Текст книги "Ошибки, которые были допущены (но не мной). Почему мы оправдываем глупые убеждения, плохие решения и пагубные действия"

Автор книги: Кэрол Теврис

Соавторы: Эллиот Аронсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Подобные исследования позволили психологам усовершенствовать методы интервьюирования детей, так что они теперь могут помочь детям, подвергшимся жестокому обращению или сексуальным домогательствам, раскрыть, что с ними произошло, не внушая ложные воспоминания детям, которые не были жертвами насилия или домогательств. Ученые показали, что маленькие дети в возрасте до пяти лет часто не могут определить разницу между тем, что им рассказали, и тем, что в действительности с ними произошло. Если дошкольники, например, слышат взрослых, обменивающихся слухами о каком-то событии, многие из детей позже будут верить в то, будто это с ними самими произошло [143]  [143] Gabrielle F. Principe, Tomoe Kanaya, Stephen J. Ceci, and Mona Singh (2006), «Believing Is Seeing: How Rumors Can Engender False Memories in Preschoolers», Psychological Science, 17, pp. 243–248.


[Закрыть]. Самым важным результатом этих исследований было то, что они показали: если взрослые, уже убежденные в том, что ребенок подвергся сексуальным домогательствам, начинают интервью, их вопросы и мнение будут предвзятыми. В этом случае, когда ребенка просят рассказать, что с ним в действительности произошло, они готовы принять только то, что сами считают «правдой». Подобно Сьюзен Келли, которая никак не хотела принимать ответ «нет» ребенка, они считают, что «нет» означает отрицание правды, вытеснение истинных воспоминаний или боязнь рассказать правду. Ребенок никак не может убедить взрослого, что не подвергался сексуальным домогательствам.

Нам понятно, почему так много людей, подобных Сьюзен Келли, а также прокуроров и родителей спешили предположить самое худшее: никто не хочет, чтобы растлители малолетних разгуливали на свободе. Но ведь никто также не хочет способствовать обвинению невиновного взрослого. Сегодня, используя данные многолетних экспериментальных исследований детей, Национальный институт детского здоровья и развития и некоторые штаты, особенно Мичиган, разработали новые образцы протоколов для социальных работников, полицейских, следователей и других людей, которые интервьюируют детей [144]  [144] Debra A. Poole and Michael E. Lamb (1998), «Investigative Interviews of Children». Washington, DC: American Psychological Association. Их работа стала основой для создания новых форм и протоколов, разработанных специальной рабочей группой при губернаторе штата Мичиган, занимавшейся проблемами ювенальной юстиции (1998, 2004). См.: http://www.michigan.gov/documents/ FIA-Pub779_13054_7.pdf. Национальный институт детского здоровья и развития (NICHD) также разработал протокол для исследовательских интервью, который широко используется для исследований и оценок. Хороший обзор см. в: Debra А. Poole and Jason J. Dickinson (2005), «The Future of the Protocol Movement» (invited commentary), Child Abuse & Neglect, 29, pp. 1197–1202.


[Закрыть]. Эти протоколы подчеркивают опасность «ошибки подтверждения», инструктируют интервьюеров, как следует проверять гипотезу о возможных домогательствах, не предполагая заранее, что Они имели место. Эти руководства признают, что большинство детей с готовностью расскажут о реальных домогательствах, но некоторых нужно к лому подтолкнуть, они также предупреждают, что не следует использовать приемы интервьюирования, которые, как уже известно, приводят к ложным ответам.

Такое изменение некритической установки «верьте детям» на разумную: «поймите детей» отражает признание того, что специалистам по психотерапии следует в большей степени мыслить как ученым, а не как адвокатам, честно взвешивать и оценивать все доказательства и отдавать себе отчет в том, что, возможно, их подозрения необоснованные. Если они так не поступают, то не служат правосудию, а занимаются самооправданиями.

Наука, скептицизм и самооправдания

Когда Джудит Херман, известный психиатр, опубликовала в 1981 г. свою книгу «Инцест между отцом и дочерью» («Father-Daughrer Incest»), пациенты, описанные ею, очень хорошо помнили, что с ними произошло. В то время феминистки-клиницисты, подобные Херман, делали важную работу, привлекая внимание публики к проблемам изнасилований, сексуальных домогательств по отношению к детям, инцесту и домашнему насилию. Они не утверждали, что их клиенты вытеснили свои воспоминания – они говорили, что ставшие жертвами женщины сознательно решили молчать, потому что испытывали испуг и стыд, и не надеялись, что кто-то им поверит. В предметном указателе книги нет термина «вытеснение». Однако через десять лет Херман стала адвокатом теории «возвращенной памяти». Вот с чего начинается ее опубликованная в 1992 г. книга «Травма и выздоровление» («Trauma and Recovery»): «Обычная реакция на жестокости – вытеснение их из сознания». Каким образом Херман и другие опытные клиницисты изменили мнение: сначала они думали, что травмирующий опыт редко забывается, или никогда не забывается, а теперь стали полагать, что это «обычная» реакция? Ответ: постепенно, шаг за шагом.

