Текст книги "Ведьмина зима (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Арден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Есть свидетели, что заметили отца Константина в толпе у терема Серпухова и у костра.

Дмитрий не ответил сразу. Он сказал:

– Когда до меня дошли слухи утром, я отправил людей в Архангельский монастырь с приказом привести священника сюда. Но его там не было. Он был в Успенском соборе, половина города пришла к нему, они молились и рыдали. Он говорит как ангел, по их словам, и Москва полна историй о его красоте, набожности и о том, как он освободил город от чертей. Те слухи делают его опасным, даже если он не такой злодей, каким ты его делаешь.

– Раз он опасен, почему вы его не арестовали?

– Ты не слушал? – осведомился Дмитрий. – Я не могу вытащить священника из собора при половине Москвы. Нет, он придет сегодня сюда, и я решу, что делать.

– Он заставил толпу разбить врата Серпухова, – сказал Саша. – Этого уже хватает.

– Правосудие свершится, брат, – ответил Дмитрий, в глазах было предупреждение. – Но это делать мне, а не тебе.

Саша молчал. Во дворе гремели молотки, крики людей и лошадей. Снаружи шептал просыпающийся город.

– Я попросил провести песнопения и службу, – добавил утомленно Дмитрий. – Чтобы все епископы молились. Я не знаю, что еще мы можем. Проклятие, я не священник, чтобы отвечать на вопросы о чертях. Люди и без таких слухов были на взводе. Нужно отстроить город и найти татар.

* * *

Казалось, вся Москва шла за Константином от собора к дворцу великого князя. Их голоса тянули его, их вонь окружала его.

– Я вернусь, – сказал он людям у ворот. Они ждали снаружи с иконами в руках, молились вслух лучше сотни стражей.

И все же пот Константина был холодным, когда он пересекал двор. У Дмитрия были свои стражи, вооруженные и внимательные. Черт не покидал Константина с того утра, шел рядом с ним, незаметный для всех, кроме священника, с интересом глядящий на него. Медведь, как понял с тревогой Константин, наслаждался происходящим.

Во дворе стояли тени маленьких чертей, существ очага. Кожу Константина покалывало от их вида.

– Чего они хотят?

Медведь улыбнулся от вида чертей.

– Они боятся. Колокола делают их все слабее с каждым годом, и разрушение их очагов быстро убивает их. Они знают, что я собираюсь сделать, – Медведь иронично поклонился им. – Они обречены, – бодро добавил он, чтобы его слышали, и пошел дальше.

– Вот как, – буркнул Константин и зашагал следом. Черти взглядами впивались в его спину.

Двое мужчин ждали их в комнате: брат Александр и Дмитрий Иванович, подданные Дмитрия стояли напряженно за ним. Место все еще пахло дымом. На одной стене были следы от мечей, краска облупилась.

Дмитрий сидел на резном троне. Брат Александр напряженно стоял рядом с ним.

– Этот убьет тебя, если сможет, – отметил Медведь, кивнув на Сашу. Саша прищурился. Константину показалось, или монах посмотрел на черта рядом с ним? Он ощутил на миг панику. – Тише, – добавил Медведь, глядя на Сашу. – Он той же крови, что и девчонка – ведьма. Он ощущает, но не видит, – он сделал паузу. – Постарайся не погубить себя, божий человек.

– Константин Никонович, – холодно сказал Дмитрий. Константин сглотнул. – Мою родственницу вчера убили на костре без суда. Говорят, вы направили толпу сделать это. Что скажете?

– Я этого не делал, – Константин старался звучать спокойно. – Я пытался сдержать людей от большей жестокости, помешать им сломать терем Серпухова и убить женщин там. Я сделал это, но не смог спасти девицу, – он не изображал печаль в голосе, просто отпустил ее из оков других эмоций. – Я молился за ее душу. Я не смог остановить гнев людей. Она сама призналась, что устроила тот пожар, что убил многих.

Он идеально изображал сожаление при признании. Медведь фыркнул рядом с ним. Константин чуть не взглянул на него.

Саша рядом с двоюродным братом стоял идеально ровно.

Медведь вдруг сказал:

– Монах знает, как начался пожар. Надави на него, он не соврет великому князю.

– Это ложь, – сказал Дмитрий Константину. – Татары начали пожар.

