Текст книги "Там, среди звезд (СИ)"
Автор книги: Кети Бри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Глава 2. Самый лучший враг
Анна любила перебирать четки – это ее успокаивало. Она никогда не была особо религиозна, то есть признавала, что где-то что-то есть, но где и что, не знала. Так что четки она использовала не для подсчета молитв, а для перебора воспоминаний.
Четки у нее были странные – с разномастными бусинами, самодельные, время от времени распускаемые, чтобы добавить еще одну.
Анна сидит у окна, открытого по летнему времени, ветер раздувает занавески как паруса, слышны крики чаек и шум моря. Море плещется почти под окнами ее небольшого домика. В детстве она мечтала о таком.
Анна перебирает четки, разглядывает на свету бусины, сделанные из минералов с разных планет. Этот большой, почти не ограненный кусок обсидиана – Враг.
Враг и никак иначе. Враг, понять которого землянам не удалось. Даже поговорить с ним было невозможно, вернее, шанс выпал лишь раз, и судьба распорядилась, что бы переговорщиком оказалась она. Поэтому ее было принято считать героем, человеком, остановившим войну…
Так это или нет – история рассудит. Она просто делала то, что должна была.
* * *
Анна считала, что ей очень и очень повезло пойти служить именно сейчас, когда всем планетам, населенным людьми, пришлось объединиться для борьбы с Врагом. Она считала его почти спасителем человечества, одним своим явлением прекратившим все междоусобные войны.
Враг был беспощаден в силу какой-то иной, не понятной человеку логики. Он был беспощаден и всемогущ. Его было легко убивать – морально легко. Анна не был уверена, что смогла бы также легко убить человека, будь он хоть трижды преступником!
Враг нависал прямо над их кораблем. Громадный, закрывающий полнеба, словно грозовая туча, и такой же безмолвный. Он не отзывался ни на один сигнал. Он был разумен, это единственное, что было известно точно.
Словно джинн, вырвавшийся из бутылки, он с наслаждением менял все вокруг, что бы не попадалось на пути его преобразовательной силы: первый и единственный исследовательский корабль, направившийся к нему двадцать лет назад, когда он только появился у границ обжитого космоса, на глазах превратился в один огромный бриллиант, великолепно ограненный, сохранивший форму корабля. Ужасное в своем мрачном великолепии произведение искусства.
Он так и остался вращаться вокруг Врага…
А Враг очень медленно, но непреклонно, двигался к Солнечной системе. Два года назад на его пути встала одна из колонизированных людьми планет. На ней цвели сады, жили люди… а затем планеты просто не стало. В одно мгновение! Не стало и пяти из пятнадцати миллионов ее жителей.
Тогда Анне не повезло: отряд, в составе которого она прикрывала отход корабля с беженцами, сильно пострадал. Анна была ранена, и почти месяц провалялась в госпитале, тут же, на корабле.
Врачи предупреждали ее, что ее детородные органы задеты ранением, и, что, вполне возможно, со временем ее фертильность снизится, и предлагали заморозить свои яйцеклетки на будущее. Все мысли Анны занимала война. Она была приписана к дредноуту «Александр Великий» в качестве пилота истребителя, основы основ космофлота.
Неофициально истребители считались высшей кастой среди пилотов. Вести большой корабль много ума не надо – пилота контролируют и люди, и техника – пилот истребителя же сможет надеяться только на себя. Можно быть каким угодно человеком: заливать слезами и другими жидкостями летный комбинезон, орать, или материться, но от пилота требуется всего две вещи – сбивать корабли противника, и возвращаться на базу. Если пилот не умеет этого делать – он умирает.
Во время войны подняться в звании очень легко – делай то, что должен делать, и тебя заметят. Так и поступала Анна. И оказалась права – звания и награды сыпались на нее, может не как из Рога Изобилия, но достаточно регулярно, тут не на что было жаловаться. Она обзавелась друзьями и ухажерами. Теперь по вечерам они часто сидели в кают-компании, болтали, играли в карты и шахматы.
