Текст книги "Там, среди звезд (СИ)"
Автор книги: Кети Бри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава 11. Настоящая семья
За пятнадцать лет службы в космофлоте Анна наблюдала гиперпрыжок всего дважды. Один раз на экзамене, из кресла второго пилота – ей в тот момент было не до любования на метаморфозы, происходящие с пространством, второй раз в прыжок пришлось уходить, спасаясь от взорвавшейся планеты. Развертывание искусственной черной дыры застало Анну и половину ее полка в коридорах у ангара, в котором стояли их истребители. По инструкции людям, не находящимся на дежурстве в рубке управления, полагалось пережидать гиперпрыжок в каютах, пристегнутыми к койкам. Пилоты истребителей тогда возбужденно загалдели и бросились к псевдоокнам, транслирующим происходящее за бортом, что бы посмотреть на редкое для них зрелище.
Зрелище действительно того стоило, даже не смотря на побочные эффекты в виде тошноты, головокружения и потери ориентации в пространстве. Они стояли, тогда задрав головы, оглушенные и пораженные, наблюдая, как вселенная выворачивается наизнанку и сияет россыпью драгоценных камней.
– Не замерзла? – спросил ее неслышно подошедший Ричард, накидывая на плечи легкую, но теплую куртку. Анна благодарно потерлась о его руку, мягко лежащую на плече. Ей стало гораздо легче после прощания с Рихардом Кестером. Все, наконец, встало на свои места. Обрадованный прорывом Ричард бросился ухаживать за возлюбленной, не скрываясь, но и не торопя. Обоих устраивал такой конфетно-букетный период. Конфеты, впрочем, большей частью доставались Малышу. – До прыжка осталось пятнадцать минут. Пойдем в каюту?
– Жан пригласил меня посмотреть на прыжок с капитанского мостика. Пойдешь со мной?
Ричард в ответ поцеловал ее запястье. Малыш появился по-своему обыкновению ниоткуда, и прижался к бедру. Мимо них, к жилому отсеку «семейный», плечистый мужчина нес на руках маленькую девочку, ровесницу Малыша. Ричард, перехватив взгляд старшего сына, легко подхватил его на руки и, подкинув, усадил себе на шею. А затем удивленно спросил:
– Ты чего такой легкий, Питер? Детям в твоем возрасте положено весить никак не меньше двадцати килограмм.
– Я не хотел, чтобы тебе было тяжело, – ответил Малыш, стремительно прибавляя в весе.
– Ерунда, – ответил Ричард. – Нечего сачковать: у нас все по-настоящему.
И аккуратно взял Анну за руку. Так они и шли. Настоящая семья. И Анна впервые, наверное, за всю свою жизнь чувствовала себя в безопасности. Впрвые могла себе позволить расслабиться и не принимать решений, могла доверить себя другому человеку.
– Мы создаем утопию? – тихо спросил Ричард. Это был их непрекращаемый разговор, который не имел завершения.
– Не знаю, – ответила Анна. – Утопия… Это. Страшное. Слово. То, что для одного – сладостная мечта, то для другого – тягостый кошмар.
Анна остановилась, Ричард тоже, обернулся к ней, прижал ее руку к груди, накрыл своей широкой ладонью.
– Нет, нет, – немного испуганно произнесла она. – Утопия это конец, смерть, я это хорошо понимаю. Идеальный мир опасен… Мы живы, пока кудато движемся, а куда двигатся в условиях идеального мира?
Ричард молчал, с тревогой глядя на нее сверху вниз. Мслыш снова ничего не весил.
– Я хочу одного, – сказала наконец Анна. – Шанса стать счастливыми. Для всех. Для каждого. Человек создан для счастья, знаешь? Как птица. Для полета… Это из классики, цитата из книги.
Ричард обнял ее, так крепко что затрещали ребра, а в затылке заломмло. На макушку тут же легли маленьгие ручки малыша.
– Счастье должно быть правом человека, а не привилегией… – шепнула Анна. – Иначе просто не честно.