– Спросите брата Александра, – ответил Константин, его голос заполнил комнату. – Спросите монаха, подожгла город девица или нет. Я прошу его ради Бога говорить правду.

Дмитрий повернулся к Саше. Глаза монаха сверкали от гнева, но Константин видел потрясение. Он не соврет.

– Случайно, – выдавил Саша. Они с Дмитрием смотрели друг на друга, словно в комнате были только они. – Дмитрий Иванович…

Лицо Дмитрия исказилось. Он без слов повернулся к Константину. Священник ощутил вспышку радости, и он увидел улыбку Медведя. Они переглянулись с пониманием, и Константин подумал:

«Может, я всегда был проклят, раз понимаю это чудище».

– Но она и спасла город, – прошептал Медведь. – Хоть ее брат не может сказать этого, не обвинив сестру в колдовстве. Безумная. Она почти как дух хаоса, – он звучал почти одобрительно.

Константин сжал губы.

Дмитрий взял себя в руки и сказал:

– Я слышал, что вы изгнали черта прошлой ночью.

– Не знаю, черт то был или заблудшая душа, – сказал Константин. – Но она пришла в гневе пытать живых. Я помолился, – он уже лучше управлял голосом, – и Бог решил вмешаться. И все.

– Да? – тихо и сдержанно сказал брат Александр. – А если мы вам не верим?

– Я могу привести десяток свидетелей из города, – ответил Константин увереннее. Руки монаха были связаны.

Дмитрий склонился.

– Так это правда? – сказал он. – В Москве был черт?

Константин перекрестился. Склонив голову, он сказал:

– Правда. Нежить. Я видел его своими глазами.

– Почему в Москве была нежить, батюшка?

Константин заметил, как его назвали. Он выдохнул:

– Это было Божьим наказанием за то, что вы приютили ведьму. Но теперь ведьма мертва, может, Бог сжалится.

– Не обязательно, – сказал Медведь, но его слышал только Константин.

* * *

«Проклятый болтливый священник, – думал Саша. – И Вася не лучше», – он мог защищать ее хорошие намерения и доброе сердце, но не мог назвать сестру невиновной. Он не мог сказать, что она не была ведьмой. Он не мог говорить о похищении Марьи.

Теперь он должен был стоять перед убийцей, слушать его выдумки. Но он не мог перечить, а Дмитрий, что удивительно, слушал священника. Саша побелел от ярости.

– Нежить вернется? – спросил Дмитрий.

– Бог знает, – ответил Константин. Он взглянул влево едва заметно, но там ничего не было. Волоски на шее Саши встали дыбом.

– Тогда… – начал Дмитрий, но умолк. Шум на лестнице отвлек их, а потом двери комнаты распахнулись.

Они обернулись. Слуга Дмитрия ворвался в комнату, за ним прошел мужчина в хорошей одежде, но в грязи после дороги.

Дмитрий встал. Все подданные поклонились. Новоприбывший был выше великого князя, но с теми же серыми глазами. Все сразу его узнали. Это был величайший человек после великого князя. Он сам был князем по праву, со своими землями без рабства. Владимир Андреевич, князь Серпухова.

– Рад тебя видеть, брат, – просиял Дмитрий, они росли вместе.

– Город горел, – ответил Владимир. – Рад, что он еще стоит, – но его глаза были мрачными, он исхудал от зимнего путешествия. – Что произошло?

– Был пожар, как ты понял, – сказал Дмитрий. – И мятеж. Я все расскажу. Но зачем ты так спешил?

– Темник Мамая обеспечил армию.

Тишина наполнила комнату. Владимир не смягчал удар.

– Я услышал в Серпухове, – продолжил он. – У Мамая есть противник на юге, что становится с каждым днем все сильнее. Чтобы отогнать угрозу, ему нужна верность Москвы и наше серебро. Он сам идет за этим с севера. Сомнений нет. Он будет в Москве к осени, если ему не заплатить, Дмитрий Иванович. Придется собирать серебро или армию, и медлить нельзя.

На лице Дмитрия странно смешались гнев и рвение.

– Расскажи мне все, что знаешь, – сказал он. – Идем. Выпьем и… – Саша с яростью понял, что его двоюродный брат был рад отложить вопросы о чертях и нежити, о мятеже и пожарах. Дела войны и политики были важнее и понятнее.

