Текст книги "Песнь демона"

Автор книги: Кэт Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Я скрестила пальцы.

Голос бабушки зазвучал веселее.

– Очень хорошо, милая. Тогда я сейчас перекушу с соседками и буду ждать тебя.

Я попрощалась с бабушкой и отключила громкую связь. Скажу честно и откровенно: в такие дни я жалею о том, что укус вампира не стер мою память окончательно и бесповоротно.

Все оказалось хуже, чем я ожидала. Намного хуже. Никак не думала, что изображение, передаваемое «мухой» из «Зверинца», окажется симпатичнее того, что происходило в обычной тюрьме. Я бывала в тюрьмах и раньше, но никогда у меня так часто не билось сердце и так не болела голова. Вопли заключенных женщин звучали как крики зверей. Прикосновения надзирателей, усаживающих меня за стол, были мне так противны, что захотелось броситься на них с оскаленными клыками.

Что за черт?

В молле я выпила две бутылочки калорийного коктейля и голода не испытывала. Я твердо настроилась на хорошее времяпрепровождение по пути к новой квартире бабушки в особом квартале для престарелых. Для меня было большим сюрпризом увидеть там Пили. Я познакомилась с ней на острове Безмятежности, легендарной родине тихоокеанских сирен. Пили была одной из главных пророчиц верховной королевы. Я не знала о том, что она решила уволиться и перебраться на материк. Я понятия не имела о том, что для сирен приемлемы такие понятия, как «уволиться» и «уйти на пенсию». Как бы то ни было, Пили и моя бабушка прекрасно поладили. Они играли в бридж и успели подружиться. Однако Пили посмотрела на меня с особой серьезностью, узнав о том, что мы собираемся навестить мою мать в тюрьме. Этот взгляд заставил меня занервничать. Пили – очень мощная ясновидящая, и такой взгляд был мне хорошо знаком. Мне частенько случалось видеть его у Вики и Эммы. Но Пили ничего не сказала, а я не стала допытываться. Возможно, она знала, что должно произойти. Потому что теперь мне хотелось с испуганным криком выбежать из комнаты для свиданий. Или убить кого-нибудь.

Отчаяние и панический страх. От этих ощущений у меня защипало кожу так, словно я несколько недель не мылась. На мне был красивый желтый джемпер, а мне хотелось чесаться, будто по мне ползали кусачие блохи. Даже бабушка заметила, что я сжимаю и разжимаю пальцы и часто дышу.

– Селия? В чем дело?

Она прикоснулась к моему плечу. Я вздрогнула. На меня обратили внимание охранники. Похоже, они приметили меня, как человека, в чем-то виноватого и страдающего из-за этого.

– Не знаю, – пробормотала я, покачала головой и огляделась по сторонам в поисках источника своих неприятных ощущений. Зал для свиданий представлял собой большое просторное помещение со стенами, выкрашенными бледно-персиковой краской, столами и мягкими стульями. Ничего здесь не было такого, что могло бы вызвать у меня такие чувства.

А потом в зал вошла мама, и мне стало ясно, из-за чего я так странно себя чувствую. Ее волосы висели, будто палки. Она сильно похудела, осунулась, щеки у нее запали. Но испуганно ахнуть меня заставили ее глаза. Они стали безжизненными и отстраненными. Взгляд, наполненный тысячелетней тоской. Я его хорошо знала, потому что порой смотрела такими глазами на себя из зеркала.

– Мама!

Я встала и пошла к ней навстречу. А она даже не посмотрела на меня. Я еще не успела поравняться с матерью, когда в зал ввели другую заключенную – женщину с косматыми желтыми дредами. Она прошла вперед, грубо оттолкнув мою мать. Мама, с которой рядом выросла я, ни за что не растерялась бы и хорошенько врезала бы любому, кто ее толкнул. А сейчас она пошатнулась и упала, ударившись о ближайший стол.

А потом одновременно произошли две вещи. Я бросилась к матери, чтобы помочь ей подняться, и температура в зале для свиданий упала градусов на тридцать. Все, кто присутствовал в этот момент в помещении, вздрогнули и начали оглядываться по сторонам. С губ у людей стали срываться облачка пара, окна запотели. Женщина, толкнувшая мою мать, внезапно оторвалась от пола. Кто-то невидимый отшвырнул ее на десяток футов через весь зал. Она рухнула грудой в углу, но проворно вскочила, ища взглядом обидчика. Никто из охранниц не подошел помочь ей, а та, которая стояла у двери, не без удовольствия наблюдала за тем, как она отряхивает свой оранжевый комбинезон.