Если машинное отделение можно сравнить с сердцем корабля, то капитанский мостик – его мозг. Он находился в самом центре бывшего дредноута, защищенный со всех сторон. Ричард с интересом оглядывался, ведь даже во время службы в космодесанте ему не приходилось бывать святая святых высших чинов. Анна с наслаждением вдыхала воздух этого помещения. Когда-то она стояла здесь, отчитываясь о проведенной операции или слушала чужие доклады и приказы вышестоящих офицеров. Здесь поминали погибших, здесь узнавали новости с фронта.
Корабль, приобретя статус мирного судна, изменился к лучшему. Исчезла казенная безликость, пропал дух обреченности. Мужчины и женщины, пилоты и техники, сидевшие за многочисленными консолями, не выглядели уставшими и вялящимся с ног. Да и бело-голубая, более свободная форма Мирного Торгово-Исследовательского флота, под которой не был надет комбинезон жизнеобеспечения, придавал их фигурам легкость и свободу.
Анна бросила взгляд туда, где сидели кругом, спина к спине, шестеро пилотов – управлением таким большим кораблем занимались несколько пилотов и навигаторов одновременно. Ее внимание привлекла молодая девушка, со стиреженными под каре рыжими волосами, пирсингом в губе. Ее руки с таким наслаждением плясали над консолью, и вся юная гибкая фигура казалась напряженной как летящая стрела. Почувствовав взгляд, она поднял голову и ослепительно улыбнулась.
– Это наш новичок – Нелла. – Произнес Жан все такой же ослепительно официалтный, как и в годы своего генеральства. – Очень неплохо справляется. Всего год как выпустился из Торгово-Исследовательской Пилотной Академии. Хорошая девочка, и твоя горячяя поклонница. Вполне могла бы работать в какой-нибудь крупной кампании, но предпочел место третьего пилота на «Александре».
Под взглядом высокого начальства Нелла старалась работать особенно красиво и четко. На фоне этой молодой красавицы, которой так шла новая, с иголочки форма, Анна неожиданно почувствовал себя старой развалиной. Она стоял, слегка сгорбившись и подавшись вперед, тощая, бледная, в темно-синих джинсах и черной водолазке, и в совершенно нелепых лазурных носках, выглядывающих из коричневых мокасин. И куртка с плеча Ричарда болтается как балахон. Давно не было такого, чтобы ей захотелось пройтись по магазинам и выбрать что-то не привычно практичное, недорогое и неброское, а просто красивое, привлекающее взгляды. Рассел, помнится, фыркал и говорил, что нищету из головы не выживешь. Возможно, он был прав, но, может быть, у Анны просто не было того, ради кого стоило бы следить за собой. Она оглянулась на Ричарда. Тот, перехватив взгляд, ласково улыбнулся. Не было для кого хотелось бы прихорашиваться.… Теперь есть!
Корабль медленно падал сквозь черную дыру, и Анну охватило чувство приближающейся беды.… Но ничего не произошло. Огромное тело «Александра» вышло из червоточины в положенное время, и в положенном месте. И все же, все же, неприятное чувство не отпускало. До Нетинебудет предстояло еще два раза нырять в черные дыры. Между двумя переходами должно было пройти не меньше недели.
* * *
Вечером, уложив детей спать, прочитав им на ночь сказку (малыши мало что понимали, зато Питер сказки обожал), Анна оказалась предоставлена сама себе. Она вызвала по коммуникатору Милен Кроули, которая, как и все беспокойное семейство во главе с Огастином, переведшегося на «Александра», отправилась вслед за Анной и Ричардом. Они в шутку называли себя верными вассалами Анны, и не так уж велика была доля шутки в этом прозвище. Анна пригласила Милен прогуляться по торговому центру корабля, под который был отведен теперь один из ангаров, где прежде стояли истребители.
Странно было идти привычным маршрутом, но не для того, чтобы воевать, а для того что бы накупить себе новых вещей. Когда «Александр Великий» был боевым кораблем, на его борту находился всего один магазин, и одна парикмахерская, единственный парикмахер которой умел делать три или четыре прически для женщин, и две для мужчин. Охотнее же всего стриг всех под машинку.