Представьте, что вы – психотерапевт, искренне заботящийся о правах и безопасности женщин и детей. Вы себя считаете искусным и способным к состраданию практиком. Вы знаете, как трудно было добиться, чтобы политики и публика начали уделять серьезное внимание проблемам женщин и детей. Вы знаете, как трудно было женщинам, подвергавшимся насилию, решиться заговорить об этом. Теперь вы узнали о новом феномене: в процессе психотерапии женщины вдруг стали обретать воспоминания, которые были вытеснены из их сознания в течение всей их жизни, воспоминания об ужасных событиях. Эти случаи обсуждаются в телевизионных ток-шоу, на конференциях, в которых вы участвуете, в целом потоке книг, в том числе, в особенно популярной книге «Смелость для исцеления». Правда, авторы этой книги Эллен Басс и Лора Дейвис не обучались ни методам психотерапии, ни методам научных исследований, в чем они с готовностью признаются. «Ничто из представленного в этой книге не основывается на психологических теориях», – объясняет Басс в предисловии, но незнание психологии не помешало авторам назвать себя целителями и экспертами по сексуальным домогательствам, ссылаясь на опыт семинаров, которые они провели [145]  [145] Ellen Bass and Laura Davis (1998), «The Courage to Heal: A Guide for Women Survivors of Child Sexual Abuse». New York: Harper & Row, p. 18.


[Закрыть]. Они приводят список симптомов, каждый из которых, как они говорят, позволяет предположить, что женщина могла быть жертвой инцеста: она чувствует себя бессильной, и у нее отсутствует мотивация; у нее расстройства пищевого поведения или сексуальные проблемы; она чувствует, что с ней что-то «глубоко не так»; она чувствует, что ей нужно быть безупречной; она ощущает себя плохой, грязной или ей стыдно. Вы – психотерапевт, работающий с женщинами, у которых есть какие-тo из этих проблем. Следует ли вам предположить, что годы вытесненных из памяти воспоминаний об инцесте – это основная причина их проблем?

Вот вы стоите на вершине пирамиды, и вам нужно принять решение: то ли присоединиться к победному маршу с оркестром сторонников теории «возвращенной памяти», то ли остаться стоять на обочине. Большинство получивших профессиональное образование психотерапевтов были настроены скептически и не пошли за оркестром. Но многие психотерапевты-практики – по данным нескольких опросов от четверти до трети [146]  [146] В одном исследовании ученые изучали вероятностную выборку медицинских психологов, имеющих ученую степень, из Национального реестра практикующих медицинских психологов. Их спросили, как часто они используют те или иные методы психотерапии, особенно «для помощи клиентам в восстановлении воспоминания о сексуальных домогательствах», а именно: гипноз, возрастную регрессию, интерпретацию сновидений, направленное воображение, относящееся к ситуациям домогательств, и интерпретацию физических симптомов как доказательство домогательств. Чуть более 40 % психологов сообщили, что используют интерпретацию сновидений; около 30 % использовали гипноз; около 20 % возрастную регрессию. Примерно такой же процент опрошенных не одобрял использование этих методик, у остальных – не было определенного мнения. Debra A. Poole, D. Stephen Lindsay, Amina Memon, and Ray Bull (1995), «Psychotherapy and the Recovery of Memories of Childhood Sexual Abuse: U.S. and British Practitioners' Opinions, Practices, and Experiences», Journal of Consulting and Clinical Psychology, 63, pp. 426–437. Более недавние сходные исследования показали, что соотношение мнений не изменилось.


[Закрыть] – сделали этот первый шаг, и, учитывая замкнутый круг клинической практики, нам понятно, как легко это было для них. Большинство из них не было обучено здоровому научному скептицизму в духе «покажите мне ваши данные». Они не знали об «ошибке подтверждения», поэтому им было невдомек, что Басс и Дейвис видели доказательства инцеста в любых симптомах, которые демонстрировали женщины, и даже в том факте, что у них не было никаких симптомов. Они не понимали значимости контрольных групп, поэтому не задумывались о том, почему так много женщин, которые никогда не подвергались сексуальным домогательствам или насилию, тем не менее, страдают расстройствами пищевого поведения или ощущают бессилие и отсутствие мотивации [147]  [147] Представление о том, будто пережитые в детстве сексуальные домогательства являются ведущей причиной расстройств пищевого поведения, не подтверждено никакими эмпирическими данными, согласно мета-анализу основных исследований по этой проблеме. См.: Eric Stice (2002), «Risk and Maintenance Factors for Eating Pathology: A Meta-Analytic Review», Psychological Bulletin, 128, pp. 825–848.


[Закрыть]. Они не рассматривали другие причины (кроме инцеста), которые могли вызвать сексуальные проблемы у их женщин-клиентов.

