Текст книги "Разъяренный (ЛП)"

Автор книги: Кэти Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Наши взгляды по-прежнему прикованы друг к другу.

Беспокойно тереблю его брюки. То, что начиналось медленно и нежно, перерастает в стремительный напор. Слышу звук расстёгиваемых молний. Биение моего сердца. Наше дыхание. Мой тихий вздох, когда он просовывает свои длинные пальцы мне в трусики и обхватывает киску. Его стон, когда я запускаю руку в боксеры и обхватываю пальцами эрекцию. Легонечко глажу его и обнаруживаю, что головка уже влажная.

Из-за меня.

Маккенна протягивает мне презерватив, который я раскатываю по всей длине его члена. Он запускает свободную руку в мои волосы, обхватывает затылок, берёт в плен мои губы, грубо и глубоко вторгаясь языком в мой рот, пальцем проникая внутрь. Дыхание сбивается. Его губы не выражают сожаления. Не сейчас и никогда раньше.

Я сжимаю его член, провожу ладонью по яйцам, наши языки сплетаются.

– Трахни меня. Трахни меня жёстко, – шепчу я.

И когда он подтягивает меня выше и укладывает на середину кровати, я обвиваю ногами его тело. Затем он переплетает наши пальцы и прижимает мои руки к подушке.

– Я сказал тебе смотреть на меня, – приказывает он.

Что я и делаю.

♥ ♥ ♥

Я ПРОСЫПАЮСЬ от того, что Маккенна гладит мои волосы, и пару мгновений лежу, слишком слабая, чтобы задаться вопросом, что это за альтернативная реальность. Реальность, в которой я чувствую мужские руки, прижимающие меня к себе в отчаянном желании, чтобы я была рядом. Руки в волосах, как будто мужчина одержим этим ощущением. Может быть, он хочет отправить письмо производителям шампуня, поблагодарив их за то, что они придают моим волосам такой приятный запах. И такую шелковистость.

Я просыпаюсь с чувством… противоположным злости.

– Привет, – Маккенна касается своими губами моих, затем замечает, что я открываю глаза, и улыбается. Он шевелит бровями, указывая на тележку с едой в гостиной. – Проголодалась?

– Что-о?.. Откуда это взялось?

– Я тут нашёл вот на этой штуке, которая называется телефон, кнопку. Там написано: «Обслуживание номеров».

– Не слышала, как они стучали.

– Ты спала как убитая, и я был только рад, что сам открыл дверь. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь увидел твою попку.

Я опускаю глаза на своё голое тело.

И ахаю, когда вижу свою киску.

– Что случилось… что за?..

– Ты попросила меня побрить твою сладкую маленькую киску, – ухмыляется Маккенна. – Я никогда не мог тебе отказать. Ты такая аппетитная, Пинк, так бы и съел. Теперь ты действительно розовая… вся.

– О боже, дай мне что-нибудь прикрыться. Я чувствую себя такой голой. Не могу поверить, чем ты меня опоил? Я думала, мне это приснилось, идиот!

Он подбирает с пола мои трусики.

– Твоя сладкая маленькая киска сегодня особенно красная из-за того, что я так долго её целовал, – ухмыляется Кенна, когда я натягиваю трусики. Маккенна бросает мне свою футболку, и я надеваю её.

– По крайней мере, это не на всегда, в отличие от тату, – говорю я.

– Ты была готова к тому, что там будет написано: «На мою киску кончает только Кенна».

– Пфф, ты такой мальчишка.

Я принимаюсь за хлопья, а он наливает нам обоим кофе, затем берёт гитару, наигрывает какую-то мелодию и записывает слова. Я наблюдаю за ним.

– Чувствую себя так странно. Там, внизу. Пожалуйста, больше ничего на мне не сбривай, ладно? – строго предупреждаю я, добавляя нарезанные бананы в миску с хлопьями.

Он поднимает руки с напускной непричастностью.

– Детка, ты меня сама умоляла об этом. И мне очень понравилась тонкая полоска там. Но ты жаждала приключений. Те напитки действительно ударили тебе в голову. Ты всё время говорила, что я открываю в тебе авантюрную сторону. Спрашивала, что я чувствую, когда ласкаю тебя языком там, где каждая частичка твоего тела гладкая и шелковисто-влажная.

Я ахаю, смутно припоминая, что мы делали. Как это было здорово! И весело. Помню, как смеялась, извиваясь, когда он принялся за работу.

Полегче, я не хочу тебя порезать, раздвинь ноги и не двигайся…

Ладно…

Задыхаясь. Тяжело дыша и с трудом заставляя себя не ёрзать.

Смотри вниз и наблюдай за мной, ты уже такая влажная. Сначала я закончу и вымою тебя, а потом следующим там будет мой язык…

– Ты опасный человек, Серый Волк, – ворчу я, но улыбаюсь, когда Маккенна одаривает меня своей улыбкой и продолжает записывать какую-то песню.

Мне это нравится. Мне так нравится этот момент. Я чувствую себя комфортно и расслабленно, атмосфера полна весёлых воспоминаний о прошлой ночи, озорства и многого другого от этого мужчины, играющего на струнах моей души так же, как он играет на своей гитаре.

– Маккенна, – шёпотом зову его.

Он поднимает голову.

Именно в этот момент, когда, надев футболку Маккенны, наблюдаю за его работой, я чувствую, что мы близки, как никогда в жизни. Такую близость я не испытывала никогда. Ни с кем, кроме него. И это было так давно, что кажется сном.

– Прошлой ночью я здорово провела время, – наконец признаю я.

Улыбка на его лице вспыхивает мгновенно, такая очаровательная, как будто ему снова семнадцать. Он влюблён в меня. И готов забрать отсюда.

– Я тоже. Совсем как в старые добрые времена.

♥ ♥ ♥

КОНЦЕРТ В НОВОМ ОРЛЕАНЕ был просто невероятным. Огромные толпы, отличный звук, отличное исполнение. В тот вечер, вместо того чтобы веселиться с группой, мы с Кенной отдельно ото всех прогуливаемся по Френчмен-стрит. Мы идём по многолюдным тротуарам, и на меня обрушиваются тысячи запахов. Вдоль дороги в ряд впритык друг к другу теснятся бары. Люди тут и там пьют, целуются, поют. Запахи морской соли, раков, пива и пота смешиваются, создавая очень резкий аромат.

– Пахнет грехом, – с ухмылкой говорит Маккенна.

Думаю, мне удаётся сделать невозможное – застонать и улыбнуться одновременно.

– Ты всё время думаешь о сексе.

Он переплетает свои пальцы с моими и тянет меня к одному из баров.

– Давай устроим поход по барам?

Мне кажется, я улыбаюсь. Улыбаюсь по-настоящему и искренне. Улыбка во весь рот. Чувствую, как от избытка чувств распирает грудь, давно я не испытывала такого…

Счастья.

– Да!

– Отлично, Пинк. Тогда выбирай. Джаз-бар, рок-бар…

– Рядом со мной рок-звезда, поэтому рок-бар, – говорю я.

Мы вступаем в другой мир. Гремит рок-музыка восьмидесятых. На стенах развешаны гитары. Повсюду изображения рок-кумиров.

Нам не удаётся продержаться и двух минут. Даже с его авиаторами люди начинают удивлённо переглядываться, и через сорок восемь секунд кто-то кричит:

– Это Маккенна Джонс из Crack Bikini!

Он стонет мне в ухо, но держит себя в руках и выпрямляется, поднимая ладони, чтобы остановить людей.

– Эй, ребята, я тут отдыхаю со своей девушкой.

– Не обращайте на его слова внимания, я не его девушка. Но мы действительно хотим тут отдохнуть, – говорю я.

– Спой что-нибудь для нас! – кричит один из них.

– Не сегодня. Мне нужен отдых для голосовых связок.

– Спой что-нибудь!

Вокруг нас собирается толпа, и люди подхватывают:

– Спой! Спой! Спой! СПОЙ!

Маккенна закатывает глаза, смеясь, и встаёт со своего места. Качает головой и поднимает руки, пытаясь всех успокоить.

– Хорошо, хорошо. Но если я поднимусь туда и спою, вы оставите меня в покое и дадите поприжиматься к Пандоре.

Когда он дёргает подбородком в мою сторону, на меня устремляются взгляды нескольких десятков глаз, и я бормочу:

– Спасибо, придурок.

Маккенна смеётся и наклоняется ко мне, чтобы прошептать на ухо:

– Это для того, чтобы они знали, как ты для меня важна.

– Так важна, что ты свалил после того, как переспал со мной.

Когда он встречается со мной взглядом, его улыбка даже не дрогнула.

– Настолько важна, что я пишу о тебе большинство своих песен.

Маккенна проталкивается сквозь толпу. Он выше большинства присутствующих здесь людей. С бритой головой выглядит сегодня так восхитительно. Я сижу за столиком и наблюдаю, как он выходит на сцену. Его магнетизм захватывает всё пространство, в котором мы находимся. Клянусь, он обманывал себя, думая, что его не узнают. Как и я.

Но лица людей? Их выражения? Они выглядят такими взволнованными – как будто это лучший день в их жизни. Каково это – иметь такое воздействие на других? Каково это – петь песни и изменять чью-то жизнь к лучшему? Чтобы люди чувствовали себя менее одинокими, чувствовали себя… понятыми.

Он стучит по микрофону и смеётся.

– Проверка, проверка, – говорит он. Толпа ревёт, а клоун снова смеётся. Ему это нравится, и, несмотря ни на что, я ухмыляюсь. Боже, он совершенно неисправим.

Маккенна начинает петь. Это песня не из репертуара группы Crack Bikini, это серенада, которую я слышала по радио.

– Ты действительно Пандора? – ко мне подсаживается парень и ставит передо мной напиток, кивая на него. – За мой счёт.

– Нет, спасибо, не надо.

– Правда? Я хотел угостить тебя выпивкой, – он смотрит на меня так, словно подсыпал что-то в напиток. Никогда нельзя быть слишком параноиком.

– Я с ним, – тычу большим пальцем в сторону Маккенны.

– Да, я слышал. Но на самом деле ты не с ним, не так ли? Ты правда Пандора?

– Чёрт возьми, она со мной.

Маккенна бросает петь и направляется к нам. Он нависает надо мной и тем парнем. Угрожающе кладёт руку на стол, затем наклоняется вперёд.

– Ты сидишь на моём месте, за моим столиком, рядом с моей девушкой, так что, как ты можешь себе представить, у меня с этим небольшая проблема.

– Эй, я просто хотел с ней поболтать. Остынь, Грю.

– Я даже не знаю, что, на хрен, это значит, – когда парень исчезает в толпе, Маккенна опускается рядом со мной и бросает на меня взгляд, полный одновременно веселья и недовольства. – Тебе обязательно каждую секунду, когда я тебя оставляю одну, разбивать сердца?

– Не обязательно, но это весело, – вру я.

– Не мне. Однажды ты заманишь к себе парня размером с грузовик, и мне придётся грязно драться, чтобы его отвадить.

– Я думала, тебе нравится всё грязное. У тебя грязный рот, грязные мысли, ты любишь грязный секс…

– Господи. – Он притягивает меня к себе и говорит: – Скажи «грязно» ещё раз, и я высосу из тебя это слово.

– Грязно.

Мы целуемся. Поцелуй смачный, дикий и восхитительный, и длится он целую напряженную минуту.

Когда мы отстраняемся, Маккенна улыбается и убирает розовую прядь с моего лица.

– Что означает этот розовый цвет на твоих волосах?

– Это Мелани. Она думает, что я озлоблена, и предположила, что немного цвета могло бы поднять мне настроение.

– Помогло?

– Нет, но она бросила мне вызов, и теперь я на некоторое время вынуждена с этим мириться.

– А мне нравится. Это делает тебя похожей на девушку.

– Это должно означать, что в остальном я выгляжу как мужчина?

Он хватает мою руку и кладёт на свою эрекцию.

– Неужели ты думаешь, что я мог бы испытывать подобные чувства к мужчине?

– Кто знает, какие извращения ты в себе таишь.

– Я буду рад поэкспериментировать с тобой сколько захочешь.

Когда я вспоминаю, как раздвинула ноги и позволила ему сбрить маленькую полоску, которая обычно присутствует у меня на киске, щёки моментально вспыхивают. Это заводило его, и это заводило меня, и даже воспоминание о чём-то столь интимном заставляет меня покраснеть как помидор.

– Ты полна контрастов, не так ли? – с благоговением произносит Маккенна, запуская пальцы в мои волосы. Мы находимся в нашем собственном маленьком мире. На заднем плане играет рок-музыка. Мы можем находиться в отдельной кабинке в центре бара, но прямо здесь и сейчас нет никого, кроме нас. – Розовые волосы на чёрном. Невинная плохая девочка. Язвительная, но милая. Стоит ли удивляться, что я так и не смог тебя забыть?

Сердце замирает, и я отворачиваюсь, чувствуя, как вверх по шее поднимается неловкий румянец.

– Кенна… не надо.

Он поворачивает ладонью мою голову к себе, как будто мы пара, и этот жест заставляет почувствовать слабость в коленях.

– Это правда, Пандора, – повторяет он.

Тело в ответ трепещет, и мне очень не нравится, что он может услышать хрипотцу в моём голосе, когда я говорю:

– Давай не будем придавать слишком большое значение тому, что мы здесь делаем.

Он смеётся и откидывается на спинку сиденья, изучая меня.

– А что мы здесь делаем?

Я делаю глубокий медленный вдох, чтобы успокоиться.

– Развлекаемся. Мы… выводим друг друга из себя. Делаем то, что, возможно, делали бы подростками, если бы ты не ушёл.

– Я бы сделал с тобой гораздо больше, женщина. – Он подаёт знак принести выпивку и ставит напиток, купленный другим парнем, на поднос проходящего мимо официанта. – Я не могу трахнуть тебя так быстро и жёстко, чтобы наверстать все те дни, когда я трахал тебя в своей голове или когда в моей постели была другая женщина.

Я отворачиваюсь, краснея как свёкла.

– Кенна.

Он поворачивает меня обратно к себе.

– Это правда. Были и другие – десятки, сотни, даже не знаю сколько.

– Прекрати, – начинаю я злиться и отталкиваю его.

– Не надо, – говорит он, крепче прижимая меня к себе. – Я лишь пытаюсь быть с тобой честным.

– Я не хочу этого. Уже слишком поздно.

– С какого хрена ты решила, что уже слишком поздно?

– Я не хочу, чтобы ты откровенничал со мной, потому что это заставляет меня чувствовать, что я тоже должна, но я не могу, – пристально смотрю на него, – и не буду.

Он глядит на меня, борясь с чем-то в своей голове.

Затем прижимается губами к изгибу моей шеи.

– Ты такая милая, – шепчет Маккенна. – Даже когда не улыбаешься, ты такая чертовски милая, Пинк, – и этот шёпот звучит почти как песня. Я никогда не слышала этого раньше, но ощущение его дыхания, когда он шепчет что-то мне в кожу, возбуждает так, как ничто никогда не возбуждало. – Впусти меня. Скажи мне, что сделать, чтобы ты могла меня впустить…

– Ты мне солгал, – говорю я.

– Это не было ложью. Я никогда не лгал тебе. Я могу лгать о тебе – ты научила меня лгать о себе, когда никому не позволяла знать, что мы вместе, – но я никогда не лгал тебе, Пинк.

– Я не…

Маккенна прижимает палец к моим губам, выражение его лица умоляет меня не ссориться с ним.

– Всё в порядке. Тогда я был недостаточно хорош, но сейчас другое дело, – говорит он.

– О, правда? Потому что у тебя есть слава и деньги? – усмехаюсь я.

– Потому что я мужчина, Пинк, а не глупый маленький мальчик. Потому что пережил всё это дерьмо, вырос и чего-то добился. Потому что сейчас я здесь, с тобой, и ты меня никуда не прогонишь. Ты отвергала меня раньше, но я не позволю тебе сделать это снова. Вот поэтому сейчас я достаточно хорош для тебя.

– Ты действительно так думаешь? – спрашиваю я, озадаченная его словами, и ощущаю странное тепло в области груди.

– О, я серьёзно.

Вдруг понимаю, что важно прояснить тот факт, что я не отвергала его – по крайней мере, не по своей воле.

– Дело было не в тебе, Кенна. Просто моя мать никогда бы не одобрила, – объясняю я, почти извиняясь. Прежде чем сказать что-нибудь ещё, беру свой стакан и допиваю Космополитан.

Затем делаю знак, чтобы принесли ещё.

♥ ♥ ♥

ТРИ ЧАСА СПУСТЯ мы пьяны в стельку. Когда, спотыкаясь, входим в комнату, Маккенна задирает мою футболку, опускает лифчик, и его губы тут же обхватывают сосок. Чувствую, как он сдёргивает джинсы, отрывая рот от моей груди только на то время, которое требуется, чтобы снять рубашку.

– Твою мать, ты только посмотри на себя. – Он просовывает палец мне под джинсы и проводит ртом по моей челюсти. Мне это так нравится, что я импульсивно касаюсь губами его подбородка и глажу руками его подстриженные волосы.

– Ты пьяна? Хмм? Ты пьяна?

– Ты сам пьяный в хлам, – говорю я ему.

– Да, но это не помешает мне трахнуть тебя так, как ты захочешь.

Маккенна отходит, раздевается догола, а затем закуривает сигарету.

И выглядит при этом так, что его хочется облизать.

Он затягивается сигаретой, кончик которой освещает татуировку на его предплечье.

– Что это значит? – спрашиваю я.

Маккенна передаёт сигарету мне. Я делаю затяжку и наблюдаю, как из моих губ вырывается дым.

– Знаешь, я пыталась бросить, – говорю я.

– Да? А я могу отказаться не больше, чем на несколько дней. Особенно на гастролях. У меня чертовски болит голова, и единственное, от чего я в итоге отказываюсь, от моего хорошего настроения. Иди сюда.

– Хм. Максимум, что мне удалось продержаться, это один год, когда я не курила ничего, кроме электронных сигарет, но потом начала снова. Моё единственное правило – никогда не курить дома. Или при Мэг.

– Мило, – теперь он говорит о моём теле, снимает с меня одежду и смотрит на меня так, словно запечатлевает образ меня обнажённой в своём сознании.

Соски напрягаются, как будто умоляя о поцелуе. Моя киска становится влажной, и его взгляд задерживается там.

– Твоя выбритая киска такая розовая и блестящая.

Он проводит по ней пальцем, направляясь к клитору и половым губам.

– Чёрт, – произносит Маккенна, поглаживая промежность. – У меня тут слюнки текут, детка. Ты такая красивая. – Он поднимает взгляд и наблюдает за выражением моего лица, снова проводя пальцем по моему лону. Меня пробивает дрожь.

– Прекрати говорить «детка», Маккенна.

– Тсс, – говорит он, направляясь в ванную во всём своём обнажённом великолепии, а затем возвращается с презервативом.

– Мы даже не целовались, а ты уже возбуждён. Ты всегда возбуждён.

– Ты полагаешь, что это не твои идеальные сиськи и сладкая киска делают меня таким? – Мой взгляд опускается на его огромную эрекцию, и я облизываю губы, понимая, как сильно его хочу. Маккенна берёт моё лицо в ладони, его глаза пожирают меня. – В тебе есть что-то одновременно и невинное, и соблазнительное. Невинность, которую ты не скрываешь. Я хочу погрузиться в твой рот, детка, и я хочу смотреть, как ты наслаждаешься мной.

Он натягивает на член презерватив. Я стону от голода и опускаюсь на колени, его руки обхватывают мой затылок.

– Иди сюда, – зовёт он, притягивая мою голову к своему напрягшемуся члену. – Иди сюда и открой свой ротик.

– Я хочу тебя, но без презерватива.

– Он ароматизированный, специально для тебя, Пинк.

Я снимаю презерватив, и глаза Маккенны опасно темнеют. Пьяно улыбаясь, открываю рот, и движение моего языка, кажется, подстёгивает его желание, потому что он стонет, сжимает мои волосы в кулаке и начинает двигаться.

– Ох, детка. Ох, милая. Ах, боже, Иисусе, Пинк, не останавливайся. Не останавливайся, блядь, пока не высушишь меня досуха. Тебе нравится мой член? Тебе не нужны никакие преграды между твоим идеальным язычком и моим грёбаным членом? Ты хочешь проглотить, Пинк? Скажи, мать твою, как сильно ты хочешь проглотить.

Дрожа от желания, я киваю и медленно ласкаю его. Обхватываю пальцами основание. Сосу головку. Наслаждаюсь каплями, собирающимися на кончике, и он со стоном изливается мне в рот. Когда он кончает, я улыбаюсь, потому что на данный момент он именно там, где я хочу.

Пока не приходит в себя.

Быстро.

И когда Маккенна опускается на кровать и велит мне сесть на его лицо, я, в итоге, оказываюсь именно там, где хочет он.

18
ВСТРЕЧА С ПОДРУГАМИ
Пандора

Утреннее сообщение, полученное мной два дня спустя на самом деле не от Мелани, а от Брук.

Брук: Ты в Новом Орлеане? Я только что услышала, что позавчера вечером там прошёл концерт Crack Bikini.

Я: Да. Сегодня мы отправляемся в Джексонвилл, остановимся там на ночь, а затем отправимся дальше.

Брук: БОЖЕ мой, мы сегодня уезжаем из Майами! Ты хочешь встретиться?

– Кенна, – направляюсь я в душ и останавливаюсь, когда вижу его в кабинке, намыливающего своё прекрасное тело. Жду, пока он выключит воду, и когда он выходит, у меня перехватывает дыхание.

– Что ты там делаешь, Пинк?

– Смотрю на тебя, – говорю я, даже не перестав его разглядывать, чтобы сохранить в памяти каждый влажный, восхитительный миллиметр услады для глаз под названием «Маккенна Джонс».

– Тебе что-нибудь нравится?

– Да, большая часть того, что вижу.

– Большая часть? – хмурится он. – Ну, и что же тебе не нравится?

– То, что я не знаю, что она означает, – показываю на его татуировку, и он хмуро смотрит на неё сверху вниз.

– Я же говорил тебе. Это значит, я осёл.

– И дерзкий, уверенный в себе мужчина, который считает себя Богом, вытатуировал бы такое у себя на руке? Пффф! Продолжай мне лгать, Кенна.

Я осуждающе качаю головой, но он только ухмыляется и ничего не говорит – вид у него такой, будто он скорее умрёт, чем признается. Затем я вздыхаю и объясняю:

– У одной моей подруги муж боец. Они всё время в разъездах, и вот только что закончили дела в Майами. Подруга спрашивает, можем ли мы встретиться в Джексонвилле.

– Какой боец?

– Не знаю. Кажется, бои без правил.

– Как его зовут? – спросил он.

– Разрывной.

– Ого. Родители его так ненавидели?

– Я думаю, что так и есть, но это не его настоящее имя. Его зовут Ремингтон Тейт.

– Серьёзно? Ладно, а кто твоя подруга?

– Брук.

– Он был боксёром, не так ли? Его выгнали, когда он набросился как Тайсон на каких-то чуваков в баре или типа того? Он мне нравится, – улыбается Маккенна.

– Тебе нравятся все мужчины, рядом с которыми ты чувствуешь себя святым.

– Итак, – ухмыляется он, – ты просишь меня о двойном свидании с тобой и твоей подругой?

– Тьфу ты. Это не свидание. Забудь.

– Где мы с ними встречаемся? – смеётся он.

Я смотрю на свой телефон. В желудке сворачивается тугой узел, потому что всё это кажется таким серьёзным. Свидание. Двойное свидание. Я и Маккенна, Брук и Реми. Мне так хочется встретиться с Брук. Я не видела её несколько месяцев, и она, Мелани и Кайл – мои единственные настоящие друзья.

Я: Мы в деле! Как насчёт ужина?

Брук: Двойное свидание? О да! Напиши мне, когда приедешь в город, и мы забронируем столик.

Я: Это не свидание, поэтому, пожалуйста, не говори этого при Маккенне.

Брук: Срань господня, ужин с Эм Джей из Crack Bikini. Реми мне не поверит.

Я: Почему?

Брук: Он всё время перед боем слушает их дерьмо!

Я: Ну, Маккенна уже признался в своей мужской влюблённости в Ремингтона и Тайсона в прошлом, так что, если Маккенна хочет с кем-то встречаться, он может встречаться с Реми.

Брук: Извини, мой мужчина занят:)

Я: Теперь ты такая собственническая сучка.

Брук: Ему это нравится! Итак, договорились. Увидимся вечером!

– Всё, мы идём, – говорю я Маккенне. – Но это не свидание.

Мы говорим о них по дороге в Джексонвилл. Вернув байк, Маккенна теперь ездит на «порше», а моё сиденье в нём настолько утоплено, что я с трудом вижу дорогу. Наверное, чересчур было ожидать от него моногамности в выборе автомобиля.

– А другая твоя подруга – Барби?

– Барби живёт с самым закоренелым грешником, которого она могла найти. И собирается за него замуж.

– И она нравится этому грешнику?

– Шутишь? Он души в ней не чает. И ради неё нарушил бы любую из десяти заповедей – чёрт возьми, я уверена, что он уже это сделал.

– Разве любой парень не поступил бы также ради своей девушки? Сделал всё возможное, чтобы убедиться, что она здорова и счастлива?

Смотрю на него в замешательстве. Потому что, алё? Когда-то я была его девушкой. И когда Маккенна уходил, он не мог быть настолько глуп, чтобы думать, что это сделает меня «здоровой и счастливой».

Если только он и впрямь не думал, что недостаточно хорош для тебя…

Эта мысль преследует меня всё время, пока он ищет место для парковки в квартале от ресторана, и тут мы замечаем стоящих неподалёку Реми и Брук. Первое, на что обращаешь внимание, – это, конечно же, он. Крупный и привлекательный, с мускулами, которые растягивают футболку на плечах и бицепсах, и с узкими бёдрами, обтянутыми низко сидящими джинсами. Его волосы торчат в разные стороны и взъерошены, как будто Брук только что запустила в них руки. Они увлечены разговором, она что-то говорит, а он с улыбкой кивает, пока его палец теребит её нижнюю губу.

– Эй! – кричу я.

Они поворачиваются, и Брук визжит:

– Пан!

Ремингтон, улыбаясь так, что на его щеках появляются ямочки, подходит к Маккенне.

– Будь я проклят.

– Ах, чтоб тебя! – говорит Маккенна в ответ, и пока мы обнимаемся с Брук, они обмениваются приветствиями, улыбаясь и крепко пожимая и тряся друг другу руки.

– Привет! Как жизнь?

– Привет! Как твоя жизнь? На гастролях с Crack Bikini?

– Да, знакомься, это Маккенна, – говорю я, отступив назад и махнув рукой в сторону Джонса. – Брук, Маккенна. Маккенна, Брук.

– Очень приятно познакомиться с тобой, Маккенна, – мило говорит Брук, но, даже пожимая протянутую руку Маккенны, она вкладывает свободную ладонь в руку Ремингтона, как бы подтверждая, что он для неё единственный.

Ремингтон опускает взгляд на её руку и загадочно улыбается. Он не производит на меня впечатления человека, который нуждается в постоянном заверении чувств, но то, как он сжимает её руку в каком-то безмолвном обмене мыслей, заставляет почувствовать внутри тепло.

Мы направляемся в стейк-хаус, и когда входим внутрь, ресторан подозрительно пуст.

– Личный помощник Ремингтона подумал, что если арендовать это место полностью, то мы сможем хорошо отдохнуть, – объясняет Брук.

– Чёрт, я уже получаю удовольствие, – говорит Маккенна, беря меня за руку.

У меня от его слов мурашки по коже, и из-за них появляется желание отдёрнуть руку, но вместо этого я ловлю себя на том, что хмурюсь и одновременно хочется смеяться.

– Я же говорила, это не свидание, – шепчу ему на ухо так, чтобы мог услышать только он.

Маккенна поворачивает голову и неожиданно дарит быстрый поцелуй в губы. Вот его губы на моих, посылают волну удовольствия, прокатившуюся по телу до кончиков пальцев, а в следующее мгновенье они исчезают.

– Я и в первый раз тебя услышал, – говорит он, улыбаясь и глядя на меня сверху вниз.

Он наблюдает за мной с тем очаровательным волчьим любопытством, с которым наблюдает за мной всегда, и поскольку это выводит меня из равновесия, я решаю сосредоточиться на Брук и Ремингтоне.

Официант ведёт нас к столику в глубине ресторана, и я замечаю все проявления их заботы. Реми обнимает её за шею, а она просовывает указательный палец за пояс его джинсов. Он отодвигает стул, чтобы она могла сесть, шепча ей на ухо что-то, что вызывает у неё улыбку. Когда она смеётся, он наклоняется к ней. Я наблюдаю, как Реми трётся носом об ушную раковину Брук, а она улыбается и прикрывает глаза. Отгораживается от всего мира, чтобы сосредоточиться на том, что делает её муж.

Он садится, и Маккенна, похоже, невосприимчивый к тому факту, что эти два человека тихо занимаются любовью друг с другом, начинает с вопроса:

– Так как ты попал в эти подпольные бои?

Я поражена тем, насколько вежлив Ремингтон, потому что он, кажется, искренне заинтересован вопросами Маккенны, его мощная рука вытянута и уверенно лежит на спинке стула Брук. Её рука под столом, и я думаю, что она у него на бедре. Внутри зарождаются миллион разных чувств, и самое заметное из них – то, которое я, кажется, испытываю всегда, когда нахожусь рядом с ними. Тоска. Потому что я упустила свой шанс на подобные чувства.

Именно тогда, когда Ремингтон коротко объясняет Маккенне, что будет драться где угодно, пока у него есть возможность это делать, я понимаю, где находится рука Маккенны. Он сидит точно в такой же позе, как и Ремингтон – протянул руку на спинке моего стула, а ладонь касается шеи так, будто я принадлежу ему.

Или, по крайней мере, он думает, что это так.

В животе нарастает жар, и я безуспешно пытаюсь его подавить. Мне всегда нравилось то, как относятся друг к другу Брук и её парень, но я? О, нет. Это не для меня. И уж точно не для нас с Кенной.

Ладно, может быть, маленькая часть меня хочет чего-то подобного, но остальная часть – нет.

Я ёрзаю, чувствуя себя неуютно. Затем немного отодвигаю свой стул, просто чтобы посмотреть, опустит ли он руку.

Не опускает.

На самом деле, он даже не поворачивается, чтобы на меня посмотреть.

Слышу, как Ремингтон спрашивает Маккенну:

– Как ты начал петь в группе?

– Рейсер стал таким большим, – наконец говорю я Брук, переводя разговор на её сына и отчаянно пытаясь игнорировать руку Маккенны, ласкающую мой затылок.

Брук улыбается и начинает рассказывать мне точный график приёма пищи Рейсером и о том, какой он беспокойный, и что скоро уже начнёт ходить, но сейчас едва может встать на пару секунд.

Когда подходит официант, Брук не останавливается, и я слышу, как Ремингтон сам делает для неё заказ. Она продолжает разговаривать со мной, слышу, что Маккенна заказывает еду для себя, и не успеваю открыть меню, чтобы решить, что заказать мне, как понимаю, что он заказывает и для меня тоже.

– Она будет мандариновый салат и жареные гребешки.

Я резко обрываю Брук на полуслове и поворачиваюсь, стучу сбоку по его твёрдому черепу.

– Тук-тук.

– Кто там? – дразнит он меня.

– Ты только что сделал заказ для меня, даже не спросив, что я хочу.

Он с ухмылкой откидывается назад.

– Хорошо, Пандора. Чего ты хотела бы? – приподнимает он одну бровь, и, боже, чего я только не хочу сделать с этой ухмылкой. Целовать. Облизать. Укусить. И всё это сразу.

– Мандариновый салат и обжаренные гребешки, – наконец признаю поражение я, ненавидя себя за то, что он заставляет меня улыбаться ему в ответ.

– И что заказал я?

Он так.

Ухмыляется.

Боже!

Чувствую вдруг, что голодна, и всё из-за его чёртовой ухмылки. Я всю свою жизнь любила мандарины и морские гребешки – с тех самых пор, как мы тайком ходили в доки. И глубоко в мозгу слышится глупый голосок: «Он помнит».

Как такой пустяк смог превратить меня в кашу?

– Может, я хотела что-нибудь другое, – возражаю я, продолжая улыбаться.

Он с ухмылкой приподнимает бровь.

– Но это ведь не так. Поверь, я знаю, чего ты хочешь, Пинк.

Боже, помоги мне, я хочу поцеловать эту ухмылку. Поцеловать так крепко, что потом уже я буду той, кто станет ухмыляться ему в ответ. Но тут Брук пинает меня под столом и показывает универсальный знак «идём-в-туалет-обсудить-парней».

Отлично.

Мы извиняемся, и как только оказываемся вне пределов слышимости, она набрасывается на меня – ей не терпится узнать, что творится.

– Что происходит?! – спрашивает Брук, когда мы врываемся в туалет.

В своём коротком чёрном платье и на заоблачно высоких каблуках она выглядит на миллион баксов. Я подхожу к зеркалу, смотрю и вижу там… себя. Похожую на маленькую сердитую чёрную ворону с розовой прядью, готовую к атаке. И Брук. Лицо которой словно светится изнутри. Так как она знает, что нужна. Кому-то. Так как хорошо спит по ночам, потому что спит рядом с голубоглазым мужчиной, который смотрит на неё так, словно и лелеет её, и одновременно мысленно трахает. И это так горячо.

– Пан! – говорит Брук, окружённая сиянием, и сверлит меня своими золотыми глазами. – Ты должна мне сказать. Я даже не знала, что ты знакома с этим парнем. Теперь он сидит там, делает заказ для тебя, зная то, чего я о тебе даже не подозревала…

– Мы с этим парнем были знакомы раньше. А сейчас меня взяли для съёмок в их дурацком фильме, и мы трахаемся.