Пока его терзали гнев и отчаяние, Саша мог поклясться, что кто – то в комнате смеялся.

* * *

– Отослать священника без наказания? – позже спросил Саша. Он едва мог говорить. Он едва смог застать двоюродного брата одного после прибытия Владимира Андреевича. Саша поймал Дмитрия во дворе, когда тот собирался сесть на коня и проверить пострадавшие части Москвы. – Думаете, Владимир Андреевич примет это? Вася была его свояченицей.

– Мне нужно арестовать главу мятежа, – сказал Дмитрий. Он забрал у конюха поводья и опустил ладонь на бок коня. – Они будут приговорены к смерти за ущерб имуществу князя Серпухова, за то, что покушались на его семью. Но я не трону того священника. Послушай меня. Может, священник и обманщик, но хороший. Видел толпу снаружи?

– Видел, – недовольно сказал Саша.

– Они взбунтуются, если я убью его, – продолжил Дмитрий, – а я не могу допустить еще мятежи. Он может управлять толпой, а я – им. Такой человек хочет золота и славы, хоть и изображает набожность. Новости с юга все меняют, ты сам знаешь. Я могу или сжать своих бояр, князей и богачей Новгорода для серебра, или пойти по сложному пути и созвать всех князей Руси – тех, что придут – и собрать армию. Я попробую первое ради своего народа, но не могу допустить шансов, что мой город захватят. Тот мужчина может пригодиться. Я решил, Саша. И его история правдоподобна. Может, он не врет.

– Думаешь, я вру? Что насчет моей сестры?

– Она устроила пожар, – вдруг холодно сказал Дмитрий. – Может, ее смерть от огня была правосудием. Ты не сказал мне об этом. Мы вернулись к тому, с чего начали. Ложь и скрытая правда.

– Это было случайно.

– Но все же, – сказал Дмитрий.

Они смотрели друг на друга. Саша знал, что хрупкое вернувшееся доверие снова пропадало. Стояла тишина. А потом…

– Я хочу, чтобы ты кое – что сделал, – сказал великий князь. Он отпустил поводья коня и отвел Сашу в сторону. – Мы еще родственники, брат?

* * *

– Я не смог убедить Дмитрия, – утомленно сказал Саша Ольге. – Священник на свободе. Дмитрий хочет собрать серебро, чтобы успокоить татар.

Его сестра штопала чулки, простые иглы и быстрые руки смотрелись нелепо на ее расшитом наряде на коленях. Только дерганые движения ее пальцев раскрывали ее чувства.

– Так за мою сестру, дочь и разбитые врата справедливости не будет? – спросила она.

Саша медленно покачал головой.

– Не сейчас. Но твой муж вернулся. Ты теперь в безопасности.

– Да, – ответила Ольга, голос был сухим, как летняя пыль. – Владимир вернулся. Он придет ко мне сегодня или завтра, когда узнает все новости, построит все планы, помоется, поест и пообщается с великим князем. А потом я расскажу ему, что его второй сын родился дочерью, еще и мертвой. А тут на свободе черти и… Думаешь, будет война?

Саша замешкался, но решительное лицо Ольги не давало жалеть ее, и он принял смену темы.

– Нет, если Дмитрий заплатит. Мамай не хочет войны, у него есть противник на юге Сарая. Ему нужны только деньги.

– Видимо, много денег, – сказала Ольга, – раз он созвал армию, чтобы забрать их. Всю зиму тут были бандиты, Москва недавно горела. Дмитрий сможет найти деньги?

– Не знаю, – признался Саша и сделал паузу. – Оля, он отослал меня.

Это разрушило ее самообладание.

– Отослал… куда?

– В Лавру. К отцу Сергею. Дмитрий понимает проблемы людей и армий. Но с разговорами о нечистой силе он хочет услышать совет отца Сергея, посылает меня за этим, – Саша принялся беспокойно расхаживать. – Из – за Васи город ополчился на меня, – признание далось ему с трудом. – Он говорит, мне глупо оставаться. Это ради тебя и меня.

Ольга прищурилась, следила за ним, пока он расхаживал.

– Саша, ты не можешь уйти. Не когда нечисть вокруг. У Марьи тот же дар, что и у Васи, и этот священник, что пытался убить нашу сестру, знает об этом.

