Текст книги "Ведьмина зима (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Арден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Ладонь на ее руке продолжала тянуть ее.

– Идем, – сказал знакомый голос. – Скорее.

Вася подняла голову, уставилась с удивлением на мрачное и подбитое лицо Варвары.

– Как ты узнала? – прошептала она.

– Послание, – сказала Варвара, все еще таща ее.

Она не понимала.

– Марья, – выдавила Вася. – Ольга и Марья…

– Живы, – сказала Варвара, и Вася обмякла от облегчения. – Целы. Идем, – она почти несла Васю сквозь отступающую толпу. – Тебе нужно покинуть город.

– Покинуть? – прошептала Вася. – Как? Я… у меня нет…

Соловья. Она не могла это произнести, горе лишало ее сил.

– Тебе не нужен конь, – сказала Варвара тяжелым голосом. – Идем.

Вася молчала, она отчаянно старалась оставаться в сознании. Ее ребра гремели. Ее босые ноги больше не болели, онемели от холода. Но они плохо работали, так что она снова и снова спотыкалась, и только рука Варвары не давала ей упасть.

Толпа гудела за ними, разбегаясь от воинов Дмитрия. Голос крикнул Варваре, спрашивая, в порядке ли девочка, и Вася ощутила новую вспышку ужаса.

Варвара холодно ответила, что племяннице стало плохо от вида крови, при этом она тянула Васю дальше, вверх по берегу, оставляя на ее руке новые синяки. Они шли к лесу, что рос возле посада. Вася пыталась понять, что происходит.

Варвара резко застыла у молодого дуба, голого в начале весны.

– Полуночница, – сказала она темноте.

Вася знала, кого звали Полуночницей. Но откуда служанка ее сестры знала о…

Медведь появился из теней, огонь бросал отблески на его лицо. Вася отпрянула. Варвара проследила за ее взглядом, смотрела на тьму, как слепая.

– Думаешь, я бы упустил тебя там? – осведомился Медведь, отчасти злясь, отчасти веселясь. – От тебя воняет ужасом. Я бы дошел по запаху куда угодно.

Варвара не видела его, но сдавила руку Васи. Вася поняла, что она слышала его.

– Пожиратель? – выдохнула Варвара. – Здесь? Полуночница, – вниз по реке было слышно голоса расходящейся толпы.

Медведь посмотрел на Варвару.

– Ты – другая, да? Я забыл, что у старушки были близнецы. Как ты умудрилась прожить так долго?

Вася думала, что в словах должен быть смысл, но понимание ускользнуло, она не успела поймать его. Медведь добавил Васе:

– Она хочет отправить тебя с Полуночницей. Я бы не стал на твоем месте. Ты умрешь там, как в огне.

Голоса толпы стали ближе, народ шел по лесу к посаду. Кто – то увидит их, а потом… Факелы мерцали за худыми деревьями. Мужчина заметил двух женщин.

– Вы что там делаете?

– Девчата! – сказал другой голос. – Смотрите – ка, они одни. Я бы взял себе девочку после такого зрелища…

– Ты можешь умереть от их рук или пойти со мной, – сказал Медведь Васе. – Мне все равно, но я еще раз не спрошу.

Глаз Васи опух и не открывался, другой слезился; может, потому она не сразу заметила фигуру, следящую из теней. У нее была черно – лиловая кожа, а белые волосы ниспадали на глаза, похожие на звезды. Она смотрела на девушек и Медведя и молчала.

Это была Полуночница.

– Не понимаю, – прошептала Вася. Она застыла между Варварой, таящей секреты, и Медведем, предлагающим подозрительную безопасность.

За ними стояла тихая Полуночница. Лес изменился за ее спиной. Он стал гуще, опаснее и темнее.

Варвара сказала тихо и яростно на ухо Васи:

– Что ты видишь?

– Медведя, – выдохнула Вася. – И Полуночницу. И… тьму. За ней такая тьма, – она дрожала всем телом.

– Беги во тьму, – прошептала Варвара Васе. – Таким было послание и обещание. Коснись молодого дуба и беги во тьму. Отсюда дорога к дубу у озера. Дорога Полуночницы открывается каждую ночь тем, кто видит. У озера для тебя будет убежище. Думай о глади воды, сияющей, с большим дубом, что растет на изгибе берега. Беги во тьму, будь храброй.

