Текст книги "Там, среди звезд (СИ)"
Автор книги: Кети Бри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 4. Возвращение к мирной жизни
Капитан Рассел Грегори Морган, мужчина тридцати двух лет от роду, был очень красив, элегантен, одет невероятно гармонично. Все части его гардероба сочетались превосходно. Он был изыскан, так же, как его сшитые на заказ костюмы. Его галстук подходил к его одеколону, пряному и довольно приятному, рубашка подходила к галстуку, а часы на правой руке – к туфлям.
Он несколько нелепо смотрелся в военном госпитале, в который временно превратился дредноут «Александр Великий», на котором еще три недели назад воевала и жила его жена – подполковник Анна Воронцова.
Теперь она лежала в медицинской капсуле, погруженная в искусственную кому – боль, которую она испытывала, не могли заглушить никакие обезболивающие. Да и боялись корабельные костоправы делать что-то. И так чудом довезли ее живой до Земли. Во время каждого из трех гиперпрыжков у Анны останавливалось сердце.
Рассел подошел к капсуле вплотную и присел рядом. Медтехник поднял прозрачную крышку, и Расселу, чтоб оправдать ожидания наблюдавших, пришлось взять супругу за руку. Рука была холодной и худой, как птичья лапка. Очень неприятно, но Рассел все же прикоснулся губами к голубоватой вене на запястье.
– Здравствуй, Анна, – очень нежно сказал он. Не стоит забывать, что здесь всюду камеры. – Милая, ну как же так, почему ты?
Рассел никогда не считал своего жену красивой, да у нее было красивое тело, и Анна обладала бесспорной харизмой, но не более, да и не проявлялась она в статике.
Черты лица были правильными, но мелкими, и сейчас производили почти отталкивающее впечатление: слишком резко были очерчены скулы, слишком высоким был пергаментный лоб, а нос казался хищно заостренным…. Да и кожа белая, как снег, неживая и холодная.
В палату вошел профессор Старринг – светило военной хирургии. Рассел встал и отдал честь – профессор имел звание генерала, а Рассел был капитаном, штабистом. Старринг, немолодой уже мужчина, обладатель роскошных усов и живых, темных глаз, мягко похлопал Рассела по плечу.
– Позвольте выразить вам свое сочувствие капитан. А также свое восхищение беспримерным подвигом вашей супруги!
Рассел едва заметно поморщился. Генерал понял это по-своему.
– Конечно-конечно, – проговорил он, все так же похлопывая Рассела по плечу. – Не время петь дифирамбы, когда надо думать, чем мы можем помочь бедной девочке. Может, поговорим у меня в кабинете?
Рассел все так же молча кивнул, сглатывая комок в горле. Его опасения не напрасны – Анна тяжело пострадала, и теперь повиснет на шее, вечным напоминанием Расселу о его трусости!
В кабинете у генерала было очень чисто, так чисто, что он мог бы проводить операции прямо здесь. Из интерьера выбивались только комнатные цветы на псевдоокне. Рассел сел в предложенное кресло и пригубил предложенный чай. Хороший чай, саккатский, не какая-нибудь подделка. Рассел грустно вздохнул, вспомнив, что планеты Сакката больше нет. Один голый камень. Профессор-генерал, наконец, заговорил:
– Я могу уже сейчас точно уверить вас, полковник, что разум вашей супруги пострадал минимально. Возможно, будут небольшие проблемы с памятью и концентрацией, но, в целом, ее личность останется неизменной.
Кто бы сомневался, подумал Рассел, потирая лоб. Мама придумала идиотский план, а он, Рассел пошел на поводу у нее, и вот итог – больная жена на шее, но вполне способная самостоятельно распоряжаться своим наследством! И не разведешься теперь – как бросишь больную героиню?
Да и деньги тогда достанутся одной Анне – завещание дед написал, еще до брака, и разделу при разводе не подлежит. Правду говорят – послушай женщину и сделай наоборот! Не стоило во все это ввязываться, не стоило слушать маму. И без этих денег Рассел как-нибудь прожил бы, зато без геморроя в лице немощной супруги!
Генерал, меж тем, продолжал:
– Конечно, для поддержания функционирования умственной и физической деятельности придется физической деятельности придется постоянно применять ноотропы и нейролептики, но, в общем и целом, ваша супруга сможет вести почти обычную жизнь, с некоторыми ограничениями, разумеется.
– Насколько эта жизнь будет почти обычной, господин генерал?
