Текст книги "После нашего разрыва (ЛП)"
Автор книги: Кэти Регнери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава 16
Четыре дня спустя Вайолет смотрела на огонь, уткнувшись щекой в грудь Зака, в то время как та приподнималась и опускалась, пока он спал.
За последние несколько дней они не покидали гостиную, предпочитая оставаться рядом с теплым свечением камина. В четверг утром Джон позвонил на стационарный, предлагая Заку сходить включить генератор, так, к счастью, у них была пара рабочих розеток на кухне, вместе с водой и теплом, но до этого они уже разбили лагерь в гостиной, и это ощущалось как «их» место.
Когда дождь и ветер, наконец, прекратились, они рука об руку пошли посмотреть повреждения в Винтер-Харбор. Было не очень плохо – несколько поваленных деревьев, много проводов и мусора. Владелец местного магазина сказал им, что будет еще несколько дней без электричества, и ни одному из них, возможно, не было это так уж и важно.
Они закончили «Мое место» в среду, когда буря бушевала снаружи. К вечеру четверга «Fall(en) Days» начало обретать форму. Вайолет написала слова после того, как они расстались в колледже, но отредактировала их для музыки Зака и играла с идеей падения и разрушения на протяжении всей песни. Зак наложил на стихи проникновенную, прерывистую мелодию и добавил запоминающийся припев, который проигрывался три раза и, наконец, заканчивал песню.
Падшее сердце, когда-то храброе и бьющееся, потерялось в лабиринте нелюбви.
Падшее сердце, теперь трясется от боли, о, эти потерянные дни.
Он все еще играл какую-то музыку, но Вайолет начала писать другое стихотворение в тишине своего сознания, лежа рядом с ним ночь за ночью. «Forged in Fire» обещала стать, скорее гимном о любви, словно Феникс, восставший из пепла потерянных шансов. Она работала над стихами каждую ночь, пока Зак спал, и каждое утро просыпалась под звуки гитары, тихо игравшей у нее за спиной с его любимого кресла. Ритм утвердился, когда они снова привыкли друг к другу.
Несмотря на то, что он, наконец, сказал ей «Я люблю тебя», Зак в основном держал свои чувства близко к себе, его задумчивые глаза серьезны и осторожны по своей природе. Он не разъяснял о своем признании и не говорил Вайолет, что любил ее каждую секунду, но бормотал это три раза, когда они занимались любовью, и каждый раз это делало ее кульминацию более интенсивной и сильной, чем она когда-либо испытывала в своей жизни.
Девушка посмотрела на него через всю комнату, оценивая различия между Йельским Заком и рокером Заком. Сейчас он был резче, чем в колледже, как внутренне, так и внешне, но в темной тишине ночи, когда она лежала, прижавшись к его твердому обнаженному телу, он тихо рассказывал ей все. Когда Зак убирал ее волосы со лба или слегка проводил пальцами по спине, он рассказывал ей, как ему никогда не удавалось простить своих родителей за то, что они относились к нему как к товару, а не к сыну. Он поделился тем, как жесткая, но постоянная любовь Коры удерживала его на грани от полного и абсолютного отчаяния после потери Вайолет и ухода из Йеля.
Мужчина рассказывал о том, как очутился в жизни рок-композитора после победы в конкурсе сочинителей песен в Джулиарде, как ухватился за издательскую компанию и быстро нанял менеджера. Он рассказал ей о том, как ему нравилось гастролировать первые несколько лет в качестве наемного гитариста, как он воспринял отношение «пошел ты», которое поначалу было распространено в мире хард-рока и хэви-метала, но как оно стало устаревшим за эти годы. Он хотел написать что-нибудь красивое. А потом он целовал ее, гладил по лицу с благоговением и благодарил за то, что она помогла ему сделать это, просто написав с ним снова.
Зак все еще пялился на ее сиськи каждый доступный момент, и она все еще дразнила его, что не скрывала ничего интересного. Но теперь, в отличие от Йельского Зака, он назвал бы ее лгуньей и уверенно схватил бы ее, скользнув рукой под лифчик, чтобы умело ласкать чувствительную кожу. Ее соски морщились по его команде, и он уверял ее, что это самое интересное, что мог предложить Мэн. Она льнула к его прикосновению, становясь горячей и мокрой для него, хваталась за его ремень и молнию, нуждаясь чувствовать его внутри себя, чтобы он наполнил ее, любил и овладевал.