Кому доверять? Голоса мужчин становились громче. Их хрустящие шаги стали бегом. Ее ждали огонь, тьма или черт посередине.

– Иди! – закричала Варвара. Она прижала окровавленную ладонь Васи к коре и толкнула. Вася пошатнулась, тьма нависла над ней, и ладонь Медведя поймала ее за миг до того, как ночь проглотила ее. Он развернул Васю к себе, ее онемевшие ноги неловко двигались в снегу. – Пойдешь во тьму, – выдохнул он, – и умрешь.

У нее не осталось слов, смелости и упрямства. Она не ответила. Единственным, что заставило ее собрать все силы, вырваться и броситься в ночь, было желание убраться от него, шума и запаха костра.

Она вырвалась из его хватки, устремилась во тьму. Огни и шум Москвы тут же пропали. Она была одна в лесу под безупречным небом. Она сделала шаг вперед, потом другой. А потом споткнулась, упала на колени и не нашла силы встать. Она успела услышать отчасти знакомый голос:

– Уже умирает? Похоже, старуха ошибалась.

Казалось, где – то за ней снова смеялся Медведь.

И Вася обмякла без сознания.

* * *

В истинном мире Медведь шумно дышал сквозь зубы, все еще на грани злого хохота. Он сказал Варваре:

– Ты убила ее. Мне даже не пришлось нарушать слово, данное брату. Благодарю за это.

Варвара молчала. Величайшей силой Пожирателя были знания про желания и слабости людей. Мама Варвары многое рассказала ей о чертях. Варвара пыталась забыть то, что знала. Какая разница? Она их не видела, как любила ей напоминать ее сестра.

Но теперь Пожиратель был свободен, а ее мать и сестра пропали.

Два юноши подошли ближе, пьяные. В их глазах был голодный свет.

– Ты старая и страшная, – сказал один. – Но сгодишься.

Варвара без слов ударила его между ног, другого толкнула плечом. Они с криками упали в снег. Она услышала удовлетворенный вздох Медведя. Ее мама говорила, что больше всего он любил армии, сражения и жестокость.

Варвара сжала юбки и побежала к огням, хаосу посада и холму кремля. Она бежала, услышала голос Медведя в своих ушах, хоть он не преследовал ее:

– Я должен поблагодарить тебя снова, Не зрящая, за смерть маленькой ведьмы без нарушения моего обещания.

– Пока не благодари, – тихо процедила Варвара. – Еще рано.

Часть вторая

5

Искушение

Клетка рухнула с дождем искр, Саша и Дмитрий прорвали кольцо людей и стали ворошить бревна дымящимися бревнами. Хаос стал невероятным.

В смятении Константин Никонович ускользнул, надев капюшон на золотые волосы. Воздух был полон дыма, толпа толкала его, не узнавая. Когда люди разобрали бревна костра, Константин уже миновал посад незамеченным и возвращался тихими шагами в монастырь.

«Она даже не отрицала вину», – подумал он, спеша по подмерзающей жиже. Она подожгла Москву. Праведный гнев людей разобрался с ней. Разве он, святой человек, был виноват?

Она была мертва. Он отомстил.

Ей было семнадцать.

Он едва дошел до своей кельи, закрылся и расхохотался со слезами. Он хохотал над теми кивающими и восхищающимися, рычащими лицами, они верили всем его словам, и он смеялся, помня ее лицо, страх в ее глазах. Он даже смеялся над иконами на стене, над их неподвижностью и тишиной. А потом его смех стал слезами. Звуки боли вырывались из его горла против его воли, пока он не прижал кулак ко рту, чтобы заглушить шум. Она была мертва. Это оказалось так просто. Может, демон, ведьма, богиня существовала только в его разуме.

Он пытался совладать с собой. Люди были глиной в его руках, размякли от пожара в Москве. Не всегда будет так просто. Если Дмитрий Иванович обнаружит, что толпу вел Константин, он станет угрозой для власти, если не убийцей его двоюродной сестры. Константин не знал, было ли его новое влияние достаточно сильным, чтобы отбить гнев великого князя.

Он был так занят рыданиями, шагами, мыслями и попытками не думать, что не заметил тень на стене, пока она не заговорила:

– Плачешь как девица? – прошептал голос. – Именно в эту ночь? Что ты делаешь, Константин Никонович?

Константин отпрянул, звук был близок к визгу.