Даже некоторые из скептически-настроенных практиков не хотели тормозить «победное шествие с оркестром» сторонников «возвращенных воспоминаний», критически высказавшись о своих коллегах или о женщинах, рассказывавших свои истории. Это вызывает психологический дискомфорт, диссонанс – понять, что некоторые из ваших коллег компрометируют репутацию вашей профессии, продвигая глупые или опасные идеи. Это вызывает неловкость и диссонанс – понять, что не все, что говорят женщины и дети – это правда, особенно после всех ваших усилий убедить женщин-жертв насилия не бояться заговорить об этом и заставить общество признать проблему жестокого обращения и сексуального насилия над Детьми. Некоторые психотерапевты опасались, что если публично Поставить под сомнение возможность «возвращения воспоминаний», то это может подорвать доверие к женщинам, которые подвергались сексуальным домогательствам или были изнасилованы. Были и люди, опасавшиеся, что критика движения за «возвращенные воспоминания» может быть использована как довод сексуальными хищниками и антифеминистами и окажет им моральную поддержку. Вначале они не подозревали, что может начаться общенациональная паника по поводу сексуальных домогательств и что невиновные люди пострадают, когда будут преследовать тех, кто на самом деле виновен. Тем не менее, сохраняя молчание, когда все это произошло, они начали соскальзывать вниз по грани пирамиды.

Сегодня некоторые психотерапевты-сторонники концепции «возвращенных воспоминаний» продолжают делать то, что они практиковали годами, помогая клиентам возвращать их «вытесненные воспоминания». (Большинство из них, однако, стали осторожнее, опасаясь судебных исков). Другие – тихо отказались от использования идеи вытесненных воспоминаний об инцесте как основного объяснения проблем их клиентов: оно просто вышло из моды, как произошло десятилетия тому назад с другими подобными объяснениями, такими как «зависть женщин к пенису», «фригидность» или «помешательства мужчин, вызванные мастурбациями». Они отказываются от одной моды, когда она теряет популярность, и увлекаются следующей, редко задумываясь о том, а куда теперь исчезли все эти случаи «вытесненных воспоминаний об инцесте». Они могли что-то краем уха слышать о полемике, связанной с этим методом терапии, но им проще продолжать делать то, что они делали всегда, возможно, добавив к этому какой-то новый модный метод терапии.

Но, без сомнений, самый сильный диссонанс пришлось пережить тем медицинским психологам и психиатрам, которые были инициаторами метода «возвращенных воспоминаний». У многих из них была впечатляющая репутация. Этот метод принес им славу и успех. Они были звездами, выступавшими на профессиональных конференциях. Их приглашали и приглашают как экспертов в суды, когда слушается дело о сексуальных домогательствах по отношению к ребенку или нужно оценить, насколько надежны и достоверны «возвращенные воспоминания» истца, и как мы видели, они обычно представляют свое заключение весьма уверенно. Когда научных доказательств их возможных ошибок становилось все больше, какова была вероятность того, что они их с готовностью примут и будут благодарны за то, что исследования памяти и свидетельских показаний детей могут им помочь улучшить их терапевтическую практику? Для этого им нужно было понять, что они на самом деле вредили тем женщинам и детям, которым пытались помочь. Было гораздо проще сохранить свои представления, отвергнув научные исследования как нечто, не имеющее отношения к клинической практике. Как только они делали этот первый шаг на пути самооправдания, они уже не могли вернуться назад, потому что это требовало от них огромных психологических усилий.

Сегодня, стоя у подножия пирамиды на расстоянии во много миль от своих ученых коллег-психологов, посвятив два десятилетия продвижению метода психотерапии, который Ричард Макнелли [148]  [148] Richard J. McNally (2005), «Troubles in Traumatology», The Canadian Journal of Psychiatry, 50, pp. 815–816. Это цитата на с. 815.


[Закрыть] называет «самой худшей катастрофой в сфере психотерапии со времен эры лоботомии [‡‡]  [‡‡] Нейрохирургическая операция, в ходе которой рассекаются ткани, соединяющие лобные доли мозга с его остальной частью. Широко практиковалась в США в 1950-е годы как средство, позволяющее избавить пациентов от галлюцинаций и бреда. – Примеч. пер.


[Закрыть]», – большинство клиницистов-приверженцев метода «возвращенных воспоминаний» остаются по-прежнему преданными этой ложной теории. Как же они ослабляют свой диссонанс?

Один из популярных методов – минимизировать серьезность проблемы и размер ущерба, нанесенного этим методом. Медицинский психолог Джон Бриэр, один из первых поддержавший терапевтический метод «возвращенных воспоминаний», наконец, признал на конференции, что в 1980-е гг., по крайней мере, в некоторых случаях психотерапевты проявили «чрезмерный энтузиазм», пытаясь без должных оснований «высасывать воспоминания из мозгов своих клиентов». Они допустили ошибки, но так случалось нечасто, поспешил он добавить. Ложные «возвращенные воспоминания» редки, сказал он – гораздо чаще возвращались истинные вытесненные воспоминания [149]  [149] Джон Бриэр сделал это заявление на 12-м международном конгрессе против насилия над детьми и невыполнения родительских обязанностей в 1998 г. в Окленде, Новая Зеландия. Его высказывания перепечатала газета New Zealand Herald, September 9, 1998. В статье, цитировавшей Бриэра, было сказано, что «отсутствие воспоминаний о домогательствах достаточно широко распространено, но нет данных, предполагающих, что ложные воспоминания о домогательствах широко распространены». См.: http://www.menz.org.nz/Casualties/1998%20newsletters/Oct7°2098.htm.