Ясное дело: того, с кем следовало поквитаться, наглая баба не нашла, потому что призраки невидимы. С изумлением я поняла, что это не Вики, хотя энергии было истрачено немало. Призрак был гораздо более миниатюрен.

Мама встретилась со мной взглядом, и… ничего. Моя мать не узнавала меня. Ее взгляд напугал меня больше призрака, кружащего над нами. Ее словно заперли внутри себя. Я почувствовала ее страх и отчаяние. Они налетели на меня, как порыв ледяного ветра. Но ничто из этих чувств не отражалось в ее лице, в языке жестов.

– Айви? – прошептала я, помогая матери встать на ноги.

Лампы в светильниках мигнули один раз.

Желтоволосая баба, видимо, решила, что ее все-таки отшвырнула моя мать, потому что она решительно направилась в нашу сторону. Я была готова встать на ее пути, но невидимая сила снова отшвырнула ее в угол. И вновь никто не пришел ей на помощь, но на этот раз она злобно прищурилась и уставилась на мою мать – видимо, заподозрила, что та действует на нее телекинезом.

– Ты… охраняешьмаму?

Свет снова мигнул, и все посмотрели наверх и по сторонам. Ух ты. Я не знала, что Айви способна истратить так много энергии за один раз. Но теперь стало ясно, почему Вики толком не смогла объяснить мне, как дела у Айви. В тюремной обстановке дух моей покойной сестренки, судя по всему, выбивался из сил на каждом углу. С одной стороны, меня порадовало то, что рядом с моей матерью находится кто-то, кому можно доверять, но с другой – как ужасно было то, что маме явно требовалась помощь.

Я подвела маму к столу и усадила ее на стул. Бабушка, печально кивая головой, прикоснулась к руке дочери.

– Я хотела, чтобы ты увидела это, Селия. Не знаю, что с ней стряслось. Тут божатся, что не дают ей никаких лекарств, что никто ее не бьет. Но ты погляди на нее. Что они сотворили с моей девочкой?

В уголках глаз бабушки заблестели слезы. У меня тоже глаза заволокло слезами. Похоже, я понимала, что происходит, но это испугало меня больше, чем если бы мою мать кто-то бил. Я подвела пальцы под ее подбородок и повернула ее голову ко мне.

– С днем рождения, мама. Это я, Селия. Ты меня слышишь?

Я произносила слова вслух и одновременно отправляла их телепатически, в сознание матери. Но она молчала. Похоже, у нее в голове никого не было дома.

Взгляд матери был блуждающим, она смотрела куда-то в пространство, за мое плечо. А я устремила взгляд на мерцающее облачко под потолком.

– Может быть, кто-то причинил ей боль до того, как ты здесь оказалась? Ты здесь поэтому?

Флуоресцентные лампы под потолком мигнули раз… и еще раз.

Нет? Я недоуменно нахмурилась. В этот момент с другой стороны зала кто-то крикнул:

– Да почините вы чертов свет! У меня уже башка разболелась. Мигает и мигает!

– С кем ты разговариваешь, Селия? – спросила бабушка почти шепотом, будто боялась, что нас подслушивают.

– Это Айви, – ответила я с улыбкой так же тихо. – Она здесь и присматривает за мамой.

Я поняла, почему бабушка заговорила шепотом. Мы начали привлекать к себе излишнее внимание. Охранница, стоявшая у двери, шагнула ближе к нам, в нашу сторону повернулись две видеокамеры. А мне и так уже досталось от охраны на входе. Бледная кожа и клыки порядком напугали стражей порядка, хотя и приехала на встречу с матерью в разгар дня, при свете солнца, и благополучно миновала наружный и внутренний магический периметр. Я даже прошла испытание святой водой, и к моему запястью приложили распятие. Но, несмотря на это, охранники все равно психовали. А если теперь и дальше все будет идти в таком ключе, у меня было немало шансов оказаться в камере по соседству с матерью.