– Это ты, – он дышал, как ребенок, что боялся темноты. А потом. – Нет, – и после паузы. – Где ты?

– Тут, – сказал голос.

Константин повернулся, но видел только свою тень, отброшенную лампой.

– Нет, тут, – в этот раз голос звучал из иконы Божьей матери. Женщина скалилась ему, и это была не Дева, а Вася с растрепанными красно – черными волосами, опухшим глазом и в ожогах. Константин подавил вопль.

А потом голос сказал в третий раз с его кровати, смеясь:

– Нет, тут, бедный дурак.

Константин посмотрел и увидел… мужчину.

Мужчину? Существо на его кровати выглядело, как мужчина, но такого никогда не было в его монастыре. Он лежал, улыбаясь, на кровати, волосы спутались, ноги были босыми. Но у его тени были когти.

– Кто ты? – спросил Константин, быстро дыша.

– Ты не видел раньше мое лицо? – спросило существо. – Ах, нет, зимой ты видел зверя и тень, но не человека, – он медленно встал на ноги. Они с Константином были почти одного роста. – Не важно. Ты знаешь мой голос, – он опустил взгляд, как девочка. – Я тебе нравлюсь, божий человек? – сторона его лица без шрамов изогнулась в улыбке.

Константин прижался к двери, кулак был у его рта.

– Я помню. Ты – черт.

Мужчина поднял голову, его глаз сиял.

– А? Люди зовут меня Медведем, когда вспоминают. Ты не думал, что рай и ад ближе, чем ты веришь?

– Рай? Ближе? – сказал Константин. Он ощущал все выступы досок за собой. – Бог бросил меня. Он отдал меня чертям. Рая нет. Есть лишь этот мир из глины.

– Именно, – демон развел руки. – Чтобы менять его под себя. Что ты хочешь от этого мира, маленький батюшка?

Константин дрожал всем телом.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты мне нужен. Мне нужен человек.

– Зачем?

Медведь пожал плечами.

– Люди делают работу чертей, да? Так всегда было.

– Я – не твой слуга, – его голос дрожал.

– Кому нужен слуга? – сказал Медведь. Он приближался по шагу, понижая голос. – Враг, любовник, страстный раб – возможно, но не слуга, – его красный язык коснулся верхней губы. – Я щедрый.

Константин сглотнул, во рту пересохло. Его дыхание вырывалось с отчаянием, ему казалось, что стены кельи сдвигаются.

– Что я получу взамен на свою… верность?

– Чего ты хочешь? – спросил черт так близко, словно шептал Константину на ухо.

В душе священника была отчаянная скорбь.

«Я молился все эти годы. Молился. Но ты молчал, господь. Если я и заключаю сделки с чертями, то только из – за того, что ты бросил меня», – этот черт выглядел так, словно слышал его мысли.

– Я хочу забыться в преданности людей, – он впервые озвучил эту мысль вслух.

– Готово.

– Я хочу удобства князя, – продолжил Константин. Он тонул в том глазу. – Хорошее мясо и мягкую постель, – он выдохнул последнее слово. – Женщин.

Медведь рассмеялся.

– И это.

– Я хочу власть на земле, – сказал Константин.

– Насколько позволят твои руки, сердце и голос, – сказал Медведь. – Мир у твоих ног.

– Но чего хочешь ты? – выдохнул Константин Никонович.

Ладонь черта сжалась в кулак с когтями.

– Я хотел лишь свободы. Мой гадкий брат сковал меня на поляне в конце зимы, продолжал так делать много поколений людей. Но теперь ему захотелось другого, и я свободен. Я увидел звезды, ощутил запах дыма, вкус людского страха.

Черт добавил тише:

– Я узнал, что черти стали тенями. Теперь люди командуют их жизнями звуками проклятых колоколов. И я хочу сбросить колокола, свергнуть великого князя, пока я здесь, а еще сжечь весь этот мирок Руси и посмотреть, что вырастет из пепла.

Константин смотрел в восторге и страхе.

– Тебе это понравится, да? – спросил Медведь. – Это проучит твоего Бога за то, что он не слушал тебя, – он добавил после паузы спокойнее. – Вкратце, я хочу, чтобы ты пошел сегодня туда, куда я скажу, и сделал то, что я велю.