– Пока мы можем только предполагать, но, к сожалению, плохую координацию, рассеянность, проблемы с памятью я могу гарантировать с точностью. Как вы должно быть уже знаете, нейрочип для соединения с истребителем был практически расплавлен, вплавлен в черепную коробку, его пришлось извлечь вместе с частью черепа и вырастить новую костную ткань на этом месте. По этой-же причине мы не можем вживить искусственную нервную систему, как делают при некоторых заболеваниях и травмах – мозг и так висит на волоске, что-то к нему подключать попросту опасно. Мы будем тщательно наблюдать за госпожой Анной, и возможно сможем попробовать что-нибудь сделать чуть позже. Могу только обещать что забывчивость не будет тотальной. Она не забудет своего имени и не выйдет на улицу голой, но о времени приема лекарств и прочих мелочах заботиться придется вам.
Рассел расслабился, по крайней мере, кормить Анну с ложки не придется.
– Однако, хочу заметить, что с повреждениям такого рода мы еще не сталкивались, поэтому вполне может вылезти то, чего мы не ожидаем…
Анна… Анна… что ж ты не померла-то? Ведь вполне могла. Сердце трижды останавливалось, пока ты летела к Земле… проявила и здесь свое ослиное упрямство!
– Когда вы собираетесь выводить Анну из искусственной комы? Мне хотелось бы быть рядом.
* * *
Боль казалась огромной черной змеей, обвивающей голову. Когда змея сжимала кольца, тело Анны охватывали языки огня. Они выжигали глаза, плавили кожу и мышцы, в пепел превращали кости, и тело исчезало, оставалась только боль, черная змея, скользящая в черном пепле. Однажды Анна удивилась: почему ее сжигают живой? Потом решила, что все же умерла. Но разве мертвым бывает больно? Выходило, что бывает.
Где-то в этой непроглядной темноте плакал ребенок. Голос его был то ближе, то дальше. Одинокий, маленький, сжавшийся в комок ребенок звал ее.
– Малыш, – хотела позвать его Анна, и не могла. У нее не было ни горла, ни губ, ни языка.
Она хотела отправиться на его поиски, вытянув руки, на ощупь в этой непроглядной тьме, и не могла. У нее не было тела. Потом в этой темноте и тишине появился неяркий свет, и Анна, бестелесная и слабая устремилась к нему, или это свет устремился к ней. Этим светом был Малыш.
– Прости. – сказал он. – Я не мог иначе соединится с тобой. Твое тело так не походе на их тела…
– «На чьи»? – хотела спросить Анна. Но потом поняла: на тела тех, кто создал Малыша.
И сказала вслух, пытаясь приободрить и себя и его:
– Ничего, Малыш, ничего. Мы справимся…
Потом Анна очнулась. Тело казалось странно тяжелым, неповоротливым, чужим и лишним. Пятьдесят восемь килограмм, почему-то вспомнила Анна. Сейчас они воспринимались как пятьдесят восемь тонн. Совершенно неподъемных. Она открыла глаза и удивилась, встретившись взглядом с Расселом. Это был последний человек, которого она ожидала увидеть здесь.
Рассел невесомо поцеловал ее в губы и сглатывая комок в горле махнул рукой, будто не зная, что сказать. Вокруг суетились медтехники. А Анна смотрела только на мужа. Можно ли ему верить? Нет, верить ему нельзя. Но она все еще любила его…
Рассел появлялся каждый день, приносил цветы, притащил огромного люминесцентно-розового зайца, которого пришлось подарить медсестре. При взгляде на него у Анны начинала болеть голова.
* * *
У Анны был посетитель – капеллан «Александра Великого», отец Себастьян. Поэтому Рассел не стал им мешать, а остался за дверью. Через полуоткрытую дверь ему неплохо было видно и слышно то, о чем говорят святой отец и его супруга. Он что-то тихо говорил, поглаживая полулежащую женщину по руке. Анна улыбалась из-под кислородной маски. Священник достал из кармана странные четки, состоявшие из бусин разной величины и цвета.
– Это лютеранские четки, дочь моя, «Жемчужины жизни», я католик, но их идея показалась мне забавной…. У каждой бусины свое значение.
Капеллан вложил четки в руку больной и осторожно сжал непослушные пальцы.
– Вот эти две красные бусины – символ любви, к примеру. Но я хотел бы, чтобы ты сама создала свои четки, привязала каждое воспоминание, важное для тебя, к оригинальной бусине…. Вот у меня с собой и набор имеется. Может, мы что-нибудь подберем?
Анне говорили – что-то перебирать в руках полезно для мелкой моторики. Так почему бы не четки?
– Вот, например, супруг твой, Рассел. Какой камень ты для него выберешь? Может быть бирюзу? Это символ вечной любви, или розовый турмалин? А вот еще гранат…. Нет?
