Текст книги "Разъяренный (ЛП)"
Автор книги: Кэти Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
И этот факт только ещё больше выводит меня из себя.
– Лайонел, – говорит он тихим, предупреждающим тоном.
Всего одно слово заставляет Лайонела успокоиться и отступить. Теперь ничто не мешает Маккенне смотреть прямо на меня.
Стоит мне вспомнить, как я любила его, глубоко, сильно, до безумия, как моё лицо начинает гореть.
Не думай об этом. Теперь ты его ненавидишь!
– Миленькие волосы, – замечает он, засовывая очки в шлёвки для ремня на своих брюках.
Его голос, о боже.
Взгляд Маккенны пробегает по всей длине моих волос, и Мелани решает перевести внимание на неё:
– Я предложила ей добавить небольшую изюминку в причёску, так, по крайней мере, она хотя бы выглядит счастливее.
Но Маккенна даже не смотрит на Мелани. Он пристально разглядывает меня, особенно розовую прядь в волосах, ожидая моего ответа. Я ненавижу эту розовую прядь, но не так сильно, как его самого.
– Миленькие колготки, – отвечаю я и указываю на его кожаные штаны. – Как ты в них влез? Прыгнул с крыши здания, обмазавшись предварительно сливочным маслом?
Я отказываюсь позволить его смешку растрогать меня, но, когда Маккенна начинает приближаться, чувствую, как ноги начинают дрожать.
– Мне больше не нужно использовать сливочное масло. Эти брюки – часть меня. – Он удерживает мой беспомощный взгляд в ловушке. – Как когда-то частью меня была ты.
Он приближается, и каждый шаг воздействует на меня. Щёки начинают гореть. Какая наглость с его стороны напоминать мне об этом. Я так зла. Во мне кипят годы обиды. Одиночества и предательства.
– Да пошёл ты, Маккенна.
– Уже, Пандора.
Его взгляд горит такой же яростью, когда он берёт со стола помидор и рассматривает его сверкающими серыми глазами.
– Это тоже для меня?
– Абсолютно верно. Это. Всё. Твоё.
Его губы насмешливо кривятся, он подбрасывает помидор, как мячик, и ловко ловит, всё время наблюдая за мной.
– Твоё шоу настолько плохое, что мы с Мелани решили, что должны устроить для твоих поклонников настоящее развлечение.
Он пробегает взглядом по моему лицу, изучая.
– Да, унизив меня, к хренам собачим.
Невозможно вынести то, как Маккенна на меня смотрит, блуждая взглядом по лицу, проделывая один и тот же путь. Брови, нос, губы, подбородок, скулы. Он заставляет меня думать, что я посмотрела сегодня не в то зеркало, как будто там есть что-то хотя бы отдалённо интересное, на что ещё можно посмотреть. Клянусь, ничто не подготовило меня к тому, что он снова посмотрит на меня. Ничего. Хочу убраться отсюда побыстрее, чтобы он даже мою задницу не смог увидеть, когда я буду уходить.
– Отпусти меня, Маккенна.
– Хорошо, Дора. Но сначала прощальный подарок, – произнося моё нелюбимое уменьшительное имя, он поднимает руку с помидором над моей головой, сминает его в кулаке и наблюдает, как я задыхаюсь, когда на волосы падают маленькие кусочки, а по лицу и по шее сбоку стекает сок.
– Вот так, – глухим и хриплым голосом мурлычет он с волчьей улыбкой на лице, запуская пальцы в мои волосы и втирая жижу, чтобы сок просочился глубже. Когда я пытаюсь высвободиться, он хватает меня за затылок и прижимается носом к моему уху, заставляя напрячься, чтобы подавить дрожь. – Ты просто взбесила всю мою грёбаную группу. Ты понимаешь, какого рода обвинения мы можем выдвинуть?
Да, понимаю. Моя мать юрист, так что у меня в связи с этим есть пару неплохих идей.
Так почему же я решила, что тот факт, что он это заслужил, даёт мне право быть такой безрассудной?
Вот чёрт.
Он меня сделал.
И он сейчас так близко. Когда его губы двигаются возле моего уха, меня будто парализует, вызывая нежелательную дрожь в ногах. Соски напряжены до боли, тело находится в каком-то странном состоянии, в висках пульсирует кровь.