Саша замер.

– У тебя будут люди. Я говорил с Дмитрием и Владимиром об этом. Владимир вызывает людей из Серпухова. Марья будет в безопасности в тереме.

– В безопасности как Вася?

– Она ушла.

Ольга сидела неподвижно и молчала.

Саша опустился на колени возле нее.

– Оля, я должен. Отец Сергей – святой человек, самый лучший в этом. Если там нечисть, Сергей будет знать, что делать. Я не знаю.

Его сестра все еще молчала. Саша тише сказал:

– Дмитрий попросил меня об этом. Цена – его доверие.

Сестра сжала иголки, комкая чулки.

– Мы – твоя семья, клялся ты или нет, и ты нужен нам здесь.

Саша прикусил губу.

– На кону вся Русь, Оля.

– Ты больше переживаешь за детей неизвестных, чем за моих? – напряжение прошлых дней уже сказывалось на них.

– Потому я стал монахом, – парировал он. – Чтобы заботиться обо всем мире, а не быть привязанным к уголку. Зачем все это, если я не могу защитить всю Русь вместо участка и нескольких людей?

– Ты не лучше Васи, – сказала Ольга. – Думаешь, что можно стряхнуть семью, как лошадь всадника. Посмотри, куда это ее привело. Ты не в ответе за Русь. Но ты можешь уберечь племянницу и племянника. Не уходи.

– Это задача твоего мужа… – начал Саша.

– Он будет тут день или неделю, а потом снова уедет по работе князя. Как всегда, – яростно сказала Ольга с дрожью в голосе. – Я не могу рассказать ему о Марье. Что он сделает с такой дочерью? Он со щедростью отправит ее в монастырь. Брат, прошу.

Ольга уверенно управляла хозяйством, но последние дни загнали ее до предела. Когда мир двигался за ее стенами, она мало что могла сделать. Теперь она умоляла, княгиня, которой не хватало сил уберечь семью.

– Оля, – сказал Саша. – Твой муж обеспечит людей у ворот, ты будешь защищена. Я не могу отказать великому князю. Я вернусь, как только смогу. С отцом Сергеем. Он будет знать, что делать. С нечистью… и Константином Никоновичем.

Пока он говорил, она сдерживала гнев. Она снова была уверенной княгиней Серпухова.

– Тогда иди, – с отвращением сказала она. – Ты мне не нужен.

Он прошел к двери, замешкался на пороге.

– Бог с тобой, – сказал он.

Она не ответила. Он вышел под серую морось ранней весны и успел услышать ее вдох, словно она пыталась сдержать слезы.

* * *

В Москве снова была ночь, двигались только нищие, пытались согреться в весенней слякоти. Едва заметные духи домов ходили, шептались. В воздухе была перемена, вода была подо льдом и во влажном ветре. Черти шептали слухи, как люди в городе.

Медведь тихо шел по улицам, холодный дождь был на его лице, и меньшие черти отступали. Он не глядел на них. Он радовался звукам и запахам, движущемуся воздуху. Плоды его ума обретали форму. Новости о татарах были удачей, и он хотел использовать это.

Он должен преуспеть. Должен. Лучше переделать мир, уничтожить себя, чем вернуться на мрачную поляну на краю зимы и спать годами. Но до этого не дойдет. Его брат был далеко, так скован, что никогда больше не вернется.

Медведь улыбнулся безразличным звездам.

«Приходите, весна и лето, и я покончу с этим местом, заглушу колокола», – когда они звенели с каждой службой, он чуть вздрагивал. Но люди оставались людьми, каких бы богов не выбирали. Разве он не искусил слугу нового Бога?

Копыта стучали во тьме впереди, женщина на черном коне выехала из теней.

Медведь поднял голову, не удивился.

– Новости, Полуночница? – сказал он с долей веселья в голосе.

– Она не умерла в моем королевстве, – сказала она без эмоций.

Взгляд Медведя стал пронзительным.

– Ты помогла ей?

– Нет.

– Но следила за ней. Зачем?

Полуночница пожала плечами.

– Мы все смотрим. Все черти. Она отказала вам, Морозко и Медведю, и стала отдельной силой в твоей войне. Черти снова выбирают сторону.

Медведь рассмеялся, но серый глаз был осторожным.