– Ох, детка, это не очень хорошо. Айви – ребенок. А здесь творится такое… чего бы ей не следовало видеть.

– Все нормально, бабуля. Она помогаетмаме. На самом деле она оберегает маму от других женщин. И я не думаю, что ей можно это запретить.

Я не стала говорить о том, что Айви и при жизни успела повидать много такого, чего ей видеть не следовало бы. После того как нас бросил отец, мама почти все время, пока мы были маленькие, пила, принимала наркотики и спала с кем попало.

В общем, я промолчала, встала и подошла к охраннице, стоявшей около двери.

– Прошу прощения. Скажите, как мне поговорить со здешним врачом или медсестрой? Мне кажется, что моя мать плохо реагирует на прописанные ей лекарства.

Я решила, что будет лучше сказать так, чем озвучить то, о чем я догадывалась. Скорее всего, моя мать страдала в тюрьме из-за своей сиренской крови. Здесь она не могла видеть океан. Решить эту проблему было не так-то просто. Но мне не хотелось публично заявлять о том, что в жилах моей матери течет сиренская кровь – особенно после суда надо мной, получившего большую огласку.

Охранница была средних лет, плечистая, темнокожая, с длинными волосами, собранными на затылке в пучок. Она была настолько ниже меня ростом, что ее глаза находились на уровне моей шеи, но я сразу поняла: она быстро покажет мне, кто в доме хозяин, если я перейду черту. Стоило ей разжать губы, и я виртуально переместилась из Калифорнии строго на юг от линии Мэйсона-Диксона. [7]7
  Линия Мэйсона-Диксона (англ.Mason-Dixon Line) – граница, проведенная в 1763–1767 годах английскими землемерами и астрономами Чарльзом Мэйсоном и Джеремайей Диксоном для разрешения длящегося почти век территориального спора между британскими колониями в Америке: Пенсильванией и Мэрилендом. Линия четко определила границы современных американских штатов Пенсильвания, Мэриленд, Делавэр и Западная Виргиния. До гражданской войны линия Мэйсона-Диксона служила символической границей между свободными штатами Севера и рабовладельческими штатами Юга.


[Закрыть]

– Остынь, – сурово посоветовала мне охранница. – Твоя мамочка начала это творить сама по себе. Все, что касается лекарств, в ее блоке контролирую лично я, и я гарантирую, что она не слопала ни одной таблетки. Но я тоже за нее тревожусь. Это место не для нее. Она сдает быстрее других. Я такого сроду не видела. Она словно тает на глазах и вот-вот присоединится к этой своей милой малютке на том свете.

Спокойствие охранницы и то, что она знала об Айви, испугало меня не на шутку.

– Вы видите призрака?

– Да, черт побери, вижу. Женщины в нашем роду – все до одной медиумы, еще со времен Северной Агрессии.

Признаться, я еще ни разу не слышала, чтобы так называли Гражданскую войну… правда, кажется, что-то такое нам говорили в университете.

– Вы-то, небось, видите искрящееся маленькое облачко, да?

Я кивнула.

– А я вижу худенькую малышку лет восьми с длинными волосами и грустными глазами. Но она очень решительная. Никому не даст в обиду свою мамочку. – Охранница кивком указала на бабу с желтыми дредами. – И я ей мешать не стану. В инструкции ничего не сказано про то, что я обязана мешать ангелу-хранителю охранять человека.

Несмотря на грубую речь, я была согласна с охранницей.

– Она много пила. Это могло как-то повлиять?

Охранница пожала плечами.

– По идее, за первую неделю весь алкоголь должен был выветриться. Я никогда не говорю «никогда», но я такого сроду не видела.

– А вы служите надзирательницей?..

– Уже двадцать три года. У меня за плечами две федеральные тюрьмы, две тюрьмы штата и вот теперь эта. Здесь лучше всего. Тут меньше всего отъявленных паршивок, кого бы из себя ни корчила наша Златовласка. – Охранница едва заметно зловеще усмехнулась. – Побывала на лопатках, засранка. Может, охолонет теперь. А мне весело глядеть, как ее отделывает эта девчушка. – Она покачала головой. – Вот только, к сожалению, я пока так и не поняла, что не так с твоей мамочкой. – Она устремила взгляд на мою мать. – Это место ее убивает, и я просто не знаю, кто бы с этим мог что-то поделать.

