Текст книги "Разъяренный (ЛП)"

Автор книги: Кэти Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

На сцене он бог рока, но я до сих пор помню, как он дарил мне полевые цветы. Помню, я так нервничала, что мама может узнать о нас, что иногда выбрасывала их перед возвращением домой. Какой же трусихой я была.

Он был тем самым единственным. Это правда, которую я знаю о себе. Что он был тем самым единственным.

– Знаешь, я когда-нибудь хочу стать кем-то значимым.

– А я ещё не знаю, кем хочу быть.

– У меня есть идея. – Целует. – Будь собой.

Слушая его сейчас, я расслабляюсь, прислоняюсь к стене и, закрыв глаза, позволяю его голосу окончательно меня успокоить.

– Уже заводишь друзей, – говорит Лайонел у меня за спиной. Я оборачиваюсь, и он одобрительно улыбается. – Слышал, ты отлично показала себя на репетиции.

– Я выставила себя полной дурой, но, по крайней мере, танцоры хорошо провели время, – не соглашаюсь с ним и ловлю себя на том, что улыбаюсь, когда он смеётся раскатистым смехом.

– Иоланда сказала, что ты держалась вполне естественно. Что ты действительно показала себя сегодня.

– Хм, – говорю я, не веря комплименту.

Но на самом деле это действительно приятно. Я и забыла, насколько это вкусно. Когда тебя за что-то хвалят.

Когда Маккенна уходит со сцены, Лайонел машет ему рукой и сообщает ему то же самое.

– Твоя девушка, похоже, прирождённая танцовщица.

Маккенна вспотел и тяжело дышит, его брови при этой новости приподнимаются.

– А то! С кем, по-твоему, ты имеешь дело?

Я заливаюсь краской смущения и чувствую, что даже пальцы на ногах краснеют.

– Она к тому же отлично катается на коньках, – тихо добавляет Маккенна.

И когда наши глаза встречаются, у моего сердца вырастают крылья. Ты помнишь, Кенна? Как кружил меня, не давал упасть, поддерживал?

Проходят долгие секунды, и мне кажется, что Лайонелу становится слишком неуютно от нашего молчания, потому что он быстро извиняется и уходит.

– Итак. – Почувствовав вдруг смущение, я дёргаю за прядь, которую уговорила меня покрасить Мелани. – У тебя репетиция тоже прошла хорошо.

Из него вырывается глубокий смешок, и мы направляемся в глубь сцены.

– Я скучал по тебе, Пинк, – тихо говорит Маккенна, качая головой, как будто эта новость его ошеломила. – Всё это время. – Он протягивает ко мне руку, и его серебряное кольцо нежно касается подбородка.

На мгновенье.

Это длится одну секунду, а в следующую – всё исчезает.

Лёгкий след его прикосновения задерживается на моей коже, и моя улыбка увядает.

– Думаю, ты заблуждаешься.

– Не-а, я скучал по тебе, – повторяет он с искренней улыбкой, словно уговаривая сам себя. – Такой храброй, сердитой маленькой вороне… которая прячет внутри себя милого, тёплого маленького цыплёнка.

Я закатываю глаза, борясь с тем, насколько искренне это звучит.

– Как скажешь, Кенна, – соглашаюсь я. Как будто когда-нибудь смогу забыть, что он написал песню, в которой, по сути, рассказал, что я полный отстой!

– Эй, Кенна! – один из администраторов группы протягивает ему красную чашку с чем-то, что, как я предполагаю, является водой. Маккенна хватает её и начинает пить, в этот момент к нам подходят близнецы с гитарами за спиной. Мы наблюдаем, как они тоже направляются к воде.

– Как вы это делаете? – удивляюсь я вслух, пока мы с Маккенной смотрим на ухмыляющихся нам Викингов. – Выступаете перед всеми этими людьми, – я обвожу рукой сцену и пустые кресла вокруг неё.

Он пожимает плечами.

– Перед тем, как выйти на сцену, Лекса каждый раз тошнит. Джакс напивается. А я? – Он снова пожимает плечами. – У меня есть особый трюк, к которому я прибегаю.

– Какой, например?

– Я говорю себе, что там тебя нет.

– Правда? Это и есть твой трюк? Итак, я твоё проклятие, а ты испытываешь облегчение, просто успокаивая себя, что меня нет.