[Закрыть].

Другие психотерапевты снижали диссонанс, обвиняя жертву. Колин Росс, психиатр, который заработал славу и состояние, утверждая, что вытесненные воспоминания о пережитом пациентами сексуальном насилии вызывают у них синдром расщепления личности, в конечном итоге, согласился, что «внушаемые индивиды могут изобретать воспоминания при некорректном применении психотерапевтических методов». Но поскольку «нормальная человеческая память весьма подвержена ошибкам», он сделал вывод, что «ложные воспоминания нормальны с точки зрения биологии, и поэтому это не всегда вина терапевта». Терапевты не создают ложных воспоминаний у своих клиентов, потому что терапевты – это просто «консультанты» [150]  [150] Цитируется в: Pendergrast, «Victims of Memory», p. 567; примеч. 2.


[Закрыть]. Таким образом, если у клиента появились ложные воспоминания – это его или ее собственная вина.

Психотерапевты, наиболее преданные идеологии «возвращенных воспоминаний», пытались ослабить диссонанс, рекомендуя «казнить гонца». В конце 1990-х гг., когда психиатров и психотерапевтов обвиняли в судах в профессиональной некомпетентности и недопустимом давлении на клиентов в делах о якобы «возвращенных воспоминаниях», Д. Коридон Хэммонд советовал своим коллегам-клиницистам на конференции следующее: «Я думаю, настало время открыть сезон охоты на академических ученых и исследователей. В Соединенных Штатах и особенно в Канаде, ситуация дошла до крайности, и академические ученые заняли такую экстремистскую позицию в отношении „возвращенных воспоминаний“, что, я думаю, настало время для клиницистов подавать иски по поводу нарушения этики и должностной халатности против исследователей и редакторов журналов, большинство из которых, о чем стоит упомянуть, не имеют страховок, покрывающих ущерб от их непрофессиональных действий» [151]  [151] Хэммонд отметил эго в своей презентации «Исследование ложных воспоминаний о том, что не запомнилось: критика экспериментального гипноза и исследований памяти» на 14-м международном конгрессе по гипнозу и психосоматической медицине в Сан-Диего, июнь 1997 г. Аудиозапись выступления Хэммонда была получена у компании The Sound of Knowledge, Inc.


[Закрыть]. Некоторые психиатры и медицинские психологи последовали совету Хэммонда и стали посылать гневные письма исследователям и редакторам журналов с необоснованными обвинениями исследователей, изучавших память и свидетельские показания детей в якобы допущенных ими нарушениях, а также подавали иски, целью которых было препятствовать публикации критических статей и книг. Все эти усилия, однако, не смогли заставить ученых замолчать [152]  [152] Например, группа психиатров и других клинических экспертов обратилась в Министерство юстиции США с предложением принять закон, делающий противозаконными публикации выдержек из показаний детей в реальных судебных делах по поводу сексуальных домогательств в детских садах. Министерство отказалось. Издательству Basic Books угрожали судебными исками, если оно выпустит книгу Дебби Нейтан и Майкла Снедекера – Debbie Nathan and Michael Snedeker, «Satan's Silence» («Молчание сатаны»), рассказывающую об истерии в детских садах – издательство не поддалось шантажу. Американской психологической ассоциации (АРА) также угрожали судебным иском, если она опубликует книгу Стивена Сиси и Мэгги Брак – Stephen Ceci and Maggie Bruck's «Jeopardy in the Courtroom» («Опасность в зале суда»); АРА отложила публикацию на несколько месяцев. Информация получена в личной беседе с исследователями.


[Закрыть].

Последний способ уменьшения диссонанса: игнорировать все научные исследования, объявив их элементом кампании по дискредитации жертв, подвергшихся в детстве сексуальным домогательствам или инцесту. Заключительная часть третьего издания книги «Смелость для исцеления» называется: «Чтить истину: Ответ на кампанию по дискредитации». В этой книге нет раздела под названием: «Чтить истину: Мы допустили ряд серьезных ошибок» [153]  [153] В предисловии к третьему изданию своей книги «The Courage to Heal» (p. 14), Басс и Дейвис ответили на научную критику своей книги и упреки в том, что они не проходили профессиональное обучение: «Нас как авторов критиковали за то, что у нас нет академических дипломов. Но вам не нужна научная степень для того, чтобы внимательно и сочувственно выслушивать другого человека». Это верно, но мы надеемся, что, как мы показали в этой главе, обучение научным методам может уберечь всех преисполненных благих намерений и сочувственных слушателей от необоснованных и невероятных выводов, особенно, если эти выводы могут привести к трагическим последствиям. Авторы не попытались исправить ошибки, допущенные ими в первом издании, не говоря уже о том, чтобы предостеречь пациентов: если ваш психотерапевт оказывает на вас давление, чтобы вы вспомнили о сексуальных домогательствах – найдите другого психотерапевта. И, о да, для третьего издания книги они побеседовали с «небольшим количеством» женщин, которые сначала думали, что они подвергались сексуальным домогательствам, но вместо этого обнаружили, что причина их боли – «эмоциональные унижения» или другие детские травмы. Насколько нам известно, ни Басс, ни Дейвис никогда не признавались, что были неправы в своих первоначальных утверждениях о памяти и травмах. По данным сайта, Лора Дейвис подхватила новую модную тенденцию и теперь выступает за примирение семей, распавшихся из-за обвинений в сексуальных домогательствах.


