватила палку и бросила ею в голову грибочка.

Она не была готова к его реакции. Мягкая плоть его головы и плеча разломилась. Черт обмяк с криком боли, и Вася стояла в потрясении, пока дед Гриб из белого стал серым, а потом коричневым. Как гриб, отброшенный беспечным ребенком.

– Нет, – в ужасе сказала Вася. – Я не хотела, – не думая, она опустилась на колени и прижала ладонь к его голове. – Прости, – сказала она. – Я не хотела тебя ранить. Прости.

Он перестал сереть. Она поняла, что плакала. Она не понимала, как глубоко в нее пробралась жестокость последних дней, не понимала, что она все еще была в ней, готовая обрушиться в ужасе и гневе.

– Прости, – сказала она.

Черт моргнул красными глазами. Он вдохнул. Он не умирал. Он выглядел четче, чем до этого. Его разбитое тело стало целым.

– Зачем ты это сделала? – спросил гриб.

– Я не хотела тебя ранить, – сказала Вася. Она прижала ладони к глазам. – Я никогда не хотела никому вредить, – она дрожала всем телом. – Но ты прав. Я… я…

– Ты… – гриб разглядывал свою светло – серую руку в смятении. – Ты дала мне свои слезы.

Вася покачала головой, не могла говорить.

– Своей лошади, – выдавила она. – Сестре. Морозко, – она потерла глаза и попыталась улыбнуться. – Немного тебе.

Дед Гриб серьезно смотрел на нее. Молчал. Вася встала с трудом и стала готовиться к ночи.

* * *

Она собирала хворост на голом участке земли, когда дух – гриб снова заговорил, скрываясь в горке листьев:

– Морозко, ты сказала. Ищешь короля зимы?

– Да, – сказала Вася. – Да. Если не знаешь, где он, то кто знает? – она вспомнила слова Медведя о его свободе за ее жизнь. Зачем он сделал это? Зачем? А потом голос Морозко: «Как мог, я…».

Ее хворост лежал аккуратным квадратом, прутья между больших веток. Она рассыпала хвою, пока говорила.

– Полуночница знает, – сказал дел Гриб. – Ее царство задевает все полночи. Но вряд ли она тебе скажет. И кто еще знает… – дед Гриб задумался, притих.

– Ты помогаешь мне? – удивилась Вася. Она села на пятки.

Дед Гриб сказал:

– Ты дала мне слезы и цветок. Я пойду за тобой, а не за Медведем. Я первый, – он выпятил грудь.

– Первый в чем?

– Занял твою сторону.

– Мою сторону в чем? – спросила Вася.

– А ты как думаешь? – ответил дед Гриб. – Ты отказала королю зимы и его брату, да? Ты стала третьей силой в их войне, – он нахмурился. – Или ты хочешь найти короля зимы и примкнуть к его стороне?

– Я не знаю, какая разница, – сказала Вася. – Все эти разговоры о сторонах. Я хочу найти короля зимы, потому что мне нужна его помощь, – это было не все, но она не собиралась рассказывать об остальном духу – грибу.

Дед Гриб отмахнулся.

– Даже если он будет на твоей стороне, я всегда буду первым.