Он смеётся и направляется в свою гримёрную.

– Эй! Ты куда собрался? Мы не закончили разговор! – протестую я.

– Пинк, мне нужно принять душ. Впрочем, загляни ко мне позже, и я с удовольствием всё объясню, – говорит Маккенна, но что-то в его взгляде мне подсказывает, что он хотел бы сделать нечто большее, чем просто объяснить.

В течение следующего часа всякие разные мысли устраивают в моей голове полный кавардак.

Говорю себе, что он хотел взять надо мной верх или подразнить, как он это делает с Викингами. Он пират, заманивающий меня в своё логово, но я не попадусь на его уловки. Кого волнует, что он имел в виду?

Но позже, в отеле, я брожу по коридору, не зная, в каком номере он находится. Мимо проходят восхитительные Тит и Лив.

– Ищешь Кенну? – спрашивают они с одинаковыми улыбками от уха до уха.

Чёрт.

– Нет.

– О. Правда? – Лив приобнимает меня и разворачивает, уводя в другом направлении. – Тогда давай поднимемся в нашу комнату. Мы собираемся смотреть фильм.

– Я себя немного плохо чувствую, – пытаюсь высвободиться из её хватки.

– О, не беспокойся! У меня есть кое-что, что с этим поможет.

Поскольку у меня всё болит после утреннего урока танцев, я сдерживаюсь и позволяю ей отвести меня в их общую спальню. «Кое-что», – это пакет со льдом. И когда Лив прижимает его к мышце над коленом, я корчусь от холода.

– Ой, не стони и не веди себя как наши парни, – шикает она. – Они единственные, кто жалуется.

Я замираю и хмурюсь.

– Иногда мы позволяем парням брать у нас пакеты со льдом, когда они переусердствуют на тренировках. Тренажёрный зал каждые три дня. Они там тягают штангу и делают всякие другие вещи.

– И давно ты танцуешь для них? – с неподдельным любопытством спрашиваю я. Все они вроде бы друзья, но ясно, что девушки, похоже, спят с мужчинами.

– Я – четыре года. Тит – два. Нам здесь очень нравится.

– Не сомневаюсь, – с пристрастием изучаю лицо Оливии. Ищу хоть какие-нибудь следы вины в её глазах, но не могу до конца расшифровать взгляд девушки. Я так привыкла к открытости Мелани и Брук. Честности настоящих друзей. Но, с другой стороны, мне привычно поведение матери. Её закрытость. Эти девушки такие же, как она, и есть только один способ общаться с такого рода людьми – на расстоянии. В противном случае нужно быть откровенной. – Почему ты сейчас так со мной мила?

Они обмениваются взглядами и в один голос смеются.

– О, не будь дурой. Мы не хотим, чтобы ты была нашим врагом. И хотим быть уверены, что ты не путаешься с Кенной.

– Вы думаете, что таким образом защитите его от меня? Это же абсурд.

– Разве?

– Да!

– Ну, не знаю, – теперь уже говорит Тит, постукивая наманикюренным ноготком по губам, накрашенным точно в тот же оттенок, что и у Лив. – С тех пор как ты приехала, Кенна только и делает, что пялится на тебя, ходит рядом, сидит рядом и обнюхивает тебя, как какая-то собака новую кость.

– Скоро он найдёт себе новую кость.

– Он? – это снова Оливия. – Просто хочу сказать, что мы поговорили с другими девушками, с теми, кто был в группе дольше нас, и он этого не сделает. Это женщины кидаются на Кенну. Сам он никому не навязывается, у него и так их целые легионы. Так что да, мы беспокоимся. Что между вами двумя происходит?

– Он мой бывший, – пожимаю я плечами. – У нас есть прошлое. Прошлое, которое означает, что я ненавижу его – как и положено ненавидеть бывшего.

– Но ты танцевала с Иолой так, словно хотела её поцеловать. Ты представляла, что она Кенна, – эти слова звучат не столько вопросом, сколько обвинением.

– Я… – Поскольку на самом деле нет никакого смысла отрицать, что я потерялась в этом дурацком танце, я закрываю рот.

– Один из операторов сказал, что прошлой ночью вы двое спали в одной комнате. Это правда? – давит Тит.

– Вау, это что, старшая школа?