На борту «Александра Великого» было не слишком много женщин: большинство медики, связисты, или техники. В военные пилоты женщин все еще брали неохотно, в отличии от Торгово-исследовательского флота. Так что Анна была обречена на успех. Ничего серьезного, впрочем.
Анне всегда нравились звезды, ей нравились военные корабли, и ей нравилась ее теперешняя жизнь. Смерти она не боялась, по крайней мере своей. Пожалуй, можно было бы сказать, что она счастлива, если бы не гибель ее товарищей. Теперь это называлось «текучкой кадров».
Впрочем, страшнее смерти было остаться калекой. Даже пословица такая была «Солдат молится о легкой ране или о смерти». Третий вариант был еще и самым нелепым, зачастую, если на счету было недостаточно денег, многие операции не делались, даже если уровень медицины их позволял. Анна никак не могла понять, кому нужны толпы неспособных отрабатывать свое содержание, когда можно сделать их относительно трудоспособными? Но она ничего не решала, ей осталось только, как и многим другим, бессильно злиться.
Война для офицерского состава состояла из попоек и сражений вперемешку, иногда перемежаемых добровольно-принудительными походами к психологу или капеллану, по выбору. Анна предпочитал капеллана – тот, по крайней мере, не лез в душу и не навешивал ярлыки. И категоричного мнения о чем-либо это старичок в фиолетовой мантии, тоже не имел. С ним просто приятно было поболтать за чашкой чая.
И именно ему рассказала Анна и о своих впечатлениях и мыслях, возникших после первой своей встречи с Врагом (то, о чем она не писала в рапорте) и о своем безумном плане прекращения войны, хотя случилось это почти через пять лет после первой встречи. Это случилось в битве над Кьярдом – экзопланетой, населенной землянами и находившейся на пути следования Врага.
Врага требовалось отвлечь, пока не будут эвакуированы все жители. Две задачи одновременно выполнять у него не получалось. Когда к нему приближались истребители, Враг выделял из своего тела, состоявшего из некой странной, не поддающейся анализу и непроницаемой материи, такое же количество кораблей. Дредноуты и линкоры он уничтожал на месте, с истребителями – играл, как сытый кот с мышью.
Истребители носились друг за другом, отвлекая Врага от линкоров и шлюпок, переправлявших людей на корабли. Обычно все заканчивалось смертью по крайней мере трети пилотов. От врагов же ничего не осталось, ни обломков, ни тел. За что их и прозвали «Призраками».
Истребитель Анны был подбит, но и она не остался в долгу, подбив одного из трех «Призраков», висевших на хвосте. Они упали на выжженную к тому времени поверхность планеты – на горизонте виднелось то, что осталось от столицы, то, что потом будет называться Обсидиановым городом.
Анна откинула купол истребителя, сняла контактный шлем, и выпрыгнула на землю, вставив только носовые фильтры – на Кьярде хватало кислорода, но всюду пахло гарью. В боку истребителя обнаружилась дыра величиной с кулак, а вот вражеская машина выглядела исправной. Анна проверила заряд своего нейробластера и медленно подошла к своему противнику. Купол истребителя был полностью прозрачным, и то, что предстало ее глазам, пугало.
Еще в приюте Анна читала об эффекте «зловещей долины»: робот или другое существо, выглядящее, и ведущее себя почти как человек, но все же неуловимо отличающееся, вызывает неприязнь. Увиденное определенно относилось к этому эффекту. Анна была готова к чему угодно: к щупальцам, жвалам, клыкам, но не к тому, что он увидела: в истребителе сидел самый обыкновенный человек. И когда он поднял голову, Анне пришлось прикусить руку, чтобы не закричать: на нее глядела ее точная копия!
Но, улучшенная версия, если можно так сказать. Чуточку другая форма носа – о такой Анна мечтала в юности, когда еще кажется будто такие мелочи, как разрез глаз или длина носа могут изменить жизнь к лучшему. Не было россыпи мелких веснушек, волосы чуть длиннее, и кудрявятся.