Теперь на площади размером со стадион, центр которого был занят аллеей и фонтаном, в пять ярусов располагались всевозможные бутики. Милен затащила Анну в один из них, уверяя, что там лучшее из лучшего, и кое-что она уже присмотрела, еще в первый день путешествия. Потом полноватая, так и не избавившейся от лишнего веса женщины, окинула взглядом Анну, и с легкой завистью в голосе произнесла:
– Если бы у меня была такая фигура, ух, я бы оделась!
Анна в ответ только дернула плечом. Сейчас она был скорее сутулой доходягой, полудохлой клячей, чем обладательницей приятных форм. Ну, да Милен виднее. Сама Анна в моде разбиралась весьма слабо.
В бутике одного из владельцев корабля узнали сразу, и обещали большую скидку. Четверо продавцов-консультантов во главе с Милен тут же усадили ее в кресло и принялись носиться меж полок и вешалок в поисках самого лучшего. Анна с интересом следила за ними. Казалось, Милен собирается скупить весь магазин. Она, совершенно забыв о своей обычной стеснительности, помогла Анне справиться со сложными застежками на рубашке, выполненной в несколько эклектичном стиле, потом зашнуровала высокие сапоги, облегающие стройные ноги в подчеркнуто милитаристических брюках.
Анна всегда считала, что одежда должна стремиться к удобству в первую очередь, а вышивки, кружева и декоративные пуговицы – вещь совершенно бессмысленная. Но теперь, глядя в зеркало, она вынуждена была признать, что смысл во всем этом есть. Потом их понесло в парикмахерскую. А далее – к визажисту, массажисту и еще много куда. Анна честно пыталась получать от этого всего удовольствие, и даже начала его получать к концу вечера.
Вернувшись домой, возбужденная и счастливая Милен тут же потянулась к пирожным, собираясь заедать ими сладкий кофе. Анна, не раздумывая, легонько шлепнул приятельницу по руке. Милен посмотрела на нее удивленно.
– Не вы ли говорили мне, что хотите похудеть?
Милен медленно положила пирожное на тарелку.
– Хочу, конечно, – ответила она. – Но не прямо сейчас – после трудного и насыщенного вечера.
Анна усмехнулась:
– А разве завтра день будет легче? Не думаю.
Она поднялся со стула, аккуратно сняла новый кардиган и совершенно неожиданно опустилас на пол. Милен от удивления вскочила на ноги.
– Что случилось? – обеспокоенно спросила она.
Анна в ответ молча и методично тжималась от пола. Первые три раза ей дались легко, четвертый – явным трудом. После пятого отжимания она с трудом села там же, на полу, прислонившись спиной к стулу и прикрыв глаза, сказала:
– Врачи уверяли меня, что я так никогда не смогу. А я смогла. Три месяца у меня не выходило ничего. Однажды Дария нашла меня на полу распластанной, как лягушка. После очередной попытки. И испугалась, что мне стало плохо. Я соврала тогда, будто голова неожиданно закружилась – стыдно было признаваться. Забросила попытки запрыгнуть выше головы. Можно подумать, это кому-нибудь нужно.… Потом я поняла, что это нужно мне.
* * *
После второго гиперпрыжка Ричард спросил у Анны:
– Ты не хотела бы познакомиться с моими родителями?
– Ты никогда не говорил о них, – удивилась она. – Я даже не знала, живы ли они.
Ричард пожал плечами и взглянул в псевдоокно: на черное полотно космоса, на свет звезды, под которой родился.
– Я не виделся с ними больше пятнадцати лет. Они из Новых Отшельников, если ты о них слышала.
– Разве что краем уха, – повинилась Анна.
Ричард кивнул.
– О них мало кто слышал: Новые Отшельники не стремятся рассказывать о себе миру. Я совсем не вспоминал о них с тех пор, как был румспрингой*, и покинул общину.
– А почему вспомнил о них теперь?
– Отсюда до Эдема, планеты, которую они колонизировали, чуть больше шести часов лету, не считая времени для прохождения таможни и спуска на поверхность.
Ричард постучал по поверхности стола, и решительно добавил:
– А еще я хотел, чтоб они увидели тебя и своих внуков.… Быть может, больше шанса не выпадет.