– Ты начинаешь возвращаться в фокус, – сказал мужчина в субботу утром, наблюдая за ней из другого конца комнаты, когда она лежала на животе, на диване, жуя колпачок своей ручки. Так и было. Она тоже это чувствовала.
Она начала осознавать, как много себя она потеряла за годы, проведенные с Шепом, как променяла свое творчество и надежду на что-то прочное и безопасное. Девушка изменилась: внешне, тем, как одевалась, как говорила, как писала. Ее мировоззрение было скомпрометировано необходимостью вписаться в мир Шепа. И Вайолет вписалась в его жизнь. Но она не была собой.
И теперь она снова была с Заком, и чувствовала себя более свободной и живой, чем чувствовала себя со времен Йеля. Вайолет чувствовала, что день за днем расслаблялась, расцветала под вниманием Зака, его страстью и грубостью, купаясь в их взаимном уважении, когда они отполировали «Мое место» и «Fall(en) Days». Она чувствовала эту полноту в своем сердце и точно знала, что Зак был главным желанием ее сердца и недостающей половиной ее души.
И все же.
Слова «Я люблю тебя» не приходили. Они были ее последним убежищем, ее последней безопасностью, последней мерой контроля. Произнеся эти слова вслух в первый раз, она почувствовала такую сильную, изменившую ее жизнь боль, что ей нужно было быть уверенной, что он принадлежал ей полностью, что он никогда больше не причинит ей такой боли. И она все еще не набралась смелости спросить его, почему Зак никогда не возвращался к ней. Пока у нее не будет ответов, девушка не сможет полностью отдаться ему.
Каждый раз, когда они занимались любовью – на диване, полу, у холодных окон, где был ее самый эротически секс в ее жизни, горячие и холодные ощущения заставляли ее тело извиваться, ее спина дрожала, когда он вдавливал обжигающий жар своей плоти в ее тело – слова витали в ее голове. И ее тело, податливое и задыхающееся под ним, должно быть, передавало ее чувства, как бы ужасно она ни старалась их скрыть. Теперь она любила Зака больше, чем когда-либо.
Но знать это и иметь смелости сказать – это две совершенно разные вещи. А у Вайолет просто не было такого мужества. Пока что.
***
Джон позвонил в субботу днем, пока Вайолет писала на палубе. Зак поднял трубку, выглянул, чтобы убедиться, что Вайолет занята, и тихо пошел в свою комнату.
– Джонни.
– Зак. Как моя лачуга? Генератор работает?
– Да, все в порядке, приятель. Все хорошо. Спасибо, что перезвонил.
– Конечно. Ты сказал, что это важно.
– Да. Ты знаешь, как Малколм изводил мою адницу, чтобы я написал ему последние четыре песни для нового альбома? Ну, у меня есть две. И буду иметь все четыре, если вы дадите мне еще несколько дней.
– Да. Но я хочу баллады, Зи, а ты пишешь их сердитыми.
– У меня новый партнер, и этот новый материал – хорош, Джонни. Больше мейнстрима. Достоин Грэмми, говорю тебе.
– И ты хочешь потратить это на Savage Sons?
– Малк обещал десять тысяч за песню. Авансом.
– Он сделал это, не так ли? Из собственного кармана? Потому что я никогда бы этого не одобрил. Мы уже почти не даем авансов, Зак, и твой максимум – пять. Ты получаешь особое отношение из-за своего послужного списка, но не настолько же, – Джон остановился. – Ты получил расписку?
– А ты как думаешь?
– Я думаю, что заплачу пять за песню, и они – мои, и я смогу отдать их кому захочу. Если он хочет платить тебе больше – это только между ним и тобой. Так ты не получил от него расписку?
Зак присел на кровать.
– Нет.
– Малколм скользкий маленький ублюдок. Ты мне нравишься, Зак, так что я буду честен с тобой. Эйс тоже пишет. И совсем неплохое дерьмо. Я слышал, как они вчера что-то записывали. Видел, как обедали вместе. Выглядели дружелюбно.
Зак вздрогнул.
– Ты знаешь, что мои стихи лучше, чем то дерьмо, которое пишет Эйс.