Против воли она принялась раздумывать, не сделать ли себе такую же прическу, но тут Враг, до этого равнодушно и пристально смотревший на нее, достал из кобуры свой нейробластер и приставил его к виску. Против воли, рука Анны с зажатым в ней оружием, начала подниматься. Анна с трудом сумела ее остановить. А вот враг, смотревший все также пристально, выстрелил. Анна не сумела удержаться от вскрика, глядя, как удары тока сотрясают тело, так похожее на ее собственное…
Одним хороши нейробластеры – смерть получается чистой, не как от лучевиков или разрывных – никаких рваных и обожженных ран, и прочих прелестей.
– Даже цвет лица неплохой, – отстранено заметила Анна, вскрывая истребитель.
Тот оказался вполне исправным, если не считать того, что никаких средств связи не было предусмотрено. Труп пришлось положить под ноги, вблизи он оказался еще более похожим на оригинал.
Управление ничем не отличалось от управления стандартным истребителем.
Только искин молчал. Впрочем, Анна сама его зачастую отключала, что бы не нудел под ухом. В истребителях не устанавливали слишком продвинутый искусственный интеллект, обладавший имитацией личности, как на больших кораблях. Это было бы лишней тратой денег, малые летательные аппараты слишком часто приходили в негодность.
Ее нейрошунт, находившийся в затылочной части головы, легко подключился к системе, и истребитель оторвался от поверхности планеты. Дредноут «Александр Великий», которому Анна была приписан, чуть не встретил ее огнем. Но, благодаря азбуке Морзе, (сообщение пришлось выплясывать почти три часа) ей разрешили пришвартоваться.
Разумеется, встретили Анну очень неприветливо, заключили под стражу и повели на допрос. В конце коридора она оглянулась и увидела, как истребитель, и уже извлеченное из него тело пилота, превращается в вязкую массу, напоминающую цветом и консистенцией битум. Он, на глазах у изумленных военных, протек сквозь обшивку корабля, никак ей не повредив…
Анну допрашивали почти неделю, и допрашивали очень серьезно – сыворотка правды текла рекой, а благодаря физическому методу допроса она обзавелась шрамом на щеке. Но, выяснив все, что только было можно, ее наградили, повысили в звании и отпустили на побывку. Рапорт и протоколы допроса засекретили, а Анне пригрозили трибуналом, если будет болтать лишнее.
Анна отправилась на Землю – она как раз скопила достаточное количество денег, чтобы сделать то, что делали многие женщины военнослужащие – она хотела заморозить некоторое количество яйцеклеток, пока молода и здорова. Все же, военная служба – слишком большой риск… А так, у Анны, что бы с ней не произошло, все равно оставалась надежда на здоровых детей, пусть, возможно, и не выношенных самостоятельно.
В пути к Земле, благодаря гипердвигателям на это уходила неделя, Анне приснился странный сон.
* * *
Она шла по мерцающему коридору. Его стены и пол были упругими и приятно теплыми на ощупь, а впереди виднелся просвет. Анна дошла до конца коридора, оказалась у входа в огромный слепяще-белый зал. Потолок был такой высокий, что терялся вдалеке, его поддерживали по крайней мере сотни тонких колонн.
Поначалу ей показалось, что где-то рядом мяукает котенок, но, обернувшись на звук, Анна увидела ребенка лет трех или четырех, он сидел, прикрыв лицо ладо
Анна присела с ним рядом, погладила ребенка по кудряшкам. Тот поднял голову, демонстрируя заплаканные глаза.
– Почему ты меня ненавидишь?
– Я? – растерянно спросила Анна. С маленькими детьми она никогда дела не имела. – Я тебя ненавижу? Ну что ты!
– Вы все меня не любите! Я же делаю все, как вы хотели!
– А кто ты, малыш? Расскажи мне, кто тебя обидел?
Мальчик перестал плакать, только шмыгал носом.
– Я не знаю как меня зовут, меня никто не звал по имени…
Анна посадила ребенка к себе на колени.
– Не плачь, пожалуйста, малыш. Хочешь, я спою тебе песню?