Я посмотрела на маму. Сердце разрывалось при виде ее осунувшегося лица и погасших глаз.

Глава 7

Лейтенант Роджерс, надзирательница из южного блока, пообещала отнести наши поздравительные открытки в камеру моей матери, когда та «будет лучше себя чувствовать». Потом я пообещала бабушке, что обязательно переговорю с начальником тюрьмы – сейчас его не было на месте, – и отвезла ее домой. Мы должны были добиться, чтобы для мамы что-то сделали. Для меня она, когда пила, была сродни нескончаемому геморрою, но уже лучше бы она пила, чем видеть ее такой.

Наконец я отправилась в Берчвудз – всего-то через час после того, как я позвонила Гвен и спросила, сможет ли она меня дождаться. Она согласилась подождать меня и даже не отчитала в завуалированной форме на предмет пунктуальности и уважения к чужому времени – а она это умела. Значит, дело и впрямь было серьезное.

Бормоча молитвы, я подъехала к пропускному пункту. Ворота охранял не кто иной, как Джерри.

Вот уж везет так везет.

Он открыл дверь своей будки и знаком велел мне остановиться. Я не разговаривала с Джерри со времен появления Эйрены. Я не сомневалась, что он будет хотя бы смущен. Джерри был в то время начальником охраны клиники, а потом, после суда, он меня люто возненавидел. Вдобавок его понизили в должности, и он опять стад простым постовым на воротах. Но может быть, если бы мы с ним оба сделали вид, что ничего не было, мы смогли бы снова поладить. Я, по крайней мере, была готова попробовать.

Я опустила стекло в дверце. Солнце клонилось к закату, но кожу еще покусывало. Я постаралась не высовываться, чтобы не обгореть.

– Добрый день, Джерри. Меня ждет доктор Тэлберт.

Последовала настолько долгая пауза, что я была вынуждена посмотреть Джерри в лицо. Он поджал губы и скрипнул зубами.

– Селия…

Он произнес мое имя таким тоном, что мне стало не по себе.

– Послушай, Джерри. Ты не должен извиняться. Я понимаю, что тобой манипулировали. Но это не было…

– Извиняться? – В этом слове было столько гнева, что я вздрогнула в испуге. Извиняться перед тобой? – Он понизил голос и прошипел: – Чертова ты вампирша. Дрянь бессмертная. Тебе сердце надо осиновым колом проткнуть и башку отрубить.

У меня челюсть отвисла.

– Никто мной не манипулировал. Я сам вызвался помочь тебя прикончить. И снова это сделаю, если выпадет такая возможность.

Ничего себе… Я не ослышалась?

– Ты только что угрожал мне убийством? Я могу добиться, чтобы тебя за это арестовали. Я не бессмертная. Просмотрят запись с камеры – и ты под судом.

Джерри с маниакальным злорадством оскалил зубы.

– А я отключил запись.

Я рывком распахнула дверцу, выскочила из машины и оттолкнула Джерри к двери караульной будки. Я навалилась на него с нечеловеческой силой, но при этом оказалась полностью открыта для солнечных лучей. Из-за этого я слегка вспотела, но солнцезащитный крем пока еще действовал. Джерри начал вырываться и ругаться, но без толку.

– Значит, я тебе кажусь мертвецом?

Я схватила и крепко сжала в руке массивный серебряный крест, который Джерри всегда носил поверх синего форменного галстука. Ни дыма, ни запаха горелой плоти. Ни боли – для меня. Джерри выпучил глаза. Я отпустила распятие и показала ему ладонь.

– Либо я все еще человек, которого просто сильно укусил вампир, либо ты – не истинно верующий…

Джерри не мог пошевелиться, поэтому я просунула руку в окошко караульной будки и нажала кнопку, с помощью которой открывались ворота. И как только створка отъехала в сторону, я мигом нырнула в машину. А когда я нажала на газ, Джерри еще вспоминал, как люди дышат.

– Советую тебе почаще читать Библию. Следуй одному золотому правилу: не рой другому яму, сам в нее попадешь. И поверь мне: если ты попытаешься исполнить свою угрозу, я тебе задницу надеру по-настоящему.