– Да, в этом я с тобой согласен. Но по факту, ты не здесь, Зак. Ты в штате Мэн. Пишешь... оперу.
Зак напрягся, думая о своем обещании Вайолет. Ему нужно было доставить двадцать тысяч долларов ей к следующей субботе. Хотя у него была большая часть денег в сбережениях, это почти уничтожило бы его. Должен был быть другой способ.
– Джон, а что если... что, если мне нужно заработать деньги? Быстро?
– Ты серьезно?
Зак стиснул зубы, ненавидя нетерпение в голосе Джона. Он знал, что его ждало, и боялся этого.
– Mechanics нужен гитарист, – сказал Джон. – Европейская часть их мирового турне. Начинается двенадцатого октября в Загребе (примеч. пер.: столица Хорватии) и по пути в Лондон, домой двадцать четвертого декабря.
– Сколько?
– Двести долларов в день. Без жалования.
– Ты что, издеваешься надо мной?
– Нанятая гитара не так уж много зарабатывает, Зак. Ты это знаешь. Это может быть не очень классно, но это быстро.
– В некоторые дни может быть два концерта! Это всего пятнадцать тысяч.
– Ну, вместе с двадцаткой, которую я дам тебе за четыре песни, ты будешь иметь большую часть того, что обещал Малк, не так ли? И рояли позже.
И что еще более важно, у него будут деньги Вайолет для нее.
– Или ты можешь рискнуть с Малколмом. Но концерт с Mechanics может и оборваться, если ты будешь чуть волочить ноги. Я активно ищу кого-нибудь.
– Дай мне неделю.
– У меня нет недели, Зак. Сегодня суббота? Я дам тебе время до утра вторника. Отдохни в выходные. И тебе нужно быть в Нью-Йорке к среде. Они уезжают в пятницу вечером, и тебе нужно будет поиграть с ними по крайней мере пару раз, прежде чем уехать.
Зак глубоко вздохнул, ненавидя Джона, Малколма, ненавидя Savage Sons и Mechanics.
Зак отключился. Он поднял телефон, чтобы швырнуть его через всю комнату, и остановился. Ему нужно было связаться с Малколмом и узнать, купит ли он песни. Если нет, то Заку пиздец: ему придется продать их песни и поехать в тур на три месяца – оставить ее на три месяца. Его внутренности перевернулись. Он даже не знал, любила ли она его, а он хочет оставить ее. Не было никакого шанса, что Вайолет будет ждать его; это как раз подтвердит ее худшие страхи насчет него. Но если он не согласится на концерты, то из-за него у нее не будет денег, чтобы выкупить контракт. Ей предъявят иск за нарушение, и Зак будет беспомощен, чтобы помочь ей.
Гастроли означали оставить ее. А не гастролировать – испортить ей жизнь и подвести. В любом случае, шансы на их долгосрочные отношения не выглядели хорошо.
– Бл***ть, – прорычал мужчина. Вставая, чтобы закрыть дверь в спальню. Он не мог все испортить. Не мог потерять ее и не мог подвести.
У него не было другого выбора. Зак должен был позвонить Малколму и сделать все возможное, чтобы сделка состоялась. Он набрал его номер.
– Малк слушает.
– Малк, это Зи! – он добавил в голос фальшивое легкомыслие.
– Че нужно, мудак? Больше моих унижений?
– Нет, мужик. Я эм.. здесь была плохая погода, поэтому я не мог перезвонить раньше. Но мне интересно, хочешь ли ты все еще мои песни, потому что...
– Вообще-то, Эйс не такой уж придурок, каким я его себе представлял.
Малколм надулся. Зак отсчитал с десяти до одного.
– Никто не знает твой голос так, как я, – сказал Зак.
– Да, но ты слишком занят для старого Малколма. Пишешь какую-то чертову рок-оперу или типа того.
– К черту это. Я написал песни для тебя. Две из них уже готовы. Ты можешь получить остальные во вторник, если наша сделка все еще в силе.
– Ты их уже написал?
– Ты сказал десять штук за песню, Малк.
– Хм. Я должен проверить, понравятся ли мне они.
– Мы так не договаривались, – в голосе Зака проскользнула злоба.
– Условия сделки поменялись.
Зак пытался контролировать свой тон.