В углу комнаты на штативе стоит камера и, как живой хищник, ожидает моего ответа. На долю секунды мне хочется уйти, но я тоже хочу получить информацию, которую смогу получить от этих девушек.

– Мы спали вместе, – шепчу я очень тихо, – но…

– Вы сделали это, ребята! Мы так и знали. Ха, те обжигающие взгляды, которые он на тебя бросает, в спальне, наверное, горячее раз в пять, ха!

– О, нет. – Я оглядываюсь на дурацкую камеру, вдруг почувствовав себя слишком уязвимой. Признаться, что он не добился своего? Что он ко мне не прикасался? Понимаю, что мне не хочется, чтобы они знали, сделал он это или нет. Маккенна снова становится моим секретом, и я не желаю ни с кем делиться информацией о нём.

Я поднимаюсь на ноги.

– Спокойной ночи, девочки. Давайте в следующий раз соберёмся в моей комнате. У меня есть одна маленькая вещица, которой нет у вас, – та, что называется тайной личной жизни.

– Ну что ж, Дора, – говорит Лив, останавливая меня.

– Пандора. Пожалуйста. Вот твой пакет со льдом. Кажется, у него примерно такая же температура, как и у вас двоих.

– Завтра. В твоей комнате. После концерта. Мы принесём скинни мартини⁷. Идёт?

Смотрю на них и понимаю, что не знаю, что делать с этими двоими. Может, они и ненавидят меня, но мне всё равно нужно с кем-нибудь поговорить, иначе я снова брошусь в объятия Маккенны, как это было всего несколько минут назад. Только он один, а не эти девушки, способен причинить мне боль. Что бы ни собирались сделать девушки, это «отдыхает» в сравнении с тем, что может сделать со мной Маккенна.

Однако, мне не помешает сохранять осторожность.

Я возвращаюсь в свою комнату и размышляю о том, что станет делать Маккенна, когда поймёт, что я не появлюсь. Попытается соблазнить вечером в моей комнате? Испытывает ли он то же странное предвкушение, что и я? Интересно, каким будет его следующий шаг? Что он собирается делать?

Но к полуночи я слышу в холле его смех. Который сопровождается женским смехом, и я понимаю, что внезапно нахлынувшая на меня волна ненависти, направлена даже не на него.

А на себя.

10
ВРЕМЯ КОНЦЕРТА
Пандора

Вечер проведения концерта – это настоящее безумие. Нужно иметь десять глаз, чтобы не споткнуться обо что-нибудь, когда идёшь за кулисы, и в кого-нибудь не врезаться, не говоря уже о том, чтобы остаться целым.

Замечаю Джакса, который курит в углу возле занавеса, и тут же жалею, что не засунула свою электронную сигарету в карман джинсов.

– О, можно мне тоже? – спрашиваю я. Джакс выпускает струю дыма и передаёт сигарету мне. Я делаю вдох и закашливаюсь. – Это травка?

– А ты думала что? – ухмыляется он и протягивает руку, чтобы забрать у меня косяк, но я быстро отодвигаюсь, решив сделать ещё одну быструю затяжку.

Джакс смеётся и хлопает меня по спине, когда я снова кашляю.

– Полегче, мисс Джонс, – говорит он.

– О, пожалуйста, не пори чушь. Я не мисс Джонс.

– Ну, тебя здесь все так называют, – улыбается он, и я замечаю, что у него самый странный оттенок глаз, который я когда-либо видела. Они фиолетовые. – Такое чувство, что мы всё о тебе знаем, поскольку Джонс поёт о тебе, о себе и обо всём остальном, – протягивает он, обращаясь теперь ко мне вполне по-братски.

– Говорю же, всё это ложь. Погоди, пока не услышишь, что я расскажу о нём, – решительно киваю, а он оглашает окружающее пространство раскатистым смехом.

Откуда ни возьмись, появляется Лайонел, хватает сигарету и тушит её.

– Хватит, Джакс. Господи Иисусе, сколько раз тебе нужно повторять?

– Ммм. Ещё разок?

Лео хмуро смотрит на него, а затем поворачивается ко мне.

– Хочешь посмотреть концерт с первого ряда? – Очевидно заметив моё колебание, он подталкивает меня к дверям, ведущим на стадион. – Да ладно. Тебе будет весело, а мне – меньше поводов для беспокойства. Не хочу, чтобы Кенну отвлекали. Он уже зациклился на том, какой парик надеть сегодня вечером.