Анна пока не могла толком говорить, только кивала или издавала хриплые звуки. Священнику пришлось перебрать весь свой запас бусин, пока они наконец не остановились на пирите.
– Хороший выбор! – обрадовался отец Себастиан, нанизывая бусину пирита на толстую нитку. – Говорят, пирит помогает сохранять семейные отношения…. И увеличивает мужскую силу.
«Нет, – подумал Рассел. – Просто пирит – золото дураков. Не все то золото, что блестит». Священник начал собирать свои самоцветы, когда Анна задержала его, жестом и мимикой попросив оставить несколько бусин: обсидиановую и малахитовую.
– Обсидиан это – Враг? – тихо спросил священник, наклоняясь самому лицу. Она кивнула. – А малахит? Это защитный камень. В древнем Риме его вешали над колыбелью.
Анна помотала головой, показывая, что не хочет об этом говорить.
Отец Себастиан принялся собираться – Анна была не единственной на корабле, кто жаждал утешения. Рассел решился наконец зайти в палату. Это была не первая их встреча, но до этого их окружало слишком много людей. Рассел присел рядом с кроватью, не поднимая глаз, и разглядывал?узор на одеяле, которым был укрыта его жена. Анна пошевелила пальцами, привлекая внимание.
– Что? – спросил Рассел. – Ты хочешь что-то написать?
Анна бледно улыбнулась. Рассел подложил ей под руку планшет. Какое-то время они оба молчали. Анна сосредоточено набирала текст, а Расселу просто нечего было говорить.
Сегодня утром его вызвал к себе адмирал Корсини, ставший главнокомандующим после смерти деда. Он озадачил Моргана, предложив ему осуществлять слежку за собственной женой. Якобы, у контрразведки есть к ней вопросы, которые не стоит задавать в лоб. У какого-то параноика возникла мысль, что Анна могла заключить с Врагом некое соглашение. И кто знает, чем это может обернуться для человечества?
Расселу стало смешно – Анна, само благородство, вступила в сговор с противником? Легче поверить в то, что луна сделана из сыра! Потом он долго об этом думал. Сознательно его жена никогда бы не совершила предательства, но что если ее обманули? Кто знает, знает что способна изощренная логика Врага? Никто не знает.
Расселу дали карт-бланш на любые действия, лишь бы они принесли результат и не всколыхнули общественность. Подполковник Анна Морган-Воронцова была сейчас всеобщей любимицей, обходиться с ней следовало как можно бережнее. Бережнее – значит никаких допросов и прочих нелюбезных действий.
Анна наконец дописала свое послание. Это далось ей нелегко – пальцы не слушались.
– Надо развестись. Счета оплачивать буду. Не беспокойся. – прочитал Рассел вслух и рассердился. Ей легко говорить! Ее теперь на руках носить будут. А где останется Рассел? Бывший муж героини…. Это просто отвратительно!
Нет уж, дорогуша! Никуда мы друг от друга не денемся, подумал Рассел, а вслух очень мягко сказал:
– Ну что ты, милая. Раньше у нас не все было гладко, это правда – тут уж я виноват. Но мы ведь можем начать все сначала.
Анна снова попросила планшет:
«Зачем тебе калека. Деньги нужны? Отдам».
– Зачем мне калека? – переспросил Рассел. – Милая моя, ну что ты! Когда я узнал о том, что могу потерять тебя, действительно потерять… Я так испугался.
Он поцеловал тонкую дрожащую руку – это помогло спрятать глаза. Анна смотрела на супруга молча. Глаза ее подозрительно блестели.
– Я люблю тебя. Мы ведь столько лет вместе. Прости, если я заставлял тебя думать, будто женился на тебе только из-за денег. Прости меня, чурбана бесчувственного.
Затылка мужчины коснулась невесомая женская рука. Через некоторое время Рассел поднял голову и обнаружил, что Анна уснула.
Он тихо вышел из палаты.
Два часа требуется для того, чтобы спуститься на шлюпке с дредноута на землю, потом Рассел отправился в один из любимых баров и знакомится там с очаровательно безмозглой девицей. Она за новостями явно не следила, по крайней мере, Рассела не узнала.
Секс без обязательств. Что может быть лучше?
* * *
Анне позволили подниматься с постели. Ходить пришлось учиться заново, ноги подгибались, и дрожали, едваспособеые выдержаь вес тощего тела, с костями, торчащими под бледной кожей. Профессор Старринг обещал, что со временем станет легче. Но, увы, ненамного.