Анне не оставалось ничего, кроме как согласиться. Они не теряли времени: огромным двигателям корабля нужно было время, что бы остыть перед новым прыжком через пространство. Это занимает не меньше трех стандартных земных суток.
Небольшую яхту вывел из дока Огастин, променявший надоевшие до оскомины рейсы между Марсом и Землей на место одного из четырнадцати пилотов, посменно управляющих «Александром Великим». Он сам на Эдеме не бывал – его отец сбежал оттуда в молодости, а позже приютил и племянника, Ричарда, когда тот прибыл на Землю, чтобы познать жизнь обычных людей, и либо добровольно отречься от нее и стать одним из Отшельников, либо остаться навсегда в «большом» мире.
Ричард выбрал второе. Какое-то время он еще переписывался с родителями, обещавшими принять любой его выбор, но писем он писать не умел и не любил, и вскоре переписка заглохла. Деньги и подарки от сына родители отказались принимать, когда узнали, что он пошел по военной стезе – Отшельники не признавали никакого оружия.
На Эдеме был всего один город – как приложение к космопорту. Единственное место на планете, где разрешалось использовать современные технологии. Вся остальная планета жила так, как жили земляне до выхода в космос. Здесь никого не держали силой – подростки от шестнадцати до двадцати одного года отправлялись учиться на другие планеты за счет своей общины. Часть из них возвращалась к семье в знакомый, безопасный мир, часть – предпочитала большой мир с его опасностями и открытыми горизонтами.
Дорога от города до деревеньки, в которой жили родители Ричарда, заняла столько же времени, сколько и полет на катере – шесть с половиной часов в повозке, запряженной четверкой коней. Малыш, при выходе из яхты замялся и дернул Анну за руку.
– Может мне не стоит с вами ехать? Я ведь тоже технология?
Ричард обнял мальчика, и сказал, целуя его в макушку:
– Ты мой сын! А кто не согласен… что ж, их мнение мало меня интересует.
Потом он отстранил Малыша и удивленно отметил:
– Мне кажется, или ты вырос?
– Да, – гордо ответил Питер. – Я расту!
До деревни он добрались уже в сумерках, когда эдемское солнце почти зашло, а ни одна из мелких четырех лун еще не показалась из-за горизонта. Анне казалось, будто они переместились в прошлое лет на пятьсот – в те времена, когда люди не думали о покорении космоса.
Ричард тихо улыбался своим воспоминаниям о детстве. Что бы он ни говорил о том, что в общине ему не хватало воздуха, чувствовалось, что он был здесь счастлив. Дети, покинувшие общину, редко возвращались – это не поощрялось законами отшельников. Однако теперь, после войны им пришлось немного ослабить свои запреты – некоторые выжившие, а иногда их вдовцы и вдовы с детьми перебирались сюда, в тихую гавань.
Жить здесь Ричарду не хотелось. Что ему, полицейскому до мозга костей, здесь делать? Возделывать землю? Или стать горшечником, как хотел его отец? И все же, все же он рад был увидеть свой дом.
Он спрыгнул с телеги и помог выйти из нее Анне и Питеру. Малышей было решено оставить в городе – им тяжело пришлось бы в дороге. Если дедушка и бабушка пожелают на них посмотреть, то у них есть два дня.
Ричард выглядел спокойным, но он волновался перед встречей с родителями, сам того не осознавая. Подошел к деревянным воротам, скрывавшим за собой аккуратный палисадник и дорожку, ведущую к деревянному двухэтажному дому, и несколько раз громко хлопнул в ладоши. Залаяла собака, отворилась дверь, и на пороге дома возник высокий немолодой мужчина такой же плечистый как Ричард. Лицо его оставалось в тени, но Анна четко ощутила родство между ними двумя.
Мужчины, старый и молодой, застыли и стояли так некоторое время, потом сделали несколько стремительных шагов по направлению друг к другу, и крепко обнялись. А затем одновременно произнесли:
– Ричард… сынок!
– Отец!
Они отпрянули друг от друга, и Ричард обернулся, подзывая Анну к себе.