– Сегодня? Город беспокоен, и уже за полночь, а я…

– Ты боишься, что тебя увидят после полуночи, общающегося со злом? Это оставь мне.

– Почему? – сказал Константин.

– Почему нет? – парировал Медведь.

Константин молчал.

Черт выдохнул в его ухо:

– Ты бы лучше остался и думал, что она мертва? Сидел в темноте и страдал по ней, мертвой?

Константин ощущал кровь там, где зубы сжали щеку.

– Она была ведьмой. Она заслужила это.

– Но ты не рад этому, – прошептал черт. – Почему, думаешь, я пришел за тобой первым?

– Она была страшной, – сказал Константин.

– Она была дикой, как море, – сказал Медведь. – И полной тайн, как море.

– Мертва, – сухо сказал Константин, словно слово могло отрезать память.

Черт хитро улыбнулся.

– Мертва.

Константин ощутил, как воздух загустел в его легких, он словно дышал дымом.

– Мы не можем мешкать, – сказал Медведь. – Первый удар… должен быть этой ночью.

Константин сказал:

– Ты обманывал меня раньше.

– Могу сделать это снова, – отозвался Медведь. – Боишься?

– Нет, – сказал Константин. – Я ничему не верю и ничего не боюсь.

Медведь рассмеялся.

– Как и должно быть. Потому что только так можно сыграть. Когда не боишься потерять.

6

Ни костей, ни плоти

Дмитрий и его люди разгребали костер на реке. Саша работал с остальными с безнадежным отчаянием. В конце на тающем люду оказалось поле дымящихся бревен. Клетка выглядела как остальное горелое дерево, и они едва могли различить, где остались ее части. Толпа убежала, это была самая холодная и темная часть ночи. Они стояли среди угасающего огня между холодной землей и весенними звездами.

Ужасная сила вдруг пропала из тела Саши. Он прильнул к боку своей лошади, от которой пахло дымом. Ничего. От нее ничего не осталось. Он не мог перестать дрожать.

Дмитрий убрал волосы со лба, перекрестился и тихо сказал:

– Упокой господь ее душу, – он опустил ладонь на плечо двоюродного брата. – Никто не может совершать месть в моем городе без моего ведома. Ты получишь отмщение.

Саша молчал. Но великого князя удивило выражение лица двоюродного брата. Горе, конечно, гнев. Но… растерянность?

– Брат? – сказал Дмитрий.

– Смотрите, – Саша отбросил ногой бревно, другое, указал на обломки клетки.

– Что? – с опаской сказал Дмитрий.

– Костей нет, – сказал Саша и сглотнул. – Как и плоти.

– Сгорели, – сказал Дмитрий. – Огонь был горячим.

Саша тряхнул головой.

– Он недолго горел.

– Идем, – сказал Дмитрий, теперь переживая. – Брат, знаю, ты хочешь, чтобы она была живой, но она умерла. Она не может вернуться.

– Не может, – Саша глубоко вдохнул, но еще раз осмотрел адскую черно – красную реку, а потом резко пошел к лошади. – Я пойду к сестре.

Испуганная тишина, а потом Дмитрий понял.

– Хорошо, – сказал он. – Скажи княгине Серпухова, что я… сожалею о ее потере и твоей. Она… была смелой девушкой. Господь с тобой.

Лишь слова. Саша знал, что Дмитрий не жалел о смерти Васи, она была проблемой, которую он не знал, как решить. Но в костре не было костей. А Вася… с ней ничего нельзя было предсказать. Саша повернул лошадь и разогнал ее по холму к посаду и вратам Москвы.

Дмитрий повернулся, хмурился и кричал приказы страже. Он очень устал, и теперь в Москве было два пожара, и второй был не менее разрушительный, чем первый.

* * *

Врата Ольги были разбиты, двор – затоптан. Но Дмитрий послал всех людей, которых можно было выделить. Они навели порядок, не дали обворовать строения. Двор был тихим.

Саша миновал людей Дмитрия с тихим словом. Несколько конюхов остались, когда толпа пошла к реке. Саша разбудил одного в конюшне и отдал ему поводья своей лошади, почти не замирая.

Снег во дворе был примят и в крови, и следы ног и клинков были на двери терема. Испуганная служанка открыла на его стук, но ему пришлось уговаривать ее, чтобы войти.