– Хорошо, если ты хочешь, чтобы дерьмо Эйса испортило твой альбом, это твои похороны. Я умываю руки.
Он немного подождал. Еще немного. Тихонько постучал синкопированным ритмом по бедру, когда сомнения нахлынули на него.
– Ты такой засранец, Захария! Да, мне нужны твои чертовы песни!
Плечи Зака, которые были сильно напряжены, наконец, расслабились.
– Вторник подойдет? Я отправлю их по электронной почте, чтобы ты мог их проверить. Я вернусь в следующие выходные, чтобы записать их.
– Да, да, да. Лады.
– Не позволяй Эйсу трогать этот гребаный альбом. Он взорвет его. В плохом смысле.
Малколм засмеялся.
– Пошел ты, Зи. Да, хорошо.
Облегчение Зака было таким сильным, что он почувствовал его вкус. Ему не придется ехать в тур, а у Вайолет будут деньги.
– Эй, Зи, что заставило тебя передумать?
Зак потер запястье, и слово «девушка» неуверенно повисло на кончике его языка, прежде чем его рокерская личность взяла верх.
– Я не хочу, чтобы Эйс разрушил мою работу, вот и все. Я буду на связи.
– Верно, – сказал Малколм. – Пока.
Зак нажал на кнопку «отключиться», лег на кровать и уставился в потолок. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и почувствовал, как расслабились его напряженные мышцы. Это было почти провалом. Если бы Малколм решил работать с Эйсом, Зак был бы в очень плохом положении. Он вздохнул, благодарный, что увернулся от пули. Вайолет вернулась в его жизнь, и он намеревался сохранить ее в ней. Все складывалось воедино.
***
В ту ночь, когда они лежали голые под одеялом перед камином, Вайолет прислонилась к груди Зака, позволяя своим рукам распластаться по его мускулистой груди. Она посмотрела на него и ухмыльнулась, в то время, как Зак убрал с ее лица волосы, улыбаясь ей с теми сексуальными, ленивыми глазами, которые заставляли ее хотеть его, хотя он уже имел ее дважды. Девушка начала привыкать к тому, как он смотрел на нее, и это больше не заставляло ее задыхаться, когда видела, как любовь смягчала его жесткие глаза. Это согревало ее изнутри. Вайолет чувствовала себя томной и сексуальной. Это начало казаться чем-то, что принадлежало ей – этот взгляд.
Она взглянула на его гладкую, контурированную грудь.
– Когда ты стал таким большим?
– Любимый вопрос каждого мужчины, Вайли.
Девушка вздохнула. Стараясь не улыбаться.
– Я не это имела в виду.
– О, – выдохнул он, обнимая ее за талию и перемещая ее над своей эрекцией. – Это не так?
– Хорошо, Зак. У тебя громадный... – Вайолет опустила глаза, и ее щеки покраснели, что не имело никакого смысла, так как за последние несколько дней они провели больше времени раздетыми, чем одетыми. – Ну, ты знаешь.
– Не знаю. Мне нужно услышать эти слова.
Вайолет уловила его двойной смысл и застыла на секунду, прежде чем расслабилась. Она не скажет «Я люблю тебя» до тех пор, пока ее сердце не почувствует себя в безопасности, или пока она не будет готова, и Зак не собирался подталкивать ее к этому.
Он выгнулся, вращая бедрами и потираясь об нее.
– Ты же писатель, будь изобретательной.
То, как он сказал «изобретательной» было настолько грубо и грязно, что ее сердце забилось галопом. Одним из лучших сюрпризов о Заке было то, насколько он был уверен в себе и игрив, как любовник, а Вайолет, которая знала только вроде как механическое занятие любовью с Шепом, часто была застигнута врасплох его непосредственностью, а затем ее уносило, когда его глаза темнели до черно-серого, который требовал отдать ему все, что у нее было внутри,
Теперь девушка ухмыльнулась ему, облизала губы и скользнула вниз по его торсу, чтобы его член оказался между ее грудей, она наклонила голову, чтобы поцеловать головку быстрым чмоком. Когда она подняла свои глаза, его загорелись.