Она откинула голову и прислонилась спиной к стене. Откуда-то из глубин памяти вылезла колыбельная, которую когда-то пела ее родная мать. Голос у Анны был слабым, да и музыкального слуха не было, но ребенку было все равно.
– Можно, я буду звать себя Малыш?
– Конечно, маленький, как захочешь.
Ребенок обнял ее за шею и уснул.
* * *
Сон легко забылся, тем более что молодая женщина приняла его за обострение родительских инстинктов. Двадцать пять лет – самое время рыть норку.
* * *
На Милен Кроули Анна наткнулась во время прогулки по госпитальному саду – после пластической операции ей пришлось на пару суток остаться под наблюдением врачей. Или, скорее, это Милен наткнулась на него. Беременная женщина бежала, не разбирая дороги, и только отличная реакция Анны не дала им столкнуться.
Анна смутно помнила Милен – жену ее сокурсника, двухметрового громилы Огастина Кроули, про которого шутили, что он с трудом вмещается в стандартную кабину истребителя.
Она успокоила Милен, напоила водой и выслушал его печальную историю. Кроули служил на другом корабле, они с Анной почти не пересекались в последнее время и она не знала, что ее товарищ был тяжело ранен.
Он лишился зрения и обеих рук. Бионические протезы и операция по восстановлению зрения стоили слишком дорого. Волна злости поднялась из глубины ее души, как и всякий раз, когда она думала он несправедливостях, которыми был полон их мир. Когда Милен назвала сумму, требующуюся мужу, Анна только усмехнулась – это было все, что она скопила за шесть лет службы.
Анне остались бы деньги еще на пару бутылок хорошего виски, чтоб было чем отпраздновать торжество беспримерной глупости и гуманизма в голове одного отдельно взятого старшего лейтенанта. Она бросила взгляд на успокоившуюся Милен, сидевшую на скамейке и безучастно глядящую вдаль. Руки ее поглаживали хорошо заметный живот.
Потом Анна взглянула на яркие буклеты, которые держала в руке. С них ей улыбались пухлощекие малыши, которых держали на руках изящные женщины в военной форме. Их обнимали гордые мужья. Они будто спрашивали Анну: «Неужели ты отдашь свое счастье, свою мечту в обмен на чужое счастье. Это ты сейчас здорова и молода, а что с тобой будет через год? Через пять лет?».
Некстати вспомнился недавний сон. Должно быть, думала Анна, это мой не рожденный ребенок прощается со мной…
Но кто важнее – ребенок, которого еще нет в проекте, или страдающий сейчас человек?
Всем помочь невозможно, думала Анна, сидя у постели старого друга, Огастина Кроули, лишившимся в бою рук и зрения, всем невозможно помочь, думал Анна, перекидывая деньги со своей карты на карту Огастина. Всем невозможно помочь, думала она, покупая элитное виски и выпивая прямо из горлышка в своей палате. Всем невозможно помочь…
Но хотя бы попробовать можно?
* * *
Рассел наслаждался каждым мгновением жизни, зная, что она покупается чужой смертью. И это была его месть им, своим бывшим сокурсникам, всегда смотревшим на него, как на существо второго сорта, только потому, что он не желал умирать.
И эта Анна… всегда такая приветливая, аж бесит. Наверняка она потешалась над ним, а теперь рассказывает своим дружкам о том, как дед унижал Рассела в ее присутствии!
Посмотрим, как они запоет, когда ей отстрелят что-нибудь нужное, или вообще убьют… они умрут, умрут мучительно, а он, Рассел будет жить, будет пить вино, будет ласкать красивых женщин, пока за него умирают другие.
Ну, и кто из них дурак?
Он был совершенно доволен тем, как живет. У него были деньги, была своя квартира, и необременительная служба. Все было почти хорошо, если бы не дед, пристально следящий за своим любимцами и регулярно докладывавший внуку о подвигах молодых офицеров. Среди них была и Анна, которую дед называл своим последним птенцом, прочил ей свое место лет через тридцать…. И надо сказать, та вполне оправдывала чаяния старого адмирала.