– Выбрали ее, а не меня? Она ребенок.

– Она уже одолела тебя раз.

– С помощью моего брата и жертвы ее отца.

– Она выжила в трех пожарах, и она уже не ребенок.

– Зачем говоришь мне?

Полуночница пожала плечами.

– Потому что я не выбирала сторону, Медведь.

Он с улыбкой сказал:

– Ты пожалеешь о своей нерешительности.

Черный конь Полуночницы топнул и дико посмотрел на Медведя. Женщина погладила его гриву.

– Может, – сказала она. – Тебе я тоже помогла. У тебя есть вся весна на твои дела. Если не укрепишь свое положение, то черти будут правы, обратившись к силам девицы.

– Где я ее найду?

– Летом, конечно. У воды, – Полуночница посмотрела на него с высоты, сидя на коне. – Мы будем наблюдать.

– Тогда у меня есть время, – Медведь снова посмотрел на дикие звезды.

Часть третья

9

Путь в полуночи

Вася проснулась в такой глубокой тьме, что подумала, что ослепла. Она подняла голову. Ничего. Ее тело замерзло, окоченело, и от движений боль хлынула по ее шее и спине. Она смутно задумалась, почему не умерла, почему лежала на папоротнике, а не на снегу. Было тихо, лишь потрескивали ветки сверху. Она робко поднесла дрожащую руку к глазам. Один был опухшим, не открывался. Другой казался нормальным, но ресницы склеились. Она осторожно разлепила их.

Было еще темно, но теперь она могла видеть. Тонкий серп луны бросал трепещущий свет на странный лес. Снег лежал участками, туман окутывал деревья, озаренный луной. Вася ощущала запах холодной и влажной земли. Она поднялась на ноги, повернулась по кругу. Тьма вокруг. Она пыталась вспомнить последние часы, но были лишь смутные ужас и бег. Что она делала? Где была?

– Что же, – сказал голос, – ты все – таки не мертва.

Голос звучал сверху. Вася невольно отпрянула, пока искала взглядом говорящего, ее здоровый глаз слезился. Наконец, на ветке сверху она заметила бледные, как звезды, волосы и яркие глаза. Пока ее глаз привыкал, Вася смогла разглядеть силуэт Полуночницы, сидящей на ветке дуба, прислоняясь к стволу.

Под деревом трепетала тьма. Вася прищурилась, разглядела красивого черного коня, щипающего траву в свете луны. Он поднял голову и посмотрел на нее. Сердце Васи стукнуло раз, оглушая, и она вспомнила кровь на руках, лицо отца Константина, огонь…

Она замерла. Если пошевелится, издаст звук, то убежит, крича, сходя с ума от воспоминаний или невозможности этой тьмы без Москвы рядом. Это было настоящее? Это? Ее конь мертв, а ее жизнь спасла магия? Она поежилась, упала на колени, прижалась ладонями к влажной холодной земле. Пытаясь понять, она словно ловила дождь. Она могло лишь дышать, ощущать ладони на земле.

Она с усилием подняла голову. Слова прозвучали медленно:

– Где я?

Нечисть издала смешок.

– И в своем уме, – она звучала немного удивленной. – Это мое королевство. Оно зовется Полуночью, – изгиб ее губ был холодным. – Я тебя впустила.

Вася пыталась дышать медленнее.

– Где Москва?

– Кто знает? – сказала Полуночница. Она съехала с дерева, тихо упала на землю. – Не близко. Мое королевство не из дней или времен года, а из полуночей. Ты можешь пересечь мир мгновенно, пока там, куда ты идешь, полночь. Или ты можешь умереть, пытаясь, или сойти с ума. Такое вероятнее.

– Мне сказали, – вспомнила Вася, – что я должна найти озеро. С дубом на берегу.

Полуночница вскинула бледную бровь.

– Какое озеро? В моем королевстве столько озеро, что ты будешь искать тысячу жизней.

«Искать?» – Вася едва стояла.

– Ты мне поможешь?

Черный конь тряхнул ушами.

– Помочь тебе? – ответила Полуночница. – Я помогла тебе. Я сделала тебя свободной от своего королевства. Я даже держала тебя тут, пока ты была без чувств. Мне сделать больше? – волосы Полуночницы ниспадали холодным дождем по тьме ее кожи. – Ты была невежливой во время нашей последней встречи.