– Изобретательной? – девушка говорила низким и знойным голосом, обводя языком его пупок, а затем нежно дуя на влагу. Зак тихо застонал, его дыхание перехватило, и она улыбнулась. Вайолет схватила презерватив из стопки на тумбочке, разорвала обертку зубами и медленно раскатала по его жесткой, пульсирующей длине. – Огромный. Пульсирующий. Эрегированый. Массивный.
Мужчина перевернул ее на спину, давя своим весом на нее, и толкнулся в мягкий треугольник волос под ее животиком.
– Нетерпеливый, – продолжала она. Обхватывая его ногами за спину, когда Зак наклонил голову, чтобы пососать ее шею, облизывая дорожку к уху и захватывая мочку между зубами. – А-а-а! Пылкий... а-а-а... требующий... ах...
– Я хочу тебя.
– Тогда возьми меня, – вздохнула она, задыхаясь, когда он вошел в нее. Он держал ее глаза в своем плену, медленно продвигаясь внутрь, входя в ее тело с болезненной неспешностью, пока кожа его таза не прижалась к ее, пока он не стал толстым и полным – огромным, пульсирующим, эрегированным, массивным – внутри нее. Зак держался неподвижно, тесно связан с ней, его грудь вздымалась, задевая ее чувствительную грудь с каждым вздохом.
Его глаза скользнули по ее лицу, свирепые и горящие, как будто ему было больно смотреть на нее, но еще больнее было бы отвести взгляд.
– Я люблю тебя, – наконец проскрипел он, твердый и неподвижный внутри нее, словно желая доказать, что чувства важнее поступка, хотя капли пота выдавали опасную хватку его тела. Вайолет удерживала его взгляд. Она поняла. Она хотела, чтобы Зак опустил ее и нашел свое удовольствие с ней.
Протянув руку, что обхватить его лицо, она притянула его губы к своим и поцеловала его со всей любовью, прошлой и настоящей, в ее сердце, закружила своим языком вокруг его, когда мужчина начал двигаться внутри нее. И снова это чувство полноты, правды и правоты захлестнуло ее. За всю свою жизнь она никогда не чувствовала себя такой обнаженной, такой уязвимой ни с кем, как с Заком. Это было написано в том, как ногами она сжала его талию, как они двигались в ритме, взаимно определяемом их сердцами, как она приподнималась, чтобы встретить каждый его толчок, умоляя между вздохами, как сжимала его бедра и впивалась ногтями в его кожу. Сможет ли он прочитать ее? Знал ли он без произнесения ею слов? Чувствовал ли он это? Мог видеть?
Эта прекрасная боль скатилась под живот, и она застонала ему в рот, чувствуя, как она поднималась, достигая пика, а затем рухнула, когда Вайолет взорвалась вокруг него в судорогах изысканного удовольствия. Ее мозг наполнился эндорфинами, когда девушка сжала руки вокруг него, подергиваясь и изгибаясь, когда волна утихла.
Она смутно осознавала, как Зак вонзился в нее в последний раз, поцеловал ее чрево, когда он выкрикнул ее имя с придушенным криком. Зак сжал кулаки на простынях у ее головы, и, наконец, упал на нее сверху, измученный и удовлетворенный.
– Боже мой, – вздохнул он ей в шею, все еще дрожа и содрогаясь от отголосков. – Вайолет...
Девушка осторожно скользнула руками вверх по его спине, затем опустила их, чтобы запустить ногти в его идеальную задницу. Зак снова содрогнулся, теперь уже слегка.
Он начал вырываться, но Вайолет метнула руки к его бедрам, нежно удерживая их на месте.
– Не уходи, – прошептала она.
Зак скользнул обратно в ее скользкое тепло и уткнулся головой в ее шею, прижавшись губами к ее влажной коже.
– Я так сильно тебя люблю, – пробормотал мужчина.
Она обняла его, прислонившись щекой к теплой коже его плеча. Она прижалась губами к вершине маяка, а затем закрыла глаза.
Я тоже тебя люблю.
***
– Итак, – сказала девушка немного позже, когда он держал ее на руках, – Ты так и не ответил на мой вопрос. В Йеле ты не был таким большим. Я даже не помню, чтобы ты когда-нибудь ходил в спортзал.
Он вздохнул ей в шею.
– Ты, кажется, зациклилась на изменениях в моем теле, Вайли.
– Как будто ты против, Зи, – она провела своей рукой по его, которую он держал у нее под грудью, и Зак поцеловал ее в затылок.