Свое двадцатипятилетие Анна встретила в звании капитан-лейтенанта, совершив тридцать два боевых вылета, имела две награды и один выговор с занесением в личное дело. Последнее адмирала Моргана радовало больше всего. Ему нравилось, что Анна до последнего отстаивает свое мнение.
Непонятно было, чего ожидал дед от внука, так и застрявшего в звании лейтенанта, хваля при нем своего любимцев, стремительно взбегавших вверх по карьерной лестнице? Что он раскается и побежит на передовую? Рассел чувствовал небольшое раздражение от манипуляций, но не более.
Его все устраивало – чем ниже звание, тем меньше ответственность. И тем дальше Рассел от звезд. Разве что маму нервировал этот карьерный застой – ей хотелось хвалиться достижениями сына, а достижений не было. Но по сравнению с реальной возможностью умереть, это были мелочи.
Они встретились во время отпуска, когда Анна прибыла на Землю, для того, чтобы сделать пластическую операцию – на щеке ее красовался довольно заметный шрам. С этим была связана какая-то мутная история, оставшаяся под грифом " секретно". По настоянию адмирала Моргана, Анна остановилась не в гостинице, после того, как ее выписали из больницы, а в семейном особняке – роскошном двухэтажном здании, окруженном садом, неподалеку от центра Нового Лондона.
Обычно прижимистый Алистер Морган даже расщедрился на настоящую, а не синтезированную пищу ради гостьи. Анна с восторгом принялась дегустировать седло барашка и прочие разносолы. Ела она так, будто до этого сидела на всех диетах сразу, но при этом не забывала про столовый этикет. Даже мама не нашла к чему придраться. Беседа за столом текла непринужденно, обсуждали новый мюзикл, на который дед настойчиво отправлял Рассела и Анну вместе. У него уже были готовы и билеты.
Затем адмирал спросил:
– Я слышал, ты решила потратить все скопленные деньги на лечение своего товарища?
Анна отложила вилку и нож.
– Да, сэр. Мы учились вместе. – ответила она, с вызовом глядя в глаза адмиралу. – Я встретил его супругу, беременную, плачущую в саду госпиталя, после того, как мне сделали пластическую операцию. Я была знакома с ней, хоть и шапочно, поэтому спросила в чем дело, и не могла ей не помочь. У них не было нужной суммы денег: молодая семья, им пришлось потратиться на свадьбу и покупку жилья… Огастину сделали несколько операций, входящих в его медицинскую страховку, выделили некоторую сумму на восстановление и покупку протезов: лейтенант потерял обе руки, а так же зрение. Мне показалось это нелогичным – оставлять человека инвалидом, не способным содержать семью, платить ему пособие. Неужели это выгоднее, чем член общества, способный, так или иначе, приносить пользу?
Адмирал крякнул, как показалось Расселу, одобрительно.
– И ты отдала все свои сбережения, девочка? До цента?
Анна спокойно кивнула.
– Но почему вы не обратились в какой-нибудь благотворительный фонд? – спросил мама, глядя на Анну, как на инопланетное существо – непонятное и опасное.
Анна пожала плечами.
– Ни у меня, ни у Милен, супруги лейтенанта Кроули, не было времени оббивать пороги. Стопроцентное зрение можно было вернуть, только проведя операцию незамедлительно, да и вживлять бионические протезы сейчас легче, пока культи не зажили.
– Но вы ведь были не обязаны…
– Не обязана. Это обязанность государства помогать своим гражданам. Но оставим политику политикам. Я ничего не решаю, кроме того, как мне распоряжаться своими деньгами!
– Ты осталась без средств.
– На жизнь мне хватит – жалованье у меня неплохое, к тому же, я надеюсь, что не долго задержусь в капитан-лейтенантах, и жалованье будет выше и страховка получше….
– А для чего ты копила деньги?
Анна ответила все с тем же вежливым равнодушием.