– Ты склонна к самоубийству или это способ уйти из дома? Потому что, поверь мне, тюрьма ненамного лучше.
– Твоё грёбаное лицо тоже не стало намного лучше от яичной маски для лица, которую я для тебя приготовила.
Его друзья близнецы взрываются хохотом, но Маккенна не смеётся.
Маккенна разглядывает меня с плохо скрываемым гневом, и почему-то я вдруг вспоминаю, когда в последний раз смотрела в эти серо-голубые глаза. Тяжёлый взгляд, прикосновение его языка к моему, и словно раскалённая добела молния, проносится по телу. Он двигается, его руки на моих бёдрах, удерживают меня, пока я под ним извиваюсь. Его стоны говорят мне, как сильно ему нравится быть внутри меня.
Больно. От одного его вида больно.
Никак не ожидала этого.
Он откровенно изучает моё тело, как будто моя близость пробудила в его сознании те же воспоминания. Его взгляд задерживается на моей груди, моём рту – взгляд горячий и осязаемый, заставляющий меня поёжиться, – а потом он снова сосредотачивается на моём лице, разговаривая при этом с остальными.
– Я позабочусь о возмещении ущерба, – слышу, как он говорит, не сводя с меня глаз, безжалостных и расчётливых, как будто он только что принял решение. – И я рассчитаюсь с ней лично.
– Ха! Ничего у тебя не получится, – насмехается Мелани.
Раздаётся холодный мужской смешок, и Маккенна сосредотачивает своё внимание на ней.
– Как тебя зовут, Барби?
– Мелани Мейерс, придурок.
– Оставь её в покое… – начинаю я, но он прерывает меня движением руки и говорит охранникам: – Проводите Барби к её машине.
– Мечтай дальше, умник в розовом парике. Я без Пандоры не уйду!
– Эта девушка-гот Пандора? Серьёзно? – наконец спрашивает один из близнецов. – Наша Пандора? Предполагалось, что она – миф, мужик.
В напряжённой тишине все члены его команды уставились на Маккенну. И с болью в груди замечаю, что Маккенна выглядит не слишком довольным, как будто он надеялся, что в какой-то момент меня переедет восемнадцатиколёсная фура и похоронит под собой его секрет.
Маккенне вручают полотенце, которым он вытирает свою накачанную грудь. Он трясёт головой и проводит пальцами по ультракороткому ёжику, пытаясь счистить с себя всё дерьмо. Его молчание и задумчивое выражение лица заставляют меня нервничать и испытывать тревогу.
Мне ни хрена не нравится, что теперь он управляет ситуацией.
Мне не нравится то, как он может на меня влиять.
То, как он может меня мучить.
Та власть, которую он имеет надо мной, зная, как я в глубине души боюсь собственной матери – он, чёрт возьми, понимает, что я сделаю всё, чтобы она ничего не узнала.
И когда он собирается заговорить снова, его прерывает Лайонел:
– Кенна, на пару слов.
Маккенна направляется к нему, близнецы присоединяются к их маленькой компании. Близнецы похожи на Викингов, а Маккенна – на пирата, который крадёт и лишает девственности девушек вроде меня. Замечаю, как они наблюдают за нами, пока говорят. Маккенна, слушая собеседника, обводит взглядом моё тело. Похоже, он даже не осознает, насколько откровенно меня разглядывает. От розовой пряди в чёрных волосах до моих крутых сапог.
Наконец, он смотрит мне прямо в глаза, прищуривается и сердито качает головой.
– Нет, ни хрена.
– Да, чёрт возьми, – упорствует Лайонел.
Вздыхая по поводу упрямства своего фронтмена – а его упорство, поверьте, размером со слона, – Лайонел выпроваживает «Викингов» и «Пирата», и дверь за матерящимся Маккенной захлопывается.
Обмениваясь взглядами «какого хрена», Мелани и я остаёмся в комнате, как мне кажется, целую вечность.
Двое охранников в комнате стерегут нас – особенно меня, – с усмешками наблюдая, как маленькие кусочки помидора скатываются по моему лицу.
Я хочу ударить по чему-нибудь кулаком.
По чему-нибудь с серыми глазами и короткой стрижкой.
Маккенна возвращается и снова хватает полотенце, остальные парни, шаркая ногами, идут за ним.
– Пусть она извинится перед нами и приберёт за собой бардак, что она устроила, и тогда может идти.