– В любом случае, он выглядит нелепо, так что скажи ему, что он вполне может сделать выбор в пользу ирокеза, – шутливо говорю я, выходя вслед за ним на улицу.

Наверное, я должна была понять, что пребывание в первом ряду будет иметь последствия: придётся слушать крики толпы: CRACK BIKINI! когда на сцену выходит он, вслед за ним выскакивают Викинги, и мелодия нарастает… сначала медленно, как прелюдия, затем стремительно приближается к музыкальному оргазму, который берёт тебя в удушающий захват и не отпускает. Я должна была понять, что моё тело предаст меня, как и в прошлый раз. Я должна была понять, что мне будет жарко, я буду обеспокоена и сбита с толку…

Точно так же, как в прошлый раз.

А что Маккенна? Поверх его короткого ёжика красуется колючий синий ирокез, и это меня просто изматывает. Он что, таким образом дразнит меня или, наоборот, следует моему совету? Этот мужчина так хорош в том, что делает. Толпа возбуждена, и он приветствует всех довольной усмешкой и энергичным криком.

– Ну и шумная же вы компания!

Толпа в ответ кричит громче, и после короткой паузы он занимает позицию в центре сцены и начинает петь.

Моё тело вибрирует в такт музыке. И его голосу.

Он поёт с невероятной страстностью, и что меня больше всего в нём восхищает – он никогда не стоит на месте. Его тело всегда в движении, под кожей перекатываются рельефные мышцы, а плавные движения скрывают большую физическую силу. То, какие кульбиты он совершает… как перепрыгивает с одного уровня сцены на другой и делает сальто… сбивает дыхание, и мне нужно сознательно заставить свои лёгкие наполниться воздухом. Потому что они перестают работать в автоматическом режиме.

И, как будто недостаточно одного вида Маккенны, звук его голоса пронизывает моё тело и заставляет кровь в венах бешено пульсировать. Его голос такой глубокий и мужественный, что ни одна женщина не в состоянии остаться равнодушной. Он поёт всем сердцем, и это видно – это чувствуется – в каждом слове. Когда наступает очередь «Поцелуя Пандоры», я слышу гнев в песне, в безумных аккордах гитар близнецов… И стоит только встретиться с быстрым хмурым взглядом Маккенны, как в душе нарастают собственный гнев, разочарование и боль.

Он смотрит на меня глазами, полными боли. Внутри всё переворачивается, когда он продолжает петь, не отводя от меня взгляда. Эти волчьи глаза выследили меня в толпе, поймали и пленили. Он перестаёт кружить по сцене. Танцоры движутся позади него, а он просто поёт… смотрит на меня, и поёт:

– Я не должен был открывать тебя, Пандора…

Когда он поёт, глядя мне в глаза, о своих разочарованиях и сожалениях, понимаю, что это для камер.

Так нужно.

Я сбита с толку. В замешательстве от того, что его гнев и мой смешиваются в мощную комбинацию, которая порождает явную электрическую искру вожделения. Люди кричат, музыка вибрирует в каждом из нас, но в меня она проникает и врастает, словно неведомое существо. Дышащее. Пульсирующее. Разрывающее изнутри.

Музыка ревёт, Лив и Тит подходят к Маккенне по бокам и начинают гладить его грудь. Он не обращает на них внимания, продолжая петь, а их пальцы касаются его сосков и груди. Точно так же, как мне придётся это сделать в «Мэдисон-сквер-гарден». Если меня сначала не стошнит от нервов.

Тит смотрит на меня со сцены. Быстрый взгляд, который все остальные пропускают – и даже я не заметила бы, если бы не была так поглощена тем, что с ним делают девушки, – затем Тит наклоняется и лижет его сосок. Меня пронзает ревность, его голос эхом отдаётся в моём теле, доводя до такой степени исступления, что хочется пойти и крикнуть этой суке: «Он был моим первым!»