– Знакомься, отец. Вот женщина, которого я люблю. Вот наш сын, один из четырех. Остальные трое еще слишком малы, и остались в городе со своими нянями.
Старик усмехнулся, разглядывая скромно одетую Анну, и останавливая взгляд на ее не слишком длинных волосах.
– Я знаю о тебе и твоей семье, Ричард. Не могу сказать, что это та семья, которую я для тебя хотел, но это твой Путь и тебе по нему идти. Прошу в дом, госпожа Воронцова.
Совершенно неожиданно Малыш выпустил руку Анны, и вышел вперед:
– Сэр, прежде чем вы пустите нас в дом, я хочу, чтоб вы знали о том, что я не человек! – его лицо в неверном свете льющимся из дома казалось невыносимо взрослым.
Старик долго, испытующе смотрел на ребенка, а затем улыбнулся.
– Мы избегаем технологий, но не боимся их. Пока ты не несешь вреда человечеству, ты нам не враг.
Они вошли в дом, обставленный простой деревянной мебелью, явно изготовленной вручную, деревянные полы были застелены вязаными половиками.
Анна опустилась в кресло, не дожидаясь приглашения – все тело болело после шести часов в тряской повозке. В уютной комнате, занимавшей большую часть первого этажа, и разделенной на несколько зон раздвигаемыми перегородками из дерева и ткани, сидели несколько человек. Три женщины, одна пожилая, с лицом спокойным и безмятежным, какие бывают у людей, находящихся на своем месте, душа которых спокойна и умиротворена. Две молоые пряли шерсть около окна, у одной из них на руках сидел двухлетний ребенок, другая была в тягости, и срок разрешения приближался. На полу, у камина играли дети разных возрастов. Старик указал на них:
– Это твои младшие братья, Ричард. Мы усыновили их после войны.
Женщина, кормившая ребенка, вскинул голову и, посмотрев на Малыша, отвела взгляд.
– Это Тереза, – сказал отец Ричарда. – Она не из нас, не из отшельников, и вряд ли к нам присоединится. Она…
– Беженка с Кьярда, – закончил за него Малыш. – Я знаю ее. Я помню ее страх, ее боль, ее ненависть ко мне. Я помню их всех, помню каждого, чью жизнь я разрушил, и чьи жизни я отнял. Я помню мужа Терезы. Стивен, верно? Он защищал вас до последнего вздоха. Я не умею возвращать мертвых. Все, что я могу – дать подобие жизни. Но это ведь не то чего вы хотите.
Женщина низко наклонил голову, делая вид, будто укачивает ребенка.
– Если бы я мог, – продолжал Малыш, его детское личико исказилось невыразимым страданием. – Если бы я мог все вернуть…. Но я не могу. Пожалуйста, Тереза, не вините меня в том, чего исправить я уже не могу!
– Я не виню, – ответил Тереза вставая. Ее ребенок крепко спал на его руках. – Мне просто очень больно. Невыносимо больно до сих пор.
Малыш закрыл лицо руками. Слишком взрослое, совсем не детское лицо.
– Я помню, – глухо произнес он снова. – Я помню каждого. Я умирал с каждым из них. Я убивал их и умирал с ними вместе.
Анна опустилась рядом сыном на колени, сама не заметив, как преодолела полкомнаты.
– Все закончилось, мой милый. Мой Малыш. Тебе больше нет нужды делать то, что ты делал. Это не твоя вина, просто стечение обстоятельств.
Малыш прижался к ней всем телом так, чтобы между ними не было даже малейшего зазора. Он уткнулся носом куда-то в подмышку, и прошептал:
– Мне надо было умереть. Развоплотиться. Но даже такие, как я, хотят жить.
– Ты мог убить себя? – холодея от этой мысли, спросила Анна. – А теперь?
Малыш прижался еще теснее, и прошептал.
– Теперь меня можешь убить только ты. Нужно только приказать.
Анна подняла голову и столкнулась взглядом с Терезой. Та неуклюже наклонилася, придерживая спящего сына одной рукой, а другой несмело коснулсь макушки Малыша. Его точно ударило током.