– Пожалуйста, – сказала Вася.

Полуночница слабо улыбнулась, приблизилась и прошептала ответ, будто тайну:

– Нет, – сказала она. – Ищи сама. Или умри тут и сейчас. Я скажу старухе. Она, может, даже расстроится, но я сомневаюсь.

– Старуха? – сказала Вася. Тьма ужасно давила на нее. – Пожалуйста, – повторила она.

– Я не забываю оскорбления, Василиса Петровна, – сказала Полуночница и отвернулась, прижала ладонь к черному коню. Она забралась на него, повернулась и пропала за деревьями, не оглянувшись.

Вася была одна во тьме.

* * *

Она могла лечь на листья и ждать рассвета. Но откуда рассвету быть в царстве полуночей? Она могла ходить, хоть ноги дрожали, пока она просто стояла. Но куда идти? Она была в плаще Варвары, окровавленных лохмотьях платья. Ее ноги были босыми и растерзанными. Было больно дышать, и она дрожала. Эта ночь была чуть теплее, чем ночь у Москвы, но не намного.

Она прошла огонь, отказала Медведю, сбежала из Москвы магией, чтобы умереть во тьме?

«Иди к озеру, – сказала Варвара. – Там ты будешь в безопасности. Озеро с дубом на берегу».

Если Варвара думала, что Вася могла его найти, тогда у нее был шанс. Может, Варвара думала, что Полуночница поможет ей, ведь Вася даже не знала, какую сторону выбрать. Но она хотя бы умрет в пути, в поисках убежища. Вася собралась с силами и пошла во тьму.

* * *

Она не знала, долго ли шла. Сил уже не было, но она шагала вперед. Свет не менялся, солнце не вставало. Вася отчаянно желала света. Ее ноги оставляли кровавые следы.

Полуночница не соврала. Это было место полуночи. Вася не могла понять их смену. В один миг она шла по холодной мертвой траве, сверху был полумесяц. Потом она попадала в тень дерева и обнаруживала, что луна пропала, а под ногами плюхала мокрая земля. Всегда была ранняя весна, но место менялось через каждый пару шагов: королевство было из лоскутов.

«Я еще тут, – говорила Вася себе снова и снова. – Я – все еще я. Я все еще жива», – держась за эту мысль, она шла дальше. Волки выли вдали, и она подняла голову, чтобы услышать их, а потом ветер ударил ледяно водой по ее лицу. Она видела новый свет – на холме вдали. Она поспешила туда, но огни пропали. И она оказалась под бледными березами, белыми, как пальцы мертвеца, под алой луной.

Она словно шла по кошмару, не могла понять, где север, а где юг. Она спотыкалась, стиснув зубы, но теперь грязь ловила ее за ноги, и она попала в болото. Грязь была всюду, она не могла отыскать силы вырваться. Слезы усталости текли из ее глаз.

«Хватит, – подумала она. – Тут хоть нет толпы, что смеялась бы, когда я уходила к Богу».

Черная грязь болота будто соглашалась, бурлила. Их под воды на нее смотрели жуткие глаза, как зеленые лампы. Они принадлежали болотнику, жителю болота, выдыхающему вонючий газ. Он мог быстро ее убить, если она позволит. Он мог утащить ее в холодную тьму, и она больше не будет идти на пострадавших ногах или дышать со сломанными ребрами. Или вспоминать последние два дня.

«Но, Марья, – подумала вяло Вася. – Марья в Москве, и мои брат с сестрой беззащитны против Медведя».

И? Что она могла? Саша и великий князь могли… Разве могли? Они не видели. Не понимали.

«Мой брат отдал свободу за твою жизнь», – сказал Медведь. Соловей из дерева был в рукаве ее платья. Ее грязная ладонь сжала фигурку, и, казалось, в ее замерзшее тело проникло немного тепла.

«Король зимы, зачем ты так ужасно поступил?».

У него был повод. Морозко не был дураком. Разве ей не стоило понять, почему, а не позволять его сделке быть напрасной? Но она так устала.

Соловей сказал бы, что она вела себя глупо, он бы заставил ее сесть на спину и понес бы ее туда, куда они собирались, бодро потряхивая ушами.