[Закрыть].

* * *

Среди психотерапевтов, использовавших метод «возвращенной памяти», почти нет таких, кто признал, что был не прав. Конечно, они могут бояться судебных исков. Но на примере тех немногих, кто публично признал свои ошибки, мы видим, какие усилия нужны, чтобы высвободить их из защитного кокона самооправданий. Линде росс потребовалось выйти за пределы закрытого цикла частных психотерапевтических сеансов и заставить себя лично общаться с родителями, чья жизнь была разрушена из-за обвинений, выдвинутых против них их дочерями. Один из ее клиентов привел ее на встречу с обвиненными родителями. Росс вдруг поняла, что история, которая казалась дикой, но возможной, когда ее клиентка рассказывала се во время психотерапевтического сеанса, теперь представляется абсолютно фантастической, потому что десяток других заполнивших комнату людей рассказывает похожие истории. «Я так поддерживала женщин и их вытесненные воспоминания, – говорила она, – но я никогда не задумывалась о том, что переживали их родители. Теперь я слышала, как абсолютно нелепо все это звучит. Одна пожилая пара представилась, и жена рассказала мне, как их дочь обвинила ее мужа в убийстве трех человек… Боль на лицах этих родителей была так очевидна. И единственной причиной этого было то, что их дочь прошла терапию [для возвращения воспоминаний]. В тот день я не могла гордиться своей профессией».

После той встречи, говорила Росс, она часто просыпалась посреди ночи «испытывая ужас и боль», когда ее кокон начал раскрываться. Ее тревожили возможные судебные иски против нее, но большую часть времени она «просто думала о тех матерях и отцах, которые хотели вернуть своих детей». Она звонила своим бывшим клиентам, пытаясь устранить нанесенный им ею ущерб, и изменила свой психотерапевтический метод. В интервью радиостанции Национальное общественное радио (NPR) в программе «Эта американская жизнь» («This American Life») Росс рассказала ведущей Аликс Шпигель, как сопровождала одну из своих клиенток на встречу с родителями этой женщины, чей дом был разобран полицией, пытавшейся найти спрятанное мертвое тело, о котором их дочь «вспомнила» во время сеанса психотерапии [154]  [154] National Public Radio's «This American Life», episode 215, aired June 16, 2002.


[Закрыть]. Тело не было обнаружено, как и подземная камера пыток в детском саду Макмартин. «Итак, у меня появилась возможность рассказать им о моей роли в этом, – рассказывала Росс. – И сказать им, что я понимаю: нм очень трудно простить меня, и, возможно, они меня так и не простят, но я понимаю, насколько мне необходимо их прощение».

В конце интервью Аликс Шпигель сказала: «Очень трудно найти других практикующих психотерапевтов, которые, как Линда Росс, решились бы публично рассказать о своем опыте, признать свою вину и сделать попытку разобраться, как это могло произойти. Как это ни странно, эксперты за редким исключением хранят молчание».

Глава 5. Закон и беспорядок

«Я думаю, это очень трудно для любого прокурора [признать свои ошибки и] сказать: „Ах, мы отняли у этого парня 25 лет жизни. Пора положить этому конец“».

Дейл М. Рубин, адвокат Томаса Ли Голдстайна

Томас Ли Голдстайн, студент университета, в прошлом – морской пехотинец, был осужден в 1980 г. за убийство, которого он не совершал, и провел следующие 25 лет в тюрьме. Его единственным преступлением было то, что он оказался в неудачном месте и в неудачное время. Хотя он жил неподалеку от жертвы убийства, полиция не обнаружила никаких физических улик, связывающих Голдстайна с преступлением: оружия, отпечатков пальцев или крови. У него не было мотива. Он был осужден на основе свидетельских показаний сидевшего в тюрьме полицейского информатора, с невероятным именем Эдвард Финк (fink означает «доносчик» – примеч. пер.), о том, что Голдстайн признался ему в совершенном им преступлении, когда они сидели в одной камере. Финка 35 раз арестовывала полиция, и он отбыл три срока за уголовные преступления, кроме того, Финк был героиновым наркоманом и уже выступал свидетелем по десяти разным делам (тюремный консультант описывал Финка как «притворщика, который обращается с фактами так, будто они резиновые»). Финк лгал под присягой, отрицая, что ему уменьшили тюремный срок в обмен на его свидетельские показания. В этом деле у обвинения был, кроме Финка, только один другой свидетель, Лоран Кэмпбелл, опознавший Голдстайна как убийцу после того как полиция солгала ему, будто Голдстайн не прошел тест на детекторе лжи. Ни один из пяти Остальных свидетелей-очевидцев преступления не опознал Голдстайна, а четверо из них сказали, что убийца был «темнокожим или мексиканцем». Кэмпбелл также позже отказался от своих показаний, заявив, что он «слишком старался помочь полицейским», говоря им то, что они хотели услышать. Но было уже слишком поздно. Голдстайна приговорили к 27 годам тюремного заключения за убийство.