– Прости, – произнес Тереза, неловко улыбаясь. – Когда болит у тебя, трудно поверить, что кто-то может страдать еще больше. И всегда хочется найти виноватого, даже если виновных и нет. Особенно – если нет.
Тягостную сцену прервал отец Ричарда. Он обратился к пожилой даме:
– А чем, мать, мы будем гостей кормить?
Прода от 24.08.2018, 20:34
Глава 12. Последнее испытание
Рассел кое-как пережил путешествие до своего нового места жительства на долгие годы. Мысль о том, что там, за тонкой, по сравнению с окружающим вакуумом, обшивкой их старенького транспортника, находятся тысячи опасностей космоса, была почти невыносима. Но все же он как-то пережил эти месяцы и ступил наконец на твердую почву своего нового, неуютного дома.
Психологи твердили что-то о запущенной фобии, о том, что это лечится, и что если бы Рассел обратился к медицине еще подростком, от его страхов не осталось бы и следа. И тогда вся жизнь его пошла по другому пути. Ненавидел бы он Анну в таком случае? Да что там, встретился бы он с ней вообще? Неважно.
Планета была ужасно неуютной – без атмосферы, безжизненная, но богатая редкими металлами и рудами. Большую часть населения представляли собой преступники. Свободных людей здесь было немного – охрана и геологи, руководившие добычей руд.
Рассел много работал и крепко спал. За дисциплиной здесь следили сурово, и общение между преступниками строго регламентировалось. Это было на руку Расселу. Его все устраивало, наказание свое он принимал со смирением. Исправить уже ничего невозможно, но, отбывая наказание, можно ни о чем не думать. Размеренное течение жизни было нарушено серией подземных толчков, разрушивших одно из ответвлений шахты. Умерло около двух десятков заключенных и трое охранников. Затем две недели недра планеты молчали, хотя геологи и инженеры выглядели настороженными. Впрочем, заключенными никто не собирался объяснять, что происходит.
Через несколько дней Рассела вызвал к себе комендант колонии поселения. Это был немолодой, исполосованный шрамами мужчина, бывший военный. Он знал всю подноготную Рассела лучше него самого, а потому не стал ходить вокруг да около и честно сказал:
– Геологи что-то нарушили в недрах планеты. Честно говоря, я не особенно в этом разбираюсь, господин Морган. Нам срочно требуется эвакуироваться, но из-за магнитной аномалии мы не можем выйти на связь с корветом, охраняющим подступы к планете.
Рассел кивнул. По лицам охраны можно было предположить что творится что-то ужасное.
– Что бы не соблазнять поселенцев, мы не держали на планете никакой техники, ни одного челнока, ни одного транспортника, на котором можно было бы выйти за пределы орбиты. Теперь эта предосторожность играет против нас.
Рассел снова кивнул. И что дальше?
– У нас есть один неисправный истребитель, – произнес комендант после непродолжительной паузы. – Вы сможете выйти за пределы магнитной аномалии, послать сигнал и… собственно все. Больше вы сделать ничего не успеете.
– Какой в этом смысл для меня?
– Никакого, – ответил он. – Вы все равно умрете. Вместе с нами, здесь. Или один, дав нам шанс на спасение. Нам никто не поможет. Челнок с корвета прибывает раз в месяц, и к тому времени спасать уже будет некого. Молчание в эфире тоже никого не насторожит – о аномалии всем известно.
– Вам известно, что за штурвалом истребителя я сидел в последний раз на экзамене? – спросил Рассел.
Комендант дернул испещренной шрамами щекой.
– Известно, – сказал он тихо. – Однако сейчас на планете вы единственный человек, кто хоть раз сидел за штурвалом истребителя.
Рассел усмехнулся, подумал, что будь здесь Анна, она уже мчалась бы к этому истребителю на всех парах… Затем, неожиданно для себя сказал:
– Я согласен.