Маккенна поворачивается, прижимается к Тит и поёт, глядя теперь уже на неё, и, удивительным образом, я ощущаю отсутствие его глаз, как удар под дых. Но потом наступает очередь гитар, и когда его взгляд возвращается ко мне, я заряжаюсь энергией в тысячу ватт. Ночь продолжается, его внимание время от времени переключается на меня, чтобы увидеть, что я наблюдаю за ним, и я чувствую себя… сексуальной, желанной, женственной. Помню, как Брук однажды сидела среди зрителей, когда её муж заметил её с боксёрского ринга. Раньше мне казалось, как это нелепо быть такой ошеломлённой и взволнованной. И вот я здесь, прикованная к своему месту. Пытаюсь показать, какая я крутая. Мне так долго приходилось подавлять свою чувственную сторону, что сейчас приятно её принять. Зная, что он наблюдает за мной, я закрываю глаза и растворяюсь в музыке, каким-то образом ощущая перемену в его голосе.

Когда последняя песня заканчивается, я открываю глаза и вижу, как он что-то кому-то шепчет. Один из техников выходит и проводит меня за кулисы.

– Что происходит? – растерянно спрашиваю я.

– У Кенны сейчас будет перерыв. Ему нужно утолить жажду и сменить костюм. И он хочет, чтобы ты была там.

Викинги на некоторое время сменяют перед микрофоном Кенну, и я ловлю себя на том, что жду в темноте под сценой, пока он внезапно не запрыгивает на тот же открытый лифт, который в начале концерта поднимал Викингов.

Вскрикиваю от удивления, когда лифт резко спускается вниз. Маккенна спрыгивает с платформы и прижимает меня к своему твёрдому телу, чтобы удержать, и тихо говорит у виска:

– Спокойно.

Он обнимает меня, его сердце бешено колотится под ухом. Мы оба тяжело дышим. Здесь темно, но я чувствую, как его глаза, оценивая, смотрят на меня сверху вниз. Тишина здесь жутковатая, но снаружи всё ещё слышится рёв публики.

– Никогда не думал, что твоё присутствие на выступлении подействует на меня так сильно. – Его глаза – серебристое пламя. – Тебя это завело так же сильно, как и меня?

Ожидала чего угодно, но только не этого.

И я прикусываю язык, прежде чем успеваю сказать ему, что всё это заводит меня ещё больше. Боже, это возбуждает меня ещё сильнее. Его желание – не единственное, что меня возбуждает; его пристальный взгляд кажется мне очень интимным. Это чувство, глубокое и пьянящее, как тяжёлый якорь в груди.

– Скажи мне, – требует он, обхватывая мой подбородок большим и указательным пальцами. – Почему ты не пришла ко мне прошлой ночью? Решила упрямиться, когда знаешь, как я тебя хочу? – Он запрокидывает мою голову, поэтому у меня не остаётся другого выбора, как смотреть в его до щемящей боли в груди красивое лицо. Его улыбка обаятельная, отчасти удивлённая, отчасти сожалеющая. – Ну, ты же знаешь, что говорят, Пандора, – бормочет он, поглаживая большим пальцем мой подбородок. – Если Магомет не идёт к горе, то гора идёт к Магомету.

– А ты и есть эта ходячая гора? – усмехаюсь я, пытаясь разрядить напряжённую атмосферу между нами. Это уже слишком для меня. Он удивительный. Притягательный.

Маккенна запускает пальцы в гущу моих волос и массирует кожу головы, это движение почти так же гипнотизирует, как и его звучащий так близко хриплый рокерский голос.

– Совершенно верно. Слышал, ты танцевала, вкладывая всю свою душу. Ты твёрдо решила не опозориться во время нашего последнего концерта?

– Совершенно верно.

Я сосредотачиваю всё своё внимание на его сильной челюсти, а затем на губах. На чём угодно, лишь бы он не смотрел мне в глаза и не увидел того, о чём я вдруг подумала. Я хочу произвести на тебя впечатление. Хочу, чтобы ты помнил девушку на коньках. Ту, которую, по твоим словам, ты любил…

Боже, я такая обманщица. Чёрная одежда, чёрные ногти! Я слабачка. Невинный маленький котёнок, притворяющийся женщиной-кошкой. Этот мужчина сможет убивать меня снова и снова, пока мои девять жизней не закончатся.