– Хорошо, да. Я тренируюсь. Мне нравится, как оно чувствуется мускулистым и твердым.
– Должно быть, твоим фанаткам тоже это нравится, – фыркнула Вайолет, мгновенно пожалев, что показала ревность. Но она ничего не могла с собой поделать. Он был честен с ней насчет того, что спал со многими женщинами. Вайолет видела, как Флик протянула руку и прикоснулась к нему, будто имела на это право. Девушка знала, что не имела права расстраиваться или ревновать его к прошлому, но она это сделала. Казалось, ни одна женщина, ни до нее, ни после, не должна была возлагать на него свои недостойные ручонки. Как будто они должны были увидеть маленькую фиалку на внутренней стороне его запястья и знать, что он уже кому-то принадлежал. Она отпустила его пальцы и убрала его руку от своей груди, чтобы посмотреть на татуировку. Вайолет прижалась губами к ней, прежде чем положила его руку обратно, и он снова поцеловал ее в шею.
– Думаю, некоторым из них – да. Но больше этого не будет. Или, так и будет, но я буду под запретом.
– Почему это? – спросила она, ненавидя себя за то, что предлагала жалкую легкую наживку. Вайолет хотела услышать это от него – что он принадлежал ей, что не будет ни с кем, кроме нее.
– Потому что я занят.
Потому что я занят. Его слова заставили ее содрогнуться от удовольствия, прежде чем ее сердце защемило от идеи его снова уехавшего в тур. Женщины бросались на него каждую ночь. Тихая Гавань, каким бы блаженным время здесь не было, отгородило их от внешнего мира своим собственным маленьким коконом совершенства, не могло длиться вечно. Реальность была сложнее.
Вайолет перевернулась в его объятиях, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, любя укол тоски, вызванный тем, как кончики ее грудей коснулись его груди, и беспокоясь, как ее сердце распухло от любви к нему. Как будто он знал, как сильно она боролась со своими чувствами, он наклонил голову, чтобы поцеловать ее губы, затем проложил дорожку от ее щеки к шее, где прижался губами к ее пульсу.
Вайолет была рада, что в комнате было темно, за исключением золотых, оранжевых и лавандовых тлеющих углей в камине, отбрасывавших нежное, постоянное тепло. Трудные вопросы было легче задавать в темноте.
Зак задержал свои губы на ее горле, когда она прошептала:
– Ты действительно думаешь, что это может сработать? Как это все выглядит в твоей голове, Зак? Я буду оставаться на одну ночь в Нью-Йорке, а ты в Гринвиче? Мы будем встречаться по выходным? А когда ты будешь в туре?
Мужчина притянул ее ближе, уткнувшись лицом ей в шею, что немного приглушило его голос.
– Я не хочу, чтобы мы жили порознь.
– Ты хочешь жить вместе?
Он пожал плечами, затем откинулся назад и поцеловал ее в нос.
– Я хочу, чтобы у нас было собственное жилье.
Вайолет удивилась его целеустремленности. С того момента, как она вернулась в его жизнь, он казался таким уверенным в них, таким уверенным в их будущем вместе. Девушка слышала о таких вещах – пара, которая встречалась в школе, встретилась пятьдесят лет спустя, после того, как их супруги умерли, и поженились через неделю, влюбленные старшеклассники, которые встретились на двадцатой встрече выпускников, и как будто после их последнего поцелуя не прошло и секунды – но Вайолет никогда не думала, что что-то подобное случится с ней. Сама по себе она не была против, но скорость происходившего была резкой. От этого у нее перехватило дыхание, как будто она свободно падала, и хотя девушка не ненавидела это, она тоже не была и полностью согласна с этим.
– В Гринвиче? – спросила Вайолет.
– Если для тебя это нарушение сделки, то да. Но я бы точно не смешался с толпой, Вайли.
– Тогда Манхэттен? Но у тебя нет собственного дома. Ты арендуешь.
– Это не значит, что я не могу купить, мы не можем купить.
– Купить квартиру?
– Я возьму несколько концертов, если понадобится.
– Ты зарабатываешь пять тысяч за песню плюс рояли! У тебя не может быть проблем с деньгами.