Мне хотелось оскалить клыки. Близился закат, и нервишки у меня начали шалить. Но у меня были планы получше, поэтому я не пошла на поводу у Джерри и не стала делать то, чего он от меня ждал. Я выжала педаль газа, и «Миата» успела проскочить в ворота, уже начавшие закрываться. Еще бы чуть-чуть, и я бы оцарапала любимую машину.

Гвен вышла из административного корпуса в тот самый момент, когда я с визгом тормозов остановила машину. Ее сопровождал охранник. Только теперь мне пришло в голову, что в отсутствие звука запись с видеокамеры могла выглядеть так, словно я напала на Джерри. Еще удивительно, что меня не встретил десяток охранников с винтовками и арбалетами, нацеленными на мое сердце. Но может быть, они просто где-то прятались?

Внутри у меня еще все кипело, но за время долгого подъема по извилистой подъездной дороге на холм я успела выпить бутылочку питательного коктейля. Я надеялась, что, утолив голод, буду выглядеть усталой, а не опасной. Гвен сердито скрестила руки на груди и нахмурилась.

– Будь так любезна, объясни, в чем дело.

Я не собиралась просить прощения за свое поведение. Плохим мальчиком тут была не я. Лучше того: я узнала мужчину, который вышел из корпуса вместе с Гвен. Это был местный «правдивец», Джесси Гарсиа. Он выслушает мой рассказ, потом выслушает рассказ Джерри, пустит в ход свою магическую интуицию, а затем доложит руководству охраны о том, что произошло на самом деле. Джесси был в десятки раз мощнее и точнее любого детектора лжи.

– Честно говоря, я решила, что разобралась с этой ситуацией неплохо, – сказала я и добавила: – Учитывая, что меня спровоцировали. За то, как он повел себя со мной, его следовало бы уволить или, по крайней мере, объявить ему выговор. Он мне угрожал. Грозил убийством. Мне стоит позвонить в департамент полиции.

– Он тебе угрожал?

Гвен изменилась в лице, ее плечи опустились. Она явно была изумлена.

Пока мы с ней шли к административному корпусу, я ей пересказала весь наш разговор с Джерри. Гвен вздрогнула, когда я дошла до слов Джерри о том, что он бы с радостью снова помог меня уничтожить. Она бросила взгляд на Джесси. Тот вздернул брови и поджал губы. Казалось, он пробует истинность моей истории на вкус.

После долгой паузы он кивнул.

– Я сейчас схожу к наружным воротам. Думаю, со мной следует отправить несколько вооруженных офицеров, мэм.

Гвен издала звук, настолько похожий на рычание, насколько может позволить себе женщина, возглавляющая крупную психиатрическую клинику. Затем она повернулась ко мне и произнесла громко, чтобы Джесси все слышал:

– Селия, от имени администрации и владельцев Берчвудз прими мои извинения за это… серьезное нарушение протокола. Заверяю тебя, этот охранник будет уволен.

Отчасти я была оскорблена и ранена, и меня порадовало то, что Джерри накажут. Но я вздохнула.

– Невозможно удержать людей от предубеждений. Добьешься только одного: они будут остерегаться высказывать вслух то, о чем думают на самом деле. Если вы его уволите, виновата в этом буду я, и он ни за что не успокоится, пока не уложит меня в могилу. Я ни разу не делала Джерри ничего плохого, и мне ужасно обидно из-за того, что я стала его врагом только из-за того, что на меня напал кровосос и чуть меня не прикончил. Просто жутко обидно.

Это я еще мягко сказала. Стычка с Джерри всколыхнула все чувства, которые я держала под замком со времени нападения вампира. В данный момент я была вампиром. Злобным. Бессмертным.

Проклятье.

Возможно, Гвен увидела это, заглянув мне в глаза. Я первой отвела взгляд.

– Я не против, – пробормотала я. – Приструните его. Задержите зарплату. Пусть немножко покусает собственный хвост. Но не увольняйте. Пожалуйста. Пусть у него останется такая работа, чтобы он был занят по уши, чтобы у него оставалось поменьше времени на размышления о том, как он проткнет осиновым колом мое сердце.