– Знаешь, – говорит Маккенна. Тон спокойный, но в голосе слышится томительная хрипотца, напряжение голосовых связок делает его грубоватым. – Когда я поцелую тебя на глазах у всего мира, то буду ласкать тебя языком. Я собираюсь, чёрт возьми, растерзать твой рот и дать Лайонелу именно то, что он хочет. Поцелуй, который будет красоваться на всех грёбаных экранах по всей стране. Поцелуй, который ты, Пандора, никогда в жизни не сможешь забыть. Ты ведь тоже этого хочешь, правда? Хочешь, чтобы люди увидели, что ты мне действительно нравишься. Что я грёбаный дурак, поющий о тебе так, будто я тебя не хочу, когда правда состоит в том, что я хочу тебя больше, чем свою следующую чёртову песню?

Слова эти настолько неожиданные, что лёгкие забывают расширяться и сжиматься. Кажется, единственное, что сжимается, – моё горло и грудная клетка, а между ног нарастает пульсация.

– Не важно. Ведь это всего лишь спектакль, – говорю я.

– Думаешь. – Это утверждение, а не вопрос. Он обхватывает четырьмя длинными пальцами мой затылок и поглаживает большим изгиб шеи. – Я певец, Пандора. Не актёр.

Вот он предупреждает меня, глядя прямо в глаза, а в следующую секунду наклоняет голову с, как это ни странно, сексуальным ирокезом и касается своими губами моих. Прикосновение лёгкое и дразнящее, но его достаточно, чтобы меня воспламенить.

– Охх, Кенна…

Мне не нравятся исторгаемые мной звуки. Как будто я жаждала этого бог знает сколько времени, но кого это волнует, когда он проталкивает свой язык между моими губами. И я бы издала этот звук снова, чтобы заставить его продолжать ласкать мой рот.

Что я и делаю.

И он вжимает свои губы в мои, поцелуй влажный и скользкий, горячий и глубокий. Земля уходит из-под ног, и я хватаюсь за его крепкие руки и придвигаюсь ближе. Ладони Маккенны ложатся мне на ягодицы, и он впечатывает меня в свои бёдра. Я чувствую вздыбившуюся эрекцию у своего живота. Но она совсем не там, где мне хотелось бы. А хочется мне где-то совсем в другом месте.

Я уже готова обвить его ногами и потереться об него, но он вырывается и отодвигает меня в сторону с таким видом, как будто для этого требуется колоссальное усилие. Гора не смогла остаться в стороне от Магомета.

– Стой здесь, детка. И только попробуй дёрнуться, не напрягай ни одну из своих милых, длинных, восхитительных маленьких мышц. Я вернусь через три песни.

Он ступает на платформу лифта как раз в тот момент, когда в раздевалке загорается счётчик, отсчитывающий от 10 до 0. Затем, похоже, вспоминает, что надо бы сменить костюм. Вбегает обратно в комнату, ругаясь и срывая с себя рубашку, хватает с вешалки новую и снова запрыгивает на платформу.

Я прикрываю рот рукой. Влажная и горячая, она покалывает, и на ней остался его вкус.

– Стой здесь, – снова велит он.

Взгляд направлен на меня, светлые глаза мерцают, ноги расставлены в стороны, руки по бокам сжаты в кулаки.

Мне так жарко, и кажется, что моя кожа вот-вот поджарится. Я не в состоянии ему ответить. Боже, что он со мной делает?

В тот момент, когда платформа снова взлетает вверх, я стону от отчаяния. Затем слышу над собой его голос. Дерьмо. Что я делаю? Начинаю вышагивать взад-вперёд, представляя, как облизываю его сосок и поглаживаю его, как это делали те танцовщицы. Я немного завидую всем этим людям, которые пялятся на него прямо сейчас, но больше всего я чувствую восторг. Переполнена эмоциями. Желанием.

Вожделением.

До сих пор я здесь и жду. Почему я жду? Потому что не могу думать ни о чём, кроме его соска под моим языком. Кроме его серебряных глаз. Хочу сорвать его парик, чтобы провести пальцами по коротко остриженным волосам.

Когда, наконец, раздаётся оглушительный рёв – примерно через год! – понимаю, что шоу окончено.

С бешено колотящимся сердцем гадаю, откуда Маккенна появится. Ещё через несколько мгновений он спускается вниз по какой-то скрытой от моих глаз боковой лестнице, и вот его тело заполняет дверной проём.

Как два магнита, наши взгляды притягиваются друг к другу.

Дыхание прерывается.

Маккенна срывает маленький микрофон, прикреплённый скотчем к спине, и наушник с уха, и отбрасывает их в сторону.