Ольга сидела у горячей печи в спальне, не спала, все еще была одета. Ее лицо было осунувшимся и серым в свете свечи, тени усталости испачкали ее молочную красоту. Марья в истерике рыдала на коленях матери, черные волосы ниспадали, как вода. Они были одни. Саша замер на пороге. Ольга посмотрела на его вид, грязный, в саже и волдырях. Она побелела.

– Если у тебя новости, это может подождать, – она взглянула на ребенка.

Саша не знал, что сказать: слабая и ужасная надежда казалась глупой после увиденной крови во дворе и горя Марьи.

– Маша в порядке? – сказал он, пересекая комнату и опускаясь рядом с сестрой.

– Нет, – сказал Ольга.

Марья подняла голову и мокрыми и опухшими глазами.

– Они убили его! – всхлипывала она. – Убили, а он не вредил никому, кроме злых, и он любил кашу. Они не должны были убивать его! – ее глаза пылали. – Я подожду, пока Вася вернется, и мы убьем тех, кто его погубил, – она хмуро оглядела комнату, глаза снова наполнились слезами. Гнев пропал из нее так же быстро, как возник. Она упала на колени, сжалась, рыдая в колени матери.

Ольга гладила волосы дочери. Саша видел вблизи, что рука Ольги дрожала.

– Там была толпа, – тихо сказал Саша. – Вася…

Ольга прижала палец к губам, взглянув на плачущую девочку. Но она на миг закрыла глаза.

– Господь с ней, – сказала она.

Марья подняла голову.

– Дядя Саша, Вася вернулась с тобой? Мы ей нужны, она будет грустить.

– Маша, – нежно сказала Ольга. – Нам нужно помолиться за Васю. Боюсь, она не вернулась.

– Но она…

– Маша, – сказала Ольга. – Тише. Мы не знаем, что случилось. Нужно подождать. Утро вечера мудренее. Может, поспишь немного?

Марья не стала. Она поднялась на ноги.

– Она должна вернуться! – закричала она. – Куда она пошла, если не вернулась?

– Может, к Богу, – твердо сказала Ольга. Она не врала детям. – Пусть ее душа покоится с миром.

Девочка смотрела на маму и дядю, в ужасе раскрыв рот. А потом повернула голову, словно в комнате говорил кто – то еще. Саша проследил за ее взглядом в угол у печи. Там никого не было. Холодок пробежал по его спине.

– Нет! – закричала Марья, отпрянула от рук мамы. Она потерла мокрые глаза. – Она не у Бога. Ошибаетесь! Она… где? – потребовала Марья у пустого места возле пола. – Полночь – это не место.

Саша и Ольга переглянулись.

– Маша… – начала Ольга.

Движение на пороге. Они вскочили. Саша повернулся, грязная ладонь легла на рукоять меча.

– Это я, – сказала Варвара. Ее светлая коса растрепалась, на ее одежде была сажа и кровь.

Ольга глядела на нее.

– Где ты была?

Варвара сказала без церемоний:

– Вася жива. Была, когда я ее покинула. Они собирались сжечь ее. Но она сломала прутья клетки и незаметно выпрыгнула. Я увела ее из города.

Саша надеялся. Но не думал, как…

– Незаметно? – но он подумал о вещах важнее. – Куда? Она была ранена? Где она? Я должен…

– Да, она ранена. Ее побила толпа, – едко сказала Варвара. – И она чуть не сошла с ума с магией, это нашло на нее в отчаянии. Но она жива, и ее раны не смертельны. Она сбежала.

– Где она теперь? – резко спросила Ольга.

– Она пошла дорогой в Полуночи, – сказала Варвара. На ее лице была странная смесь очарования и возмущения. – Может, даже дойдет до озера. Я сделала все, что могла.

– Мне нужно к ней, – сказал Саша. – Где эта дорога в Полуночи?

– Нигде, – сказала Варвара. – И всюду. Но только в полночь. А уже не полночь. И у тебя нет того зрения, той силы, что пустит на дорогу. Она вне твоей досягаемости.

Ольга хмуро смотрела на Марью и Варвару.

Саша потрясенно сказал:

– Хочешь, чтобы я поверил на слово? Бросил сестру?

– Не в том дело. Ее судьба не в твоих руках, – Варвара опустилась на стул, словно не была слугой. Что – то немного изменилось в ее поведении. Ее глаза были встревоженными. – Пожиратель на свободе, – сказала она. – Существо, что люди зовут Медведем.