Он задирает руку с полотенцем вверх и манит указательным пальцем, насмешливо подавая знак подойти.
– Пошёл. На хрен, – выдыхаю я, внезапно закипая.
– Маккенна, – со смешком стонет один из парней, как бы говоря: «Ты что, блядь, издеваешься надо мной? Она тебя так завела?».
– Вы обе кажетесь такими милыми девушками. Ну, по крайней мере, одна из вас, – Лайонел благосклонно улыбается Мелани, затем, нахмурившись, окидывает взглядом мой наряд а-ля Анджелина Джоли, и добавляет: – Послушайте, мы можем посадить вас обеих в тюрьму. Даже один день пребывания там исковеркает вам жизнь. Вы этого хотите?
– Пан, не слушай его. Грей позаботится о том, чтобы…
– Нет, Мелани, это моя проблема, – упрямо качаю я головой. Всё равно мы с её парнем не так уж хорошо ладим. Чёрт, у меня ни с одним мужчиной нет хороших отношений, так что ну его на хрен. Я не нуждаюсь в спасении. Я бы предпочла пару ночей потомиться в тюрьме. По крайней мере, до того момента, как моя мать официально меня не убьёт.
– Давайте перейдём к делу, – говорит близнец с татуировкой – Джакс, я так думаю. – Просто расскажи ей все подробности, Лео.
– Нет, спасибо, – перебиваю я прежде, чем они успевают сказать, чего хотят. – Я бы предпочла отсидеть в тюрьме, чем иметь дело с ним.
Желваки на челюсти Маккенны сердито дёргаются, и он медленно скрещивает руки на груди.
– Это при условии, что ты сможешь меня заинтересовать.
– Кенна, заткнись, – рычит Лайонел, затем снова поворачивается ко мне. – Сейчас мы снимаемся в фильме о Crack Bikini. Ты знала об этом?
– Весь мир знает. Очень рада, что сегодня не снимали.
– Рано радуешься. Как раз вашу выходку и сняли, – он указывает на накачанную грудь Маккенны. – Финальные съёмки должны пройти в «Мэдисон-сквер-гарден», и теперь, когда стало известно о твоём существовании… – он обвиняюще смотрит на Маккенну, затем на меня. – Теперь, когда мы знаем, что Пандора на самом деле существует, и вполне возможно, что лидер группы написал свои тексты о ней, мы хотим, чтобы ты снялась в фильме.
– Она и близко не подойдёт к камерам, – выдавливает Маккенна, направляясь к двери.
– Джонс, послушай меня. Это блестящая идея. Люди с радостью это проглотят и потребуют грёбаной добавки!
Маккенна сердито распахивает дверь.
– Мне это неинтересно, так что ты тоже можешь от неё отстать.
– Типа вычеркнул меня из своей дурацкой песни, да, мудак? – внезапно взрываюсь я. – Ну так и мне это тоже неинтересно!
– Чтобы тебе стало интересно, я заплачу сколько нужно, – спокойно говорит мне Лайонел.
Маккенна останавливается на пороге, и сверкающий взгляд серийного убийцы в его глазах вызывает у меня желание согласиться просто ему назло. Боже, как я его ненавижу. Ненавижу настолько сильно, что от своей ярости чувствую спазмы в животе. Но не похоже, что его сердитый взгляд направлен на меня. Такое ощущение, что он предназначен его менеджеру.
Который продолжает отстаивать свою точку зрения.
– Послушайте, вы двое можете даже подраться, мне плевать. Всё, что меня волнует, это то, что на заключительном концерте Crack Bikini, вы будете там вдвоём и поцелуетесь для поддержки нашего хита номер один – «Поцелуя Пандоры».
Маккенна смеётся, и от этого звука у меня возникает такое чувство, будто кто-то только что прополз по моей грёбаной могиле. Все волоски на руках встают дыбом.
– Лайонел, мы сами справимся. Она нам не нужна. Фанатам нужны мы, а не она, – он указывает на меня и в явном расстройстве проводит рукой по голове ото лба до затылка. Затем вылетает за дверь, выкрикивая с убийственной властностью: – Оставь её в покое, или я обещаю, что кое-кому придётся чертовски дорого заплатить, Лео!
Не знаю почему, но мне не нравится, что последнее слово остаётся за ним.