– Черт. А вы добрее меня, – вырвалось у Джесси. – Я бы ему хорошего пинка дал, а уж потом точно бы уволил.

Гвен положила руку мне на плечо. Надо отдать мне должное, я не вздрогнула.

– Селия Грейвз, ты удивительно повзрослела. Ты пережила тяжелую ситуацию и с честью вышла из нее. Единственно, что бы я тебе посоветовала: в дальнейшем избегай применения силы. Я последую твоему совету и сделаю так, чтобы Джерри знал: он остался на работе только благодаря твоему заступничеству. – Глаза Гвен сверкнули. С необычайным юмором она добавила: – Ему будет о чем подумать.

Джесси прыснул со смеху. Он явно был на моей стороне. Я надеялась, что все так и останется после его разговора с Джерри. Джесси направился к кабинету начальника службы безопасности. Видимо, для того чтобы собрать команду, с которой он хотел нанести визит Джерри.

Мы с Гвен пошли к ее кабинету по тихому коридору, где на полу лежал пушистый ковер. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

– Ну вот, я приехала. Что вы хотели мне сказать?

– Давай поговорим у меня кабинете. А пока давай отпустим наши мысли на волю.

Ах да. Я успела забыть про «отпускание мыслей на волю». Гвен всегда была поборницей идеи о том, что выводы и решения приходят к нам, если мы позволяем своему сознанию работать автономно, без влияния эмоций и намерений. В каком-то смысле она была права. Самые лучшие идеи ко мне приходили в «сумеречное» время, на грани бодрствования и сна. Именно в это время я порой находила решения проблем, терзавших меня весь день. У нас с Гвен бывали такие сеансы психотерапии, когда мы не делали ничего, а только смотрели на стены, молчали и лишь время от времени касались друг друга ладонями или пола ступнями, чтобы остаться «на земле».

Я запомнила один особый психологический прорыв, случившийся во время такого сеанса. Я пристально смотрела на картину в кабинете Гвен – натюрморт с изображением бутылки, стоявшей рядом с вазой с восковыми фруктами. В какое-то мгновение у меня вырвалась фраза, которая не дает мне покоя по сей день: «Мама ведь даже не понимает, что делает мне больно, да?»

Гвен ответила: «Нет, не понимает. Какие чувства у тебя это вызывает?»

С этого времени я осознала, что так же как бабушка, я влияю на поведение моей матери. Я никогда не говорила ей о том, что страдаю из-за ее пьянства. Я только молча злилась.

И я решила, что время сказать матери о моих чувствах.

Плохой шаг. Воспоминания о нем до сих пор преследовали меня. В своем роде это тоже было нечто вроде прорыва.

Некая маленькая частичка меня надеялась на то, что как только мама узнает, как мне больно, она сразу перестанет пить. Я верила, что я для нее важнее бутылки и что она выберет меня. Но этого не произошло. Я добилась только того, что напряженность между нами стала еще сильнее, потому что до этого момента мы обе обманывались насчет друг друга. Мать, судя по всему, считала, что я не имею ничего против ее пьянства. Как только она узнала, что это не так, мое осуждение начало ее смущать, и она стала пить тайком. В итоге мы отдалились друг от друга еще сильней, и эту отдаленность нам еще предстояло преодолеть.

Вот с такими веселыми мыслями я шла вместе с Гвен к ее кабинету. Войдя, я поразилась изменениям. Колористика осталась такой же, как при докторе Скотте, – светло-коричневый, похожий на цвет песка, и приглушенные оттенки зеленого и синего. Но Гвен передвинула письменный стол ближе к входной двери, а другую мебель переставила так, что обстановка стала более… расслабляющей. И картины на стенах теперь висели другие. Столь же дорогие и изысканные – но другие.

Гвен обошла вокруг письменного стола и села в офисное кресло, некогда принадлежавшее доктору Скотту. Джефф был крупным мужчиной, поэтому Гвен в его кресле показалась мне маленькой и хрупкой, как ребенок, решивший поиграть во взрослого и забравшийся в отцовский кабинет.

– Спасибо тебе, что приехала. И еще раз прости за то, как тебя встретили.

Я откинулась на спинку гостевого кресла, кивнула и пожала плечами.