Однажды Анна попросила зеркало и долго глядела на свое отражение. Волосы ей полностью сбрили, а выращенная заново затылочная кость была мягкой, как родничок у новорожденного ребенка. Анна разглядывала зеленые глаза, чуть приподнятые к вискам, острый нос, обыкновенный рот с тонкими губами. Ничем не приметное, бледное, немного лисье лицо никогда не было красивым, но сейчас… С отвращением Анна заметила, что правая часть лица изменилась, несильно, но заметно, подтаяла, словно слепленная из весеннего снега. Опустился уголок рта, изменился разрез глаза, и оттого лицо ее приобрело выражение незаконченной гримасы то ли боли, то ли грусти.
* * *
Анна идет, нелепо размахивая руками, время от времени впечатывая ноги в землю с такой силой, будто та под ней качается. Ей тяжело ходить. Ей вообще много чего делать тяжело – дотронуться до носа, или оценить расстояние до предмета. При стопроцентном зрении Анна вынуждена двигаться, словно слепая, ощупывая землю под ногами и прикасаясь к предметам.
Анна подходит к садовой скамейке и, предварительно дотронувшись до нее рукой, садится. У этого всего есть мудреное название на латыни, но Расселу от этого не легче. Куда делась ее грациозность?
Рассела раздражают все эти мелочи. Наверно, если бы он любил жену, все это казалось бы ему несущественным. Подумаешь, всего лишь странная походка, да руки не могут удержать мелкие предметы…. Но Рассел злится, ему стыдно за свою злость, но она от стыда никуда не девается, а становится только сильнее.
Анна стягивает с головы вязаную шапку, подставляя весеннему солнцу голову, покрытую короткими, ярко-рыжими волосами, которые начинают кудрявится. Шапка Расселу тоже не нравится, он принес на выбор несколько шляп, и даже сделанный на заказ парик из натуральных волос в точности подходящие к родному оттенку волос жены. А она вцепилась в эту вязаную шапку, вязаную криворукой Айрис, с которой они слишком много и подозрительно шушукаются. Анна сидит, уставившись в одну точку. Лицо ее безмятежно, а взгляд обращен внутрь себя – такой взгляд бывает у беременных женщин, думающих о своем будущем ребенке.
– Анна… – мягко зовет Рассел, кладя руку на колено супруги. Женщина встрепенулась, и мягкое, одухотворенное выражение, тут же исчезло с ее лица. – О чем ты думаешь?
– Как… мы будем… жить? – выталкивает она слова из горла. – Отдельно?
Это было бы прекрасно, думает Рассел. Жить отдельно – это то, что надо. Но адмирал Корсини будет против. Он желает, чтобы слежка не прекращалась ни на минуту. Да и Рассел взял неудачный старт: его образ за эти полгода, что Анна провела в госпитале, растиражирован в СМИ как идеал мужчины-защитника и супруга.
В конце концов, Анна не единственная, кто вернулся с войны инвалидом. И многих бросили вторые половинки, поэтому положительный образ их семьи был невероятно важен.
Неплохо было бы еще завести ребенка, тогда у дедовых миллионов появится наследник, а Анна станет менее ценна. В конце концов, она насквозь больная, с ней может случится все что угодно. Рано или поздно ее популярность сойдет на нет, она ведь не актриса и не политик, и можно будет думать о…
О том, чтобы наконец разорвать этот Гордиев узел.
Возвращение домой обставляется с большой помпой – вокруг фамильного особняка Морганов, расположенного в зеленом районе Нового Лондона, не протолкнуться было от журналистов. Анну вывели из машины, аккуратно поддерживая под руки, Алекса, мать Рассела и сам Рассел. Адмирал Корсини и мэр Нового Лондона не поленились лично поздравить национальную героиню с началом мирной жизни и даже остались на обед.
А после обеда адмирал в который раз принялся расспрашивать Анну о контакте с Врагом. При этом и Рассела, и Алекса, и даже мэра бесцеремонно выставили из комнаты. Алекса поманила Рассела к вентиляционному отверстию, едва им удалось избавиться от мэра, намекавшего, что он не против распить что-нибудь из коллекции старого Моргана.
– Я… уже рассказала. Все, что знала. Мне больше нечего… добавить. Он больше не причинит нам беспокойства… будьте уверены, – услышали они тихий, прерывающийся голос Анны.
– Но ты можешь с ним связаться, верно? – спросил адмирал.
– Зачем? Что бы вы… использовали его… в своих целях? Вы понимаете, на что он… способен?
– Судя по твоим рассказам, он способен на все!
– Именно! Представляю… куда вы направите… его мощь…. Вряд ли в мирных… целях.