За то время, пока Голдстайн сидел в тюрьме, пять федеральных судей согласились с тем, что обвинение лишило Голдстайна его права на справедливое рассмотрение дела, не сообщив защите о своей сделке с Финкам, тем не менее Голдстайна не освободили. Наконец, в феврале 2004 г. судья Верховного суда штата Калифорния отменил приговор «во имя восстановления справедливости», сославшись на отсутствие доказательств вины обвиняемого и «злокачественный характер рассмотрения дела», основанного на лжесвидетельстве профессионального доносчика. Даже тогда офис окружного прокурора Лос-Анджелеса отказался признать, что они допустили ошибку. Через несколько часов они подготовили новые обвинения против Голдстайна, установили сумму залога в 1 млн. долларов и объявили что будет повторное судебное расследования убийства. «Я абсолютно уверен, что мы нашли нужного парня», – заявил заместитель окружного прокурора Патрик Конноли. Два месяца спустя офис окружного прокурора признал, что не обладает доказательствами вины Голдстайна, и освободил его.

* * *

Вечером 19 апреля 1989 г. женщина, которую стали называть «джоггером из Центрального парка» была жестоко изнасилована и до смерти избита. Полиция быстро арестовала пять темнокожих и латиноамериканских подростков из Гарлема, которые «хулиганили» в парке, нападая на посетителей парка и избивая их. Полиция не без оснований видела в них подозреваемых в нападении на женщину-джоггера. Они поместили подростков в камеру предварительного заключения и подвергли их интенсивному допросу, продолжавшемуся от 14 до 30 часов. Юноши, которым было от 14 до 16 лет, наконец, сознались в преступлении, но они не просто признали свою вину: они сообщили отвратительные подробности того, что они делали. Один юноша показал, как стащил шорты с женщины-джоггера. Другой рассказал, что разрезал ножом ее футболку, и о том, как один из них несколько раз ударил женщину по голове камнем. Еще один выразил раскаяние за «первое в его жизни изнасилование», сказав, что его заставили так поступить другие парни и что он обещает больше так никогда не поступать. Хотя не было никаких физических улик, связывающих подростков с преступлением – совпадений спермы, крови или ДНК, их признания убедили полицию, присяжных, судебных медицинских экспертов и публику в том, что злоумышленники пойманы. Миллионер-девелопер Дональд Трамп потратил 80 000 $ на рекламу, призывающую вынести подросткам смертный приговор [155]  [155] Timothy Sullivan (1992), «Unequal Verdicts: The Central Park Jogger Trials». New York: American Lawyer Books/Simon & Schuster.


[Закрыть].

И все же подростки были невиновны. Через 13 лет преступник-рецидивист по имени Матиас Рейес, сидевший в тюрьме за три случая изнасилования и грабежа и за один случай изнасилования и убийства, признался, что это он и никто другой совершил преступление в Центральном парке. Он рассказал детали, о которых никто, кроме него, не знал, а анализ его ДНК показал, что она идентична ДНК в сперме, найденной в половых органах и на носке жертвы. Офис окружного прокурора Манхэттена, возглавляемый Робертом М. Моргентау, вел расследование почти год и не обнаружил никакой связи между Рейесом и осужденными подростками. В итоге офис окружного прокурора поддержал требование защиты снять обвинение с подростков, и в 2002 г. это было сделано. Но против решения Моргентау яростно протестовали бывшие прокуроры, прежде работавшие в этом окружном офисе, а также офицеры полиции, которые были причастны к первоначальному расследованию, так и не поверившие в невиновность подростков [156]  [156] Рейес признался в убийстве и изнасиловании, потому что случайно встретил в тюрьме одного из осужденных по этому делу Хэри Вайса и, очевидно, почувствовал себя виновным в том, что тот незаслуженно попал в тюрьму. Позже он сообщил тюремным властям, что совершил преступление, за которое ошибочно осудили других, и было назначено повторное расследование. Steven A. Drizin and Richard A. I.eo (2004), «The Problem of False Confessions in the Post-DNA World», North Carolina Law Review, 82. pp. 891-1008; p. 899.


[Закрыть]. В конце концов, ведь подростки сознались.