– Ага, – тихо выдал Зак, отводя от нее взгляд. – Я не должен. Но мне не пришлось жить взрослой жизнью. У меня есть шикарная квартира, которой я почти не пользуюсь, и много потрясающих гитар. Я не очень много сэкономил. У меня никогда в жизни не было никого, за кого можно было бы отвечать.
– А теперь?
– Я повзрослею.
– Ради меня? – пробормотала она.
– Я сделаю для тебя все что угодно.
Девушка наклонилась вперед и коснулась его губ своими, любя сладкий, почти старомодный смысл его слов. Несмотря на его татуировки, пирсинг и жесткое поведение рокера, его некогда сумасшедший образ жизни и множество искушений, которые он встретил во время гастролей, он хотел заботиться о ней. Эта мысль была так сексуальна для нее, что у нее перехватило дыхание, лицо смягчилось от нежности к нему.
– Ты меня удивляешь, – прошептала девушка, снова целуя его.
– Нет. Все наоборот, – прошептал Зак в ответ. – Ты меня удивляешь. Все хорошее во мне благодаря тебе.
– Все это было здесь в тот день, когда я нашла тебя, Зи, – сказала Вайолет, поднимая руку между ними, чтобы коснуться родинки под его глазом. – Я видела это с самого начала.
Он слегка вздрогнул и обнял ее, прижимаясь губами к ее плечу и возвращаясь к их разговору.
– Значит, будешь жить со мной? В Нью-Йорке?
Вайолет чувствовала, что он торопился разработать план, и вздохнула, думая о суете Нью-Йорка, которую она оценила в малых дозах, но ощущалась сбивающей с толку как место для жизни.
– Не знаю, смогу ли я жить в Нью-Йорке.
– Тогда Бруклин. Или Нью-Хейвен. Все еще есть поезд, что идет из Нью-Йорка в Нью-Хейвен, верно?
Девушка откинулась назад, не сводя глаз с его крохотной родинки, чтобы они не наполнились слезами. Она сосредоточилась на ней изо всех сил, хотя это было бесполезно, и ее глаза все равно заслезились.
– Ты сделаешь это для меня? Переедешь в Коннектикут?
– Вайолет, ты не понимаешь. Я продолжаю говорить это, а ты не понимаешь. Я бы все сделал для тебя. Кроме как отпустил бы тебя. Я люблю тебя.
После этого Зак посмотрел ей в глаза, ожидая, что она ответит ему взаимностью на его слова.
Вайолет опустила глаза, сильные эмоции между ними и дискуссией о совместной жизни начали переполнять ее. Слабая паника неприятно сжала ее внутренности.
– Нью-Хейвен, где наша история стала запутанной.
– Там же все и началось.
– Действительно, запутанной, Зак.
– Хорошо, – он отпустил ее, с раздражением перекатываясь на спину, и часть ее почувствовала облегчение. – Жизнь запутана, Вайли. Любовь, запутанная штука. Если только ты не с Шепом, чертовым, Смолли. Тогда она разделена на идеальные кучки опилок, размером в спичечную коробку.
Зак отстранялся назад. Как же, он был прав. Черт побери.
– Не говори о нем так.
– Твой святоша бывший.
– Он мертв, Зак. Прояви хоть капельку уважения, – она натянула на себя одеяло, повернулась на бок к нему спиной. Да, он был прав. Но было предательством позволить ему так говорить о Шепе – ей это не нравилось.
Через несколько минут Вайолет почувствовала, как пальцами он нежно коснулся ее спины.
– Вайли? Мне жаль.
– Тебе и должно быть, – пробормотала она, все еще отвернувшись.
***
Зак снова перекатился на спину и раздраженно уставился в потолок. Что только что произошло? Они говорили о совместной жизни. И внезапно она переключила разговор на то, что произошло в Йеле. Она все еще не доверяла ему настолько, чтобы сказать «Я люблю тебя», даже когда это было написано на ее лице. Вайолет едва могла говорить с ним о будущем, и, как бы он ни ненавидел это признавать, мысли о ней с Шепом все еще вторгались в его разум в странные моменты и заставляли его хотеть ударить что-нибудь.