– Пять миллиардов людей, дорогая! Пять миллиардов людей погибло во время этой свистопляски! Разве он не должен за это отплатить?!
– Я… ведь … уже объяснял вам… что он… что он как ребенок. Как всемогущий ребенок… по мощности сопоставимый… с взрывом сверхновой…. Уничтожить его… не удастся, поставить себе на… службу… тоже.
– Но ты уговорила его уйти.
– Потому что он сам… понял. Что это правильно. Он… мне поверил…. Потому что… я сама верю в это.
– Он оставил тебя калекой, милочка. Неужели ты не чувствуешь к нему ненависти?
– Нет. Человеческое тело слишком слабо для… контакта… с таким существом…
– Тебе повезло, что ты теперь что-то вроде священной коровы. Но рано или поздно о тебе забудут, и тогда…
– Глупо мне… угрожать. Я ведь могу натравить его на вас.
Что-то с грохотом упало, и Анна протестующие и испуганно вскрикнула. А затем раздраженный и раскрасневшийся адмирал Корсини вылетел из комнаты. Подслушивающих Морганов он, кажется, не заметил и почти бегом покинул дом.
Мать и сын удивленно переглянулись. Они заглянули в комнату и обнаружили Анну на полу. Стул, на котором он сидела, валялся рядом, опрокинутый. Она запрокинула голову и засмеялась, словно сумасшедшая.
* * *
Вечером явилась Айрис. Рассел ей дружелюбно улыбнулся, и проводил комнату, где отдыхала Анна. Она полулежала на кровати, и разглядывала в вирт-окне экзопланеты, выставленные на продажу Торгово-Исследовательским флотом.
Подруги обнялись, и минут пятнадцать Айрис щебетала, рассказывала о выделенном ей кабинете, о вредном начальнике, о каком-то Кевине Мак-Дугале, холодном как рыба, но классном специалисте. Айрис совсем не изменилась со студенческих времен.
– Эх, я так скучаю по нашим посиделкам, – вздохнула она. – Если бы не ты, Анечка, где бы я познакомилась с таким количеством офигенных парней? Эх, сейчас бы собраться всем вместе… Как тогда.
– Кестер, – сказала Анна. – О' Брайен.
Она еще долго могла перечислять имена тех, кто уже никогда не посидит с ними на кухне. Подруги замолчали, отдавая дань памяти. Рассел почувствовал себя лишним.
– Ну, у Кроули все хорошо, – нарушила тишину Айрис. – Твоими стараниями. Почему ты, дурашка, не кинула нам клич? Милен понятно – она никого из мужниных друзей не знала, а ты?
– Время. – объяснила Анна. – Вы потом помогали.
– Большая помощь, с ребенком погулять, да продуктов принести. У Майкла кстати уже трое детей. По-моему у единственного из нашей компании. Знаешь как назвали старшую?
– Анна.
– Точно. Ты переписывалась с Кроули?
– И с Милен.
– У Огги Кроули такой классный кузен, знаешь его, нет? Красавец, вот такие широкие плечи, – Айрис широко раскинула руки, демонстрируя какие у кузена Огги плечи. – Бывший десантник, сейчас служит в полиции. Он с Нового Эдема, из отшельников, представляешь?
Анна улыбнулась. Айрис махнула рукой и засмеялась.
– Какая я все-таки болтунья. Когда только научусь затыкаться? А вы не собираетесь?
Анна только засмеялась.
– Я был бы не против, – заметил Рассел. – Выносить самой Анне не позволит здоровье, но ведь можно прибегнуть к услугам суррогатной матери.
– Я помню, ты даже заморозила яйцеклетки, верно? Кстати, откуда эта идея?
Анна пожала плечами.
– Флориана Арке, – как смогла, объяснила она.
– А? – не поняла Айрис. – Я не помню про нее ничего, кроме того что она развалила империю.
Анна закатила глаза. Айрис адресовала вопросительный взгляд Расселу.
– Анна возмущена, что ты так плохо знаешь историю. Флориана не развалила Империю. Ее сводный племянник, последний император, сам отрекся от престола. А Флориана осталась бездетной после ранения в битве при Юнис-шесть.
Айрис пожала плечами. История ее никогда особенно не интересовала. Женщины улыбаясь смотрели на Рассела, будто ждали, когда же он наконец уйдет. Рассел повиновался молчаливой просьбе-приказу. В спальне стояли две камеры.
Он вышел, бегом преодолел лестницу со второго этажа на первый, в свой кабинет, и подошел с кабинетному терминалу как раз в тот момент, когда последняя из камер в спальне отключилась.
Корсини будет очень недоволен.