В 1932 г. профессор права Йельского университета Эдвин Борчард опубликовал книгу «Осуждение невиновного: 65 реальных ошибок криминальной юстиции» («Convicting the Innocent: Sixty-five Actual Errors of Criminal Justice»). Из 65 дел, расследованных Борчардом, в восьми случаях обвиняемые были осуждены за убийства, несмотря на то, что позже выяснилось, что их предполагаемые жертвы были живы. Вы, возможно, подумали, что это могло быть расценено как убедительное доказательство серьезных ошибок, допущенных полицией и прокуратурой, тем не менее, один из прокуроров сказал Борчарду: «Невинных людей никогда не обвиняют. Не беспокойтесь об этом, этого никогда не случается… Это физически невозможно».

Потом появились исследования ДНК. Начиная с 1989 г. – первого года, когда тестирование ДНК привело к освобождению невиновного заключенного, публике много раз представляли доказательства того, что осуждение невиновных происходило гораздо чаще, чем мы опасались. Фонд The Innocence Project («Проект „Невиновность“»), основанный Барри Шеком и Питером Дж. Нойфелдом, ведет на своем вебсайте информационную базу с данными о сотнях мужчин и женщин, посаженных в тюрьму за убийства или изнасилования, а потом оправданных – чаще всего с помощью анализа ДНК, но также и с помощью других доказательств, таких как выявление ошибок в опознании подозреваемых свидетелями [157]  [157] СМ.: www.innocenceproject.org and Barry Scheck, Peter Neufeld, and Jim Dwyer (2000), «Actual Innocence». New York: Doubleday.


[Закрыть]. Реабилитация приговоренных к смертной казни, конечно, привлекает наибольшее внимание публики, но тревожит и огромное количество ошибочных Приговоров за менее серьезные преступления. По результатам представительного исследования криминальных дел, в которых обвиняемый был неоспоримо оправдан, профессор права Сэмюель Р. Гросс и его сотрудники заключили, что «…если мы рассмотрим приговоры к тюремному заключению так же тщательно, как рассматриваются смертные приговоры, то выяснится, что за последние 15 лет по таким делам следовало отменить 28 500 приговоров, а не 255, как произошло в реальности» [158]  [158] Выделено в оригинале. Samuel R. Gross et al. (2004), «Exonerations in the United States, 1989 through 2003», http://www.mindfully.org/Reform/2004Prison-Exonerations-Gross19apr04.htm. Это исследование было потом опубликовано в юридическом журнале: Samuel R. Gross, Kristen Jacoby, Daniel J. Matheson, Nicholas Montgomery, and Sujata Patil (2005), «Exonerations in the United States, 1989 through 2003», Journal of Criminal Law and Criminology, 95, pp. 523ff.


[Закрыть].

Это тревожная диссонантная информация для каждого, кто хочет верить, что система правосудия работает. Разрешить такой диссонанс достаточно трудно и для обычного гражданина, но, если вы участник правоохранительной системы, ваша мотивация оправдать подобные ошибки, не говоря уже о ваших собственных ошибках, будет запредельной. Социальный психолог Ричард Офши, эксперт по психологии ложных признаний, однажды заметил, что обвинение невиновного человека – это одна из «худших профессиональных ошибок, которую вы можете совершить – то же самое, что для хирурга ампутировать не ту руку» [159]  [159] Процитировано в: Richard Jerome, «Suspect Confessions», The New York Times Magazine, August 13, 1995, pp. 28–31; цитата: с. 31.


[Закрыть].

Предположим, вам представили доказательства, что вы ампутировали не ту руку: что вы послали невиновного человека в тюрьму. Что вы сделаете? Вашим первым побуждением будет отрицать вашу ошибку, и причина очевидна: желание сохранить вашу работу и защитить свою репутацию, а также – репутацию коллег. Кроме того, если вы выпустили на свободу кого-то, кто потом совершит тяжкое преступление, или освободите невиновного, но ошибочно заключенного в тюрьму за тяжкое преступление, например, педофилию – разгневанная публика может резко осудить вас за это, так как вы «проявили неоправданную мягкость в борьбе с преступностью» [160]  [160] Daniel S. Medwed (2004), «The Zeal Deal: Prosecutorial Resistance to Post-Conviction Claims of Innocence», Boston University Law Review, 84, p. 125. Медвед анализирует институциональную культуру многих офисов прокуроров, затрудняющую дня прокуроров признание и исправление своих ошибок.


[Закрыть]. У вас будет много подобных внешних стимулов, чтобы отрицать свои ошибку, но у вас есть еще более важный внутренний мотив: вы хотите считать себя честным и компетентным человеком, который никогда не обвинит невиновного.

Но как вы можете считать, что обвинили того, кого следует, столкнувшись с новыми доказательствами его невиновности? Потому что вы убеждаете себя, что эти новые доказательства – неубедительные. Посмотрите: это ведь плохой парень, даже если он не совершал это конкретное преступление, то он, несомненно, совершил какое-то другое. Альтернативное объяснение, что вы послали невиновного человека в тюрьму на 15 лет – настолько не соответствует вашим представлениям о вашей компетентности, что вы используете разные интеллектуальные уловки, чтобы убедить себя в том, будто вы никак не могли допустить подобный промах.

После каждого случая освобождения по результатам анализа ДНК невиновных людей, проведших годы в тюрьме, публика может легко узнать об интеллектуальных махинациях прокуроров, полицейских и судей, занятых устранением своих диссонансов. Одна из их стратегий – утверждать, будто большинство из этих случаев – вовсе не ошибочные обвинения, а ошибочные оправдания: то, что заключенного освободили, вовсе не означает, что он или она невиновны. А, если этот человек действительно невиновен – что же, это позор, но ошибочные обвинения чрезвычайно редки, и это разумная цена за ту замечательную систему, которая уже создана и действует. Реальная проблема заключается в том, что слишком много преступников остаются безнаказанными, используя процедурные лазейки, или избегают справедливого наказания, потому что они достаточно богаты, чтобы нанять команду высокооплачиваемых адвокатов. Как сформулировал Джошуа Маркис, окружной прокурор из штата Орегон, одновременно принявший на себя роль профессионального защитника сложившейся системы криминальной юстиции: «Американцам следует гораздо больше беспокоиться об ошибочно освобожденных, чем об ошибочно осужденных» [161]  [161] Joshua Marquis, «The Innocent and the Shammed», The New York Times op-ed, January 26, 2006.


[Закрыть]. Когда независимый Центр общественной честности (Center for Public Integrity) опубликовал свой отчет о 2012 документированных должностных преступлениях и случаях халатности прокуроров, результатом которых были ошибочные обвинения и решения суда, Маркис отмахнулся от этих цифр и вывода отчета о том, что проблема приобрела «масштаб эпидемии». «Истина в том, что подобные случаи носят эпизодический характер, – писал он, – и эти случаи происходят слишком редко, чтобы заслуживать внимания, как судов, так и СМИ».

Когда происходят ошибки или случаи халатности, добавляет Маркие, у системы есть много процедур самокоррекции, чтобы их немедленно исправить. В реальности, если мы станем вмешиваться в систему, чтобы внести коррективы, с целью уменьшения доли ошибочных обвинений, это приведет к тому, что мы станем освобождать слишком много виновных людей. Это заявление отражает извращенную логику самооправданий. Ведь, когда невиновного человека ошибочно обвиняют – настоящий виновник спокойно ходит по улицам. «Среди представителей юридической профессии, – утверждает Маркие, – прокурор единственный, кто служит только истине, даже если это означает опровержение его собственной позиции по Данному делу» [162]  [162] «Harmful Error: Investigating America's Local Prosecutors», публикация Центра общественной честности, лето 2003 г., сообщает о проведенном ими анализе 11 452 случаев апелляций, поданных судьями против нарушений, допущенных прокурорами, по всей стране. Центр дал Маркису возможность отреагировать на «эти несколько случаев», «правда в том, что…», с. 110. http://www. publicintegrity.org.


[Закрыть]. Эти замечательные, снижающие диссонанс сантименты в гораздо большей степени обнаруживают скрытые проблемы чем об этом догадывается Маркис. В точности из-за того, что прокуроры верят, что они раскрывают истину, они не отказываются от собственной позиции, когда это необходимо, поскольку благодаря самооправданиям, их очень редко посещает мысль о том, что это следовало бы сделать.

Совсем не обязательно быть неразборчивым в средствах и коррумпированным окружным прокурором, чтобы так думать. Роб Уорден, исполнительный директор Центра несправедливых обвинений школы права при Северо-западном университете, наблюдал, как работает диссонанс у прокуроров, которых он считает «по существу хорошими» и честными людьми, стремящимися поступать правильно. Когда был оправдан один из обвиняемых, Джек О’Мэлли, который был прокурором в этом деле, повторял раз за разом Уордену: «Как такое может быть? Как такое может случиться?». Уорден рассказывает: «Он не мог этого принять. Он не понимал. Действительно, не понимал. А Джек О’Мэлли – хороший человек». Однако прокуроры не могут отказаться от того, чтобы воспринимать себя и полицейских исключительно как «хороших парней», а обвиняемых – как «плохих парней». «Вы включаетесь в систему, – говорит Уорден, – и вы становитесь очень циничными. Люди лгут вам везде и всегда. Потом у вас появляется версия преступления, и она приводит к тому, что мы называем „туннельным зрением“. Проходят годы, и появляются неопровержимые доказательства того, что парень был невиновным. И вы сидите здесь и думаете: „Погодите минутку. Или эти неопровержимые доказательства неверны, или я допустил ошибку – но я не мог ошибиться, потому что я – хороший парень“. Это психологический феномен, и я его вижу снова и снова» [163]  [163] Цитируется в: Mike Miner, «Why Can't They Admit They Were Wrong?», Chicago Reader, August 1, 2003.


[Закрыть].