Мне не нравится чувство, будто он хочет защитить меня от камер.
Мне всё это не нравится, и, прежде чем я успеваю опомниться, мой голос останавливает его:
– Ха! Как будто твои обещания когда-либо что-либо значили, придурок! – говоря это, я срываю висящее на цепочке кольцо и швыряю его в открытую дверь.
Время замирает в мучительном ожидании.
Смертельно медленно Маккенна возвращается в комнату, туда, где на полу лежит кольцо.
Он смотрит на лежащее у его ног тоненькое кольцо из белого золота со сверкающим бриллиантом, и выражение его лица меняется от удивления к гневу и к чему-то такому, чего я не понимаю. Он поднимает его и смотрит на него мгновение, которое кажется мне самым долгим в моей жизни, затем вскидывает голову и смотрит на меня с выражением, которое разрушает меня изнутри. Он сжимает челюсти, разворачивается и захлопывает дверь.
Меня всю трясёт.
Борюсь с желанием побежать за ним и… и что?
Ненавижу то, что всё ещё чувствую тепло его руки, в которой он когда-то держал мою руку. Ненавижу, что воспоминание о прикосновениях его губ всё ещё будит меня посреди ночи. Чувствую тупую боль в груди из-за потери кольца, которое прятала под майкой, мне больно от звука его голоса и выражения его лица, и я ненавижу себя за то, что не знаю, как это прекратить.
Я прижимаюсь губами к своему браслету-талисману, пытаясь взять себя в руки, борясь за то, чтобы присутствующие в комнате не заметили, как легко Маккенна может меня задеть, и в этот миг Лайонел делает шаг вперёд и берёт меня за руку.
– Дорогая, так ты хочешь привлечь его внимание? – спрашивает он меня, одновременно удивлённый и сбитый с толку.
– Мне не нужно его внимание. Мне ничего от него не нужно!
– Ты и так забрала всё его внимание, хотите вы оба этого или нет.
Я выдёргиваю свою руку.
– Я не продаюсь. Тебе нечего сказать или предложить мне такого, что убедит меня согласиться.
– А что ты скажешь об… – он наклоняется и шепчет мне на ухо о-о-очень длинное, о-о-очень большое число.
2
ВЕДЬМА ЗАБЫЛА МЕТЛУ, НО НЕ ЧЁРТОВ ПАКЕТ С ПОМИДОРАМИ
Маккенна
– Она согласилась, Кенна. Ты удивишься, узнав, что это заняло не так уж много времени. Говорю тебе, нынешние выпускники колледжей готовы работать за гроши.
Выхожу из душа, хватаю махровый халат, кутаюсь в него и нахожу в своей комнате сияющего от новостей Лайонела.
– Ты, блядь, не можешь быть посерьёзнее? – требую я, вытирая голову полотенцем для рук. Он тут же становится совершенно серьёзным, и я качаю головой, перебирая одежду. – Лайонел! У меня в носу грёбаный яичный желток. И, кажется, ещё осталось немного в ухе. – Я прижимаю полотенце к уху наклоняю голову вбок и прыгаю вверх-вниз, вытряхивая воду.
– Ты маленький засранец. Ты сказал, что её не существует, – рычит он.
Я засовываю разбросанные повсюду парики в ящик и захлопываю его.
– Её не существует, – выдавливаю я из себя. Ну и что, что мне пришлось сказать себе, что такой девушки нет? В течение шести лет это работало. Но теперь она здесь. Словно какой-то демон – какой-то полтергейст – напоминает мне о том, чего я хотел подростком и чего так никогда и не смог получить. Напоминает о том, что я потерял. И что мог бы сделать, чтобы вернуть всё обратно.
Пандора.
Мой кошмар, мои мечты, моя ходячая, говорящая фантазия.
Здесь.
Бросила кольцо.
Моё собственное чёртово кольцо прямо мне в лицо. Кольцо моей матери.
Вот же дерзкая маленькая оторва!
И что это за чёртовы сапоги? Господи, всё, что ей необходимо для завершения образа, – это топор и кровь, капающая с ногтей. Или метла и котёл.
Боже, эта женщина…
Что-то ёкнуло у меня внутри, когда я услышал её. Её спокойный голос, спокойный, но всё же не совсем. Её голос, единственный такой в мире. Это как песня, которая заставляет тебя чувствовать себя дерьмово. Заставляет чувствовать себя… как тот никчёмный подросток, который жаждал её, как наркотик.
Подросток, который любил стихи, песни, барабаны, пианино, мелодии – всё, что заставляло чувствовать, что моя жизнь не была отстойной. Песни делают друзей ненужными. Песни заставили меня помнить её, но в то же время и забыть. Я люблю песни. Музыка спасла мне жизнь, и теперь стала моей жизнью. Но ни одна песня никогда не была так хороша, как мелодия её голоса. И ни одна песня никогда не была так ужасна, как реальность, где она насмехается надо мной и бросает вызов своим бездонным чёрным взглядом.
– Я думал, ты поёшь о вымышленной женщине, – продолжает Лео, и когда я останавливаюсь на футболке с черепом – чтобы соответствовать настроению, в котором я нахожусь благодаря этой сучке, – то поворачиваюсь и вижу глаза Лайонела. Они остекленевшие и безумные, какими бывают, когда мы заключаем контракт на запись, на съёмку фильма…
Или когда он думает, что мы только что наткнулись на золотую жилу.
Но Пандора – это бесконечная тёмная шахта, в которой для меня нет алмазов. Я хочу забыть, что только что смотрел ей в лицо, но оно отпечаталось на моей сетчатке, и я вижу только его. Сердитый хмурый взгляд маленькой строптивицы, чёрные губы, нелепая розовая прядь, сапоги. Я прекрасно могу представить её сидящей верхом на мужчине, обхватывающей его бёдра ногами в этих сапогах. И да, я хочу, чтобы этим мужчиной был я.
Сжимая в кулаке кольцо моей матери, поднимаю голову, киваю в сторону двери.
– Где она, твою мать? – хриплым голосом спрашиваю я
– Ждёт. Я вызвал адвокатов и уже отправил сообщение Трентону.
– Хренову продюсеру? Если ты снимешь её в фильме, она станет мишенью для миллиона разгневанных фанатов, разве ты этого не понимаешь? Они узнают, как она выглядит. Узнают, что она была моей, и её жизнь никогда больше не будет в безопасности!
– Ах, мы её уже защищаем? Мне нравится эта твоя сторона, Кенна. Никогда раньше такого не видел. Чёрт! Тем больше причин, чтобы она была здесь! И что бы между вами ни произойдёт, это должно случиться именно здесь, – Лайонел указывает на дверь, ведущую в помещение для «встреч со звездой». – Мы хотим этого. И мы хотим сцену поцелуй-и-примирение на концерте в «Мэдисон-сквер-гарден». Для публики и перед камерой. Ещё мы хотим, чтобы она была на премьере под руку с тобой, а потом мы придумаем прекрасную историю расставания, которая позволит тебе вернуться домой свободным.
– Эй-эй-эй, притормози, Лайонел!
– Ого, ну ни хрена себе! Я видел, как она вывела тебя из себя. Видел драму. И я увидел намного больше, чем у нас есть для этого грёбаного фильма, в котором вы, парни, в основном пьёте и трахаетесь. Я увидел возможность, и как ваш менеджер, просто обязан воспользовался такой возможностью, за что, собственно, вы мне и платите.
– Нет, – говорю я.
– Послушай, Кенна, всё, что мне от тебя нужно, – это пара хороших сцен, ближе к концу фильма – сцена с примирением и она под руку с тобой на премьере. Дай мне это, а я дам тебе то, о чём ты просил.
– Ты наконец-то сдаёшься?
– Ага.
Я начинаю шагать туда и обратно, обдумывая его предложение. Я получаю то, чего хочу, о чём давно просил. И ещё я смогу быть с ней рядом. Поговорить с ней. Может быть, я и не могу сказать ей правду, но я смогу её вернуть, если захочу.
И, блядь, я не только хочу этого, моя гордость требует, чтобы я это сделал.
Когда-то её мать сказала мне, что я недостоин её дочери. И я поклялся, что через несколько лет буду достаточно хорош для дочери любой женщины… особенно для её дочери.
– Ты лучший певец и главная знаменитость, но давай посмотрим правде в глаза, Кенна, из вас троих ты самый дерьмовый актёр. Но сейчас… всё будет просто гениально. С ней тебе даже не придётся притворяться, – ухмыляется он. – А теперь иди к поклонникам и раздай автографы. Я позабочусь о твоей девушке.
– Моей девушке? – усмехаюсь я. – Извращенке, людоедке, кидающейся помидорами, которая, кажется, только рада возможности крутиться рядом, чтобы устроить мне ад!
– Точно. Это хорошая идея.
3
ПОХОЖЕ, МНЕ ПРИДЕТСЯ ПОЦЕЛОВАТЬ ЛЯГУШКУ
Пандора
– Это же охренеть можно, сколько денег, – говорит Мелани, когда мы возвращаемся домой.
– Мелани, я, мать твою, их ограбила. Я бы уступила и за половину. Чёрт, да я за половину даже поцеловала бы задницу бегемота!
Что только что произошло?
Я всё ещё пытаюсь осознать тот факт, что, подписав документ, я отказалась от спокойной жизни. Или, точнее, это произойдёт через три недели, после поцелуя и появления на премьере фильма.
Я возвращаюсь после пары самых сюрреалистичных часов в моей жизни. За девяносто минут я познакомилась с кинопродюсером Трентоном, кучей юристов и чеком на крупную сумму.
Сейчас мы едем на заднем сиденье лимузина, предоставленного принцессе Мелани не кем иным, как её собственным мистером Кингом. Водитель – это, по-видимому, водитель её парня. Говорю же, находиться рядом с ней в последнее время – значит, утонуть в грёбаных комплексах. Особенно когда твой бывший смотрит на тебя так же, как только что смотрел на меня Маккенна. Будто он хочет убить меня, медленно, а потом разрезать тела на части и спрятать их в ящик. Хотя, вообще-то, в легенде речь идёт о ящике Пандоры, а не о Пандоре в ящике.
Мелани постукивает наманикюренными ноготками по хрустальному бокалу, который достала из мини-бара в машине. На каждом ногте буквы, составляющие имя G-R-E-Y и сердечко на большом пальце.
Просто смешно.
Обе мои подруги состоят в серьёзных отношениях с мужчинами, которые доказали свою верность, совершив немыслимое – бросив ради них свои прежние жизни. Я ненавидела парня Мелани, потому что думала, что он ей не подходит, но оказалось, что он был именно тем, о ком она мечтала, и даже больше. Горячий, заботливый, опасный, альфа на максималках, он сделает для Мелани всё. А Брук? Брук уже замужем за своим парнем – нет, он не просто парень, он зверь. Высокий, стройный, мускулистый, темноволосый, голубоглазый, сексуальный зверь, который смотрит на неё так, словно живёт только ради неё.
Я не говорю Мелани, что мне больно, когда Грейсон появляется в офисе, чтобы украсть её на целый день, или что мне больно видеть, как Брук и её муж, сами того не осознавая, прижимаются друг к другу во время разговора. Может, это потому, что мне неудобно показывать кому-либо, что я замечаю это дерьмо. Но я-то замечаю. Замечаю, как обратила бы внимание, если бы у меня отсутствовала конечность, или если бы врезалась в ветку дерева и она торчит из моего туловища.
Да, я замечаю, как Грейсон смотрит на Мелани, и как Реми смотрит на Брук. Всего несколько месяцев назад Брук с мужем и с ребёнком были в городе, и я видела, как он улыбался ей через всю комнату. Как каждый из них искал место, где находился другой. Как, когда они находились рядом, Реми положил свою огромную ладонь на бедро Брук и наклонил к ней голову, так близко, что его губы коснулись её уха, и, глядя на неё сверху вниз, он улыбнулся, а его глаза засверкали. Я заметила застенчивую улыбку Брук, и то, как она повернулась к нему всем телом и обхватила ладонями его подбородок. В воздухе чувствовалась любовь, и мне казалось, что я вторгаюсь во что-то интимное и особенное. Увидев их, я хмуро уставилась на свои колени, потому что не могла этого вынести.
А Мелани? Вероятно, она загадывала желание на какую-нибудь дурацкую звезду, надеясь, что однажды оно сбудется. И представляете? Сбылось. Её грёбаный парень души в ней не чает. Она нашла настоящую любовь. Любовь, о которой я никогда не позволю себе мечтать, потому что у меня никогда и ни с кем такого не будет. Я никогда застенчиво не опущу голову и не буду одной из тех девушек, которые вдохновляют мужчину защищать её так, как мужчины моих подруг защищают их. Я никогда не вдохновлю мужчину на то, чтобы он захотел из-за меня измениться к лучшему. Потому что я не вдохновляю. Я из тех озлобленных людей, с кем никому не нравится слишком долго общаться.
И всё потому, что Маккенна меня разрушил.
Он вытрахал мне мозги, потом вытрахал моё сердце и то, что ещё оставалось от моих мозгов, а я была слишком молода, чтобы это пережить. Теперь, после того как я посмотрела в эти глаза, взгляда которых совершенно не могу вынести, я скорее умру, чем откажусь от такого вызова. Он не хочет меня видеть? Ну что ж, тогда я встану перед ним так, что ему придётся это сделать. Я превращу его жизнь в сущий ад, как он превратил мою. И что самое главное. Мне за это заплатят. Похоже, я просто наслаждаюсь своей первой удачей с момента… моего рождения.
– Да, Мистер Триллион, всё прошло потрясающе! – взволнованно кричит в трубку Мелани, разглядывая свои ногти, чтобы убедиться, что они идеальны. Иногда она называет своего парня «Мистер Триллион», объясняя, что это самое большое число, которое она смогла придумать. Мне это было непонятно, но она попросила не волноваться, потому как главное, что он понимает.
Да без разницы. Мелани – это просто… Мелани.
Затем она говорит тише, только для него.
– Да, я думала о тебе… Ты нужен мне больше. Я попрошу Улисса ехать быстрее. Нет, если он за рулём, это не опасно. Я соскучилась.
Она краснеет, как будто её парень только что прошептал, что планирует с ней сделать что-то непристойное. Она, как маленькая девочка, прикусывает нижнюю губу, прикрывает трубку ладонью и что-то шепчет, потом смеётся и отключает мобильный.
– Мелани, ты похожа на жеманную девственницу, – чересчур резко говорю я.
Её глаза блестят, как будто парень только что занимался с ней любовью по телефону.
– И что такого? Он заставляет меня стесняться, когда подробно описывает, что собирается со мной сделать.
– Подруга, у тебя на ногтях его имя, а на больших пальцах – сердечки. Такие мужчины, как твой, любят сложные задачи. Осторожнее, иначе он решит, что тебя завоёвывать уже не надо, ты и так его, и бросит тебя.
– Я его, и он мой. Мы любим друг друга, и собираемся пожениться, глупенькая.
Ни хрена себе, теперь из нашей троицы я одна осталась не замужем. Даже у нашего самого близкого друга Кайла теперь есть девушка.
Зашибись. Тьфу ты. Да пошло оно всё лесом.
Остаток пути домой мы молчим. Мелани переписывается, может, со своим парнем, а, может, с Брук. Мелани всегда держит её в курсе событий.
– Расскажи мне, как вы познакомились? – требует она, оторвавшись от своего телефона. Век бы не видеть и не слышать о Маккенне.
– Очень давно. В старших классах, ещё до того, как я сменила школу и встретила тебя.
– Но до вчерашнего дня ты не считала нужным рассказать о нём. Он разбил твоё чёртово сердце и поёт об этом по радио!
Я смотрю в окно, воздвигая вокруг себя толстые стены.
– Что случилось?
– Глупая девчонка увлеклась плохим парнем, подарила ему девственность, в итоге сердце её разбито. Конец истории. Меня сейчас волнует не он. Сейчас я беспокоюсь о том, что скажу своей матери. Наверное, просто скажу, что нашла другую работу, и поговорю со Сьюзен, чтобы та мне позволила следующие несколько недель поработать дистанционно. Я расскажу маме правду, когда всё закончится.
Придётся соврать, но кому какое дело. Я лгала и раньше. Как в те времена, когда я с бешено колотящимся сердцем тайком выбиралась посреди ночи, чтобы встретиться с Маккенной.
– Давай поговорим об этом парне, хорошо?
– Нет, не будем.
– Тогда давай поговорим о другом – я не могу поверить, что ты согласилась сниматься в чёртовом фильме!
– Это ненастоящее кино, – фыркаю я. – Это похоже на фильм с Кэти Перри и Джастином Бибером.
– Это кино, Пандора. И его показывали в кинотеатрах. И мне понравились и Кэти, и Джастин! Помнишь, ты всё время спрашивала, как Брук могла взять и уехать из города ради парня, которого любит? Теперь ты уезжаешь из города ради того, кого ненавидишь! Это для тебя кармический урок. Перестань осуждать влюблённых за то, что они делают. Ты делаешь ещё худшее дерьмо ради того, кого даже не любишь, – говорит она самодовольно ухмыляясь.
– Думай, что хочешь. Но я получила чек на крупную сумму, а что получила ты? У тебя даже фотографии с ними нет.
– У меня есть Грейсон, вот! Он – это всё, чего я хочу. И я наконец-то узнала имя твоего говнюка бывшего. Кенна – самый горячий из трёх наших парней, и ты, подруга, это знаешь. Расскажи мне, что произошло. Мы ведь подруги. С кем тебе вообще разговаривать обо всём этом? Ты просто заболеешь, если всё будешь держать в себе. Тебе нужно излить душу.
– Я и изливаю, только в виде помидоров, – улыбаюсь я, когда вспоминаю случившееся, и на какое-то мгновение чувствую себя счастливой, увидев, что Мелани смеётся.
– А этот эпизод будет в фильме? Пожалуйста, скажи «да»! – умоляет она, хватает мою рубашку и трясёт меня.
– Надеюсь, – со смехом допускаю я, рывком освобождая свою рубашку. – Надеюсь, чёрт возьми, что смогу сделать это ещё раз в Мэдисон-сквер, как раз перед тем, как его поцелую. Так ему и надо.
– Правильно. Тогда он снимет свою рубашку. Боже!
Я бью её в плечо.
– Мел! Он носит парики и хватается за свой член, когда танцует. Он отвратителен.
– Дорогая, клянусь, половина людей, которые наблюдали за тем, как он там зажигает, уже забеременели! – смеётся она, но я смотрю в окно и свирепею. Стоит мне вспомнить каково это – смотреть в эти необыкновенные, жутковатые серебристые глаза, как гнев снова набирает обороты.
Это было очень неприятно.
Тревожно, грязно, непросто и определённо неприятно.
Вспоминаю, как он втирал помидор мне в волосы, и в желудке начинает бурлить, как будто там всё кипит от токсичной неприязни.
– Пандора, вы оба выглядели уж слишком кровожадно. Может, тебе сначала стоит поговорить со своим психотерапевтом? Чтобы она дала тебе несколько советов, как сохранять хладнокровие?
Моя гордость уязвлена.
– Мне не нужны советы. С меня хватит. Она давала мне советы шесть лет.
– Отлично. Просто возвращайся сюда целой и невредимой, чтобы успеть снять мерки для твоего платья подружки невесты. Пан, это моя свадьба, так что смирись, сучка.
Вздыхая, выхожу из машины, а она смеётся и шлёпает меня по заднице. Мел всегда оживлена. Всегда в приподнятом настроении. Она не такая, как я. И я рада за неё. Правда. Но мне также стыдно, что я злюсь из-за того, что она так счастлива. Иногда мне кажется, что я терпеть не могу счастливых людей.
Просто потому, что ни хрена их не понимаю.
Я направляюсь в квартиру, стараясь не шуметь. На случай, если вы ещё не догадались об этом по одному моему имени, спешу сообщить, что моя мать не хотела меня рожать и никогда не позволяла мне об этом забыть. Слова «чтобы ты не совершила ту же ошибку, что и я» засели у меня в голове с тех пор, как у меня начались первые месячные, и я никогда до конца не забывала, что ошибка – это я.
Наверное, мне следовало бы жить одной. Но нас с мамой спасла Магнолия, моя двоюродная сестра. Она потеряла свою маму, мамину сестру, из-за лейкемии и переехала к нам жить совсем маленькой через несколько лет после смерти моего отца. Она вытащила и мою маму, и меня из глубокой печали. Если бы не её проницательный взгляд по утрам, я бы подсела на наркотики. Или на алкоголь. Или на то и другое. Не знаю, почему меня тянет к наркотикам или выпивке, или и к тому, и к другому, но когда умер мой отец, а Маккенна меня бросил, и моя мама давала мне пощёчины каждый раз, когда я плакала, и велела взять себя в руки, быть сильной… Просто в то время я не чувствовала, что жизнь может мне хоть что-то предложить. Пока к нам не пришла маленькая Магнолия. Моя мама сосредоточила свои усилия на ней, и я тоже.