Даже после того, как Вася рассказала им правду после пожара Москвы и спасения снегом, Саша едва верил рассказу сестры о чертях. Он хотел потребовать снова, чтобы Варвара рассказала, где была Вася, но вмешалась Ольга:

– Что значит, Медведь на свободе? Кто это? И что он сделает?

– Не знаю, – сказала Варвара. – Медведь – один из самых сильных чертей, повелевает нечистыми силами земли, – она говорила медленно, словно вспоминала давно забытый урок. – Он хорошо знает разумы людей, склоняет их к своей воле. Больше всего он любит разрушение, он будет стремиться к этому, – она покачала головой и вдруг снова стала Варварой, умной и практичной служанкой. – Это подождет утра. Мы все ужасно устали. Дикая девица жива, до нее не дотянутся ни друзья, ни враги. Может, поспим?

Тишина. Саша мрачно сказал:

– Нет. Если я не могу пойти к ней, я хотя бы помолюсь. За мою сестру, за этот безумный город.

– Город не безумен, – возразила Марья. Она слушала их разговор, черные глаза пылали, а потом она повернулась к невидимой силе в углу. – Это был мужчина с золотыми волосами. Он заставил их так сделать. Он говорил с ними, разозлил их, – она задрожала. – Он пришел ко мне той ночью, заставил пойти с ним. Люди слушают, когда он говорит. У него очень красивый голос. И он ненавидит тетю Васю.

Ольга обняла дочь. Марья снова плакала, но она уже устала.

– Тише, милая, – сказала она дочери. Саша ощутил, как вытянулось его лицо.

– Священник с золотыми волосами, – сказал он. – Константин Никонович.

– Наш отец укрыл его. Ты привел его в Москву. Я поддерживала его тут, – сказала Ольга. Ее привычная сдержанность не скрывала ее взгляд.

– Я пойду молиться, – сказал Саша. – Если в городе черт, я могу против него лишь молиться. Но завтра я пойду к Дмитрию Ивановичу, чтобы этого священника судили.

– Ты должен убить его своим мечом, дядя Саша, – сказала Марья. – Ведь он очень плохой.

Саша поцеловал их и ушел в тишине.

– Спасибо, что спасла нашу сестру, – сказала Ольга Варваре, когда Саша ушел.

Варвара молчала, но женщины сжали руки друг друга. Они давно были знакомы.

– Расскажи больше о черте, что пришел в Москву, – добавила Ольга. – Если это касается безопасности моей семьи, это не может ждать до утра.

7

Чудовище

В другой части Москвы в черный холодный час перед рассветом крестьянин и его жена лежали на печи его брата и не спали. Они потеряли избу, вещи, первого ребенка в пожаре прошлой ночью, с тех пор ни не спали.

Тихий стук донесся со стороны окна.

Тук. Тук.

На полу пошевелилась семья брата. Стук продолжался, ровный, монотонный, сначала в окно, потом в дверь.

– Кто это может быть? – пробормотал муж.

– Кому – то нужна помощь, – сказала его жена, голос охрип от слез, что она пролила за день. – Открой.

Ее муж с неохотой слез с печи. Он прошел к двери, обойдя жалующиеся тела семьи брата. Он открыл дверь и прошел к входной двери.

Его жена услышала его всхлип, а потом стало тихо. Она поспешила за ним.

Фигурка стояла в дверях. Его кожа почернела и облетала, можно было увидеть участки белой кости под прорехами в его одежде.

– Мама? – прошептал он.

Мать мертвого ребенка завизжала так, что разбудила бы мертвого, но мертвые уже проснулись. Крик разбудил их соседей, что спали тревожно после пожара. Люди открыли ставни и двери.

Ребенок не вошел. Он отвернулся и пошел по улице. Он шел, шатаясь. Его глаза в свете луны были ошеломленными, испуганными и решительными.

– Мама? – сказал он.

Сверху и по сторонам проснувшиеся соседи глазели и указывали.

– Матерь Божья.

– Кто это?

– Что это такое?

– Ребенок?

– Какой ребенок?

– Нет, Боже упаси, это маленький Андрюша… но он мертв…

Голос матери ребенка стал громче:

– Нет! – закричала она. – Нет, прости. Я здесь. Малыш, не бросай меня.