– Я собиралась заморозить яйцеклетки, на случай, если в будущем мне захочется детей, но я буду уже стара, или по другим причинам неспособна самостоятельно выносить и родить ребенка. Я рассчитала цену за суррогатное вынашивание, за содержание ребенка…. К тому же, мне хотелось бы обеспечить моему гипотетическому ребенку достойное будущее, насколько это возможно, со мной ведь может случиться что угодно.
Старый адмирал смотрел на нее с неприкрытой гордостью и время от времени бросал взгляды на внука – погляди, мол, как должен вести себя человек умный и честный. А затем обратился к Анне:
– Зайди завтра в банк, капитан-лейтенант. Я распорядился возместить тебе все расходы.
Анна покраснела до кончиков ушей, что при ее рыжих волосах выглядело ужасно, и опустила голову.
– Не стоит, господин адмирал! Я делала это не в расчете на награду!
– И сколько времени ты потратишь на сбор суммы, девочка? Тебе будет уже тридцать, даже если ты уже успеешь стать к тому времени полковником…
Анна нервно улыбнулась, принимая поражение.
Дед и внук после ужина отправились курить, оставив Анну на растерзание маме Рассела.
– Она хорошая партия для тебя, – в который раз заметил адмирал, когда они вместе с Расселом уединились в курительном салоне. – Я счастлив был бы назвать ее своей внучкой на законных основаниях.
– Ну так усынови ее, – огрызнулся Рассел. – Она ведь вроде бы сирота…
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я! Этот девушка вернет славу дому Морган! Да и для ее карьеры замужество за представителем военной династии было бы хорошим подспорьем.
Рассел отделался общими словами. А по дороге домой, еще в лимузине, мама спросил его:
– Старик сватал тебе эту?
– А тебе-то что, – вяло ответил Рассел. Неожиданно ему вспомнились очень тонкие пальцы Анны, стискивающие черенок вилки…
– Она тебе не пара, – мама надула губы. – Что она вообще умеет? Что она может тебе дать?
Дед однако все никак не желал отстать от них. Он потащил свою семью отдыхать, и пригласил, нет, приказал Анне отправиться на отдых вместе с ними.
До побережья Тихого Океана требовалось лететь всего четыре часа на флайере. Рассел собирался взять их семейного пилота, чем несказанно удивил Анну.
– Неужели мы не справимся сами? – удивилась она, и ткнула Рассела в плечо своим крепким кулачком.
Дед полностью поддержал эту нелепую идею. Он уселся в кресло рядом с пилотским, и приготовился наслаждаться полетом.
Рассел сел на заднее пассажирское кресло, выпил коньяка и расслабился, насколько это было возможно. Анна и дед пересмеивались, готовя машину к старту.
Над городом флайер летел дисциплинированно и ровно, будто управляемый автопилотом. Поднявшись повыше, Анна кивнул на предложение деда и обратилась к Расселу.
– Ты не против, если мы немного пошалим?
Сердце у Рассела неприятно екнуло, но он благодушно кивнул и на всякий случай выпил еще коньяку. И очень вовремя, потому что Анна, удостоверившись, что пассажиры пристегнуты, а пространство вокруг чисто, сделала мертвую петлю.
Флайер швыряло туда-сюда, за мертвой петлей последовала «бочка», «кобра», «штопорная бочка», «атака гремлина», разнообразные виражи…
Ко всему прочему Анна еще и запела. Как и многим людям, лишенным музыкального слуха, ей казалось, будто чем громче поешь, тем лучше. Она выбрал песню из прогремевшего недавно мюзикла про летчика времен докосмической эры. Особую пикантность ситуации придавало то, что в конце каждого куплета лирический герой вопрошал: «Долечу или разобьюсь?»
Сам сюжет мюзикла, который Расселу помнился достаточно смутно, тоже не вдохновлял: главный герой потерпел крушение в пустыне и сочинял для успокоения сказочки о мальчике, прилетевшем со звезд. Наконец песня закончилась, и Анна выровняла флайер. Она обернулась, и взглянула на Рассела. Глаза ее блестели от азарта, на губах играла сумасшедшая улыбка.
Рассел нашел в себе силы криво улыбнуться в ответ.