Горячие слезы лились из ее глаз. Она в порыве гнева выбралась из трясины на берег. В отчаянии она опустила руку в воду, выдавила голосом, хрипящим от дыма:

– Дедушка, – сказала она черту в болоте. – Я ищу озеро с дубом на берегу. Можете сказать, где оно?

Болотник приблизился, она могла различить чешуйчатые конечности под поверхностью. Он был почти удивлен.

– Еще жива? – прошептал он. Его голос был бульканьем болота, от него пахло разложением.

– Пожалуйста, – сказала Вася. Ее пальцы открыли один из порезов на ее руке, и ее кровь пролилась в воду.

Болотник высунул язык, пробуя, и его глаза ярко засияли.

– Ты вежливая девица, – сказал он, облизывая пальцы. – Смотри.

Она проследила за взглядом зеленых глаз. Красное мерцание появилось меж черных деревьев. Не свет дня. Может, огонь? Страх толкнул ее на ноги, плащ был тяжелым от грязи.

Но то был не огонь. Это было живое существо.

Высокая лошадь, сияющая светом, стояла в болоте. Искры, как светлячки, слетали с ее гривы и хвоста, белые на фоне ее серебряно – золотой шерстки. Она смотрела на Васю, двигался только ее хвост, дугой света хлестал по бокам.

Вася невольно шагнула к кобылице, в ней смешались удивление и гнев.

– Я помню тебя, – сказала она лошади. – Я освободила тебя в Москве.

Лошадь молчала, лишь потряхивала большими золотыми ушами.

– Ты могла просто убежать, – сказала Вася. Голос дрогнул, горло болело. – Но ты осыпала город из дерева искрами, и они… они… – она не могла говорить.

Золотая лошадь рыла копытом грязь, плюхая, и заговорила:

«Я бы убила их всех, если бы могла, – ответила она. – Убила бы всех людей мира. Они посмели обмануть меня, сковать меня, – шрамы от седла и уздечки портили идеальный вид лошади, и ее голова была в белых полосках от уздечки. – Я бы убила весь город».

Вася молчала. Горе застыло комом в ее рту. Она могла лишь с ненавистью смотреть на лошадь.

Кобылица повернулась и ускакала прочь.

– Иди за ней, глупая, – прошипел болотник. – Если останешься тут, я тебя съем.

Вася ненавидела лошадь. Но не хотела умирать. Она пошла среди деревьев, спотыкаясь. Она шла все дальше, следовала за точкой золотого света, пока не убедилась, что не сможет уже сделать ни шагу.

Но ей и не нужно было.

Деревья кончились, она оказалась на лугу, ведущему к большому замерзшему дереву. Ранняя весна. Звезды тускло сияли на длинной траве открытого поля. Вокруг она могла различить силуэты больших деревьев, черных на фоне серебряного неба. Снег лежал на поле участками. Она уловила шум воды подо льдом озера.

Лошади паслись на лугу. Три… шесть… дюжина. Ночь сделала их серыми, кроме золотой кобылицы. Она выделялась среди них, сияла, как упавшая звезда, с вызовом подняв голову.

Вася замерла с болью и удивлением. Часть ее была убеждена, что ее конь должен быть здесь, среди родни, что он подбежит к ней в любой миг, разбрасывая снег, и она больше не будет одна.

– Соловей, – прошептала она. – Соловей.

Поднялась темная голова, потом светлая. Вдруг все лошади побежали. Они убегали от ее голоса к озеру, но их копыта не успели ударить по воде, а стали крыльями. Они птицами взлетели в воздух и устремились вдаль над озаренной звездами водой.

Вася проводила их взглядом со слезами удивления на глазах. Они летели над озером, и все были разными. Сова, орел, утка и мелкие птицы. Чудесно, странно. Последней взлетела золотая кобылица. Ее крылья развернулись широко, дымились, ее хвост был всех оттенков огня: золотой, синеватый и белый. Она полетела за птицами, крича. Вскоре их поглотила тьма.

Вася смотрела на лошадей. Они словно приснились ей. Глаза слипались от усталости. Ее ноги и лицо онемели, и она дрожала, словно скованная льдом.

«Соловей, – бессильно подумала она. – Почему ты не улетел?».

На краю озера стоял большой дуб. Его ветви выделялись, словно почерневшие кости на белизне луны. Справа среди деревьев было что – то темное и квадратное.