Она побежала за мертвым мальчиком, скользя по подмёрзшей земле. Ее муж выбежал за ней. В толпе был священник, и муж схватил его и потащил за собой.

– Батюшка, сделайте что – нибудь! – закричал он. – Пусть он уйдет! Молитвой…

– Упырь!

Слово – жуткое слово из легенд, кошмаров и сказок – неслось от дома к дому, и с ним приходило осознание. Слово с шипением расходилось по улице, росло, пока не стало стоном, криком.

– Мертвый мальчик. Он ходит. Мертвый ходит. Мы прокляты. Прокляты!

Шум рос. Загорались лампы, факелы становились золотыми точками света под тусклой луной. Гремели крики. Люди падали в обморок, плакали или звали Бога на помощь. Некоторые открывали двери и выбегали посмотреть, что за беда. Другие запирали дверь, заставляли семьи молиться.

Но мертвый ребенок все шел на дрожащих ногах по холму к кремлю.

– Сын! – задыхалась его мать, пока бежала рядом с ним. Она не осмеливалась коснуться его: то, как плохо гнулось его тело, показывало, то он не живой. Но в его глазах – она была уверена – было что – то от ее сына. – Дитя мое, что это за ужас? Бог вернул тебя нам? Ты пришел как предупреждение?

Мальчик повернулся и сказал высоким и тихим голосом:

– Мама?

– Я здесь, – прошептала женщина, протягивая руку. Кожа на его лице рвалась от ее прикосновения. Ее муж толкнул священника вперед.

– Сделайте что – то, ради Бога.

Губы священника дрожали, он шагнул вперед и поднял трясущуюся руку.

– Я велю тебе, дух…

Ребенок поднял голову с тусклыми глазами. Толпа отшатнулась, крестясь, следя… Взгляд мальчика блуждал по лицам.

– Мама? – прошептал ребенок в последний раз. И бросился.

Не быстро. Рана и смерть ослабили его, сделали неуклюжим на его еще не выросших конечностях. Но женщина не сопротивлялась. Упырь уткнулся лицом в ее морщинистое горло.

Она с бульканьем закричала от боли и любви, прижала существо к себе, хрипя в агонии, но воркуя при этом с существом.

– Я здесь, – прошептала она снова.

А потом маленькое мертвое существо испачкалось ее кровью, замотало головой, подражая младенцу.

Люди побежали с криками.

На улице зазвучал голос, и пришел отец Константин. Он шагал быстро и яростно, золотые волосы стали серебром в свете луны.

– Божий народ, – сказал он. – Я здесь, не бойтесь тьмы, – его голос был как звон колоколов на рассвете. Его длинная роба хлопала и развевалась за ним. Он прошел мимо мужа, упавшего на колени, беспомощно протянув руку.

Он перекрестился, двигаясь так, будто вытаскивал меч.

Упырь зашипел. Его лицо было черным от крови.

За Константином была одноглазая тень, следила за кровавым столкновением с радостью, но ее никто не замечал. Даже Константин, но он и не смотрел. Может, забыл, что не только его голос повелевал мертвым упокоиться.

– Назад, черт, – сказал Константин. – Вернись, откуда пришел. Больше не беспокой живых.

Маленький упырь шипел. Толпа замерла, ближайшие смотрели, застыв от благоговения. Упырь и священник долго смотрели друг на друга, сражались волями. Было слышно только булькающее дыхание умирающей женщины.

Внимательный человек заметил бы, что мертвец смотрел не на священника, а за него. За Константином одноглазая тень махнула большим пальцем, как человек, прогоняющий собаку.

Упырь зарычал, но тихо, ведь сила, что дала ему жизнь и дыхание, угасла. Он рухнул на груди матери. Никто не знал, чей выдох прозвучал последним.

Муж смотрел на трупы своей семьи, опустошенный, потрясенный и неподвижный. Но толпа не смотрела на него.

– Назад, – прошипел Медведь в ухо Константину. – Они считают тебя святым, сейчас не нужно перегибать. Чихнешь и испортишь все.

Константин Никонович, окруженный восторженными лицами, прекрасно знал это. Он перекрестил их, благословляя. А потом пошел по узкой улице во тьме, надеясь, что не споткнется о замерзший корень. Люди пропускали его, рыдая.