В быту Анна была неприхотлива и совершенно не приспособлена. Что с нее возьмешь – ей никогда не приходилось заботиться о еде или одежде, все всегда за казенный счет.
Свою сумку она разобрала стремительно, тем более, что там почти ничего не было, и, со спокойной душой отправилась отдыхать. Мама недовольно поджала губы, поставив Анне еще один минус в мысленном списке. К счастью, она летела отдыхать на своем собственном флаейре, бережно управляемым ее личным пилотом, приноровившимся к ее капризам.
Рассел, после пережитого стресса, и выпитого коньяка, завалился спать еще засветло. Его разбудило скрежетание об оконною раму. На песке под окнами их дома, стоявшего на самом берегу, на отгороженном личном куске пляжа, стояла Анна. Босая, простоволосая, в купальнике и какой-то белой штуке, намотанной поверх него. И с мечтательной улыбкой на лице.
– Ты посмотри какая красота!
Рассел кое-как продрал глаза и уставился на воду. Океан, казалось, горел. Словно ненавистный космос пришел к порогу дома Рассела.
– Не то звездное небо отражается в воде, не то светящаяся вода отражается в небе, – благоговейно произнесла Анна, и заглянула в лицо Расселу. – Ради таких моментов и стоит жить, верно?
– Это всего лишь биолюминесценция, – как можно небрежнее ответил Рассел. – Фосфорный планктон.
Анна рассмеялась, повернулась, и пошла к воде.
– Пойдем поплескаемся! Нельзя спать в такую чудесную ночь!
– Дикарка! – проворчал Рассел.
Девушка только махнула рукой.
Она шла, будто по звездному небу, произнося вслух глупые строчки из древнего стиха:
– Белорунных ручьев Ханаана,
Брат сверкающий – Млечный путь!
За тобой к серебристым туманам,
Плыть мы будем. О, дай нам взглянуть
Мертвым взором на звездные страны!
От этого голоса, от этих слов, и от этих звезд защемило в груди. Рассел хотел вернутся в кровать и сделать вид, будто спит. А вместо этого он выпрыгнул в окно, пошел за Анной, схватил за руку, развернул к себе и поцеловал. У ее губ был вкус мяты и яблок, от ее волос так приятно пахло… одна беда – в ее глазах отражались звезды. А Рассел боялся звезд.
Анна смотрела на него чуточку удивленно, не отталкивая, но и не приближаясь. Рассел сам ее оттолкнул, вернулся домой, заперся в комнате и лег на кровать, дрожа от ненависти. И он сам не мог сказать, к кому ненависти было больше – к себе или к Анне.
Когда Рассел, Анна и дед вернулись с отпуска, мама сказала:
– Старик опять изменил завещание. И есть у меня нехорошие подозрения, в чью пользу он его изменил. Я не против, если ты поухаживаешь за этой девицей. Откуда только на нас свалилась эта страхолюдина? Лучше бы он сам на ней женился, и то проблем меньше было бы меньше.
Расселу пришлось поднапрячься, чтобы заставить Анну забыть тот трусливый побег после поцелуя. Ухаживать Рассел умел и любил. Неудивительно, что девушка, выросшая в приюте, где оказалась после того, как ее отца убили за долги, а мать покончила с собой, которая не знала ничего, кроме муштры, сдалась еще до конца отпуска.
Через год они заключили помолвку, еще через год поженились, потом тяжело заболел адмирал Морган, и Анна примчалась к одру болезни. Явилась в их милое семейное гнездышко – четырехкомнатную квартиру, подарок деда на свадьбу, – поздним вечером, не предупредив о своем приезде.
На Анне были надеты модельные джинсы из прошлогодней коллекции одного из виднейших модельеров, и толстовка, купленная десять лет назад на распродаже. Обычное для нее сочетание, и это тоже Рассела раздражало. Волосы ее острижены довольно коротко, и вьются. Это тоже раздражает – Рассел любит, когда у женщин длинные волосы. Теперь они едва достигают плеч.