Дом.

Точнее, развалины. Крыша дома была с резкими склонами, чтобы не задерживался снег, и она обвалилась, огонь не сиял за окном или дверью. Было тихо, слабо поскрипывали деревья, трещал тающий лед озера. Но это место, эта поляна у воды не казалась пустой. Она была насторожена.

Дом построили на крепкой платформе меж двух деревьев. От этого казалось, что он стоит на крепких ногах, а окна были черными глазами, смотрели свысока. На миг дом показался не мертвым. Он будто смотрел на Васю.

А потом иллюзия угрозы пропала. Это были развалины. Ступени прогнили, обвалились. Внутри точно были сухие листья, мыши и тьма.

Но там могла быть печь, даже немного зерна после прошлого жителя дома. Она могла там укрыться от ветра.

Едва осознавая, что делает, Вася пересекла поляну, спотыкаясь о камни, скользя по снегу. Стиснув зубы, она забралась по ступеням. Было слышно лишь скрип ветвей и ее хриплое дыхание.

На вершине лестницы стояли два столба, где были вырезаны чудесные фигуры: медведи, солнца, луна, маленькие странные лица, похожие на чертей. Над дверью были вырезаны две лошади, вставшие на дыбы.

Дверь висела на петлях среди гнилых листьев. Вася прислушалась.

Тихо. Конечно, тихо. Может, там жили теперь звери, но ей было все равно. Почти упавшая дверь заскрипела ржавыми петлями. Вася прошла внутрь.

Она увидела пыль, старые листья, ощутила запах разложения и холодную влагу. Было не теплее, чем снаружи, хоть тут не было холодного ветра с озера. Почти весь дом занимала разваливающаяся кирпичная печь с черной дырой. Напротив, где должен быть иконостас, не было икон, только что – то черное у стены.

Вася осторожно прошла в тот угол и нашла деревянный сундук, скованный надежно бронзой.

Она повернулась, дрожа, к печи. Она хотела опуститься на пол во тьме и потерять сознание, забыть о холоде.

Стиснув зубы, она забралась на скамью печи и коснулась грубого кирпича, где мог умереть прошлый житель. Но там ничего не было: ни одеяла, ни костей. Какая трагедия оставила этот дом заброшенным? Ночь снаружи тихо и грозно баюкала дом.

Ее пальцы нашли несколько пыльных прутьев у печи. Для костра хватит, хоть она не хотела огонь. Она помнила много огня, удушающий дым. Жар ранит ее пострадавшее лицо.

Но было достаточно холодно, чтобы раненая девушка в плаще и платье замерзла насмерть. Она хотела жить.

Ее двигала только воля. Вася принялась разводить огонь. Ее губы и пальцы онемели. Она ударялась обо все, чего не видела, пока собирала хворост и хвою.

Почти вслепую, дрожа, она сделала горку прутьев, которую едва видела в печи. Она ощупала дом в поисках огнива и обгоревшей тряпки, но ничего не было.

Она могла развести огонь с помощью дерева и терпения, силы руки, но силы и терпение заканчивались.

Или так, или замерзнуть. Она сжала ладонями прутик. В детстве в лесу это было игрой. Прутик, доска и быстрые сильные движения. Если повезет, дым станет огнем. Вася помнила, как радостно улыбался Алеша, когда она впервые сделала это сама.

Но в этот раз, хоть она трудилась и вспотела, от доски между ее колен не поднялся дым. Там не было ни уголька. Вася отпустила прутик, дрожала, сдавшись. Бесполезно. Она все равно умрет, вокруг нее будет только пыль.

Она не знала, как долго сидела в тишине, не плакала, ничего не ощущала, просто замерла на грани сознания и тьмы.

Она не знала, что заставило ее поднять голову еще раз, впиться зубами в губу. Ей нужен огонь. Нужен. В ее голове и сердце был ужасный огонь, воспоминание было сильнее всего в ее жизни, словно ее душа пылала. Смешно, что огонь горел так ярко в неприятном воспоминании, а тут, где он мог помочь, не было ни искры света.

Почему он был только в ее разуме? Она закрыла глаза, и на миг воспоминание было таким сильным, что она забыла, что это уже не реальность.

Вася учуяла дым, ее глаза открылись, а прутья вспыхнули.