Кровь Константина пела от воспоминания о власти. Годы молитв, поиска сделали его изгоем, а этот демон мог сделать его великим среди людей. Он знал это. Хоть часть его шептала, что у демона его душа, Константин не слушал. Что хорошего сделала ему его душа? Но он прошептал невольно:

– Та женщина умерла для твоего представления.

Черт пожал плечами. Стороны лица со шрамами не было видно в темноте, и он казался обычным, кроме беззвучных босых ног. Он поглядывал на звезды.

– Не совсем мертва. Если я был рядом, никто не умрет спокойно, – Константин поежился. – Она будет бродить по улицам ночью, звать сына. Но это хорошо. Их страх разгорится сильнее, – он бросил косой взгляд на священника. – Жалеешь? Поздно, монах.

Константин молчал.

Черт прошептал:

– В этом мире все зависит от силы. Люди разделены на тех, у кого она есть, и у кого ее нет. Каким будешь ты, Константин Никонович?

– Я хотя бы человек, – пронзительно рявкнул Константин. – А ты – лишь чудище.

Зубы Медведя были белыми, как у зверя. Они сверкнули, когда он улыбнулся.

– Чудищ не бывает.

Константин фыркнул.

– Их нет, – сказал Медведь. – Ни чудищ, ни святых. Только разные оттенки, вплетенные в один гобелен света и тьмы. Чудище для одного человека – любимый для другого. Мудрые это знают.

Они были почти у монастыря.

– Ты – мое чудовище, черт? – спросил Константин.

Тень в уголке рта Медведя стала темнее.

– Да, – сказал он. – И твой любимый тоже. Ты это не различаешь, – черт поймал ладонями золотую голову Константина и поцеловал его в губы.

А потом пропал во тьме, хохоча.

8

Между городом и злом

Брат Александр покинул терем сестры перед рассветом. Москва вокруг него хмуро шевелилась. Гнев города и дикость сменились сильной тревогой. Дмитрий отправил на улицы всех, кого мог – солдат у ворот кремля, своего дворца, у домов бояр – но их присутствие только усиливало страх.

Некоторые узнавали Сашу, несмотря на время и его капюшон. Они когда – то просили его о благословении, а теперь глядели мрачно и уводили детей подальше.

Брат ведьмы.

Саша шагал, поджав губы. Может, монах получше стал бы думать о прощении, а не горевать из – за мучений сестры или своей утерянной репутации. Но, будь он монахом лучше, он бы остался в Лавре.

Солнце показалось медным краем на горизонте, и вода текла под тающим снегом, когда Саша миновал врата великого князя и обнаружил Дмитрия, тихо говорящего с тремя боярами.

– Бог с вами, – сказал им Саша. Бояре перекрестились, их бороды отчасти скрывали одинаковую тревогу на лицах. Саша почти не винил их.

– Благородным семьям это не нравится, – сказал Дмитрий, когда бояре поклонились и ушли, его слуги не слышали их. – Никому. Предатель был близко, чуть не убил меня, и я потерял власть над городом прошлой ночью. И… – Дмитрий сделал паузу, теребя рукоять меча. – Говорят, в Москве видели нечистую силу.

Саша вспомнил предупреждение Варвары. Может, Дмитрий ждал, что он фыркнет, но он с опаской спросил:

– Какую именно?

Дмитрий взглянул на него.

– Не знаю. Но потому эти трое пришли ко мне так рано и такие встревоженные. Они тоже услышали об этом и боялись, что город прокляли. Они сказали, что люди болтают только о чертях и проклятии. Что наш город еще не пал от зла только из – за того, что ночью отец Константин прогнал нечистую силу. Говорят, что он святой, что только он защищает этот город от зла.

– Ложь, – сказал Саша. – Это отец Константин вчера довел город до мятежа и бросил мою сестру в костер.

Дмитрий прищурился.

– Его толпа разбила врата терема моей сестры, – продолжил Саша. – И он… – Саша умолк.

«Он украл мою племянницу из ее кровати и отдал ее предателю, – хотел сказать он, но…

«Нет, – сказала Ольга. – Не смей говорить, что моя дочь покидала терем в ту ночь. Добейся справедливости для Васи, если сможешь, но что народ скажет про Марью?».

– У тебя есть доказательства? – спросил Дмитрий.

Когда – то Саша сказал бы: «Моего слова мало?». И Дмитрий ответил бы: «Этого достаточно». И спор был бы окончен. Но ложь встала между ними, и Саша сказал: