Текст книги "Разъяренный (ЛП)"
Автор книги: Кэти Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
16
КАЖЕТСЯ У НАС МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ, ТОЛЬКО МЫ НЕ ПАРА. ТАК ВЕДЬ, ИЛИ?!.
Пандора
Отсутствие папарацци радует, и нам настолько нравится пребывание в мотеле, что мы останавливаемся в таком же в Далласе. Никто не ожидает, что участник Crack Bikini появится в таком месте – и это нас устраивает. Когда я просыпаюсь, комната буквально ломится от многочисленных улик. Свидетельств нашего присутствия. На столе лежат наушники, гитара, синтезатор, недопитая бутылка вина и остатки пиццы.
И сам он тоже.
Даже не знаю, как назвать это чувство, но каждый раз, когда смотрю на Кенну, я ощущаю смесь боли и удовольствия. Маккенна улыбается, когда я подхожу, но продолжает напевать, пробегая пальцами по клавиатуре. Мелодия нежная, как в балладе.
– Эта песня всё время крутится у меня в голове, – говорит он.
Понятное дело. Ведь это и есть причина, по которой они получили три премии «Грэмми» и многие считают их современными богами рок-н-ролла. И когда я наблюдаю за Маккенной – за тем, как он сочиняет музыку, с закрытыми глазами бормочет что-то себе под нос, прежде чем записать слова, – я чувствую, как стены вокруг меня тают. Из-за него. Из-за того, как легко потерять себя, будучи в центре внимания. Специально изготовленные автобусы для гастролей с их большими, яркими огнями. Не говоря уже о голубых светильниках в салоне, благодаря которым чувствуешь себя чуть ли не в чёртовом борделе. Половину времени прячешь своё лицо, чтобы хоть немного побыть в одиночестве. Никогда не смогла бы так жить. Даже ради него. Но он довольно неплохо с этим справляется. Он такой же, каким был раньше, только ещё более смелый и уверенный в себе.
И его уверенность, его смелость – сексуальна.
Я спокойно наблюдаю за ним, впервые признавая, что, возможно, именно так всё и должно быть. Может, эта поездка даст мне не возможность отомстить. Может, она подарит мне покой.
Сосредоточенно изучаю его уши, отмечая, что они немного маловаты для его головы, и восхищаюсь им, глядя, как он пишет свои композиции. Судя по тому, что Кенна сейчас напевает себе под нос, уверена – это баллада.
Помню одну статью в журнале Rolling Stone. Его и близнецов спросили о папарацци, и они заявили что-то вроде: «Половина из этого – чистая ложь. Появляются всякие фотографии, и что хуже всего, ты не помнишь, кто сделал эти снимки, когда и где».
– А другая половина? – поинтересовался интервьюер.
Они рассмеялись, и именно Маккенна сказал: «Правда. Каждое грёбаное слово».
Ещё ребята рассказали, как записывали песни, как проводили дни и ночи, репетируя и настраивая звук, как пели часами напролёт, чтобы добиться абсолютно точного звучания. Речь шла и о восемнадцатичасовой работе в студии и о том, как они смогли возглавить хит-парады Billboard. Интервью закончилось тем, что ребята обсудили свой довольно беспечный подход к созданию нового материала – то, как они собирались вместе, чтобы писать, делать наброски текстов, придумывать мелодии. Разговор шёл обо всём об этом.
Но здесь и сейчас есть только он, с потёртой красной гитарой в руках, такой же крутой, как и держащий её рокер.
Маккенна напевает вступление песни, потом, дёрнув подбородком подзывает к себе.
Я не плакала, когда он от меня ушёл. Если бы начала, то никогда бы не остановилась. Но когда Кенна откладывает гитару в сторону, хлопает себя по колену, и я опускаюсь на него и слышу, как он шепчет мне на ухо пять слов из песни, то с удивлением чувствую подступающие слёзы.
До этого месяца мне не приходилось слышать так близко его голос. И я не была готова к тому, что каждый раз меня будет бросать в дрожь. Что это будет так сильно трогать.
– Давненько у меня не получалось писать, – шепчет он, и на его губах появляется очаровательная улыбка. – Спасибо тебе, Пандора, за эту песню.
Я молча киваю. Не могу поверить, что через несколько недель буду проводить остаток своих дней, видя его только по телевизору. Наблюдая только издалека.
– Значит, я вполне себе хороший источник вдохновения, – вглядываюсь в его лицо и наслаждаюсь тем, каким молодым оно выглядит в лучах утреннего солнца. – Ты пишешь о моих гнилых зубах? И о лягушках, которых я ем?
– А-а-а, в этом вся ты. Кстати, как продвигается твоя песня?
– Потихоньку, – вру я.
Непроизвольно тянусь рукой, чтобы коснуться его волос, но в ту же секунду притормаживаю, а потом всё же позволяю себе к нему прикоснуться.
– Доброе утро, Маккенна.
Он отвечает мне таким серебристым взглядом, какого я никогда не видела в его глазах.
– Доброе, Пандора.
Мы оба улыбаемся, как идиоты, но вдруг слышим звонок его сотового.
– Одну секунду, Пинк, – подняв палец, говорит он и подносит телефон к уху. Я встаю, чтобы взять меню обслуживания номеров, и слышу, как он приветствует кого-то, как я предполагаю, одного из близнецов.
– Нет, я не издеваюсь над тобой, – произносит он тоном, который говорит: «Именно издеваюсь». – Мотор завёлся и тут же заглох. Нужно купить новую машину, но у них закончились спорткары. Я не собираюсь ехать на какой-то дурацкой машине. И Пинк, чёрт возьми, теперь тоже не будет ездить ни на чём, кроме спорткара. Так что я просто куплю байк или что-то типа этого.
О Боже! Серьёзно? Поворачиваюсь к нему, и он показывает мне большой палец.
Я хмурюсь и упираю руки в бока.
– Да, она хотела ещё одну «ламборгини» или «феррари», но их не могут доставить сюда вовремя, поэтому я импровизировал.
Покачав головой, иду в душ. Это не занимает много времени, и, выйдя, я достаю чистую одежду. Маккенна, не переставая прижимать телефон к уху, вскакивает с дивана, забирает её у меня и откладывает в сторону.
О-о-о. Он не хочет, чтобы я одевалась?
Он слушает, что говорят на другом конце провода, и отвечает:
– Хм, да.
Затем кивает, стягивает с меня полотенце и поворачивает лицом к окну. Сначала я ничего не понимаю, но потом замечаю его. На нашем парковочном месте. Там, где раньше стояла «ламборгини».
Красный мотоцикл – совершенно новый, как будто Маккенна только что его купил – припаркован снаружи, с руля свисают два шлема. Он отключает сотовый.
– Я только что выиграл для нас ещё пару часов отдыха от репетиций.
– Чтобы что? Что ты хочешь?
– Тебя.
Я оглядываюсь через плечо и смотрю в его мужественное лицо. Он прижимается ближе, сильной рукой обхватывает сзади мою грудь и нетерпеливо пощипывает и играет с соском.
Маккенна улыбается, сверкая бриллиантовой серьгой и наклоняется, щекоча плечо своими ресницами.
– Я велел отбуксировать машину, – признается он.
– И это сработало просто на отлично.
Он покусывает мою кожу, посылая по телу волну тепла.
– Послушай, Пинк. Я бы никогда не стал тем, кто я есть, если бы время от времени не приукрашивал правду.
Кенна разворачивает меня, и я чувствую, как его эрекция восхитительным образом упирается мне в живот.
– Маккенна, – протестую я.
– Именно это я и надеялся от тебя услышать, но не в таком тоне, – бормочет он. – Давай это исправим, Пинк. Я хочу, чтобы ты стонала, когда произносишь моё имя.
Кенна касается губами мох губ. Я задерживаю дыхание, потому что в меня ударяет поток горячих молний. Он снова касается моих губ, и когда я хныкаю, победоносно смеётся.
– Маккенна, – говорю я, со стоном хватаясь за его затылок.
Он перестаёт хихикать и скользит ладонями от талии к заднице, теснее прижимаясь губами к моим, как будто хочет попробовать на вкус каждую клеточку. Я запрокидываю голову, Маккенна обхватывает её одной рукой, продолжая исследовать каждый уголок моего рта своим шелковистым, горячим, восхитительным языком. Это заставляет меня стонать. Он стонет в ответ, прижимая меня к стене.
И начинает трахать.
♥ ♥ ♥
Я В ВОСТОРГЕ ОТ предвкушения поездки на байке. Плохой парень. Байк. Возможно, я и фантазировала об этом один раз… или два. Но сейчас хмурюсь, чтобы он этого не заметил.
– Шлем? Серьёзно? Ни в одном из своих мечтаний о поездке на байке я ни разу не представляла, что надеваю шлем.
– После концерта мы поедем в Новый Орлеан. Не хотелось бы тебя огорчать, красавица, но ты твердолобая, а не бессмертная, и я хочу, чтобы твоя хорошенькая головка осталась цела, потому что у меня на неё большие планы.
– О, ну, если ты так ставишь вопрос.
Хочу остановить стаи нервных бабочек внутри. Чтобы напомнить себе, что он причинил мне боль, и сделает это снова. Но, за исключением Магнолии, он был единственным, кто всегда делал меня по-настоящему счастливой. Пробуждая во мне менее сварливую сторону.
– Давай наденем его, – говорит Маккенна, пристёгивая шлем на моей голове. Заглядывает в глаза, чмокает в губы, а затем садится на байк. Перекинув ногу через сиденье, следую за ним, всем телом ощущая, как грудь прижимается к его спине, а раздвинутые ноги касаются его бёдер. Уткнувшись щекой к нему сзади, чувствую рокот мотора, когда Маккенна заводит «дукати», снова и снова повторяя себе, что всё это нереально.
– Держись крепче, красавица? – говорит он и протягивает руку мне за спину, сжимая попку и притискивая ближе.
– Мне не по себе, Кенна. Но это не значит, что я сдамся, упаду и умру! – говорю я, и из-за моего смеха запотевает визор шлема.
– Господи, что несёт твой рот, – говорит он, качая головой в шлеме. Кенна поворачивается, крепче обнимает меня за талию, и я прямо кожей чувствую, как под голубым тонированным козырьком меня изучают его глаза. Затем он берётся за ручку руля, поднимает ногой боковую подставку, и с восхитительным урчанием мы трогаемся в путь.
Я громко смеюсь, и, мне кажется, Кенна меня слышит, потому что, несмотря на ветер, он чуть поворачивает голову. Большая часть его лица скрыта, но я вижу, что Маккенна широко улыбается.
– Тебе нравится? – громко спрашивает он, перекрывая рокот мотоцикла.
– Да.
– Как себя чувствуешь?
Безумно счастливой, думаю про себя.
– Чувствую себя прекрасно, – кричу я. – Только, пожалуйста, не разбейся.
♥ ♥ ♥
И вот мы в ДАЛЛАСЕ. Танцоры выходят на сцену, загорается свет и под звуки музыки, производя фурор, врываются Кенна, Джакс и Лекс. Позднее, при исполнении одной из их медленных песен, Кенна присоединяется к музыкантам и садится за фортепиано, в то время как публика размахивает в темноте тысячами зажигалок. «Поцелуй Пандоры» – последняя песня, и когда она начинается, барабаны бьют с особой силой, а Маккенна при каждом ударе вскидывает вверх сжатую в кулак руку.
Я наблюдаю снизу. Лайонел посоветовал мне внимательно следить за танцовщицами, потому что продюсеры действительно очень хотят, чтобы я выступила в «Мэдисон-сквер-гарден». Это делать трудно, потому что, хотя я стараюсь не спускать с девушек глаз, пока они танцуют вокруг Кенны, – и я правда стараюсь, – мой взгляд невольно притягивает он. Огни ласкают кожу Кенны, переливаются на его фиолетовом рок-парике, заставляют сверкать даже кольцо на большом пальце, когда он танцует так, как умеет только он. И как бы мне ни неприятно было это признавать, теперь я начинаю понимать, почему некоторые фанаты плачут при одном только упоминании о Crack Bikini.
17
СНОВА С ГРУППОЙ
Пандора
После концерта в очередной раз ребята решительно намерены повеселиться. Маккенна ведёт меня в бар и по пути ловит одного из официантов.
– Что хочешь выпить? – спрашивает он меня.
– Я буду то же, что и ты.
Слышу, как он делает заказ для нас, а затем меня снова привычно направляют к кабинке в глубине зала.
– К своему стыду, я решила, что Crack Bikini устроит вечеринку в более тихом месте, – говорю, бросая взгляд на диско-бар.
– Это и есть тихое место, детка, но не волнуйся – скоро начнётся всё самое интересное.
Он тянет меня к самой тёмной кабинке в самом тёмном углу клуба. Его останавливают два парня примерно его возраста, которые оба зовут Маккенну «бомба!», что означает: «Ты грёбаная супербомба, чувак!»
Пока они приветствуют друг друга, обмениваясь ударами ладоней, матерными выражениями и нелепыми мужскими рукопожатиями, я наблюдаю, как танцовщицы из группы, пританцовывая, направляются к мерцающему огнями танцполу. Музыка раскатисто разносится и резонирует по всему помещению. Под моими ногами. Под сиденьем.
Несколько девушек отделяются от своих группок и подлетают к Маккенне и двум мужчинам, которые продолжают стелиться перед ним, и как только добираются до них, тут же начинают танцевать.
– Кенна, потанцуй с нами!
Он обнимает каждую за талию и прижимает их к своему телу, продолжая разговаривать с парнями. Он великий танцор. Великий певец. Любитель жизни. Веселья. Игры.
Игры.
Я опускаю взгляд на столешницу. Ты такая идиотка, кляну я себя.
Для него это просто игра. Вызов. Как в «Укрощении строптивой10».
– Привет, киска. Что случилось? – Лекс плюхается в кабинку рядом со мной и приподнимает рукой моё лицо за подбородок.
– Ничего особенного. У тебя голос, как у пьяного, – говорю я.
– Может быть, потому что так и есть? – смеётся он и кивает в сторону Маккенны. – Знаешь, благодаря тебе он пишет хорошую музыку. Каждую песню.
– К твоему сведению, ваш хит номер один – худшая песня, которую я когда-либо слышала в своей жизни.
– Нет, это не так, и это не единственная песня, которую он написал о тебе. Может, это и не так уж и плохо, что ты разбила его чёртово сердце?
– Я? – фыркаю в ответ.
– О, пожалуйста! Думаешь, что нет? После тебя он только и делал, что трахал всё, что движется, и всё из-за того, что ты его так сильно взбесила.
– Я? – кричу от возмущения, абсолютно не веря ни единому его слову.
– Этот придурок пристаёт к тебе, Стоун? – спрашивает Маккенна, ставя мой напиток на стол и садясь рядом.
– Полагаю, по-другому он просто не умеет, – игриво ухмыляюсь я.
– Братан, я только сказал ей, что ты отличная партия, – оправдывается Лекс. – Поверь, ты бы сам захотел, чтобы я с ней поговорил.
Маккенна скользит рукой по спинке сиденья за моей спиной и наклоняется ко мне. Этот жест вроде бы непреднамеренный, но меня это не обманывает. Маккенна делает глоток своего напитка.
– Угу, – говорит, кивая так, словно имеет в виду: пошёл на хер.
– Её не парит, что ты любишь надевать на концертах розовые парики. Ей это нравится, потому что подходит к её образу скверной девчонки, – продолжает Лекс. – А ещё её не волнует, что ты по утрам несёшь всякую чушь. Ей всё равно, что твой большой член может разорвать её пополам. Она всё, что тебе нужно, чувак.
– Скажи мне то, чего я не знаю, например, почему твоя задница припаркована прямо рядом с ней?
– Я её грею.
– Пошёл вон, Лекс.
– Мужик, я устал как чёрт, остынь. – Однако говоря эти слова, Лекс освобождает кабинку, и я чувствую руку на своём бедре. Поднимаю глаза, и они встречаются с серебристым взглядом улыбающегося Маккенны.
Опасность…
Сердце начинает бешено колотиться.
Я не могу влюбиться в него снова. Не могу.
Но это уже произошло. Ты влюбилась. Так и есть!
– Твоя рука куда-то направляется? – спрашиваю я, затаив дыхание, в моём голосе звучит удивление, хотя я скорее встревожена, чем удивлена. И взволнована. Сильнее, чем когда-либо.
– Да, – говорит он, скользя пальцами выше, его глаза из-за чего-то сияют. Из-за вызова? Вожделения? Маккенна наклоняет голову, и когда я чувствую его губы, его дыхание у своего уха, мой желудок сжимается. – Я не могу отвести от тебя глаз, я хочу, чтобы мои руки были на тебе, и мои губы – на тебе. На самом деле, у меня возникают серьёзные проблемы с тем, чтобы делить тебя с кем-то, даже на одну ночь.
Я нервно смеюсь.
– Эти слова обычно срабатывают?
– Помнишь наш первый раз? – продолжает Маккенна, игнорируя меня. Соблазнительный шёпот Маккенны ласкает ухо, в то время как его пальцы скользят вверх под топ, как будто… как будто ему действительно нравится прикасаться к моей коже.
Он обвивает рукой мою талию и останавливает её сбоку от грудной клетки, его большой палец всего на волосок от моей груди.
– Нет, не помню, – вру я, прерывисто дыша. – Это всё из-за диетической колы, которая убивает клетки моего мозга.
Когда он запечатлевает на моём виске далеко не невинный поцелуй, разум вступает со мной в противоречие, и я переношусь на семь лет назад, в кабинку, подобную этой, с теми же руками, теми же губами. Назад в то время, когда я смущалась от того, кто я есть и кем я хочу быть, но никогда не смущалась из-за этого мальчика.
Нас увидят, Кенна…
Что плохого, если увидят? Почему, чёрт возьми, тебе за меня стыдно?
Теперь он мужчина. Возбуждённый. Его твёрдое бедро прижимается к моему. Рука крепче обхватывает мои рёбра. Раньше он был расстроен и страдал из-за того, что я не позволяла своей матери о нас узнать. Я понимала, что она нас разлучит. Но, в итоге, это стало неважно. Он ушёл сам.
– Ты помнишь. Вижу по твоим глазам, что помнишь, – мягко говорит он.
Я закрываю глаза, когда Маккенна оставляет ещё один поцелуй, на этот раз нежный, соблазнительный, в уголке моих губ.
– Я тоже не люблю вспоминать, Пинк. Это худшая форма пытки – думать о том, как ты смотрела на меня раньше. Думать, что ты больше никогда не будешь на меня так смотреть, – шепчет он.
Заставляю себя открыть глаза и смотрю в лицо Маккенне, оно так близко, что руки чешутся от желания обхватить его голову. Наклоняюсь ближе и тяну зубами бриллиантовую серьгу в его ухе, и он задерживает дыхание, как будто едва держит себя в руках.
Когда я отодвигаюсь, его пристальный взгляд становится таким напряжённым, и я чувствую себя настолько одурманенной собственным воздействием на него, что начинаю закрывать глаза. Он останавливает меня.
– Не надо, чёрт возьми. Не закрывай их.
Я держу их открытыми, а его челюсть сжимается, глаза становятся тёмными, словно сумерки, зрачки расширены, и мне страшно. Боюсь всего. Жара его тела, прижатого к моему. Удерживающего меня пристального взгляда. Я боюсь того, насколько он мне близок, насколько мы близки… эмоционально.
Маккенна улыбается, но это совсем не та самоуверенная ухмылка, к которой я привыкла. Эта улыбка нежная, такая нежная. Маккенна пристально смотрит волчьими глазами, и меня приводит в смущение, когда он проводит своим серебряным кольцом на большом пальце по контуру моего подбородка.
– Клянусь, ты у меня забрала что-то, но я так и не смог понять, что именно.
Я любила тебя, идиот. И ты меня тоже любил. И это напугало тебя – как испугало и меня – и поэтому ты ушёл!
Это напоминание заставляет меня поёжиться. Я пытаюсь установить некоторую дистанцию между нами. Чтобы возвести свои стены. Резко отворачиваюсь и невидящим взглядом смотрю на танцпол.
– Ясное дело, я украла твоё сердце. Разжевала и выплюнула. Вот поэтому ты сейчас ничего не чувствуешь.
– А вот и моя людоедка. – Впрочем, последовавший за этим смех не звучит весело. Просто Маккенна следует моему примеру, но я знаю, что на самом деле он не находит моё замечание смешным.
Он игриво дёргает меня за розовую прядь.
– Ладно, Пинк, – говорит он, уступая, – если ты не хочешь прогуляться со мной по аллее памяти, то хотя бы поговори со мной.
Не знаю, что ему сказать, и ловлю себя на том, что использую глупые слова, чтобы отвлечь его внимание, как проделывала подобное со своей матерью, когда была маленькой. С Маккенной, когда у нас было долгое, уютное молчание, и мне хотелось нарушить его – или когда ему хотелось меня рассмешить.
– Обрезание, – выпаливаю я.
Он разражается смехом, на этот раз настоящим, и этот звук мне нравится.
– Плохая девчонка.
– Липосакция, – продолжаю я, теперь уже улыбаясь.
– Ах, детка, ты знаешь, как уйти от пустых разговоров.
– Тиротоксизм! – смеюсь я.
– Отравление сыром? – удивлённо приподнимает брови.
– Ага. Стернутация11! – продолжаю я, затаив дыхание, когда Маккенна притягивает меня к своей груди. Прижимает к себе, целует ушную раковину, и моё сердце разрывает от переполняющих его эмоций.
– Боже, как я люблю этот смех, – шепчет он, глядя на меня сверху вниз и улыбаясь. – Потанцуй со мной.
– Нет.
– Да ладно тебе, цыпочка. Потанцуй со мной.
– Мой ответ – нет. И я не откликаюсь на «цыпочка», «Пинк», или «великолепная».
– Как насчёт «Дарт Вейдер», а? – улыбаясь, поддразнивает он и запрокидывает мою голову назад.
– С чего бы? Ты неровно дышишь к мужчинам в масках? – поддразниваю его в ответ.
– Я неровно дышу к тебе, – вздыхает он. – Почему я могу заполучить любую девушку и забыть о ней, как только кончу, но с тобой?.. Одного раза просто недостаточно. Я хочу кончать в тебя снова и снова. Хочу смотреть, как ты кончаешь. Я эгоистичный придурок, который трахает девушек, чтобы мне было хорошо. Но почему именно с тобой я хочу, чтобы было хорошо тебе? Объясни мне это.
– Не могу.
– Тогда потанцуй со мной. – Он встаёт и протягивает мне большую красивую руку с серебряным кольцом на большом пальце.
Опасность…
О, мозг, просто заткнись!
Маккенна протягивает свою сухощавую жилистую руку точно так же, как он протягивал её мне, когда мы были заперты в кладовке, но сейчас впервые я вижу, как моя собственная рука тянется и скользит в его ладонь. Смесь покоя и тревоги, которую я испытываю при контакте, приводит меня в замешательство. Он ведёт меня на танцпол.
Опасность.
Остановись.
Всё это команды, которые поступают от моего мозга телу, но стоит Маккенне обнять меня, и я перестаю их слышать.
Повсюду запах пота, музыка зажигательная, громкая, звук на максимуме. Заниматься сексом – это нормально. Обезличенным сексом. Но в том, что сейчас делаем мы, нет ничего безличного. Нет ничего безличного в том, как он прижимается губами к моей макушке и проводит дорожку поцелуев к виску, как его руки обхватывают мою задницу, чтобы он мог прижаться ко мне и потереться. Его тело стройное и гибкое, и когда он двигается, я чувствую каждую мышцу, включая его эрекцию.
– Я хочу насытиться тобой, окунуться в тебя. – Маккенна скользит языком по моему уху, затем отступает, страсть между нами опаляет и заставляет дрожать. – Боже, Пандора, если бы ты знала, что я хочу с тобой сделать…
– Кенна…
– Я одержим. Я без ума от тебя. Если бы ты только впустила меня в свою душу, Пинк. Впусти меня, раз и навсегда…
Меня изматывает глупая внутренняя борьба в голове. Постоянная между моим мозгом, сердцем и моим глупым возбуждённым телом. Я отталкиваю Маккенну, мой голос дрожит.
– Чтобы ты смог разрушить мои мечты? Чтобы ты снова ушёл, как тогда, даже не попрощавшись?
Он моргает, как будто я только что нанесла неожиданный хук слева.
– Я не хотел… думаешь, мне это понравилось… – Маккенна замирает, и когда, кажется, наконец справляется со своей растерянностью и берёт под контроль свои мысли, в его голосе слышится разочарование. Взяв меня за локоть и притянув к себе, он рычит: – Твою мать! Это ведь ты…
– Что я? Я не смогла сказать, что люблю тебя, поэтому ты ушёл, чтобы меня наказать. Вот что ты сделал!
– Так ты обо мне думаешь? – С таким же успехом в него могла попасть торпеда – настолько потрясённым он выглядит. – Ты думаешь, я стал бы тебя наказывать? Пандора, в тот день, когда я от тебя ушёл, я вырвал, на хрен, своё собственное сердце!
– Эй, остыньте, вы оба! – рядом возникают Лекс и Джакс, Лекс притягивает меня к себе, а Джакс кладёт руку на плечо Маккенны с выражением, которое говорит, что он не думает, что сейчас подходящее время для обсуждения подобных вопросов.
Маккенна сердито поводит плечом и делает шаг вперёд, сердито проводя рукой по своей сексуальной голове и внимательно всматриваясь в меня. Все остальные танцуют, но мы стоим здесь, оба в шаге от разгадки.
Я вижу, что ему не нравится, когда Лекс прикасается ко мне, потому что он протягивает руку и резко дёргает меня на себя.
– Пошли, Пинк, – рычит он.
– Кенна, мы тоже хотим пообщаться с Пинк… – начинает Лекс.
Маккенна отталкивает его в сторону.
– Вы оба, держитесь от неё подальше.
♥ ♥ ♥
ЧЕСТНО ГОВОРЯ, этот разговор назрел давно.
Быть может, никто из нас не смог отважиться сделать это раньше. Быть может, мы оба притворялись, что нам всё равно. Что это было не больно. Что мы со всем этим покончили.
Ну-ну.
Когда мы возвращаемся в маленький кокон нашего отеля – по настоянию Маккенны отдельно от группы, – он спрашивает:
– Зачем ты пошла на тот концерт? Зачем кинула в меня первым, что попалось под руку?
– Потому что хотела этого. Потому что думала, что это будет приятно. Я хотела причинить тебе боль, даже если это была лишь десятая часть той боли, которую ты причинил мне.
– Мне больно сейчас, – хрипло говорит он, затем подходит ближе, пристально глядя сверху вниз. – Тебе доставляет удовольствие? Причинять мне боль?
– Нет, – смиренно признаю я, опуская глаза, что делаю крайне редко. Но, боже, смотреть ему в глаза прямо сейчас – для меня это уже чересчур. Слишком много, когда всё во мне бурлит, а эмоции, которые пробуждает он, затмевают всё остальное.
– Тогда почему ты осталась, когда об этом попросил Лео? Зачем оставаться и мучить меня, Пинк?
– Я уже говорила тебе, что мне нужны были деньги, – объясняю я.
– Для чего нужны?
– Хотела отложить, – подхожу к окну, преисполненная достоинства, слепо гляжу на городские огни, – для меня и для Магнолии. Чтобы быть независимыми.
– Я заплатил бы тебе вдвое больше, только чтобы ты оставила меня в покое.
Перестаю дышать, затем оборачиваюсь и смотрю на него. Маккенна беспокойно мерит шагами комнату, выглядя почти таким же нервным, как и я. Чувствую, как во мне просыпается гордость, когда понимаю, что он, конечно же, мне бы заплатил. И ушёл. Однажды он уже ушёл, решив больше со мной не видеться.
– Почему же ты этого не сделал? – требую объяснений, обида и гнев снова нарастают.
– Очевидно, я грёбаный мазохист. Когда я увидел тебя… – Он теребит свою бриллиантовую серьгу, вздыхает и поднимает голову. Мы смотрим друг на друга. Его глаза потемнели от волнения. До цвета тусклого серебра. А взгляд стал затравленным, что ли.
Из-за меня?
– Если ты меня не выносишь, тогда почему согласился на всё это? – спрашиваю сдавленным шёпотом, грудь в ожидании ответа сжимается от боли.
– Я согласился на это в обмен на тайм-аут вдали от группы. – Он выжидает мгновение, а затем насмешливо приподнимает бровь. – Ты удивлена?
– Ладно, а что значит «тайм-аут»? Ты же мечтал обо всём этом. У тебя были такие большие мечты, Маккенна, и это… это и есть твоя мечта?
– Нет, я не об этом мечтал, – говорит он, небрежно прислоняясь плечом к стене и беспокойно постукивая пальцами по бедру. – Всё, чего я хотел, – это заниматься музыкой, и только. Я никогда не хотел и не представлял себе всего остального. И я никогда по-настоящему не хотел всего этого.
– Тогда зачем было создавать такую большую группу?
Он поводит плечом.
– Ребятам нужно было дать толчок, а мне нужно было убраться подальше.
– Из-за твоего отца?
Он отталкивается от стены и с тихим горьким смешком пересекает комнату.
– Из-за тебя, Пандора.
Эти слова меня просто ошеломляют.
Убейте меня.
Его приближение выбивает меня из колеи, вызывая лёгкую дрожь в животе.
– Я старался соответствовать тебе, Пандора, – мрачно говорит Маккенна, и с каждым его шагом моё сердце сжимается всё сильнее, всё болезненнее. – Я пытался сделать тебя счастливой. Пытался загладить вину за своего дерьмового папашу. Но я никогда не был достаточно хорош, чтобы меня привели в дом и познакомили с семьёй моей девушки. Как бы я ни старался, я никогда не мог тебе что-то доказать.
– Я никогда не заставляла тебя что-то мне доказывать! – задыхаюсь от несправедливости.
Но сейчас его лицо мрачно, он останавливается в метре от меня, и я вижу, как по его лицу пробегает тень воспоминаний.
– Ты не хотела появляться рядом со мной на улице. К тому времени, как я уехал из города, ты твёрдо решила, что никто не должен знать, что я был с тобой.
– Потому что моя мать оторвала бы мне голову! Это не имело никакого отношения к тому, что ты был недостаточно хорош. Я думала, что ты… – голос срывается от волнения. – Я считала тебя, Кенна, самым удивительным человеком, которого когда-либо встречала. У тебя были цели, ты знал, кто ты и кем хочешь быть. А кем была я? Вечно в печали, растерянная… никому не нужная.
– Ты была нужна мне. И всё же ты появлялась рядом с любым грёбаным парнем, кроме меня. Даже несмотря на то, что мы были вместе.
Сверкающая боль в его глазах выводит меня из равновесия своей интенсивностью.
– Я не хотела, чтобы рядом были они, я хотела, чтобы это был ты! – кричу я.
– И я был! Но тебе этого не надо было, – выпаливает он в ответ, открыто и прямо изучая меня, на скулах играют желваки, выдавая его разочарование. – Даже когда ты отдавалась мне, то всё равно всегда сдерживала себя. Ты отдавала мне своё тело, своё время, но не себя. Себя – никогда.
Его пристальный взгляд впивается в меня, как будто хочет рассмотреть где-то внутри – настоящую меня. Маккенна протягивает руку и сжимает мою ладонь, и от нежного пожатия меня захлёстывают волны эмоций.
– Я любил тебя, Пандора. Я так сильно тебя любил.
О, как же я ошибалась, думая, что, причинив сильную боль, смогу когда-нибудь найти настоящее утешение. На самом деле это причиняет ещё большую боль.
– Но теперь всё кончено, – шепчу я.
Он чертыхается и тянется ко мне, но я отстраняюсь.
– Не надо. Я никогда не прощу себе, если сейчас заплачу, – предупреждаю его.
– Я плакал из-за тебя, Пандора. Пьяный и трезвый, я плакал из-за тебя, и мне не стыдно это говорить.
– Не надо! Остановись, Кенна! – я отворачиваюсь и быстро моргаю. Маккенна подходит к окну, останавливаясь справа, но, к счастью, ко мне не прикасается.
Вздыхает, взлохмачивая рукой волосы, и мы оба смотрим на улицу.
– Послушай, через неделю всё закончится. Давай просто попробуем быть друзьями. Я не хочу ненавидеть тебя, Маккенна. Ненависть к тебе делает меня несчастной.
Он разворачивает меня к себе лицом. Его глаза блестят, и, если бы мой взгляд не был затуманен, я, возможно, увидела бы боль, которую слышу в его голосе.
– Всё, что захочешь.
Он наклоняется и целует меня в лоб.
Чувствую, как в горле образовался комок.
Обхватив моё лицо своими большими, широкими ладонями, он целует кончик моего носа, подбородок, лоб.
– Кенна… – шепчу я. – Думаю, что готова вернуться домой. Совсем не так я себе всё это представляла.
Он продолжает меня целовать.
Комок в горле мешает дышать. Как будто во мне застряли все грехи и ошибки. Пойманные в ловушку, как и моя любовь к нему, и всё хорошее, что могу дать. Он осыпает моё лицо поцелуями, нежно, как будто действительно заботится обо мне, заставляя всё то, что я чувствую под своей кожей, расцвести на виду у всех. На виду у всех и каждого.
Каждое прикосновение ощущается с удвоенной силой. У меня внезапно перехватывает дыхание. Маккенна произносит:
– Ты закрыла глаза и планируешь в голове моё убийство?
– Нет, – распахиваю глаза и выдыхаю. – Я больше не ненавижу тебя, я…
– Тогда посмотри на меня. – Он укладывает меня на кровать, удерживая мой взгляд. Волосы ниспадают по спине. Маккенна расстёгивает пуговицу на моих джинсах.