– Не надо извиняться. Слыхала я слова и похуже и, наверное, еще не раз услышу. Уж лучше я узнаю, кто из моих друзей в беде. Вы знаете, я словом «друг» не бросаюсь, и вы, видимо, тоже.

– Да, ты права. С тобой я очень старательно выбираю слова. Я сказала, что речь идет о твоем друге. Так оно и есть. – Гвен склонилась к столу и с самым серьезным видом сложила руки. – Пару дней назад мне позвонил коллега по работе и выразил тревогу за одну из своих пациенток. Этот доктор знает, что я когда-то лечила тебя, и ему нужно лучше разобраться кое в чем, что он считает угрозой успеху терапии.

Курс психотерапии в данный момент проходили две мои подруги – Дона и Эмма. «Угроза успеху терапии» – это не шутки.

– О ком речь?

Гвен едва заметно поморщилась. Явно не хотела говорить.

– Как же я смогу помочь, если не узнаю, кого вы имеете в виду, Гвен?

Гвен зажмурилась и кивнула.

– Ты права, конечно. Речь идет о Доне. Судя по словам ее лечащего врача, дела у нее идут неплохо. Она может самостоятельно водить машину и от здания до машины добирается одна, без сопровождения.

Эти новости меня очень порадовали. Лилит напала на Дону, когда та шла к машине, поэтому именно в это время у нее могли возникать панические атаки.

– Отлично! Я так рада за нее. Но в чем же тогда проблема?

– К несчастью, она была дома одна, когда ты убивала Лилит. Дона в то время была связана с ней и ощутила ее гибель.

О черт…

– Я знаю, что она страдала. Хотите сказать, что она стала прислужницейЛилит?

Гвен зажмурилась и кивнула. Отношения повелителя и слуги у вампиров необычайно сильны. Если просто убить повелителя, не совершив обряда очищения над слугой, последний будет долго страдать. Я просто представить себе не могла, каково было Доне переживать это, не имея поблизости священника и вообще никого, кто бы мог ее утешить.

«Какая же я идиотка!» – подумала я. Нечего теперь было удивляться тому, что Дона пыталась покончить с собой. А мне и в голову не приходило спросить, была ли она укушена. Правда, и я о том, что Лилит на нее напала, узнала поздно, но все равно – могла бы спросить.

– Черт. Даже не знаю, чем тут помочь. А что говорит ее врач?

Гвен вдохнула, медленно выдохнула и принялась постукивать по столу кончиками ногтей, обработанных французским маникюром.

– Он считает, что в данный момент Доне не стоит жить одной. Страх одолевает ее именно тогда, когда она остается одна. Но она до сих пор очень недоверчива и даже не помышляет о компаньонке. Врач считает, что Доне стоит жить рядом с тем, к кому она давно испытывает доверие, – и при этом этот человек не должен быть ее кровным родственником.

Ну да. Это я очень хорошо поняла. Дона обожает свою родню, но все они помешаны на том, чтобы руководить ею. Хотят доступа ко всем аспектам ее жизни – от одежды, которую она покупает, до еды на ее тарелке. Каждое решение должно быть семейным.Моя сверхнезависимая подружка от своих родственников попросту сбежала.

В мои мысли ворвался голос Гвен.

– Возможно, ей стоило бы пожить рядом с кем-то вроде… тебя.

Меня?

– Вы только что сказали, что это я убила ее повелительницу. Разве жизнь под одной крышей со мной для нее – разумный выбор?

Гвен мягко улыбнулась.

– Ты освободилаее от ее повелительницы. А это не одно и то же, Селия. По всей видимости, Дона сказала своему психотерапевту, что ты – единственный человек на свете, кому она действительно доверяет. Именно поэтому она вернулась на работу в ваш офис еще до того, как врач счел, что она к этому готова. Единственное, что вызывает тревогу у доктора Дьюера, – не помешает ли переезд под одну крышу с Доной твоему курсу терапии и, что хуже того, не возникнут ли между вами созависимые отношения. То есть не займешь ли ты в сознании Доны место ее утраченной повелительницы.

Как первое, так и второе было чрезвычайно важно.

– Честно говоря, я не знаю, что сказать. То есть… конечно, какое-то время пожить вместе с Доной было бы здорово. Но мы с ней хорошо ладим потому, что не находимся рядом постоянно, с утра до ночи. Не могу предвидеть, что будет, если все изменится. – Я устало улыбнулась. – У меня не очень хороший анамнез в плане строительства долгосрочных отношений, как вы, наверное, помните.

Мы с Гвен дружно рассмеялись, но у меня смех получился немного нервный. Так все и было, и Гвен это отлично знала.

– Что ж, несмотря на твои отношения с родственниками и события личной жизни, у тебя есть крепкая компания друзей. Ты – верный товарищ, готова прийти на помощь, и, судя по тому что о тебе рассказывают, с тобой весело. Почему бы тебе не попробовать провести маленький эксперимент – ничего постоянного, к чему-то обязывающего. Можно отправиться куда-то на выходные, в какое-нибудь «девичье гнездышко». Остановитесь с Доной в одном номере отеля. Тебе и самой не помешает немного отдохнуть. И не думай, что я не заметила хирургическую повязку у тебя на плече.

Ой.

– Насчет этого…

Гвен отмахнулась.

– Мне не обязательно знать об этом. Если бы то было так важно, ты бы сразу об этом упомянула, а во время стычки с Джерри у наружных ворот повязка тебе вовсе не помешала. Но будь честна, Селия, – со мной и с самой собой. Когда у тебя в последний раз был настоящий отпуск?Не по работе, не для родственников – а настоящий отпуск?

Мне многое нравится в работе телохранителя, а в частности – возможность бывать в незнакомых местах и посещать особые мероприятия. И хотя в это время я работаю, оберегая своего клиента, я могу слушать музыку и знакомиться с интересными людьми. Но, с другой стороны…

– Наверно, это было тогда, когда Бруно повез меня к себе домой, чтобы познакомить с родней. Мы остановились в гостинице на Манхеттене и целых два дня осматривали достопримечательности.

Взгляд Гвен отразил искреннее удивление.

– Но это было несколько лет назад.

Я пожала плечами.

– Я люблю работать.

Гвен вздернула брови.

– Отдых пойдет тебе на пользу, как и Доне.

И тут Гвен склонила голову к плечу, и мне в глаза попали последние лучи закатного солнца.

Я почувствовала, что тени сгущаются. Самый первый закат после укуса вампира мне довелось пережить в этой комнате, и ничего веселого в этом не было. Теперь я гораздо лучше владела собой и все же ощутила, как напрягаются мои мышцы, готовясь к охоте за жертвой. Но мое человеческое сознание отказывалось повиноваться вампирскому инстинкту. Я вдруг заметила, что губы Гвен шевелятся – однако я не слышала ни звука.

– Пожалуйста, повторите последнюю фразу, – попросила я. – Я на миг отвлеклась, глядя на закат.

Мой голос зазвучал с хрипотцой, а на концах слов даже появилось еле заметное рычание.

– Я спросила, не беспокоит ли тебя закат и не стоит ли нам перейти в другое помещение.

– Нет. Не имеет никакого значения – вижу ли я, как садится солнце. Я ощущаю это до мозга костей, в крови. Понимаете, Гвен, в этом – часть моих проблем. Как я могу уйти в отпуск, когда стоит мне ослабить контроль над собой всего на секунду – и я превращаюсь в хищника? За последние несколько недель один кризис шел за другим.

Я не стала вдаваться в подробности. Гвен не была моим лечащим психотерапевтом. Она сама дала мне это понять очень ясно. Я отнеслась к этому с уважением и твердо решила на нее не давить, чтобы не ставить ее в такое положение, когда ей придется либо начать лечить меня, либо переживать из-за того, что она меня не лечит.

Гвен кивнула. Мои слова ее явно не обрадовали. Но, похоже, она меня поняла.

– Я надеюсь, ты хотя бы подумаешь о том, что я тебе сказала – ради Доны. Даже если ты не можешь себе позволить расслабиться, ты могла бы пожалеть подругу. Дай ей маленькую передышку. Ты права: я не учла вампирского компонента твоей жизни, когда предложила идею пожить под одной крышей. Но у меня такое впечатление, что ты потрясающе хорошо владеешь собой. Вот ты сейчас сидишь передо мной, и у тебя кожа светится, и глаза горят, но при этом ты разговариваешь разумно и участливо.