Затем направляется ко мне. Вокруг полно всевозможных кабелей и хитроумных приспособлений, и я отступаю, пока не натыкаюсь спиной на стену с металлической дверью. Мысли в голове мечутся так же, как и бабочки в моём животе.

О боже, я должна ему позволить.

Нет, я не могу ему позволить.

Запаниковав из-за переполняющих меня чувств, я поворачиваюсь и бегу, лихорадочно ища выход. Здесь, внизу, настоящий лабиринт. Маневрирую между кабелями и оборудованием, но выхода найти не могу.

Позади слышу приближающиеся шаги, а затем приглушённый и хриплый от вожделения голос:

– Пандора.

Маккенна останавливается у меня за спиной, кладёт руку на моё запястье и притягивает к себе. Сердце беспомощно колотится где-то в горле, и я чувствую, как от его прикосновения расслабляются мышцы. Позволяю повернуть себя к нему лицом. Смотрю на Маккенну, полная страха, желания, смятения, не препятствуя ему медленно прижать меня к металлической двери. Он запускает руки за пояс моей юбки, а я хватаю его колючий ирокез и стягиваю. Маккенна прижимается своим носом к моему, парик летит в сторону, и я целую его в макушку, потому что… даже не знаю почему. Потому что он Маккенна Джонс. Приводящий в бешенство, ужасный, и в то же время… самый восхитительный мечтатель, воплотивший свою мечту в реальность. Наш поцелуй импульсивен, но он заставляет его застонать, как будто задел в глубине его души какие-то струны. Я дрожу от нахлынувших эмоций, а он дрожит от, как я полагаю, притока адреналина.

– Ты уже влажная? – спрашивает он, тяжело дыша.

– Да, – отвечаю я. Так и есть. От того, что смотрела на него, на его потную грудь, и от ощущения теплоты его покрытой чернилами кожи под моими пальцами.

– Я так чертовски возбуждён, – стонет он, отодвигая мои трусики в сторону и вводя в меня два пальца. Без малейшего труда. Они так легко скользят, потому что я промокла насквозь. Не могу контролировать себя, не в состоянии удержаться от того, чтобы откинуть голову назад и сжать бёдрами его пальцы. О боже, я никогда не испытывала ничего подобного… Он прикусывает мою нижнюю губу и втягивает в свой рот. Горячий, влажный и вкусный. Такой сладкий. Я жадно кусаю губу Маккенны, впиваясь ногтями в кожу его головы.

– Кенна, – вырывается из меня стон.

– Боже, я скучал по тому, как ты вот так произносишь моё имя.

Только ведь ты, Пандора, знаешь, что это не может случиться, это ведёт в никуда, в тёмный и опасный тупик.

И поскольку я всё понимаю, то стою здесь со странной болью и страхом, желая и в то же время не желая того, что, судя по его взгляду, он собирается сделать.

Маккенна разводит мои руки в стороны и стаскивает с меня рубашку. Потом расстёгивает лифчик. Кожи касается прохладный воздух, соски напрягаются.

– Не надо, Кенна, – резко говорю я, отступая назад и неловко застёгивая лифчик.

– Твою мать, Пинк, не закрывайся от меня, – хрипло приказывает он.

Дрожащими руками пытаюсь застегнуть лифчик.

Маккенна хмыкает – сексуально, по-мужски, – цокает языком, снова расстёгивает лифчик, касаясь пальцами моей кожи, и отбрасывает его в сторону.

Он обнимает меня, даже не представляя, какие сожаления и воспоминания во мне бурлят. Наклоняется, чтобы поцеловать меня в губы. У него горячие руки, и от него пахнет мятой. Он задирает до бёдер юбку, опускается на одно колено, раздвигает мои ноги и крепко сжимает лодыжку, отчего моё дыхание учащается, и я начинаю задыхаться.

– Закинь ногу мне на плечо, – велит он.

Я поднимаю ногу, и он наклоняется, чтобы прижаться ртом к моей киске. Жар его языка, скользящего по клитору, заставляет меня стонать.

Нет, нет, нет. Нам не следует этого делать.

Но он раздвигает мои ноги шире, втискивая между ними свои плечи, тянется рукой и нежно ведёт пальцами вверх по внутренней стороне бёдер. Язык Маккенны скользит по коже, отчего оголённые ноги начинают дрожать.

Я опускаю руку на его затылок и выгибаю спину, чтобы ему удобнее было лизать меня сильнее, быстрее, глубже.

Его голод ощутим в каждом движении его языка, в каждом издаваемом им стоне. Я извиваюсь. Стону. Он поднимает голову, чтобы на меня взглянуть. Его глаза горят, челюсть сжата, как будто он сдерживается со страшной силой.

– Посмотри на себя, – сипит он, окидывая меня лихорадочным взглядом серебристых глаз. Его губы блестят от моих соков. Коротко стриженые волосы остаются идеальными, даже после того, как мои руки их растрепали. Он проводит рукой по голове, и я слышу скребущий звук.

– Чёрт подери, Пинк, – он говорит так, словно я сейчас уязвима, и это выводит его из себя. Но вот что странно. Вместо того чтобы чувствовать себя уязвимой под его пожирающим взглядом, я чувствую себя такой сильной, будто я – весь воздух на этой земле и вся вода тоже.

Поднявшись на ноги, он притягивает меня к себе. Каждый горячий, твёрдый, каменный мускул прижимается ко мне, его тело, разгорячённое и влажное, прижимается к моей обнажённой коже. И он набрасывается на меня, как зверь – его рот, зубы, язык, губы ласкают моё тело. Его стоны, как и мои собственные, вырываются из самых глубин.

Наши руки повсюду, рты не пропускают ни единого кусочка кожи.

Чувствую, как его бёдра вжимаются в мои, как член упирается в мой таз. Чувствую себя неудержимой. Дикой. Хочу, чтобы он был ближе, хочу, чтобы он оказался во мне.

– Держись крепче, детка, – шепчет он своим низким, охрипшим после концерта голосом, понимая меня, понимая, что мне нужно.

Стою, тяжело дыша.

Он просовывает между нашими телами руку, чтобы полностью стянуть с мощных мускулистых ног обтягивающие чёрные рокерские кожаные штаны. Я поспешно спускаю с бёдер трусики, пытаясь побыстрее их сбросить, пока он надевает на член презерватив.

Маккенна поднимает меня, медленно опускает моё дрожащее тело на себя, проникая в меня сантиметр за сантиметром. Снова стону, просовываю руки ему под рубашку и, стягивая её через голову, так что он остаётся голым. Маккенна глубоко вдыхает, когда оказывается полностью во мне. Он кажется таким большим, что я уже готова взорваться.

Я облизываю его сосок, пока он ласкает мою грудь самым восхитительным образом. Его зубы впиваются в мочку моего уха и дёргают в тот момент, когда Кенна начинает толкаться, и дарящие наслаждение движения его члена стимулирует все мои нервные окончания.

Наши рты ненасытны, его резкие ритмичные толчки говорят мне, что он настроен серьёзно, и я отпускаю себя. Маккенна хватает меня за бёдра и двигает на себе, задавая нужный ему темп, словно я создана только для того, чтобы он трахал меня. И, боже, он такой…

Гораздо сильнее, чем раньше. Больше, чем раньше. Крепче, чем раньше.

Не могу думать… не могу дышать… Он горячий, твёрдый… Боже, мне это так нужно. Я и не догадывалась, насколько сильно, пока не оказалась в тисках его рук. Он внутри моего тела. Его язык проникает в мой рот.

Ничто не имеет значения, кроме его дыхания, моих вздохов, его ворчания и моих стонов, моего тела, растворившегося в нём. Я льну к Маккенне: руки, ноги, даже шея – всё моё тело врастает в него. Он точно знает, что делать своим ртом, его губы отставляют влажный след на коже шеи, на челюсти, в местечке около уха, а затем впиваются в мой рот.

– Это так… – я с трудом сдерживаю слово «правильно» и вместо этого сильнее вдавливаю свои губы в его. Мы стукаемся зубами, затем Маккенна отрывается, смотрит мне в лицо горящими глазами, как будто он под кайфом, и трахает меня всё быстрее и быстрее, наблюдая, как я задыхаюсь, а моя грудь ритмично подпрыгивает.

– Кончай, – хрипит он, и как только меня накрывает оргазм, кончает сам, жёстко и быстро. Его член дёргается во мне три раза, дыхание с шипением вырывается в унисон сжимающимся и разжимающимся подо мной мышцам. Он вдавливает меня в себя и двигается, пока наши тела продолжают содрогаться.