– Нравится? – спрашивает Анна, смеясь, и закружилась вокруг своей оси.
Объективно, ей идет. Но Рассела раздражает все, что связанно с Анной. И эти кудряшки его раздражают тоже. В руках у нее бутылка красного полусухого и пакет с логотипом круглосуточного супермаркета. Рассел зевает и прикрывает рот.
– Ты откуда здесь? Разве ты не должна была прибыть завтра?
Анна покачала головой.
– Я прибыла на курьерском корабле, и уже успела побывать у деда. Он скоро умрет.
Дедом она называла адмирала Моргана, тот сам об этом попросил сразу после свадьбы.
– Я знаю, – говорит Рассел.
– Ну, так сходил бы к нему. Попрощаться.
– А ты? Собираешься торчать в больнице?
– Да. – Анна прошла в холл, села на пуф, в форме пушистого облака, у обувного шкафа, разулась. Умная техника спрятала ее кроссовки в свои недра. Рассел предусмотрителен: он не водит сюда никого. Для этого у него есть еще одна квартира неподалеку. На кухне Анна разгружает пакет. В нем несколько готовых салатов, банка кофе и жаркое в вакуумной упаковке.
– Будешь меня кормить? – хмыкает Рассел. – Как порядочная супруга?
Анна дергает плечом.
– В сущности, я примитивно устроена. И мечты у меня вполне обывательские, знаешь: дом на берегу моря, пара детишек, любимый мужчина… Я хочу простого счастья. Но возможность его все откладывается, да откладывается.
Анна обернулась к Расселу, неловко и ласково улыбаясь. Он оперся о дверной косяк.
– Я бы с удовольствием кормила тебя завтраками по утрам. Но меня учили убивать, а готовить мужу завтраки как-то не сочли нужным.
Рассел в ответ затыкает жене рот поцелуем. Он не любитель разговаривать, тем более на тему работы. Они опускаются на кровать, долго, до изнеможения целуют друг друга. Рассел вспоминает, что нужно придать этому действу хотя бы видимость совместного удовольствия.
– Раздевайся, – шепчет он.
Манера раздеваться у Анны – отдельное представление. Если она в военной форме – то педантично складывает вещи на стул, если в гражданской одежде – то расшвыривает вещи по комнате. И то, и другое Рассела раздражает.
Оседлав бедра мужа, Анна скидывает свою идиотскую толстовку. Из джинсов вместе с бельем она выпрыгнула уже давно: у нее потрясающая способность выскальзывать из одежды, будто она змея, мняющая шкуру. Во всем этом нет ни показной страсти, ни оттенка театральности. Анна не пытается казаться сексуальной и раскрепощенной – она такая, какая есть.
Тело ее почти совершенно – это признает даже Рассел. Ничего лишнего: ни грамма жира, ни бугрящихся мышц. На бедре – шрам, появившийся еще в приютские времена. Тело гладкое, белое, никаких волос – от них девушка давно избавилась из соображений гигиены.
Она потрясающе сексуальна, эта чертова Анна. Днем она прячется под одеждой, под военным мундиром, как прятали раньше женщин под ворохом тряпок. Днем ее можно считать тупым солдафоном, синим чулком, но ночью, ночью Рассел ненавидит ее еще сильнее.
В постели Анна совершенно бесстыдна, и того же ожидает от партнера. Красота тела для нее ничего не значит – ни своя, ни чужая. Тело – лишь сосуд, а ее интересует то, что внутри. Иногда Расселу кажется, что с Анной легко стать чище, лучше. Кому-нибудь другому, не ему.
Вознестись наверх, к звездам. Но вот незадача – Рассел боится звезд. И Анна тоже его пугает, особенно такая: беззащитная, обнаженная. Она умеет отдавать легко и без сожалений: деньги, любовь, свою жизнь, а Рассел умеет только брать.
Они, наверное, могли бы быть счастливой парой, если бы не чертовы звезды в ее глазах. Если бы только Анна был как все другие женщины! Если бы ей нужны были тряпки, машины и бриллианты – это Рассел мог дать.