Через четверть часа он уже шагал по подземному коридору в сторону ангара. Сопровождавшие его конвойные смотрели на него со смесью уважения и призрачной надежды. Прежде на Рассела так не смотрели. Некстати вспомнился первый и последний раз, когда он летел во флайере вместе с Анной в качестве пассажира. Тогда городом Анна летела дисциплинированно и ровно, не хуже программы автопилота. Поднявшись повыше, она о чем-то пошушукалась с сидящим рядом адмиралом Морганом, обернулась к Расселу:
– Ты не против, если мы немного пошалим?
Разве мог Рассел им помешать? Флайер швыряло туда-сюда, за мертвой петлей последовала «бочка», «кобра», «штопорная бочка», «атака гремлина», разнообразные виражи… И ко всему прочему Анна еще и запела. Как и многим людям, лишенным музыкального слуха, ей казалось, будто чем громче поешь, тем лучше.
Она выбрала песню из прогремевшего недавно мюзикла про летчика времен докосмической эры. Особую пикантность ситуации придавало то, что в конце каждого куплета лирический герой вопрошал: «Долечу или разобьюсь?». Сам сюжет мюзикла, который Расселу помнился достаточно смутно, тоже не вдохновлял: главный герой потерпел крушение в пустыне и сочинял для успокоения сказочки о мальчике, прилетевшем со звезд.
Какая ирония, подумалось Расселу, пока он шел между двумя конвойными на встречу глупой и героической смерти. Какая ирония, что тогда никто не мог подумать, что вскоре совсем к другому Авиатору прилетит совсем другой Маленький принц?
Наконец песня закончилась, и Анна выровняла флайер, обернулась и взглянула на Рассела. Глаза ее блестели от азарта, на лице играла сумасшедшая улыбка. Рассел нашел в себе силы криво улыбнуться в ответ.
Этот эпизод всегда бесил Рассела, но теперь он с удивлением понял, что улыбается, вспоминая свой страх, и то, как забавно звучал голос Анны, когда она громко и совершенно негармонично пела.
* * *
Анну и Ричарда уложили спать в разных спальнях. Сделано это было достаточно выразительно, мол, там, у себя, на корабле и своих планетах делайте что хотите, а у нас нравы строгие – мужчине и женщине, не являющимся друг другу супругами в одной постели делать нечего.
Малыш после ужина упоенно игравший детьми, попросился переночевать вместе с ними. Из детской долго еще раздавались сдавленные шепотки – дети делились с гостем своими нехитрыми секретами, рассказывали страшилки, расспрашивали Питера о его способностях. Малыш всегда легко находил общий язык с детьми. На счет этого Анна не беспокоилась. Рано или поздно люди научатся воспринимать его как доброго помощника. Малышу это было в радость – людская ненависть и боль глубоко ранила его, противореча заложенной в него программе.
За ужином Анна узнала об Отшельниках много нового и интересного. Узнала об их быте и философии. Пожалуй, попади она сюда подростком или появись здесь на свет, то сумела бы найти себя здесь. Жила бы простой жизнью трудяги, шила, вязала, пахтал масло и варила варенье. У нее гораздо раньше и не после таких потерь появился бы свой дом и свои дети…
Вот только в ее жизни не было бы полетов. Но что полеты? Теперь она их лишена. Но ведь не умерла же? Нашла новую цель в жизни. А так, он и не знала бы, чего лишена… Впрочем, что гадать, как бы все было бы, сложись его жизнь по-другому. Ведь в другой жизни не было бы ни Питера, ни Ричарда, ни их общих чудесных детей…
Ричард хотел зайти в спальню вслед за Анной, удостовериться, что из окна не дует, а постель достаточно удобна, и помочь ей распустить шнурки на ботинках и расстегнуть бархотку-нейростимулятор. Зарядить его здесь возможности не было, но они предусмотрительно взяли с собой запасной аккумулятор. В этом они оба почти не видели ничего интимного, всего лишь небольшая помощь.
Мама Ричарда, Мария, считала совершенно иначе. Она оттеснила сына и захлопнула дверь, не оставляя Анне возможности ретироваться. Женщины некоторое время молча смотрели друг на друга. Анна тут же достала из кармана свои разномастные четки и принялась их перебирать, думая о том, какой бусиной отметит путешествие на Эдем.