– Знаешь что, Вайолет? Давай разберемся с этим раз и навсегда, потому что меня тошнит от того, что это всплывает каждый раз, когда у нас действительно хороший момент. Черт, да, мы запутались. Мы были детьми, пытающимися разобраться в своих гребаных чувствах. И нет, я не мог с этим справиться. Ты была первой девушкой, в которую я влюбился, первым человеком, который полюбил меня. Прости меня за то, что я не распознал это чувство и не знал, что с ним делать, когда оно появилось на пороге. И да, я совершил самую большую ошибку в своей жизни, когда испугался и убежал. Но, черт возьми, Вайли, я не могу изменить прошлое. Я бы хотел. Хотелось бы мне не терять те девять лет на жизнь без тебя. Но теперь мы здесь, не так ли? – она не ответила, и что-то внутри него, что жаждало ее без слов, и определенно за пределами хороших решений, щелкнуло. – И пока мы все улаживали, ты прыгнула в постель Шепа через сколько? Три недели? Четыре? Сколько времени прошло, пока он стал тебя утешать, а?
Она обернулась к нему с яростным взглядом и резко села, схватив одно и одеял, чтобы прижать их к груди, пытаясь прикрыться.
– Ты такой мудак!
– Я мудак? – Зак тоже сел, обернув другое одеяло вокруг пояса. – Ты не могла подождать несколько дней, пока я соберусь с мыслями...
– Какими мыслями? Нравлюсь я тебе или нет? Мы проводили вместе все свободное время с первого дня занятий, а потом ты переспал со мной и ушел из моей жизни!
– Потому что слова «Я люблю тебя» показались слишком сильными для меня, Вайли. Извини, но это правда. Слишком важными. Окончательными. И слишком страшными. Когда-нибудь чувствовала себя так?
Ее глаза были широко раскрыты и разъярены, и он видел, как ее лицо покраснело даже в тусклом свете. Вайолет была похожа на вулкан, который вот-вот взорвется. А потом она это сделала.
– Почему ты никогда не возвращался ко мне? До того, как я сошлась с Шепом! После! Пять лет назад! Прошлым летом! Когда-нибудь! В любое время! Почему? Если ты любил меня так сильно, почему ты никогда не возвращался ко мне? – ее последние слова прозвучали в резком, сдавленном, рваном рыдании.
Он не дрогнул, но услышал, как его голос дрогнул, когда он ответил:
– Потому что ты уже двинулась дальше.
– В Йеле?
Он кивнул.
– Я должен был предположить, что сладкие слова из моих уст побудили бы тебя расстаться с ним?
– Да, – вздохнула она низко и яростно. – Да. Ты мог предположить это, Зак! Все, что тебе нужно было сделать, это сказать мне, и я была бы твоей.
Теперь он вздрогнул, ненавидя ее слова, потому что она лгала ему. Разве девушка не знала, что он пошел на ее поиски в ту же секунду, когда его чувства, наконец, обрели для него смысл той осенью в Йеле? К тому времени она уже не хотела его. Он посмотрел на фиалку на запястье, стараясь говорить спокойно, несмотря на волну гнева.
– В тот ноябрь, когда я, наконец, понял, что потерял, я хотел вернуть тебя, Вайолет, но ты была недоступна. Ты всегда была с ним. Ты переехала в его комнату так же, как переехала в мою. Я был уверен, что ты спишь с ним, и когда я думал об этом, я хотел умереть, – он пытался говорить размеренно, но было трудно контролировать боль, которая вновь возникла, когда он обсуждал те темные дни. – В те дни, когда я видел вас вместе? Когда он прикасался к тебе? Целовал тебя? Каждый раз, будто кто-то протягивал руку к моей груди и вырывал мое бьющееся сердце. Я никогда не видел тебя без его руки, перекинутой через плечо, его языка, трахающего твой рот, словно он пытался высосать из тебя жизнь. В конце концов, мне пришлось перевестись в Джулиард, потому что я думал, что сойду с ума, если и дальше буду за этим наблюдать. И в тот единственный раз, когда я подошел к тебе, ты выглядела так, будто упадешь в обморок или тебя вырвет, если я подойду на шаг ближе. Ты стояла и смотрела на меня, прислонившись спиной к своему богатому, популярному парню из братства, будто ты не могла смотреть на меня, словноя для тебя ничто. Я видел это, Вайолет. Ты можешь не помнить этого. Но я видел это в твоих глазах. Я знал. Знал, что мы полностью и бесповоротно расстались.