Она не боялась, и не испытывала неловкости, стоя перед матерью Ричарда – ее мнение мало что значило. Они могли никогда не увидеться – и ничего бы не изменилось. Первым тишину нарушила Мария.
– Я знала, что Ричард не останется с нами, – сказала она, грустно улыбаясь. – Знала, что ему здесь будет тесно. Наш мир не подходит для таких как вы и он.
– Мне нравится здесь, – ответила Анна. – Здесь безмятежно. Нет нужды думать о будущем. Тебе всегда укажут путь, всегда помогут.
– Здесь приходится тяжело трудиться.
– Труд меня никогда не пугал.
– И все же, – продолжила мать Ричарда, – если вы и думаете о жизни здесь, то, только о передышке после долгого пути. Цена, которую приходится платить за эту безмятежность, для вас слишком высока. Как и для моего сына. Вы не из тех людей, кому нужен поводырь.
Анна кивнула, ожидая продолжения. Не спрашивая разрешения, она опустилась на край деревянной кровати, покрытой лоскутным одеялом и принялся возиться со шнурками. Мария подошла ближе и, опустившись на корточки, положила левую ногу Анны себе на колено и принялась расшнуровывать шнурки. Анна смотрела на свою почти свекровь сверху вниз, ожидая, что она скажет. Мать Ричарда продолжала:
– Что вы можете дать моему сыну? Вы, лично? Если убрать ваши деньги, ваши… ваши… яйцеклетки, и ваши проблемы… что можете дать ему вы?
Анна расстегнула ошейник и потерла шею.
– Мою любовь? – насмешливо спросила она. Эти обвинения казались ей почти забавными. Разумеется, для каждого родителя его дети самые лучшие, их партнеры им в подметки не годятся. Некстати вспомнилась Алекса, образец свекрови такого типа…
– Но ведь и ее вы ему не дали! – ответила Мария, и поднялась. – Вы думаете это незаметно? Вы носитесь со своим горем, со своим неудачным браком, как дурак с писаной торбой, а он следит за каждым вашим шагом.
Анна почувствовала, как щеки предательски алеют.
– Неудачным браком? – переспросила она, чувствуя, как голос дрожит от злости. – Неудачным браком? Это вы называете неудавшимся браком? Кто вы такая, чтобы высказывать мне свое бесценное мнение?
– Я родила человека, которого вы говорите, что любите! А вместо любви вы только мучаете его.
Анна прижала холодные руки к пылающим щекам.
– Он сказал, что будет ждать столько, сколько потребуется…
Старуха кивнула:
– Он любит вас. Это неоспоримо. Но любите ли вы его настолько, чтобы отринуть свои страхи? Или он просто вам удобен? Как защитник, как помощник, как отец детей. Верный рыцарь для прекрасной девы, который всегда под рукой, всегда готов придти на помощь не ставя условий. Всегда под рукой, но не более?
Анна встала с постели, под босыми ногами приятно ощущался вязанный коврик.
– Мне понятно ваше мнение, спасибо, что сказали честно. Я устала. Спокойной ночи.
Мария неожиданно тепло улыбнулась. Она подошла совсем близко, обняла Анну, и поцеловал в щеку.
– Ну обижайся на старуху, милая. Но кто-то должен был сказать тебе, что ты топчешься на одном месте, а у меня, между прочим, диплом сексолога, правда пятидесятилетней давности. И немножко мудрости.
– Как же вы оказались здесь?
Женщина пожала плечами.
– Влюбилась. И, знаешь, ни о чем не жалею. У Готлиба характер не сахар, но сыновья у нас определенно удались! – она достала из корзины принесенной с собой какой-то сверток.
Развернула его, встряхнула. Запахло лавандой и незнакомыми, наверно местными, травами, и продолжила: – Это моя свадебная рубашка. Думаю, она подойдет тебе, хотя я и была тогда несколько полнее. Ну-ка, примерь!
Рубашка была чудесна и немного забавна, длинная, прямого покроя, с длинными рукавами и широким воротом, застегнутым на несколько пуговиц. Сшита она была из батиста и хлопка, и украшена ручной вышивкой. Мария помогла разобраться с застежками, подпоясал плетенным ремешком и спросил:
